§ 2.

Русское законодательство различает две формы вооруженного принуждения: 1) употребление оружия полицейскими и жандармскими чинами, и 2) призыв войск.

Что касается первой формы, то она регламентируется законом 10 октября 1879 г., составляющим приложение к ст. 688 Общ. Учр. Губ. (т. II св. зак.). Сущность этого закона заключается в следующем:

Каждому, в отдельности, полицейскому или жандармскому чину, действующему не в составе команд, употребление оружия разрешается в следующих случаях: для отражения всякого вооруженного нападения, или, хотя бы и не вооруженного, если никакое иное средство защиты невозможно; для обороны других лиц от нападения, угрожающего их жизни, здоровью или неприкосновенности; для задержания арестанта, совершившего побег, или преступника, сопротивляющегося задержанию.

Что касается полицейских и жандармских команд, то им разрешается прибегать к оружию не иначе, как с соблюдением установленных законом правил.

От распоряжающегося на месте беспорядков начальства зависит определение времени, когда должно приступить к действию оружием.

О предстоящем действии, оружием неповинующиеся должны быть предупреждены троекратным громогласным заявлением; огнестрельное оружие должно быть употребляемо не иначе, как в случаях неизбежной необходимости, когда никакими другими способами нельзя будет прекратить беспорядок.

Без предварительного предупреждения, разрешается действие оружием только в тех крайних случаях, когда сделано будет нападение на команду, или когда окажется нужным спасти быстрым действием лиц, подвергшихся нападениям со стороны возмутившихся.

Вопрос о призыве войск для содействия гражданским властям до самого последнего времени был регламентирован зак. 3 окт. 1877 г., вошедшим в приложение к ст. 316 Общ. Учр. Губ.; но затем 7 февраля 1906 г., в самый разгар революционного движения, были изданы новые правила о порядке призыва войск, являющиеся непосредственным продуктом пережитой страною «мутной эпохи» и отражающие в своем содержании те уродливые настроения, которые, понятным образом, были созданы этой эпохой.

Уже по самой своей внешности закон 7 февраля 1906 г. производит непривычное впечатление: закон начинается с пространного изложения мотивов, имевшихся в виду Государственным Советом при выработке его содержания. При этом мотивы, являющиеся как бы оправдательной к закону запиской, несмотря на свою пространность, касаются не всего, вообще, содержания закона, весьма разнообразного, а одного только его постановления, стыдливо спрятанного в примечании к одной из его статей. Примечание это - к ст. 30-ой закона гласит: «для предупреждения неповинующейся толпы ни стрельба вверх, ни стрельба холостыми патронами не должны быть допускаемы».

Что касается, прежде всего, стрельбы вверх, то, по мнению Государственного Совета, такая стрельба никоим образом не может быть допущена, ибо, не поражая бунтующей толпы, при дальнобойности современных ружей, она может причинить неисчислимый вред лицам, не только не участвующим в беспорядках, но и находящимся в далеком от места их совершения расстоянии.

Мы не станем останавливаться на вопросе, в какой мере вышеприведенное соображение представляется технически правильным. Только специалисты могут решить, действительно ли стрельба вверх опаснее для лиц, не принимающих участия в беспорядках, стрельбы вдоль улиц, хотя бы направленной непосредственно в неповинующуюся толпу.

Гораздо интереснее другое соображение, касающееся стрельбы холостыми патронами. По мнению Государственного Совета, при употреблении такой стрельбы - в особенности, если она сделается обычным приемом при подавлении беспорядков - всякие меры увещания и предупреждения утратят действие. Если толпа будет знать, что войска - по крайней мере, в некоторых случаях - стреляют сначала холостыми патронами, действие сразу боевыми патронами может оказаться для толпы неожиданным и повлечь за собою большее число жертв, чем в том случае, если бы она знала, что войска всегда обязаны стрелять боевыми патронами. С другой стороны, если, действительно, первые залпы в толпу будут сделаны холостыми патронами, то толпа, заметив недействительность открытого против нее огня, может ожидать повторения холостых залпов и не только не прекратит беспорядков, но сделается еще более настойчивой в своих действиях. Издание закона, запрещающего войскам употреблять холостые патроны, и неуклонное применение этого закона скоро приучит население видеть в войсках грозную силу, а не только средство устрашения. При таких условиях, одно появление пред бунтующею толпой войск окажет на нее устрашающее действие и заставит многих отказаться от участия в беспорядках. Таким образом, воспрещение стрельбы холостыми патронами преследует цель, так сказать, воспитательного характера. Нам думается, однако, что приведенные соображения грешат чересчур упрощенным пониманием психологии бунтующей толпы. Как будто бы только надежда на безнаказанность создает революционное настроение масс!.. И как будто предупреждение неповинующихся холостым залпом способно создать такую надежду у толпы!.. В словах Государственного Совета слышен отзвук давно отживших воззрений: как можно скорее расстрелять неповинующуюся - не всегда «бунтующую» - толпу для того, чтобы другим не повадно было...

Сущность закона 7 февраля 1906 г. заключается в следующем.

Прежде всего, закон пытается исчерпывающим образом определить те случаи, когда могут быть вызываемы войска для содействия гражданским властям. По общему правилу, войска могут быть призываемы лишь в крайней необходимости и при недостаточности полицейских средств (ст. 1). При этих условиях гражданские власти имеют право призывать войска в следующих случаях: для охранения благочиния при церковных торжествах; для тушения всякого рода пожаров и, вообще, для борьбы со стихийными бедствиями; для задержания ушедших арестантов и поимки преступников; для преследования скопищ вооруженных контрабандистов; для прекращения беспорядков среди арестантов в местах заключения; для содержания караулов; для присутствия при исполнении судебных приговоров; для содействия судебным властям; для сопровождения казенных имуществ и транспортов (ст. 2, §§ 1-3; ст. 4; ст. 5). В некоторых из этих случаев закон определяет особый порядок призыва войск (ст. 9, ст. 11, ст. 22), на рассмотрении которого мы останавливаться не станем.

Кроме тех случаев, которые указаны выше, войска могут быть вызываемы - и в этом заключается наиболее существенное содержание закона - для прекращения беспорядков, угрожающих общественной безопасности: народных беспорядков, массовых сопротивлений гражданским властям и насильственного похищения и разрушения имуществ (ст. 2, § 4). Что касается предупреждения могущих возникнуть беспорядков, то для этой цели допускается требование войск лишь в те пункты, где совсем не имеется гарнизона, или где он недостаточен. В местах же постоянного квартирования войск, гражданские власти имеют право требовать, чтобы войска, оставаясь в казармах, были готовы немедленно явиться к месту беспорядков по ее вызову; кроме того, в видах предупреждения могущего произойти нападения, по соглашению гражданских и военных властей, могут быть даны команды для охраны правительствеппых и иных, имеющих важное общественное значение, учреждений, зданий и сооружений (ст. 3).

Право призыва войск, по общему правилу, принадлежит: сенаторам, во время производства ими ревизии, генерал-губернаторам, губернаторам, градоначальникам, начальникам полиции в городах и уездах, начальникам жандармских железнодорожных полицейских управлений и их отделений, начальникам важнейших, указанных в самом законе, мест заключения (ст. 6). Из перечисленных лиц начальники полиции, жандармских управлений и мест заключения, за исключением случаев крайней необходимости, вызывают войска не иначе, как с согласия губернатора или градоначальника (ст. 8).

Требование о призыве войск предъявляется в письменной форме; однако же, в случаях, не терпящих отлагательства, оно может быть предъявлено словесно или всяким иным способом, с последующим - ее позже ближайшего дня - подтверждением его в письменной форме (ст. 14); при требовании военному начальству сообщается цель вызова, примерная величина воинской части и прочие сведения о положении дела. Окончательное определение рода и количества войск зависит от усмотрения военного начальства. Недоразумения по этому поводу между ним и жандармскими властями разрешаются командующими войсками в округах (ст. 17).

Призвания для содействия гражданским властям войска размещаются сосредоточенно и, по возможности, в наиболее обширных помещениях, отнюдь не по одиночке (ст. 16).

Одним из наиболее важных вопросов, регулируемых рассматриваемым законом, является вопрос о порядке и способе определения того момента, с которого начинается действие оружием. В этом отношении между новым законом 7 февраля 1906 г. и прежним-3 октября 1877 г., существует некоторое различие. По закону 1877 г., при народных беспорядках и волнениях определение времени, когда войска должны приступить к действию оружием, зависит от усмотрения гражданского начальства; и только в том случае, когда последнее отсутствует на месте беспорядков, военный начальник распоряжается по своему усмотрению [ст. 316 прилож. к ст. 316 (прим.) Общ. Учр. Губ.]. По закону 1906 г., гражданское начальство передает военному общее полномочие по выполнению всех тех мероприятий, которые могут повести к прекращению беспорядка, рассеянию толпы или захвату ее (ст. 26). Осуществляя это полномочие, военное начальство действует самостоятельно до тех пор, пока не признает свою задачу исполненной (ст. 27). Определение момента, с которого надлежит приступить к действию оружием, зависит от усмотрения военного начальства, причем закон ставит ему одно только условие: чтобы действие огнестрельным оружием допускаемо было лишь в случаях неизбежной необходимости, когда никакими другими способами нельзя будет прекратить беспорядок.

Самый порядок действия оружием, равным образом, определяется новым законом существенно иначе, чем законом 1877 г. По закону 1877 г., для действия оружием требуется, по общему правилу, наличность двух условий: во 1-х, специальное поручение гражданской власти; во 2-х, предварение неповинующихся о том, что после троекратного сигнала на трубе, горне или барабане начнется действие оружием. Без соблюдения этих условий допускается действие оружием исключительно в случаях крайней необходимости,- а именно: когда сделано будет нападение на войска, или когда окажется нужным спасти быстрым действием жизнь лиц, подвергшихся насилиям со стороны возмутившихся [ст. ст. 17 и 18 прилож. к ст. 316 (прим.) Общ. Учр. Губ.].

По закону 1906 г., оружие (холодное или огнестрельное) может быть употребляемо войсками с соблюдением следующих правил.

I. По передаче полномочий со стороны гражданских властей и после троекратного предупреждения сигналом на трубе или барабане:

1) для рассеяния неповинующейся толпы;

2) против толпы, препятствующей движению войск.

II. Не ожидая передачи полномочий со стороны гражданских властей, но с установленным троекратным предупреждением:

против толпы, оскорбляющей войска словами.

III. Не ожидая передачи полномочий со стороны гражданских властей, и без всякого предупреждения:

1) против толпы или арестантов, нападающих на войска, или совершающих враждебные против них действия;

2) против производящих в присутствии войск насилия над личностью, насильственное разрушение имущества, поджег, или убийство;

3) против препятствующих или оказывающих сопротивление задержанию лиц, подлежащих аресту.

При этом, как уже указано выше, для предупреждения неповинующейся толпы ни стрельба вверх, ни стрельба холостыми патронами не должны быть допускаемы (ст. 30 и прим. к ней).

Что касается, наконец, прекращения действия оружием, то оно зависит исключительно от усмотрения военного начальства. Когда порядок восстановлен, военное начальство заявляет об этом гражданской власти, которая предоставляет войскам возвратиться с места действия в свои квартиры (ст. 36).

Таково содержание закона 7 февраля 1906 г. Его основная тенденция - увеличить энергию вооруженного принуждения, путем предоставления более широкой инициативы и более свободной самодеятельности вооруженной силе. Только исключительными условиями исторического момента - чувством ненависти и страха - может быть объяснена, - если не оправдана, исключительная суровость его постановлений.

VI. Заключение.

Догматический анализ нормальных принудительных полномочий полицейской власти, казалось бы, не может не привести к тому заключению, что отнюдь не в недостаточности этих полномочий следует искать причину чрезмерного расширения - и в пространстве, и во времени - сферы применения исключительного законодательства. Если даже исключить из числа нормальных те полномочия, которые перенесены практикой, нередко вопреки закону, из области исключительного в область нормального управления, у полиции все-таки останется достаточно, - более, чем достаточно - средств для охраны безопасности и порядка.

Действительное осуществление начала неприкосновенности личности, во всяком случае, необходимо должно привести к большей определенности и, следовательно, к большей ограниченности нормальных полномочий полицейской власти.

Нельзя, конечно, отрицать, что чрезмерно широкое применение исключительных мер безопасности - отчасти, по крайней мере - объясняется крайней неудовлетворительностью современной полицейской организации, вообще. Вопрос о полицейской реформе - один из наиболее неотложных и важных вопросов современности - конечно, выходит за рамки настоящего исследования. Однако, и здесь необходимо указать, что до тех пор, пока полиция безопасности не будет обособлена и отделена от исполнительной полиции, вообще; до тех пор, пока полицейская организация не будет объединена, и взамен существующих ныне полиций - отдельного корпуса жандармов, железнодорожной жандармской и общей полиции - не будет образована единая полиция, - государственная стража, построенная на общих и однородных началах; до тех пор, пока, наряду с государственной стражей, не будет создана общественная полиция, земская и городская, - до тех пор охрана безопасности и порядка - ни при общем, ни при исключительном положении - сколько-нибудь удовлетворительно поставлена не будет.

Одной из существенных причин повсеместного и долговременного применения исключительных положений несомненно является крайняя неудовлетворительность качественного состава современной полиции. В настоящее время, под влиянием событий пережитой эпохи, все более и более входит в моду новый официальный культ, - культ полицейского мундира. Официальные публицисты пишут о полиции стилем ломоносовских од. Мы далеки, разумеется, от мысли отрицать, что, именно, в смутное время полицейская служба является чрезвычайно ответственной и трудною службой. Еще менее мы склонны отрицать, что за пережитые годы легко было бы привести не мало примеров самоотверженной преданности долгу и даже героизма отдельных представителей полицейской власти.

Дело, однако, не в отдельных лицах. Истинным бедствием народным мы считаем неимоверно низкий умственный и нравственный уровень, чудовищную развращенность полиции, вообще.

Еще в начале 80-х годов сенаторские ревизии, предшествовавшие Кахановской комиссии, раскрыли такую картину полицейского невежества, своекорыстия и произвола, что казалось, немедленная, неотложная полицейская реформа является вопросом самого существования государства.

Однако никакой реформы не последовало.

Прошло около 25 лет, и снова сенаторские ревизии обнаруживают дальнейшее - совершенно невероятное - падение той самой полиции, которая из стража безопасности и порядка превращается в организованную и страшную силу, посягающую на безопасность и угрожающую порядку.

Такой полиции необходимо исключительное положение: оно кормит полицию; оно гарантирует ей безнаказанность; оно санкционирует ее произвол.

Обсуждая вопрос о полицейской реформе, Особое Совещание под председательством графа Игнатьева, между прочим, указывает на необходимость «решительных» мер к поднятию общего служебного уровня полиции. К числу таких мер совещание относит улучшение материального достатка и условий полицейской службы, повышение образовательного ценза для агентов полиции, освобождение полиции от множества обременяющих ее обязанностей, не имеющих никакого отношения к прямому ее назначению, - к охране спокойствия и порядка.

Все это, действительно, важно и необходимо. Но этого мало. Существенным препятствием к улучшению качественного состава полиции является ее чрезвычайная непопулярность в широких (неофициальных) общественных кругах. Не следует скрывать от себя правды: полицейская служба доныне считается у нас службой зазорной; люди, обладающие необходимым для полицейской службы умственным и нравственным цензом, на эту службу не идут. Так будет до тех пор, пока полиция, вообще, и жандармская, в особенности, не утратят присущего ей ныне противообщественного характера.

Произвол всегда был и всегда будет ненавистен обществу; исключительное положение превращает полицию в орудие систематического, не останавливающегося ни пред чем произвола. Отмена исключительного положения, как нормального средства управления, явилась бы незаменимым средством поднятия умственного и нравственного уровня полиции. Исключительное положение будет необходимо до тех пор, пока оно будет существовать.