Принцип законности уголовного права

Зачастую этот принцип называется "законность уголовной ответственности", что вполне объяснимо с учетом главенствующего положения отношений по привлечению к уголовной ответственности среди отношений, регулируемых Уголовным кодексом, о чем мы говорили ранее. Однако как бы ни была важна уголовная ответственность в сфере уголовно-правовых отношений, существуют и альтернативные формы реагирования государства на преступность, в равной степени подчиняющиеся принципам уголовного права. Исходя из этого, предлагаемое название представляется наиболее приемлемым в науке.

Итак, в работах многих ученых главенствующее место отводится принципу законности, что, видимо, связано с приданием законности как некоему состоянию правоотношений большого значения в теории права.

По мнению Келиной С.Г. и Кудрявцева В.Н., "принцип законности был провозглашен молодой французской буржуазией, стремившейся уничтожить феодальное бесправие и произвол". Однако они же делают ссылку на З.М. Черниловского, полагавшего, что этот принцип известен еще с глубокой древности. И с этим, пожалуй, следует согласиться, принимая во внимание то, что еще Цицерон, изучая  проблему взаимоотношений государства и лица, определил принцип, по которому "под действие закона должны подпадать все".

На протяжении всей истории существования принципа законности его содержание менялось в соответствии с той эпохой, ценности которой охраняло уголовное право. Достаточно вспомнить времена, когда осуждали за мысли, а не только за деяния; когда для различных слоев населения были различные законы. Так, в период средневековья лицо могло быть привлечено к уголовной ответственности на основании нормы, которая прямо не предусматривала его деяние. Круг деяний, признаваемых преступлениями, мог быть расширен судьей. Кроме того, относительно недавно правоохранительные органы работали в условиях, когда законы, устанавливающие уголовную ответственность, имели обратную силу и допускалась аналогия в уголовном праве.

В современной литературе выделяют следующие аспекты законности в сфере уголовного права:

Преступность деяния, его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия определяются уголовным законом.

Лицо, признанное виновным в совершении преступления, несет обязанности и пользуется правами в соответствии с законом.

Состав преступления – единственное основание уголовной ответственности.

Соответствие наказания норме уголовного закона.

Освобождение от уголовной ответственности при наличии необходимых оснований и условий.

Применение отсрочки исполнения приговора и т.д.

Недопустимость аналогии уголовного закона.

Толкование уголовного закона в точном соответствии с его текстом.

Полная криминализация общественно опасных деяний.

Так, в монографии С.Г. Келиной и В.Н. Кудрявцева "Принципы советского уголовного права" содержится положение пункта 2, которое авторы обосновывают тем, что "принцип законности распространяется и на лиц, отбывающих наказание". Соглашаясь с этим, все же укажем, что здесь принцип законности имеет несколько иное содержание, т.е. касающееся проблем исполнения наказаний. Поэтому, на наш взгляд, вряд ли в рамках уголовного права следует говорить о статусе осужденных – это сфера уголовно-исполнительного права.

Положение пункта 4 обладает, по нашему мнению, самостоятельным значением, что позволяет рассмотреть его ниже в качестве отдельного принципа.

Что касается пунктов 5-7, то они лишь конкретизируют пункт первый.

В современных условиях принцип законности имеет ключевое значение применительно к проблемам борьбы с преступностью. Практика применения национального уголовного законодательства характеризуется наличием фактов его нарушения, например: возвращение уголовных дел для нового судебного рассмотрения на основании неправильного применения уголовного закона (ст. 371 УПК Украины) и изменение приговоров судами кассационной и надзорной инстанций. Так, в первом полугодии 1999 и 2000 годов ими отменено соответственно 2999 и 3217 приговоров районных и областных судов.  Вынужден это делать и Верховный Суд Украины. В частности, в 1999 году им было отменено 87 приговоров и изменено 209 приговоров. При этом указывается, что основной причиной изменения приговоров является неправильное применение судами уголовного закона – норм как Общей, так и Особенной частей УК.

Иными словами, даже после того, как уголовное дело пройдет сложный путь досудебного следствия с его механизмами обеспечения правильного применения норм уголовного права, уже в суде при постановлении приговора имеют место ошибки.

Прежде всего принцип законности в уголовном праве означает, что все положения, лежащие в основе привлечения лица к уголовной ответственности за содеянное, назначения наказания, освобождения от него или наступления других уголовно-правовых последствий совершения преступления, должны быть сформулированы исключительно в законе как в высшем акте законодательной власти, то есть единственный источник уголовного права – уголовный закон.

Данное положение имеет существенное значение, что обусловлено регламентированием уголовным законодательством применения наиболее строгих форм государственного принуждения, сопряженного с ограничением прав и свобод граждан, совершивших преступления.

Соблюдение особой процедуры, предписанной для принятия законов, наличие права законодательной инициативы у строго определенного круга субъектов, обсуждение законопроектов на заседаниях Верховной Рады Украины, применение установленных правил голосования – все это, несомненно, способствует повышению уровня правотворческой деятельности в сфере криминализации и декриминализации деяний. В то же время следует признать необходимым наличие действенного механизма широкого вовлечения ученых-криминалистов в законотворческую работу и формирование уголовной политики государства.

Поскольку лишь уголовный закон может определять признаки преступного деяния и все правовые последствия совершения преступления, то принцип законности обязывает законодателя не только максимально полно и точно указывать признаки соответствующих преступлений, но и решать в самом уголовном законе важнейшие вопросы, с которыми могут столкнуться практические органы. Реализация принципа законности в законодательной сфере требует от законодателя проведения четкой границы между преступлением и непреступным поведением, с тем чтобы обеспечить правильное и единообразное применение уголовного закона. Указанное невозможно осуществить без дальнейшего развития законодательной техники описания составов преступлений. В частности, как нам кажется, было бы целесообразно свести к минимуму простые (назывные) диспозиции, что и сделано в УК Украины 2001 года.

Анализ норм УК в совокупности с иными нормативно-правовыми актами позволяет сделать еще несколько замечаний.

В соответствии со ст. 9 Конституции Украины "действующие международные договоры Украины, согласие на обязательность которых дано Верховной Радой Украины, являются частью национального законодательства Украины". Такое же положение содержит Закон Украины "О международных договорах Украины". Кроме того, Декларация о государственном суверенитете Украины указывает на приоритет общепризнанных норм международного права над нормами внутреннего права Украины.

Среди международных выделяют договоры несамоисполняемые и самоисполняемые. Нормы последних непосредственно применяются в национальном праве в таких формах:

самостоятельное применение норм международного договора и других источников – без прямого участия норм национального законодательства, но не вне сферы их влияния;

совместное применение норм международного договора  и "родственных" норм национального законодательства;

приоритетное применение норм международного права вместо норм национального.

Представляется, что в области уголовного права ни одна из этих форм не является приемлемой, что объясняется известной спецификой уголовного права, и в частности принципом законности. Из этого следует, что применение норм международного договора в области уголовного права возможно лишь после внесения соответствующих изменений в Уголовный кодекс. Однако существуют и другие точки зрения. Так, некоторые российские авторы считают, что Конституция РФ и Европейская конвенция являются самостоятельными источниками уголовного права, а статью 1 УК РФ, согласно которой единый источник уголовного права – это Уголовный кодекс, не следует толковать буквально.

Противоречие по данному вопросу может быть устранено, если указать, что, говоря о едином источнике уголовного права, мы имеем в виду нормы, которые затрагивают основания уголовной ответственности и сопредельные с этим понятия. Многочисленные конвенции о правовой помощи, регламентирующие порядок обмена преступниками и информацией о них, безусловно, не должны вноситься в кодекс, так как они касаются совсем иных проблем, чем вышеназванные, и существующий порядок их применения не противоречит принципу законности.

Является спорным также положение о том, что если международным договором Украины, согласие на обязательность которого дано Верховной Радой, установлены иные правила, нежели законом Украины, то должны применяться правила международного договора. Это положение базируется на ст. 27 Венской конвенции о праве международных договоров от 23 мая 1969 года: "Участник не может ссылаться на положение своего внутреннего права как на оправдание для невыполнения им договора". Потенциальное последствие коллизии, которая может возникнуть при имплементации международного договора, –  необходимость как ограничительного, так и расширительного толкования национального закона,  нецелесообразность чего вряд ли вызовет возражения.

Выход из сложившейся ситуации в том, что во избежание коллизий объем обязательств, установленных нормами внутреннего права, не должен отличаться от объема обязательств, установленных нормами международного договора.

Что касается позиции М. Буроменского относительно того, что вопрос о применении общепризнанных норм международного права в национальном законодательстве Украины может быть решен не на законодательном уровне, а в процессе правоприменения, то, на наш взгляд, в уголовном праве следует применять "старую" модель согласования норм путем законотворчества.

Одним из международно-правовых договоров, имеющих отношение к сфере привлечения к уголовной ответственности, является Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод 1950 года (далее Конвенция). Вопрос о применении ее в национальном законодательстве в разных странах решается по-разному. Как видно из дел "Шведский союз машинистов против Швеции" и "Ирландия против Соединенного королевства", Европейский Суд не требует, чтобы государства вводили Конвенцию в действие через свое национальное право: то, что национальные суды не могут прямо применять предусмотренные Конвенцией права, не является нарушением Конвенции. Фактически положения Конвенции действуют в национальном праве многих государств, и там на нее можно прямо ссылаться в судах. В других государствах (прежде всего в Соединенном Королевстве и Ирландии) положения Конвенции не имеют прямого действия в рамках национального права.

С этой точки зрения Конвенция занимает более слабую позицию, чем договоры Европейского Сообщества, которые требуют, чтобы суды во всех государствах-членах имели возможность одинаково защищать права лиц, граждан держав – членов Сообщества, даже если это будет означать отмену или неприменение положений национального права.

Поскольку Конвенция не предусматривает какого-либо конкретного решения означенной проблемы, объемы введения Конвенции в действие через национальное право существенным образом отличаются. Эта ситуация в значительной мере отражает разные положения и традиции, которые существуют в национальном праве и касаются полномочий исполнительной власти заключать договоры и устанавливать связи между международным и национальным правом. В одних странах правовая традиция склоняется к "монизму" – стремлению свести к минимуму отличия между национальным и международным правом. В других странах традиция отдает предпочтение "дуализму", который четко разграничивает национальное и международное право.

В Украине, согласно ч.  1 ст.  9 Конституции Украины, Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод стала частью национального законодательства.

С момента присоединения к Конвенции Украина уже успела занять место в первой восьмерке государств, относительно которых зарегистрировано наибольшее количество заявлений в Европейский Суд по правам человека. Однако неразвитая система правовой информации в этой области не предоставляет большинству украинских юристов возможности работать с документами, имеющими отношение к Конвенции, в частности с решениями  Европейского Суда по правам человека (далее – Суда), анализ которых позволяет сделать выводы, которые невозможно сделать лишь на основе норм Конвенции. Это действительно является серьезной проблемой, так как не все имеют доступ к глобальной компьютерной сети Internet. Фактически только на сайте Евросуда можно найти материалы его практики, которые к тому же публикуются на официальных языках Совета Европы – английском и французском. Лишь сейчас некоторые организации делают шаги в направлении распространения этих материалов, но и этого недостаточно. Невозможность фактического доступа исключает интеллектуальный доступ к Конвенции, то есть правильное понимание содержания норм Конвенции и их соотношения с нормами национального законодательства.

Европейский Суд признается тем международным судебным учреждением, которому принадлежит последнее слово по вопросам применения Конвенции на территории Украины. Последнее, но не единственное, то есть украинским судам также придется применять нормы Конвенции и прецеденты Суда. Из этого можно сделать два важных вывода:

Согласование норм Конвенции и УК необходимо, чтобы наши суды имели возможность осуществлять защиту прав человека в соответствии с мировыми стандартами, но применяя национальное законодательство, в том числе и уголовное.

Это согласование облегчит судьбу судьи Суда от Украины, который должен "обеспечивать необходимое понимание другими судьями особенностей правовой системы его страны во время рассмотрения дел по искам украинских граждан".

После ратификации Конвенции нецелесообразно было бы искать большое количество ее расхождений с национальным законодательством, однако рассмотрение некоторых ее положений в качестве принципов, возможно, позволит взглянуть на эту проблему с несколько иной точки зрения.

Ст. 7 Конвенции называется "Никакого наказания без закона." Старая формула nullum poena sine lege – это известный всем принцип законности. Но в Конвенции этот принцип сведен к такому институту, как действие уголовного закона во времени:

"1. Никто не может быть признан виновным в совершении уголовного правонарушения на основании любого действия или бездеятельности, которое на момент его совершения не составляло уголовного правонарушения по национальным законам или по международному праву. Не может также назначаться наказание, более тяжкое по сравнению с тем, которое применялось на момент совершения уголовного правонарушения.

2. Эта статья не является препятствием судебному разбирательству и наказанию любого лица за любые действия или бездеятельность, которые на момент их совершения составляли уголовное правонарушение в соответствии с общими принципами права, признанными цивилизованными нациями".

С одной стороны, все тот же принцип законности запрещает нам считать источником уголовного права в вопросах оснований уголовной ответственности все, что не является законом, принятым ВРУ, в том числе и нормы международного права. Теперь, если Конвенция – часть национального законодательства, мы вынуждены констатировать коллизию в нашем уголовном законодательстве. Это подтверждает и логико-юридический анализ статьи. Между словосочетаниями "по национальным законам" и "по международному праву" стоит союз "или". Это дизъюнкция. Таблица истинности для нее выглядит следующим образом:

1 v 1 = 1

1 v 0 = 1

0 v 1 = 1

0 v 0 = 0

Будем считать, что "1" – "деяние является преступлением". Левая колонка – по национальному закону. Правая – по международному праву. Мы получаем такие выводы: деяние не является преступлением только тогда, когда оно не признается таковым ни по национальному закону, ни по международному праву. Во всех других случаях, в том числе если по национальному закону деяние является непреступным, а международное право признает его преступлением, мы имеем дело с уголовно наказуемым деянием. Разумеется, это является невозможным с точки зрения нашего уголовного законодательства. С другой стороны, теперь Конвенция – часть национального законодательства.

Ч. 2 ст. 7 Конвенции "не является препятствием судебному разбирательству и наказанию любого лица за любые действия или бездеятельность, которые на момент их совершения составляли уголовное правонарушение в соответствии с общими принципами права, признанными цивилизованными нациями". Здесь уже не только международно-правовые акты, но и "общие принципы права" могут быть признаны источником уголовного права, что представляется недопустимым. Но фраза "не является препятствием" приводит к выводу, что эта часть статьи является диспозитивной. Мы считаем существующий в уголовном праве принцип законности и положения действующего УК достаточными для неприменения ч. 2 ст. 7 Конвенции.

Рассматривая проблемы соотношения Конвенции с нормами нового российского Уголовного кодекса, И. Клепицкий указывает, что наказания, не связанные с лишением свободы, в содержание которых входит обязательная работа (исправительные работы, обязательные работы и ограничение свободы), являются нарушением ст. 4 Конвенции         о запрете принудительных работ.

Конвенция предполагает возможность принудительной работы только в отношении лиц, которые находятся "в заключении … или условно освобождены от такого заключения." Представляется, что ст. 57 УК Украины, предусматривающая применение исправительных робот без лишения свободы, также противоречит ст. 4 Конвенции, что прямо запрещено ч. 5 ст. 3 УК Украины. Выходом из сложившейся ситуации может стать предложенный И. Клепицким порядок, согласно которому для назначения данного наказания будет необходимым согласие осужденного. Однако в таком случае наказание теряет свое неотъемлемое свойство – принудительный характер и, следовательно, в соответствии с ч. 1 ст. 50 УК Украины, перестает быть наказанием.

УК Украины не содержит составов преступлений, за совершение которых исправительные работы выступали бы единственным наказанием, однако в нем есть 19 составов преступлений, где в санкциях исправительные работы являются одним из двух возможных основных наказаний. Итак, если строго следовать принципу законности в части соответствия УК нормам международных договоров, то все эти санкции из альтернативных превращаются в относительно определенные, что противоречит общей тенденции построения санкций в Уголовном кодексе 2001 года и принципу справедливости уголовной ответственности.

Таким образом, мы сделали попытку сравнить некоторые нормы Конвенции с принципами уголовного права. В основном они совпадают, и этого можно было ожидать, но, как мы увидели, есть несколько моментов, заслуживающих внимания специалистов как потенциальные источники коллизий в нашем законодательстве.

К выводу о возможности признания международно-правовых договоров основаниями уголовно-правовой квалификации приходит и В.А. Навроцкий.

Известная формула nullum crimen sine lege, являющаяся квинтэссенцией принципа законности, касается многих, если не всех, проблем уголовного права и его теории. Например, вопрос об аналогии уголовного закона, которая с точки зрения принципа законности в его классическом понимании не допускается и запрет на применение которой прямо установлен ч. 4 ст. 3 УК.

В свою очередь с аналогией очень тесно связана противоправность как один из признаков преступления, прямо указанный в ст. 11 УК Украины. Причем под правом, которое нарушается преступлением, понимается именно уголовный закон, определяющий, какие деяния являются преступлениями. Связь эта довольно своеобразна. Как правильно отметил О. Гуцало, "противоправность и аналогия закона – это противоположности, которые исключают друг друга". Но вызывает сомнения утверждение автора о том, что состав преступления как основание признания деяния противоправным является содержанием противоправности. Представляется, что состав преступления – это критерий противоправности, а соответствие признаков деяния и признаков состава преступления – это ее содержание.

Таким образом, аналогия уголовного закона по своей сути противоречит принципу законности и современной теории состава преступления, позволяя привлечение к уголовной ответственности за совершение действия, не предусмотренного непосредственно диспозицией нормы уголовного закона.

Если концепцию прав человека понятной и очевидной делает отрицательный опыт пренебрежения ими, то применение аналогии уголовного закона недопустимым делает не менее отрицательная практика ее использования тоталитарным режимом времен Сталина. Конституция Украины в ч. 2 ст. 58 указывает на то, что "никто не может отвечать за действия, которые на момент их совершения не признавались законом как правонарушения". Отсюда вытекает обязательная констатация противоправности соответствующего поведения в законе (в нашем случае это Уголовный кодекс), который вступил в силу на момент совершения этих действий. Другими словами, аналогия в уголовном праве отвергнута даже на уровне конституционной нормы.

Более целесообразным, в отличие от применения аналогии, мы считаем полную криминализацию общественно опасных деяний, что является одним из проявлений принципа законности.

Тем не менее, аналогия не возникла на пустом месте. Необходимость ее применения была обусловлена, в частности, тем, что общественно опасное деяние как явление объективной действительности имеет безграничное количество признаков, что не всегда возможно предусмотреть при формулировании нормы права. Временами очень тяжело осуществить правильную квалификацию таких действий. Более того, закон не всегда позволяет однозначно определить, что имел в виду законодатель. На наш взгляд, одним из средств решения этой проблемы путем обеспечения правильного и единообразного правоприменения в правоохранительной деятельности может стать предоставление судам права официально ссылаться на решения Верховного Суда Украины в качестве прецедента. Советская юриспруденция, применяя аналогию, отвергала прецедент в качестве источника уголовного права. Но неофициально решения Верховного Суда использовались именно как своеобразный эталон при вынесении судебных решений по конкретным уголовным делам, то есть прецедент фактически применялся. Что касается несовместимости судебного прецедента как источника права с континентальной правовой системой и принципом законности, то она может быть устранена на теоретическом уровне с помощью так называемой деклараторной теории судебного прецедента, согласно которой он выступает не только как создание новой правовой системы, но и как определенная конкретизация существующей правовой нормы. 

Каждое преступление ставит перед субъектом правоприменения вопрос о действительном смысле нормы уголовного закона в каждом отдельном случае. Конкретным содержанием норма права наполняется именно через судебную практику. Кроме того, только в судебном решении возможно сформировать определенный стандарт относительно оценочных понятий, применяемых в нормах закона.

Особую актуальность вышеуказанные вопросы приобретают в связи с процессом гармонизации национального законодательства с нормами международного права.

Римский устав международного уголовного суда в ч. 2 ст. 21 указывает на то, что "Суд может применять принципы и нормы права в соответствии с тем, какое толкование они получили в предшествующих его решениях". Это свидетельствует о том, что на международном уровне прецедент допускается в качестве источника уголовного права.

Внешне применение аналогии и применение прецедента имеют много общего: осуществляются одним субъектом (судом), имеют единую цель –  квалификацию преступных действий. Но по своей природе это разные явления, и только одно из них не противоречит принципу законности. Возможности использования аналогии известны еще из истории СССР, о чем мы говорили выше. В свою очередь, признание прецедента в уголовном праве в определенной степени повысит общий уровень правовой культуры. Это обусловлено тем, что законодатель при издании новых законов будет принимать во внимание анализ опыта интерпретации предшествующих норм в судебных прецедентах, а субъекты правоприменения –ориентироваться на акты суда как наиболее компетентного учреждения в вопросах квалификации, тем более что в современных условиях без судебного прецедента при квалификации не обойтись. Следует согласиться с мнением о том, что категорическое неприятие прецедента не отвечает существующей правоприменительной практике, противоречит целям обеспечения правильного единообразного применения закона. Возможным представляется использование правил, изложенных в работе В.А. Навроцкого, что также повысит авторитет судебной власти.

Все это имеет значение для понимания большого положительного потенциала применения в определенном законом порядке прецедента в сфере уголовного права, что позволит осуществить правильную квалификацию действий в спорных случаях без использования аналогии уголовного закона.

Безусловно, единым основанием уголовной ответственности является состав преступления. Однако мы приходим к выводу о необходимости  формулировки принципа законности "с учетом интерпретации Верховного Суда".

Предупредительное, профилактическое значение принципа законности, понимаемого как обязательное соблюдение всех законов, в том числе уголовного, непосредственно вытекает из Основного Закона, статья 68 которого обязывает каждого гражданина Украины соблюдать Конституцию и законы страны.

Социальная ценность законности как принципа уголовного права заключается также в том, что он обеспечивает охрану прав и интересов граждан от неправомерных действий должностных лиц, наделенных правом применять нормы уголовного права.

По существу, принцип законности связан со всеми институтами Общей части уголовного права, а также конкретными нормами Особенной части. Поэтому нарушение законности в следственной, судебной, прокурорской практике по уголовным делам чревато ущемлением прав и законных интересов граждан в любой сфере действия уголовного законодательства.