III. ЦИВИЛИЗАЦИЯ И УПРАВЛЕНИЕ

Становление современного российского чиновника

В истории цивилизации есть некие алгоритмы, которые постоянно воспроизводятся. Речь идет о таких моделях поведения, которые характеризуют общецивилизационные процессы. К этим процессам относятся некие устойчивые конфигурации  соотношения общества и управления, чиновника и правителя, власти и населения. Получается так, что история постоянно повторяется, воспроизводится в новейшей цивилизации. Те модели управленческого поведения, которые сложились еще на заре цивилизации, возрождаются в новых реалиях, обретают новые очертания, облекаются национально-исторической спецификой, но, тем не менее, сохраняют нечто устойчивое, непреходящее – парадигмальное, общецивилизационное начало. К этим началам по праву можно отнести профессиональную культуру чиновника как устойчивый ''пребывающий в веках и поколениях'' социальный феномен, его подлинное содержание и реальное социальное бытие, которое мало отличается от исходного, вне зависимости от смены исторических, экономических, этнографических, идеологических декораций. Опыт древневосточных цивилизаций, формирование института современной бюрократии, ''болячки'' нынешнего российского управления с завидным постоянством воспроизводят одни и те же формы, традиции, нравы, ценностные установки.

Проблема профессиональной культуры управленца-чиновника возникает вместе со становлением человеческой цивилизации. В самых древних текстах уже встречаются упоминания о регламентации деятельности представителей социального управления. В документах древневосточной и древнекитайской  цивилизации, античности и средневековья излагаются воззрения многих мыслителей, которые можно классифицировать как первые попытки определить круг обязанностей чиновников и их необходимые профессиональные и человеческие качества. В этих  воззрениях содержатся положения, которые вобрали в себя многовековые традиции управления, глубокие обобщения, интуитивные прозрения, а также квинтэссенцию зачастую горького исторического опыта и здравого смысла многих поколений  (все это будет еще не раз воспроизводиться на новом историческом ''материале'', в новых исторических формах).

Возникновение, становление и функционирование социального управления вызвало к жизни огромный пласт мыслительной традиции по изучению, регламентации, развитию чиновничества как особого социального слоя, профессионально занятого в сфере государственно-политического управления и специализированно осуществляющего функции реализации всеобщей властно-политической воли применительно ко всей социальной системе. В текстах правителей, философов и священнослужителей рассматриваются многие общие и специальные вопросы профессиональной компетентности, знаний, умений, навыков чиновника.

Так, в древнеегипетских манускриптах, в древневавилонских законах царя Хаммурапи устанавливаются нормы поведения для всех подданных властителя, в том числе и для представителей тогдашнего чиновничества. Древневосточные представления об управленческой деятельности государственного чиновника отличались провиденциализмом и обожествлением фигуры правителя – главенствующей в сложившейся практике восточного деспотизма.

По-своему интересным и поучительным оказалось изучение профессиональной культуры чиновника древнекитайскими мудрецами. Если в начале речь шла о ''воле небес'', то потом пришлось заговорить о реальных вещах, о том, как выжить управляющему и управляемому в условиях, когда формируется изначальная (непреходящая) социетальная система управления.

В первоначальных древнекитайских мифах обожествляемый император провозглашался верховным правителем Поднебесной, а все должностные лица и весь государственный аппарат являлись всего лишь одушевленными орудиями, инструментами в реализации его личной неограниченной власти. В своей тысячелетней истории  управленческая практика древнекитайского общества подвергалась взыскательному анализу со стороны многих выдающихся мыслителей. На основе этого анализа сложились три ведущие школы (даосизм, конфуцианство, легисты), которые предлагали свое видение управленческих процессов. Эти школы вели между собой постоянную полемику. Каждая исходила из своего понимания предназначения управления и толкования ведущих факторов социальной организации.

Уже в произведениях Лао-цзы, основоположника даосизма, пересматриваются традиционно-теологические представления о природе власти императора, которая становится в зависимость от Дао (судьбы, рока, божественной воли, естественной закономерности жизнедеятельности). Лао-цзы утверждает независимость естественного хода вещей и тем самым предостерегает от крайностей управленческого самовластия, антинародного активизма властителей и богатых. В даосизме по существу утверждается такое понимание социальной жизни, которое означает как бы отказ от прогресса в его современном понимании, культуры в целом и повсеместное возвращение к естественности. Даосизм выражает консервативно-охранительные тенденции – ''назад к истокам'' – и упование на естественный ход вещей. По сути, даосизм – предтеча, исток консерватизма как общецивилизационной мировоззренческой установки.

Даосизм – это упование на судьбу, но инфернальность (''злой рок'') управления надо как-то пережить, воспринять и найти силы, чтобы ему подчиниться. Поэтому на смену даосизму приходят школы морального оправдания власти (основоположник – Конфуций, которого в древнекитайской философии называли Учителем. Это имя сохраняется за Конфуцием и до наших дней), а также знаменитые школы легистов – предтечи авторитарных, тоталитарно-репрессивных, рационально-прагматических систем управления.

Конфуций на первый план выдвигает моральные факторы управления и социальной организации. В отличие от даосизма в конфуцианстве утверждается необходимость развития и совершенствования государственно-управленческих отношений. Ведущая роль в этих процессах отводится морально-этическим нормам. Конфуций обосновывал патриархально-патер-налистское понимание государства как одной большой семьи во главе с императором – ''сыном неба''. В качестве ведущего принципа управления он называл соблюдение добродетели, которая позволяла бы ограничить практику деспотического управления. Конфуций был сторонником ненасильственных методов управления и призывал правителей, чиновников и подданных строить свои взаимоотношения на началах добродетели: ''Зачем, управляя государством, убивать людей? Если Вы будете стремиться к добру, то и народ будет добрым. Мораль благородного мужа (подобна) ветру; мораль низкого человека (подобна) траве. Трава наклоняется туда, куда дует ветер''. Основная добродетель подданных состоит в преданности правителю, в послушании и почтительности ко всем старшим. Достижение внутреннего мира между социальными верхами и низами общества – основа стабилизации правления. Приверженность нравственным принципам при этом является более значимым, чем формальное следование рациональным нормам и законам.

Резкая критика конфуцианства содержится в работах основателя школы ''законников'', легистов Шан Яна. В основном его трактате ''Шан цзюнь шу'' (''Книга правителя области Шан'') обосновывается идея управления, опирающегося на законы (фа) и суровые наказания. Этому идеалу ''законнического'' государства не свойственны представления о каких-либо правах подданных, об обязательности закона для всех. По сути, закон выступает лишь как голая приказная форма, которую можно заполнить любым произвольным содержанием (повелением) и снабдить любой санкцией. Согласно Шан Яну, законодатель не только не связан законами, но и может переступить их в своем законодательном творчестве: ''Мудрый творит законы, а глупый ограничен ими''. Легисты считали, что жестокие законы являются основным средством управления, наведения ''порядка''. Под ''порядком'' понимается полнейшее подчинение и безволие подданных, позволяющее центральной деспотической власти управлять ими в своих интересах.

История управления в древнекитайском обществе показывает, что официальная идеология управления со временем совместила в себе как положения легизма, так и кофуцианства. Легизм являлся действительной сущностью, содержанием управления, а конфуцианство обеспечивало идеологическое ''прикрытие'' господствующим жестоким управленческим практикам (в современном Китае прежние традиции сохранились – недавно в рамках ''борьбы за качество экспортной продукции'' были осуждены на смертную казнь несколько руководителей государственных текстильных предприятий). Но для нас важно то, что различные трактовки управления отдают предпочтение одной из трех детерминант в практике принятия государственных решений: судьбы (в лице правителя, властно-политической воли), закона (на современном языке – права, рациональности, законосообразности), морали (легитимности, взаимно принятой идеологии  мирного сосуществования власти и народа).

Большой вклад в западноевропейское понимание управленческой деятельности внесла древнегреческая и древнеримская цивилизация. В законах Солона, Ликурга, древнеримских кодексах, в работах Платона, Аристотеля, Сенеки, Цицерона содержатся многочисленные суждения античных авторов по этим вопросам.

Античная мысль изначально была более гуманна, рациональна и демократична. Она позиционировала себя в качестве культа разума, рациональности и законосообразности в вопросах социального управления. Именно в этом ключе писал Аристотель, который уповал на нормы разума и права в государственной деятельности. Он говорил, что не может быть делом закона властвование не только по праву, но и вопреки праву: стремление же к насильственному подчинению, конечно, противоречит идеи права.

Идеи Аристотеля легли в основу концепции Цицерона, который апеллировал к природе, к ее разуму и законам. Под природой он понимал единство космоса, социума и человека. Всей этой природе изначально присущи разум и законосообразность, определенный порядок. Государственный деятель предстает в работах Цицерона активным и мудрым должностным лицом, для которого требования разума и законосообразности становятся жизненным императивом. Цицерон учил тому, что лицо, ведающее делами государства, должно быть мудрым, справедливым, воздержанным и красноречивым. Такой человек должен быть сведущим в учениях о государстве и придерживаться законов, без знания и исполнения которых никто не может быть справедлив.

История управления показывает, что со временем начинает набирать силу две мощные тенденции – рационализации (бюрократизации) и гуманизации (''очеловечивания'') управления. Эти тенденции существенно влияют на парадигму управления. Власть становится не столько репрессивной и морально оправданной (''всякая власть от бога''), сколько более рациональной и даже более гуманной по сравнению с опытом патриархального общества. Но самое главное, что по мере отхода от традиционного, патриархального общества резко возрастает роль власти, управления в жизни общества. Чем более общество социально организовано, тем выше в нем роль управления. Тем выше требования, предъявляемые к управлению – и по объему работы, и по ее качеству (и с технологической, и с ''имиджевой'' стороны). Патриархальный крестьянин большинство своих вопросов решал сам и руководствовался при этом здравым смыслом, традициями, естественным ''круговоротом'' жизни. Современный человек делегирует свои полномочия по решению важнейших личных и общественных вопросов в усложнившейся системе социальных отношений органам власти и управления. Он должен им доверять, воспринимать их легитимными, эффективными и рационально организованными.

Мишель Фуко в своей знаменитой работе ''Надзирать и наказывать'' показывает, как власть постепенно становится всепроникающей и для человека и для общества, становится  неотделимой и желанной ценностью для всего социума. Центральный тезис Фуко состоит в следующем: если до Модерна власть как бы боролась с ''внешним телом'' человека, жестоко и неумолимо ломая его сопротивление, то потом она ''вселяется'' в его кровь и плоть, подчиняет себе его стремления, эмоции, разум. ''Тело'' патриархального человека было как бы жестко ''впаяно'' в традиционные формы жизни, накрепко ''приросло'' к земле, общине, устойчивому миропорядку земледельца, скотовода, ремесленника. Такого человека надо было вначале ''оторвать'' от земли, поместить его уже в социальный микрокосмос, чтобы можно было им управлять и манипулировать. (Американский писатель Курт Воннегут в своем знаменитом романе ''Колыбель для кошки'' нашел очень точную метафору для иллюстрации такого сюжета – если котенок где-то бегает по своим делам, он еще сам по себе. Но если его повыше посадить в сплетенную корзинку – он будет уже в Вашей власти). От внешнего насильственного подчинения человека (как патриархального ''тела'') власть, управление стремится перейти к рационально оправданным, ''духовным'' формам господства над личностью, внутреннее ''тело'' которой уже всецело помещено в отношения ''микрофизики'' власти. Для этого надо было пробить скорлупу ''патриархальщины'' и полностью вобрать человека на свою властно-политическую орбиту.

До патриархального человека власти трудно было ''достучаться'', слишком он был ''толстокожим'' в своем патриархальном бытии. Поэтому власть применяла к такому человеку ''адекватные'' меры воздействия. Фуко для иллюстрации этого тезиса (''чтобы было с чем сравнивать'') преподносит нашему современному сознанию совершенно ужасающие подробности казней тех времен. Чего стоит знаменитое начало его книги ''Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы'': ''Второго марта 1757 г. Дамьена приговорили к ''публичному покаянию перед центральными вратами Парижского Собора''; его ''надлежало привести туда в телеге, в одной рубашке, с горящей свечой весом в два фунта в руках'', затем ''в той же телеге доставить на Гревскую площадь и после раздирания раскаленными щипцами сосцов, рук, бедер и икр возвести на сооруженную там плаху, причем в правой руке он должен держать нож, коим намеревался свершить цареубийство; руку сию следует обжечь горящей серой, а в места, разодранные щипцами плеснуть варево из жидкого свинца, кипящего масла, смолы, расплавденного воска и расплавленной же серы, затем же разодрать и расчленить его тело четырьмя лошадями, туловище и оторванные конечности предать огню, сжечь дотла, а пепел развеять по ветру''.

Не менее ''гуманно'' в патриархальные времена власть относилась к своим подданным и в России. Для приобщения к западноевропейской цивилизации надо было огромную массу людей оторвать от их деревенских ''корней'', заставить повиноваться палочной армейской, флотской, строительной дисциплине. Знаменитые запреты ''бородоношения'', директивное внедрение ''цивильного'' европейского платья были отнюдь не самым главным средством для инициирования процессов модернизации. В частности, в эпоху Петра Великого власть применяла разнообразный реестр различных мер своего ''убеждения'' подданных: смертная казнь делилась на обыкновенную и квалифицированную. К первой относились: отсечение головы, повешение, расстрел (аркебузирование). Квалифицированными видам считались: четвертование, колесование, сожжение, залитие горла расплавленным металлом, закапывание заживо в землю, повешение за ребро на железном кресте, вонзавшемся осужденному между ребрами (потом крюк вместе с преступником подвешивался к виселице).

Такими методами в не столь давней (западноевропейской, и отечественной) истории утверждалось управление современного образца, которое стремится избавиться от рудиментов патриархального общества и властвовать в органичной ему социальной среде – в индустриальной цивилизации.

Как показывает исторический опыт, для такого типа цивилизации адекватной оказывается именно рационально-бюрократическая модель управления, охватывающая всю социальную систему, практически все формы жизнедеятельности человека.

Современность утверждает формализованную, насквозь прагматичную, но предсказуемую, понятную, цивилизованную власть бюрократии, которая воплощается в деятельности чиновника-управленца.

С эпохой Модерна фигура чиновника-управленца становится одним из эпицентров общественно-политической мысли. В работах Макиавелли, Гоббса, Локка, Монтескье и многих других видных мыслителей вопросы профессиональной культуры чиновника-управленца лишаются священного ореола и подвергаются всестороннему анализу в общем контексте развития социально-политических институтов современной цивилизации, вплоть до инструментальной технологической аранжировки, что особенно характерно для Макиавелли. В его работах профессия управленца-чиновника впервые начинает рассматриваться именно с точки зрения профессионализма. Для Макиавелли важно рассмотреть эту сферу деятельности человека с ее операциональной стороны для достижения максимальной результативности при минимизации эмоций, средств и затрат.

Наиболее развернутый, завершенный анализ предназначения деятельности чиновника-государственного служащего принадлежит великому немецкому философу Гегелю. Для него государство становится результатом развития всей предшествующей истории и предстает в виде эпохального синтеза объективной и субъективной стороны в развитии современной цивилизации. Предпринятый Гегелем экскурс в историю человеческой мысли и цивилизации завершается апофеозом государственности и ее непосредственных носителей – адептов государственно-политической пирамиды.

Наступление Новейшего времени ознаменовано возникновением марксистской критической теории бюрократии. Именно с Маркса в современной общественной мысли складывается традиция критического отношения к бюрократии и государственному управлению в целом. К. Маркс с его откровенно негативным отношением к государственному управлению характеризует институт бюрократии как  абсолютное зло. Для бюрократии характерны подмена всеобщего интереса частным интересом власти и конкретного чиновника (''присвоение государства'' чиновничеством), органическая неспособность бюрократии решать конкретные вопросы, отсутствие у нее государственного разума, иррациональное восприятие действительности, усиливающийся отрыв от нее, субъективизм, заведомая  предвзятость, своекорыстный произвол, непрозрачная  иерархичность и корпоративность, карьеризм, формализм и т.д. В итоге, по Марксу, сущность бюрократии – ее отчуждение от общества.

В работах Маркса и его многочисленных последователей не только создана негативно-критическая модель бюрократии, но и намечен проект ее преодоления. Суть этого проекта – замена формализованных государственно-правовых форм управлениями некими иными ''прозрачными'', моральными массово-демократическими нормами социальной организации. Маркс надеялся, что морально-политическое единение общество изживет, ''снимет'' институт бюрократии. Тем самым, говоря технологично, разрабатывался проект совместного подавления (силами политического руководства и народных масс) сопротивления бюрократии.

Наиболее категоричен в своем критическом отношении к  бюрократии его советский последователь Л.Д. Троцкий. В своей работе ''Неизбежность новой революции'' Троцкий в ультимативной форме ставит вопрос об отмене бюрократии: ''Чиновник ли съест рабочее государство или же рабочий класс справится с чиновником? Так стоит сейчас вопрос, от решения которого зависит судьба СССР. Огромное большинство советских рабочих уже и сейчас враждебно бюрократии, крестьянские массы ненавидят ее здоровой плебейской ненавистью. Без планового хозяйства Советский Союз был бы отброшен на десятки лет назад. В этом смысле бюрократия продолжает выполнять необходимую функцию. Но она выполняет ее так, что подготавливает взрыв всей системы, который может полностью смести результаты революции. Рабочие – реалисты. Нисколько не обманывая себя насчет правящей касты, по крайней мере ближайших к ним нижайших ее ярусов, они видят в ней пока что сторожа некоторой части своих собственных завоеваний. Они неизбежно прогонят нечестного, наглого и ненадежного сторожа, как только увидят другую возможность: для этого нужно, чтоб на Западе или на Востоке открылся революционный просвет. Советская бюрократия не сдаст без боя своих позиций. Развитие явно ведет на путь революции. Во всяком случае, снять бюрократию можно только революционной силой и, как всегда, с тем меньшими жертвами, чем смелее и решительнее будет наступление''. Троцкий считал, что после свержения буржуазии следующей целью рабочего класса станет бюрократия. Коммунистическая партия, по его мнению, должна подготовить это наступление и стать во главе масс в благоприятной исторической ситуации.

Пожалуй, полнее всего исследование моделей управления вообще и моделей бюрократии в частности в зависимости от стадий общественного развития удалось осмыслить немецкому социологу Максу Веберу. Его идеи легли в основу современной теории управления, бюрократии, функционирования государственных институтов. Созданная им методология ''понимающей'', ''целерациональной'' социологии во многом и предопределила современную парадигму в понимании сущности, содержания, ведущих тенденций в развитии социальных институтов управления.

В современной социально-исторической мысли (во многом благодаря Веберу) достаточно общепринятой является типология развития человеческой цивилизации, которая включает три основные стадии развития: патриархальную, индустриальную и постиндустриальную. Несмотря на всю схематичность этой типологии, она предоставляет исследователю социальных институтов и процессов достаточно понятную и работающую объяснительную схему. В соответствии с этой схемой выделяются и основные общественно-исторические рубежи в развитии социальных институтов управления. Эта модель задает основные параметры для теоретической реконструкции доминирующих образцов профессиональной культуры чиновника.

В многообразном творческом наследии Вебера особое место занимает анализ моделей профессиональной управленческой деятельности, исследование роли профессионализма, духовно-ценностных ориентаций чиновника. На основе своей методологии ''идеальных типов'' он задал современную социологическую парадигму исследования бюрократии как особого социального института управления. Методология ''идеальных типов'' подразумевает создание таких теоретических конструктов, которые позволяют выделить господствующие социально-исторические персонажи. Такими персонажам могут быть, к примеру, ''рыцарь'', ''буржуа'', ''бунтарь'' и т.д. В своем конкретно-историческом воплощении эти ''идеальные типы'' имеют массу индивидуальных черт и особенностей, т.е. эти теоретические модели на самом деле являются релевантными (пригодными, уместными), работающими объяснительными схемами, позволяющими выделить главное и существенное в огромном массиве социально-исторического материала. В своей типологии М. Вебер достаточно жестко привязал доминирующие – ''идеальные'' – типы чиновников, управленцев к соответствующим стадиям общественного развития.

Патриархальной стадии соответствует так называемая патримониальная бюрократия, которая является производной от существующих социальных отношений и институтов. Главенствующий принцип авторитаризма, принципы личной преданности чиновника начальнику, правителю, фаворитизма, чинопочитания, кастовости, присвоения должности, отсутствие социальных гарантий, правовая незащищенность чиновника – вот основные слагаемые профессиональной культуры чиновника в патримониальной бюрократии. Согласно Веберу, преданность патримониального чиновника своей должности "...представляет собой не безличное обязательство по отношению к безличным целям, определяющим ее содержание; это скорее преданность слуги, основанная на чисто личном отношении к правителю и на обязанности сохранять верность, которая в принципе не имеет ограничений". Приказания правителя всегда обладают в такой структуре власти приоритетом перед любыми формальными правилами, которые могут произвольно нарушаться или вообще игнорироваться.

Становление индустриального общества порождает тип рациональной бюрократии. Это институт, основанный на господстве формальных, безличных правил и процедур, норм и инструкций, жесткой регламентации, иерархичности, узкой специализации и профессиональной компетенции должностных лиц. Чиновник здесь социально защищен. Вебер детально исследует тип рациональной бюрократии, показывает, что одним из следствий бюрократизации оказывается утверждение в отношениях между людьми духа ''формаль-ной безличности'', когда во имя официального порядка устраняются все чисто личные и эмоциональные элементы. Рациональная бюрократия руководствуется объективными критериями, а не личными симпатиями и предпочтениями. Объективность, бесстрастность, формализм – таковы характеристики бюрократии, заложенные в идеальном типе легально-рациональной бюрократии.

Верность чиновника служебному долгу не предполагает безусловной личной преданности по отношению к руководителю, как это имеет место в патримониальных властных структурах. По Веберу, деятельность чиновника подчинена вроде бы безличным и чисто функциональным задачам. Но при этом безличные цели обычно подкрепляются культурными ценностями, воплощенными в той или иной управленческой структуре, в которой действует чиновник. Организация может выступать в некотором роде заменой индивидуального господина в качестве объекта преданности. При этом чиновник полностью зависит от той организации, которой он служит. Вебер отмечает, что профессиональный чиновник привязан к своей деятельности во всем своем экономическом и идеологическом существовании. В большинстве случаев он всего лишь винтик непрерывно действующего механизма, который предписывает ему направление движения.

На смену индустриальному обществу приходит постиндустриальное. Современная модель бюрократии становится как бы ''поствеберовской''. Можно отметить, современная социологическая наука во многом до сих пор движется в рамках веберовской парадигмы, многие влиятельные социологические школы современности (феноменологическая, коммуникативно-рациональная и т. д.) позиционируют себя именно в отношении к веберовской социологии как своеобразной точке отсчета. Это приводит к тому, что в объяснительных схемах современной социологии идеалу ''веберовского'' рационального бюрократа противопоставляется модель ''поствеберовского'' чиновника – государственного ''социального менеджера''. Эта модель вбирает в себя принципы эффективности, упорядоченности, организованности, идущие от веберовского идеала, но в тоже время она ''стремится'' избежать крайностей излишней формализованности, засилья правил и процедур, неконтролируемого роста бюрократии. Такая модель по-разному характеризуется в современной социологической науке по управлению. Интегральной характеристикой данной модели является пока что непривычное для российского управленческого менталитета обозначение – государственный ''социальный менеджеризм''. В этой характеристике учтены многие особенности современного управления, в частности, гибкость, прозрачность, большая ориентация на результаты, на клиента, самоуправляемые команды, горизонтальные связи и сотрудничество, влияние рынка и норм нравственности и т.д. Здесь эффективность государственного управления определяется не столько добросовестным исполнением чиновником функций, правил и процедур, сколько уровнем жизни населения и отлаженными механизмами диалога власти и населения.

Применимы ли три этих модели для анализа специфики управления российского чиновника? Сегодня в литературе можно встретить крайние точки зрения на вопрос о приемлемости для нас западного опыта (извечная российская дискуссия между западниками и славянофилами). Подчеркивание специфики исторического российского опыта, его отличия от западноевропейской модели приводит к тому, что изучение этой проблемы переводится в плоскость известного изречения – ''умом Россию не понять…'' Думается, что это непродуктивный путь. Российское общество – как, впрочем, и всякое общество – обладает своей спецификой, но это отнюдь не отменяет действие общеисторических и общесоциальных закономерностей.

Анализ новейшей социально-философской, политологической литературы, теория и практика управления показывают, что современное российское общество является обществом транзитивного (переходного) типа, при котором  в социуме сосуществуют отдельные унаследованные прежние формы патриархального общества (в основном, ментального характера), а также компоненты индустриальной стадии развития и элементы зарождающегося постиндустриального общества. Такая эклектика пронизывает все сферы общественного бытия и сознания. Не свободно от этой эклектики и управление на всех его уровнях, во всех его аспектах. Управление производно от общественной  системы и по своей социальной сути является большей частью функциональным. Именно в управлении наиболее явно выражается транзитивный характер современного этапа развития российского общества.

На наш взгляд, современная профессиональная культура российского чиновника представляет собой синтез различных ее социально-исторических типов (патримониальной, рациональной и ''социально-менеджерской''). Это обусловлено общесоциологическими детерминантами, общими характеристиками переживаемого современного этапа. В силу этого современному российскому социальному управлению соответствует такой доминирующий тип (''идеальный тип'') чиновника, который характеризуется именно как авторитарно-функциональный, в котором сочетаются черты авторитарно-патри-мониальной бюрократии и рационально-функциональной в духе веберовской рациональной бюрократии, естественно, с определенными вариациями, вызванными российской спецификой управления.

Такой доминирующий тип чиновника наиболее адекватен сложившейся практике управления. Он хорошо ''усвоил'' многие незыблемые традиции российской государственности, исторические уроки сталинско-брежневской номенклатуры, кадрового лихолетья реформаторского периода. Тот ''социальный реванш'' бюрократии (или, в более мягком варианте – ''возвращение'' государства в общественную жизнь), о котором сейчас так много говорят и пишут, стал возможным потому, что современный доминирующий тип чиновника вполне освоился в нынешней социальной ситуации.

Он обладает таким необходимым ''запасом прочности'', чтобы быть способным выдержать как ''правила игры'', принятые в нашем обществе по отношению к управленческому аппарату, так и внутренние корпоративные нормы и предписания (к примеру, практика безусловного ''равнения на первого'', а уже потом на должностные инструкции). В то же время для такого типа чиновника обязательной характеристикой является то, что он – грамотный, компетентный специалист, который не уступает своему западноевропейскому коллеге в профессиональной компетентности и функциональной загруженности. Но наш чиновник несравненно более искушен в аппаратных ''играх'', и посему его более заботит заповедь ''не подставиться'', а не простое безупречное следование должностным инструкциям и букве закона. С одной стороны, на чиновника воздействует целый ряд аппаратно-управленческих факторов. Он должен придерживаться определенных ''правил игры'' в рамках существующей системы управления, поддерживать ее традиции и нормы. На чиновника ощутимо ''давит'' то, что сами чиновники емко и образно называют ''функционал'', т.е. это функциональные обязанности, которые задаются, в конечном счете, социальной системой в целом и которые чиновник обязан выполнять, даже иной раз, вопреки воле начальства и сложившимся нормам и традициям. С другой стороны, чиновник должен отвечать ожиданиям населения. Он, по определению, должен обслуживать интересы этого клиента. При всем этом, чиновник представляет собой не просто некое должностное лицо. Это живой грамотный человек, который обладает профессиональной компетентностью, своими профессиональными и жизненными ценностями, который ориентирован на те или иные цели в своей работе и, исходя из меры своей личной востребованности и реализованности, будет работать с той или иной степенью эффективности. Он носитель и субъект профессиональной культуры. Она реализуется благодаря его повседневной профессиональной жизнедеятельности.

Многое ли изменили в жизнедеятельности чиновника процессы реформирования социальной системы и их весьма неоднозначно оцениваемые результаты? Что значит, к примеру, для управленца-профессионала быть заложником в политической борьбе, в которой он может потерять свою должность и все ей сопутствующее в зависимости от результатов очередных выборов на пост главы региона, муниципалитета? Может ли этому доминирующему типу российского чиновника быть присуща однозначная социально-менеджерская ориентация на клиента, на население? Существует ли прямая и эффективная взаимосвязь между профессиональным ростом чиновника и его успехами в работе с населением? Может для российской практике управления пока более актуальной является переход от патримониальной к рациональной бюрократии? Как проявляют себя общецивилизационные закономерности в становлении современного российского чиновника? Исследование этого феномена – одна из серьезнейших задач, стоящих перед теоретиками и практиками управления.