_ 13. Влияние неподвижимости и обширности землевладения на возникновение грундбуха.

- Развитие его начал в Германии с XVII столетия. - Указ Фридриха I от 28 сентября 1693 года. Ипотечный и Конкурсный устав 1722 года и начало записи по местонахоэждению имения. Первые формуляры вотчинной книги. - Конкурсные правила 3 апреля 1748 г. - Ипотечный устав 4 августа 1750 г.

_ 13. История вотчинной регистрации отметила факт, неоднократно служивший исходным аргументом противников грундбуха, именно, что для него благоприятную почву представляют страны с крупным и неподвижным землевладением. Защищая мнимые выгоды своей системы, французские юристы отделывались от обязательности следовать германским началам тем, что видели в них отражение феодального земельного строя. Доля правды в этом взгляде состоит в том, что родиной грундбуха является Пруссия, и что подобные ему формы возникли в других соседних немецких землях, т. е. в таких странах, где идеи всеобщего равенства весьма поздно пробили себе дорогу, где отмена крепостного права последовала лишь в начале XIX столетия, и где сравнительно недавно начали действовать социально-юридические факторы, неминуемо приводящие к дроблению землевладения. Государство, в котором еще не пошатнулся земельный строй, могущий быть, охарактеризован названием "помещичьего строя", имеет постоянную, готовую единицу, к которой нетрудно свести земельную запись: понятие имения представляется настолько ясным; предмет его охватывает настолько крупную часть не только поверхности земли, но и соединенных с нею разнообразных отношений местного населения; притом эта единица представляет из себя такое постоянное, почти не колеблющееся мерило, что естественно должна родиться среди такого государственного строя мысль - приурочить все сделки и их регистрацию к руководящему началу "обособленного имения."

Осуществление этой мысли содержится в системе прусского грундбуха, развитие которого, как института именно национального, шло параллельно с первых шагов прусской государственности до наших дней,

Уже в 1693 году (28 сентября) появился указ Фридриха I, который требовал для городов Берлина и Кельна провести регистрацию всех недвижимостей и обязывал - все правооснования владения этими недвижимостями представить к записи, грозя недействительностью этих актов, в случае не внесения. Вместе с тем требовалась обязательная запись всех ипотек, даже законных; так что их старшинство должно было считаться со дня записи, а вещный характер и обязательность для третьих лиц - также лишь с этого дня. Через 2 года, появился еще дополнительный королевский указ, отменивший действие так называемых "квазипубличных залогов " (pignora quasi-publica), коим известная конституция императора Льва (L. 11 С. 8, 18.) придавала силу равную ингроссированным ипотекам.

Несмотря на то, что закон Фридриха I от 28 сентября 1693 года не получил практического осуществления, тем не менее появление этих начал еще в ХVII столетии весьма знаменательно и свидетельствует о том, что прусские законодатели сразу наметили три начала, содержащие в себе все будущее ипотечное развитие: идея грундбуха налицо; остается лишь провести ее на деле. Правооснования к приобретению вещных прав - должны быть признаны со дня записи. Наконец, падение квазипубличных (т. е. формально совершенных, но не опубликованных) сделок является тем неизбежным первым шагом, который должен был предшествовать всякому дальнейшему прогрессу.

Следующий шаг привел с собою прусский "Ипотечный и Конкурсный Устав 1722 года, коим впервые установлено неизвестное римскому праву начало местной записи, т. е. опубликование сделки лишь в судебных книгах того округа, где лежит имение. Мы уже имели случай указать, что год издания этого устава совпадает с Комиссориальным решением 1717 года, установившим тоже начало в Курляндии. Таким образом, в эти годы созрела, по-видимому, одновременно в разных местах, та существенная идея, что наибольшая публичность достигается исключительно местной регистрацией, идея без которой не могло организоваться единство вотчинной книги.

Тот же Устав 1722 впервые установил для записи каждой недвижимости готовый формуляр, содержащий уже все принципы, ныне лежащие в основании прусских земельных книг. На отдельном листе, посвященном одной недвижимости, теснятся графы, с заголовками, в которых последовательно перечисляются: указание имущества и его принадлежности, название собственника и его правооснование, обременения, ипотеки и их погашения Предполагалось, что каждый суд должен завести у себя полную вотчинную книгу для своего округа, с занесением в нее, не дожидаясь никаких заявлений, всех существующих имений. Конечно, это в то время оказалось еще неосуществимым, так как самые большие города и центральные учреждения не имели еще подготовленных чиновников, каковые появились лишь полвека спустя, в царствование Фридриха Великого. Кроме того, самое дело требовало такого громадного труда, который могли накопить только усилия многих поколений.

Целый ряд немаловажных законов свидетельствует о той заботе, которую прусские законодатели обращали на ипотечное дело в течение XVIII века, вплоть до издания Общего Земского Уложения 1794 года. Эти узаконения обнаруживают некоторое колебание в отношении признания юридических последствий записи. Так, например, конкурсные правила 3 апреля 1748 г. (изданные уже при Фридрихе Великом), резко отменяют значение записи для ипотек, которые под этим непременным условием сохраняют свое место (Ш класс по удовлетворению, вместо VII), в случае конкурса. С другой стороны, "Ипотечный Устав," изданный 4 августа 1750 года, (сначала для Силезии, а потом распространенный на остальные части Пруссии), придерживается направления, вредящего развитию ипотечной записи и клонящегося к отрицанию публичной достоверности ипотечных книг. По "Ипотечному Уставу" 1750 г. запись сама по себе не в силах обеспечить окончательные и бесповоротные права за приобретателем, положившим свою веру в ипотечную книгу. Он должен сверх того убедиться в том, что нет никакого юридического порока или сомнения в правооснованиях того лица, которое уже записано в книге и передает ему свои права. Такая обеспеченность против всяких дальнейших споров могла быть только в случае состоявшегося публичного торга, или предшествовавшего вызывного производства с утратой прав не явившихся вступщиков. Это отвращение к признанию материального значения записи самой по себе - носит в себе следы взглядов римского права и объясняется преобладающим влиянием канцлера Фридриха I, романиста Кокцея, в руках которого был начатый труд кодификации прусского гражданского права. Исходя из понятий традиционных и школьных. он относился вовсе недоброжелательно к ипотечным началам и склонен был принизить их до значения простых канцелярских форы, остающихся без влияния на возникновение, изменение или прекращение материальных прав. С точки зрения таких чисто римских начал, в случае покупки, право собственности могло переходить лишь со дня традиции; т. е. с передачею имущества. Современное право склонно, по отношению к этому вопросу, провести резкое различие между движимым и недвижимым имуществом, сохраняя начало традиции для первого, требуя записи для второго. Поэтому, с точки зрения именно современных идей, прусский ипотечный Устав 1750 года, казалось, отступал назад от выраженных уже раньше тем же законодательством начал.