Глава первая

СОВЕТСКИЙ УГОЛОВНЫЙ ЗАКОН

И ЕГО РОЛЬ В УКРЕПЛЕНИЙ

СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ПРАВОПОРЯДКА

1. Советское уголовное право кг к отдельная отрасль советского социалистического права характеризуется особыми чертами, отличающими его от других отраслей права.

Это различие определяется в первую очередь сферой регулируемых им общественных отношений. Советское уголовное право регулирует особого рода отношение, ко­торое возникает между Советским государством и ли­цом, совершившим преступление. Это общественное от­ношение приобретает в определенный момент форму правоотношения между управомоченными органами го­сударства, осуществляющими борьбу с преступлениями, и лицом, совершившим преступление.

От других отраслей права уголовное право отличает­ся также присущим ему способом регулирования уго-ловноправовых отношений, возникающих в связи с уго­ловными правонарушениями. Уголовное право регули­рует эти отношения с помощью особых мер государст­венного принуждения — наказаний. Однако наказание в условиях возрастающего аначения убеждения и усили­вающейся роли общественного воздействия в борьбе с нарушениями общественного порядка перестает быть единственным средством борьбы с преступлениями. В эпоху строительства коммунистического общества уголовное право, как и право в целом, выражает волю и интересы всего народа. «Советские законы, воплощая в себе проверенные жизнью нормы социалистического правопорядка, являются выражением воли   всех трудя-

щйхся»1. Новое качество советского уголовного права определяется активной ролью общественности в реали­зации уголовноправовых норм. Это, однако, не снимает вопроса о его принудительном характере. Хотя нормы социалистического права соблюдаются и выполняются подавляющим большинством граждан добровольно, а метод убеждения становится главным методом государ­ственного руководства обществом, социалистическое право не теряет своей .принудительной силы.

В Программе КПСС говорится, что, «пока имеются проявления преступности, необходимо применять строгие меры наказания к лицам, совершающим опасные для общества преступления, нарушающим правила социали­стического общежития, не желающим приобщаться к че­стной трудовой жизни».

Государственное принуждение сохранился как один из неотъемлемых признаков права, пока сохранится го­сударство. До тех пор, пока в социалистическом обще­стве будут существовать преступления, сохранится в определенной мере и необходимость в уголовных зако­нах. Вместе с тем по мере сокращения преступности будет сокращаться сфера действия уголовных законов. Меры наказания все больше будут вытесняться мерами общественного воздействия. Однако в настоящее время, пока существует преступность в нашей стране, должны быть в полной мере использованы и действие советских законов, и сила общественного воздействия.

Признавая важную роль^ уголовных законов в борьбе с преступлениями, не следует, однако, ее переоценивать. Было бы ошибочным думать, что путем издания новых уголовных законов или путем усиления наказуемости предусмотренных действующим уголовным законода­тельством преступлений можно разрешить проблему искоренения преступности в нашей стране. Правильно пишет А. С. Шляпочников, что задача усиления борьбы с преступностью отнюдь не означает необходимости вве­дения новых, более строгих наказаний2. Нельзя не со­гласиться и с проф. А. А. Герцензоном, когда он гово-

1          Л. И.  Брежнев,   Отчетный доклад Центрального Комитета

КПСС XXIII съезду Коммунистической партии    Советского Союза,

стр.  102.

2          А. С. Шляпочников, Проблемы изучения причин преступ­

ности, «Вопросы философии» 1966 г. № 1, стр. 21.

рит, что «так называемые «волевые решения» в борьбе с преступностью могут создавать лишь кратковременные иллюзии успехов этой борьбы, но на деле никак себя не оправдывают»1.

Создание новых законов в социалистическом общест­ве связано с глубоким познанием и учетом объективных закономерностей общественного развития и не может основываться на соображениях конъюнктурного порядка. W Действующее законодательство должно обладать стабильностью и не подвергаться частым изменениям. Стабильность закона — одна из важнейших гарантий со­циалистической законности, которая «создает уверен­ность в незыблемости законов Советской власти, содей­ствует воспитанию широких масс трудящихся, а также должностных лиц в духе уважения к законам и неук­лонного их исполнения, способствует созданию мораль­ной атмосферы, препятствующей попыткам нарушения закона»2.

Издание новых законов должно являться результатом назревших общественных потребностей, а поскольку речь идет об уголовных законах, то оно должно основы­ваться и на глубоком изучении конкретных причин и условий, создающих возможность возникновения пре­ступлений, а также на изучении качественных изменений в_их^ развитии

_. g. g настоящее время все большее признание полу-* чает мысль о возрастающем значении научной организа­ции борьбы с преступностью. В связи с этим повышается значение конкретно-социологического метода в советской науке уголовного права. Результаты криминологических исследований должны в конечном счете определять основное направление борьбы с преступностью в целом и с ее отдельными проявлениями, из чего вытекают опре­деленные выводы и рекомендации для предупреждения преступности и для уголовного законодательства. Одна­ко научную основу процесса разработки и издания но­вых или изменения действующих уголовных законов должен составлять не только социологический анализ причин преступности и методов ее предупреждения. Важ-

1          А.  Г е р ц е н з о н,   На  научной  основе, «Советская  юстиция»

1966 г. № 5, стр. 6.

2          А. С. Шляпочников,  О  стабильности советского уголов­

ного закона, «Советское государство и право» 1957 г. № 12, стр. 14,

8

но также изучение того сложного процесса, каким яв­ляется применение уголовного закона.

В отличие от конкретно-социологического метода в криминологии, имеющего целью выявление причин пре­ступности и условий, способствующих совершению пре­ступлений, конкретно-социологический метод в науке уголовного права ставит своей задачей изучение эффек­тивности уголовноправовых норм в борьбе с преступ­ностью и ее предупреждении. Проверка жизненности уголовных законов в процессе их применения имеет не­посредственное отношение к задачам изучения состояния и динамики преступности, количественный уровень кото­рой в определенной мере может зависеть от качества и эффективности действия уголовных законов. Необходи­мый материал для оценки их действенности дают изу­чение состояния преступности и судебная практика их применения.

Применение уголовных законов дает возможность обнаружить их недостатки, неполноту, казуистичность. Вытекающие отсюда рекомендации и предложения при­несут пользу законодательным органам лишь в том случае, если они будут опираться на изучение широкого опыта применения уголовных законов, что позволит избежать субъективизма при разработке и издании но­вых уголовных законов.

Проблема глубокой проверки жизненности правовых норм особенно остро возникает в период кодификации уголовного законодательства, когда встает вопрос о це­лесообразности установления новых норм, либо исключе­ния из него тех или иных норм, либо их исправления.

Отсутствие глубокого социологического изучения дей­ственности правовых норм вызывает известные затруд­нения при практическом решении этих вопросов. Приме­ром может служить опыт издания уголовных кодексов после принятия Основ уголовного законодательства. Уже вскоре после введения в действие уголовных кодексов во всех союзных республиках обнаружилась необходимость переработки ряда статей в них, несмотря на то, что при­нятию кодексов предшествовала длительная работа по их подготовке. Следует, однако, учитывать, что и при тщательном изучении условий, диктующих необходимость принятия нового или изменения действующего закона, не исключается возможность его несовершенства.

Правильно пишет С. В. Курылев, что «максимальная научная обоснованность закона, его тщательная подго­товка должны свести к минимуму возможные нежела­тельные последствия»1.

Нельзя также не учитывать неизбежного в ряде слу­чаев отставания закона от жизни, что бывает обусловле­но различными качественными изменениями б самой природе явлений, составляющих предмет правового регу­лирования. На этой основе иногда возникает противоре­чие между содержанием и формой правовых норм. В этом явлении находит выражение известное положение марк­сизма-ленинизма о том, что та или иная форма вследст­вие ее отставания от своего содержания никогда пол­ностью не соответствует содержанию и, таким образом, новое содержание вынуждено временно воплотиться в старую форму, что вызывает между ними конфликт. Это положение марксизма-ленинизма может быть отнесено и к уголовному праву. Наиболее совершенный способ преодоления указанного противоречия—своевременное исправление старого или издание «нового закона.

В указанных явлениях и заключается проблема со­вершенствования правовых норм.

Не противоречит ли, однако, процесс совершенство­вания правовых норм принципу стабильности закона? Для подобного предположения, как мы полагаем, нет оснований. Стабильность закона отнюдь не означает его абсолютной неизменности. Стабильность закона опреде­ляется прежде всего его соответствием интересам и це­лям общественного развития на основе присущих социа­листическому обществу объективных закономерностей. Только такие уголовные законы укрепляют принцип стабильности, которые наилучшим образ'ом помогают осуществлению задач предупреждения и искоренения преступности. Из этого следует, что изменения в уголов­ном законодательстве, осуществляемые в соответствии с общими задачами борьбы за победу коммунизма в на­шей стране, должны рассматриваться как реализация указаний Программы КПСС о совершенствовании норм права и дальнейшем укреплении социалистического пра­вопорядка.

1 С. В. Курылев, Совершенствование законодательства как условие строгого соблюдения принципа социалистической законно­сти, «Правоведение» 1965 г. № 4, стр. 16,

J0

Важную роль в совершенствовании уголовного зако­нодательства играют подготовка новых законодательных актов и процедура их принятия соответствующими органами.

В. И. Ленин неоднократно подчеркивал необходи­мость серьезного отношения к вопросам законодатель-ствования. Уместно будет напомнить слова В. И. Ленина о необходимости сосредоточения законодательной дея­тельности на сессиях ВЦИК. «Надо..,— говорил В.И.Ле­нин в Отчетном докладе ЦК РКП (б) XI съезду пар­тии,— чтобы ВЦИК работал более энергично и правильно собирался на сессиях, которые должны быть более дли­тельными. Сессии должны обсуждать проекты законов, которые иногда наспех вносятся в Совнарком без обяза­тельной надобности. Лучше отложить и дать местным работникам внимательно обдумать и строже требовать от составителей законов, чего у нас не делается»1.

В последние годы Верховный Совет СССР и Верхов­ные Советы союзных республик приняли ряд важных законодательных актов, в том числе Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик, За­коны об уголовной ответственности за государственные и за воинские преступления, уголовные кодексы союз­ных республик. Принятию этих законов предшествовало их обсуждение на сессиях Верховных Советов, а также советской общественностью и в печати. Целесообразно было бы распространить такой порядок принятия зако­нов на все издаваемые законодательные акты.

Обсуждение всех законопроектов на сессиях Верхов­ных Советов, а также советской общественностью и в печати обеспечило бы более высокое их качество. Это соответствовало бы также указанию партии о том, что Верховный Совет СССР и Верховные Советы союзных республик призваны усилить работу по развитию совет­ского законодательства2.

3. В системе мер предупреждения преступлений уго­ловные законы играют важную роль. Их предупредитель­ное воздействие выражается различным образом. Преж­де всего оно проявляется самим фактом их издания  и

1          В. И. Ленин, Поли. собр. соч., т. 45, стр. 115.

2          Л. И. Брежнев,   Отчетный доклад Центрального Комитета

КПСС XXIII   съезду  Коммунистической партии  Советского Союза,

стр. 101.

И

установления уголовной ответственности. Уголовные законы указывают, какие деяния признаются обществен­но опасными и какие меры наказания могут быть приме­нены в случае совершения таких деяний. Воспитательное воздействие уголовноправовых, как и всех запретитель­ных, норм проявляется в том, что они возлагают на всех граждан обязанность воздерживаться от совершения действий, запрещенных этими нормами.

Предупреждение, содержащееся в уголовных законах, хотя и выражено в общей форме, однако имеет в виду главным образом поведение тех лиц, которые в силу своей моральной неустойчивости, антиобщественных взглядов и привычек могут совершить преступления.

Об огромной силе предупредительного воздействия уголовных законов уже в момент их опубликования го­ворит опыт применения некоторых законов, изданных в последние годы. Большой интерес представляет в этой связи опыт изучения судебной практики по делам о при­писках и других искажениях отчетности1. Изучение этого опыта показало, что Указ Президиума Верховного Со­вета СССР от 24 мая 1961 г. «Об ответственности за приписки и другие искажения отчетности о выполнении планов» имел большое предупредительное значение. Из числа изученных в Верховном Суде СССР дел лишь по 6,6% дел преступления были совершены после издания Указа. По всем остальным делам (93,4%) приписки и другие искажения отчетности о выполнении планов были совершены до издания упомянутого Указа. Данные, при­веденные в статье И. Якименко, показывают, что коли­чество дел о приписках и других искажениях отчетности о выполнении планов в первые месяцы 1962 года суще­ственно уменьшилось.

yv Целям предупреждения преступлений служит ряд норм Общей части уголовного права. Такиг* характером отличается, например, ст. 16 Основ уголовного законо­дательства и соответствующие статьи уголовных кодек­сов союзных республик, предусматривающие освобож­дение от уголовной ответственности в случае доброволь­ного отказа от доведения начатого преступления до конца. Цель   предупреждения  преступной  деятельности

•И. Якименко, К итогам изучения судебной практики по делам о приписках и других искажениях отчетности («Бюллетень Верховного Суда СССР» 1962 г. № 3, стр. 40—41).

12

преследует и статья о необходимой обороне. Осущест­вление права необходимой обороны в соответствии со ст. 13 Основ уголовного законодательства содействует предотвращению, а тем самым и предупреждению совер­шения преступления лицами, посягающими на интересы Советского государства, общественные и личные инте­ресы.

Х/Чтобы уголовные законы могли оказывать предупре­дительное воздействие на возможных нарушителей со­циалистического правопорядка, они должны быть дове­дены до сведения тех, кому адресуются. Граждане зна­комятся с издаваемыми законами путем их публикации, которая должна быть своевременной и по возможности широкой. Безусловно недопустимо неопубликование за­кона в установленном порядке. Уголовноправовые, как и другие важнейшие законодательные, акты должны публиковаться помимо специальных органов печати так­же в общей печати. В последней во всяком-случае целе­сообразно' помещать хотя бы краткие сведения об изда­ваемых законах.

Ознакомление граждан с издаваемыми законами в ряде-случаев осуществляется путем предварительного обсуждения законопроекта общественностью на собра­ниях трудящихся, в печати и т. д. Эту форму пропаганды социалистической законности и привлечения обществен­ности к активному участию в правотворчестве необходи­мо всемерно развивать, учитывая, что она может явиться одним из наиболее действенных средств предупреждения преступности.

В Отчетном докладе ЦК КПСС XXIII съезду КПСС прямо говорится о том, чтобы «наиболее важные законо­проекты и другие акты выносить нз всенародное обсуж­дение»1.

Большая работа по пропаганде социалистической законности среди населения проводится путем лекций, докладов и бесед в клубах, общежитиях, университетах правовых знаний, в печати и т. д. Однако в целях повы­шения предупредительного воздействия уголовных зако­нов необходимо усилить работу по их разъяснению. Так, уголовное законодательство предусматривает отвегсгвен-

1 Л. И. Брежнев, Отчетный доклад Центрального Комшета КПСС XXIII съезду Коммунистической партии Советского Союза, стр. 101.

13

ность за недонесение о некоторых готовящихся или со­вершенных преступлениях. Но далеко не многие знают о существовании такой ответственности. Между тем слу­чаи привлечения к уголовной ответственности за недоне­сение в судебной практике не столь уж редки. Можно не сомневаться в том, что своевременная разъяснительная работа по вопросу об ответственности как за недонесе­ние, так и за другие правонарушения могла бы повлиять ла уменьшение числа некоторых преступлений.

Особенно важно разъяснение таких уголовных законов, которые предусматривают ответственность за нарушение некоторых специальных и недостаточно ши­роко известных правил, как, например, ст. 222 УК РСФСР об ответственности за нарушение правил, уста­новленных в целях борьбы с эпидемиями.

Предупредительное воздействие уголовных законов с наибольшей силой проявляется в процессе их примене­ния, особенно в стадии судебного рассмотрения дела и вынесения приговора. Предупреждение совершения но­вых преступлений как осужденными, так и иными лицами является целью наказания по советскому уголовному праву.

Уголовное законодательство предупреждает о воз­можности применения к виновному в повторном на­рушении уголовного закона более строгой меры нака­зания.

Пункт 1 ст. 34 Основ уголовного законодательства со­держит по этому поводу общее указание, рассматривая как отягчающее ответственность обстоятельство совер­шение преступления лицом, ранее совершившим какое-либо преступление.

Кроме того, ряд статей уголовных кодексов особо предусматривает более строгую ответственность в слу­чае совершения данного преступления повторно. Преду­преждение преступлений должно в ближайшей перспек­тиве вести к значительному снижению числа совершае­мых преступлений, а в сочетании с мероприятиями, обеспечивающими рост материального благосостояния, культурного уровня и сознательности трудящихся,— к полному искоренению преступности в стране.

4. В юридической, в том числе и в уголовноправовой, литературе различают понятие закона и понятие право­вой нормы. Эти понятия, как известно, нетождественны.

14

Закон — это акт государственной власти, содержащий или устанавливающий нормы права. Правовые нормы как правила поведения составляют содержание закона, который в свою очередь является формой выражения права.

Уголовноправовая норма — это правило поведения, которое либо устанавливается и непосредственно форму­лируется в уголовном законе как руководящее начало для органов прокуратуры, следствия и суда по примене­нию уголовного закона, либо как общее для всех правило поведения берется под охрану уголовного закона от преступных посягательств. Уголовный закон придает указанным нормам обязательную и принудительную силу.

В соответствии с этим советский уголовный закон представляет собой издаваемый Верховным Советом СССР или Верховными Советами союзных республик в соответствии с их компетенцией уголовно-правовой акт, который придает охраняемым им право­вым нормам обязательную и принудительную силу.

\Д1рименение уголовного закона основывается на правильном понимании его содержания и формы. В свя­зи с этим возникает вопрос о логической структуре уго-ловноправовой нормы и ее выражении в уголовном законе.

Рассматривая содержание уголовноправовых норм, необходимо различать нормы Общей и нормы Особенной части уголовного законодательства. Роль и тех и других различна, как различна форма их выражения в уголов­ных законах.

Статьи Общей части уголовного законодательства содержат общие положения советского уголовного пра­ва, которые имеют значение в связи с применением ста­тей Особенной части. Органы следствия, прокуратуры и суда при применении статей Особенной части исходят из требований соответствующих статей Общей части. Правильное применение статей Особенной части немыс­лимо без учета и правильного понимания руководящих начал Общей части. Например, ст. 32 Основ уголовного законодательства прямо указывает суду о критериях, которыми он должен руководствоваться при назначении наказания. Все нормы Общей части с этой точки зрения являются прежде всего правилами поведения, которыми

15

должны руководствоваться прокурорско-следственные и судебные органы при применении уголовных законов1. Вместе с тем нормы Общей части, как и любые нормы, устанавливаются для всеобщего сведения. Лица, привле­каемые к уголовной ответственности, могут в порядке осуществления своих субъективных прав опираться на любые нормы Общей части уголовного законодатель­ства. Однако не все такие нормы, а только некоторые из них содержат правила поведения, которыми обязаны руководствоваться в соответствующих случаях и граж­дане. Так, нормы Общей части о действии советских уголовных законов в пространстве являются предписа­ниями, непосредственно относящимися к тем, кто при­меняет уголовный закон: прокурору, следователю, суду. Эти нормы, определяя условия действия уголовных зако­нов в пространстве, вместе с тем разъясняют гражда­нам условия, при которых они могут нести уголовную ответственность в случае совершения ими преступления на территории Советского государства или за его пре­делами. Эти нормы, однако, не содержат правил пове­дения, которыми граждане обязаны руководствоваться в соответствующих случаях. Но ряд норм Общей части содержит такие правила поведения. Например, в ст. 13 Основ уголовного законодательства говорится о недопу­стимости превышения пределов необходимой обороны. Это указание, как и другие условия правомерности необ­ходимой обороны, представляет собой правило поведе­ния, которым обязаны руководствоваться лица, осуще­ствляющие право необходимой обороны. Статья 44 Основ уголовного законодательства возлагает на осужденного к лишению свободы, исправительным работам, ссылке, высылке или направлению в дисциплинарный батальон обязанность примерным поведением и честным отноше­нием к труду доказать свое исправление, что при нали­чии и других условий, предусмотренных ст. 44 Основ, дает возможность применить к осужденному условно-досрочное освобождение.

Статьи как Общей, так и Особенной часта уголов­ного законодательства выступают в качестве регулятора

1 Нельзя поэтому согласиться с мнением, будто статьи законов, фиксирующих правовые принципы, юридические определения и т. п., не содержат в себе правил поведения («Основы теории государства и права», М., 1960, стр. 323).

16

отношений, возникающих между государством и преступ­ником. Но эти отношения регулируются нормами Общей части в большинстве случаев не непосредственно, а лишь в сочетании со статьями Особенной части.

Более сложным характером отличаются содержание и структура норм Особенной части уголовного законо­дательства. По мнению одних авторов — сторонников трехэлементной структуры правовой нормы, в диспози­ции уголовноправовой нормы скрывается гипотеза, кото­рая как бы сливается с диспозицией1. Другие, например Н. П. Томашевский, к структуре правовой нормы отно­сят только диспозицию и санкцию, исходя из того, что диспозиция уголовноправовой нормы «фактически вы­полняет такое же назначение, какое в других нормах выполняет гипотеза»2.

Из такого понимания структуры уголовноправовой нормы не видно, в чем заключается ее нормативное со­держание.

Попытку ответить на этот вопрос мы находим у проф. Н. Д. Дурманова, который считает, что норма уголовного права содержится в самом уголовном законе, а не в законах, относимых к другим отраслям права, и, следовательно, уголовное право не заимствует своих норм из других отраслей права3. В связи с этим Н. Д. Дурманов критикует нормативную теорию К. Бин-динга. Согласно этой теории нормы права, нарушение которых карается уголовным законом, находятся за пре­делами уголовного закона, содержащего лишь повеление о применении наказания в случае совершения деяния, описанного в диспозиции уголовного закона.

Ошибочность нормативной теории проф. Н. Д. Дур­манов видит главным образом в том, что с точки зрения этой теории «запрет деяния, т. е. признание его противо­правным, содержится в норме права — государственного,

'С. А. Г о л у н с к и й и М. С. Строгович. Теория государ­ства и права, М., 1940, стр. 253; М П. Карева, Теория государ­ства и права, М., 1955, стр. 347. Такого же взгляда по существу придерживаются М. Д. Шаргородский и О. С. Иоффе («Вопросы теории права», М., 1961, стр. 152—153).

2          Н. П. Томашевский, О структуре правовой нормы и клас­

сификации  ее   элементов,   (сб.   «Вопросы  общей  теории  советского

права», под ред. С. Н. Братуся, М., 1960, стр. 242).

3          Н.   Д. Дурманов,   Понятие   преступления.    М.—Л.,   1948,

стр. 178.

2   Я. М.   Брайнин        J7

международного, административного, гражданского и др., которая предшествует и во времени и логически уголовному закону» и что решающее значение в уголов­ном законе имеет саякция, а уголовное право получает значение лишь -придатка « другим отраслям права1.

Нам представляется, что ошибочность нормативной теории заключается не в том, что эта теория отделяет правовую норму от уголовного закона, что имело бы значение ошибки только юридико-технического характе­ра. Порочная и реакционная сущность нормативизма как реакционного направления буржуазной науки права, в том числе и уголовного права, состоит в том, что он выхолащивает из правовых норм их социально-экономи­ческое и политическое содержание, которое выводится не из материальных условий жиз-ни общества и опреде­ляемой этими условиями воли господствующего класса, а из неких трансцендентных начал.   -   -

Методологическая позиция по данному вопросу Биндинга, одного из наиболее видных представителей нормативизма в буржуазной науке уголовного права, характеризуется разрывом формы и содер­жания уголовного закона. Биндинг противопоставлял правовую норму, нарушаемую преступлением, уголовному закону. Он писал, что «никакое преступление в мире не нарушает уголовного закона, по которому наказывают: каждое преступление нарушает правовую норму, которая кардинальным образом отличается от уголовного закона»2.

Закрывая глаза на реальное и классовое содержание права, Биндинг утверждал, что действующие правовые нормы являются веч­ными и что часть этих норм сохранилась со времен седой древности до настоящего времени, почти не изменившись. Биндинг писал, что десять заповедей, которые еще сегодня составляют основные и выс­шие устои нашего морального и правового воспитания, суть не что иное, как десять норм древнеиудейского народного права3. Сводя все действующее право к десяти моисеевым заповедям, Биндинг пол­ностью снимал вопрос об историчности права и его обусловленности социально-экономическим строем общества, в котором возникает и действует данная система права. Норма права для Биндинга — это

1          Н. Д. Д у р м а н otB,  Понятие преступления, стр. 176—177.

2          К. Binding, Handbuch des Strafrechts. Erster Band, Leipzig,

1885, S. 155. Биндинг указывает, что его взгляды по этому вопросу

получили признание многих криминалистов, в частности    Бирлинга,

Гейнца, Гаршана, Колера.

3          К.   Binding,  op. cit., S. 159—160. На тесную связь права с

религиозными догмами указывает и глава современного нормативиз­

ма Ганс Кельзен  (Н.    К е 1 s e n,   General Theory of Law and State,

Cambridge, 1949, pp. 20—21).

18

абстракция, существующая вне времени и пространства1. Биндинг с особой силой подчеркивал, что нормы права — это чистые веления, они никогда не являются частью уголовного закона2. Отличие пра­вовой нормы от уголовного закона Биндинг видел в том, что норма права основывается на повиновении, а уголовный закон — на нака­зании3. Отсюда он делал вывод, что норма есть чистое, немотиви­рованное и неподкрепленное угрозой наказания предписание4, яв­ляющееся предпосылкой, но не частью уголовного закона5. Преступ­ник не нарушает уголовного закона, а, наоборот, поступает в соот­ветствии с ним, так как он выполняет состав, описанный в диспози­ции уголовного закона6. Биндинг, таким образом, допускал сущест­вование правовых норм независимо от закона, что противоречит самой сущности права как установления, создаваемого господствую­щим классом и опирающегося на государственное принуждение, осу­ществляемое этим классом. Нормативная теория Биндинга, доказы­вающая независимость правовых норм от государства и расщепляю­щая противоправность как единство правовой нормы и закона, при­звана была служить целям маскировки классовой сущности права в буржуазном государстве. По теории Биндинга, уголовный закон только карает за нарушение правовой нормы, которая существует извечно и независимо от уголовного закона.

5. Содержание и сущность уголовноправовой нормы и ее соотношение с уголовным законом относятся к чис­лу вопросов, почти не разработанных советской наукой уголовного права.

В определениях уголовного закона, встречающихся в работах отдельных авторов, указывается, что советский уголовный закон представляет собой акт, содержащий в себе нормы, регулирующие охрану социалистического государства от преступлений путем применения к винов­ным наказаний7.

1          Позднее эти  взгляды были развиты в учении    Г. Кельзена о

праве, основывающемся на идеалистических концепциях неокантиан­

ства, в соответствии с которыми право относится не к области суще­

го, а к миру должного   (Н. К е 1 s e n,   Society and nature, Chicago,

1943, p. 1 etc.).

2          Op. cit., S. 162. Согласно  такому  взгляду  на право   не   имеет

никакого    значения,    является    ли  оно    справедливым     или    нет

(Н. К е 1 s е п, Science and politics,   «The   american   political  science

review», September, 1951, p. 553).

3          Ibid., p. 162.

4          Ibid., p. 164.

5          Ibid., p. 169.

6          K. Binding,   Die Normen und ihre Ubertretung, B. I., Leip­

zig, 1922, S. 4—6.

7          См., например.  М.  Д. Шаргородский,  Уголовный закон.

М., 1948, ст,р. 30; «Советское уголовное право. Часть Общая», Л., 1960,

стр. 145; «Советское уголовное право. Часть Общая», М., 1962, стр. 25.

2*         19

г,

В этих определениях не раскрывается сущность норм, содержащихся в уголовных законах, равно как и не вы­ясняется .их соотношение с уголовным законом.

Этим вопросам уделено внимание лишь в работе проф. Н. Д. Дурманова «Понятие преступления». Однако предлагаемое им решение представляется спорным. Со­держание уголовноправовой нормы Н. Д. Дурманов видит в том, что она заключает в себе комплекс велений государственной власти, обращенных как к гражданам, так и к органам государственной власти. Центральное положение в этом комплексе занимает диспозиция уго­ловного закона, которая «в юридической форме отобра­жает конкретные свойства опасности отдельного пре­ступного деяния и запрещает его совершение именно в тех пределах, в каких оно является общественно опас­ным»1. Отсюда Н. Д. Дурманов делает непосредственный вывод о том, что «норма уголовного права содержится в самом уголовном законе, а не в законах, относимых к другим отраслям права, и тем более — не в нормах мо­рали или нормах культуры»2.

Что касается санкции, то последняя «представляет собой норму, обращенную -прежде всего к органам вла­сти»3. Хотя проф. Дурманов далее и говорит о том, что было бы неправильно отрицать двуединый характер уго­ловноправовой нормы и рассматривать диспозицию и санкцию как совершенно самостоятельные нормы4, но по сути речь здесь идет не об элементах уголовноправовой нормы, а о двух самостоятельных нормах.

1          Н. Д. Д у р м а н о в, указ. работа, стр. 178.

2          Т а м же.

3          Там   же.

( Там  же.

Такое же по сути расчленение единой уголовнопразовой нормы на две нормы мы встречаем н у В. Г. Смирнова, который считает, что «установление в гипотезе нормы Особенной части уголовного законодательства признаков преступных деяний преследует как цели определения оснований уголовной ответственности за конкрет­ную преступную деятельность, условий применения уголозного нака­зания, так и цели общепревентивного воздействия на поведение людей в социалистических общественных отношениях». Что же ка­сается санкции нормы Особенной части уголовного законодательст­ва, то она «является не чем иным, как правовым предписанием, подлежащим осуществлению при наступлении юридических фактов» («Функции советского уголовного права», М., 1965, стр. 35).

20

Точка зрения проф. Дурманова, как нам представ­ляется, суживает понятие уголовноправовой нормы, при этом логическое, внутреннее содержание уголовноправо­вой нормы отождествляется с внешней формой ее выра­жения.

Советское уголовное право осуществляет функцию охраны социалистических общественных отношений от преступных посягательств. Эта функция соответствую­щим образом обозначена в ст. 1 Основ уголовного зако­нодательства. Но советское уголовное право осущест­вляет эту функцию не непосредственно, а путем защиты правовых норм, регулирующих эти отношения. Охрана этих норм от преступных посягательств составляет сущ­ность советского уголовного права. Профессор Дурма­нов, как и некоторые другие авторы, упускает из виду эту особенность уголовного права, поэтому его утвер­ждение, что «уголовное право не заимствует своих норм из других отраслей права», не достигает цели1.

Нам представляется, что самостоятельный характер уголовного права определяется вовсе не этим соображе­нием, а той ролью, которую оно выполняет по охране всей системы социалистических общественных отношений и всего правопорядка от преступных посягательств.

Видеть нормативное содержание уголовноправовой нормы только в диспозиции и санкции уголовного зако­на— значит не видеть ее содержания. Своеобразие уго­ловного закона состоит в том, что охраняемая им от преступных посягательств правовая норма никогда не бывает выражена в уголовном законе непосредственно. Уголовный закон не конструируется таким образом, чтобы в нем были одновременно выражены"все три эле­мента правовой нормы: диспозиция, гипотеза и санкция. Уголовный закон содержит лишь гипотезу, которая в уголовноправовой теории именуется диспозицией, и санкцию.

Уголовноправовые кормы запрещают под угрозой на­казания нарушение тех или иных правил поведения (норм), непосредственно не выраженных в уголовном законе, но установленных или санкционированных Со­ветским государством.

1 Н. Д. Д у р м а н о в,  указ. работа, стр. 178.

21

I*.

Уголовноправовой нормой в этих случаях является указанное запрещение нарушения правил поведения, непосредственно не выраженных в уголовном законе, но установленных каким-либо законодательным актом (на­пример, Конституцией) или санкционированных Совет­ским государством (например, норм морали).

Уголовноправовая норма всегда предполагает суще­ствование охраняемых ею правовых или моральных норм, которые входят, таким образом, в логическую структуру уголовноправовой нормы.

"Диспозиция уголовного закона только в отдельных случаях и притом лишь в общей форме содержит ука­зание о норме, которую нарушает караемое этим зако­ном преступление. Как правило, это имеет место в уго­ловных законах с бланкетными диспозициями (напри­мер, ст. 88 УК РСФСР, предусматривающая нарушение правил о валютных операциях). Большинство диспози­ций уголовных законов содержит лишь описание призна­ков деяния, запрещенного уголовным законом. Однако уголовный закон всегда предполагает существование нормы, нарушаемой этим деянием.

Советские уголовные законы в ряде случаев берут под свою охрану конституционные положения и прин­ципы. Например, декларированные в ст. ст. 118 и 122 Конституции СССР положения о праве граждан СССР на труд и о равных правах женщин и мужчин во всех областях хозяйственной, государственной, культурной и общественно-политической жизни охраняются от преступ­ных посягательств ст. ст. 134, 138 и 139 УК РСФСР1.

Принцип национального равноправия, выраженный в ст. 123 Конституции СССР, . находится под охраной ст. 74 УК РСФСР. Соответствующим образом охраняют­ся уголовным законодательством от преступных посяга­тельств и такие конституционные положения, как свобо­да совести (ст. ст. 142 и 143 УК РСФСР), право граж­дан на объединение в общественные организации (ст. 137 УК РСФСР), неприкосновенность жилища и тайна переписки (ст. ст. 136 и 135 УК РСФСР), поло­жение о всеобщей воинской обязанности (ст. ст. 80, 84, 245—249, 261—264) и многие другие.

1 Здесь, как н в дальнейшем изложении, при ссылках на статьи Уголовного кодекса РСФСР, имеются в виду и соответствующие статьи   уголовных   кодексов   других   союзных   республик.

22

Нормы, охраняемые уголовными законами от пре­ступных посягательств, во многих случаях содержатся в других законодательных актах (гражданскоправовых, административноправовых и т. д.). Так, ст. 169 УК РСФСР, устанавливающая ответственность за незакон­ную порубку леса, непосредственно не содержит норм, нарушение которых составляет преступление. Они содер­жатся в Законе об охране природы в РСФСР от 27 ок­тября 1960 г. Точно так же не содержатся непосредст­венно в ст. 140 УК РСФСР те правила охраны труда, нарушение которых карается в уголовном порядке на основании этой статьи.

Применение уголовного закона требует знания тех норм, которые этот закон охраняет от преступных пося­гательств. В ряде случаев от знания этих норм зависят качество и результат расследования и судебного рас­смотрения уголовного дела.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда УССР отменила приговор по делу К., обвиняемого по ч. 1 ст. 77 УК УССР (нарушение правил безопасности движения и эксплуатации транс­порта) и направила дело на новое рассмотрение со стадии предва­рительного следствия. Основанием к отмене приговора явилось то, что ни следствие, ни суд не установили, какие конкретно правила безопасности движения нарушил К.'.

Нормы права, охраняемые уголовными законами, должны соответствовать нормам социалистической нрав­ственности и коммунистической морали. «Как правило,— пишет проф. П. Е. Недбайло,— все те отношения, кото­рые регулируются правом, регулируются и нравствен­ностью. В этих случаях все то, что запрещено или раз­решено законом, запрещено или разрешено нравствен­ностью. Но далеко не все то, что осуждается или разре­шается нравственностью,  регулируется  правом»2.

Однако некоторые нормы морали и правила социали­стического общежития уголовный закон берет под осо­бую охрану от преступных посягательств. Таковы, на­пример, многие моральные нормы, относящиеся к сфере отношений между полами.

1          Здесь и далее в работе используются неопубликованные мате­

риалы  судебной    практики    Верховного Суда    Украинской ССР за

1963—1965 гг.

2          П. Е.  Недбайло,     Применение советских  правовых норм,

М, 1960, стр. 31.

23

Если в диспозиции уголовного закона прямо не ука­зывается охраняемая им норма, то все же о ее содержа­нии можно судить на основании этой диспозиции.

Диспозиция уголовного закона описывает противо­правное поведение, раскрывает содержание нарушаемой нормы и устанавливает противоправность деяния.

Необходимо отметить несовпадение уголовноправо-вой нормы и уголовного закона в том отношении, что одна и та же норма может быть выражена в нескольких статьях закона или даже в нескольких нормативных актах1. Например, норма, запрещающая посягательство на чужую жизнь, выражена в нескольких статьях. В Уголовном кодексе РСФСР указанная норма охра­няется ст. ст. 102—107. Несовпадение правовых норм с формой их выражения в уголовных законах объясняется тем, что нарушение этих норм может носить различный характер как по способу нарушения, так и в зависимости от формы  вины или  иных обстоятельств.

6. Для буржуазной науки периода ее зарождения характерно стремление рассматривать уголовный закон как оплот законности и порядка, абстрагируясь от его классово-политического содержания и назначения. Закон в изображении буржуазных теоретиков чаще всего выступает как олицетворение вечной и равной для всех спра­ведливости. Он нелицеприятен и направлен в одинаковой мере про­тив всякого, кто посягает на общественный порядок.

Характеризуя уголовный закон, А. Фейербах определял его как предписание, обращенное, с одной стороны, ко всем без исключения подданным, а с другой стороны, к государственным служащим, осу­ществляющим судебную власть2. Фейербах стремился подчеркнуть независимость уголовного закона ог его субъективной оценки со стороны того, кто его применяет. «Его применение,—писал Фейер­бах,— не может зависеть от индивидуальной оценки его целесооб­разности или правовой силы»3.

Криминалисты-гегельянцы видели в уголовном законе выраже­ние правовой необходимости, распространяющейся в одинаковой мере как на всех подданных, так и на судей. С этой точки зрения, все подданные имеют равную возможность его познать и выполнять его требования, не противопоставляя ему своей индивидуальной воли. Уголовный закон обращен к воле всякого, от кого может исходить возможность его нарушения. Однако в разумном уголовном  законе

1          П. Е. Недбайло,   Основи    Teopii    держави i  права, Кшв,

1959,   стр.   11;    см.   также    «Законодательная  техника»,    под  ред.

проф. Д. А. Керимова, Л, 1965, стр. 28 и ел.;    Н. П.   Томашев-

с к и й, указ. работа, стр. 196 и ел.

2          A.   Feuerbacn,   Lehrbuch    des    gemeinen    in   Deutschland

giiltigen Peinlichen Rechts, Gissen, 1847, S. 140.

** I b i d.

24

разумное и вменяемое существо находит выражение не только все­общей, но и его собственной воли, и поэтому совершаемое право­нарушение является двойным противоречием: против всеобщей воли и против своей собственной воли1.

Анализируя источники уголовного закона, буржуазные теоре­тики полностью оставляли в стороне вопрос о силе, которая создает право, обращая внимание исключительно на формальные источники уголовного закона. В связи с этим они различали уголовный закон в широком и узком смысле. Под уголовным законом в широком смысле они понимали любую уголовноправовую норму, основываю­щуюся на предписании не только законодательной власти, но и на иных нормах, например на обычае. В узком же смысле уголовный закон есть только ю'ридический акт, исходящий от законодательной власти и конституционным порядком обнародованный2. Это разли­чие в определении уголовного закона исторически выражало анти­феодальные тенденции буржуазии, в свое время стремившейся огра­ничить королевскую власть путем установления точных границ ее законодательных прав.

Несмотря на то, что буржуазные теоретики всячески стремились подчеркнуть первенствующее значение закона и святость принципа «nullum crimen, nulla poena sine lege», уголовный закон в буржуаз­ном государстве фактически такой роли не играл. Декларативные заявления буржуазных криминалистов о том, что только уголовный закон может признавать какое-либо деяние преступным, резко рас­ходились с действительностью. В то время, когда немецкие профес­сора уголовного права, повторяя слова А. Фейербаха, писали в сво­их учебниках, что «никакое деяние не является преступлением, если оно не обозначено в действующем праве как преступное и наказуе­мое»3, выраженный   в  этих словах принцип легальности фактически

1          Так, например, I. Fr. H. A b e g g,     Lehrbuch der   Strafrechts —

Wissenschaft, Neustadt a. d. Orla, 1836, S. 82 und folgende. Кримина­

листы-классики и в последующее время видели в примирении инди­

видуальных и общественных  интересов    на основе    закона вечную

проблему     всех     «юридических     цивилизаций»     (см.,    например,

R. Q а г г a u d, Traite theoretique   et pratique d'instruction criminelle

et de procedur penale, t. 1, Paris, 1907, p. 4.

2          См.,     например,     А.    Фейербах,     указ.     работа,    стр.    140;

Т. A.  Schiitze, Lehrbuch des Deutschen Straftrechts,   Leipzig, 1874,

S. 42; K. J a n k e,    Das ostereichische,    Strafrecht, Wien, 1902, S. 29.

Конституционность уголовного закона подчеркивает также С. Штосе

(«Lehrbuch des   dsterreichischen Strafrechts», Wien und Leipzig, 1910, S. 64).

Социологическая школа не пошла дальше классической школы в определении уголовного закона. Например, Лист определял его как провозглашенный в установленной конституцией форме акт, выражающий в соответствии с конституцией волю всего обще­ства   («Lehrbuch des Deutschen Strafrecht», Berlin, 1911, S. 96).

3          H. Helschner,   Das gemeine    deutsche    Strafrecht,    Erster

Band, Bonn, 1881, S. 82. Это утверждение неизменно повторяется и

в новейших работах, и в учебниках буржуазных ученых. Так, фран­

цузские криминалисты Стефани и Левассер в учебнике, изданном в

1957 году, пишут:   «Юридически   деяние   не   образует   наказуемого

25

В ряде случаев попирался самым грубым образом. Характеризуя германский уголовный кодекс 1871 года, Ф. Энгельс обратил внима­ние на те широкие возможности интерпретации и применения уго­ловных законов, которые предоставлял судьям этот кодекс.

«Политические статьи уголовного кодекса,— писал Ф. Энгельс,— часто неопределенны и растяжимы, словно они скроены по мерке нынешнего имперского суда, а этот суд — по  их мерке»1.

Практика применения уголовного законодательства во времена Бисмарка свидетельствовала о полнейшем игнорировании деклариро­ванного в уголовном кодексе 1871 года принципа «nullum crimen, nulla poena sine lege».

Практика издания и применения новых уголовных законов в ФРГ показала, что характеристика, данная Ф. Энгельсом немецкому уголовному законодательству, мало в чем изменилась. Так, в издан­ном в 1951 году законе об изменении уголовного права (т. н. «Bitz-gesetz») под понятие государственной измены подпадают «выска­зывания и действия, расцениваемые как угроза безопасности ФРГ». Под это понятие измены в ФРГ подводят высказывания в пользу заключения мирного договора с СССР, в пользу признания ГДР и т. п.

Буржуазная наука не только не стремится раскрыть подлинную сущность уголовного права, но, наоборот, затушевывает его роль как определенного орудия в руках господствующих классов. В ряде случаев, особенно в ранний период развития буржуазной науки уголовного права, это достигалось путем чисго абстрактных рас­суждений об особой трансцендентальной и психологической сущно­сти уголовного закона, выражающей идею необходимости2. Чаще всего, однако, уголовный закон изображается как выражение все­общих интересов, как воля общества, возведенная в закон в уста­новленной конституционной форме3.

Буржуазные ученые всегда видели цель уголовного закона в охране права4, государственной безопасности, жизни, свободы и собственности5. Буржуазные ученые никогда не уточняли вопроса, об охране какого права и чьих интересов идет речь, представляя эти интересы как всеобщие. Нисколько не изменилась эта характеристика буржуазными учеными целей уголовного закона и в наши дни. Из­менилась лишь словесная оболочка, в которую облекаются теорети­ческие рассуждения буржуазных ученых о целях уголовного зако­на. Буржуазные ученые теперь чаще всего пишут о защите с по­мощью уголовного закона «социальной целостности»6, об «основных

правонарушения, если оно не предусмотрено и не пресекается зако­ном» (О. S t e i a n i et G. Lewasseur, Droit penal general et criminologie precis Dalloz, Paris, 1957, p. 78).

' К.    Маркс   и   Ф.   Энгельс,   Соч., т. 21, стр. 475.

2          См., например, М. Ortolan,   Elements de droit  penal, Paris,

1855, pp. 3, 6, 8.

3          F. V.  Liszt,  Lehrbuch des Deutschen Strafrecht, Berlin, 1911,

S. 96.

4          Feuerbach, op. cit., S. 49.

5          R. Hipp el,   Lehrbuch, des Strafrechts, Berlin,  1932, S. 3.

6          T.   R i 111 e r,   Lehrbuch des Osterreichischen Strafrechts, Erster

Bandc \Hgemeiner Teil, Wien, 1954, S. 116,

26

социально-этических духовных ценностях и правовых благах чело­вечества»1 и т. д.

Однако в условиях возрастающего кризиса капитализма уголов­ный закон уже не рассматривается как единственный оплот бур­жуазного правопорядка. Неуклонный рост преступности в странах капитала выдвигает новые задачи. Не рассматривается уголовный закон и как средство предупреждения преступлений, поскольку эта задача в условиях буржуазного государства оказывается вообще неосуществимой. Не ставится в буржуазном уголовном праве и за­дача перевоспитания преступника. В тех капиталистических госу­дарствах, в которых, как, например, в США, преступность достигла чудовищных размеров, проблема борьбы с преступностью подчи­няется главным образом одной задаче — задаче устрашения пре­ступника.

Для буржуазного законодателя преступник — это лишь носитель .зла, которому за содеянное должно воздаваться только злом. С та­ких именно позиций объясняли сущность и задачи уголовного права многие криминалисты еще в то время, когда состояние преступности в буржуазном обществе не представляло такой угрозы, как в на­стоящее время, а охрана прав личности выступала как один из незыблемых принципов буржуазной демократии2.

В условиях общего кризиса капиталистической системы, обост­рения классовых противоречий между буржуазией и пролетариатом, катастрофическим ростом преступности хак естественным последст­вием этого кризиса буржуазное уголовное право приобретает новые черты. Принцип соразмерности между наказанием и преступлением начинает уступать место идее устрашения наказанием. Теоретически обосновывая новый курс уголовной политики, некоторые буржуаз­ные криминалисты выдвигают взгляд на уголовный закон как на средство, с помощью которого современный законодатель «с непре­взойденной суровостью наносит удары зиновникам антисоциальных действий»3. Характерно что понятие преступления в этом случае подменяется понятием антисоциального аейсгвия, а понятие пре­ступника— понятием «виновника антисоциальных действий».

Лейтмотивом современной буржуазной науки уголовного права является положение, что социальному порядку (точнее, буржуаз­ному правопорядку.— Я. 5.) угрожает не только и не столько само деяние, сколько личность человека, действия которого обнаруживают его антисоциальный характер4. В связи с этим на первый план вы­двигается репрессивная сторона наказания в сочетании с так назы­ваемыми мерами социальной профилактики в духе либеральных рекомендаций социологической школы (улучшение жилищных усло­вий, ограничение потребления алкоголя и др.)5.

Наиболее реакционные представители современной буржуазной науки уголовного права выступают с требованием еще большего усиления в системе государственного принуждения элемента устра-

1          Н. Welzel, Das deutsche Strafrecht, Berlin, 1960, S. 4.

2          См., например, М. Ortolan,   Elements de droit penal, p. 8.

3          Q. Stefani et Q. Lewass.eur,   Droit penal general et cri-

minologie precis Dalloz, p. 6.

4          Ibid.

5          Ibid., p. 20.

27

шения. Так, глава неоклассического направления В. Зауэр высту­пает за усиление общей превенции в отношении политических пре­ступлений путем расширения сферы мер безопасности. Он доходит до утверждения, что наиболее действенная охрана «против разру­шительных тенденций к перевороту» состоит в том, чтобы держать постоянно наготове как можно более мощные и надежные полити­ческие и военные силы. Наказанию, говорит Зауэр, всегда будет отводиться только второстепенное значение1. В. Зауэр, таким обра­зом, считает, что на авторитет и силу закона нельзя больше пола­гаться и что общественный порядок можно поддерживать только с помощью оружия.

Некоторые буржуазные криминалисты, как, например, Маурах, считают, что уголовное право в настоящее время должно осуществ­лять цели, выходящие за пределы тех функций, которые отведены наказанию, из чего вытекает необходимость изменения самого поня­тия уголовного права как права наказания (Strafrecht). Маурах предлагает дать ему новое наименование — более широкое (Krimi-nalrecht), под которым он понимает реакцию государства на пре­ступность в более широком значении2. Уточняя зту мысль, Маурах далее пишет, что «уголовное право — эю форма проявления соци­альной (читай: классовой.— Я. Б.) политики в ее широком смыс­ле»3. Этот «широкий» смысл охватывает и борьбу со всеми, кто в той или иной форме проявляет свое несогласие с существующими в буржуазном государстве порядками, и борьбу против неуклонного и все увеличивающегося там роста преступности. Уголовное право выступает, таким образом, как орудие политики, осуществляемой господствующими классами.

7. Уголовный закон и охраняемая им правовая норма представляют собой единство. Лишь исходя из такого единства, можно правильно решить вопрос о природе уголовноправовой противоправности как существенном свойстве преступления4.

В широком смысле противоправность означает проти­воречие правовой норме. Противоправность с точки зре­ния уголовного права означает противоречие тем пра­вовым нормам, которые охраняются уголовными зако­нами. Нормы, охраняемые уголовными законами, могут нарушаться в результате совершения не только уголов-

1          W. S a u е г, System des Stralrechts,    Besonderer    Teil,  Koln —

Berlin, 1954, S. 453.

2          R. M a u г а с h, Deutsches   Strafrecht,    Allgemeiner Teil, Karls-

rue, 1954, S. 3.

3          Ibid.. S. 28.

4          H.  Д. Дурманов правильно   пишет, что   центральное место в

проблеме противоправности занимает учение    о    норме уголовного

права. «То или другое понимание   нормы,— говорит   Н. Д. Дурма­

нов,—■ в значительной мере  предопределяет и решение    многих во­

просов, прямо или косвенно связанных с проблемой противоправно-

сти» (указ. работа, стр. 176).

28

ных правонарушений, но и правонарушений иного рода, например административных, гражданских и т. д. Поэто­му возникает необходимость выяснения природы уголов-ноправовой противоправности. Очевидно, что характер и содержание всякой противоправности должны опреде­ляться прежде всего характером и содержанием самого правонарушения и той нормы права, которую оно нару­шает. Содержание уголовной противоправности раскры­вается в самом уголовном законе. Противоправность выражается прежде всего в составе преступления, опи­санном в диспозиции уголовного закона, и тем самым подобно общественной опасности составляет неотъемле­мое свойство состава преступления1. Однако в уголовном праве по сравнению с другими отраслями права понятие противоправности отличается более сложным характе­ром. Специфичность уголовной противоправности заклю­чается в том, что она соединяет в себе запрещение опре­деленного общественно опасного поведения с запреще­нием нарушения этого запрета под угрозой наказания. Тот, кто совершает преступление, нарушает не только норму, охраняемую уголовным законом, но нарушает также запрещение ее нарушения. Это запрещение выра­жено в уголовном законе, устанавливающем ответствен­ность за нарушение охраняемой им нормы. Поэтому выражение «преступление нарушает уголовный закон» является в своей основе правильным. Из этого следует, что единственным критерием противоправности является уголовный закон. Именно в нем противоправность нахо­дит свое выражение2. Вопрос о противоправности деяния можно решать только на основе уголовного закона.

Уголовная противоправность деяния сохраняет свое значение неотъемлемого свойства преступного деяния независимо от того, реализуется действие уголовного закона или нет. Так, например, при передаче виновного на поруки совершенное  им   деяние  сохраняет  признак

1          I. Lekchas,  Zur Lehre vom Tatbestand einer Strafrechtnorm,

«Staat und Recht», 1953, N 3, S.3—5. Лекшас правильно   замечает,

что «вне состава  преступления нет признаков для    характеристики

уголовноправовой противоправности».

2          Противоправность выражается в уголовном законе в целом, а

не в какой-либо его    отдельной   части:    диспозиции или    санкции.

Поэтому нельзя согласиться с Н. Д. Дурмановым, который считает,

что уголовная противоправность находит свое    выражение в  нака­

зуемости (указ. работа, стр. 207).

29

противоправности. Не устраняет противоправности отпа­дение общественной опасности деяния в случаях, преду­смотренных ст. 43 Основ уголовного законодательства, поскольку преступление нарушает правовую норму. Однако отпадение общественной опасности лишает про­тивоправность его реального значения. Поэтому наличие одной лишь противоправности при отсутствии обществен­ной опасности исключает уголовную ответственность.

Уголовная противоправность имеет ту особенность, что находится в прямом отношении к общественной опасности как материальному признаку преступления. Уголовная противоправность — юридическое выражение общественной опасности преступления. Поэтому она должна соответствовать общественной опасности деяния.

Согласно наиболее распространенному среди совет­ских юристов взгляду всякое правонарушение общест­венно опасно, однако наибольшей степени общественная опасность достигает в преступном деянии. В том слу­чае, когда в деянии отсутствует состав преступления, в нем, как правило, отсутствует и противоправность. Од­нако в некоторых случаях отсутствие в деянии состава преступления не исключает полностью его общественной опасности и противоправности. Это имеет место тогда, когда деяние заключает в себе признаки не уголовного, а какого-либо иного правонарушения, например граж-дансколравового. Нарушение норм гражданского права предполагает наличие в этом нарушении противоправ­ности и определенной степени общественной опасности, хотя и значительно меньшей, чем в преступлении.

В гражданском правонарушении не только общест­венная опасность, но и его противоправность имеет каче­ственно иное содержание. Нарушение нормы граждан­ского права, если она не охраняется уголовным законом, не может влечь уголовную ответственность. В судебной практике это обстоятельство иногда не учитывается, что приводит к необоснованному возбуждению уголовного дела по обвинению в действиях, в которых имеется лишь состав гражданского правонарушения.

Так, А. был признан виновным по ч. 1 ст. 93 и ч. 1 ст. 153 УК РСФСР в том, что, являясь пенсионером, устроился на работу в качестве бригадира штукатуров-маляров одновременно в три органи­зации, скрыв тог факт, что он пенсионер, от органов собеса. Таким образом, А., получал одновременно зарплату   и   пенсию.   Судебная

30

коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР не нашла в действиях А. состава преступления, так как не было установлено, что он занимался частнопредпринимательской деятельностью и мо­шенническим путем получал одновременно пенсию и зарплату. Что касается излишне полученной им пенсии, то она могла быть взы­скана с него без привлечения за это к уголовной ответственности1.

Общественная опасность является материальным выражением противоправности деяния. Она находит свое выражение в самом содержании преступного деяния. Описывая признаки преступления, диспозиция уголов­ного закона раскрывает реальное содержание общест­венной опасности предусмотренного им преступления. Поэтому общественная опасность должна в каждом кон­кретном случае определяться объективными и субъек­тивными свойствами конкретного преступления. Ста-" тья 32 Основ уголовного законодательства указывает, что суд при определении меры наказания, руководст­вуясь социалистическим правосознанием, учитывает характер и степень общественной опасности преступле­ния, личность виновного и обстоятельства дела, смяг­чающие и отягчающие ответственность. Наличие одной лишь противоправности, таким образом, не предрешает вопроса о применении уголовного закона.

В буржуазной науке уголовного права проблема уголовной противоправности разработана криминалистами классической школы. Однако некоторые различия в политических позициях отдельных представителей этой школы сказались в их различном подходе к понятию противоправности. Большинство криминалистов-классиков связывали уголовную противоправность с существованием принципа «nullum crimen, nulla poena sine lege», из чего вытекало, что проти­воправность является неотъемлемым признаком преступления и что только уголовный закон определяет противоправность деяния2. При этом в само понятие противоправности буржуазными учеными вкла­дывается различное содержание.

Некоторые из них содержание уголовной противоправности дея­ния видят в его наказуемости3. «Тем самым,— писал Гиппель,— что

1          «Бюллетень Верховного Суда РСФСР» 1964 г. № 4, стр. 8—9.

2          К.  Binding,   Die Normen    und ihre   Ubertretungen, B. II. 2,

Leipzig,  1916, S. 940;  E.    Belling,    Grundzuge    des    Strafrechts,

Tubingen, 1920, S. 31    (позднее Белинг изменил  свою точку зрения

по этому  вопросу);   Е.  S с h a f f е г,   О. Z.    H i n u b e r,     Strafrecht,

Allgemeiner Teil,    Leipzig,  1933, S. 41;    О.    A.    G e r m a n n,     Das

Verbrechen im neuen Strafrecht, Zurich, 1942, S. 143.

3          I.  A b e g g.    Lehrbuch der Strafrechtwissenschaft,    Neustandt

a. d. Orla,  1836,    S. 93;    R.    H i p p e 1,    Lehrbuch    des    Strafrechte,

Berlin, 1932, S. 107.

31

I

t

преступление является уголовно-наказуемым деянием, оно является одновременно принципиально и объективно противоправным»1. Вы­ведение противоправности деяния из его наказуемости говорит о сугубо формальном ее понимании и стремлении уклониться от вы­яснения реального и классового содержания нарушаемых преступ­лением норм. Таким же формальным характером отличаются и те определения противоправности, которые рассматривают ее как фор­мально юридическое свойство преступления2.

В буржуазной науке уголовного права делались попытки раскрыть материальное содержание противоправности. Так, В. Зауэр писал, что противоправным является такое поведение, общей тен­денцией которого является больше вредить государству и его чле­нам, нежели быть им полезным3. Такой взгляд на критерии проти­воправное ги фактически обосновывал свободу судейского усмогре-ния при практическом решении вопросов уголовной ответственности. Сам Зауэр признавал, что «очень трудно решить, когда имеется эта абстрактная предпосылка»  (противоправность.— Я.  Б.)4.

Наиболее характерной особенностью взглядов многих буржуаз­ных криминалистов второй половины XIX и первой половины XX ве­ка на существо уголовной противоправности является тенденция к вынесению противоправности за пределы состава преступления и тем самым за рамки уголовного закона, в котором он описывается5. Свою позицию эти криминалисты обосновывают тем, что состав преступления — это якобы всего лишь руководящее указание суду для признания известного деяния преступным; оценку же противо­правности деяния производит суд. Такой взгляд явно противоречит тому, что оценку деяния как преступного — иначе говоря, оценку противоправности деяния—дает только уголовный закон, опреде­ляя признаки преступного деяния и его наказуемость.

Будучи вынесена за рамки состава преступления и уголовного закона, противоправность попадает в сферу судебной оценки. Раз­новидностью этой концепции является ограничение противоправности рамками объективной стороны состава преступления. При этом вина исключается из противоправности и, следовательно, тоже попадает в сферу судебной оценки. Так, например, Кольрауш рассматривает противоправность лишь как повод для постановки вопроса о винов­ности и тем самым связывает противоправность исключительно с объективной стороной состава преступления'.

1          R.   Hip pel, ob. cit. S. 107.   .

2          A.  Kaufman,    Tatbestand,   Rechtfertigunggrunde und Irtum

(«Juristenzeitung», 1956, № 12, S. 354).

3          W.   Sauer,   Grundlagen des Strafrechts nebst   Umriss einer

Rechts und Sozialphilosopie, Leipzig, 1921, S. 295.

4          Ibid.

6 H. С. Т а г а н ц е в, Курс русского уголовного права. Часть Общая, вып. I, СПб., 1874, стр. 6; W. Sauer, Grundlagen des Strafrechts, S. 340; E. В e 1 i n g, Grundzuge des Strafrechts, Tubin­gen, 1920, S. 54; F. V. Liszt, Lehrbuch des deutschen Strafrechts, Berlin, 1911, S. 141; H. Welz el, Aktuelle Strafrechtsprobleme im Juzistische Studiengeselschaft, Karlsrue, Schriftenreihe, Heft 4, 1953, S. 13.

8 Ко 1 r a u sch-L a n ge, Strafgesetzbuch mit Erlauterungen, 1950, S. 9.

32

Один из представителей финальной теории — Г. Майер разли­чает объективную противоправность и субъективную направленное^ воли1. Согласно этой точке зрения вина не входит в состав противо­правности.

Усилия буржуазных криминалистов, направленные на всемерное ограничение роли противоправности как юридического критерия преступления, ведут к ослаблению роли уголовного закона в бур­жуазном государстве.

8. Применение уголовного закона связано с возник­новением на определенном этапе и с существованием уголовноправового отношения.

Содержание и природа последнего определяются самим предметом уголовного права. Поскольку уголовное право регулирует отношения, возникающие между госу­дарством в лице его правомочных органов и лицом, со­вершившим преступление, то правовой формой такого регулирования может быть только уголовноправовое отношение. Только в уголовноправовом отношении реа­лизуется действие уголовного закона, так как правоот­ношение— это норма права в ее действии. Поэтому верным является положение о том, что активная роль советского права в строительстве социализма и коммунизма в нашей стране может быть правильно понята лишь при рассмотрении норм социалистического права в их связи с социалистическими правоотноше­ниями.

Тесную связь правовых норм с правоотношениями подчеркивал проф. С. Ф. Кечекьян, говоря, что «если не может быть правоотношения без нормы права... то, с другой стороны, и норма права не может осуществить­ся помимо правоотношений, ее значение не может быть раскрыто без правоотношений»2. Это полностью относит­ся и к уголовному праву. Только применение уголовного закона приводит к реализации прав и обязанностей субъектов уголовноправового отношения, и таким путем он оказывает определенное воздействие на поведение людей, к которым применяется.

В связи с этим необходимо выяснить, какую роль в возникновении и развитии этого отношения играет уго­ловный закон.

1          Н.  Mayer,   Strafrecht.    AUgemeiner       Teil,    Stutgart-Koln,

1953, S. 104.

2          «Теория государства и права», М., 1962, стр, 460.

'3   Я. М.  Брайнин        33

Уголовноправовое отношение представляет собой основанное на уголовном законе отношение между орга­ном государственной власти, осуществляющим борьбу с преступлениями, и лицом, совершившим преступление.

Уголовноправовое отношение регулируется уголовным правом, при помощи которого государство оказывает воздействие на поведение субъектов этого отношения. Уголовный закон сам по себе не создает уголовноправо­вого отношения; для существования последнего необхо­дим юридический факт, т. е. преступление.

В уголовноправовом отношении, как и во всяком правоотношении, предполагаются права и обязанности его участников. В самом общем, типизированном виде эти элементы уголовноправового отношения выражаются уже в уголовном законе, диспозиция которого описывает юридический факт, служащий основанием для сущест­вования уголовноправового отношения. Вместе с тем уго­ловный закон содержит презумпцию правовой обязан­ности управомоченных государством органов власти возбудить против виновного в совершении описанного в нем преступления уголовное преследование и применить уголовный закон. Обязанность этих органов возбудить уголовное преследование против виновного в совершении преступления означает вместе с тем и существование у них такого права. Органы государственной власти могут и не воспользоваться этим правом, если найдут, что воз­буждение уголовного преследования в каком-либо слу­чае нецелесообразно и к виновному могут быть приме­нены меры общественного воздействия. Например, при наличии условий, указанных в ст. 52 УК РСФСР, винов­ный может быть передан на поруки. В этом случае не возникает коллизии между правом и обязанностью орга­на государственной власти возбудить уголовное пресле­дование против лица, виновного в совершении преступ­ления, так как указанная обязанность не является абсо­лютной.

Уголовный закон также предполагает обязанность управомоченных органов государственной власти осуще­ствлять уголовное преследование в строгом соответствии с указаниями, содержащимися в его диспозиции и санкции.

Тот же уголовный закон определяет обязанности и права другого субъекта уголовноправового отношения —

34

лица, виновного в совершении преступления и привле­каемого к уголовной ответственности. Последний обя­зан понести наказание. Права обвиняемого как субъек­та уголовноправового отношения определяются тем, что он имеет возможность требовать точного соблюдения уголовного закона, т. е. предъявления ему обвинения в точном соответствии с уголовным законом, предусматри­вающим ответственность за совершенное им деяние. Об­виняемый «имеет право на то, чтобы к нему была при­менена надлежащая статья уголовного закона, чтобы наказание было назначено в соответствии с обществен­ной опасностью совершенного деяния», как и право на то, «чтобы к нему вообще не было применено наказание, если в действиях его нет состава преступления, преду­смотренного данной статьей уголовного закона»1. Это право прежде всего вытекает из положений, предусмот­ренных в Общей части советского уголовного законода­тельства. Статьей 3 Основ уголовного законодательства установлено, что «уголовной ответственности и наказа­нию подлежит только лицо, виновное в совершении пре­ступления, то есть умышленно или по неосторожности совершившее предусмотренное уголовным законом об­щественно опасное деяние». Это положение развито и в ряде других статей Основ уголовного законодательства, как, например, в ст. ст. 7, 8, 9, определяющих понятия преступления, умышленной и неосторожной вины. Обви­няемый осуществляет свои права как субъект уголовно-правового отношения на протяжении всего времени, пока это отношение существует.

Уголовноправовые отношения в Советском государ­стве, как и любые другие правоотношения, являются волевыми. Они относятся к числу тех правоотношений, для возникновения которых не требуется согласия обоих его субъектов. Воля участников уголовноправового отно­шения не отличается единством. Скорее ее можно рас­сматривать как такую, которая направлена на достиже­ние противоположных целей. Советское государство, выражая волю народа, ставит препятствия для достиже­ния таких целей, которые носят общественно опасный характер.   Поэтому возникновение   и  прекращение уго-

1 А. Л. Р и в л и н,   Об уголовноправовых   и уголовно-процессу­альных отношениях  («Правоведение» 1959 г. № 2, стр. 109).

3*         35

ловноправового отношения не зависят от воли лица, со­вершившего преступление1.

Уголовноправовое отношение устанавливает четкие границы уголовной ответственности. Привлечение лица к уголовной ответственности и осуждение его судом воз­можно только в рамках  уголовноправового   отношения.

Отношения между органом государственной власти и преступником с момента возникновения этих отноше­ний являются правовыми; они не могут возникнуть и существовать вне права, вне уголовного закона и не в форме уголовноправовых отношений, даже если уголов­ный закон применен неправильно.

То обстоятельство, что возникновение, изменение и прекращение уголовноправовых отношений происходят в одностороннем порядке, отнюдь не изменяет характе­ра этих отношений как правовых. Поэтому нельзя согла­ситься с В. Г. Смирновым, который, рассматривая отно­шения, возникающие между органом государственной власти и преступником, как властеотношения, не считает их правовыми2. Но властеотношение — это тоже право­отношение, основанное на законе, и как всякое правоот­ношение предполагает равную возможность лица, при­влекаемого к уголовной ответственности, осуществлять свои субъективные права.

Существо проблемы уголовноправового отношения состоит в том, что его реализация в связи с применением уголовного закона создает в соответствии с требования­ми социалистической законности строгую правовую опре­деленность для участников этого отношения. Этим проб­лема уголовноправового отношения в советском уголов­ном праве в корне отличается от решения данного воп­роса в буржуазной науке уголовного права.

Проблема уголовноправовых отношений в буржуазной науке уголовного права разрабатывалась не в связи с учением об уголов­ном законе и его применении, не как отношений, основывающихся на нем, а главным образом как проблема обоснования субъектив­ного права государства на применение к преступнику наказания. Обоснование этого права (jus puniendi), которое было дано фило­софами и криминалистами XVIII и первой половины XIX века, вы­ражало их стремление найти этическое обоснование института  на-

1          Исключение составляют случаи, когда уголовное дело возбуж­

дается в порядке частного обвинения.

2          В. Г. Смирнов,  Правоотношение в уголовном праве, «Пра­

воведение» 1961 г. № 3, стр. 92,

36

казания в буржуааном государстве. Идеалистические концепции наказания стремились подчинить человека с его реальными интере­сами трансцендентальному началу — «всеобщей воле», «практическо­му разуму» и т. п., воплощающим согласно этим концепциям абсо­лютную справедливость1.

Фихте, основываясь на теории общественного договора и рас­сматривая его как единственный источник всех прав человека, при­ходил к выводу, что преступник, совершающий преступление, нару­шает общественный договор и, следовательно, теряет все свои права; он может быть изгнан обществом из своей среды. Следуя этому взгляду, немецкий криминалист В. Гейнце подробно развил теорию, согласно которой необходимость наказания вытекает из особого правоотношения, создаваемого преступлением. Гейнце рассматри­вал человеческое общество как правовой союз, членом которого мо­жет быть только тот, кто признает жизненный закон этого общества, т. е. объективное право. Тот, кто совершает преступление, нарушает тем самым свои обязанности как член правового союза и ставит себя вне общества и вне права. Наказание снова превращает его в равноправного члена общества2. Правоотношение согласно этой концепции сводится только к обязанности преступника подвергаться наказанию.

Большинство немецких криминалистов, разрабатывавших теорию уголовного правоотношения, исходили из двойственного понимания уголовного права. В связи с этим они различали уголовное право в объективном смысле (jus penale) и уголовное право в субъективном смысле (jus puniendi). Объективное уголовное право означает сово­купность правоположений, определяющих преступность и наказуе­мость деяний, подпадающих под уголовный закон. Субъективное уголовное право означает право государства на наказание. Теоре­тики, устанавливавшие такое разграничение, пытались облечь право государства на наказание в форму юридического отношения между государством и преступником. Однако это отношение трактовалось ими исключительно как отношение господства и подчинения, как ничем не ограниченное право государства на применение наказания3. Некоторые криминалисты пытались несколько расширить понятие уголовного правоотношения и трактовали его как своего рода га­рантию прав преступника. Так, П. Меркель писал, что субъективное уголовное право дает преступнику гарантию, что он будет осужден в соответствии с правом и справедливостью, что уголовный закон защищает преступника от злоупотреблений   и   произвола   органов

1 Критикуя гегелевскую теорию наказания, русский дореволю­ционный криминалист А. Ф. Кистяковский справедливо писал: «Фразы о том, что преступление ничтожно, что наказание есть выра­жение уважения к личности человека, мог сказать только человек, которому чуждо было понимание реальной природы преступления, который о личности человека судил с высоты своей фантазии, а не с точки зрения действительности» (А. Ф. Кистяковский, Эле­ментарный учебник общего уголовного права, Киев, 1891, стр. 153).

2Heinze, Strafrechtstheorien und Strafrechtsprinzip. Hand-buch des Strafreehts in Einzelbeitragen herausgegeben von Fr. Hol-zendorf, B. I. Berlin, 1871, S. 239.

3 A. W. H e f f t e r, Lehrbuch des gemeinen deutschen Criminal-rechts, Halle, 1840, S. 5.

37

правовой обязанности1. В такой интерпретации интересы преступ­ника охраняет объективное право и нег ничего, что говорило бы о субъективных правах лица, привлеченного к уголовной ответствен­ности.

Более сложным характером отличается конструкция уголовно-правового отношения, предложенная Биндингом. Согласно его точке зрения законодательное предписание создает правоотношение меж­ду законодателем и тем, кто имеет прапо наказывать, т. е. судом. Однако уголовному закону приходится регулировать не это право­отношение, а правоотношение, возникающее между государством и преступником. Государство как субъект уголовного правоотношения, по теории Биндинга, является обладателем (Inhaber) всего уголов­ного права. Преступник же обладает единственным правом — под­вергаться тем правовым последствиям, которые предусмотрены уголовным законом2.

В рассмотренных теориях нет ничего общего с тем, что советская наука уголовного права понимает под уго­ловным правоотношением. Эти теории настойчиво и по­следовательно проводят взгляд, что обладателем субъек­тивных прав является исключительно государство, и, таким образом, сводят понятие уголовного правоотноше­ния к одностороннему властному отношению государства к преступнику.

С точки зрения советской науки уголовного права, уголовное правоотношение — это такое отношение между органом государства и лицом, совершившим преступле­ние, содержанием которого являются обязанности и пра­ва его субъектов. Лицо, обвиняемое в совершении пре­ступления, выступает не только как объект правосудия, который осуществляет лишь обязанность понести ответ­ственность и подвергнуться наказанию, но и как носи­тель субъективных прав, охраняющих его законные интересы перед лицом правосудия. Реализация этих субъективных прав осуществляется через уголовно-про­цессуальные отношения, которые обеспечивают лицу, совершившему преступление, их реальное осуществление и защиту от нарушения.

Было бы совершенно неправильно видеть в разраба­тываемой советской наукой уголовного права концепции уголовноправового отношения какую-либо аналогию с буржуазной теорией jus puniendi, основу которой состав-

des  Strafrechts,  Teil I, Allgemeiner d    ihre    Ubertretttng,  B.  I,

1          Р. Мег к el,    Grundrigs

Teil, Bonn, 1927, S. 2.

2          К.   Binding,   Die    Normen

Leipzig, 1922, S. 20—21.

38

ляет взгляд на преступника исключительно как на объект права.

Отрицание правовой формы отношений, складываю­щихся между государством и преступником в результа­те применения норм советского уголовного права, имеет в своей основе именно такую аналогию. Но проблема уголовноправового отношения в советском уголовном праве должна решаться не с помощью таких аналогий, а исходя из того, что применение любых правовых норм всегда ведет к возникновению соответствующих правоот­ношений, и советское уголовное право не составляет в этом смысле исключения.

Уголовноправовое отношение как отношение между органами государственной власти и преступником суще­ствует и в буржуазном государстве. Это отношение воз­никает в связи с применением норм уголовного права. Но различие между ним и уголовным правоотношением в условиях социалистического государства определяется различным содержанием законности и в одном и в дру­гом государстве, а этим в конечном счете определяется различная сущность уголовного правоотношения в обо­их случаях.