§ 5. СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ УЧЕНИЯ О СОСТАВЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ

Перечисленные социологические критерии степени об­щественной опасности преступления, позволяющей отли­чить его от проступка или социально нейтрального дей­ствия, являются объективными предпосылками всех эле­ментов состава преступления, определяемого уголовным законом. Как указывается в ст. 7 УК РСФСР, «преступ­лением признается предусмотренное уголовным законом

64

общественно опасное деяние '(действие или бездействие}, посягающее на общественный строй СССР, его полити­ческую и экономическую системы, социалистическую соб­ственность, личность, .политические, трудовые, имущест­венные и другие права и свободы граждан, а равно иное, посягающие на социалистический правопорядок общест­венно опасное деяние, предусмотренное уголовным зако­ном.

Не является преступлением действие или бездействие, хотя формально и содержащее признаки какого-либо дея­ния, предусмотренного Особенной частью настоящего Ко­декса, но в силу малозначительности не представляющее общественной опасности».

Сопоставление определения преступления, данного со­ветским уголовным законом, с социологическим опреде­лением, которое было сформулировано К. Марксом и Ф. Энгельсом в «Немецкой идеологии» и процитировано выше, позволяет заключить, что эта юридическая дефи­ниция по существу представляет собой перевод на язык права того, что выработано марксистской социологией.

Субъектом преступления может быть лишь лицо, спо­собное сознавать характер своих действий. Насколько при этом реально достигнутое соответствует желаемому и пла­нировавшемуся,— это другой вопрос, ответ на который определен многими моментами субъективного (уровень развития индивида, характер имеющихся у него средств и орудий, его знания, способности и т. п.) и объективно­го (характеристика физической и социальной среды, в ко­торой приходится действовать преступнику, в частности, эффективность профилактической деятельности правоох­ранительных органов) порядка.

В свете изложенного не нуждается в объяснении, по­чему не является преступником лицо, которое во время совершения общественно опасного деяния находилось в состоянии невменяемости, т. е., по определению совет­ского уголовного закона, «не могло отдавать себе отчета в своих действиях или руководить ими вследствие хрони­ческой душевной болезни, временного расстройства ду­шевной деятельности, слабоумия или иного болезненного состояния» (см. ст. 11 УК РСФСР и соответствующие статьи УК других союзных республик).

Законодатель исходит из того, что «человек только в том случае несет полную ответственность за свои поступ­ки, если он совершил их, обладая полной свободой во­ли»19, и поэтому, последовательно проводя такую линию,

5 Заказ 6295          65

исключает возможность оценки как преступных действий/ которые   хотя и подпадают под признаки деяния, предус­мотренного Особенной частью Уголовного кодекса, но со­вершены  в  состоянии  крайней 'Необходимости  или  необ­ходимой обороны   (см. ст.ст.  13 и 14 УК РСФСР).

Установление уголовной ответственности за соверше­ние преступления по неосторожности (т. е., как устанав­ливается ст. 9 УК РСФСР, в случаях, когда лицо, его совершившее, предвидело возможность наступления об-* щественно опасных последствий своего действия или без­действия, но легкомысленно рассчитывало на их предот­вращение либо яе предвидело возможности наступления таких последствий, хотя должно было и могло их пред­видеть)— явление сравнительно позднее и связано с не-, обходим остью повышения индивидуальной дисциплины по­ведения в условиях усложнения -коллективного бытия лю­дей. Будучи промежуточным звеном между ответствен­ностью за умышленные действия, совершаемые при «пол­ной свободе воли», и освобождением от ответственности за действия, совершаемые невменяемым или лицом, на­ходящимся в состоянии необходимой обороны или край­ней необходимости, ответственность за преступления по неосторожности лишь уточняет, но отнюдь не отменяет общего правила.

В свою очередь различия в степени интенсивности дей­ствия как одного из критериев его "общественной опаснос­ти обусловили возникновение таких уголовно-правовых институтов, как приготовление -к преступлению и покуше­ние на преступление (см. ст. 15 УК РСФСР). Естественно, что в преобладающем большинстве случаев наказание за приготовление к преступлению и покушение на него наз­начается ниже, чем за совершение оконченного преступ­ления.

То же обстоятельство, что субъект преступления, по определению К. Маркса и Ф. Энгельса, •— изолированный индивид, как правило, влечет за собой повышение ответ­ственности за общественно опасное деяние, совершенное совместно двумя или более лицами. При этом большую общественную опасность представляют собой устойчивые объединения (например, банда). Однако и здесь речь идет не о том, что коллектив становится субъектом преступ­ления, а лишь о повышенной общественной опасности со­вершения преступления в соучастии.

Социологическое и юридическое значение института соучастия заключается и в том, чтобы обосновать уголов-

66

ную ответственность лиц, которые, не будучи исполните­лями преступления, вместе с тем умышленно способст­вовали своими действиями его совершению иным лицом или иными лицами. Определению степени прикосновеннос­ти « преступлению и соучастия в нем служит различная степень интенсивности действия каждого из соучастников как мера его индивидуальной общественной опасности (исполнитель, организатор, подстрекатель, пособник—ви­ды соучастия, заранее не обещанное укрывательство и не­донесение о достоверно известном готовящемся или со­вершенном преступлении — виды прикосновенности, уста­навливаемые ст.ст. 17, 18 и 19 УК РСФСР)20.

Наконец, само собой разумеется, что оконченным прес­тупление будет тогда, когда его объекту — общественным отношениям — причинен какой-либо вред. Действия, не посягающие на общественные отношения, с социологичес­кой точки зрения преступными не являются. Однако юри­дическая оценка здесь не совпадает с социологической. По действующему закону, покушение с негодными сред­ствами, когда субъект использует для достижения преступ­ных целей такие средства, которые по своим свойствам объективно не могут достигнуть желаемого результата (например, выстрел холостым зарядом из огнестрельного оружия), и покушение на негодный объект, когда субъект направляет свои действия на отсутствующий предмет или предмет, -который по своим свойствам не может быть из­менен в соответствии с преступной целью (например, выстрел с целью убийства в труп), по общему правилу, должны влечь за собой уголовную ответственность на тех же основаниях, как и за обычное покушение (ст. 15 УК РСФСР и соответствующие статьи УК других союзных республик). Юристы обосновывают это тем, что «негод­ное покушение общественно опасно, так как оно вообще основывается на знании реально существующих связей между явлениями, на представлении о закономерном на­ступлении от действий виновного преступного результата при наличии тех условий, которые предполагались умыс­лом субъекта»21. Иными словами, с точки зрения юриста, негодное покушение как действие общественно опасно потому, что социально опасно лицо, его совершающее.

На аналогичных позициях стоит судебная практика. Так, Президиум Верховного Суда РСФСР по делу С. Указал, что «покушение с негодными средствами, по об­щему правилу, влечет уголовную ответственность, так как такие действия представляют общественную опасность.

67

Только в редких случаях негодное покушение не влечет уголовной ответственности (когда оно ... в силу малозна­чительности, а также в силу суеверия или явного неве­жества субъекта, пытавшегося посредством сверхъестест­венных сил причинить кому-либо вред, расценивается как своеобразное обнаружение умысла, что ненаказуемо)»22.

Тем не менее ни обоснование уголовной ответственнос­ти за негодное покушение теорией, ни ее обоснование Вер­ховным Судом РСФСР прямо не связаны с определением преступления советским уголовным законом, считающим, что таковым является лишь общественно опасное деяние, реально посягающее на социалистический правопорядок. Целесообразно поэтому, на наш взгляд, чтобы проблема ответственности за негодное покушение получила прямое разрешение в действующем уголовном законодательстве.

Изложенное дает основание для вывода о том, что в целом юридические определения элементов состава прес­тупления имеют под собой социальные предпосылки и являются результатом познания законодателем преступ­ления как социального факта.