§ 1. ДЕЙСТВИЕ СОВЕТСКОГО УГОЛОВНОГО ЗАКОНА ВО ВРЕМЕНИ

Вопросы применения уголовного законодательства представ­ляют собой часть общетеоретической и общеправавои проблемы действия уголовных законов во .времени и пространстве. Поэто­му уголовно-правовая наука и практика применения уголовного законодательства лишь детализируют и приспосабливают общие-положения советского законодательства относительно порядка вступления законов в силу, их отмены, изменения, а равно про­тяженности их действия в смысле территории и относительно-лиц, населяющих ее. Несомненно, каждая отрасль права, в том числе и уголовное, имеет некоторые специфические черты, кото­рые касаются его применения; вследствие этого в настоящей главе -их рассмотрению и будет отведено центральное место. Однако прежде следует остановиться на общих моментах при­менения советского уголовного закона и начать это с дейст­вия закона во времени.

А. А. Тилле пишет, что закон, как всякая объективная реальность, действует во времени и пространстве129. «Каж­дая норма, — отмечает он, — определяет, в каком месте и в ка­кой момент предписанное ею поведение должно осуществляться и каким образом ее действие имеет одновременно простраист-венный и временный характер».

Закон представляет собой реальность как то, что существует в действительности, как действительность, а не воображение. Вместе с тем всякий закон — это продукт человеческого созна­ния, творение разума, который был вдохновлен капризом   либо

129 А. А. Тилле. Время, пространство, закон. М., «Юридическая лите­ратура», 1966, стр. 22. Называет объективной реальностью право и А. Ф. Черданцев (Гносеологическая природа толкования права. «Советское государство и право»,  1972, № 11, стр. 105).

94*

 

подлинными потребностями людей 130. Но авторы, которые свя­зывают существительное «реальность» с прилагательным «объ­ективная,», исходят из того, что закон не представляет собой следствие активности ложного вдохновения, а выражает реаль­ное соотношение объектов окружающей действительности, имеет в ней реальные предпосылки, что законотворческая деятель­ность, для того чтобы быть успешной, должна полностью их учи­тывать и, наконец, что советские законы обладают в своем большинстве такими свойствами. Конечно, мудрый законо­датель действует со знанием дела, т. е. с полной свободой. В свою (Очередь подлинная свобода ограничивает возможность выбора действия только одним, но более правильным вариантом поведения. И он, вопреки эмоциям и интуиция, должен в макси­мальной степени отражать действительность, а поэтому быть самым оптимальным. Вместе с тем идеальная модель закона в реальной жизни имеет огромное множество вариантов, более или менее близких к оптимальному, а иногда и противоречащих ему. Правда, в подобном случае это будет ошибочный, случай­ный, неразумный закон. А все случайное, неразумное, мимолет­ное, по мнению Гегеля, недостойно великого слова «действи­тельность», но оно также будет представлять собой реаль­ность. И все-таки наиболее правильный закон и тот, который порожден ошибкой, он в равной мере является творением созна^ ния. Сказанное относится не только к отдельному закону, но и ко всей системе права как таковой 131.

Проблема действия уголовного закона во времени имеет * ■практический интерес в нескольких аспектах. Прежде всего это вопрос о регулятивной функции уголовного права, так как вре­мя действия уголовного закона начинается с момента его вступ­ления в силу, а последнему акту должно предшествовать какое-то время, которое необходимо для ознакомления с законом не только тех лиц и органов, которые должны его применять, но и

130          Правильно пишут Г. Н. Полянская и Р. Д. Сапир, что «объективная

реальность» — понятие точно определенное, связанное с самой основой мате*

риалистического   мировоззрения   (Еще   раз   о   соотношении   объективного   и

субъективного  в  праве. «Правоведение»,   1972, № 4, стр.  97).

131          Один   и тот же социальный   строй   может   иметь   весьма   разные по

своей форме системы права, и они будут служить верой и правдой, немного

лучше или немного хуже. Сущность английского права, по мнению Энгельса,

соответствует его форме, так же как английская орфография — английскому

произношению.   Однако   английское   право ,не   хуже   французского   охраняет

. империалистическую сущность своего государства

95

 

 

тех, кто может его 'нарушить, т. е.   к кому   он   обращен   своей карательной стороной.

Одной из важных особенностей советской уголовной полити­ки является создание всех возможных условий для широкого ознакомления граждан с законами государства. Этому делу служит in правовое воспитание и пропаганда советского законо­дательства. Широкая публикация законов в доступных массово­му читателю изданиях делает реальным положение, согласно которому никто не может отговариваться незнанием законов. Тем более, что опубликование законопроектов, их обсуждение на страницах печати, публикация принятых законов и установле­ние между принятием и вступлением в силу законодательных актов довольно продолжительного срака практически исключают ситуацию, когда субъект нарушает закон в силу невозможности с ним ознакомиться. Кроме того, говорить о воспитательном воз­действии закона можно только в том случае, когда лицо, его нарушившее, знало закон или хотя бы имело возможность с ним ознакомиться.

Установление момента вступления уголовного закона в си­лу, а равно прекращения его действия имеет немаловажное зна­чение и для устранения коллизии законов, так как нередко новый закон приходит на смену старому и бывает не всегда просто определить, какой из них подлежит применению.

Итак, проблема действия уголовного закона во времени об­нимает несколько аспектов: а) вступление законов в силу (на­чало действия); б) отмена или замена их (прекращение дейст­вия); в) коллизия нового и старого закона (вопрос об обратной силе уголовного закона). Это мы и постараемся осветить в на­стоящей главе.

Вопрос о действии уголовного закона во времени относится к материальному праву, но до 1958 года он решался в Основах уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1924 года. В ст. 3 этих Основ говорилось: «Применение судом мер социальной защиты (т. е. наказания. — М. К.) определяется уголовными законами, действовавшими в момент совершения преступления».

Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик правомерно взяли решение этого вопроса на себя, и отныне он разрешен в материальном праве. Согласно ст. 6 Основ (ст. 6 УК РСФСР) «преступность и наказуемость деяния опре­деляются законом, действовавшим во время совершения этого деяния. 96

 

Закон, устраняющий наказуемость деяния или смягчающий наказание, имеет обратную силу, то есть распространяется так­же на деяния, совершенные до его издания.

Закон, устанавливающий наказуемость деяния или усили­вающий наказание, обратной силы не имеет».

Чтобы стать законом, законопроект проходит несколько ста­

дий, и на каждую требуется какое-то время: для-принятия за^

кона, для его размножения, доведения до сведения тех, кому он

адресован. Поэтому, как правило, время принятия закона не

совпадает с моментом вступления его в силу. Между этими дву­

мя стадиями законотворчества почти всегда . устанавливается

конкретный срок, который'зависит от многих причин: от разме­

ров территории государства, издающего закон, или на которой

он должен действовать (одно дело определять срок вступления

закона в силу, например, в Швейцарии, другое — в Союзе ССР;

ранее в СССР эта проблема в связи с состоянием и возможно­

стями транспорта была трудной); от сложности, объема закона,

так как от этого зависит время, потребное для изучения и уясне­

ния законодательного акта; от конкретных обстоятельств, побу­

дивших издать закон.         v

В каждом государстве существует порядок, регулирующий вступление закона в силу132. Чаще всего- сн бывает двух видов: орди-н арный (обычный) и экстраординарный (не­обычный). Первый устанавливается для большинства законов, второй (как правило, ускоренный) —для отдельных, главным' образом чрезвычайных законов.

Текущее уголовное законодательство, как правило, подчи­няется общему порядку вступления законов в силу. Что же ка-. сается больших по объему законов, Основ законодательства или кодексов, регулирующих целую отрасль права, то здесь уста­навливаются особые сроки, отличающиеся большей продолжи­тельностью, которые обычно указываются в вводном законе. Так, например, согласно Закону РСФСР «Об утверждении Уго­ловного кодекса РСФСР» УК РСФСР вводился в действие с 1 января 1961 г., УК УССР —с 1 апреля 1961 г., хотя они были утверждены  соответственно  27 октября   и 28   декабря   1960   г.

132 Чаще всего этот порядок является общим для всех законов данного государства. Причем в государствах с небольшой территорией установлены более сжатые и, как правило, единые сроки вступления законов в силу. В государствах, имеющих обширную площадь, эти сроки увеличиваются, а иногда для разных территорий они различны. В столице Аргентины, напри­мер, закон вступает ib силу на следующий день после его издания, а во всей  стране — через  семь  дней  после опубликования  в  столице.

7     Заказ 231        97

 

Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик вступили в силу в обычном порядке, как и подавляю­щее большинство законов.

Вопрос о введении в действие советских законов не всегда решался одинаково133. До 1958 года было применимо постанов­ление ВЦИК и СНК СССР от 6 февраля 1925 г. «О времени вступления в силу законов и распоряжений Правительства Сою­за ССР, а равно распоряжений ведомств Союза ССР»134. В 1926 и 1927 гг. оно подверглось некоторым изменениям. Учи­тывая огромную протяженность территории страны и то, что для доставки официальной почты мог использоваться только назем­ный транспорт, причем не всегда механический, законодатель установил различные сроки вступления законов (в том числе и уголовных) в силу. Они зависели от получения официального текста закона местными органами власти, самым низшим зве­ном среди которых считался уездный и местный (городской и сельский) исполком. Дата вступления закона в силу определя­лась днем получения его текста соответствующим исполкомом. В законе могли быть указаны и другие сроки ввода его в дейст­вие. Иногда предусматривались случаи вступления в силу зако­на, переданного по телеграфу. В дальнейшем в судебной прак­тике неоднократно дебатировался вопрос о возможности приме­нения нового закона на той или иной территории страны, при­чем Верховный Суд СССР давал весьма углубленную интерпре­тацию упомянутому постановлению. Так, в частности, было с Указом от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хи­щение государственного и общественного имущества».

5 июня 1947 г. двумя лицами — С. и У.—'было совершено присвоение кооперативного имущества. Возник вопрос, по како­му закону привлекать названных лиц к уголовной ответственно­сти: по Указу ли от 4 июня 1947 г. или по ст. 116 УК РСФСР 1926 года? Областной суд отверг квалификацию по указу, так как: а) в тексте закона не установлено время вступления его в силу, следовательно, указ подлежит вводу в действие с момента получения в областном центре газеты «Известия». Однако 5 ию­ня ее еще не было в городе. Передачу же закона по радио обви­няемые не слышали; б)  кроме того, в тексте закона и не было

133          См.   по   этому   вопросу:   П.   Е.   Недбайло.   Применение   советских

правовых   норм.   М.,   Госюриздаг,   I960,   стр.  291   и   ел.;   В.   А.   Туманов.

Вступление в силу норм советского права. Ученые записки, вып. 7. М., ВИЮН,

1968   стр   101

134          СЗ СССР 1925 г. № 8, ст. 75.

98

 

сказало, что он вступает в силу со времени изложения его тек­

ста по радио. Верховный Суд РСФСР отменил определение об­

ластного суда на том основании, что Указ от 4 июня 1947 г. был

введен в действие по радио, а тот факт, что обвиняемые не слу­

шали радиопередачу, не снимает с них ответственности, так как

никто не может отговариваться незнанием закона. Верховный

Суд СССР отменил и это определение, указывая, что радио­

трансляция не является для населения официальной, а поэтому

передача текста закона по радио в данном случае не -может счи­

таться моментом вступления закона в силу.               •

Верховный Суд СССР, ссылаясь на приведенное постановле­ние от 6 февраля 1925 г., отметил, что сроком ввода в действие закона, переданного по радио и телеграфу, если об этом ука­зано в законе, считается не сама передача, а момент получения местными органами власти соответствующей телеграммы или радиограммы. - Если на основе официальной радиопередачи текст закона был опубликован в местном официальном органе печати, то он вступает в силу с момента этой публикации, но яря условии, что газета «Известия» с официальным текстом ке была получена на местах. Поскольку Указ от 4 июня 1947 г. был напечатан в местной газете 5 июня 1947 г., то обвиняемые должны нести ответственность согласно ему (впоследствии вы­яснилось, что указ был опубликован в местной газете 6 июня).

Думается, что данное распространительное толкование по­становления ВЦИК и СН'К СССР от 6 февраля 1925 г. вышло за пределы допустимого. Систематическое толкование ст.ст. 1 и 4 этого постановления показывает, что общее правило закреп­лено в ст. 1, согласно которому закон должен вступать в силу с момента получения на местах газеты «Известия» с его текстам. Передача же закона по телеграфу только тогда может оказать влияние на юрок вступления -его в силу, если непосредственно в тексте закона оказано об этом, как отмечено в постановлении. В тексте же Указа от 4 июня 1947 г. по этому поводу ничего не говорится. Поэтому более правильную позицию, как нам пред­ставляется, занял по данному делу областной суд.

В условиях 20—30-х, да и 40-х годов постановление от

6 февраля 1925 г. было совершенно правильным. Однако во вто­

рой половине XX века оно, (Несомненно, устарело. В первую оче­

редь потому, что в значительной степени улучшились условия

транспортировки, а следовательно, появилась возможность пе­

чатать центральные газеты с матриц, доставленных самолетом

или даже полученных по фототелеграфу, прямо в реопубликан-

7»            99

 

аких или областных центрах. Кроме того, указанное постанов­ление имело один существенный недостаток. Не каждый граж­данин мог ознакомиться с новым законом, хотя постановление и презюмиросвало, что никто не может отговариваться незнанием такового. В самом деле, момент получения местными органами власти официального текста закона ни в коем случае не может означать фактичеокую возможность гражданам сразу же и озна­комиться с его содержанием. А создать такую возможность сле­довало для всех без исключения граждан Советского Союза накануне большой законодательной реформы, которая была проведена в СССР в 1958—1960 гг. Именно исходя из этих соображений 19 июня 1958 г. был принят Указ Президиума Вер­ховного Совета СССР «О порядке опубликования и вступления в силу законов СССР, постановлений Верховного Совета СССР, указов и постановлений Президиума Верховного Совета СССР»135. С изменениями, внесенными 11 марта 1960 г. и 6 ап­реля 1963 г., он выглядит следующим образом.

"1. Законы СССР, постановления и другие акты подлежат опубликованию в «Ведомостях Верховного Совета СССР» не позднее семидневного срока после их принятия.

2.             Важнейшие из законодательных актов, подлежащие широ­

кому   и  немедленному   обнародованию,   публикуются  в   газете

«Известия Советов депутатов трудящихся СССР».

В необходимых случаях эти акты могут быть переданы так­

же по радио или телеграфу.             •

3.             Законы СССР, постановления и другие акты Верховного

Совета СССР, указы и постановления Президиума Верховного

Совета СССР общенормативного характера вступают в силу на

всей территории СССР одновременно по истечении десяти дней

после их опубликования в «Известиях» или «Ведомостях», если

в самих актах ие указан иной орок введения их в действие; те же

акты, опубликованные <в соответствии со ст. 2 настоящего указа

в «Известиях» ранее, чем в «Ведомостях», вступают в силу по

истечении десяти дней после опубликования в «Известиях».

В соответствии с названным указом Президиум Верховного Совета РСФСР издал 30 сентября 1958 г. Указ «О порядке опубликования и вступления в силу законов РСФСР, указов и постановлений Президиума Верховного Совета РСФСР» 136. Со­гласно ему законы и указы, а также постановления подлежат опубликованию не позднее семидневного срока после .их приня-

136 «Ведомости Верховного Совета СССР»  1958 г. № 14, ст. 275. 136-«Ведомости Верховного Совета РСФСР» 1958 г. № 10, ст. 510.

100

 

тия в «Ведомостях Верховного Совета РСФСР», а важнейшие из них — о газете «Советская Россия». Все общей ормативные законы вступают в оилу по истечении десяти дней с момента их опубликования в «Ведомостях» либо в «Советской России». Аналогичные указы были изданы и в других союзных республи­ках 137. Все они совершенно лохожи по своему содержанию. Ду­мается, что такое однообразие не всегда разумно. Террито­риально союзные республики существенным образом отличают­ся друг от друга. Наряду с такими огромными республиками, как РСФСР, КазССР, УССР, есть республики, не имеющие об­ластного деления, и такие, которые во много раз меньше, чем территории отдельных областей и даже национальных округов (на Севере РСФСР). Здесь законы могут вводиться в действие гораздо быстрее. На наш взгляд, можно было бы сократить на несколько дней срок вступления их в силу ввиду небольшой территории республики. Изданный закон требует оперативно­сти. Он наиболее эффективен именно в первое время его приме­нения. Поэтому не стоит без нужды затягивать время вступле­ния закона в силу, так как длительное бездействие его создает известное «привыкание» к нему и особенно в первые дни в опре­деленной степени уменьшает его эффект.

Итак, обычный пор я до к вступления уголовных законов в силу характеризуется тем, что закон начинает действовать по истечении десяти суток с момента его опубликования.

Экстраординарный порядок вступления закона в силу установлен в самом его тексте следующим образом. Закон может быть введен в действие по истечении срока, указанного в нем. Он может быть больше или меньше десяти дней.

Обычно большие сроки определяются для целых уголовных кодексов, которые намечается ввести в действие взамен старых. Это момент коренной ломки уголовного законодательства, с за-вери'^нием которой нельзя спешить. Поэтому значительное время отводится для того, чтобы большое количество граждан успели ознакомиться с содержанием законодательного акта, а органы, применяющие закон, научились с ним обращаться, усвоили основные идеи законодателя, его цели и важные аспекты при­менения закона.

Что касается укороченных сроков вступления уголовных за­конов в силу, то наша практика, начиная  с "1958   года,  их не

137 Указы ачалопичного наименования были приняты: в БССР — 30 мая 1S59 г., в УССР —24 сентября 1958 г., в КазССР —28 июля 1958 г., в Лат­вии— 9 января  1959 г.

101

 

знает. И это правильно. Такие сроки могут понадобиться зако­нодателю очень редко. Эти случаи могут быть связаны со сти­хийным бедствием или чрезвычайным положением, вызванным иными причинами, например, военной обстановкой. Введение в действие уголовных законов по радио и телеграфу, как правило, не имеет места.

Таким образом, самым распространенным способом является обычный порядок вступления уголовных законов в силу, т. е. после десяти дней с момента опубликования. При этом со­гласно существующим правилам десятидневный срок начинает течь со следующего дня после издания закона, а вступле­ние в силу — с 00 часов 01 минуты после истечения десятого дня с момента опубликования закона. Так, например, Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик были приняты 25 декабря 1958 г., опубликованы в газете «Из­вестия» 26 декабря 1958 г., вступили же в силу в 00 часов 01 минуту 6 января 1959 г.

Как уже отмечалось, новый порядок вступления закона в силу создал возможности для того, чтобы принцип «никто не может отговариваться незнанием закона» превратился в полную реальность. Действовавшее до 1958 года постановление ВЦИК. и СНК. СССР от 6 февраля 1925 г. фактически презкшировало ознакомление с законом центральных, губернских и местных органов власти и управления. Но правило, согласно которому закон вводится в действие на следующий день после получения его местными органами власти, лишь подтверждает тот факт, что, прежде чем применить закон, надо его знать. Однако оно не создавало такой возможности для тех, к кому он должен быть применен, т. е. для нарушителей закона. Для многих из них получение местными органами власти газеты «Изве­стия» с официальным текстом закона только создает предпосыл­ки для ознакомления с ним: упомянутое постановление не оставляло временного промежутка с момента получения мест­ными органами центрального официоза с текстом закона до фактической возможности с ним ознакомиться 138.

138 В царской России широкие народные массы были практически лише­ны возможности своевременно ознакомиться с новыми уголовными законами. Да правительство фактически и не заботилось об этом. Согласно сенатскому указу от 20 ноября 1884 г. «распубликование закона, по определению о том правительствующего Сената, в собрании узаконений и распоряжений прави­тельства имеет значение официального его обнародования и в присутственных местах каждый закон восприемлет свою силу и должен быть прилагаем к де­лам со дня получения в том месте листов собрания узаконений и распоря­жений правительства, в коих он припечатан».

102

 

О том, что знание уголовных законов преступниками стало реальностью, свидетельствует следующий факт. По данным на­ших исследований, лишь каждый десятый преступник, винов­ный в хулиганстве, полагал, что он совершил деяния, за кото­рые его не будут судить. При этом преступники ошибались в степени общественной опасности своих хулиганских действий. Во всех остальных случаях они либо не думали об ответственности, либо надеялись ее избежать.

На наш взгляд, в настоящее время социально-правовой

проблемой являются не средства и способы ознакомления широ­

ких народных масс с правом, а воспитание уважения к закону,

сознательного и добровольного его соблюдения.     '               '

С моментом вступления уголовного закона в силу тесно свя­зан вопрос о подлинности его текста. Чтобы применять закон, надо быть уверенным в том, что текст его идентичен оригиналу. Презюмируется, что истинным является официальный текст за­кона, напечатанный в газете «Известия» (для общесоюзных законов) и в «Ведомостях Верховного Совета СССР» — офи­циальном органе Верховного Совета СССР. Официальными тек­стами республиканских законов должны считаться такие, кото­рые опубликованы в центральных печатных органах Верховных Советов союзных республик и в соответствующих «Ведомостях». Официальные теисты законов РСФСР печатаются в газете «Со­ветская Россия» и «Ведомостях Верховного Совета РСФСР». Кроме того, надо признать официальным текст, например, УК РСФСР, который выпущен издательством «Юридическая лите­ратура», если в нем указано на его официальный характер. Текст закона, опубликованный во всех остальных изданиях, не считается официальным. Это не значит, что им нельзя пользо­ваться, однако его применению должна предшествовать с в е р-к а закона с официальным текстом. Такое предпочтение офи­циальному тексту закона не представляет собой пустой фор мальности. Дело заключается в том, что печатание закона в подобных изданиях сопровождается целым рядом дополнитель­ных корректорских операций, которые значительно обеспечи­вают безошибочность теиста. Конечно, никакая специаль­ная служба не может дать стопроцентной гарантии от ошибок, но в официальных текстах закона возможность их появления сведена к минимуму.

Правда, весьма затруднительно ответить на вопрос о том, что делать, если в официальном законе будет обнаружена ошибка. Здесь,   на    наш    взгляд,   необходимо ' иметь   в   виду следую-

103

 

щее. Бели в тексте закона имеется грамматическая или синтаксическая ошибка, то ее просто надо исправить, ибо она, безусловно, была допущена наборщиками, пропущена кор­ректорами и редакторами. Исключить возможность ее исправле­ния— значит, признать право на издание законов за упомяну­тыми техническими работниками типографии и издательств (на это в свое время указывал еще Н. С. Таганцев). Если же имела место логическая ошибка, то ее устранение может быть достиг­нуто путем ограничительного или распространительного толко­вания закона (об этом речь пойдет ниже).

Утрата уголовным законом его силы. Как всякое явление, существующее во времени, уголовный закон подвержен дейст­вию этого времени. Его издание было вызвано определенны­ми социальными потребностями, но проходит время, на смену этим потребностям приходят другие, а это означает, что закон обветшал и устарел и уже не соответствует новым веяниям, а следовательно' должен уйти и обрести помой на архивных пол­ках. На его место приходит новый — все начинается сначала.

Как начало, так и конец действия какого-либо закона свя­зывается с определенными формальностями и ритуалом, кото­рые вызваны практическими соображениями. Они зависят от целого ряда обстоятельств.

Уголовный закон может быть просто отменен, так как отпала необходимость наказывать в уголовном порядке какие-то определенные действия. Он может быть замещен или из­менен в тех* случаях, когда законодатель счел нужным по ка­ким-либо соображениям усовершенствовать действующее зако­нодательство.

Наконец, уголовный закон может утратить свою силу вследствие истечения срока его действия или из­менения обстоятельств, вызвавших его издание.

О т м ен а уголовного закона имеет место в случаях, когда он

упраздняется компетентным на то органом и это фиксируется в

соответствующем законодательном акте. Указом Президиума

Верховного Совета СССР от 23 ноября 1955 г. была отменена

ст. 1 постановления ВЦИК и СНК. от 27 июня 1936 г. «О запре­

щении абортов». С этого момента не считалось преступным про­

изводство аборта для самой беременной женщины, а прежде,

как известно, она наказывалась за это 139.  (

Отмена закона, в действительном смысле слова, осуществ­ляется тогда, когда деяние перестает быть общественно опасным

|М «Ведомости Верховного Совета СССР»  1955 г. № 22, ст. 425. 104

 

и поэтому не требует вмешательства уголовного права, так как становится либо просто аморальным, либо переходит в разряд других, не уголовных, правонарушений.

Бесспорно, закон может быть формально аннулирован и с изданием нового законодательства, если в самом законе будет указано на его отмену в целом или в части. Однако во втором случае правоотношение, регулируемое законом, утратившим си­лу, не трансформируется, оно просто изменяет правила своей регламентации. Поэтому в таких ситуациях лучше говорить о замене закона.

Замена уголовного закона осуществляется также законо­дателем и представляет собой полную его замену.

С изданием Основ уголовного законодательства и принятием УК союзных республик стало традицией вместе с новым зако­ном— либо в его вводной части, либо в соответствующем зако­нодательном акте — указывать на законы или отдельные их статьи, содержащие уголовно-правовые нормы, которые подле­жат отмене. В законе об утверждении Основ уголовного зако­нодательства Союза ССР и союзных республик Президиуму Верховного Совета поручалось утвердить перечень законода­тельных актов, утративших силу в связи с введением в дейст­вие Основ140. В соответствии с этим 13 апреля 1959 г. был издан Указ Президиума Верховного Совета СССР, который признал упраздненными Основные начала уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик и Положения о преступлениях государственных и воинских 141.

При введении в действие уголовных кодексов союзных рес­публик строго соблюдалась та же процедура. Судя по после­дующим законодательным актам, она становится уже нормой законодательства. Такое положение можно только приветство­вать. Правда, данное правило не закреплено ни в одном законо­дательном акте, и отдельные авторы вполне резонно предлагают восполнить этот пробел 142. Мы согласны с П. Е. Недбайло, ко-

140          «Ведомости Верховного Совета СССР» 1959 г. № 1.

141          Там же, № 15.

142          Так, М. И. Блум отмечает, что в самом новом законе следует указы­

вать на  законы,  отмененные им     (Вопросы  действия советского  уголовного

закона во  времени. Ученые записки, т. 44, вып. 4. Латвийский госуниверси­

тет,   1962, стр.  14).

Н. Д. Дурманов считает необходимым, чтобы перечни законов, утратив­ших полностью или частично силу, издавались одновременно с принятием нового закона в виде отдельного указа либо вкладывались во вводный закон (указ. соч., стр. 256—257).

105

 

торый утверждает, что интересам прочного правопорядка более соответствует указание самим законодателем на акты, утра­тившие силу, так как в процессе применения весьма трудно бы­вает определить, в какой мере новый акт отменяет прежний. Это устанавливается путем толкования, что не исключает иногда необоснованных решений 143.

В прошлом, как правило, новый закон не решал судьбу ста­рого. Предполагалось, что он отменяет его. В простых случаях, когда одна уголовно-правовая норма заменяется другой, слож­ностей обычно не возникает. Здесь остается только одна неяс­ность: должен ли какой-либо компетентный орган решать это дело по существу или каждый правоприменяющий орган обязан в любой конкретной ситуации делать заключение о том, сохра­нил или нет силу закон старый?

Когда в 1949 году был издан Указ «Об усилении уголовной ответственности за изнасилование», то было ясно, что он отме­нил ст. 153 УК РСФСР 1926 года и соответствующие статьи УК союзных республик. Однако коль скоро ни один компетентный орган не указал на то, что эта статья отменена, то эту миссию возложил на себя Пленум Верховного Суда СССР. В подобных случаях он вводил положение, согласно которому упраздненные статьи просто не -подлежали применению, т. е. соз­давалось странное положение: закон на самом деле не был от­менен, но и практически не применялся, хотя в последующих изданиях тексты статей под соответствующей нумерацией вклю­чались в УК, а фактически применяемые законы, в частности Указ от 4 января 1949 г. «Об усилении уголовной ответственно­сти за изнасилование»,   помещались в   приложении   к   кодексу.

Как уже отмечалось, подобное положение было терпимым в тех случаях, когда новый законодательный акт не оставлял сом­нений в том, что он отменял старый. Однако дело осложнялось, когда новый закон существенно изменял саму диспозицию и понятие соответствующего преступления, к тому же ситуация ухудшалась еще нечеткой редакцией этого закона.

Так, например, Указы Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества» и «0:6 усилении охраны личной собственности граждан» ввели обобщающее понятие хищения социалистической собственности, однако не содержали  перечня преступлений,  которые   образуют   родовое

143 П.  Е.  Недбайло.  Применение советских  правовых  норм, стр. 303. 106

 

понятие этого хищения, а кроме того, уничтожили понятие гра­бежа, видоизменив для этой цели понятия кражи и разбоя. Есте­ственно, что судебная практика встретила трудности в связи с такой коллизией законов. С одной стороны, действовали на­званные указы, а с другой — все статьи Уголовною кодекса, предусматривающие корыстные преступления, и, кроме того, Закон от 7 августа 1932 г., который тоже не был включен в УК. Конечно, Пленуму Верховного Суда СССР пришлось взять- на себя функции органа, который указал на то, какие статьи УК и другие законы отменяются в связи с изданием указов. Но так как права объявлять закон недействительным Верховный Суд СССР не имел, он, упраздняя фактически закон от 7 августа 1932 г., ст. 1 Указа Президиума, Верховного Совета СССР от 10 августа 1940 г. «Об уголовной ответственности за мелкое хищение на производстве и хулиганство», ст. ст. 59 (хищение огнестрельного оружия), 116, 162, 165, 166, 166-а, 167 и ч. 2 ст. 169 УК РСФСР (различные корыстные посягательства на социалистическую и личную собственность), отметил, что эти статьи не подлежат применению, а должны применять­ся соответствующие статьи указов.

Однако какое правовое значение имеет фраза «не подлежат ■применению»? Она не говорила о юридической отмене прежних законов. Формально они включались в кодексы и считались действующими. А на каком юридическом основании могут дей­ствовать два различных закона, призванных регулировать одни и те же правоотношения, почему один надлежит применять, а другой — нет? (Спустя несколько лет Пленум восстановил дей­ствие ч. 2 ст. 169 УК в ограниченных пределах.) Наконец, был ли управомочен Пленум вообще решать подобные вопросы? Думается, что на это следует ответить отрицательно. Вот почему совершенно обоснованными представляются соображения тех ученых, которые предлагают при издании нового закона всегда указывать, какие старые законодательные акты подлежат отме­не. Кажется, нет нужды оспаривать такое предложение, но к этому необходимо добавить, что следовало бы на всякий случай заранее уполномочить какой-либо официальный орган (окажем, юридический отдел Президиума Верховного Совета СССР и Верховных Советов союзных республик) решать вопрос о том, какие законы отменяются, когда издается новый, если в его,,, тексте нет соответствующих указаний. Если одно и то же право- * отношение регулируется и общесоюзным, и республиканским законом, то отмена первого влечет за собой и упразднение вто-

107

 

рого. Очевидно, что моментом, когда утрачивает силу старый закон, очитается тот, с которого начинается действие нового.

Разновидностью замены следует считать изменение закона. При этом сам по себе он не отменяется, а только изме­няется содержание его отдельных норм. Так, например, в пре­амбуле Указа Президиума Верховного Совета СССР от 18 мая 1972 г. «О внесении изменений и дополнений в Основы уголовно­го законодательства Союза ССР и союзных республик» прямо отмечено, что он дополняет Основы ст. 71 и вносит изменения в ст. 23.

Как уже было оказано, союзный уголовный закон начинает действовать на всей территории СССР в одно время. Наряду с этим прекращают свое существование все республиканские уголовные законы, которые он отменяет, заменяет или изменяет. Вступление его в силу происходит независимо от того, успел ли республиканский законодатель внести соответствующие измене­ния в свой УК или нет. Пока они не внесены, союзный закон действует на территории республики самостоятельно, а не как статья кодекса.

Уголовный закон утрачивает свою силу вследствие истечения срока, на который он издан, или прекращения действия обстоятельств, вы­звавших его издание.

Вместе с тем действующее союзное законодательство не пре­дусматривает какой-либо процедуры изменения и замены рес­публиканского в силу своего изменения. Вполне возможны слу­чаи, когда изданный союзный закон хотя и вступает в силу, но практически не может применяться без соответствующего изме­нения республиканского законодательства, а таковое еще не произведено. М. И. Блум и А. А. Тилле на многочисленных при­мерах показали, к чему это может привести 144.

Возникают определенные неясности и относительно прекра­щения действия союзного закона, который помещен в соответст­вующих статьях УК союзных республик. Может ли он утратить силу одновременно с УК или будет действовать самостоятель­но?

Уголовные законы не издаются на какой-либо конкретный срок. Во всяком случае современное уголовное законодательст­во не знает такого. Поэтому практически   закон,   рассчитанный

144 М. И. Б л у м, А. А. Т и л л е. Обратная сила закона. М., «Юридическая

литература»,  1969, стр. 20 и ел.       v

108

 

на временное действие, может долгие годы существовать как предписание, которое давно уже не может быть соблюдено, так как потеряло всякий смысл и значение. Например, в УК РСФСР 1926 года продолжительное время имелась ст. 69, в ко­торой устанавливалась ответственность за уклонение лиц, осво­божденных от военной службы по религиозным убеждениям, и граждан, зачисленных в тыловое ополчение, от выполнения назначенных им общеполезных работ. В течение 20 лет она только занимала место на страницах Уголовного кодекса Рос­сийской Федерации с комментарием, который указывал, что, начиная с 1939 года, закон не предусматривает освобождения от военной службы по религиозным убеждениям.

Еще большим анахронизмом выглядела ст. 100 УК 1926 года, которая угрожала исправительно-трудовыми работами каждо­му, кто нарушит акцизные правила или порядок особого патент­ного сбора. Однако акцизный и патентный сборы были отмене­ны так давно, что об их существовании не подозревали и люди, достигшие уголовно-правового совершеннолетия в последние до­военные годы.

Следует сказать, что, начиная с 1958 года, законодательный механизм нашего государства четко и точно реагирует на всякое изменение социальной и экономической жизни общества т свое­временно «расчищает» и «обновляет» уголовное законодатель­ство, заботясь, о том, чтобы в вопросах его применения была достигнута предельная точность, оперативность и систематиза­ция.

Что касается уголовных законов, издаваемых в связи с опре­деленными временными событиями, то они также могут быть отменены в обычном порядке. Многие нормы закона об уголов­ной ответственности за воинские преступления могут применять­ся только в военный период. Вследствие этого некоторые авто­ры полагают, что такие нормы в мирное время практически не действуют. Нам представляется, что уголовный закон не может по своему усмотрению то отмирать, то воскрешаться. Он дейст­вует постоянно, если не отменен или не заменен новым. Не всегда могут быть налицо условия, при которых он должен быть применен; это, однако, зависит не от закона, а от обстоятельств, лежащих вне его. Вместе с тем сам закон может быть применен и в мирное время, если преступление, которое он предусматри­вает, было совершено в военное.

Коллизия уголовных законов. Время вступления уголовного закона в силу еще не говорит о том, какой  закон —старый  или

109

 

новый — должен применяться к преступному деянию. Следова­тельно, момент совершения преступления имеет немаловажное значение для разрешения- коллизии нового и старого закона. Теория и практика законодательства выработали три вида кол­лизии: 1) немедленное действие закона (ультраактивность). Это означает, что новый закон регулирует все без исключения общественные отношения, возникшие д о, в момент или п о с-л е его издания. Это радикальный способ изменения регулирова­ния правоотношений, но не всегда наилучший; 2) пережи­вание закона. Иначе говоря, одновременное действие двух зако­нов— старого и нового. Старый применяется, как и раньше, к правоотношениям, возникшим до введения в действие нового, последний же—к отношениям, появившимся после. Примеры это­му можно встретить в трудовом и гражданском законодательст­ве; 3) обратная сила закона 145. Это случай, когда ретроактивный новый закон применяется относительно деяний, совершенных до издания старого. Здесь как бы перекрещиваются действия этих двух законов. При пережив амии закона его действие сохраняет аилу толыко тогда, когда он был применен до появления нового; при обратной силе новый закон может быть приме­нен   и к  деяния*:, совершенным   до   его   издания.

Что касается переживания закона, то в уголовном праве ста­рый закон, 'бесспорно, не теряет силу относительно деяний, к ко­торым он применялся вплоть до окончания соответствующего правоотношения. Наказание, назначенное по этому закону, мо­жет сохранять свою силу, несмотря на то, что новый существует уже в течение многих лет и даже если тоже стал достоянием истории, как и предыдущий, а на его место пришел другой но­вый закон, если не начали действовать правила об обратной: силе закона.

В уголовно-правовой теории всегда остро ставился вопрос об обратной силе закона. Это вызвано тем, что здесь мы имеем как раз тот случай, когда абстрактная и, казалось бы, чисто умо­зрительная концепция находится в непосредственной связи с жизненными ситуациями, которые образуют иногда трагические моменты в человеческой судьбе, а точнее—в судьбах многих и многих людей. Причем в этом пункте законы процессуальные су­щественно отличаются от материальных. Коль скоро всякий но­вый процессуальный закон, закон формы (lex le form) направ­лен на то, чтобы еще более усовершенствовать формы судопро-

145 А. А. Тилле, указ. соч., стр. 40. ПО

 

извсдства, а следовательно, опасобствовать скорейшему и более компетентному ответу на главный вострое уголовного процес­са— виновен или нет человек, стоящий перед судам? — то все это должио расцениваться как необходимое и общеполезное мероприятие, которое подлежит немедленному осуществлению. При этом если субъект не виновен, то новый закон — в интере­сах подсудимого, если виновен — в интересах государства. И в том, и в другом случае истина восторжествует надежнее и быстрее.

С законом материальным, именно потому, что он — закон содержания (lex le fond), дело обстоит гораздо сложнее. Труд­ности вызваны мяож>еством причин, важнейшие из которых сле­дующие: а) само деяние может быть длящимся или продолжае­мым и его «протяженность» во времени может оказаться «длин­нее» нескольких законов, т. е., начавшись при действии одного закона, пережить второй и даже третий и окончиться, когда в аилу вступил четвертый; б) между совершением преступления и применением наказания может протечь срок, который длиннее действия любого закона; в этом случае тоже возникает пробле­ма i—какой закон применить? в) наконец, за время отбытия на­казания закон может перемениться несколько раз. Все это не может пройти бесследно для наказанного и также ставит ряд вопросов, нуждающихся в обязательном разрешении. Однако прежде чем непосредственно решить вопрос об обратной аиле уголовного закона, необходимо рассмотреть, как связывается действие закона во времени с моментом со­вершения   преступления.

Время совершения преступления. Статья 6 Основ (ст. 6 УК РСФСР) недвусмысленно заявляет, что преступность т нака­зуемость деяния определяются законом, действующим при совершении его. На первый взгляд, это исчерпывающее поста­новление закона не нуждается в особых комментариях. Однако данное утверждение было бы правильным, если бы всем было известно время совершения преступления. * Нельзя, разумеется, утверждать, что существует абсолютная неопределенность по этому вопросу. В подавляющем большинстве случаев его реше­ние является простым и прежде всего потому, что само преступ­ное деяние может быть несложным, а объективная сторона со­става соответствующего преступления относительно примитив­ной. Так, например, трудно себе представить квартирную кра­жу, грабеж, разбой, изнасилование и многие другие преступле­ния совершенными во время действия двух различных законов—

111

 

старого и нового. Эти преступления не требуют большой протя­женности во времени, и с ними, как правило, вопрос ясен.

Однако неясности и сомнения поджидают .нас сразу же, как только мы перейдем от единичных, одноактных, простых пре­ступлений к сложным, представляющим собой систему действий либо имеющим протяженность во времени, либо разрыв между вредоносным деянием и наступлением общественно опасных последствий. Эта неопределенность существует и до сих пор, несмотря на то, что ее пытаются разрешить ученые многих стран 'И многих поколений. Как и более ста лет назад, сторонники точек зрения никакими достаточными аргументами не могут убедить друг друга в правильности своей позиции. Судебная практика сама по себе выбирает линию поведения и решает дан­ные вопросы, примыкая то к одной, то к другой концепции. Вы­скажем и мы последовательно свое мнение по различным аспек­там этого вопроса.

1.             Насколько нам известно, нет каких-либо возражений про­

тив того, чтобы решить вопрос о системе однородных преступ­

ных действий, когда одни   преступления   совершены   во   время

действия старого закона, а другие — нового, в пользу последне­

го, каким бы он по своему характеру ни был   (более или менее

строгим). То есть если субъект на протяжении нескольких лет за­

нимался безнаказанно кражами   или   грабежами   и   счастливо

избежал кары по старому закону, но оказался перед лицом пра­

восудия во время действия нового, то все  деяния,   которые   он

совершил до   и после   него,   должны   быть   наказаны  согласно

новому закону. Никакой совокупности старого и нового закона

не требуется, даже когда в том и другом   имеются   различные

нюансы  в  описании  объективной   стороны  состава  преступле­

ния. Однако если новый закон   устанавливает   ответственность

за действия,   ранее  не   наказуемые   в   уголовном   порядке,   то

прежние деяния'не могут быть вменены в вину. Если, например,

он, в отличие от старого, предусматривает в качестве отягчаю­

щего обстоятельства повторность   или   систематичность  (в ста­

ром законе этого не было), а в момент действия нового закона

было совершено лишь одно преступление, остальные же принад­

лежат прошлому, то обвиняемый должен нести ответственность

за преступление, совершенное впервые.

2.             .Единодушны советские криминалисты и относительно для­

щихся и продолжаемых преступлений. Как известно, длящиеся

характеризуются тем, что, будучи совершены, в виде преступно­

го состояния длятся   какое-то   время   и прекращаются либо со

112

 

смертью виновного, либо после явки с повинной, либо разобла­чения преступника и т. п. К ним относятся, например, дезертир­ство, уклонение от уплаты алиментов на содержание родителей и т. п. Этим преступлениям присуще определенное преступное состояние, которое начинается с момента, когда субъект совер­шил действия, образующие состав преступления, и оканчивает­ся с наступлением одного из перечисленных выше событий. Продолжаемые — это преступления, которые складываются из ряда аналогичных .преступных действий, направленных на один и тот же объект .и объединенных единством замысла. Сюда мож­но отнести растрату «руиной суммы денег, когда она осуществ­лялась многими однородными актами, из одного источника и т. д. Бели названные 'Преступления были начаты во время дей­ствия одного 'закона, а окончены в момент, когда в силу вступил другой, то преимущества последнего бесспорны. Ко всем дея­ниям надлежит применять новый уголовный закон.

. 3. Не представляют затруднения и случаи, когда объектив­ную сторону согласно закону образуют два и более преступных действия, отделенных друг от друга 'К^аким-то промежутком вре­мени. Такова, -например, спекуляция. Подобным преступлением может быть и коммерческое посредничество, а равно замятие запрещенным промыслом. Спекуляция, как известно, состоит из двух последовательных действий: а) скупки товаров и предме­тов с целью наживы и б) их перепродажи. Вполне может быть, что скупка совершается во время действия одного закона, а пе­репродажа — в момент, когда имеет силу уже другой. Во всех названных случаях победа остается за будущим.

4. Сложнее сделать правильный выбор закона, если преступ­ные действия совершены во время, когда применялся один за­кон, а преступный результат наступил при другом. Такие ситуа­ции редко возможно себе представить.

Н. Ф. Кузнецова полагает, что определяющим в таких слу­чаях является момент совершения 'преступных действий, так как человеческому соаманию подконтрольно только действие, а то, что выходит за рамюи его (последствия), человек не может ни изменить, ни предотвратить. Они развиваются по своим собст­венным законам и не подвластны воле или разуму обвиняе­мого и6. Следовательно, как считает Н. Ф. Кузнецова, надо на-

140 Н. Ф. Кузнецова. Значение преступных последствий. М., Госюр-издат,  1958. стр. 14—'16.

Такой же позиции придерживается и проф. Брюнольф Хоякасало (Уголоз-ное пр,аао Финляндии. В сб.: Современное зарубежное уголовное право, т. 2. М., «Иное трапная литература», 1958, стр. 51).

8     Заказ 231        113

 

называть то, что есть воплощение преступной воли лица, резуль­тат его вины, а всем этим может быть только действие. Однако оно совершается во время господства старого заишна, значит, только он и имеет власть над этим действиемКПоследст-вия же — лишь продукт действия, они, подобно Джину, выпу­щенному из бутылки, не только перестают быть зависимыми от преступника, но скорее сами приобретают власть над ним.

Такого же мнения придерживается и М. И. Блум 147. Считает правильными приведенные соображения и Я. М. Брайнин, за исключением случаев, когда виновный сохраняет господство над развитием событий и может предотвратить возможность наступ­ления последствий. Лишь при этом субъекту следует вменять в вину деяние согласно нормам нового уголовного закона 148.

С этой точкой зрения .согласны и авторы Комментария к Уголовному кодексу РСФСР. В качестве аргумента они выдви­гают сомнительный тезис о там, что всякое преступление окан­чивается с момента совершения преступных действий. Приме­нительно к убийству это, например, причинение ранения. По мнению авторов Комментария, этим и заканчивается преступле­ние, хотя смерть потерпевшего наступила позже149.

Проф. Н. Д. Дурманов стоит на иной позиции. Он полагает, что преступление может быть законченным только'тогда, когда наступили последствия, что действия и последствия — два раз­нопорядковых явления, которые тесно связаны (Между собой. Кроме того, Н. Д. Дурманов считает, что поскольку между прекращением действия старого и вступлением в силу нового закона имеется промежуток времени, то для 'виновного он всегда представляет собой резерв возможности предотвратить послед­ствия. Значит, в таких ситуациях логично предположить, что всегда должен действовать новый уголовный закон. Проф. Н. Д. Дурманов допускает исключения только для неосторож­ных преступлений 15°.

С нашей точки зрения, каждое материальное преступление заканчивается с момента наступления общественно опас­ных последствий, и с этого времени к нему должен применять­ся закон, который имеет силу.

147          М. И. Б л у м, указ. соч., стр.  16—17.

148          Я. М. Брайнин, указ. соч., стр.  137.

149          Комментарий к Уголовному кодексу РСФСР. М., «Юридическая лите­

ратура»,  1971, стр.  15.

150          Н.  Д.  Дурманов,  указ.  соч.,  стр.  362.

114

 

Проф. Н. Ф. Кузнецова этот же вопрос решает в_ зави­симости от возможности субъекта влиять на ход событий в момент действия того или иного закона. Ответствен­ность . за преступление, полагает она, может наступать только в тех пределах, когда субъект господствует над преступным событием и может сознательно изменить его тече­ние или (прекратить его развитие таким образом, чтобы не про­изошло каких-то последствий. До этой стадии возможен добро­вольный отказ со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но когда субъект .намеренно .перешагнул этот рубеж и допустил дальнейший ход событий, уже не .подконтрольный ему и разви­вающийся собственным путем, не досягаемым для субъекта, — с этого момента автоматически прекращается и его деятельность. Теперь он может быть только наблюдателем, созерцая, как раз­вивается дальше дело его рук. Он сделал все, что от него зави­село во время действия старого закона, значит, этот закон и дол­жен быть применен к нему. Что бы ни сделал субъект, дабы пре­дотвратить последствия, он уже ничего не может изменить; следовательно, даже узнав о новом законе и решив окончатель­но in бесповоротно соблюсти его, преступник race равно ничего не может предпринять, так как результат его действия уже боль­ше не принадлежит ему самому. Поэтому применение нового закона выглядело бы как объективное вменение.

Бесспорно, соображения Н. Ф. Кузнецовой весьма основа­тельны. Но при этом допускается существенное отступление от действующего закона, который считает преступление окон­ченным только тогда, когда наступает преступный результат. В описанной выше ситуации два за-кояа действо­вали ,в момент, когда развивалось одно преступное событие. Оно было начато три действии одного закона, а закончилось, когда имел силу другой. Но конец, как говорится, всему делу венец, и в зависимости от (конечного исхода преступного дейст­вия устанавливается и состав преступления, а в связи с тем, что действует иовый закон, этот состав и должен определяться в соответствии с ним. Старый закон уже мертв, а мертвые не ожи­вают. Над оконченным преступлением он не имеет никакой вла­сти. Бго господство .может быть распространено только на окон­ченное покушение. Но если преступное событие развивалось так, что оно достигло стадии оконченного покушения во В)ремя, когда в силе еще старый закон, а затем —в стадии оконченного преступления в момент действия нового закона, то было 'бы нелогично квалифицировать преступное

115

 

действие как оконченное преступление по старому закону, когда оно было только оконченным in оку шеиием, и игнорировать новый закон, во время действия которого преступление действительно закончилось^ Вопрос о влиянии на последст­вия к этому делу не имеет никакого отношения, так как, совер­шая сознательно какие-то действия и отчетливо представляя себе последствия их, субъект соглашается с их наступлением и для 'него самого вопрос дальнейшего господства над течением преступного события — незначительная деталь, которой он о б-д у м а « н о пренебрегает.

Коль скоро авторы цитированного выше Комментария УК РСФСР не привели .каких-либо веских аргументов в защиту кри­тикуемого тезиса, можно ограничиться лишь указанием на про­тиворечия, которые они допускают, защищая свою позицию. Утверждая, что применяется тот закон, который действовал в момент причинения, они пишут: «Так, убийство совершено во время причинения потерпевшему смертельного (повлекшего смерть) ранения (повреждения). В момент окончания причине­ния такого ранения прекращается и совершение преступления, хотя бы смерть наступила позже»151.

Однако далее, комментируя ст. 15 УК, эти же авторы говорят уже совершенно противоположное. В самом деле, «не доведен­ным до конца преступление, — читаем мы, — считается в том случае, если его состав выполнен не полностью, в частности если не наступил предусмотренный законом обязательный для данно­го преступления общественно опасный результат (при краже имущество не изъято, при убийстве не наступила смерть жерт­вы) »152.

ГИ, наконец, последнее, что следует решить здесь, это вопрос о применении старого и нового законодательства к разновре­менной деятельности соучастников преступления. Как быть в том случае, если подстрекатель действовал ;во время, когда в силе был один закон, а пособник и исполнитель — уже в момент властвования другого и т. п.

М. И. Блум решает эту задачу следующим образом. Испол­нитель отвечает по закону, .который применялся в момент со­вершения им последнего преступного деяния. Подстрекатель и пособник в свою очередь несут ответственность по закону, кото­рый существовал уже при совершении   ими  своих  действий.

151          Комментарий к Уголовному кодексу РСФСР. М., «Юридическая лите­

ратура».  1971, стр.  15.

152          Там же, сир. 41.

116

 

Поскольку они могут действовать только д о окончания преступ­ления исполнителем, то их деяния идут впереди иополнитель-ских. Следовательно, к ним может применяться либо более ран­ний закон, либо тот, который распространяется и на исполните­ля. Второй вариант возможен лишь в том случае, когда подстре­катель и исполнитель знали о новом законе и предполагали, что исполнитель совершит преступление во время егв действия.

Что же касается организатора, то, по мнению М. И. Блум, он отвечает не по тому закону, 'который существовал в момент учи-нения им организаторских действий, а тогда, когда .все соучаст­ники совершили деяния и -в силе был новый закон, т. е. практи­чески организатор приравнивался к исполнителю. Каких-либо обоснований своей позиции М. И. Блум не приводит153. В по­следнем Комментарии к УК РСФСР авторы придерживаются точно такой же точки зрения 1М.

Иначе, на наш взгляд правильно, решает этот вопрос Я- М. Брайнин, который пишет: «...если преступная деятель­ность наполнителя продолжалась после издания нового закона, усиливающего ответственность, то и соучастники разделяют эту ответственность»155. Развернутое обоснование такого мнения дано в работе проф. Н. Д. Дурманова: «Статья 17 Основ говорит о соучастии как о совместном умышленном участии в соверше­нии преступления. В отношении организаторов, подстрекателей, пособников момент совершения преступления определяется дей­ствиями исполнителя, а не действиями названных соучастников по созданию условий для совершения преступления.

Действия организатора, подстрекателя, пособника не имеют самостоятельного значения и непосредственно не причиняют вреда объекту, они воплощаются в действиях   исполнителя» 156.

К этому следует только добавить, что момент прекращения действий соучастников не есть окончание преступления. Невер­ным было бы вменять в вину подстрекателю ответственность за несовершенное преступление. Все соучастники учиняют о д-н о преступление, поэтому было бы довольно странным и, по су­ществу, неправильным квалифицировать одно и то же действие по различным законам одного и того же Уголовного кодекса. Выходит, что совершено одно преступление, а отвечают соучаст­ники за два. Такое ненужное усложнение квалификации дейст-

153 М.  И.  Блум,  указ. соч., стр.  19.

164 Комментарий к Уголовному кодексу РСФСР, стр.  16.

155          jj   м   Б р а й н и н, указ. соч., ст.р.  137.

156          Н.  Д.  Дурманов,  указ.  соч.,  стр.  263.

117

 

оий соучастников представляет собой негативное отношение к вопросу об акцессорной природе соучастия. В уголовно-право­вой литературе этой концепции «а протяжении многих лет при­писывают большое количество пороков, которых она начисто лишена, и отказывают в достоинствах, которыми она, несомнен­но, обладает157. К числу ее бесспорных преимуществ относится здравый смысл и логичность конструкции. В самом деле. В со­ветском уголовном законодательстве уголовная ответственность устанавливается не за слова, а за дела. Причем за дела пре­ступные, т. е. общественно опасные. Но будут ли такими сами по себе действия подстрекателя или пособника, если их изоли­ровать от преступления, в котором они участвуют. Одними и теми же словами можно склонить, к подвигу и к подлости, но в первом случае они будут поставлены в заслугу автору, а во вто­ром — в порицание. Точно так же и топором, отданным другому, можно убить не только бешеную собаку, набросившуюся на че­ловека, а и его самого. И здесь действовавший достоин соответ­ственно похвалы и осуждения. Но за что же в приведенных при­мерах подстрекатель и пособник заслуживают порицания? Именно на этом и строится ответственность соучастников за прег, ступление, которое совершил исполнитель. Однако резонно ли в таком случае одно преступление вменять в вину исполнителю по одному закону, а соучастникам — по другому, который дей­ствовал, когда и преступление-то еще не было совершено? За­чем же, критикуя теорию акцессорной природы соучастия за отдельные юридические фикции, заменять их одной, всепогло­щающей фикцией, утверждая ответственность за несовер­шенное преступление?

Итак, самым справедливым решением рассматриваемого во­проса была бы квалификация действий всех соучастников, ког­да бы они ни были совершены, по тому закону, который сущест­вовал в момент учинения исполнителем преступления.

Обратная сила уголовного закона. Как уже указывалось, возможность обратной силы уголовного закона представляет собой исключение из общего правила. Вместе с тем оно было возможным во iBce времена. Так, все советские уголовные кодек­сы, кодексы зарубежных социалистических стран, насколько нам известно, допускают обратное действие уголовного закона в том случае: а) когда он деяние, ранее наказуемое в уголовном по­рядке, не считает более преступным; б) когда по новому закону

157 ,И. И. К а р п е ц. Наказание — социально-правовые и криминологи­ческие проблемы. М., «Юридическая литература», '1973, стр. 174.

118

 

преступление наказывается менее тяжким наказанием, т. е. когда ответственность смягчается. При этом возникает несколь­ко вопросов. Прежде всего каково теоретическое обоснование обратной оилы закона? До каких пределов она допустима? Что понимать под смягчением ответственности?

Рассматривая вопрос об основаниях придания уголовному закону обратной оилы, следует отменить .прежде (всего то, что' среди многих юристов-теоретиков находились и противники ка­кой-либо правомерности ее. О различных точках зрения на этот счет речь пойдет ниже. Сейчас же несколько слов стоит сказать относителыно положения «закон обратной оилы не .имеет» как о принципе. Является ли оно нормой законотворчества или мо­ральной нормой законодателя, которую создала теория права и освятила традиция? А может быть, это просто, утилитарное сооб­ражение, которое всякий раз только надо принимать во внима­ние?

Мы склонны предположить последнее. Высшая мудрость законодателя заключается в правильном нахождении оптималь­ных средств регулирования общественных отношений. Он обя­зан при этом исходить только из этих задач, т. е. смотреть на вещи с утилитарных позиций.» Если сегодняшние подлинные, не преходящие, не случайные, а действительные интересы общества требуют отказа от традиционного решения проблемы, то законо­датель должен без колебаний отбросить данные устои' и найти ключ к разрешению указанного вопроса в иных принци­пах и положениях. Напротив, если обычное разрешение назрев­ших дел будет хорошим заслоном против преходящих, времен­ных, случайных тенденций и ориентации — должна восторжест­вовать традиция' Следовательно, законодатель вправе по свое­му усмотрению делать вывод о придании или непридании ново­му закону обратной силы. Однако если в Основах он провоз­гласил положение об обратной силе уголовного закона в виде всеобщего принципа, то может нарушить его только в край­нем случае, обязательно мотивируя это исключение. Здесь речь идет уже не об утилитарности, а об авторитете законодателя.

Что касается теории, то отдельные ученые, воззрения которых пропитаны догмой и которые отдают последней приоритет перед фактами, считали -возможным принцип применения нового зако­на сделать всеобъемлющим и не допускающим исключения. Так, Гелыпнер и Веккер утверждали, что коль скоро преступле­ние было таковым, когда действовал старый закон, то оно оста­лось им и в момент вступления в силу нового, хотя бы послед-

119

 

■ннй и не рассматривал больше подобные деяния в качестве преступных. Так как прошлое принадлежит истории я ничто над ним не властно, то нельзя сделать бывшее небывшим, бывшее преступным видоизменять в непреступное. Лишь в порядке по­милования государство может корректировать новый порядок вещей. Развивая и дополняя эту мысль, Н. С. Таганцев писал: «Никакой позднейший закон не может сделать бывшее небыв­шим; говоря о применении позднейших мягких законов, мы бу­дем говорить о .соображениях полезности, выгоды, но не о нача­лах права» 158.

Однако начала права вмещают в себе и соображения полез­ности, и элементы социальной выгоды. Старые начала права, которые превратились в обветшалое установление, отставшее от быстротекущей жизни, независимо от того, были ли они дети­щем неразумного законодательства или просто перестали соот­ветствовать новым общественным отношениям, не могут больше служить преградой для нового, они не могут быть с того момен­та и правовыми началами, ибо их сменили другие основы. Как будто бы признавая это, Н. С. Таганцев далее писал: '«...если же мы вовсе не будем применять законов, уменьшающих ответст- -венноеть, то мы заставим государство осуществлять то, что оно признало не только нецелесообразным, но, может, даже вред­ным» 159.

Продолжая рассуждать, Н. С. Таганцев приходит к выводу ■о том, что раз мы придаем новому закону, смягчающему ответ­ственность, обратную силу, т. е. исходим из интересов виновного,' то почему нельзя вкладывать ее и в более строгий закон и вы­ступить, таким образом, в интересах государства. Ссылка на то,' что, учиняя преступное деяние, преступник не знал о том, что за него будет установлено более строгое наказание, являет­ся фикцией, так как большинство населения вообще не имеет понятия о санкциях.

Вместе с тем он придерживается того мнения, что закон, устанавливающий новый состав преступления, не может обла- . дать обратной силой в отношении действий, совершенных до его издания 160. Таганцев считает, что юридически нет никаких пре­град для придания обратной силы любому закону. Таковыми могут быть только политические соображения  и прежде всего

158          Н.  С.  Т а г а н ц е в,  указ. соч.,  стр. 270.

159          Та м ж е.

160          Там  ж е, стр.  273.

120

 

тот факт, что данным образом под знаменем всеоильного закона открываются широкие возможности для произвола, посягательств на основные права и гарантии личности. Поэтому Таганцев резон­но полагает, что весь вопрос об обратной силе уголовного закона надо решать исходя из политических, а не юридических основа­ний, и практически для законодателя в этом отношении не мо­жет быть каких-либо сковывающих ограничений. Должен дей­ствовать принцип полного приоритета нового законодательства перед старым, за исключением изъятий, установленных прямо выраженной волей законодателя, в точно определенном ею объеме.

. В последние годы советское уголовное право строго придер­живается этого принципа. Так, например, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14 февраля 1959 г'. «О порядке введения в действие Основ уголовного законодательства, Основ уголовного судопроизводства и Законов об уголовной ответст­венности за государственные и за воинские преступления»161 мера наказания была снижена до 15 лет лишения свободы всем осуж­денным, которые ранее были приговорены к большему сраку. Всем лицам, совершившим преступление в возрасте до 18 лет, она была уменьшена до десятилетнего максимума. За некото­рым исключением в соответствие с санкциями статей законов об уголовной- ответственности за государственные и за воинские преступления были приведены меры наказания лицам, ранее осужденным за аналогичные деяния. Были сокращены сроки ссылки и высылки, уменьшены удержания по направительным работам и т. д.

Что касается обоснования принципа о действии закона вре­мени совершения преступления, который может иметь обратную силу только в отношении деяний, смягчающих или4 устраняющих уголовную ответственность, то оно не может черпать свою до­стоверность в теоретических выкладках. Законодатель волен поступать в соответствии со своим- представлением о целесооб­разности. Она при этом и должна являться главным критерием. Согласно принципу экономии репрессии наказание — это край­няя мера государственного принуждения, которая должна при­меняться там, где она не может быть не применена. Если высший орган государства признает, что в настоящих ус­ловиях общество и государство не считают то или иное деяние преступным и не хотят больше наказывать за него в уголовном

с<Ведомости Верховного Совета СССР» 1959 г., № 7, ст. 60.

121

 

порядке, то эти соображения в полной мере должны относиться не только к будущим, но и к прошлым преступлениям.

Целью уголовного наказания является предупреждение пра­вонарушений. Но если общественная жизнь такова, что нет боль­ше необходимости предотвращать такими суровыми мерами какое-то действие или вообще его следует разрешить в буду­щем, то это тем более относится к действиям, имеющим место в -прошлом. Наказание обращено в_ прошлое как, назидание на будущее. Но коль скоро оно лишается этого качества в буду­щем, то автоматически исчезает и его прошлое правовое значе­ние. В наказании остается лишь одно свойство — возмездие. Однако голое (возмездие, включающее в себя и средство, и цель, превращается в чистейшую самоцель и как таковое чуждо пра­ву вообще, а советскому — тем более.'Прав был Шопенгауэр, оказавший, что всякое воздаяние за преступление причинением боли без цели для будущего есть месть. Злоба и жестокость не могут быть оправданы этикой. Нам кажется, что подобная месть для всякого цивилизованного человека представляет собой тор­жество жестокой радости во имя ощущения достигнутого равно­весия между чувством испытанной в прошлом боли и унижения от преступления и сознанием боли и унижения, причиняемых преступнику в данный момент.

Итак, в наказуемости деяния, ныне не несущего опасности для общества только потому, что оно совершено в то время, когда действовал запрещающий его закон, нет ни грана целесо­образности. Все, что было сказано применительно к закону, отменяющему преступность и наказуемость деяния, полностью относится и к закону, смягчающему уголовную ответственность. Если законодатель счел, что начиная с определенного срока за преступное деяние должно назначаться более мягкое наказание, то независимо от строгости прежнего закона в настоящий мо­мент целесообразно со всех точек зрения карать это действие строже, когда бы оно ни было совершено. Однако здесь же воз­никает вопрос: почему эти аргументы нельзя привести в пользу более строгого закона? Коль скоро государство сделало переоцен­ку общественной опасности деяния и пришло к выводу, что прежняя была слишком мягкой, то на каком основании надо делать поблажку преступнику, когда ошибочность прежней оценки установлена? На это можно дать только один ответ. Бели мы наказываем сознательное нарушение закона, то оно всегда конкретно, т. е. намеренно преступает только тот закон, который действовал ранее. Следовательно, и должен быть при-122

 

менен этот, нарушенный закон. Таково, на наш взгляд, должно ■быть объяснение ст. 6 Основ уголовного законодательства Сою­за ССР и союзных республик (ст. 6 УК РСФСР).

До каких же пределов допустима обратная сила закона? Прежде всего вопрос может быть поставлен таким образом. Распространяется ли действие нового закона, имеющего обрат­ную силу, только на преступные деяния, которые еще ждут свое­го рассмотрения в суде, или оно охватывает и преступления, дела о которых уже прошли стадию суда, приговор вступил в законную силу и виновный отбывает или даже отбыл назна-' ченную меру наказания? Основы и республиканское законода­тельство ничего не говорят об этом. Между тем это не тот во­прос,, ответ на который мог бы удовлетворить только любозна­тельного теоретика. От его решения немало зависит и в судеб­ной практике.

Многие теоретики уголовного права отвечают на поставлен­ный вопрос очень просто. Закон может иметь обратную силу только применительно к преступлениям, дела о которых не рас­смотрены или приговоры ib отношении которых еще не начали действовать]162. Аргументация этого положения содержится в монографии" М. И. Блум и А. А. Тилле «Обратная сила закона». Ее суть сводится к следующему: а) если бы ст. 6 Основ была применима ко всем преступлениям, независимо от вступления ил'И невступления приговоров в законную силу, то незачем было бы специально отмечать это в Законе от 25 декабря 1958 г. «Об утверждении Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик» и в Указе от 14 февраля 1959 г. «О поряд­ке введения в действие Основ уголовного законодательст­ва,..» 163, которые на определенные категории осужденных и по отдельным преступлениям специально распространи­ли обратную силу закона, когда приговоры по данным де­лам уже давно вступили в законную силу; б) если бы было не так, то меры наказания, свыше сроков, уста­новленных соответствующими статьями законов, были бы сни­жены не до максимальных пределов, а пересмотрены с вынесе-

162          М.  Д.   Ш а р г о р о дек и й.   Уголовный  закон,  стр.  226;  Курс совет­

ского уголовного права. Часть Общая. Л., Изд-во ЛГУ,  1968, стр.  116—ill7.

Авторы   комментариев   УК   РСФСР   (Л.,   Изд-во  ЛГУ,, 1962,   стр.   174),  УК

Молдавской  ССР   (Кишинев,   1964,  стр.  26—27),  Белорусской  ССР   (Минох,

1963,   стр.    111);   Научно-практический   комментарий   УК   РСФСР.   М.,   1964,

стр. ,14; М. И. Блум, А. А. Тилле, указ. соч., стр. 82 и ел.

163          «Ведомости Верховного Совета СССР»  1959 г. № 7.

123

 

нием новых мер наказания вообще. Эта доводы М. И. Блум счи­тает достаточными, чтобы сделать следующее утверждение: «...действующее советское уголовное законодательство, хотя в прямой словесной форме и не установило пределов ст. 6 Основ, все же предусмотрело такой пдедел, и им является момент вступления приговора'в законную силу»164.

Напротив, Н. Д. Дурманов165 и В. Н. Кудрявцев166 пола­гают, что обратная сила уголовного закона распространяется на все преступления, совершенные до его издания и ввода в дейст­вие, в какой бы стадии они ни находились, так как это диктует­ся соображениями справедливости и гуманности.

Что можно сказать по этому .поводу? Вряд ли аргументация той или иной стороны является достаточной, чтобы убедительно доказать данную теорему. Если закон словесно умолчал о чем-либо, то в этом'случае возможны различные и даже противопо­ложные варианты доказательств причин умолчания: а) ст. 6 Ос­нов, не упоминая о стадии вступления приговора в законную силу, «с полной очевидностью» свидетельствует, что эта стадия лежит за пределами ее действия, та« как судопроизводство по делу окончено, а в УПК нет статей, которые бы разрешали пересмотр по этому основанию вступившего в законную силу приговора; б) тот факт, что в ст. 6 отсутствует упоминание о вступлении приговора в законную силу, с не менее полной оче­видностью показывает, что она относится ко всем стадиям уго­ловного процесса, в том числе и исполнения наказания. Что же касается пересмотра дела в порядке надзора, то в этом случае можно найти оправдание в том, что назначенное наказание не соответствует тяжести содеянного и личности обвиняемого. А это, как известно, является основанием для отмены пригово­ра в порядке надзора. Высший авторитет закона заключается именно в его целесообразности. Если по каким-либо причинам подобная защита может быть осуществлена менее тяжкими уго­ловно-правовыми средствами, то какое значение имеет тот факт, что приговор вступил в законную силу? Он начал действовать как закон. Но сила последнего поколеблена. Можно ли этими формальными соображениями оправдать несправедливость, по которой лицо должно отбывать более строгое наказание, чем это предусмотрено новым законом?

164          м   у\   Блум, А. А. Т и л л е, указ. соч., стр. 86.

165          Н. Д. Дурманов, указ. соч., стр. 278.

166          В.   Н.   Кудрявцев.   Теоретические   основы   квалификации   престу­

плений. М., Госюриздат, 1961, стр. 225.

124

 

Хотя словесно ст. 6 Основ (ст. 6 УК РСФСР) не установила пределов своего действия, мы склоняемся в пользу второго ре­шения. Если исходить из целесообразности, а это именно те по­зиции, которым в .правосудии надо отдавать приоритет, то точка зрения Н. Д. Дурманова и В. Н. Кудрявцева гораздо ближе к истине. Поэтому если издается закон, смягчающий уголовную ответственность или устраняющий ее, то он должен распростра­няться на все без исключения деяния, совершенные до вступле­ния его в силу. Остается теперь выяснить, какие законы имеет в виду ст. 6 Основ. В ч. 2 этой статьи оказано следующее: «За­кон, устраняющий наказуемость деяния или смягчающий нака­зание, имеет обратную силу...». С первой половиной этой фразы все ясно, поскольку здесь речь идет о законе, устраняющем на­казуемость. Несколько сложнее обстоит дело с понятием зако­на, «смягчающего наказание». Это выражение можно понимать буквально или толковать распространительно в-смысле закона, наиболее благоприятного для обвиняемого.

Если трактовать   ст. 6   Основ  дословно, то, на наш взгляд, можно прийти к выводу, что она подразумевает  только   за­коны    Особенной    части   уголовного   права,    которые содержат санкции, и абсолютно не относится к постановлениям Общей. Если же ч. 2 ст. 6 интерпретировать   более   или менее распространительно, то следует признать,   что   обратную силу должен иметь любой  закон,  который в той или   иной  степени смягчает п оложение преступника, будь то нормы, опреде-'4 ляющие преступность или наказуемость деяния, или нормы, ко­торые    касаются   отбытия   наказания  и его  правовых послед­ствий.

Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 18 де­кабря 1963 г. «О некоторых вопросах, возникших в судебной практике по применению законодательства о досрочном, услов­но-досрочном освобождении от наказания и замене наказания более мягким» высказал принципиальное соображение относи­тельно того, что законодательство об условно-досрочном осво­бождении и замене неотбытой части наказания более мягким не решает вопросов о преступности и наказуемости деяния. Поэто­му положения ст. 6 Основ уголовного законодательства Союза' ССР и союзных республик не относятся к этим случаям и проб­лема применения или неприменения условно-досрочного осво­бождения и замены наказания более мягким должна решаться в соответствии с законом, имевшим в данный момент силу, а не с законодательством, действовавшим во время совершения пре-

125

 

ступлення 167. Однако Пленум не давал ответа на вопрос о том„ как быть, если нормы Общей части Уголовного кодекса извест­ным образом авязаны с определением преступности и наказуе-, мости деяния и с размерами наказания и что вообще понимать-под такой связью.

Наиболее развернутое и обоснованное решение этого вопро­са дано в работе М. И. Блум и А. А. Тилле «Обратная сила за­кона». В большинстве случаев их аргументация весьма убеди­тельна. Ниже мы постараемся это показать.

Здесь же прежде всего следует ответить на вопрос, какие законы имел в виду законодатель в ст. 6 Основ. Однако снача­ла надо уяснить, что законы, смягчающие или отягчающие нака­зуемость деяния, всегда содержат в себе ука>зание или описание состава преступления. Но общепризнанным является опреде­ление состава преступления как совокупности признаков кон­кретных деяний, описанных в Общей и Особенной части уголовного права. Поэтому не только законы, устраняющие на­казуемость конкретных деяний или смягчающие ответственность за них, но и законы, относящиеся ко многим или ко всем соста­вам преступления и поэтому сформулированные в Общей части, если в них речь идет о наказуемости деяния, имеют обратную силу.

Права М. И. Блум, которая отмечает, что ст. 6 Основ имеет в виду все законы, влияющие на определение преступности и наказуемости деяния, в том числе и Общую часть уголовного законодательства. «Если преступное деяние квалифицируется по Особенной части ранее действовавшего Уголовного кодекса, как по закону времени совершения преступного деяния, то должны применяться нормы Общей части старого Уголовного кодекса; если преступное деяние квалифицируется по Особен­ной части нового Уголовного кодекса, как по закону более мяг­кому, то должны применяться и соответствующие нормы Общей

167 Сборник постановлений Пленума Верховного Суда СССР. 1924—1970. М., 1970, стр. 373. Прайда, Я. М. Брайнин полагает, что подобное толкование закона (ст. 6 Основ) должно быть дано законодательным путем (указ. соч., стр. 147), и это мнение заслуживает поддержки. Однако если отсутствует легальное толкование, то обстоятельства вынуждают судебные органы интерпретировать закон по своему усмотрению, а судебное толкование так­же является официальным. Пленум Верховного Суда СССР в своих руково­дящих разъяснениях сплошь и рядом толкует закон, и это прямой долг, ибо иным способом трудно что-либо разъяснить относительно применения закона. Статья 6 Основ не является в этом случае исключением.

126

 

части Уголовного кодекса» 168. В данном случае речь идет, ви­димо, не о всех нормах Общей части, а лишь о тех, -которые более блатоприятны для судьбы подсудимого.

Можно представить себе целую систему вариантов, при ко­торых возможно обратное действие норм Общей части:

1)' бесспорно, обратную силу имеют законы, которые отме­няют или смягчают наказуемость какого-либо вида 'преступной деятельности: приготовления, прикосновенности к преступлению и т. п. Если, например, законодатель отменит наказуемость при­готовительных к преступлению действий, то закон, содержащий эту отмену, должен иметь обратную силу. То же самое можно сказать и о пособничестве преступлению, укрывательстве, недо­носительстве. Так, в ст. 8 Указа Президиума "Верховного Совета СССР от 14 февраля 1959 г. содержалось указание на освобож­дение лиц, осужденных за недонесение о государственных пре­ступлениях, если ответственность за это не лредусмотрена ст. 26 Закона об уголовной ответственности за государственные пре­ступления;

2) если в норме Общей части заключается постанавление об отмене какой-либо меры наказания или об уменьшении ее раз­меров и сроков, то она, безусловно, имеет обратную силу. В п. 2 ст. 5 упомянутого Указа от 14 февраля 1959 г. сказано: «Осво­бодить от дальнейшего отбывания ссылки и высылки лиц, со­вершивших преступления в возрасте до 18 лет». В Указе Президиума Верховного Совета РСФСР «О порядке вве­дения в действие Уголовного и Уголовно-процессуального ко­дексов РСФСР»169 было отмечено: «Освободить лиц, осужденных к лишению родительских прав и лишению права на пенсию, от этих наказаний, как не предусмотренных статьей 21 Уголовного кодекса РСФСР от 27 октября 1960 года»; " 3) если закон вводит новый перечень смягчающих обстоя­тельств, которые более благоприятны для подсудимого, то* суд, определяя меру наказания, должен руководствоваться данным законом;

если закон увеличил возраст, с которого начинается уго- '

лодаая ответственность, то к виновному, не достигшему данного-

возраста, должен быть применен этот закон;

если закон расширяет круг лиц, могущих быть признан­

ными   особо  опасными   рецидивистами,   то  он  обратной силы

иметь    не   может,   так  как подобное признание   может влечь

168          jvi   и. Б л у м, А. А. Т и л л е, указ. соч., стр. 92.

169          «Ведомости Верховного Совета РСФСР» 1961 г., № 2.

12?

 

за собой серьезное повышение меры наказания. То же самое следует сказать ,и о правилах назначения наказания по совокуп­ности преступлений или приговоров;

6) что касается норм Общей части, регулирующих вопросы отбытия наказания, виды режимов, досрочное и условно-досроч­ное освобождение, то ОНИ не являются законами, которые бы , имели отношение к установлению наказуемости или смягчения v самого наказания. Поэтому они и не могут иметь обратной си­лы, независимо от того, когда было совершено преступление. Это же относится и -к организации отбытия наказания. Если, напри­мер, ранее совершенное преступление не считалось тяжким, а затем согласно закону оно переведено в такой разряд, то все правовые последствия этого законодательного акта распростра­няются на всех преступников, независимо от времени соверше­ния преступления. То же самое следует сказать и о правовых последствиях отбытия наказания — сроках погашения судимо­сти. Они должны охватить также все преступления. Аналогич­ные выводы надо сделать и применительно к давности 17°.

Сложным является вопрос о том, что следует понимать под законом, смягчающим наказуемость Деяния. Конечно, для ди­летанта, не искушенного в юриспруденции, упоминание о слож­ности может вызвать только удивление, так как он часто читает закон на манер гоголевскощПетрушки, для которого, как из­вестно, был важен не'смыелчтнтаемого, а сам процесс чтения. Для того чтобы показать правильность этой мысли, достаточно обратиться к существующим ныне точкам зрения. Можно ли считать более мягким, например, закон, который увеличивает низший предел санкции и уменьшает высший? Может ли иметь обратную силу закон, который, повышая максимальный предел санкции, вместе с тем вводит в виде альтернативы более мягкую меру наказания, которая раньше не предусматривалась, и т. п.? Начнем с Комментариев УК. и учебников.

В Комментарии под редакцией Г. 3. Анашкина, И. И. Карпе-ца, Б. С. Никифорова вопрос о более мягком законе весьма де­ликатно обойден. «В законе, — сказано в Комментарии, — может быть одновременно понижен максимальный ,и повышен мини­мальный предел, либо повышен максимальный и понижен мини­мальный предел наказания... Поскольку такой закон по срав­нению с ранее действовавшим открывает возможность назначе­ния виновному более мягкого наказания, он признается имею-

170 Ом.    подробнее об этом:    М. И. Б л у м,    А. А. Тилле,    указ. соч., стр. 66 и ел.

128

 

щим обратную силу» ш. Такое объяснение при всей его четкости не охватывает всех случаев, которые могут возникнуть в рас­сматриваемой ситуации. Более подробное определение содер­жится в Комментарии к УК Белорусской ССР. «Более мяг­ким,.— говорится в нем, — является закон с меньшим макси­мальным пределом основного предела наказания, а если эти пределы одинаковы, то — закон с меньшим минимальным пре­делом. При равных основных наказаниях более мягким являет­ся закон: а) не предусматривающий применения дополнитель­ного наказания; б) предусматривающий такое наказание в ка­честве возможного, а не обязательного; в) с более мягким ви­дом дополнительного наказания; г) с меньшим минимальным сроком одноименных дополнительных наказаний. При альтер­нативных санкциях с одинаковыми более тяжки-ми .наказания­ми более мягким является закон с менее строгим вторым видом альтернативного наказания» 172.

В данном Комментарии очень детально перечисляются зако­ны, смягчающие наказуемость с точки зрения их санкций,, но нет упоминаний о более мягких законах, содержащих нормы Общей части УК.

Примерно.так же перечислены более мягкие законы и в Ком­ментарии к УК Украинской ССР с одним добавлением, которое вряд ли можно назвать правильным. «Принцип придания обрат­ной силы новому закону, устраняющему преступность деяния или смягчающему наказуемость, распространяется и на те нор­мы Общей части УК, которые регулируют вопросы, связанные с применением давности и назначением наказания, в частности с применением условного осуждения» 173.

Думается, что такое разъяснение в части применения дав­ности и условного осуждения весьма опорно. Условное осужде­ние не является мерой наказания. Поэтому вопросы, относящие­ся к урегулированию испытательного срока, испытательных ус­ловий, равно как и к последствиям несоблюдения условий испы­тания, нельзя охватить понятием «смягчение наказания». Отсю­да и постановления ст. 6 Основ к ним не применимы. То же самое можно сказать и о давности. Постановления о ней не есть смягчение наказания. Они в известной мере носят процессуаль-

171          Комментарий к Уголовному кодексу РСФСР. М., 1971, стр. 16.

172          Комментарий  к  Уголовному кодексу  Белорусской ССР.  Минск,  «Бе­

усь»,  1966, стр.  15.

173          Уголовный кодекс Украинской ССР. Научно-практический комментарий.

в,  1969, стр.  14—15.

9     Заказ 231        I29

 

ный характер, так как не касаются установления или иаменения степени общественной опасности преступления". Не исключено, что закон может оставить прежние сроки для преступлений, совершенных задолго до его издания. Но это будет уже новое разовое решение проблемы, не вытекающее из ст. 6 Основ. В данном случае надо уяснить себе одну идею, о которой часто забывают, анализируя вопрос об обратной силе закона. Статья 6 Основ предусматривает возможности применения закона в со­ответствии 'со стабильностью постановления, содержащегося в ней самой. Она как бы выдает карт-бланш любому органу, применяющему закон. Руководствуясь упомянутыми постановле­ниями, тот должен сам избрать из нескольких законов один, который надлежит применить.

Если же в новом законе прямо указывается, какой из них подлежит применению, то это хотя и разъяснительный, но все-таки закон. Он никому не оставляет места для сомнений, коле­баний и раздумий и приказывает делать то, что в нем предпи­сано.

В подобных случаях вообще снимается проблема обратной силы закона. Ее место занимает правило, согласно которому всегда действует я о в ы й закон, что бы он фактически ни содержал. Он может смягчить или, напротив, несколько усугу­бить положение 'преступника, но это ухудшение не есть установ­ление более строгой меры наказания, как это принято понимать в уголовном праве.

В учебнике по Общей части МГУ вообще нет развернутого определения того, что следует понимать под законом, смягчаю­щим наказание, однако есть совершенно правильное утвержде­ние, что уголовные законы о давности, о погашении и снятии судимости, так же как и о досрочном или условно-досрочном ос­вобождении, всегда имеют обратную силу, независимо от того, в каком направлении изменены в «их условия применения давно­сти и погашения судимости 174.

В Курсе уголовного права ИГП АН СССР приведены в ос­новном те же рассуждения. Кроме того, высказываются резон­ные соображения о том, какие санкции закона следует признать более мягкими175. Мы не повторяем их здесь, поскольку они идентичны тем, которые даны выше. Весьма подробно этот во-

174          Советское уголовиое право.    Общая часть.    М.,    Изд-ло МГУ,    1969,

стр. 58—59.

175          Курс советского уголовного права, т.  1. М., «Наука», 1970, ст.р. 237.

130

 

прос рассматривается в Курсе уголовного права ЛГУ176. Проф. И. И. Солодкин правильно перечисляет все варианты, когда норма Особенной части должна считаться смягчающей уголов­ное наказание. При этом он справедливо подчеркивает, что сравнение одних только санкций не всегда способно помочь най­ти правильный выход — необходимо сопоставлять и диспози­ции. Он солидаризируется с А. А. Тилле т, который убежден, что если сопоставление двух законов затруднительно, то надо отка­заться от предварительной абстрактной оценки законов и при рассмотрении конкретной ситуации применить тот из них, кото­рый более благоприятен для обвиняемого'178. и В большинстве случаев соотношения одних только санкций вполне достаточно, чтобы определить, какой закон более гума­нен с точки зрения интересов обвиняемого. Здесь речь идет о таких законах, в которых понижен максимальный предел санк­ции и повышен минимальный. Например, в старо>м законе была санкция от 6 до 7, а в новом от 5 до 10 лет лишения свобо­ды. М. И. Блум полагает, что новый уголовный закон должен быть признай смягчающим наказание, если он понижает низ­ший предел, или альтернативно устанавливает менее'строгие виды наказания, хотя бы он одновременно и повышал высший предел наказания, или если выборочно определяет менее стро-пие виды наказания, хотя параллельно и увеличивает низший предел ранее предусмотренного вида наказания179. Напротив, если повышается низший предел и одновременно понижается высший, то такой закон, по мнению автора, более строг и не подлежит применению, -у

Решение, предлагаемое М. И. Блум, заманчиво своей про­стотой. Но оно неприемлемо потому, что представляет собой ре­комендацию ученого вместо нормы права. В самом деле. Ни в одном ныне существующем и действовавшем ранее законе нель­зя найти постановления, по которому суд на свой вкус выби­рал закон в зависимости от того, какую меру наказания он же­лал бы назначить подсудимому. Нигде и никогда не было зако­нодательного ограничения, согласно которому суд, используя новую правовую норму, не смел бы применить ее в полную силу, а был бы связан санкцией старого закона. Но к чему та-

176          Курс  советского   уголовного  права.   Часть  Общая,  т.   1.   Л.,  Изд-во

ЛГУ, стр.  111.

177          А. А. Т и л л е, указ. соч., стр. 82.

178          М. И. Блум, А. А. Тилле, указ. соч., стр.  118.

179          Т а м ж е.

9*            131

 

кой маскарад —под прикрытием нового закона фактически прибегать к помощи старого. Не лучше ли признать законом, смягчающим уголовную ответственность, старый закон и при­дать ему силу. Ведь правильно указывает и А. Б. Сахаров, и Н. Д. Дурманов, что суд не может выйти за максимальный предел санкции, минимальный же, каким бы он высоким ни был, не является для суда препятствием, если он сочтет нуж­ным назначить меру наказания ниже этого предела 180.

По нашему мнению, обратную силу должен иметь всякий новый закон, относящийся к Общей или Особенной части и предоставляющий суду возможность назначить подсудимому более мягкую меру наказания, чем по закону, действовавшему во время совершения преступления. Сюда следует отнести зако­ны, увеличивающие возраст уголовной ответственности, сужаю­щие круг субъектов отдельных преступлений, облегчающие от­ветственность соучастников преступления, устанавливающие новые смягчающие обстоятельства, а равно снижающие высший или низший пределы той или иной меры наказания.

К законам, смягчающим наказание, должны также относить­ся те, которые: а) уменьшают минимальный или максимальный предел наказания; б) сохраняют размеры основного, но исклю­чают обязательное дополнительное наказание или когда из обя­зательного оно превращается в факультативное, либо устанав­ливают более мягкое дополнительное наказание; в) при сохра­нении наказания в прежних размерах назначают альтернатив­но другое более мягкое наказание;'г) вводят новую часть закона, предусматривающую более мягкое наказание, тогда как ранее этого не было.

«все книги     «к разделу      «содержание      Глав: 18      Главы: <   7.  8.  9.  10.  11.  12.  13.  14.  15.  16.  17. >