Число возі о краже и на похищение

икпшх дел сильственном имущества

Число осужде и насильствен имущ

Іньїх за краж}' юе похищение зства

Цена 1 пуда ржи (до

Отношение урожая ржи

Годы

абсолютное

на 100 тыс. населения

абсолютное

на 100 тыс. населения

1884 г. ржаная мука), коп.

к среднему за 25 лет (1870—1894)

1874

38969

76

12788

25

75

105

1875

40109

77

13837

27

73

90

1876

41385

78

13917

26

76

95

1877

45828

86

14237

27

80

103

1878

51067

95

14408

27

76

106

1879

49767

90

14870

27

86

93

1880

57902

104

13913

25

99

87

1881

58284

103

15761

28

129

105

Ср. за

1874—

47914

89

14216

26

87

1881

1884

26668

45

8676

15

90

108

1885

27353

46

8605

15

77

90

1886

26590

44

9357

16

74

100

1887

27051

45

9825

16

67

114

1888

26439

43

9398

15

65

108

1889

26908

43

9454

15

70

83

1890

28998

46

9076

14

68

97

1891

33093

52

9494

15

129

73

1892

33586

52

10461

16

89

87

1893

32267

50

10567

16

61

104

1894

32469

50

9045

14

50

121

Ср. за

1884—

29220

47

9451

15

76

1894

•Тарновский Е. Н.  Влияние хлебных  цен и урожаев на движение преступности против собственности в России. — «Журнал министерства юстиции», 1898, № 8, с. 80.

стремящейся установить параллелизм между каким-либо «фактором», в данном случае ценой на рожь, и определенным видом преступления — кражей, выдав первое за причину второго.

«В приведенной таблице легко можно видеть, какое влияние на колебание кражи и насильственное похищение имущества имеют, с одной стороны, цены на главный предмет народного потребления — рожь и, с другой стороны, урожаи. В 1874—1881 гг. отношение возникших дел на 100 тыс. жителей колеблется при некоторой тенденции к возрастанию, около средней в годы средних цен и урожаев с 1874 по 1879 г. Исключение составляет 1878 г., когда при низкой цене на хлеб и урожае выше среднего преступность, однако, увеличилась. Здесь имел влияние какой-либо другой фактор, пока нам неизвестный (может быть влияние войны 1877 г.). Но в 1880—1881 гг. при сильно поднявшихся ценах на

144

хлеб, при неурожайности 1880 г. число возникших дел сразу поднялось почти на 20% выше средней. Затем, в 1882 г., наступил искусственный перерыв в движении преступлений под влиянием закона 18 мая 1882 г., и мы можем продолжать исследование только с 1884 г.»27.

Надо иметь в виду то, что автор основывает свои рассуждения главным образом на исследовании числа возникших дел, правильно считая мерилом преступности именно данный показатель, а не число подсудимых или осужденных, поскольку средняя продолжительность рассмотрения уголовного дела достигала тогда 10 и более месяцев. Число осужденных, по его мнению, «мало чуткий показатель преступности», поскольку осужденные «должны пройти слишком сложные и многочисленные перегородки (за которыми остается значительная масса оправданных и освобожденных от суда) для того, чтобы выразить своим числом действительную преступность населения». Ряд обстоятельств «совершенно искусственного порядка», как, например, амнистия, колеблют показатели осужденных, делают их несравнимыми и непригодными для исследования динамики преступности. Поэтому для изучения годичных колебаний преступности необходимо отдать предпочтение числу возникающих ежегодно уголовных дел.

Все это имеет существенное значение для анализа уголовно-статистических показателей. Установив известное влияние колебаний цен и урожаев на движение имущественных преступлений в первый исследуемый период (1874—1881), Тарновский отмечает, что «во второй, более продолжительный период (11 лет) зависимость преступлений этого рода от хлебных цен сказывается с особой наглядностью. Во все годы низких цен (1885—1890) корыстные преступления стоят ниже средней (47), опускаясь до минимума в 1888 г., отличавшемся минимальной ценой ржи и довольно высоким урожаем... Но вот наступил недоброй памяти 2891 г., когда неурожай охватил весь восток и большую часть центра России. Картина сразу изменилась: преступления поднялись на 10% относительно средней за 1884—1894 гг., продолжая держаться на этом уровне в 1892 г., тоже неурожайном и дорогом, и лишь немного упали в 1893—1894 гг., несмотря на быстрое падение цен и выходящий из ряда вон урожай 1894 г. Это явление -- быстрый подъем преступлений в годы экономических бедствий и лишь незначительное падение их в последующие более благоприятные годы -- также было замечено западноевропейской статистикой»28.

Затем Тарновский проводит тщательное исследование зависимости движения имущественных преступлений от колебаний хлебных цен и урожаев не только в целом по стране, но и по отдельным губерниям, поскольку, по его справедливому мнению, Рос-

7              Тарновский Е. Указ, соч., с. 81.

8              Там же, с. 81—82.

бес. Остроумов   145

сия настолько обширна, что неурожаи    одной    местности    могут быть уравновешены урожаями в других районах.

После длительного анализа многочисленных губернских данных автор приходит к выводу: всюду без исключения, «где выше колеблемость цены ржи, там больше колеблется преступность и, следовательно, такие колебания и являются в конечном счете важнейшим фактором преступности»29.

Таким образом, крупнейшие русские криминологи, стоявшие на позициях социологического направления, показали влияние отдельных «факторов» на движение преступности, при этом они не внесли ничего нового в методы исследования преступности (расширили и обновили материалы своего наблюдения, следуя схеме, впервые разработанной И. Фойницким).

Установив основные, с их точки зрения, причины или факторы,, обусловливающие преступность, социологи намечали ряд мероприятий по борьбе с ней. В этом проявились их буржуазно-либеральные взгляды. Вновь обратимся к цитируемой работе И. Фой-ницкого. Отметим, что все преступления против личности он относит к преступлениям, управляемым законом жарких месяцев, а преступления против собственности -- к преступлениям, управляемым законом холодных месяцев. Довольно наивны его суждения о том, что преступления, управляемые законом жарких месяцев, имеют общую причину «в страстях человеческой природы», сила и направление которых находятся в непосредственной зависимости от солнечных лучей. Отсюда меры против опасности этого рода не могут быть иными, кроме косвенных: опасность заключается «в. излишнем богатстве природных сил», устранить которые нельзя.

Любопытно, что, установив большее распространение политических преступлений летом, чем зимой, И. Фойницкий так «поясняет» эту особенность: «Летний период, с одной стороны, наиболее благоприятствует развитию страстей человека, с другой представляет наиболее удобств для выполнения политических преступлений»30.

Удивительно, что такой крупный юрисг, как И. Фойницкий, дает столь наивное объяснение причин политических преступлений. Конечно, немалую роль здесь сыграло нежелание буржуазною ученого углубляться в рассмотрение столь «деликатного» вопроса. Говоря об имущественных преступлениях, управляемых законом холодных месяцев, он отмечает, что они вызываются не богатством сил природы, а их крайней бедностью, следовательно, борьба против них должна быть направлена не на «прикрытие себя от избытка, а к восполнению недостающего. Вследствие этих особенностей борьба с преступлениями, управляемыми законом холодных месяцев, должна быть труднее, результаты ее безнадежнее, чем в борьбе с влиянием жарких месяцев...»31.

9 Тарковский Е. Указ, соч., с. 102.

30            Фойницкий И. Указ, соч., с. 85.

31            Там же, с.  130.

146

Приведенная цитата весьма показательна для буржуазного ученого. На его взгляд, основная причина имущественных (как и других) преступлений лежит не в самом социальном строе, порождающем антагонистические общественные отношения, неминуемо обрекающие широкие трудящиеся массы.на безработицу и нищету, и в «крайней бедности сил природы».

Как все это типично для буржуазной науки, стремящейся снять всякую ответственность с капитализма за порождаемые им «язвы» и взвалить ее на природу! Вспомним теорию Мальтуса, теорию убывающего плодородия почвы, ломброзианство и т. п. Как и следовало ожидать от буржуазного ученого, И. Фойницкий, вырабатывая меры борьбы с преступностью, стремится «доказать» читателю, что эти меры ни в коем случае не должны затрагивать «коренной переделки имущественных отношений». С помощью отдельных реформ вполне возможно, с его точки зрения, в рамках данного строя бороться с преступностью.

Здесь Фойницкий направляет свою критику против революционеров-демократов, справедливо считавших, что только революционным путем, путем «коренной переделки имущественных отношений» можно избавиться от преступности.

Как здесь не вспомнить ленинские слова о том, что либералы были и остаются идеологами буржуазии, которая не может мириться с крепостничеством, но которая боится революции, боится движения масс. Либералы ограничиваются поэтому «борьбой за реформы», «борьбой за права», т. е. дележом власти между крепостниками и буржуазией32.

Говоря о том, что борьба с преступлениями, управляемыми законом холодных месяцев и порождаемыми «крайней бедностью сил природы», значительно труднее, чем борьба с влиянием жарких месяцев, И. Фойницкий пишет, что здесь на первый взгляд некоторым приходят в голову весьма радикальные и ложные мысли. Эти мысли сводятся к тому, что поскольку борьба с имущественными преступлениями при существующем порядке очень трудна, то обществу оказалось бы необходимым начать с коренной переделки имущественных отношений граждан. Он предостерегает от подобных «опасных» мыслей, подчеркивая, что «статистические указания» Великобритании и особенно Франции в их историческом движении в последней стране не подтверждают этого предположения.33

Здесь он, очевидно, намекает на подавление французской буржуазией революционных выступлений пролетариата и, в частности, Парижской коммуны. «Значение холодного времени сознает •всякий и сознает, что прожить зиму без заблаговременного запаса невозможно. И вот сознание опасности холодного времени по-.рождает общую заботу о предупреждении ее рядом мер, цель ко-

82 См: Ленин В. И. Поли. собр. соч., т.  17, с. 283—281. 33 Фойницкий И  Указ, соч., с. 131.

147

торых, в конце концов, сводится к возможности уравнения холодного и жаркого периодов относительно средств существования. Эта забота идет в колоссальных размерах. Мы вправе ждать от нее не менее колоссальных результатов»34.

Непонятно, о какой «общей заботе», да еще «идущей в колоссальных размерах», говорит И. Фойницкий. Далее он выдвигает ряд чисто буржуазных требований, направленных против многочисленных остатков крепостничества и являющихся по сути дела теоретическим обоснованием свободы эксплуатации. Все эти требования он выдвигает в качестве «радикальных мер» против преступности, ибо такие меры якобы значительно улучшат материальные условия «рабочего люда».

«Необходима свобода торговли для уравнения цен и свобода труда, которые избавили бы рабочий люд от влияния холодных месяцев. Надо вытеснить первобытные формы производства • бурлачество, земледельческие работы с помощью сохи - - и заменить это искусственной паровой силой. Тогда будет обеспечена борьба с климатическими влияниями времен года»=5.

Конечно, дело здесь идет не о борьбе с «климатическими влияниями», а о борьбе с крепостническими формами осуществления производства, торговли и сельского хозяйства. И. Фойницкий ратует за «свободный, фабричный труд», который он явно идеализирует, не видя или не желая видеть эксплуатации рабочих. В частности, отмечая необходимость борьбы «с климатическими влияниями времен года», которые и являются, по его мнению, основными факторами преступности, Фойницкий пишет, что для фабричных рабочих некоторое увеличение потребностей в зимнее время можно сгладить введением более прогрессивной «внутренней организации фабричного труда».

И. Фойницкий приходит к выводу о том, что «физические факторы», порождающие преступность, могут и должны быть парализованы рядом мер общественного характера, сводящихся к максимальному развязыванию капиталистических отношений. Последние он считает отношениями «цивилизации», которые наряду с расцветом экономики и культуры приведут к огромному улучшению материальных условий жизни народа и, в частности, к резкому снижению преступности. Мы знаем, что утвердившееся капиталистическое общество стало ареной пороков и преступлений господствующего класса. «Царство разума», о котором кричали идеологи идущей к власти буржуазии, особенно французские философы XVIII в., воплотилось в таких экономических и политических институтах, которые оказались, как отметил Ф. Энгельс, злой карикатурой на блестящие обещания этих философов. Стоящий на позициях буржуазного либерализма И. Фойницкий, исходя из целей борьбы с преступностью, также призывал всячески способ -

34            Фойницкий И. Указ  соч., с. 131.

35            Там же, с. 134—135.

148

ствовать развитию капитализма в России, что в тот период  (70-е годы)  имело относительно прогрессивное значение.

«В результате нашего исследования получается картина в высшей степени грандиозная и поучительная. Она развертывает перед нами колоссальную своими размерами, дивную своими исходами борьбу совершенствующихся общества и личности с теми условиями, которые задерживают последовательный ход цивилизации» (капитализма. — С. О.) 36.

Комментарии, как говорится, излишни.

Рассматривая характерные черты исследований преступности, проводимые русскими социологами в период промышленного капитализма, следует подчеркнуть, что к концу этого периода замечается, как мы уже говорили, их явное поправение.

Напуганные широким размахом революционного движения, выходом на политическую арену пролетариата, большинство социологов как поедставителей либеральной буржуазии переходят лостепенно, особенно после 1905 г., когда в России господствовал империализм, на сторону открытой реакции, активно поддерживая царизм. Зачастую свою реакционную сущность они маскируют громкими либеральными фразами. Уже к концу исследуемого нами периода меры борьбы с преступностью, предлагаемые «социологами», приобретают самый общий характер. Требования к правительству, даже с буржуазно-либеральной точки зрения 60— 70-х годов, становятся все более и более умеренными. В этом отношении безусловно показательна цитируемая нами работа Тар-новского «Влияние хлебных цен на кражи», вышедшая в свет на 25 лет позже работы И. Фойницкого (1898). Установив, как мы подробно указывали выше, такое влияние, Е. Тарновский отмечает, что огромное большинство русского населения, так же как и население Западной Европы, нуждается в низких ценах на хлеб и в хороших урожаях не только с экономической, но и «с общественно-нравственной стороны». Эту по сути дела тривиальную мысль Тарновский в дальнейшем неоднократно повторяет, считая ее оригинальным выводом своего исследования. Что же нужно сделать, по его мнению, для борьбы с преступностью?

«Борьба с экономической нуждой главной массы населения, — пишет он, — в особенности в периоды обостренных ее кризисов, является в то же время одной из необходимых мер и борьбы с преступностью. Мало пользы в этом отношении принесло бы, например, усиление репрессии и улучшение розыска и предварительного следствия, если бы в то же время экономические условия страны, вследствие периодически повторяющихся сельскохозяйственных кризисов, вызывали постоянно увеличивающееся число нападений на чужую собственность» 37.

Фойницкий И. Указ, соч., с. 141.

Тарновский   Е.  Влияние  хлебных  цен   и   урожаев   на  движение  преступлений против собственности в России, с. 104.

149

Все это, пожалуй, справедливо (о влиянии репрессий на преступность), за исключением указания на то, что повторяющиеся сельскохозяйственные кризисы постоянно увеличивают имущественные преступления. Здесь опять пороки общественного строя сваливаются на природу, поскольку смена урожайных и неурожайных лет всецело в то время зависела от природных условий. Что же, однако, предлагает Е. Тарковский? Ничего конкретного, кроме общих громких фраз, вроде следующей: «Неусыпная забота о поддержании (уже если не о подъеме) экономического благосостояния народных масс на определенном уровне, предотвращение всеми возможными мерами (какими? — С. О.) наступления продовольственных кризисов, наряду, конечно, с другими мерами, являются одним из лучших способов задержать рост преступности, по крайней мере преступлений против собственности, составляющих самый многочисленный вид уголовных правонарушений... Это дело совместной работы как частных лиц, всего населения вообще, так и правительства... Необходимо ясное сознание между экономической и нравственной жизнью населения, сознание того, что, помогая экономическим нуждам населения, мы в то же время предохраняем его от нравственного упадка и разложения»38.

В дальнейшем Е. Тарновский, как бы испугавшись столь сильного «упора» на «экономические факторы» преступности, что могло привести некоторых читателей к весьма «радикальным» и нежелательным для буржуа-либерала выводам, пишет: «Но, конечно, не одна материальная нужда является главной причиной развития преступности вообще... другая основная причина преступности... пьянство, соединенное с невежеством народа, и отсутствие в его среде более или менее культурных развлечений во время отдыха... Есть среди преступников люди органически не способные к труду, кандидаты в тюрьму и при сравнительно благоприятных экономических условиях»39.

Подобные объяснения причин преступности, как и проекты по борьбе с ней, предлагаемые в конце 90-х годов прошлого столетия, были, безусловно, реакционны.

Не следует забывать, что в эти годы марксизм в России получил уже довольно широкое распространение. Вышел в свет ряд произведений В. И. Ленина, а материалистическое понимание истории давало ключ к объяснению самых различных общественных явлений, в том числе и преступности. Таким образом, работы poj-циологов конца XIX -- начала XX в. были уже лишены даже той относительной прогрессивности, о которой мы говорили, рассматривая работы их коллег-семидесятников. Так, Е. Тарновский в рассматриваемом нами исследовании с пафосом писал: «Только приняв все возможные меры к тому, чтобы обеспечить нуждаю-

38            Тарновский Е   Указ, соч., с. 104.

39            Там же, с. 106.

150

щемуся честному рабочему возможность заработать себе кусок хлеба правильным трудом, общество или государство может со спокойной совестью отправлять дело правосудия и подвергать наказанию преступников в уверенности, что среди них нет людей, которые были бы приведены к преступлению безвыходной нуждой и отсутствием какой бы то ни было помощи»40.

Тарновский не понимает или не хочет понять, что в обществе, среди которого он живет, не может не быть «безвыходной нужды» у большинства населения, что это общество не может в силу сво-ей сущности обеспечить каждому «нуждающемуся честному рабочему возможность заработать себе кусок хлеба» и что, не перестроив это общество революционным путем, нельзя избавиться от преступности. Конечно, Тарновский далек от подобных «крамольных» выводов, однако он еще был не прочь в рассматриваемый нами период воздействовать на читателя либеральными фразами о необходимости «позаботиться обществу и государству о честных тружениках», дабы удержать их от «бездны преступлений».

К числу авторов, стоящих на позициях теории факторов преступности, следует отнести крупнейшего русского статистика

A.            И. Чупрова, не раз выступавшего в печати с анализом мате

риалов уголовной статистики, а  также много других, ныне дав

но забытых,  юристов,  статистиков  и  социологов,  как например,

B.            Есипов, Н. Грегорович, В. Срезневский, А. Тимофеев, М. Чу-

бинский, А. Жижиленко и др.

Наибольшее количество работ по вопросам преступности, сыгравшие видную роль в развитии криминологической мысли, было написано Е. Н. Тарковским. Все его труды основывались на теории факторов преступности, причем являлись также обширным и точным источником, из которого можно черпать необходимые сведения о движении преступности в России в период промышленного капитализма и империализма. В. И. Ленин в статье41 «Роль сословий и классов в освободительном движении» все свои выводы о демократизации освободительного движения в России в XIX и начале XX в. основывал на анализе уголовно-статистических данных, обработанных и опубликованных Е. Тарновским. Крупнейшим представителем и в некотором роде основоположником социологического направления в уголовном праве и криминологии не только в России, но и на Западе был И. Фойнищшй. По вопросам теории факторов преступности им написано сравнительно немного работ: «Влияние времен года на распределение преступности» (1873), «Факторы преступности» (1893) и «Женщина-преступница» (1893). В своих трудах по уголовному праву и процессу И. Фойницкий, наряду с исследованием специальных проблем этих наук, неоднократно касался чисто криминологических

° Тарновский Е. Указ, соч., с. 106—107. Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 23, с. 397.

151

вопросов, которые трактовал, исходя из установок социологической школы. Мы это видим в «Учении о наказании в связи с тюрьмоведением» (1889), в «Курсе уголовного права. Особенная часть» (1890), «Курсе уголовного судопроизводства» (два тома, 1884—1898) и др. К началу XX в. либерализм Фойницкого улетучивается и он становится явным монархистом, выступая против всеобщего избирательного права, введения в России представительного строя и более широких гарантий прав личности. Вполне понятно, что его политические взгляды не могли не иметь влияния на научные воззрения. И действительно, если в 70-х годах, исходя из позиций буржуазного либерализма, он считал необходимым проведение ряда реформ, облегчающих, на его взгляд, экономическое положение народа и тем самым снижающих преступность, если тогда он придавал большое значение «общественным факторам преступности», которые могут и должны подчинить себе влияние «факторов физических», то к концу XIX в. Фойницкий все более и более делает упор на «индивидуальные факторы», на «неисправимость» значительного числа преступников. Здесь он находит общий язык с антропологами.

В работах Фойницкого, как и других социологов, уже к концу XIX в. становятся все более и более заметными черты известной научной непоследовательности, готовность по политическим соображениям идти на компромисс со своими научными противниками. Эти черты, как мы отмечали выше, являются типичными для преобладающего большинства буржуазных ученых, в том числе и социологов в период империализма. Приведем характерный пример. В своей работе «Факторы преступности», вышедшей в свет в 1893 г., т. е. через двадцать лет после рассмотренного нами труда «Влияние времен года на распределение преступлений», Фойницкий вначале вновь защищает основное положение социологов об обусловленности преступности главным образом «социальными факторами».

«Безусловно, - - пишет он, — общественное влияние на преступную деятельность; социальные условия имеют очень большое значение для развития преступности»42.

В дальнейшем Фойницкий, не желая по вполне понятным соображениям углубляться в рассмотрение общественных причин преступности, делает упор на «космические» и особенно «индивидуальные» факторы, подчеркивая, что при одинаковом имущественном благосостоянии преступность различна и даже, наоборот, зачастую совершают преступления обеспеченные и образованные люди. Фойницкий указывает на особую важность при выяснении причин преступности психических факторов, обусловливающих индивидуальное самоопределение личности».

Для характеристики значения каждого фактора в совершении и особенно для убеждения читателей в особой важ-

---^оопн-нй вестник»„ 1893, № И,

ности «личного фактора» И. Фойницкии привиди* ,               „_,

кий» пример: «Земледелец бросает зерно в землю, вспахав и удобрив ее; солнце дает зерну теплоту и свет, дождь — влагу, почва — другие предметы питания. Восходит жатва. Она, конечно, обязана влиянию условий космических — солнца, дождя, почвы и общественных — труда человека. Но всего более, - - подчеркивает И. Фойницкии, -- она обязана зерну; и жатва будет такова, каково зерно: смотря по нему мы получим или пшеницу, или рожь, или сорную траву»43.

Недопустимо смешивая природные условия с общественными и совершенно неправомерно перенося особенности и «естественные законы» первых на вторые (что так характерно для многих буржуазных ученых), И. Фойницкии делает «решающий» вывод из своего «агрономического» примера: «Вот это зерно — в человеческой деятельности вообще и в преступности в частности, теориями космическими и общественными совсем забывается. А это для криминалиста важнее всего»44.

Как видим, И. Фойницкии делает явный поклон в сторону антропологов, что прямо подтверждается его следующими словами: «В этом отношении большая заслуга антропологов, обративших все внимание на личность»45.

Далее И. Фойницкии при выяснении причин преступности совершенно отбрасывает ранее защищаемые им «общественные факторы» и все внимание сосредоточивает на «личности правонарушителя», которая якобы в силу своих психофизических особенностей почти независимо от социальных условий способна на преступления. Отсюда один шаг до так называемой теории «опасного состояния», выдвинутой западноевропейскими социологами и позволяющей применять к лицам, находящимся «в опасном для общества состоянии», самые жестокие превентивные меры «общественной безопасности». Очевидно, обернпрокурор правительствующего сената берет у Фойницкого верх над ученым, когда он, забыв им же только что отмечаемое «безусловное общественное влияние на преступную деятельность», пишет: «Опыт показывает, что огромная часть преступного мира слагается из людей двух категорий: одни впадают в преступление вследствие преобладания У них противообщественных наклонностей и идей, что происходит от извращенного воспитания и перевеса импульсивной силы над задерживающей; другие от недостаточного развития способностей к отпору посторонним вредным влияниям, что происходит вследствие пассивности и дряблости характера»46.

Под этими словами подписался бы, пожалуй, любой антрополог, против которых неоднократно выступал ученый-криминалист И. Фойницкии.

(3 Фойницкии И. Указ, соч., с. 80.

4              Там же.

5              Там же, с. 81

* Там же, с. 92.

153

Ьіадо иметь в виду, что Фойницкий неоднократно выступал с докладами на международных конгрессах криминалистов, а его сочинения были переведены на иностранные языки. Вполне допустимо, что его криминологические взгляды имели несомненное влияние на работы западноевропейских социологов. Во всяком случае, он задолго до них разработал основные положения социологического направления в уголовном праве и криминологии, и в частности теорию факторов преступности.

«Более 15 лет тому назад, — писал Фойницкий в 1889 г., — во вступительной лекции, прочитанной в Петербургском университете... я высказал взгляд на уголовное право как на науку о личном -состоянии преступности в его выражениях — преступных деяниях, в его условиях — космических, общественных и индивидуальных и в его последствиях - - наказаниях. Как известно, -подчеркивает он, — несколько позднее однородные мысли легли в основу новейших и весьма важных направлений в области философской разработки уголовно-юридических явлений».