Глава седьмая

ПРИМЕНЕНИЕ САНКЦИИ УГОЛОВНОГО ЗАКОНА

1. Санкция уголоинго закона применяется, когда суд, рассмотрев дело, выносит приговор и принимает решение о назначении подсудимому наказания. В этой стадии применения закона суд должен разрешить ряд вопросов, имеющих значение для принятия решения о назначении наказания, в том числе: имело ли место дея­ние, в совершении которого обвиняется подсудимый; содержит ли это деяние состав преступления и каким именно уголовным законом оно предусмотрено; совер­шил ли это деяние подсудимый; виновен ли подсудимый в совершении этого преступления; подлежит ли подсу­димый наказанию за совершенное им преступление; какое именно наказание должно быть назначено подсу­димому и подлежит ли оно отбытию подсудимым (ст. 303 УПК РСФСР). Как видно из данного перечня, назна­чению наказания и тем самым применению санкции предшествует выяснение ряда вопросов, от решения ко­торых зависит возможность применения к подсудимому конкретной меры наказания. Назначение судом кон­кретной меры наказания — результат всей предшествую­щей деятельности органов следствия и суда по установ­лению как события преступления, его состава, так и того, что это преступление совершено подсудимым и он виновен в его совершении. Но деятельность суда в связи с назначением наказания не исчерпывается указаннымл моментами, она гораздо сложнее. Суд обязан назначить наказание с учетом характера и степени общественной опасности как совершенного подсудимым преступления, так и личности виновного, приняв при этом во внима-

13. Я. М.  Брайнин        193

I*.

ние как смягчающие, так и отягчающие его ответствен­ность обстоятельства.

Мы не ставим перед собой задачи осветить все во­просы, связанные с назначением наказания, в частности вопросы правильности и целесообразности назначения тех или иных мер наказания, поскольку это вышло бы за рамки работы. На основе анализа судебной практики в этой главе рассматриваются главным образом те воп­росы, которые касаются правильного применения санк­ции и соблюдения предписанных в ней правил.

Одним из основных требований правильного назна­чения наказания является предусмотренное ст. 32 Основ уголовного законодательства требование, чтобы суд на­значал наказание в пределах, установленных статьей закона, предусматривающей ответственность за совер­шенное преступление, в точном соответствии с положе­ниями Основ уголовного законодательства и Уголовного кодекса союзной республики. Это требование прежде всего предполагает точное соблюдение правил, установ­ленных для применения того или иного вида наказания.

Анализ судебной практики показывает, что наруше­ние указанных правил представляет собой довольно редкое явление. Так, нарушения правил применения тех или иных видов наказаний составляют менее 1 % по от­ношению ко. всем видам нарушений уголовного закона, отмеченным в опубликованных материалах судебной практики Верховного Суда СССР за 1950—1964 гг. Незначительное число таких нарушений встречалось и в судебной практике областных судов УССР за 1963— 1965 гг. Если их число в 1963 году составляло 3,2%, то в 1964 и 1965 годах— менее 1%.

Нарушения, связанные с неправильным применением санкций, объясняются в большинстве случаев плохим знанием некоторых положений, предусмотренных Общей частью уголовного законодательства.

Например, Днепропетровский областной суд приговорил несовер­шеннолетнего К.., обвиняемого в изнасилозании несовершеннолетней Г., к 15 годам лишения свободы, между тем как согласно ст. 25 УК УССР при назначении наказания лицу, не достигшему до соверше­ния преступления 18-летнего возраста, срок лишения свободы не может превышать десяти лет.

Иногда суды неправильно определяют вид исправи­тельно-трудовой колонии.

194

Приговором Обоянского районного народного суда А. был осужден по ч. 2 ст. 211 УК РСФСР к десяти годам лишения сво­боды с отбыванием в исправительно-трудовой колонии усиленного режима, между тем как ч. 2 ст, 211 не входит в перечень тяжких преступлений, указанных в примечании II к ст. 24 УК РСФСР. А., как осужденный по ч. 2 ст. 211 впервые, мог быть направлен лишь в исправительно-трудовую колонию общего режима1.

В отдельных случаях суды неправильно признают осужденного особо опасным рецидивистом в нарушение постановления Пленума Верховного Суда СССР от 3 июля 1963 г. «О судебной практике по признанию лиц особо опасными рецидивистами». Это постановление ориентирует судебные органы на осторожный подход к признанию осужденного особо опасным рецидивистом. В п. 3 этого постановления специально указывается, что по статьям уголовных кодексов, предусматривающим повышенную ответственность за преступление, совершен­ное особо опасным рецидивистом, могут квалифициро­ваться действия только тех лиц, которые до совершения преступления уже были признаны особо опасными ре­цидивистами.

Примером нарушения этого указания может служить дело Н., осужденного по ст. 17 и ч. 3 ст. 117 УК УССР (покушение на из­насилование, совершенное особо опасным рецидивистом). До совер­шения этого преступления Н. дважды был судим, причем один раз по ч. 1 ст. 142 УК РСФСР 1926 года. Однако до совершения по­следнего преступления (покушения на изнасилование) Н. не был признан особо опасным рецидивистом. Поэтому суд при рассмотре­нии этого дела не имел основания признавать Н. особо опасным рецидивистом. Неправильное признание Н. особо опасным рециди­вистом повлекло назначение ему чрезмерно сурового наказания, которое Верховным Судом УССР было смягчено.

В отдельных случаях при признании лица особо опасным рецидивистом нарушаются требования ст. 26 УК УССР о том, что не может служить основанием для признания лица особо опасным рецидивистом судимость, которая снята или погашена в установленном законом порядке.

При рассмотрении 20 августа 1964 г. дела X. по обвинению его по ст. 94 УК УССР (умышленное убийства без отягчающих обстоя­тельств)  он был признан особо опасным рецидивистом. Суд осно-

1 «Бюллетень Верховного Суда РСФСР»  1964 г, № 2, стр. 9.

13*       195

вывался на том, что X. был осужден в 1947 году по Закону от 7 августа 1932 г. и ст. ст. 80 и 90 УК БССР 19$8 года (бандитизм, организационная деятельность, направленная на подготовку и совер­шение преступлений, предусмотренных в ст. ст. 78—90 этого кодек­са) к десяти годам лишения свободы. Суд не учел того, что со­гласно п. 7 ст. 55 УК УССР 1927 года судимость X. за указанные преступления была погашена. Верховный Суд УССР исключил из приговора признание X. особо опасным рецидивистом.

Некоторые отступления от точных указаний закона наблюдаются и при назначении дополнительных наказа­ний. Так, ст. 26 Основ уголовного законодательства предусматривает лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятель­ностью. При назначении этой меры наказания суд дол­жен в приговоре точно указать, каких именно должно­стей лишается права занимать осужденный или какой деятельностью он лишен права заниматься в пределах установленного законом срока. Однако суды не всегда соблюдают это требование.

По делу П., осужденного по ч. 3 ст. 84 и ч. 2 ст. 165 УК УССР (хищение социалистического имущества в крупных размерах и злоупотребление служебным положением, повлекшее тяжкие по­следствия), суд назначил в качестве дополнительной меры наказа­ния «запрещение занимать материально ответственные или руково­дящие должности на протяжении пяти лет после отбытия основной меры наказания». Верховный Суд УССР уточнил формулировку приговора в этой части, указав, что осужденный лишается права занимать бухгалтерские должности на протяжении пяти лет после отбытия основного наказания.

В некоторых приговорах можно встретить такую формулировку: «запретить занимать должности, связан­ные с материальными ценностями». В такой формули­ровке неправильно употребляется такое выражение, как «запретить занимать должности». В ст. 26 Основ уголов­ного законодательства и статьях уголовных кодексов союзных республик, предусматривающих применение этой меры наказания, говорится не о «запрещении» за­нимать определенные должности или заниматься опре­деленной деятельностью, а о «лишении права» занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью. Кроме того, указанная формулировка неточна и в том отношении, что в ней говорится о за­прещении занимать должности, «связанные с материаль-

196

ными ценностями», в то время, когда речь должна идти о запрещении занимать определенные должности, свя­занные сматериальной ответственностью.

Неконкретность формулировок в приговоре может привести к серьезным затруднениям при его исполнении. Это наблюдается, например, при приведении в испол­нение такой меры наказания, как конфискация имуще­ства.

В ст. 30 Основ уголовного законодательства, как и соответствующих статьях уголовных кодексов союзных республик, определяющих правила применения конфис­кации имущества, ясно указывается, что конфискация имущества состоят в принудительном безвозмездном изъятии в собственность государства всего или ч а-сти имущества, являющегося личной собственностью осужденного.

Соответствующие статьи уголовных кодексов союзных республик, конкретизируя это положение, говорят о том, что суд должен указать в приговоре, конфискуется ли все имущество осужденного или часть его; в последнем слу­чае суд должен указать, какая часть имущества конфис­куется, или перечислить конфискуемые предметы (см., например, ст. 35 УК УССР). Несмотря на столь ясноэ указание закона, отдельные областные суды, назначая конфискацию имущества, не обозначают в приговоре, конфискуется ли все или только часть имущества осуж­денного. Это приводит к необходимости дополнительного рассмотрения дела в порядке ст. 369 УПК РСФСР в. су­дебном заседании с участием прокурора.

Закон категорически запрещает назначать конфиска­цию имущества в случаях, не предусмотренных законом (ст. 30 Основ). Нарушение этого правила — явление в судебной практике весьма редкое1. Однако встречаются случаи неправильной конфискации предметов, не принад­лежащих осужденному2 и не являющихся орудием совер­шения преступления3.

1          Среди изученных нами как опубликованных, так и неопубли­

кованных  материалов  судебной практики   мы   обнаружили   только

один случай назначения конфискации имущества по ч. 1 ст. 154 УК

РСФСР, не предусматривающей этой меры наказания  («Бюллетень

Верховного Суда РСФСР» 1963 г. № з, стр. 11).

2          «Бюллетень Верховного Суда РСФСР» 1963 г. № 8, стр. 10.

3          «Бюллетень Верховного Суда РСФСР»  1963 г. № 6, стр. 9.

197

g „

Еще более серьезный недостаток — назначение нака­зания, вовсе не предусмотренного действующим законо­дательством. Так, лишение родительских прав не преду­смотрено Уголовным кодексом РСФСР ни в качестве основной, ни в качестве дополнительной меры наказания, и назначение такой меры незаконно.

Приговором Саратовского областного суда К.-Ф. была осужде­на по ст. 17 и п. «а» ст. 102 УК РСФСР к лишению свободы с применением дополнительного наказания в виде лишения родитель­ских прав. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР приговор оставила без изменения. Президиум Вер­ховного Суда РСФСР, рассмотрев дело по протесту заместителя Прокурора РСФСР, исключил из приговора указание о лишении К.-Ф. родительских прав, указав, что такая дополнительная мера наказания назначена судом в нарушение закона1.

В тех случаях, когда эта мера наказания предусмот­рена уголовным законом, как, например, Уголовным кодексом УССР, она может применяться только в слу­чаях, когда суд установит злоупотребление этими права­ми со стороны виновного.

Поэтому Верховный Суд УССР по делу Д., осужденного по ст. 94 УК УССР (убийство без отягчаюших обстоятельств) исклю­чил из приговора указание о лишении Д. родительских прав, так как необходимость применения этой -меры не вытекала из материа­лов дела.

2. Правильное применение санкции уголовного зако­на заключается не только в соблюдении правил ее при­менения, указанных в статьях, определяющих отдель­ные виды наказаний. Одно из условий правильного при­менения санкций уголовного закона — осуществление принципа индивидуализации наказания. Этот принцип суд осуществляет на основе общих начал назначения наказания, выраженных в ст. 32 Основ уголовного зако­нодательства, и в рамках санкций уголовных законов, устанавливающих ответственность за те или иные пре­ступления.

Индивидуализация наказания выражается в таком применении санкции уголовного закона, при котором учитываются характер и степень общественной опасно­сти совершенного преступления, его конкретные обстоя-

1 «Бюллетень Верховного Суда РСФСР» 1963 г, № 1, стр. 13.

198

тельства, личность виновного, смягчающие и отягчаю­щие обстоятельства.

Санкции уголовного закона устанавливают те преде­лы, в рамках которых суд индивидуализирует наказа­ние. Уголовное законодательство 1958—1961 гг. в отли­чие от прежнего предоставляет суду значительно боль­ше возможностей для индивидуализации наказания. Суд применяет закон не формально, не механически, а оценивая все обстоятельства по делу, которые дают возможность выяснить характер и степень обществен­ной опасности преступления и степень общественной опасности лица, его совершившего. На основе такой оценки и в соответствии с законом суд назначает ту меру наказания, которая в данном случае наиболее целесо­образна и справедлива. Социалистическое правосозна­ние помогает суду правильно оценить политическое зна­чение совершенного преступления, определить степень вины того, кто его совершил, и в соответствии с этим определить меру наказания. Социалистическое право­сознание предполагает такое разрешение каждого уго­ловного дела, которое соответствует интересам социали­стического государства и осуществляется на точном основании действующих законов.

Статья 32 Основ уголовного законодательства раз­личает характер и степень общественной опасности со­вершенного преступления. Характер обществен­ной опасности преступления — это не индивидуаль­ный признак отдельного конкретного преступления, а общий признак всех преступлений данного вида, напри­мер, кражи социалистического имущества, оскорбления. В отличие от характера общественной опасности, пред­ставляющей собой объективную характеристику данного вида преступления, степень общественной опасности преступления определяет тяжесть совер­шенного преступления, которая представляет собой индивидуальный признак данного конкретного преступ­ления. Степень общественной опасности отдельного пре­ступления может быть большей или меньшей, и она должна учитываться наряду с характером общественной опасности данного вида преступления1.

1 Подробно эти вопросы изложены в нашей работе «Принципы применения наказания по советскому уголовному праву»  («HayKOBi

199

Суды при назначении наказания в подавляющем большинстве случаев правильно учитывают это требова­ние ст. 32 Основ.

Статья 32 Основ уголовного законодательства обя­зывает суд учитывать обстоятельства, как смягчающие, так и отягчающие ответственность, перечень которых установлен в ст. ст. 33 и 34 Основ и соответствующих статьях уголовных кодексов союзных республик. В этих статьях принцип индивидуализации наказания находит овое дальнейшее выражение. Нередко те или иные смяг­чающие или отягчающие обстоятельства составляют необходимые элементы самого состава преступления (например, умышленное убийство при отягчающих об­стоятельствах). Оценка таких обстоятельств прямо от­ражена в санкции закона, предусматривающего нака­зуемость таких преступлений. В этом случае то или иное смягчающее или отягчающее обстоятельство уже учтено законодателем при конструировании санкций соответствующих законов. Совершенно очевидно, что суд не должен повторно учитывать такие обстоятельства со ссылкой на статьи кодекса, в которых перечисляются смягчающие или отягчающие обстоятельства. Эти статьи, как, например, ст. ст. 38 и 39 УК РСФСР, имеют в виду такие обстоятельства, которые не относятся к составу преступления и, следовательно, не учтены зако­нодателем при определении наказуемости тех или иных преступлений. При назначении наказания в этих слу­чаях суд обязан особо учитывать эти обстоятельства.

В ст. 33 Основ и соответствующих статьях уголовных кодексов союзных республик перечисляются смягчаю­щие ответственность обстоятельства, т. е. такие, при которых суд имеет основание в пределах минимума и максимума, установленных в санкции закона, назначить менее строгое наказание по оравнению с наказанием, которое могло бы быть назначено, если бы смягчающие обстоятельства, указанные в этих статьях, в данном случае отсутствовали. Закон не содержит указаний о степени смягчения наказания при учете смягчающих обстоятельств. Выбор судом конкретного размера нака­зания при наличии смягчающих обстоятельств зависит

записки», т. XII, вып, 1, «Юридический сборник» № 6, Киев,  1953, стр. 65 и ел.).

200

от самого характера тех или иных смягчающих обстоя­тельств в их конкретном выражении. Например, учет судом такого смягчающего обстоятельства, как совер­шение преступления вследствие стечения тяжелых лич­ных или семейных обстоятельств, в конкретном случае зависит от характера этих обстоятельств, степени их тяжести и влияния их на совершение виновным преступ­ления. Естественно, что учет смягчающих обстоятельств в отдельных случаях дает суду основание определить конкретный размер наказания ближе к низшему преде­лу, чем к максимальному, указанному в санкции закона. Суд не ограничен правом учитывать также другие обстоятельства, прямо не обозначенные в статье кодек­са, перечисляющей смягчающие обстоятельства.

Например, по делу Ф., осужденного по ст. 17 и п. «в» ст. 93 УК УССР (покушение на умышленное убийство, совершенное в свя­зи с выполнением потерпевшим служебного или общественного долга) к 12 годам лишения свободы, Верховный Суд УССР снизил наказание до 8 лет лишения свободы, учитывая первую судимость осужденного, отсутствие тяжелых последствий и тот факт, что Ф., много лет работая слесарем завода, систематически вносил рациона­лизаторские предложения.

При применении закона с альтернативной санкцией может быть избрана менее тяжкая мера наказания из числа тех, которые в ней предусмотрены. Так, при убий­стве по неосторожности (ст. 106 УК РСФСР) при нали­чии смягчающих обстоятельств из числа указанных в ст. 38 УК РСФСР суд может назначить исправительные работы до одного года вместо лишения свободы в пре­делах до трех лет.

В отличие от ст. 33 Основ уголовного законодатель­ства, предусматривающей право суда смягчать наказа­ние в пределах санкции уголовного закона при наличии обстоятельств, указанных в этой статье, ст. 37 Основ предоставляет суду право назначить виновному наказа­ние ниже низшего предела, предусмотренного законом за данное преступление, или перейти к другому, более мягкому виду наказания.

Такое смягчение наказания допускается лишь при наличии в деле исключительных обстоятельств, а также учитывая личность виновного. Закон не раскрывает со­держания понятия исключительных обстоятельств, пре­доставляя решение этого вопроса суду в каждом кон­го 1

кретном случае на основании оценки всех обстоятельств дела и своего внутреннего убеждения. Исключительны­ми обстоятельствами в одних случаях могут быть при-знаиы какие-либо особые смягчающие обстоятельства, не предусмотренные в ст. 33 Основ; в других случаях исключительным может быть признано стечение обстоя­тельств из числа предусмотренных в ст. 33 Основ и соответствующих статьях уголовных кодексов союзных республик.

Наряду с исключительными обстоятельствами суд должен учитывать также личность виновного, его без­упречное поведение в прошлом, erb производственную и общественную деятельность и другие обстоятельства, характеризующие его положительным образом.

Например, по делу К., обвиняемой по ч. 2 ст. 168 УК УССР (систематическое получение взяток), суд при определении меры на­казания учел, что К. предстала перед судом впервые, 16 лет рабо­тает заведующей рентгенологическим кабинетом, болеет лучевой болезнью, что она — специалист высокой квалификации, что на ее содержании трое несовершеннолетних детей и что по этому же делу осужден ее муж — отец этих детей. Суд учел также многочис­ленные ходатайства общественных организаций о передаче К. яа поруки. Применив ст. 44 УК УССР (назначзние наказания ниже низшего предела), суд приговорил К. к двум годам лишения сво­боды и на основании ст. 45 УК УССР признал эту меру условной, передав ее на перевоспитание коллективу больницы, где она рабо­тала.

Учет смягчающих обстоятельств, рассматриваемых как исключительные, должен сочетаться с правильной оценкой общественной опасности совершенного лицом преступления. В приведенном примере по делу К. суд учитывал большую общественную опасность совершен­ного ею преступления. Но вместе с тем суд учел и дан­ные, характеризующие самым положительным образом прошлое К., и ее производственную деятельность к мо­менту осуждения, а также стечение тяжелых семейных обстоятельств. В данном случае суд правильно в виде исключения назначил К. меру наказания, не связанную с лишением свободы.

Совершенно недопустимо применение ст. 37 Основ и соответствующих статей уголовных кодексов союзных республик в таких случаях, когда преступление пред­ставляет значительную опасность и в деле отсутствуют какие-либо   исключительные   обстоятельства,   смягчаю-

202

щие   ответственность, а   также   данные, положительно характеризующие виновного.

Примером неправильного применения ст. 44 УК УССР может служить дело П., который был признан виновным в изнасиловании несовершеннолетней С. Суд с применением ст. 44 УК УССР приго­ворил П. к пяти годам лишения свободы. По этому делу не только не были установлены какие-либо исключительные обстоятельства, которые давали бы суду основание применить ст. 44 УК УССР, но вообще не были установлены какие бы го ни было смягчающие обстоятельства. Суд не учел ни характера, ни степени общественной опасности совершенного П. преступления и вынес приговор с явным нарушением ст. 32 Основ уголовного законодательства.

При применении статьи, предоставляющей суду пра­во назначать наказание более мягкое, чем предусмотре­но законом, необходимо учитывать некоторые положе­ния, предусмотренные Общей частью уголовного зако­нодательства. Так, при назначении более мягкого нака­зания, чем предусмотрено в законе, следует исхо­дить из сравнительной тяжести предусмотренных в ст. 21 Основ уголовного законодательства наказаний, которая определяется местом, которое они занимают в устанавливаемой этой статьей шкале наказаний. Так, высылка — более мягкое наказание, чем лишение сво­боды, и т. д. При назначении наказания по альтерна­тивной санкции суд может применить более мягкую меру наказания из числа наказании, указанных в этой санкции, без ссылки на статью, предусматривающую право суда назначить более мягкую меру наказания, чем указано в законе. Однако в тех случях, когда суд найдет необходимым применить более мягкий вид нака­зания, чем любое предусмотренное в данной альтерна­тивной санкции, суд должен это сделать с ссылкой на указанную статью. Например, назначая наказание по ст. 172 УК РСФСР (халатность), санкция которой пре­дусматривает лишение свободы до трех лет, или испра­вительные работы до одного года, или увольнение от должности, суд, применяя ст. 43 УК РСФСР, может определить наказание в виде возложения обязанности загладить вред или общественного порицания.

При переходе к более мягкой мере наказания не допускается произвольное изменение установленных в Общей части уголовных кодексов сроков для данного вида  наказания.  Например, при переходе от лишения

203

I*.

свободы к ссылке не допускается назначение этого нака­зания на срок больше чем пять лет и менее чем два года.

В порядке ст. 37 Основ уголовного законодательства суд вправе назначать лишь более мягкое наказание и отнюдь не может заменять предусмотренное уголовным законом наказание, хотя бы и другим, но равным по тяжести. Так, суд не вправе вместо трех месяцев лише­ния свободы назначить исправительные работы сроком на девять месяцев, исходя из установленного в ст. 40 соотношения одного дня лишения свободы к трем дням исправительных работ.

3. Применение са,нкции уголовного закона в опреде­ленной мере связано с вопросами назначения наказания при совокупности преступлений.

Совершение лицом двух или более преступлений свидетельствует о его большой общественной опасности, и это должно учитываться судом при назначении винов­ному наказания за совершенные преступления.

По мнению ряда советских криминалистов, вопрос о совокупности преступлений — одна из проблем общего учения о преступлении, возникающая при квалификации преступлений, и поэтому этот вопрос должен рассмат­риваться в плане общего учения о преступлении. Проф. А. А. Пионтковский считает, что рассмотрение этого вопроса в учебниках Общей части советского уголовного права в главе о наказании ведет к значительному теоре­тическому обеднению всей проблемы1.

Соглашаясь с тем, что вопрос о совокупности пре­ступлений в определенной мере связан с общим уче­нием о преступлении, мы тем не менее думаем, что дан­ная проблема в большей мере связана с назначением наказания и применением уголовноправовых санкций. Совокупность преступлений существует не сама по себе, а исключительно в связи с назначением наказания. Именно этим объясняется тот факт, что нормы, регули­рующие вопросы назначения наказания при совокупно­сти преступлений, находятся в соответствующих главах

'А. А. Пионтковский, Учение о преступлении по совет­скому уголовному праву, стр. 619. Аналогичного взгляда по этому вопросу придерживаются также Н. Д. Дурманов, А. М. Яковлев, Н. А. Стручков.

204

Основ и уголовных кодексов союзных республик о на­значении наказания1.

В настоящей работе рассматриваются только те воп­росы совокупности преступлений, которые представляют интерес исключительно с точки зрения задач правиль­ного применения санкций уголовных законов. В этой связи хотелось бы прежде всего обратить внимание на те отрицательные последствия, с которыми связано не­правильное применение норм о назначении наказания при совокупности преступлений. Во-первых, неправиль­ное установление наличия совокупности преступлений означает допущенную следователем или судом либо тем и другим ошибку относительно квалификации совершен­ных лицом преступных действий и, во-вторых, во многих случаях сопряжено с искусственным завышением меры наказания, что противоречит целям наказания и общим принципам его применения. На эту сторону данного вопроса обращается мало внимания в работах, посвя­щенных проблемам назначения наказания при соверше­нии нескольких преступлений2. Между тем случаи непра­вильного привлечения к ответственности и осуждения в связи с неправильным установлением совокупности пре­ступлений не столь уж редки. Например, число рассмот­ренных в кассационном порядке приговоров областных судов, которые изменялись Верховным Судом УССР з связи с неправильным установлением совокупности преступлений в 1963 году, составляло 6,4% всего числа измененных приговоров. Но и в последующие годы число таких приговоров еще остается значительным.

Изучение материалов судебной практики показывает, что неправильная квалификация деяния, представляю­щего собой один состав преступления, по двум или более статьям чаще всего встречается в отношении так назы-

1          К учению  о преступлении можно отнести    лишь те вопросы,

которые связаны с понятием совокупности преступлений и ее конст­

руктивных особенностей,  с   отграничением  совокупности преступле­

ний    от конкуренции   составов,   повторности   и   т. д.   В книге же

А. А. Пионтковского все эти вопросы объединены с  вопросами наз­

начения наказания   при  совокупности   преступлений, и в   конечном

счете вопросы назначения наказания рассматриваются    в   учении о

преступлении, с чем трудно согласиться.

2          См., например, А.  С. Никифоров,   Совокупность преступ­

лений, М„ 1965.

205

ваемых конкурирующих законов, а также в отношении таких преступлений, состав которых хотя и заключает в себе элементы других преступлений, но не в качество необходимых элементов. Так, по изученным материалам совокупность преступлений устанавливалась неправиль­но в таких сочетаниях: убийство из хулиганских побуж­дений и хулиганство; изнасилование и умышленное лег­кое телесное повреждение; изнасилование и половое сношение с лицом, не достигшим половой зрелости; изнасилование и развращение несовершеннолетних; хи­щение путем злоупотребления служебным положением и злоупотребление служебным положением; посягатель­ство на жизнь работника милиции и умышленное убий­ство в связи с выполнением служебного или обществен­ного долга; сопротивление работнику милиции или на­родному дружиннику и оскорбление тех же лиц; сопротивление  работнику милиции и  хулиганство.

Решая вопрос о наличии совокупности преступлений, следует иметь в виду, что преступления, в нее входящие, должны носить самостоятельный характер.

Совокупностью преступлений согласно ст. 35 Основ признается совершение лицом двух или более, преду­смотренных различными статьями уголовного закона преступлений, ни за одно из которых оно не было осуж­дено. Хотя нормы закона не указывают прямо о двух видах совокупности — идеальной и реальной, тем не менее различать оба эти вида необходимо и в действую­щем уголовном законодательстве, и в судебной прак­тике, что имеет существенное значение для отграниче­ния совокупности преступлений от некоторых сходных конструкций, например продолжаемых преступлений.

Различие между указанными видами совокупности преступлений состоит в том, что идеальная совокупность выражается в совершении одним действием двух или более преступлений, между тем как реальная совокуп­ность представляет собой совершение двумя или более действиями двух или более преступлений. В обоих слу­чаях преступления, входящие в совокупность, квалифи­цируются самостоятельно. Хотя такое требование в пря­мой форме в законе не содержится, но оно вытекает из содержания ст. 35 Основ, указывающей, что суд, назна­чив наказание отдельно за каждое преступление, окон­чательно   определяет   наказание   по   их   совокупности

206

путем поглощения менее строгого наказания более строгим либо путем полного или частичного сложения наказаний в пределах, установленных статьей закона, предусматривающей более строгое наказание.

Основной особенностью идеальной совокупности, как уже отмечалось, является то, что одним действием совершаются два или более преступления. Это обстоя­тельство, однако, не всегда учитывается судами, и еди­ничное преступление в некоторых случаях квалифици­руется как совокупность преступлений со всеми выте­кающими отсюда последствиями.

С. обвинялась в заранее не обещанном укрывательстве краде­ных промтоваров. На предварительном следствии и в суде действия С. были квалифицированы по совокупности как заранее не обещан­ное укрывательство и недонесений. Верховный Суд УССР исключил из приговора обвинение в недонесении, соответствующим образом смягчив наказание. Ошибка следственных органов и суда в этом случае заключалась в неправильном предположении, что заранее не обещанное укрывательство и недонесение образуют идеальную сово­купность преступлений.

В некоторых случаях возможно поглощение одним из составов, входящих в совокупность, другого или дру­гих составов преступлений. Такое поглощение возможно в тех случаях, когда один из составов, входящих в сово­купность, является более общественно опасным и при­том все преступления, входящие в данную совокупность, направлены на один и тот же объект. Например, при совершении простого и квалифицированного вида пре­ступления применяется та часть статьи, которая преду­сматривает квалифицированный вид данного преступ­ления. Но это, принятое судебной практикой, неписа­ное по верному замечанию В. Н. Кудрявцева, правило1 действует только в отношении однородных и конкури­рующих составов преступлений2. Вопрос о возможности распространения этого правила на разнородные преступ­ления является спорным. Он был поднят в советской уголовноправовой  литературе  еще  в  период  действия

1          Указ. работа, стр. 256.

2          Подробно   о   конкуренции уголовноправовых норм   в указан­

ном отношении  см.   В.   Н.   Кудрявцев,   Теоретические основы

квалификации преступлений, стр, 252 и ел,

207

f -

прежнего законодательства1. В последнее время это* вопрос поставлен (А. С. Никифоровым2.

Анализируя постановление Пленума Верховного Су­да СССР от 3 июля 1963 г. «О судебной практике по применению законодательства об ответственности за посягательство на жизнь, здоровье и достоинство работ­ников милиции и народных дружинников», А. С. Ники­форов находит спорной ту часть разъяснений, содержа­щихся в этом постановлении, которые относятся к ква­лификации действий виновного, когда они выразились в одновременном совершении различных видов посяга­тельств на работников милиции или народных дружин­ников (оскорбление и сопротивление, сопротивление и посягательство на жизнь и т. п.). В постановлении Пле­нума указывается, что «суды должны в случае, если все эти действия фактически образуют элементы одного преступления, квалифицировать его по статье Уголов­ного кодекса, предусматривающей ответственность за наиболее тяжкий вид посягательства из числа совер­шенных виновным»3.

Следует согласиться с А. С. Никифоровым, что в приведенном положении Пленума не все ясно. Эта неяс­ность, как нам представляется, обусловлена прежде всего неудачной формой изложения этого пункта поста­новления. В самом деле, представляется непонятным, каким образом оскорбление и сопротивление, сопротив­ление и посягательство на жизнь могут быть элементами одного преступления. В этих сочетаниях различных и самостоятельных по своим объективным свойствам дей­ствий не может быть той одновременности совершения различных видов посягательств, о которых говорится в постановлении Пленума. В этой конструкции нельзя ви­деть идеальную совокупность преступлений, так как требуемая этим видом совокупности одновременность совершения одним действием различных посягательств как раз-то и отсутствует. Именно поэтому можно согла­ситься с А. С. Никифоровым, что здесь правильнее было бы усматривать совокупность нескольких преступлений.

1          А.  М.  Яковлев,   Совокупность    преступлений,    М.,    1960,

стр. 69 и ел.

2          «Совокупность преступлений», стр. 86 и ел.

8 «Сборник    постановлений    Пленума    Верховного    Суда ССР, 1924-1963»,  стр. 289.

208

Не вполне ясен вопрос о возможности квалифициро­вать как совокупность преступлений совершение окон­ченного преступления и покушение на совершение тако­го же преступления. В судебной практике встречаются случаи совершения покушения и оконченного преступле­ния, когда покушение и оконченное преступление были направлены на один и тот же объект. Вопрос о квали­фикации этих действий не вызывает сомнений. Оба пре­ступления должны квалифицироваться по статье закона, предусматривающей ответственность за оконченное пре­ступление. В данном случае квалификация оконченного преступления поглощает квалификацию покушения на совершение этого же преступления.

Н. был осужден по обвинению а тон, что 24 июня 1964 г. по­кушался на убийство, а 28 июля 1964 г. убил ребенка, родившегося от него у Д., с которой он находился в фактических брачных отно­шениях.

Суд квалифицировал преступные действия Н. по п. «з» ст. 93 УК УССР (умышленное убийство лицом, ранее совершившим умыш­ленное убийство) и по п. «е» той же статьи (убийство с особой же­стокостью). Верховный Суд УССР исключил из приговора п. «з» ст. 93 и оставил квалификацию преступления Н. по п. «е» этой статьи. Такая квалификация преступных действий Н. правильна, так как и покушение и совершенное преступление были направлены на один и тот же непосредственный объект я по существу представ­ляли собой одно преступление.

Иначе обстоит дело в случаях, когда оконченное пре­ступление и покушение на совершение однородного пре­ступления направлены на разные непосредственные объекты. Если различны непосредственные объекты преступных посягательств, то хотя бы направленные против них преступные действия были и однородными, они образуют самостоятельные преступления, требую­щие самостоятельной квалификации.

Т. был признан виновным в том, что 25 августа 1963 г. пытал­ся изнасиловать несовершеннолетнюю 3. В тот же день спустя некоторое время Т. изнасиловал другую несовершеннолетнюю — Г. Днепропетровский областной суд квалифицировал преступление Т. по ст. 17 и ч. 3 ст. 117 УК УССР как покушение на изнасилование и по ч. 3 ст. 117 как изнасилование. Такая квалификация преступ­ных действий Т. является, на наш взгляд, правильной.

Верховный Суд УССР при рассмотрении этого дела в касса­ционном порядке исключил из приговора обвинение Т. по ст. 17 и ч. 3 ст. 117 УК УССР, указав, чго ч. 3 сг. 117 охватывает все пре­ступления, совершенные обвиняемым, а поэдему квалификация пре-

14.  Я. М.  Брайнин       209

ступных действий Т., кроме того, и по ст. 17 и ч. 3 ст. 117 излишня. Представляется, что в данном случае налицо реальная совокупность преступлений. Т. совершил разновременно два самостоятельных преступления. Квалификация оконченного преступления и покушения как одного оконченного преступления приводит к тому, что поку­шение приравнивается к оконченному преступлению, что является неправильным.

Принципиальное значение имеет вопрос о строгой дифференциации наказаний, назначаемых судом при совершении лицом нескольких преступлений. Назначая наказания за каждое из входящих в совокупность пре­ступлений, суд, руководствуясь требованиями общих начал назначения наказания, должен дифференцировать ответственность, а следовательно, назначать наказания за преступления, входящие в совокупность, исходя не только из характера, но и из степени общественной опасности совершенных преступлений.

Пленум Верховного Суда СССР по делу Б. указал на непра­вильность назначения ему максимальной меры наказания по ч. 2 ст. 171 УК РСФСР (превышение власти) юлько потому, что она предусматривает более высокую санкцию по сравнению с санк. циями других статей, входящих в совокупность преступлений, по ко­торым Б. был осужден. Как видно из постановления Пленума, суд не учел ряд существенных обстоятельств, характеризующих мень­шую степень общественной опасности действий Б., квалифицирован­ных по ч. 2 ст. 171, по сравнению со степенью общественной опас­ности других действий Б., квалифицированных по ст. 120 (разврат­ные действия в отношении несовершеннолетних) и по ч. 1 ст. 170 УК РСФСР (злоупотребление служебным положением). Неправильная оценка степени общественной опасности совершенных Б. преступле­ний привела к назначению ему чрезмерно сурового наказания. Учитывая все эти обстоятельства, Пленум Верховного Суда СССР приговор в отношении Б. изменил, снизив ему назначенную судом меру наказания1.

1 «Бюллетень Верховного Суда СССР» 1964 г. № 4, стр. 18—21.