§ 2. ИССЛЕДОВАНИЕ ПРЕСТУПНОСТИ И ЕЕ ПРИЧИН РУССКИМИ УЧЕНЫМИ, ПРИМЫКАВШИМИ ПО СВОИМ ПОЛИТИЧЕСКИМ ВЗГЛЯДАМ К ЛИБЕРАЛЬНОМУ И МОНАРХИЧЕСКОМУ НАПРАВЛЕНИЯМ

Совершенно другой подход к изучению причин преступности мы видим в многочисленных криминологических и уголовно-статистических работах того времени, авторы которых по своим политическим взглядам примыкали к либеральному и тем более к мо-

Анучин Е. Исследование о проценте сосланных в Сибирь в период  1827— Ш6 гг. Спб„ 1873, с. 104.

121

нархическому направлению. Как мы уже упоминали, огромное значение они придавали климатическим, географическим, возрастным и другим факторам преступности, не подчеркивая особо важной роли экономических причин. Наиболее серьезными являются исследования И. Орлова, А. Хвостова и И. Вильсона. Так, первые два автора в статье «Материалы для уголовной статистики России» анализируют официально опубликованные статистические данные о преступности за 1856—1858 гг. Установив рост числа подсудимых и осужденных, они пишут: «Причины преступности следует искать, как нам кажется, как в свойствах самой местности, так равно в составе народонаселения, в степени нравственного, а отчасти и материального благосостояния жителей»28.

После этого положения авторы переходят к анализу показателей преступности по отдельным губерниям, утверждая, что «большее или меньшее совершение преступлений в тех или других губерниях происходит от разных причин, и ни одна не может служить единственным объяснением»29.

Не выделяя основной причины преступности, определяющей ее движение во всех губерниях, авторы намечают десятки причин применительно к специфическим особенностям различных губерний. Они скользят по поверхности явлений, не видя их корней. Так, говоря о большом коэффициенте преступности в губерниях., примыкающих к Сибири, как например, Пермской, авторы разъясняют, что «причины такого явления мы легко найдем в географическом положении и в самом составе населения, ибо по смежности этой губернии с Сибирью она служит бежавшим ссыльным местом для бродяжничания и совершения новых преступлений. Сверх того, в состав населения ее входят башкирцы, мещеряки, татары и другие, магометанские и языческие племена, у которых при совершенном невежестве склонность к воровству составляет как бы наследственный порок»30.

Как видим, отмеченные причины являются описательными, не разъясняющими суть дела, скажем, вопроса о том, почему число ссыльных в Сибирь все время увеличивается? В приведенных словах нельзя не увидеть отпечатка явного презрения барина - - великоруса к различным «инородцам» как к грязным дикарям н врожденным преступникам, что характерно для любых шовинистов. А между тем, как известно из обширных этнографических материалов, многие «дикари» отличались исключительной частностью, не входящей ни в какое сравнение с «цивилизованными» европейцами. Естественно, дело не во врожденных качествах, а, выражаясь словами П. Ткачева, в устройстве экономического и социального быта. Объясняя большое абсолютное и относительное число преступлений в столичных губерниях, они писали, что

28 Орлов  И.,  Хвостов А. Материалы  для  уголовной  статистики  России «Журнал министерства юстиции», I860, Л» 10, с. 46.

:9 Там же, с. 58.

30 Орлов И., Хвостов А. Указ, соч., с. 61.

122

роскошь, праздность, желание жить выше средств, дороговизна на жизненные припасы и «малое развитие брачной жизни в столицах и в многочисленных городах» всегда сопровождаются большим числом уголовных дел в этих местностях. «Между людьми, являющимися в большие города для приискания себе работы, находится немалое число и таких, которые по недостатку познаний и по привычке к праздности, упорному и постоянному труду предпочитают хотя и преступный, но зато более легкий способ приобретения средств к жизни. Вот главнейшая 'причина большого числа преступлений в С.-Петербургской и Московской губерниях»31.

Подобные рассуждения в духе дворянина-обывателя не могут идти ни в какое сравнение с исследованием причин преступности, проводимым П. Ткачевым и М. Филипповым. Любопытно, что .И. Орлов и А. Хвостов, с печалью отмечая распад «патриархальных» крепостнических отношений, полагают, что «старый строй государственности вполне обеспечивал нужды и потребности простолюдинов». Одновременно, понимая необходимость «некоторого» изменения старых порядков, они ратуют за такое изменение, которое не «подорвало бы естественные интересы и виды высших сословий общества», что, в свою очередь, может «подорвать корни жизни и других сословий».

Любопытно напомнить, что в статье «Очерк уголовной статистики Англии» И. Хвостов с негодованием отмечал разорение и нищету преобладающего числа населения этой страны, а отсюда падение нравственности и рост преступности в Англии. Иначе он подходит к исследованию причин преступности в России, где политические интересы заставляют его не забывать «о видах высших сословий». Выступая против предложений представителей революционно-демократического направления, некоторые авторы «с печалью» отмечали, что «многое идет так, как не должно идти», а это влечет «к безнравственности, к увеличению нужд и потребностей». Исследование И. Орлова и А. Хвостова проникнуто духом шовинизма и антисемитизма, презрения к широким народным массам.

Если И. Орлов и А. Хвостов могут быть отнесены по своим политическим взглядам к представителям монархического направления, то И. Вильсон является выразителем идей буржуазного либерализма. В своей работе он подвергает анализу статистические материалы о преступности государственных крестьян за 1847—1856 гг., т. е. крестьян, «прикрепленных к земле», принадлежащих не частным владельцам-помещикам, а государству, составляющих в то время более трети населения всей страны (18 млн. человек). Он рассматривает подсудимых - - государственных крестьян --по различным признакам: половым, возрастным, в разрезе отдельных губерний и т. п., пытаясь выяснить, в чем же основная причина преступности этой части населения.

81 Там же.

123

Находясь под влиянием Кетле, И. Вильсон считает, что на характер и силу преступности могут действовать причины или влияния постоянные и случайные, временные. «Влияния постоянные, основные заключаются в физических свойствах народа... как например, в поле, возрасте, племенном происхождении и т. п., а отсюда и в нравственных качествах»32.

Таким образом, основная, постоянная причина преступности коренится, по мнению И. Вильсона, в биологических особенностях людей, определяющих якобы их нравственные качества. Это находит свое подтверждение в «весьма распространенной преступности отдельных народностей, как-то: цыган, калмыков и др., хо-

00

тя, естественно, и среди них встречаются честные люди»1".

Подобные рассуждения в духе А. Кетле как бы предвосхищают объяснения причин преступности сторонниками реакционной биологической теории уголовного права, появившейся позднее в Западной Европе. Но к чести И. Вильсона он не ограничивается только этим.

«Менее постоянные, не основные условия преступности заключаются в экономическом положении народа и в особенностях государственной организации, особенно в условиях судопроизводства и законодательства... К условиям же временным могут относиться такие явления в быту народа, которые возникают, так сказать, случайно... К этим условиям должны быть причислены урожаи и неурожаи, промышленные кризисы, войны...»34.

В этих высказываниях все поставлено на голову: «Экономическое положение народа и особенности государственной организации», обусловленные данным способом производства, принимаются автором за «не основные причины преступности». «Урожаи и неурожаи, промышленные кризисы, войны», неизбежные при данном способе производства, считаются причинами «случайными или временными». После сформулирования вышеприведенных положений своего исследования И. Вильсон высказывает ряд важных и интересных соображений уголовно-статистического характера о необходимости, например, четкой группировки преступности, вычисления обобщающих показателей для сравнения осужденных по различным губерниям. Подобные соображения, безусловно, способствовали дальнейшему развитию основных методических приемов, необходимых для всякого криминологического исследования. Затем он выясняет влияние отдельных факторов пола, возраста, местности, времени года и пр. -- на движение и характер преступности.

Исследования  И.  Вильсона  как бы  предвосхищают многочис-

32 В и л ь с о н   И.   Уголовная   статистика   государственных   крестьян   по

за десятилетие  1-847—1856 гг.— Материалы для  статистики  России, собираемые  по   ведомству   министерства   государственных   имущесгв,   вып.   VI-   Спб., 1871, с. 4. 4 Там же, с. 74.

3-1 Там же, с. 4.

124

ленные работы  сторонников теории факторов  преступности,     появившейся  15—25 лет спустя во всех капиталистических странах.

Следует отметить, что в работе И. Вильсона наряду с неверными исходными позициями встречаются прогрессивные мысли. Объясняя, например, большой рост преступлений среди государственных крестьян в годы Крымской войны 1853—1855 гг., он пишет: «Увеличение судившихся в период войны, особенно за преступления против имущества и доходов казны, объясняется тягостями для народа, вызванными войной в добавление к его и так тяжелой жизни...»35.

Справедливо указание И. Вильсона на причины значительно меньшей преступности женщин по сравнению с мужчинами (число подсудимых женщин по отношению ко всем подсудимым было равно в 1856 г. 6,5%). «Из этого не следует, что женщины нравственнее мужчины - - исключительной причиной означенной разницы в численности преступлений нельзя признать отличие пола как естественного, физиологического элемента, а более те социальные условия, которые соединены с половыми отличиями. Женщина совершает реже, чем мужчина, преступления против собственности не потому, что в ней сильнее чувство уважения к собственности, а потому, что большинство женщин, находясь в экономической зависимости от мужчин, не встречает необходимости совершать такие преступления. На мужчине лежит тягость отбывания повинностей, добывание средств к жизни семьи, следовательно, крайность гнетущей нужды, что, к сожалению, частое явление среди наших податных сословий. Это и толкает его на преступление... Главным образом под влиянием пола нужно разуметь влияние известных общественных условий, соединенных с положением женщины как члена общества»36.

Подобные рассуждения И. Вильсона противоречат его исходным позициям об обусловленности преступности преимущественно биологическими особенностями. Небезынтересно отметить высказывания И. Вильсона о «благотворном влиянии реформ, проведенных мудрой верховной властью на участь народную», что якобы должно привести к снижению преступности. Все эти высказывания типичны для либерала того времени, который не прочь заняться умеренным просветительством, легко покритиковать «деспотические явления», посетовать над судьбой «меньшого брата» и в то же время боится революционных требований демократов. Говоря о том, что основной причиной преступности в царской. России был сам дворянско-буржуазный строй, нетерпимые жизненные условия широких трудящихся масс, следует напомнить, что конкретный показ этих нетерпимых жизненных условий, страшной картины нищеты и бесправия крестьян и рабочих отразил К. Флеровский (В. В. Берви) в книге «Положение рабоче-

В и ль сон И. Указ, соч., с. 91. ' Там же, с. 29, 30

125

то класса в России»37. В ней, основываясь на громадном фактическом и статистическом материале, автор с большой силой показал жуткое положение народа, произвол эксплуататорских классов, специфические особенности русских хищников-капиталистов типа артамоновых и разуваевых, дал критику помещичьего землевладения. Н. Флеровский -- один из первых -- всесторонне исследовал экономическое положение страны и пришел к правильному выводу о том, что остатки крепостничества, огромные налоги, гнет и эксплуатация являлись основной причиной, а господствующие классы - - главными виновниками нищеты трудящихся масс и отсталости России. Надо отметить, что работа Н. Флеров-ского сыграла большую роль и для объективного исследования причин преступности; она с огромной убедительностью показывала тот «социальный фон», ту социально-экономическую обстановку, которая имела криминогенный характер и не могла не рождать преступность. Н. Флеровский являлся одним из представителей русского утопического социализма, ошибочно полагая, что переход к социализму можно осуществить через крестьянскую общину путем проведения ряда реформ: выкупа крестьянами помещичьих земель, введения обязательного бесплатного обучения и пр. Напомним, что К. Маркс изучал по книге Н. Флеровского •(Берви В. В.) русский язык и ценил ее очень высоко, критикуя •одновременно автора за его народнические взгляды. Ссылки на работу Н. Флеровского (Берви В. В.) мы находим также в трудах В. И. Ленина. Таким образом, книга Н. Флеровского (Берта В. В.) показала все стороны преступного дворянско-буржуаз-ного строя России, выявила положение рабочих и крестьян, кото рые были вынуждены «нарушать закон». Н. Флеровский (Берви В. В.) как утопист серьезно считал, что «рабство должно уступить место равенству между трудом и капиталом, товариществу между работниками и капиталистом»38. Но многие читатели, особенно стоящие на позициях революционного демократизма, а в дальнейшем на марксистско-ленинских позициях, приходили после знакомства с книгой Н. Флеровского к единственно правильному выводу о том, что только ликвидация дворянско-ібуржуазного государства приведет к ликвидации всех его пороков, в том числе л преступности.

Не останавливаясь на других, более мелких работах того времени, посвященных исследованию причин преступности и не представляющих собой ничего оригинального, мы видим, таким образом, различное объяснение этих причин отдельными авторами в зависимости от их политических взглядов.

Следует подчеркнуть, что труды исследователей преступности, стоящих на позиции революционного демократизма, сыграли большую роль в становлении подлинно научной криминологии,

37            См.:   Флеровский   Н.   Положение  рабочего   класса   в   России.   Спб.,   1869

38            Берви  В.  В. Положение рабочего класса в  России. М.,  1938, с. 303.

126

рассматривающей причины преступности в неразрывной связи с экономической и политической структурой общественного строя. Как в этих, так и в других трудах были разработаны специальные вопросы, посвященные методике изучения преступности, многие из которых представляют серьезный практический и научный интерес и для нашего времени.

Огромный рост преступности в период промышленного капитализма и особенно империализма вызвал беспокойство господствующего класса, порождая, в частности, волну исследований о причинах преступности и проектов борьбы с ней. В этот период появляются реакционные уголовно-правовые и криминологические направления, искажающие истинные причины преступности и представляющие собой программу буржуазии в области уголовной репрессии.

Здесь хотелось бы обратить внимание на два обстоятельства. Первое. Уголовно-правовое и криминологическое направления тесно переплетены между собой, их трудно отделить друг от друга. Это и понятно, поскольку криминология исторически выделилась из уголовного права, она не могла не касаться вопросов причин преступности и мер по борьбе с ней. Если классическое направление в уголовном праве сравнительно мало обращалось к этим вопросам, то антропологическое и социологическое направления уделяли им основное внимание. Поэтому два последних направления можно с полным основанием считать и уголовно-правовым и криминологическим. И второе. В противоположность дореформенному периоду почти невозможно провести исследование специфики криминологической мысли в России раздельно в период промышленного и монополистического капитализма. Большинство известных русских авторов, высказывавших свои взгляды на проблемы причин преступности (например Н. С. Таганцев, И. Я. Фойницкий, В. Д. Спасович, Е. Н. Тарновский, Д. А. Дриль и др.), жили и работали в последней трети XIX и начале XX в., т. е. в годы, охватывающие эпохи промышленного капитализма и империализма. Именно поэтому мы рассматриваем основные криминологические направления, относящиеся к этим двум эпохам, хотя между представителями таких направлений и происходила «борьба» по частным вопросам, что в конечном счете обусловливалось некоторыми противоречиями интересов отдельных групп внутри господствующего класса, однако все они сходились в основном в необходимости защиты капитализма от посягающих на него «преступников». Россия не была исключением в этом отношении, хотя и имела много специфических черт, объясняемых особенностями ее политического и экономического развития по сравнению с другими западноевропейскими государствами.

На определенном отрезке времени социологическое направление в криминологии и уголовном праве в России, как мы увидим ниже, представляло собой относительно прогрессивное явление.

Напомним, что представители монархического направления Bern

ли жестокую борьбу с революционерами-демократами во всех отраслях общественной мысли и, в частности, в уголовно-правовой и криминологической. Если в конце 60-х и в 70-х годах многие либералы, ратовавшие за «постепенный», реформистский путь капиталистического развития России, выступали с резкой критикой откровенно крепостнических взглядов помещиков-монархистов, что было, безусловно, исторически прогрессивным, то в дальнейшем рост освободительного движения и появление партии пролетариата превратили многих из них в открытых реакционеров. Надо сказать, что в области криминологии в отношении объяснения причин преступности взгляды реакционеров-крепостников были выражены в положениях антропологической школы уголовного права и криминологии, а взгляды либералов - - социологической школы. Конечно, такое подразделение весьма условно, так как и социологическое направление являлось в конечном счете реакционным. Однако на известном историческом этапе оно имело определенное прогрессивное значение, в то время как антропологическое направление носило реакционный характер с начала возникновения. Здесь прогрессивность относительная, поскольку буржуазные отношения, защищаемые либералами, были прогрессивнее феодально-крепостнических, отстаиваемых «зубрами-помещиками». С другой стороны, нельзя не иметь в виду, что в России криминологические направления имели существенные отличия от тех же направлений в других государствах. Забегая несколько вперед, отметим, что в России мы почти не имели, например, представителей антропологического направления, так сказать, «в чистом виде» признающих лишь один биологический фактор преступности и требующих жестких карательных мер по отношению к преступникам (как, скажем, Ломброзо и Гарофало в Италии). В частности, в нашей юридической литературе совершенно необоснованно относят к антропологам Д. А. Дриля, представляющего чрезвычайно сложную и любопытную фигуру в русской уголовно-статистической науке. Любопытно, что теория факторов преступности, на которой базировалась социологическая школа, была впервые всесторонне разработана русскими учеными.