ВВЕДЕНИЕ

Построение коммунистического общества в нашей стране неразрывно связано с укреплением социалисти­ческой законности и сознательной дисциплины трудя­щихся. Законность, составляющая в социалистическом государстве неотъемлемую часть социалистической де­мократии и являющаяся объективной закономерностью развития общества, должна рассматриваться как одно из непременных условий перехода к высшей фазе ком­мунистической формации.

В. И. Ленин постоянно подчеркивал большое зна­чение строжайшего соблюдения социалистической за­конности во всех сферах жизни общества, всеми долж­ностными лицами и гражданами для победы и упрочения Советской власти. В письме к рабочим и крестьянам по случаю победы над Колчаком он писал: «На примере колчаковских побед в Сибири и на Урале мы все видели ясно, как малейший беспорядок, малейшее нарушение законов Советской власти, малейшая невнимательность или нерадение служат немедленно к усилению помещи­ков и капиталистов, к их победам» [18, 155]. В этом же письме В. И. Ленин еще более усиливает приведенную мысль: «Малейшее беззаконие, малейшее нарушение со­ветского порядка есть уже дыра, которую немедленно используют враги трудящихся» [18, 156],

Коммунистическая партия и Советское государство значительное внимание уделяют совершенствованию законодательства, укреплению законности, воспитанию граждан в духе коммунистических моральных принци­пов [22, 204]. В Отчетном докладе ЦК КПСС XXV съез­ду партии Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Бреж­нев отметил, что партия постоянно занималась вопросом «совершенствования нашего законодательства, укрепле­ния социалистического правопорядка» [21, 81].

В Конституции СССР 1977 года нашли свое вопло­щение принципы социалистической демократии, обеспечивающие взаимообусловленные и взаимосвязанные ин­тересы личности и общества, согласованное развитие свободы личности и общественной дисциплины [272, 12]. В ст. 4 Конституции СССР социалистическая законность и правопорядок провозглашены основой деятельности Советского государства и всех его органов, которые дол­жны обеспечивать охрану интересов общества, прав и свобод граждан, строго соблюдать советские законы. В условиях развитого социализма правопорядок и дис­циплина являются необходимыми факторами подлинной демократии, ибо «жить в обществе и быть свободным от общества нельзя» [10, 104].

Руководствуясь постановлением Центрального Ко­митета КПСС «О дальнейшем улучшении идеологичес­кой, политико-воспитательной работы», выступлениями Л. И. Брежнева, его книгами «Малая земля», «Возрож­дение», «Целина», следует систематически, целеустрем­ленно и непримиримо вести борьбу всеми средствами воздействия, используя и убеждение, и строгую силу за­кона, за искоренение таких нередко бытующих еще в нашей жизни враждебных социализму уродливых пере­житков прошлого, как стяжательство и взяточничество, стремление урвать побольше от общества, ничего не да­вая ему, бесхозяйственность и расточительство, пьянст­во и хулиганство, бюрократизм и бездушное отношение к людям, нарушения трудовой дисциплины и обществен­ного порядка [24, 5].

В условиях развитого социализма, когда ликвидиро­ваны все глубинные причины преступности, она являет­ся особенно нетерпимым злом. Поэтому борьба за ее искоренение в нашей стране приобретает большое госу­дарственное значение.

Значительное место в этой борьбе, наряду с целым комплексом мер экономического и социального характе­ра, отводится правоприменительным органам, которые позволяют в полной мере реализовать волю народа, за­крепленную в юридических нормах, ибо «право есть ни­что без аппарата, способного принуждать к соблюдению норм права» [16,99].

В связи с этим глубокий смысл приобретают слова Л. И. Брежнева, который в Отчетном докладе ЦК КПСС XXV съезду партии подчеркнул, «...мы уделяли и будем впредь уделять постоянное внимание совершенствованию деятельности милиции, прокуратуры, судов, орга­нов юстиции, которые стоят на страже советской закон­ности, интересов советского общества, прав советских граждан» [21, 82].

Все большее значение в борьбе за укрепление закон­ности в СССР приобретает правовая наука. В постанов­лении ЦК КПСС от 14 августа 1967 г. «О мерах по даль­нейшему развитию общественных наук и повышению их роли в коммунистическом строительстве» поставлена за­дача активизировать разработку мер по предотвраще­нию и ликвидации преступности, укреплению законности и правопорядка в стране. Плодотворная работа органов, осуществляющих борьбу с преступностью в виде опера­тивной, следственной, судебной и экспертной деятельно­сти, во многом зависит от объема и качества использо­вания достижений естественных и технических наук в раскрытии и предупреждении преступлений, а также в решении других задач по обеспечению социалистическо­го правопорядка.

В настоящее время мы располагаем большими воз­можностями для использования на высоком уровне ме­тодов естественных и технических наук в области борь­бы с преступностью. Теоретической предпосылкой этого является марксистско-ленинское положение о тесной связи естественных наук с общественными \13,41]. Эти связи постоянно укрепляются, усиливается взаимопро­никновение методов и идей, на «стыках» рождаются новые научные дисциплины [221,43; 280, 63]. Наряду с этим, в условиях стремительного прогресса науки «жиз­ненной необходимостью становится систематическое по­полнение и обновление общетеоретических и специаль­ных знаний» [284, 40], что в свою очередь способствует изменению трактовки научных понятий, концепций, ус­ложнению процесса познания. Поэтому повышается ин­терес к закономерностям функционирования и развития познавательной деятельности [256, 3]. Научно-техничес­кая революция, под воздействием которой «меняются не только масштабы научных исследований, сам характер труда ученого, но и стиль его мышления, принципы научного анализа», обусловливает особый интерес к проблемам методологии науки [152, 57]. Вот почему в современных условиях при проведении научных исследо­ваний и в практической деятельности особенно должноучитываться положение В. И. Ленина о подходе к реше­нию частных вопросов. Он писал: «Кто берется за част­ные вопросы без предварительного решения общих, тот неминуемо будет на каждом шагу бессознательно для себя «натыкаться» на эти общие вопросы» [И, 368].

Вопросами использования данных науки и техники в борьбе с преступностью занимается, в основном, крими­налистика. Усилиями специалистов, изучающих пробле­мы общей теории государства и права, уголовного про­цесса, уголовного права, криминалистики и другие от­расли юриспруденции, советская криминалистика обрела прочную методологическую основу [44; 51; 109; 114; 130; 159; 177; 194; 208; 215; 230; 246; 290; 304].

Однако большой эмпирический материал и теоре­тические обобщения, полученные в процессе борьбы с преступностью в нашей стране и за рубежом, бурное развитие естественных, технических и общественных наук, которые дают множество новых представлений, предполагают новые методы познания и преобразова­ния действительности. Они интенсивно проникают в криминалистику, воздействуют на нее, наполняют но­вым содержанием и побуждают к дальнейшему разви­тию [54, 25], Это объективно привело к возникнове­нию качественных изменений в исследовательской практике криминалистики, свидетельствующих о выхо­де данной науки на новые рубежи познания, а также обусловило необходимость углубленного изучения фи­лософских проблем криминалистики, ее методологи­ческих основ на базе принципов марксизма-ленинизма.

Важнейшим направлением развития советской кри­миналистики является решение многогранной пробле­мы использования данных естественных и технических наук в борьбе с преступностью. Ценным фундаментом для разрешения этой проблемы является успешное ис­следование методологических вопросов, имеющих пря­мое или косвенное отношение к указанной проблеме. К ним относятся вопросы о разграничении предметов науки криминалистики и уголовного процесса, о клас­сификации научных методов криминалистики, о науч­но обоснованном выборе главных направлений исполь­зования данных науки в борьбе с преступностью, об определении сущности криминалистической идентифи­кации и некоторые другие.

Предпринимая попытку в какой-то мере решить эти проблемы, прежде всего, следует остановиться на во­просе об общем понятии методологии и ее соотношении с методологией конкретной науки.

В марксистско-ленинской философской литературе методология определяется как «учение о единстве тео­рии (мировоззренческой основы), метода и методики исследования в целях познания и преобразования дей­ствительности» [47, 127], как «система определенных теорий, которые выполняют роль руководящего прин­ципа, орудия научного анализа, средств реализации этого анализа» [255, 138\ см. также: 252, 12]. Методо­логию определяют также как любую теоретическую систему знания, которая может быть использована для отыскания оптимального пути решения той или иной познавательной задачи. В собственном значении ме­тодология науки — это применение принципов марк­систско-ленинского мировоззрения к процессу позна­ния и практической деятельности [193,142; 251, 19}. «Ми­ровоззрение функционирует в познании и практике в ка­честве метода достижения новых результатов» [131,5(9].

Рассматривая теорию познания диалектического материализма, В. И. Ленин в качестве ее важнейшего пункта выделял положение о том, что диалектика и есть теория познания [15, 321]. Материалистическая диалектика изучает мышление, процесс познания в це­лом, анализирует методы науки и поэтому выступает как логика (диалектическая логика), теория познания и методология науки. Формулируя научное понятие методологии, нельзя отрывать теорию от метода или заменять одну другим. К методологии относится «не только обобщенный итог системы принципов познания, законов и категорий диалектики, но и все многообразие средств и приемов познания, исторически выработан­ных развитием всех отраслей научного знания» [47, 128]. Поэтому, с одной стороны, теория и метод долж­ны рассматриваться как две непременные и взаимообусловленные стороны методологии, имеющие разные задачи и содержание. «Внимание логики и гно­сеологии концентрируется на двух проблемах: истин­ности знания и правильности познания. Теория своими корнями уходит в первую проблему, а метод — во вто­рую. С позиций теории мы наблюдаем за действием предмета в действительности, с позиций же метода мы наблюдаем за поведением исследователя в процессе познания предмета» [213, 11]. С другой,— любая тео­рия, если она действительно научная, с момента ее возникновения становится методом достижения нового знания и практического преобразования действитель­ности [129, 306], в роли метода может выступать лю­бая система объективного знания [213, 16].

Многие философы и юристы к определению сущно­сти методологии подходят именно с этих позиций, что, в свою очередь, позволяет достаточно уверенно решать вопросы методологии частных наук и их соотношения с общей методологией науки как области применения «принципов и законов, категорий и положений диалек­тического и исторического материализма» [304, 4].

Однако не всегда методология понимается таким образом. Встречаются высказывания о методологии конкретной области научного знания как о системе методов исследования [226, 10], Эту точку зрения пра­вильно критиковал Р. С. Белкин, отмечая, что «при та­кой трактовке методологии отступает на второй план ее мировоззренческое значение, философский смысл, неизбежно понижается значение диалектического ма­териализма» [46, 163]. «Методология — это теорети­ческая система знания,— пишет он,— т. е. система идей, а не просто способов исследования» [46, 164].

Методологические проблемы специальных наук разрабатываются не только философами, но и пред­ставителями этих наук, В решении конкретных проб­лем науки определенную методологическую роль играют достижения специальных отраслей знания. Наибо­лее общие понятия конкретных наук можно рас­сматривать как определенную конкретизацию фило­софских понятий [181, 10; 252, 16]. Марксистско-ленинское мировоззрение, будучи основой методологии всех наук, в том числе и правоведения, предполагает разработку каждой наукой путей, методов и приемов познания своего специфического предмета [47, 126]. В. И. Столяров отмечает, что вообще любая наука мо­жет быть истолкована как частная «логика» и методо­логия, «поскольку законы, принципы, теоретические положения любой из них имеют определенное методо­логическое значение в процессе познания» [256, 15]. Поэтому правы те ученые-юристы, которые видят пря­мую связь философии со специальными науками при формировании их методологии [44, 11; 194, 58 ;230, 33]. «Любая отрасль юридической науки находит философ­ское обоснование своего специфического способа изу­чения объекта, свои методологические положения не­посредственно в сокровищнице марксистско-ленинской философии» [259, 6].

В связи с этим нуждаются в уточнении высказыва­ния отдельных авторов, которые в различных вариан­тах приводят по существу одну мысль, что только одна юридическая наука — общая теория государства и пра­ва — имеет методологическое значение [180, 7], и состав­ляет теоретическую и методологическую основу всех юри­дических наук. Безусловно, общая теория государства и права по отношению к другим юридическим наукам является, как правильно пишет Д. А. Керимов, наукой обобщающей, имеющей руководящее, направляющее, методологическое значение при разработке специаль­ных проблем, составляющих предмет отраслевых юри­дических наук [ПО, 33, 65]. Действительно, теорети­ческие положения этой науки, изучающей в юридичес­ком аспекте наиболее общие закономерности развития государства и права, как всякая теория, может иметь методологическое значение, при исследовании более узких правовых проблем. Однако, очевидно, нельзя приписывать теории государства и права роль «по­средника» между философией и специальными юриди­ческими науками, так как любая отраслевая юри­дическая наука не только может, но и должна претендовать на такую же связь с философией, как и юри­дическая наука самого общего характера [44, //]. Ни общая теория государства и права, ни другие обще­теоретические науки, ни даже такие всеобъемлющие на­уки, как математика и кибернетика, не могут выполнять функции философии — все они являются специальными отраслями научного знания [128, 6].

Исследование методологических проблем в конечном счете преследует главную цель — обоснование выбора наиболее надежных путей познания, отыскания истины, Важнейшим компонентом этого процесса и главным ус­ловием успеха является использование богатств, накоп­ленных наукой и техникой. Данный вывод полностью относится и к сфере отправления правосудия. Поэтому решение методологических вопросов использования дан­ных естественных и технических наук в уголовном судо­производстве, как одного из объективных гарантов обес­печения истины по уголовным делам, является, как отме­чалось, важнейшей задачей науки криминалистики, од­нако их рассмотрение в дальнейшем исследовании требует предварительного выяснения понятий познания и его соотношения с судебным познанием, что позволит избежать ненужных повторений и дополнительных разъ­яснений.

В диалектико-материалистической гносеологии по­знание понимается как отражение тех предметов и яв­лений, которые существуют вне и независимо от созна­ния человека, т. е. как отражение объекта познания. При этом процесс познания является активным, твор­ческим, диалектическим отображением видимого, в ко­тором осуществляется переход от чувственных форм отражения видимого, где раскрывается лишь внешняя сторона предмета, к логическим формам отражения скрытой за непосредственной видимостью внутренней сущности'вещей [256, 32; 296, 199].

Процесс доказывания по уголовным делам, по уста­новившемуся мнению юристов и философов, является и процессом установления истины в судопроизводстве, по­знание же истины в процессе доказывания есть частный случай познания объективной действительности, ее чув­ственного и логического отражения [41, 6-13; 127, 8-17; 159, /8-25; 217].

Однако эти положения требуют некоторых уточне­ний. В философской литературе научное познание всег­да связывается с объективно научной ценностью полу­чаемых знаний. К показателям научной ценности зна­ний, по мнению В. С. Тюхтина, относятся: «значение данных сведений для решения определенного типа по­знавательной задачи (задач); их роль в приращении знаний и прогнозировании по данной проблеме, данной отрасли знания, смежным областям; наконец, их роль в общем прогрессе научного знания» [277, /59]. Не­трудно заметить, что судебное познание не имеет науч­ной ценности *, оно не предполагает дальнейшее позна-

Данные судебного познания— судебная, а также следствен­ная практика — могут являться объектом научного исследования в

10

ние, а «венчает познавательную деятельность и предва­рительного следствия, и суда» [127, 16]. Судебное по­знание базируется на познанных закономерностях общественных и естественных явлений, и, будучи по своей сущности прикладным познанием, оно направлено не на дальнейшее углубление в сущность объекта, а на установление истины конкретного факта [93, 55; 112, 29; 156, 6;Ш, 13; 245, 117; 285, 123].

Специфика судебного познания в уголовном судо­производстве обусловлена также целым рядом ограни­чений и предписаний процессуального и этического характера, что объясняется своеобразием предмета ис­следования, которым являются общественно опасные и противоправные деяния и причины их возникнове­ния [41, 10; 127, 8]. Таким образом, несмотря на неко­торые особенности, судебное познание с гносеологиче­ской точки зрения является прикладным познанием эм­пирического уровня, и ему присущи все черты такого рода познания в общефилософском смысле.

Доказывание по уголовным делам также является познанием истины. Однако эти понятия не равнозначны, хотя такая мысль иногда высказывается в юридической литературе [260, 295]. И. М. Лузгин подчеркивает, что предмет познания шире предмета доказывания; по объе­му работы, выполняемой следователем в поисках дока­зательств, познание и доказывание часто не совпадают; познание иногда ограничивается выяснением какого-то обстоятельства не для использования^ этого знания в процессе доказывания, а, например, для ориентировки, доказывание же предполагает «не только уяснение фак­та следователем, но и превращение его из факта «для себя» в доказательственный факт» [159, 19, 20, 23]. Представляется, что эта идея может оказаться плодо­творной при разграничении предметов уголовного про­цесса и криминалистики.

Кроме познавательной, доказывание имеет и удосто-верительную сторону [°-9, 15; 217, 107]. Многие совет­ские и зарубежные авторы правильно отмечают, что по­знание, осуществляемое в уголовном процессе, требует

криминалистическом, процессуальном и других аспектах. В таком случае объективно научной ценностью будут обладать данные обоб­щения судебной и следственной практики и соответствующие науч­ные выводы и рекомендации.

11

процессуального закрепления и официального удосто­верения информации об обстоятельствах дела, а дока­зывание, как своеобразная форма познания в условиях судопроизводства, может осуществляться лишь с ис­пользованием достоверных источников и достоверных средств [310, 93 и др.] .

Смысл любого познания заключается в достижении истины. Это положение обусловливает постоянное рас­ширение и углубление наших представлений, нашего знания объективной действительности. Процесс практи­ческого, прикладного познания также должен способст­вовать установлению истины. Однако в юридической литературе достоверный характер этой истины, как и вопрос о путях и критериях признания истины по уго­ловным делам, определяется неоднозначно. Между тем эти вопросы имеют важное методологическое и исключи­тельно принципиальное практическое значение и поэто­му не могут толковаться по-разному.

В буржуазной литературе, посвященной вопросам осуществления правосудия, теории доказательств, ис­пользованию достижений естественных и технических наук в решении задач доказывания по уголовным делам очень часто встречаются высказывания, что суд не мо­жет установить полную и действительную истину и для признания человека виновным ему вполне достаточно фактов, установленных с большой степенью вероятнос­ти. Существует даже специальная судейская формула — «вероятность, граничащая с достоверностью», — в соот­ветствии с которой такого рода вероятности миут слу­жить основанием для окончательного судейского убеж­дения и постановления приговора. Аналогичный подход не только допускается, но и считается почти единствен­но возможным и при формулировании выводов экспер­та, в которых зачастую не дается прямой ответ на по­ставленный вопрос, а в различных смыслах употребля­ются «степени вероятности» [75; 127, 35]. Такой подход является выражением идеалистилеского мировоззрения, агностицизма и, в свою очередь, позволяет создать «на­учную» почву для судебного произвола, открывает простор для использования судьями доказательств, в том числе и заключения эксперта, в такой интерпрета­ции, которая позволила бы беспрепятственно выполнить указания власть имущих.

12

Подобная точка зрения, не имеющая ничего общего с марксистско-ленинской гносеологией, была распро­странена и в советской юридической литературе, однако ее несостоятельность сейчас признана всеми.

Диалектический материализм рассматривает истину как адекватное отражение объективной действительно­сти в сознании человека,' в связи с чем истина может быть только объективной, т. е. истинное содержание че­ловеческого знания «не зависит от субъекта, не зависит ни от человека, ни от человечества» [12, 123]. Именно такая истина, в которой отражается независимая от су­бъекта действительность, и должна быть установлена при расследовании и судебном рассмотрении уголовных дел без ненужных попыток обосновать ее абсолютный или относительний характер [206, 26; 254, 111; 281, 60]. Иными словами, выводы о существовании в прош­лом обстоятельств, имеющих значение для дела, долж­ны быть адекватными объективной действительности. Од­нако истина — это знание и, несмотря на объективность его содержания, является моментом деятельности чело­века [131, 155], это результаты познания, характеризую­щиеся сознанием истины [140, 33]. Поэтому истина «все­гда носит характер, отпечаток формы и тенденции живого, конкретного и исторически определенного мыс­лящего субъекта» [202; 408], поэтому «от субъекта и от его сознания зависит, как, какие стороны и закономер­ности объективной реальности стали содержанием зна­ния, как полно и глубоко они отражены в нем» [131, 156].

Отсюда вытекает необходимость установления кри­терия истинности наших знаний, в том числе истинности знаний по конкретному уголовному делу. Марксизм-ле­нинизм учит, что единственно возможным критерием истины является практика, которая позволяет прове­рить объективность познания. «В практике,— писал К- Маркс,— должен доказать человек истинность, т. е. действительность и мощь, посюсторонность своего мыш­ления» [2, 1]. В. И. Ленин подчеркивал, что «точка зрения жизни, практики должна быть первой и основ­ной точкой зрения теории познания» [12, 145]. В совет­ской философской литературе практика рассматривает­ся как отражение действительности, благодаря этому отражению, она преобразуется как реализация творчес-

13

ки преобразующей природы человека, как основа един­ства эмпирической и теоретической ступеней познания и, наконец, в синтетическом виде как единственный кри­терий истины, поскольку только практика в конечном счете может решить вопрос о достоверности знания [78, 9; 85, 159; 97, 539; 131, 167; 279, 57; 315, 48].

Основываясь на общих положениях марксистско-ле­нинской методологии, с учетом теоретических разрабо­ток и практики борьбы с преступностью, автор поставил перед собой задачу исследовать главные, по его мне­нию, методологические проблемы криминалистики и уголовного судопроизводства, связанные с использова­нием в практике работы оперативных, следственных, судебных и экспертных органов данных естественных и технических наук. Это обусловило необходимость рас­смотрения вопросов о предмете и методах науки крими­налистики в их соотношении с предметами и методами естественных и технических наук, а также разграниче­нии предметов криминалистики и науки уголовного процесса. Автор также делает попытку решить ряд во­просов, связанных с внедрением данных естественных и технических наук в деятельность правоохранитель­ных органов, исследует процессуальные формы приме­нения этих данных. Отнюдь не претендуя на бесспор­ность своих суждений, автор тем не менее надеется, что вопросы, затронутые в работе, и предложенные их реше­ния будут интересными в теоретическом отношении и смогут оказаться полезными для практики.