Глава пятая

ПРОВЕРКА ПОДЛИННОСТИ

И ДЕЙСТВИЯ УГОЛОВНОГО ЗАКОНА

ВО ВРЕМЕНИ И В ПРОСТРАНСТВЕ

1. Применение уголовного закона в конкретном слу­чае требует проверки его подлинности, правильности содержания, а также пределов действия во времени и в пространстве. Комплекс этих действий образует само­стоятельную стадию применения уголовного закона, ко­торая возникает после того, как установлены фактиче­ские обстоятельства и определен закон, который должен быть применен в данных условиях времени и места. Эта стадия применения закона, в том числе и уголовного, должна предшествовать стадии принятия решения о применении закона. При проверке закона с точки зре­ния его подлинности и пределов действия может выяс­ниться, что в тексте закона, которым пользуются в дан­ном конкретном случае, содержатся какие-либо неточ­ности или искажения либо этот закон утратил силу. В последнем случае отпадает самая возможность при­менить этот закон, даже если он по своему содержа­нию наиболее близко подходит к исследуемому факту.

Выяснение всех этих обстоятельств особенно важно, когда применяется новый закон.

Проверка подлинности закона отнюдь не является проверкой правильности, целесообразности и обоснован­ности его издания компетентными органами. В этом смысле закон как акт, обладающий высшей юридиче­ской силой, как акт верховной государственной власти ни при каких условиях не подлежит проверке со стороны того, кто его применяет.

128

 

Проверка подлинности уголовного, как и всякое другого, закона связана в первую очередь с установле­нием того, что он издан надлежащим органом и соответ­ствует тексту подлинного законодательного акта.

Необходимость такой проверки в некоторых случаях может вызываться тем, что при применении законов не всегда пользуются их текстом, опубликованным в соот­ветствующих официальных изданиях. Например, текст Уголовного кодекса, содержащийся в комментарии, не имеет официального характера. В таких случаях может возникать необходимость обратиться к официальному тексту законодательного источника. Само собой разу-меется, что требование проверки подлинности закона и точности его содержания не исключает возможности пользования законами, опубликованными в неофициаль­ных изданиях (например, в юридических журналах), при условии установления точного соответствия текста этих изданий тексту официальных изданий.

Подлинность закона проверяется на основании текста закона, публикуемого в официальных изданиях. Соглас­но Указу Президиума Верховного Совета СССР от 19 июня 1958 г. «О порядке опубликования и вступле­ния в силу законов СССР, постановлений Верховного Совета СССР, указов и постановлений Президиума Вер­ховного Совета СССР»1 законы СССР, постановления и другие акты Верховного Совета СССР, указы и поста­новления Президиума Верховного Совета СССР публи­куются в «Ведомостях Верховного Совета СССР» не по­зднее семи дней после их издания. Важнейшие из ука­занных выше актов, подлежащие широкому и немедлен­ному обнародованию, публикуются в газете «Известия Советов депутатов трудящихся». В необходимых случаях эти акты могут быть обнародованы также по радио или переданы по телеграфу. Аналогичный порядок сущест­вует и в отношении обнародования законодательных и иных нормативных актов, издаваемых в союзных республиках, установленный соответствующими ука­зами Президиумов Верховных Советов союзных рес­публик.

Вводимые в действие законодательные и иные нор­мативные акты в некоторых случаях публикуются и в

1 «Ведомости Верховного Совета СССР» 1958 г. № 14, ст. 275.

9   Я. М.   Брайнин        129

 

г.

других органах печати. Однако официальным является опубликование соответствующего акта в «Ведомостях Верховного Совета СССР» или в «Известиях Советов депутатов трудящихся» и аналогичных органах союзных республик.

Проверка подлинности закона должна подтвердить, что текст закона, которым пользуются при его примене­нии, идентичен оригиналу.

Нет необходимости обращаться к официальному тек­сту закона, если существует специальное издание офи­циального текста общесоюзного законодательного акта или соответствующего Уголовного кодекса. Так, Уголов­ный кодекс РСФСР, содержащий официальный текст с изменениями на 16 сентября 1966 г., хотя и не является официальной публикацией этого Кодекса, тем не менее вполне пригоден для повседневного пользования прак­тическими работниками. Такого рода издания специаль­но предназначаются для практического пользования ими и рассматриваются как издания, полностью соответст­вующие официальному тексту, т. е. подлиннику, храня­щемуся в установленном порядке и в свое время надле­жащим образом обнародованному.

Уголовный закон, как и всякий другой, обязателен к неуклонному и безоговорочному исполнению. Исполне­ние закона не может быть поставлено в зависимость от усмотрения того, кто его исполняет. Это относится и к тому органу власти и должностным лицам, которые применяют уголовные законы. Поэтому никто не может задержать его исполнение или иным путем уклониться от его исполнения под каиим бы то ни было предлогом. Абсолютно недопустимо неисполнение и неприменение уголовного закона (как и всякого закона) под предло­гом его неполноты или неясности.

Никто, кроме самого законодателя (в отношении за­конов СССР — Верховный Совет СССР, а в отношении законов союзных республик — Верховные Советы союз­ных республик), не вправе отменить, изменить или до­полнить закон.

2. При применении уголовного закона необходимо знать, является ли он действующим, т. е. таким, кото­рый не утратил своей силы и может быть применен в данном конкретном случае

130

 

К действию уголовного закона во времени относятся три группы вопросов: вступление его в силу, прекраще­ние его действия и обратная сила уголовного закона.

Вопрос о вступлении уголовного закона в силу разре­шается на общих основаниях упоминаемым уже Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 июня 1958 г.

Необходимо отличать дату принятия закона от даты его вступления в силу. Дата принятия закона — это день утверждения проекта в качестве закона. Закон вступает в силу, если в нем самом указано время вступления, либо по истечении десяти дней после его опубликования в официальном органе, либо если в законе указано, что он вводится в действие по телеграфу или  по радио.

В Указе от 19 июня 1958 г. не установлен специаль­ный срок вступления в силу актов, вводимых в действие по телеграфу или по радио, поэтому, если в обнародо­ванном таким путем акте не указана точная дата вступ­ления его в силу, такой акт вступает в силу на общих основаниях, т. е. по истечении десяти дней после его опубликования в официальных изданиях.

В судебной практике иногда смешивается срок при­нятия закона и срок вступления его в силу.

Приговором Московского областного суда Д. признан виновным в том, что, работая директором Реутовского отделения Балашихин-ского торга, а с октября 1960 года — директором Балашихинского райпищеюрга и злоупотребляя своим служебным положением, на протяжении длительного времени занимался вымогательством и получением взяток с работников Реутовского, а затем и Балашихин­ского торгов. Преступные действия Д. были квалифицированы по ч. 2 ст. 117 УК РСФСР (редакция 1926 года), по ч. 2 ст. 173 УК РСФСР (редакция, I960 года) и по ч. 2 л. I Указа Президиума Верховного Совета СССР от 20 февраля 1962 г. «Об усилении уго­ловной ответственности за взяточничество».

Как установлено приговором суда, последнюю взятку в сумме 70 руб. Д. получил 3 марта 1962 г. Эти действия квалифицированы судом по ч. 2 ст. 1 Указа от 20 февраля 1962 г., между тем как этот Указ вступил в силу только 4 марта 1962 г. Указ от 20 фев­раля 1962 г. был опубликован в «Ведомостях Верховного Совета СССР» 21 февраля 1962 г. и вступил s силу через десять дней после его опубликования. Суд, осуждая Д. на основании данного указа, очевидно, исходил не из даты его опубликования, а из даты его принятия, что, безусловно, неверно. Верховным Судом РСФСР приговор суда был изменен, действия Д. переквалифицированы с ч. 2 ст. 1 Указа на ч. 2 ст. 173 УК РСФСР1.

1 «Бюллетень Верховного Суда РСФСР» 1965 г. № Т, стр, 13—14.

9*         131

 

Введение закона в действие и его фактическое дей­ствие— не тождественные понятия. Фактическое дейст­вие уголовного закона, вступившего в силу, в некоторых случаях может быть обусловлено особыми обстоятельст­вами времени или места совершения преступления. Тако­ва, например, ст. 19 Закона об уголовной ответственно­сти за государственные преступления об уклонении в военное время от выполнения повинностей или уплаты налогов. Фактическое действие этой статьи имеет место только в условиях военного времени.

Порядок прекращения действия уголовного закона не предусмотрен в уголовном законодательстве и не разре­шен общим законодательством.

Уголовные законы не издаются на какой-либо опре­деленный срок и действуют вплоть до их отмены. Вопрос о порядке прекращения действия уголовного закона раз­решается законодательной практикой следующим обра­зом. Уголовный закон прекращает свое дейстзие либо в силу его прямой отмены, либо в силу замены ранее действовавшего закона другим законом. При замене ранее действовавшего закона новым законом ранее дей­ствовавший закон не всегда полностью утрачивает свою силу. Это возможно в тех случаях, когда новый закон устанавливает более строгую ответственность, а пре­ступление было совершено до вступления нового закона в действие. В таких случаях в соответствии с ч. 1 ст. 6 Основ уголовного законодательства преступность и нака­зуемость деяния определяются законом, действовавшим во время совершения этого деяния.

I При издании нового уголовного закона возможна кол­лизия между новым и ранее изданным законом, продол­жающим действовать. Это бывает в тех случаях, когда наряду с общей уже действующей нормой устанавлива­ется специальная норма, усиливающая ответственность за некоторые действия, предусмотренные этой общей нормой. Например, с изданием Указа Президиума Вер­ховного Совета СССР от 15 февраля 1962 г. «Об усиле­нии уголовной ответственности за посягательство на жизнь, здоровье и достоинство работников милиции и народных дружинников» в судебной практике возник ряд вопросов, связанных с разграничением составов, предусмотренных этим Указом и статьями уголовных кодексов, предусматривающими ответственность  за со-

132

 

противление представителю власти или представителю общественности, выполняющему обязанности по охране общественного порядка; за умышленное убийство, совер­шенное в связи с выполнением потерпевшим своего слу­жебного или общественного долга и за оскорбление представителя власти или представителя общественно­сти, выполняющего обязанности по охране общественно­го порядка (ст. ст. 191, 192, п. «в» ст. 102 УК РСФСР). Практика применения этого Указа вызвала необходи­мость его специального разъяснения постановлением Пленума Верховного Суда СССР от 3 июля 1963 г.

До издания Указа от 15 февраля 1962 г. перечислен­ные в нем преступные действия влекли уголовную ответ­ственность по ст. ст. 191, 192, п. «в» ст. 102 и ч. 2 ст. 206 УК РСФСР. С изданием данного Указа сфера действия этих статей существенно сузилась, и их действие в отно­шении преступлений, предусмотренных Указом от ^фев­раля 1962 г., прекратилось.

В целях большего уточнения порядка прекращения действия уголовных законов и в интересах их более пра­вильного применения было бы целесообразно, чтобы законодатель при издании новых законов определял, какие из ранее изданных законов утратили силу, не пре­доставляя решение этого   вопроса    судебной практике.

3. При выяснении вопросов, связанных с временем действия уголовных законов и их обратной силой, суще­ственное значение имеет установление времени совер­шения преступления1. Решение этого вопроса во многом зависит от структурных особенностей тех или иных со­ставов преступлений.

Так называемые формальные составы преступлений считаются оконченными, когда выполнено действие или осуществлено бездействие, предусмотренные этими со­ставами. Например, подлог избирательных документов выполнен в тот момент, когда совершены действия, пре­дусмотренные ст. 133 УК РСФСР. Указанная статья не предусматривает наступления каких-либо последствий этого действия. Совершение таких преступлений во вре­мени ограничено сравнительно узкими рамками, и поэто-

1 Подробно вопрос об установлении времени совершения пре­ступления рассмотрен в работе М. И. Блум «Вопросы действия со­ветского уголовного закона во времени» («Ученые записки Латвий­ского государственного университета», т. 44, Рига,  1962, вып. 4).

133

 

му применение закона, относящегося ко времени их со­вершения, не представляет больших затруднений.

Более сложно установить время совершения фор­мальных преступлений, осуществляемых путем бездейст­вия. Такие преступления, как правило, носят длящийся характер, например злостное уклонение от оказания помощи родителям. В этих случаях, несмотря на выпол­нение состава преступления к определенному моменту, оно продолжается и после выполнения состава, а момен­том его окончания считается либо перерыв преступного бездействия, либо отказ от дальнейшего невыполнения предусмотренных законом обязанностей, либо привлече­ние виновного к ответственности или его явка с повин­ной. В таких случаях применяется тот уголовный закон, который действовал в момент прекращения состояния продолжающегося преступного бездействия.

При продолжаемом преступлении, состоящем из ряда однородных преступных актов, объединенных един­ством объекта и преступной цели, конечным моментом совершения преступления является последнее по време­ни преступное действие из ряда таких однородных пре­ступных актов. Так, при контрабанде, носящей система­тический характер, конечным моментом совершения пре­ступления следует считать последний выполненный акт контрабанды, независимо от причин, прервавших пре­ступную деятельность. В отношении продолжаемых пре­ступлений также применяется уголовный закон, действо­вавший в момент прекращения преступной деятельности.

Следует согласиться с М. И. Блум, что действовав­шим во время совершения преступления надо считать тог закон, который действовал во время совершения по­следнего из общественно опасных действий, образующих объективную сторону конкретного преступления1. М. И. Блум обоснованно распространяет это положение и на такие преступления, для которых характерны два действия или система действий, например спекуляция, а также на случаи совершения преступления в соуча­стии, когда действия соучастников совершаются в раз­личное время.

Обоснование такого решения вопроса, как нам пред­ставляется, следует искать  в   том,    что  виновный уже

1 Указ. работа, стр. 16. 134

 

после того, как вступил в действие новый или изменен­ный закон, продолжает свою преступную деятельность в прежнем направлении. То, что предупреждение, исходя­щее от закона, не оказало на него воздействия, не вы­звало у него переоценку своего антиобщественного пове­дения, должно рассматриваться как обстоятельство, по­вышающее общественную опасность виновного. Мы имеем в виду те случаи, когда закон устанавливает . уголовную ответственность за какое-либо деяние или усиливает ее. В этих случаях новый или измененный закон распространяет свое действие на всю преступную деятельность лица с момента ее возникновения до окон­чательного завершения.

В судебной практике не всегда правильно решается этот вопрос.

Так, по делу Д., обвиняемого в систематическом, «а протяжении 1960—1962 гг,, получении взяток, органы следствия и суд неправиль­но квалифицировали это преступление по ч. 2 ст. 105 УК. УССР (в редакции 19l27 года) и ч. 2 ст. 168 УК УССР (в редакции 1960 го­да). Кассационная коллегия по уголовным делам Верховного Суда УССР изменила квалификацию преступления и исключила из при­говора статьи в редакции Уголовного кодекса УССР   1927 года.

Несколько иначе решается вопрос о времени соверше­ния преступления в так называемых материальных пре­ступлениях, состав которых предусматривает в качестве обязательного признака наступление определенного, предусмотренного законом, последствия. Что следует считать временем совершения таких преступлений — совершение лишь действия или бездействие или также ч наступление вредных последствий? Какой закон должен быть применен, если, например, умышленное тяжкое телесное повреждение причинялось до издания нового уголовного закона, а смерть потерпевшего наступила после вступления его в действие? М. И. Блум полагает, что в таких случаях должен применяться закон, дейст­вовавший в момент совершения преступного действия или бездействия1. Это мнение основывается на высказан­ном Н. Ф. Кузнецовой взгляде, что субъект действия хотя всегда и сохраняет контроль над своим поведе­нием, однако не может изменить  последствий,   относя-

1 Указ. работа, стр. 18.

J35

 

 к сфере внешнего мира1. Это соображение явля­ется правильным, за исключением случаев, когда винов­ный сохраняет господство над развитием событий и может предотвратить наступление вредных последствий. Лишь при отсутствии у виновного такой возможности он несет ответственность по законам, действовавшим во время совершения преступного действия или бездей­ствия.

4. Более сложен вопрос о времени совершения пре­ступления для каждого соучастника. Высказанные М. И. Блум соображения, какими следует руководство­ваться, устанавливая время совершения преступления соучастниками, представляют интерес, однако предла­гаемое автором решение этого вопроса не бесспорно. М. И. Блум полагает, что для организатора временем совершения преступления является время совершения прочими соучастниками всех действий, приведших к же­лаемому общественно опасному результату, ибо он организовал преступление и руководил им. Для подстре­кателя же, по мнению автора, временем совершения преступления является момент, когда он склонил испол­нителя к совершению преступления. Для пособника вре­мя совершения преступления должно быть определено согласно этой точке зрения по такому же принципу. Для исполнителя время совершения им преступления опреде­ляется последним из его действий, приведших к пре­ступному результату. Из этого вытекает, что организатор преступления должен отвечать по закону, по которому отвечает исполнитель преступления, подстрекатель и пособник, т. е. по закону, действовавшему во время вы­полнения действий, способствовавших совершению исполнителем преступления2. Эта точка зрения допу­скает, таким образом, предположение, что исполнитель и организатор несут ответственность по новому закону, если преступление было закончено исполнителем в пе­риод действия нового закона, а подстрекатель и пособ­ник отвечают по закону, имевшему силу в период, когда они выполнили свои преступные действия.

Однако возникают вопросы, по какому закону должен

1          Н. Ф. Кузнецова,   Значение преступных  последствий для

уголовной ответственности, М., 1958, стр. 15.

2          М. И. Б л у м, указ. работа, стр. 19.

136

 

нести ответственность организатор, если его преступная деятельность завершилась до вступления в действие но­вого закона, по которому будет нести ответственность исполнитель преступления, и существует ли в этом слу­чае с рассматриваемой точки зрения принципиальное различие между организатором преступления и подстре­кателем.

Мы считаем, что при решении вопроса о том, что счи­тать временем совершения преступления при соучастии, надо исходить из понимания соучастия как тесной пре­ступной связи участников преступления. Соучастники несут ответственность не за одно лишь участие в преступ­лении, не только за выполненные ими действия, но и за общий преступный результат их деятельности. При со­участии каждый соучастник сохраняет господство не только над своими действиями, но и над развитием л ре-ступной деятельности, осуществляемой исполнителем преступления. Каждый из соучастников преступления до момента его полного осуществления может повлиять на ход событий,,перестав быть соучастником преступления, или даже изменить ход событий, сообщив о подготавли­ваемом или совершаемом преступлении соответствую­щим органам власти. Не сделав этого, лицо до конца остается соучастником преступления со всеми вытекаю­щими отсюда последствиями. Поэтому, если преступная деятельность исполнителя продолжалась после издания нового закона, усиливающего ответственность, то и со­участники разделяют эту ответственность с исполните­лем преступления. М, И. Блум отчасти признает воз­можность такого решения вопроса, но только в отноше­нии укрывателя в случае осуществления им обещанного укрывательства, хотя по смыслу ст. 17 Основ уголовного законодательства состав укрывательства, как форма пособничества, выражается в даче заранее обещания скрыть преступника или следы преступления независимо от того, было выполнено это обещание или нет.

Принятие точки зрения М. И. Блум могло бы приве­сти к такому положению, при котором в случае издания нового закона, устанавливающего более строгую ответ­ственность, деятельность соучастников преступления, обусловливающая в конечном счете выполнение преступ­ления исполнителем, должна была бы, ка.к правило, на­казываться по более мягкому, а деятельность исполни-

137

 

теля по более строгому заколу. С таким решением вряд ли можно согласиться.

5. Большое теоретическое и практическое значение имеет вопрос об обратной силе уголовного закона.

Статья 6 Основ, уголовного законодательства уста­навливает общее правило, что преступность и наказуе­мость деяния определяются законом, действовавшим во время совершения этого деяния.

Из этого общего правила, однако, делается изъятие для тех случаев, когда изданный закон устраняет или смягчает наказуемость деяния. Такой закон имеет обрат­ную силу, т. е. распространяется также на деяния, совер­шенные до его издания. Например, в некоторых ныне действующих уголовных кодексах союзных республик нет статей, предусматривающих уголовную ответствен­ность за присвоение найденного личного имущества. Отсюда следует, что эти кодексы не признают такие дея­ния уголовно наказуемыми, следовательно, они не влекут уголовной ответственности и по ранее действовавшим уголовным кодексам этих республик, если были совер­шены до вступления в действие новых кодексов.

С момента издания закона, устраняющего наказуе­мость деяния, уголовное дело о нем не может быть воз­буждено, а возбужденное подлежит прекращению за от­сутствием в деянии состава преступления.

Закон признается смягчающим наказуемость, если при равных низших пределах высший предел предусмот­ренного в нем основного наказания ниже высшего пре­дела наказания в уголовном законе, действовавшем до издания нового закона. Точно так же более мягким при­знается закон, если при равных высших пределах низ­ший предел предусмотренного в нем основного наказа­ния ниже низшего предела наказания в уголовном зако­не, действовавшем до издания нового закона. Более мягким признается новый закон и в том случае, когда он предусматривает другой, более мягкий вид наказания, например исправительные работы вместо лишения сво­боды, предусмотренного прежним законом.

Этот же принцип сравнительного учета тяжести на­казаний в новом и ранее действовавшем уголовном законе распространяется и на дополнительные наказа­ния. Так, если новый и ранее действовавший уголовный закон предусматривают одинаковые основные наказания,

138

 

то более мягким признается закон, который не преду­сматривает применения дополнительного наказания или предусматривает лишь возможность, а не обязательность его применения.

Если ранее действовавший закон по сравнению с но­вым законом имел более низкую минимальную и более высокую максимальную санкцию, го более мягким сле­дует считать новый закон, которым установлен менее высокий предел наказания1.

М. И. Блум, наоборот, считает, что более мягким может быть признан только тот закон, который дает воз­можность суду назначить менее строгое наказание. При­чем суд, применяя этот закО'Н в отношении деяний, совершенных до его введения в действие, не вправе вы­ходить за пределы максимального наказания, преду­смотренного санкцией старого закона2. Предлагаемое автором решение этого вопроса не основывается, однако, на указаниях закона.

Закон, устанавливающий наказуемость деяния или усиливающий наказание, обратной силы не имеет. Например, злостное уклонение от оказания помощи ро­дителям не может влечь уголовной ответственности по ст. 123 УК РСФСР 1960 года, если такие действия были совершены до издания этого кодекса, так как уголовная ответственность за такие действия не была предусмотре­на ранее действовавшим уголовным кодексом.

Указанное положение основывается на том сообра­жении, что нецелесообразно наказывать за действия, не считавшиеся в момент их совершения общественно опас­ными или менее опасными. Непридание в таких случаях обратной силы закону — один из принципов советского уголовного права3. Действие этого принципа связано с выраженным в ст. 3 Основ уголовного законодательства другим принципом, согласно которому уголовная ответ-

1          «Советское уголовное право. Часть Общая», Л., I960, стр.  174.

Аналогичный взгляд высказан  А.   Б.  Сахаровым   («Ответственность

за  деяния,  совершенные  до  вступления   в  силу   нового  Уголовного

кодекса   РСФСР»,    «Социалистическая    законность»   1961   г.    №   6,

стр. 28).

2          М.  И.   Б л у к,   указ  работа, стр. 34.

3          М.  И. Блум,   указ. работа,   стр.   23;   А. Сахаров,   Ответ­

ственность за деяния,  совершенные до   вступления   в   силу   нового

Уголовного кодекса РСФСР, «Социалистическая законность» 1961 г.

№ 6, стр. 28.

139

 

ственность возможна лишь при условии, если совершен­ное лицом умышленно или по неосторожности деяние является общественно опасным и предусмотрено уголов­ным законом как преступление. Из смысла ст. 3 Основ вытекает, что деяние должно признаваться преступным в момент совершения. Если в момент совершения деяния отсутствует закон, который признавал бы его преступ­ным, оно не может рассматриваться как преступление.

Таким образом, когда речь идет о непридании обрат­ной силы уголовному закону, устанавливающему уголов­ную ответственность за деяние, ранее не считавшееся преступным, принцип непридания обратной силы закону в указанном случае совпадает с принципом, выражен­ным в ст. 3 Основ уголовного законодательства.

В буржуазном уголовном праве гакая близкая связь этих двух принципов приводила к тому, что их чаще всего объединяли в одной формуле. Так, согласно ст. 4 Французского уголовного кодекса «ни одно нарушение, ни один проступок, ни одно преступление не могут ка­раться наказаниями, которые не были установлены законом до их совершения».

В советском уголовном праве, несмотря на известную близость этих двух принципов, они рассматриваются и формулируются как самостоятельные. Это объясняется тем, что каждый из них прежде всего имеет свою осо­бую сферу применения. Кроме того, принцип неприда­ния обратной силы уголовному закону не только выра­жается в том, что он не допускает применения закона, устанавливающего уголовную ответственность за дея­ния, до этого не считавшиеся преступными, но и не до­пускает обратного действия закона, усиливающего ответственность за деяния, за которые уже существует уголовная ответственность.

Положение о том, что «закон обратной силы не имеет», рассматривается, как уже отмечалось в совет­ской юридической науке, как один из принципов совет­ского права. Однако в последнее время был высказан и другой взгляд, согласно которому положение «закон обратной силы не имеет» «никоим образом не является принципом законодательства»1. А. А. Тилле мотивирует

1 А.   А.  Тилле,  Действие закона во времени и обратная сила закона («Советское государство и право»  1964 г. № 12, стр. 29).

140

 

свое утверждение тем, что, поскольку суверенитет госу­дарства есть правовое выражение независимости госу­дарства, его полновластия, законодатель не может быть связан и принципом «закон обратной силы не имеет», «ибо это означало бы ограничение его воли (неизвест­ного происхождения), запрет издавать законы, имеющие обратную силу»1.

Поскольку автор выдвигает свою точку зрения в ка­честве общего положения, очевидно, он распространяет его на все отрасли советского законодательства, в том числе и на уголовное.

С таким взглядом, однако, невозможно согласиться. Следуя ему, можно было бы сделать вывод, что законо­датель не может быть связан ни одним из тех право­вых принципов, которые им же устанавливаются.

Принцип нелридания закону, устанавливающему или усиливающему уголовную ответственность, обратной си­лы выражен в ст. 6 Основ уголовного законодательства как одно из ведущих положений советского уголовного права. Уже одно то, что это положение сформулировано в Основах уголовного законодательства, служит доста­точным доказательством того, что законодатель рас­сматривает его как принцип советского уголовного права.

Представляется совершенно неубедительным утверж­дение А. А. Тилле о том, что рассматриваемый принцип ограничил бы волю законодателя. Законодатель может устанавливать или не устанавливать тот или иной прин­цип, и в этом, в частности, может находить свое выра­жение суверенитет государства как правовое выражение его воли и его независимости. Однако, если законода­тель установил какое-либо положение в качестве прин­ципа, оно незыблемо и обязательно прежде всего для самого законодателя.

Если в понимании государственного суверенитета идти так далеко, как делает А. А. Тилле, то надо будет признать независимость государственной власти от зако­на, признать, что государство стоит над законом. Но в таком случае понятие суверенитета государства трудно будет отличить от понятия произвола.

Принцип непридания обратной силы закону, устаяав-

1 <Советское государство и право»  1964 г, № 12, стр. 29.

141

 

ливающему наказуемость деяния или усиливающему наказание, не допускает никаких исключений. Такой взгляд разделяется подавляющим большинством совет­ских криминалистов. Однако отдельные ученые, правда немногие, допускают исключение из указанного прин­ципа. Они считают, чго в тех редких случаях, когда дея­ние представляет особую общественную опасность или имеет широкую распространенность, закону, устанавли­вающему наказуемость деяния или усиливающему нака­зание, может быть придана обратная сила при условии, чтобы в тексте закона было специально указано, что он имеет обратную силу1.

В «Научно-практическом комментарии Уголовного кодекса РСФСР» под редакцией проф. Б. С. Никифо­рова подчеркивается, что в исключительных случаях по конкретному уголовному делу в каждом отдельном слу­чае специальным постановлением Президиума Верхов­ного Совета СССР (или Верховного Совета союзной рес­публики)  закону   может быть придана обратная сила2.

Мы считаем, что никакие исключения из указанного принципа, в какую бы форму они ни облекались, недо­пустимы. Законодатель, устанавливая правила действия закона во времени, может делать какие-либо исключе­ния из этих правил, исходя из общеполитических задач применения того или иного закона3. Однако такие исклю­чения законодатель может предусмотреть в законе толь­ко при его принятии, но ни в коем случае после того, как он введен в действие. Отступление от этого требо­вания явилось бы грубым нарушением социалистической законности, существенным нарушением прав граждан.

6. Большой теоретический интерес и существенное практическое значение имеет вопрос об обратной силе норм Общей части советского уголовного законодатель­ства. Этот вопрос не разрешен в уголовном законода­тельстве.

1          «Научно-практический комментарий к Основам уголовного за­

конодательства Союза   ССР   и    союзных   республик», изд.  2-е, М.,

1961, стр. 25—26   Указанная точка зрения была подвергнута убеди­

тельной критике в работе М. И. Блум «Вопросы действия советского

уголовного закона  во времени», стр. 23—24.

2          «Научно-практический      комментарий     Уголовного      кодекса

РСФСР», изд. 2-е, М., 1964, стр. 13.

3          П.   Е. Н ед б а й л о,   Применение   советских   правовых   норм,

стр. 294.

142

 

Проблема обратного действия уголовного закона рассматривается во всех учебниках и работах, посвя­щенных действию уголовного закона во времени, исклю­чительно как проблема, связанная с установлением пре­ступности и наказуемости деяния. Вопрос о возможности придания или непридания в каких-либо случаях нормам Общей части обратной силы в теории уголовного права не разработан: между тем этот вопрос возникает в су­дебной практике.

Доказательство этому — изданное 18 декабря 1963 г. постановление Пленума Верховного Суда СССР «О не­которых вопросах, возникших в судебной практике по применению законодательства о досрочном, условно-до­срочном освобождении от наказания и замене наказания более мягким»1.

При разрешении данного вопроса необходимо выяс­нить, могут ли вообще нормы Общей части уголовного права иметь обратную силу и при каких условиях они ее получают. Выясняя вопрос о возможности в принципе придавать или не придавать нормам Общей части обрат­ное действие, следует установить то общее положение, что нормы Общей части уголовного права не могут быть изъяты из-под действия общих принципов и положений советского права. К ним, как и к любым нормам социа­листического права, должны применяться все те общие начала, на которых основывается действие всех норм социалистического права. Поэтому на них, так же как и на все иные правовые нормы, должны распространять­ся общие принципы советского права, в том числе и принцип непридания закону обратной силы, с учетом их специфики.

Специфика норм Общей части помимо их содержа­ния состоит в том, что, как правило, они не применяют­ся самостоятельно. Например, если какое-либо деяние, по ранее действовавшему закону признаваемое преступ­ным, по новому закону не признается таковым, то и по­кушение на совершение этого деяния или соучастие в нем не признается преступным и, следовательно, нормы, определяющие условия ответственности за покушение на совершение преступления или за соучастие в нем в дей-

1 «Сборник  постановлений   Пленума     Верховного  Суда  СССР, 1924—1963», стр. 465—469.

143

 

ствующем уголовном законодательстве, не могут в дан­ном случае быть применены. Из этого, однако, не сле­дует, что нормы Общей части уголовного права вообще не могут иметь обратной силы.

Когда были изданы Основы уголовного законода­тельства, то с момента их вступления в силу их нормы применялись в отношении преступлений, совершенных до издания Основ и предусмотренных уголовными зако­нами, действовавшими на момент их совершения. С вве­дением Основ уголовного законодательства в действие прекратилось действие Основных начал уголовного зако­нодательства Союза ССР и союзных республик, а также Общей части уголовных кодексов союзных республик, хотя действие большинства норм Особенной части про­должалось и после вступления в силу Основ уголовного законодательства. Создалось такое положение, при ко­тором преступные деяния, совершенные до издания Основ, квалифицировались по соответствующим статьям Особенной части уголовных кодексов союзных респуб­лик, а при необходимости применить какую-либо норму Общей части делались ссылки на соответствующие статьи Основ уголовного законодательства. Последние с самого начала их действия получили обратную силу по отношению к нормам Особенной части уголовного законодательства, продолжавшего действовать впредь до его приведения в соответствие с Основами уголовно­го законодательства.

В связи с этим и в соответствии с Указом Преаидиу-ма Верховного Совета СССР от 14 февраля 1959 г.1 о порядке введения в действие Основ уголовного зако­нодательства было проведено снижение сроков лише­ния свободы, ссылки и высылки до высших пределов, установленных для этих видов наказаний Основами, а также осуществлены некоторые другие мероприятия по приведению в соответствие с Основами порядка приме­нения некоторых других видов наказаний.

Упомянутым Указом было также распространено действие предусмотренных Основами правил о давности привлечения к уголовной ответственности и о давности исполнения обвинительного приговора на лиц, совершив-

1 «Ведомости Верховного Совета СССР» 1959 г. № 7, ст. 60. 144

 

ших преступления до введения в действие Основ. Рав­ным образом было распространено действие установ­ленных Основами правил погашения и снятия судимо­сти на лиц, осужденных и отбывших наказание до введения в действие Основ.

Придание Основам уголовного законодательства обратной силы в отношении деяний, совершенных до издания Основ, а также в отношении лиц, осужденных до их издания, естественно вытекало из того факта, что Основы уголовного законодательства значительно усо­вершенствовали действие всех институтов советского уголовного права и осуществили более последовательно, чем ранее действовавшие Основные начала уголовного законодательства 1924 года, принцип социалистической законности. Основы уголовного законодательства сузили и смягчили уголовную ответственность за менее опас­ные преступления, а также значительно снизили макси­мальные сроки лишения свободы и других мер наказания и одновременно усилили ответственность в отношении наиболее опасных преступников и особо опасных реци­дивистов.

7. Вопрос об обратной силе более мягкого уголовного закона в отношении деяний, приговор о которых вступил в законную силу, разрешался специальными законода­тельными актами, изданными в связи с введением в дей­ствие Основ и позднее в связи с введением в действие уголовных кодексов союзных республик.

На основании этих законодательных актов были приведены в соответствие с принятыми уголовными ко­дексами меры наказания лицам, осужденным за пре­ступления, совершенные до введения в действие этих кодексов, если они предусматривали более мягкие меры наказания.

Единственным исключением из этого претворенного в жизнь общего положения явилось непридание обрат­ной силы ст. 23 Основ уголовного законодательства в части смягчения мер наказания в отношении лиц, осуж­денных за особо опасные государственные преступления, предусмотренные Законом об уголовной ответственности за государственные преступления, за бандитизм и неко­торые другие, наиболее опасные преступления, если приговор в отношении этих лиц вступил в законную силу до введения в действие Основ.

 

10   Я. М.  Брайнин

 

145

 

Это положение было установлено ст. 2 Закона от 25 декабря 1958 г. «Об утверждении Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик».

В уголовногаравовой литературе эта статья оцени­вается по-разному. Так, авторы Научно-практического комментария к Основам уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик полагают, что в неко­торых случаях новому закону, смягчающему наказание, специальным законом не придается обратная сила1. Авторы комментария, однако, не уточняют, является ли ст. 2 Закона об утверждении Основ лишь отдельным исключением из общего принципа непридания закону, смягчающему наказание, обратной силы или такая практика возможна и в других случаях. Не выяснен ав­торами и вопрос о том, в каком отношении к общему принципу придания закону, смягчающему наказание, обратной силы находится указанное исключение.

Мы считаем, что ст. 2 Закона об утверждении Основ уголовного законодательства является исключением из установленного Основами принципа придания обратной силы закону, смягчающему наказание. М. И. Блум пра­вильно пишет, что Основы уголовного законодательства являются основополагающим законом и ни один другой закон, даже изданный тем же законодателем, не может противоречить Основам2.

Однако М. И. Блум проявляет некоторую непоследо­вательность, утверждая, что Закон от 25 декабря 1958 г. «Об утверждении Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик» и Указ Президиума Верховного Совета СССР от 14 февраля 1959 г., утвер­дивший порядок введения в действие Основ уголовного законодательства «вовсе не установили исключения из общего положения об обратной силе менее строгого за­кона, а самостоятельно разрешили вопрос об отбывании наказания лицами, в отношении которых приговоры вступили в законную силу во время действия старых законов»3. Такое объяснение рассматриваемого положе­ния представляется искусственным.

1          «Научно-практический   комментарий    к   Основам    уголовного

законодательства Союза ССР и союзных республик», стр. 26.

2          «Вопросы действия советского уголовного закона во времени»,

стр. 38.

3          Т а м   же.

146

 

Законодатель, безусловно, вправе, когда найдет это необходимым и оправдываемым интересами . охраны и укрепления общественного порядка, ограничивать опре­деленными рамками пределы действия принципа прида­ния обратной силы законам, смягчающим ответствен­ность. Законодатель также вправе устанавливать опре­деленные ограничения действия принципа непридания обратной силы закону, устанавливающему наказуемость или смягчающему наказание. Истории советского уго­ловного права такие исключительные случаи известны, о них говорит в своей работе М. И. Блум. Если такие исключения имели место в прошлом и были исторически оправданы особыми условиями развития Советского государства, то в принципе нельзя отрицать возможно­сти и в будущем подобных исключений, если они бу­дут оправданы какими-либо особыми обстоятельст­вами.

Но допустимость таких исключений должна быть точно предусмотрена и определена в самом законода­тельстве, которое устанавливает общие положения по применению уголовных законов.

Мы считаем, что все вопросы, связанные с установ­лением обратной силы закона, должны разрешаться исключительно законодательным путем. В практике, однако, имеются случаи, когда они разрешаются не в законодательном порядке. Так, Пленум Верховного Су­да СССР в постановлении от 18 декабря 1963 г. «О не­которых вопросах, возникших в судебной практике по применению законодательства о досрочном, условно-до­срочном освобождении от наказания и замене наказания более мягким» разъяснил, что законодательство о до­срочном, условно-досрочном освобождении и замене неотбытой части наказания более мягким не решает вопросов о преступности и наказуемости деяния. Поэто­му, говорится далее в этом постановлении, положения ст. 6 Основ уголовного законодательства к данным слу­чаям не относятся и вопрос о возможности применения или неприменения досрочного, условно-досрочного осво­бождения и замены неотбытой части наказания более мягким должен решаться в соответствии с действующим на данный момент законом, а не на основе законода­тельства, действовавшего во время совершения преступ­ления.

10*       147

 

По смыслу этого разъяснения, действие ст. 6 Основ связано исключительно с нормами, устанавливающими преступность и наказуемость деяния, т. е. с нормами Особенной части уголовного законодательства. Отсюда можно сделать вывод, что содержащиеся в ст. 6 Основ правила, относящиеся к обратному действию уголовного закона, не распространяются на нормы Общей части уголовного законодательства. Рассматриваемое поста­новление Пленума Верховного Суда не обосновывает такого понимания ст. 6 Основ. Кроме того, указанное разъяснение расходится с существующей практикой при­дания обратной силы нормам, устанавливающим более льготные условия действия тех или иных институтов Общей части.

Данный вопрос не разрешен советской уголовнопра-вовой наукой. Попытку осветить его мы находим лишь в одном из учебников Общей части советского уголов­ного права, где проф. Н. Д. Дурманов пишет, что уголов­ные законы или статьи уголовных законов о давности, о погашении и снятии судимости всегда имеют обратную силу независимо от того, в каком направлении изменены в них условия применения давности и погашения суди­мости.

В то же время Н. Д. Дурманов отмечает, что посколь­ку статья о давности, погашении судимости и досрочном освобождении касаются не преступности и наказуемости деяния, а условий привлечения к уголовной ответствен­ности и исполнения приговора, правовых последствий осуждения или же освобождения от иазначенного нака­зания, то во всех этих случаях не возникает вопроса о применении ст. 6 Основ1. Эта точка зрения правильна лишь в той части, которая касается исполнения пригово­ра, и лишь постольку, поскольку наказание отбывается в условиях действия нового закона. Что же касается давности и погашения судимости, то точка зрения Н. Д. Дурманова представляется нам спорной. Если признается, что законы о давности и погашении судимо­сти всегда имеют обратную силу независимо от того, в каком направлении изменены в них условия применения давности и погашения судимости (а на такой именно точке зрения стоит проф. Н. Д. Дурманов), то очевид-

1 «Советское уголовное право. Часть Общая», М., 1962, стр. 54. 143

 

но, что истолкование ст. 6 Основ уголовного законода­тельства в том смысле, что она не имеет никакого отно­шения к этим институтам, противоречит указанному взгляду.

Далее, если придавать обратную силу нормам о дав­ности и погашении судимости, устанавливающим более благоприятный порядок применения этих норм, то после­довательное проведение этого взгляда, основывающего­ся на ст. 6 Основ, требует распространения в полном объеме положений этой статьи на нормы о давности и погашении судимости. Из сказанного вытекает, что ст. 6 Основ уголовного законодательства распространяется на нормы не только Особенной, но и Общей части уголов­ного законодательства, за исключением лишь тех ее норм, которые связаны с исполнением наказания, на­пример нормы об условно-досрочном или досрочном освобождении.

Мы считаем, что правила о давности, погашении и снятии судимости получили обратную силу по Указу от 14 февраля 1959 г., определившему порядок введения в действие Основ, потому что эти правила по сравнению с правилами о давности, снятии и погашении судимости, действовавшими до введения Основ, установили более благоприятный порядок применения этих правил для лиц, на которых они распространяются.

Придание обратной силы этим нормам в данном слу­чае полностью соответствовало смыслу и духу ст. 6 Ос­нов уголовного законодательства. Однако это не дает никаких оснований утверждать, что указанные правила всегда имеют обратную силу независимо от того, в каком направлении изменены условия применения дав­ности, снятия и погашения судимости.

Мы исходим из того, что всякий закон, в том числе и всякий уголовный закон, осуществляет функцию пре­дупреждения. Именно на этом начале основывается общий принцип социалистического права, в силу кото­рого в отношении юридических фактов и отношений должны применяться законы, действовавшие во время их возникновения. Это обстоятельство упускает из виду проф. Н. Д. Дурманов, хотя он признает предупредитель­ное значение закона, устанавливающего наказуемость или усиливающего наказание. Он пишет: «Исключение обратной   силы   уголовного   закона, устанавливающего

149

 

наказуемость или усиливающего наказание за данное деяние, основано на том, что при совершении деяния до издания такого закона не могло еще быть предупреди­тельного воздействия закона»1. Но разве законы, касаю­щиеся условий привлечения к уголовной ответственности и правовых последствий осуждения, не имеют предупре­дительного характера и не могут оказывать своего вос­питательного воздействия на лиц, совершающих преступ­ления? Предупредительное значение уголовных законов заключается не только в том, что они предупреждают возможного нарушителя закона об ожидающем его на­казании, но и в том, что эти законы предупреждают его и об ожидающих правовых последствиях совершения преступления и осуждения. Но такое предупреждение должно быть своевременным, а не последующим, иначе предупредительное значение закона будет сведено к нулю.

8. В последнее время внимание советских юристов привлек вопрос о действии во времени так называемого промежуточного уголовного закона, т. е. такого закона, который был пр,инят после совершения преступного дея­ния, но утратил силу к моменту расследования этого деяния или судебного разбирательства в связи с изда­нием нового уголовного закона  (третьего по счету).

Непосредственным поводом к постановке этого воп­роса в юридической литературе явились изменения зако­нодательства об ответственное™ за некоторые преступ­ления, в том числе за изнасилование и взяточничество, последовавшие уже после издания новых уголовных кодексов.

В связи с этим в судебной практике возник вопрос о возможности применения статей уголовных кодексов в их первоначальной редакции в качестве промежуточ­ных законов.

Здесь необходимо остановиться на случае, когда промежуточный закон отменяет уголовную ответствен­ность за деяния, признаваемые преступными по ранее изданному закону, а новым законом уголовная ответст­венность вновь восстанавливается (например, отмена уголовной ответственности за самовольную без надоб­ности остановку поезда стоп-краном и последующее вос-

1 «Советское  уголовное право. Часть  Общая», стр. 54. 150

 

становление такой ответственности). Недопустимость придания закону обратной силы в таких случаях вполне очевидна. Она вытекает из точного смысла ч. 3 ст. 6 Основ уголовного законодательства, согласно которой закон, устанавливающий наказуемость деяния или уси­ливающий наказание, обратной силы не имеет.

Сомнения возникают в том случае, когда промежу­точный закол является более мягким по сравнению с предшествовавшим и последующим уголовными зако­нами.

Пленум Верховиого Суда СССР по делу Ф. и других, осужденных Гомельским областным судом за дачу взя­ток, разъяснил, что преступления обвиняемых по этому делу, как совершенные в период действия Уголовного кодекса БССР 1928 года, были неправильно переквали­фицированы Пленумом Верховного Суда БССР по ст. 170 УК БССР 1960 года, поскольку этот закон не действовал ни в период совершения осужденными пре­ступных действий, ни в момент возбуждения дела и рас­смотрения его в суде1.

Согласно этой точке зрения промежуточный закон должен применяться лишь в отношении преступлений, совершенных в период его действия.

Эта позиция обоснованно критиковалась в статье Л. Зайцева, И. Тишкевича и И. Горелика «Действует ли промежуточный закон». Авторы этой статьи пра­вильно указывают на то, что, хотя в момент совершения преступления смягчающий или устраняющий ответствен­ность промежуточный закон еще не был действующим, после вступления в силу он в соответствии со ст. 6 Основ уголовного законодательства стал таковым и в отноше­нии предусмотренных им деяний, совершенных до его введения в действие. Поэтому, если бы преступление было раскрыто и стало предметом судебного рассмот­рения до издания более строгого уголовного закона, отменяющего или изменяющего промежуточный закон, оно было бы квалифицировано по промежуточному закону2.

Иначе решает этот вопрос А. А. Тилле. Он полагает, что, ссылаясь на ст. 6 Основ уголовного законодательст-

 

• « 2 «

 

Бюллетень Верховного Суда СССР» 1965 г. № 2, стр. 31. Советская юстиция» 1966 г. № 1, стр. 7.

 

151

 

1

 

ва, нельзя применить более мягкий промежуточный за­кон, так как эта статья говорит о придании обратной силы действующему закону, а не закону, утратившему свою силу, каковым становится промежуточный закон после издания нового (третьего по счету) закона1. Но, исходя из такого толкования ст. 6 Основ, надо признать, что не может применяться как утративший силу и закон, действовавший во время совершения преступления, даже если он по сравнению с промежуточным законом являет­ся более мягким. Применение промежуточного закона, если он более мягкий по сравнению с предшествовав­шим и последующим законами, не должно ставиться в зависимость от времени раскрытия преступления и рас­смотрения дела в суде. Лицо не должно нести уголовной ответственное™ по'более суровому закону только пото­му, что органы расследования раскрыли преступление тогда, когда промежуточный закон был заменен новым законом, усилившим ответственность. Отрицая возмож­ность придания обратной силы промежуточному закону, А. А. Тилле мотивирует это тем, что промежуточный закон не применяется к правоотношению, возникшему до его издания. Исходя из такого взгляда, нельзя придать обратную силу и закону, пришедшему на смену промежуточному закону и смягчающему ответственность по сравнению с законом времени совершения преступле­ния или промежуточным законом.

В противоречии со своей исходной позицией А. А Тил­ле приходит к окончательному выводу о том, что хотя промежуточный закон не применяется к правоотноше­нию, возникшему до его изда.ния, «однако в уголовном праве санкция, назначаемая за совершенное в период действия первого закона преступное деяние, не должна превышать санкцию «промежуточного закона»2. Таким образом, А. А. Тилле, хочет он этого или нет, пришел к признанию основывающейся на ст. 6 Основ обратной силы промежуточного закона в тех случаях, когда он смягчает ответственность по сравнению с законом, дей­ствовавшим в момент совершения преступления, и с за­коном, изданным в отмену промежуточного закона-

1          «Промежуточный закон и его действие во времени»  («Совет­

ское государство и право» 1965 г. № 12, стр. 35).

2          Там  же, стр. 36.

152

 

В связи с тем, что вопрос о действии промежуточных законов противоречиво истолкован в судебной практике и в литературе, было бы желательно, чтобы Президиум Верховного Совета СССР в соответствии с п. «в» ст. 49 Конституции СССР разъяснил его.

9. При применении уголовного зажона существенное значение имеет также установление пределов его дейст­вия в пространстве.

Действующее уголовное законодательство значитель­но более четко по сравнению с ранее действовавшим законодательством проводит границу между двумя прин­ципами действия советских уголовных законов в прост-оанстве: территориальным принципом и принципом гражданства.

Лица, совершившие преступление на территории СССР, в силу территориального принципа подлежат от­ветственности по уголовным законам, действующим Ef-месте совершения преступления (ст. 4 Основ). Общесо­юзные уголовные законы действуют на всей террито­рии Советского Союза. Уголовные законы, издаваемые союзными республиками, действуют на территории этих республик.

•■ Принципы гражданства выражаются в том, что граж­дане СССР, совершившие преступления за границей, подлежат уголовной ответственности по уголовным за­конам, действующим в союзной республике, на террито­рии которой они привлечены к ответственности или пре­даны суду (ст. 5 Основ). Такое решение вопроса о дей­ствии советских уголовных законов в пространстве находится в полном соответствии с суверенитетом СССР и входящих в его состав союзных республик, в силу которого Советское государство осуществляет юрисдик­цию без каких-либо ограничений на всей своей террито­рии. Из этого вытекает, что на территории СССР не могут применяться уголовные законы какого-либо друго­го государства.

Поскольку действующее в Советском Союзе уголов­ное законодательство слагается из общесоюзных уголов­ных законов и уголовных кодексов союзных республик, принципиальное значение приобретает вопрос о соотно­шении общесоюзного и республиканского уголовного законодательства в связи с действием уголовных зако­нов в пространстве.

153

 

f

Основы уголовного законодательства в ст. 2 устанав­ливают те общие положения уголовного законодатель­ства Союза ССР и союзных республик, которые обеспе­чивают единство его принципов и целей. Обеспечение такого единства диктуется общностью экономических и политических основ советского государственного и обще­ственного строя и отвечает жизненно важным интересам всего советского народа. Такое значение Основ уголов­ного законодательства обусловило текстуальное воспро­изведение в уголовных кодексах союзных республик со­держания их норм, устанавливающих указанные прин­ципы и положения как единые и обязательные на территории СССР.

Наряду с этим Основы уголовного законодательства предоставляют союзным республикам широкую само­стоятельность в отношении установления некоторых норм, например принудительных мер воспитательного характера, применяемых к несовершеннолетним, и. по­рядка их применения (ст. 10 Основ). В соответствии с рядом статей Основ союзным республикам предостав­лено право дополнять и развивать отдельные нормы Основ, например включать новые виды наказаний, пре­дусматривать новые обстоятельства, смягчающие и отяг­чающие ответственность (ст. ст. 21, 33, 34 Основ). Все такие нормы, устанавливаемые законодательством союз­ных республик, имеют силу лишь в пределах территории данной республики.

Принципиальное единство общесоюзного и республи­канского уголовного законодательства определяется также тем, что общесоюзные законы об уголовной ответ­ственности за государственные и воинские преступления, равно как и общесоюзные законы, устанавливающие от­ветственность за иные преступления, направленные про­тив интересов Союза ССР, включаются в уголовные кодексы союзных республик. В этом случае нормы Об­щей части данного Уголовного кодекса распространяют свое действие также на деяния, уголовная ответствен­ность за которые установлена общесоюзным законом, включенным в Уголовный кодекс.

л      До   включения   общесоюзных   уголовных   законов в г  уголовные кодексы эти законы   непосредственно приме­няются по месту совершения преступления. В этом слу­чае нормы Общей  части уголовных  кодексов распрост-

154

 

раняют свое действие и на деяния, предусмотренные такими заколами: при их применении следует руковод­ствоваться соответствующими нормами Общей части Уголовного кодекса, действующего по месту совершения преступления.

Вопрос о действии советских уголовных законов в пространстве — это вместе с тем вопрос об их действии в отношении конкретных лиц, совершивших преступле­ния на территории СССР. Советские уголовные законы распространяют свое действие на Rcex граждан, совер­шающих преступления, за исключением -лиц, пользую­щихся правом экстерриториальности.

Право экстерриториальности имеет исключительный характер и связано с изъятием лиц, пользующихся этим правом из-под юрисдикции местных законов, судебных и административных учреждений. Вопрос об уголовной ответственности лиц, пользующихся правом экстеррито­риальности, разрешается дипломатическим путем в соот­ветствии со ст. 4 Основ уголовного законодательства и Указом Президиума Верховного Совета СССР от 23 мая 1966 г., которым одобрено и введено в действие новое Положение о дипломатических и консульских предста­вительствах иностранных государств на территории СССР1. Вопрос об уголовной ответственности иностран­ных граждан, не пользующихся правом экстерритори­альности, совершивших преступления на территории СССР, а также лиц без гражданства разрешается на общих основаниях в соответствии со ст. 4 Основ.

Иностранные граждане, совершившие преступления за границей, несут уголовную ответственность по зако­нам СССР лишь в случаях, предусмотренных междуна­родными соглашениями. Уголовиая ответственность ино­странных граждан по советским законам возможна и в таких случаях, когда преступление было начато за гра­ницей, а продолжено или закончено на территории Со­ветского Союза.

Заслуживает внимания вопрос о пределах действия уголовных законов одной союзной республики на терри­тории другой союзной республики.

В том случае, когда преступление совершено на тер­ритории одной союзной республики,  а к уголовной от-

1 «Ведомости Верховного Совета СССР»  1966 г. № 22. ст. 387.

155

 

I

ветственности за это преступление виновный привлечен на территории другой союзной республики, применяется Уголовный кодекс той республики, на территории кото­рой совершено преступление.

Когда преступление начато на территории одной союаной республики (например, скупка товаров с целью наживы), а окончено на территории другой союзной республики (например, перепродажа тех же товаров с целью наживы), местом совершения преступления счи­тается республика, на территории которой закончено преступление. В данном случае должны применяться заколы этой республики.

Если все преступные действия совершены на терри­тории одной союзной республики, а преступные послед­ствия наступили на территории другой республики, то преступление считается совершенным там, где выполне­ны преступные действия (например, выпуск вагонострои­тельным заводом недоброкачественной колесной пары, повлекший крушение поезда при его следовании на тер­ритории другой республики).

Когда организация преступления, его подготовка, подстрекательство или пособничество к совершению пре­ступления осуществлены на территории одной союзной республики, а само преступление непосредственно со­вершено на территории другой союзной республики, соучастники подлежат ответственности по законам той союзной республики, где непосредственно совершено преступление, несмотря на то, что их деятельность про­текала на территории другой республики.

При совершении лицом нескольких самостоятельных преступлений, в том числе и однородных, на территории нескольких союзных республик деяния виновного за каждое из совершенных преступлений надлежит квали­фицировать отдельно по закону той союзной республи­ки, где оно совершено, а меру наказания определить по совокупности в соответствии со ст. 35 Основ уголовного законодательства.

В связи с тем, что в судебной практике нет единства в применении этих положений, было бы целесообразно урегулировать их  законодательным  путем.

Принцип уголовной ответственности по месту совер­шения преступления соблюдается и в связи с примене­нием норм Общей части. Так, постановлением Пленума

\56

 

Верховного Суда СССР от 3 июля 1963 г. «О судебной практике по признанию лиц особо опасными рецидиви­стами» разъяснено, что в силу ст. 4 Основ уголовного законодательства вопрос о признании особо опасным рецидивистом лица, судимого в разных союзных респуб­ликах, разрешается по законам, действующим в месте совершения последнего преступления1. Аналогичное разъяснение дано Пленумом Верховного Суда СССР в постановлении от 18 декабря 1963 г. «О некоторых воп­росах, возникших в судебной практике по применению законодательства о досрочном, условно-досрочном осво­бождении от наказания и замене наказания более мяг­ким». В этом постановлении говорится, что по смыслу ст. 4 Основ уголовного законодательства условно-до­срочное освобождение осужденного должно произво­диться на основании уголовного закона, действующего в месте совершения преступления, независимо от того, на территории какой союзной республики данное лицо отбывает наказание. Если лицо осуждено за преступле­ния, совершенные на территории двух и более союзных республик, при решении вопроса о его условно-досроч­ном освобождении надлежит руководствоваться законо­дательством той союзной республики, которое устанав­ливает более длительные сроки фактического отбывания наказания.

Что же касается действия в пространстве процессу­альных законов, то при рассмотрении ходатайств об условно-досрочном освобождении суд должен руковод­ствоваться процессуальным законом той союзной рес­публики, на территории которой лицо отбывает нака­зание.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР отменила определение Кировского областного суда по делу Б. и направила материал на новое рассмотрение в связи с тем, что областной суд, неправильно руководствуясь ст. 367 УПК Таджик­ской ССР, отказал в условно-досрочном освобождении Б., осужден­ного в Таджикской ССР и отбывавшего наказание на территории РСФСР2.

1          «Сборник   постановлений   Пленума   Верховного   Суда   СССР,

1924—1963», стр. 177.

2          «Бюллетень Верховного Суда РСФСР»   1964 г. № 9, стр, 12.

 

«все книги     «к разделу      «содержание      Глав: 11      Главы: <   2.  3.  4.  5.  6.  7.  8.  9.  10.  11.