1874—1878 гг.

1879—1883 гг.

1884—1888 гг.

1889—1893 гг.

В общих судах                      

18,8

20,8

22,1

23 8

В мировых судах       ....

14,9

15,5

17,2

17 7

*   Тарновский   Е, Н. Итоги русской уголовной статистики, с. 201.

Таким образом, за 20 лет доля рецидивистов среди осужденных увеличилась в общих судах почти на 30%, а в мировых судах -на 20%. Однако надо иметь в виду, что приведенные показатели

6 Большая советская энциклопедия, т. 12. М., 1962, с. 434.

6 См.: Тарновский Е.  Н. Итоги  русской уголовной  статистики, с. 201

46

полностью отражали действительное положение с повторной 1 ступностью. В связи с обстоятельствами чисто процессуального ярактера показатели рецидива в русской уголовной статистике были значительно преуменьшены. Дело в том, что согласно ст. 131 Уложения о наказаниях и ст. 14 Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, под рецидивом предлагалось понимать, а следовательно, и учитывать, только повторение того же или однородного преступления. Таким образом, повторное совершение разнородных поступков не указывалось в «Сводах» в противоположность западноевропейской статистике того времени. Поэтому неубедительно утверждение Тарковского о том, что в Западной Европе рецидивистов значительно больше, чем в России, процент которых, например, в Германии — 32,6%, в Австрии — 24,5%. На наш взгляд, он сравнивает несравнимые данные. Весьма любопытны следующие показатели рецидива по отдельным видам преступлений: на 100 осужденных в 1889—4894 гг. было рецидивистов по служебным преступлениям -- 2,5 человек, против жизни — 5,5, за мошенничество и подлоги - - 14,0, против порядка управления —• 19,4, за кражу -- 51,6 человек. Отсюда ясно, что более половины осужденных за кражу являлись рецидивистами. Выйдя из тюрьмы с клеймом «преступника», они были лишены возможности в условиях хронической безработицы найти какое-либо «честное занятие», поэтому, дабы не умереть с голоду, начинали опять воровать. Конечно, годы «тюремных университетов» не проходили даром, и многие, побывавшие в них не раз, становились профессиональными преступниками. Очень показательна в этом отношении следующая структура рецидива. Из ІОО рецидивистов совершили преступления в 1889—1893 гг. *:

В общих судах   . В мировых судах

Во 2-й раз

83,2

В 3-й раз

34,7 12,7

В 4-й раз и более

24,2

4,1

*  Тарновский  Е. Н. Итоги русской уголовной статистики, с. ÏQ2.

Как видим, в общих судах, где рассматривались наиболее серьезные уголовные дела, почти 3/5 осужденных рецидивистов совершили однородное преступление в 3-й и более раз, а почти четверть — в 4-й и более раз. Даже в мировых судах, где рассматривались мелкие уголовные дела, Ve осужденных рецидивистов уже имели ранее три и более привода. Важно отметить, что доля наиболее опасных преступников в общем числе осужденных рецидивистов все время увеличивалась. Так, если в 1874—1878 гг. из 3 рецидивистов, осужденных общими судами, совершивших преступление в 3-й раз, было 21,1%, в 4-й и более раз -- 12,8%, то І84—1888 гг. соответственно 27,5 и 19,3% и в 1889—1893 гг. —

47

34,7 и 24,2%. Все это еще раз подтверждает, что преступность находила свои постоянные кадры, связавшие с ней всю свою жизнь, причем такие кадры систематически росли и квалифицировались.

Таким образом, рассмотренные нами важнейшие показатели русской уголовной статистики при всей их неполноте характеризуют систематическое увеличение преступности в период промышленного капитализма, значительно перегоняющей по темпам своего роста темпы роста населения. Одновременно увеличивается преступность среди женщин и молодежи, растет рецидив.

Широкие круги общественности того времени постоянно интересовались «нравственным состоянием» населения, одним из важнейших показателей которого, по мнению тогдашних социологов, и являлась преступность. Представители самых разных общественных направлений, констатируя рост преступности, призывали к проведению целого ряда мероприятий, необходимых, с их точки зрения, для борьбы с этой «язвой социального тела». Естественно, что в зависимости от своих политических взглядов авторы, основываясь на материалах «Сводов», критикуют правительство, так сказать, то слева, то справа. Следует, однако, подчеркнуть, что преобладающее большинство таких авторов по своим взглядам стояли на буржуазно-либеральных позициях и ратовали за «постепенный», «мирный» реформистский путь капиталистического развития России. Они понуждали правительство к отдельным уступкам, к ликвидации всяческих пережитков крепостничества, не разрушая, по выражению В. И. Ленина, ни монархии царя, ни землевладения и власти помещиков. «Либералы, - - подчеркивал Владимир Ильич, — были и остаются идеологами буржуазии, которая не может мириться с крепостничеством, но которая боится революции...»7. Работ, в которых авторы стояли бы на откровенно крепостнических позициях, в те времена было сравнительно мало.

Таким образом, боевой дух 60-х годов, пронизывающий уголовно-статистические работы Ткачева, Филиппова и др., к концу 70-х годов стал заметно «улетучиваться». Основной тон здесь задают буржуа-либералы, фрондирующие против царского правительства и заигрывающие с «меньшим братом» — народом. Даже многие монархисты были бы непрочь одеть на себя для маскировки либеральные одежды. Так, еженедельная монархическая газета «Русский труд» в рецензии на работу Тарковского «Итоги русской уголовной статистики за 1874—1894 гг.», написанной ее редактором Шараповым С., отмечала: «Рост преступлений дает основания для вывода, что за двадцатилетие нравственное состояние общества, зависящее от высоты культуры и вообще устойчивых и определенных общественных и семейных отношений, по-видимому, несколько изменилось к худшему (с 70-х годов) и, следовательно, жалобы, встречающиеся время от времени в печати, на нравственное оску-

Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 20, с. 174—175.

пение имеют реальную опору, являются результатом наблюдений над жизнью» 8.

Газета подчеркивала, что преступность увеличивается в соответствии с «материальным и духовным оскудением народа», «Только сплочение народа вокруг венценосца, - - восклицает монархист С. Шарапов, поддержка всеми сословиями его державного правления, искоренение вредных теорий, проникающих, к сожалению, в души неопытной и горячей молодежи, могут поднять нравственное состояние...»9.

Примерно в таком же духе касались вопросов преступности другие монархические газеты и журналы: «Новое время», «Церковный вестник» и пр. Так, последний в статье «К нравственной статистике России» сокрушается о значительных размерах преступности, основные причины которой он находит «в забвении господа бога», «в падении веры», «в зависти к ближнему» и т. д. «Церковный вестник», как и следовало ожидать, призывает «верующих объединиться вокруг престола и церкви», поддерживать всячески «своих пастырей», не завидовать «богатому, который никогда не попадет в царство небесное», и терпеливо нести свой крест 10.

Естественно, по-другому исследовали преступность авторы-либералы, в работах которых мы находим много ценных замечаний, острую критику существующих крепостнических пережитков, которые предлагали правительству устранить. Так, в буржуазно-либеральном журнале «Вестник Европы» известный русский криминалист В. Д. Спасович писал, исследуя показатели «Сводов» за 1874 г.: «Наиболее остро относятся к преступлениям религиозным, по которым только 17,7% оправданий, затем кража - - 22,7% и против жизни — 27,8%. Таким образом, в России безопаснее совершить убийство, отравление и хотя бы отцеубийство, чем преступление религиозное или хотя бы святотатство, т. е. такие преступления, которые современным европейским законодательством даже вовсе не известны. Не пора ли и нам освободить наши законы от дореформенных и даже допотопных явлений» и.

С большой впечатляющей силой В. Спасович пишет о «страшном семейном быте русской женщины-простолюдинки», комментируя статистические данные об убийствах. «Если в семье происходит несогласие, то относительная вероятность драматического заключения их убийством для женщины-семьянинки в 3 раза или даже 4 раза больше, чем для мужчины-семьянина. Вот какая поистине страшная картина русского семейного быта развертывается перед нами. Какова должна быть судьба русской женщины, -- справедливо пишет Спасович, — если из 100 женщин, осужденных за убийство или покушение на убийство, большая половина были виновны в убийстве или покушении на убийство мужа или сожителя. Видно

q «Русский труд»,  1889, № 41. 1о 'ам же.

«Церковный вестник», 1875, № 8.

«Вестник Европы»,  1876, № 5, с. 391.

лучше пойти на каторгу, чем переносить ту обстановку, которая нередко создается в нашей семье нынешними «патриархальными» нравами» 12.

В. Спасович очень метко подмечает также особенно строгое отношение царского суда к имущественным преступлениям, не считая, конечно, политических, поскольку они направлены против основы буржуазного общества — частной собственности. Анализируя «Своды» за 1875 г. Спасрвич пишет: «По краже оправдывают 27,61%, а по убийствам -- 46,0%. Почти во всех странах такое отношение... Таково именно ревнивое и заботливое оберегание собственности, большая строгость к обвиняемым в краже, чем к обвиняемому в убийстве. Здесь проглядывает общая черта современного общества» 13. Подобная тенденция характерна дтя любого капиталистического государства.

2 Там же, с. 400.

13 «Вестник Европы», 1877, № 7, с. 494.