Глава III Классическое направление в уголовном праве и его отношение к изучению причин преступности

Как известно, «классики» в Западной Европе стояли на позициях индетерминизма (Кестлин, Биндинг и др.), отрицая необходимость изучения проблем причинной обусловленности и закономерности преступности, а следовательно, отвергали тем самым уголовную статистику, ставящую своей основной задачей выявление и измерение этих закономерностей. Представители же классического направления в России, несмотря на догматический подход к исследованию основных категорий уголовного права и как бы противореча своему «юридическому мировоззрению», широко применяли уголовную статистику при рассмотрении ряда вопросов, и в первую очередь для познания социальной природы уголовно-правовых институтов.

«Уголовная статистика представляет собой вернейшую точку опоры для законодателя н может быть употреблена в будущем как рычаг для преобразования уголовного права в целом его составе»1.

Важно иметь в виду, что уголовное право начинает обращаться к статистике лишь тогда, когда возникает необходимость в изучении причин преступности, в установлении определенных закономерностей, проявляющихся в данной сфере. Но, как ни странно, примерно до 70-х годов XIX в. вопросами исследования преступности занимались не криминалисты, а философы, социологи, богословы и особенно профессиональные статистики. Такое положение объяснялось тем, что в то время, в период безраздельного господства в области уголовного права классического направления, проблема изучения закономерностей развития преступлений и наказаний вообще не ставилась: нормативизм и догматизм классической школы исключал это. Так, крупнейший представитель русской классической школы проф. Н. С. Таганцев писал: «Предметом курса уголовного права должно быть изучение юридической конструкции преступных деяний... и центром изучения «преступное деяние», а не «преступность».

И далее, считая совершенно не нужным статистическое исследование причин преступности для ученого криминалиста, Н. Таганцев подчеркивал: «Социолог пользуется законами больших чисел, приложением теории вероятностей, т. е. приемом, излишним для юридической разработки вопроса»2.

Такое же отношение к статистике, а тем самым и к выяснению социальной природы преступности мы находим и у других пред-

1 Спасович В. Учебник уголовного права, т. I, вып. 1—2. Спб., 1863, с. 6. Таганцев Н. С. Русское уголовное право, ч. общая, т. I. Спб., 1902, с. 16, 10.

С. С. Остроумов

129

ставителей классического направления в России — Н. Сергеевского, Э. Немировского, А. Кистяковского и др. Однако, как мы уже говорили, почти все эти «классики», как бы противореча своему юридическому мировоззрению, постоянно обращались к уголовной статистике, связывающей их с повседневной жизнью, в которой они принимали активное участие. Мы приводили выше высказывание о статистике В. Спасовича (1829—1906). Напомним, что В. Спасович долгое время выступал в печати с критическими обзорами ежегодных «Сводов статистических сведений по делам уголовным» на страницах журнала «Вестник Европы».

Таким образом, с одной стороны, В. Спасович, будучи сторонником классического направления в уголовном праве, отрицал необходимость изучения закономерностей развития преступности, а с другой -- сам постоянно проводил такое изучение, тщательно исследуя материалы уголовной статистики. Надо заметить, что подобные противоречия характерны для русских «классиков». «Чистая наука» обязывала их, замыкаясь в догматические рамки юридических конструкций, не обращать внимания на окружающую действительность, на общественно-экономические отношения, обусловливающие конструируемые ими правовые нормы. Но, будучи представителями своего класса, они боролись за свои взгляды, подкрепляя их правоту соответствующими статистическими данными, т. е. реальной действительностью.

Зачастую сама жизнь показывала несостоятельность догматических построений классической школы, необходимость для науки уголовного права изучать вопросы о причинах и закономерностях преступлений и наказаний. Н. С. Таганцев (1843—1923), придерживавшийся взглядов умеренного либерализма, писал, критикуя А. Кетле:

«Установление постоянства преступных деяний было только первым этапом изучения преступления как социального явления, результатом первого впечатления цифр преступности. Дальнейшие наблюдения указали, как и надо было ожидать, что идея неподвижности не соответствует основному закону .общественной жизни — неуклонному движению, и чем долгосрочнее были наблюдения, тем более подтверждалось другое основное предположение моральной статистики •— закономерность движения преступности»3.

Для опровержения «железных законов» А. Кетле и обоснования «закономерности движения преступности» М. Таганцев приводит статистические данные, характеризующие рост числа преступлений во всех без исключения странах в течение XIX в., отвергая тем самым позицию индетерминизма классической школы, для которой преступление всегда трактуется как акт свободной воли. Следует иметь в виду, что большинство наших криминалистов ошибочно считают Н. Таганцева индетерминистом, ставя его

3 Таганцев Н. С. Указ, соч., с. 4. 130

рядом с Бернером, Биркмаером и другими западноевропейскими «классиками», полностью отрицающими причинную обусловленность общественных явлений, в частности преступлений, и провозглашающими господство беспричинной случайности и произвола, абсолютную свободу воли и т. п.4.

Н. Таганцев в противоположность представителям классического направления уголовного права Западной Европы стоял па позициях детерминизма, что и подтверждается его словами: «...напрасно было бы утверждать, что выводы статистики не колеблют принципа свободы воли... Предполагая законосообразность явлений социальной жизни вообще, мы тем самым неминуемо предполагаем законосообразность каждого отдельного факта. А все эти соображения приводят к тому заключению, что все действия человека, с коими имеет дело уголовное право, не произвольны, а подчинены общему закону причинности...»5.

Отсюда относить Н. Таганцева к индетерминистам нет никакого основания. В явном противоречии с только что приведенными словами находятся утверждения Н. Таганцева о том, что уголовная статистика не нужна для уголовного права, изучающего лишь «юридические конструкции преступных деяний». Также противоречивы суждения и других русских классиков, которые, с одной стороны, признают причинную обусловленность преступности. Так, А. Кистяковский писал, что «уголовная статистика» приобрела очень важное значение по отношению к уголовному праву... Уголовная статистика выяснила, что самая преступность и размер ее есть произведение общих космических причин»6. С другой стороны, считают совершенно ненужным для уголовного права изучать эти причины. Надо сказать, что подобные противоречия не были в трудах зарубежных классиков-догматиков: не выходили за пределы своего «юридического мировоззрения» и игнорировали в своих научных работах вопросы, связанные с изучением причин преступности. В этом отношении они были консервативнее и реакционнее своих русских коллег. Однако если представители классической школы уголовного права в России и признавали закономерности в области преступности и даже занимались порой их исследованием, то, как мы видели, эти вопросы они считали не имеющими никакого отношения к науке уголовного права. Тем самым все учение классической школы носило чисто юридический характер при объяснении уголовно-правовых явлений. Преступление понималось классиками как нарушение уголовного закона, а наказание - - как юридическое последствие нарушения этого закона, т. е. преступления. Следовательно, никаких попыток раскрыть материальное содержание данных понятий, показать их

4 См.,  например:   Гер ценз он    А.  А.   Курс  судебной   статистики.  М,   І939,

с. 197. б Таганцев Н. С. Указ, соч., с. 345.

Кистяковский  А.  Элементарный   учебник  уголовного права.   Спб.,   1891,

с. 11.

5*            131

классово-политический характер они не делали и делать, конечно, не могли. Отсюда соображения некоторых ученых, появившиеся в 70-х годах и направленные к тому, чтобы включить в науку уголовного права исследование причин преступности, т. е. вопросы криминологического характера, являлись безусловно, прогрессивными и плодотворными для этой науки, ломающими схоластические догмы классической школы и толкающими криминалистов к выяснению действительных корней преступлений. Исторически здесь мы видим истоки возникновения новых направлений в уголовном праве — социологического и антропологического.