Гибкая Организация

 «Гибкие организации», так названные в силу признания их впечатляюще адаптивного, изменчивого, многоцелевого характера, возникли именно в государственно-частном звене. Они с лицом Януса (мифолог.) в том, что касается их постоянно меняющейся внешней стороны. Гибкие организации меняют свой статус ситуционально – туда и суда – стратегически маневрируя государственной и частной сферами для наилучшего доступа к государственным, деловым, а иногда к международным и зарубежным вспомогательным ресурсам. С «гибкими организациями» обстоит дело также как и с «официально-публичной» и «частно-публичной» сферами Юрчека, деятели меняют направления сфер, в которых они работают таким образом, чтобы достичь своих целей.

Юридически, гибкие организации могут разделять одно и тоже положение (или его аспекты) с государственными организациями, и/или они могут быть неправительственными организациями (НПО). Чтобы  ни было особенного в их юридическом положении в конкретной стране, они учреждаются высокопоставленными государственными чиновниками и зависят от принудительной силы государства и непрерывного доступа к чиновникам и взаимоотношений с ними. Например, здесь возможно существование взаимных дублирований между чиновниками отдельно взятого министерства и руководящая роль гибкой организации, которая юридически представляет собой  НПО. Такие чиновники играют двойственные роли, представляя и уполномачивая как «государственные», так и «частные» организации. Влияние гибких организаций и действующих лиц, которые наделяют их властью,  подразумевающее кроме прочего их способность маневрировать между государственной и частной сферами, усиленно двусмысленностью ролей, которые окружают действующих лиц.

Гибкие организации наделяются властью неформальными группами или сообществами, чей успех происходит в значительной мере из их способности иметь доступ к ресурсам и преимуществам одной сферы для их использования в другой. Три отличительных черты гибких организаций делают их особенно полезными для групп и индивидов, которые их контролируют: (1) способность менять направление своей деятельности, то есть гибкость, что и обусловило их название; (2) склонность пренебрегать так или иначе относящимися к делу институтами, такими, которые идут по правительственной линии (исполнительными, судебными, законодательными); и (3) способность отрицать, которая является неотъемлемой частью изменчивой деятельности.

Российские гибкие организации.  После распада Советского Союза Россия начала курс экономических реформ с помощью международных финансовых институтов и западных донорских организаций. Гибкие организации, проводники, через которые экономические реформы должны были занять своё место, стали главными получателями зарубежной финансовой помощи. Они были созданы повсюду и ведомые маленькой  централизованной группой транснациональных акторов, пополнили представителей из России (Анатолий Чубайс и так называемый Клан Чубайса) и США (группа консультантов, связанная с Гарвардским Университетом).

Это партнёрство Чубайс-Гарвард возглавило процесс планирования и имплементации экономических реформ и организации, которые получали экономическую помощь, такие как Федеральная комиссия по ценным бумагам и финансовым рынкам (российская копия американского аналога), Комитет по государственному имуществу, Институт правовой экономики и Ресурсный секретариат. Не смотря на то, что все эти организации были явно задействованы в различных частях повестки дня экономических реформ, та же самая объединённая группа внутренне взаимосвязанных индивидов появилась, чтобы  двигать их наряду со значительной частью Российского правительства. Они были дополнительно связанны друг с другом посредством разнообразия компетенций, включая бизнес деятельность.

Российский Центр приватизации, который получил сотни миллионов долларов в заём от международных финансовых институтов и помощь от доноров по двусторонним соглашениям, являлся донорским флагманским (лидер) проектом и первичной гибкой организацией. Используя первую черту таких организаций – способность менять направление деятельности – Центр маневрировал своим статусом ситуционально. Не смотря на то, что юридически он представлял собой некоммерческую, неправительственную организацию, он был учреждён указом Российского Президента и получал помощь, поскольку им руководили члены так называемого Клана Чубайса, который также играл ключевую роль в российском Правительстве. Центр являлся НПО, однако, он помогал осуществлять правительственную политику по инфляции и другим макроэкономическим вопросам, а также договаривался об условиях займов и получал их от международных финансовых институтов от имени Российского Правительства; традиционно эти международные финансовые институты предоставляют займы только правительствам. (Это приводит, по-прежнему, к ещё большей неопределённости государственных и частных ролей и обязательств). Как НПО Центр получил 10 миллионов долларов от западных фондов, поддерживающих в основном НПО. Как государственная организация Центр получил сотни миллионов долларов от международных финансовых институтов, которые как утверждалось ранее, принципиально давали займы только правительствам.

В отношении второй характеристики гибких организаций – склонности пренебрегать так или иначе относящимися к делу институтами управления (исполнительной, судебной, законодательной ветви власти) – Центр был учреждён именно для того, чтобы обходить такие институты. Он пренебрегал демократически выбранным парламентом и российским правительством, официально ответственным за приватизацию. В действительности, согласно документам российской Счётной Палаты, Центр имел больший контроль над определёнными  приватизационными директивами, чем правительственный орган по приватизации. Двое чиновников Центра были, фактически, уполномочены россиянами на подписание приватизационных решений от имени России. Таким образом, русские и американцы, официально работающие ради достижения частного пространства, стали действовать как представители Российского государства.

Третья черта гибких организаций – способность к отрицанию – является неотъемлемой частью изменчивой деятельности. Гибкие организации предоставляют индивидам и группам способность отрицать ответственность. Если бы Центр попал «под огонь» за свою деятельность как государственная организация, то он мог бы законно требовать рассматривать себя как частную структуру. Если бы гарвардских консультантов с подписью властей под некоторыми приватизационными решениями американские власти попросили бы отчитаться за их решения, они могли бы сказать, что приняли эти решения как русские, а не как американцы. Именно это являет собой способность увиливать, то есть уходить от ответственности, что позволяет этим организациям быть столь могущественными, и что может частично объяснить их влиятельность и способность к быстрому восстановлению сил.

Все три вышеописанные свойства гибких организаций ставят проблемы для тех сторон, которые стремились бы осуществлять мониторинг за деятельностью этих организаций. Гибкие организации дают максимум свободы и влияния тем, кто их использует и при этом обременяет лишь минимальной подотчётностью. Эта подотчётность сама по себе подвержена манипулированию. Способность акторов обходить или оспаривать в любой момент принадлежность их гибких организаций к государственной или частной сфере является решающей для эффективности их деятельности.

Политико-экономико-культурная среда сделала возможным развитие – или, возможно, продолжение развития – гибких организаций на Российской почве, даже не смотря на то, что они были созданы зарубежными организациями по оказанию помощи и Гарвардским Университетом, и приведены в движение миллионами долларов с Запада. Гибкие организации имитировали двойственную систему при коммунизме, при которой многие государственные организации имели точную копию среди организаций Коммунистической партии, которые имели преобладающее влияние. Такие организации были в высокой степени совместимы с Российской практикой, касающейся влияния и владения собственностью. Некоторые аналитики указали, что контроль и влияние над собственностью де-факто более важны, чем владение собственностью де-юре.

Создание гибких организаций и гарантирование, которое они получали со стороны, могло бы поспособствовать развитию того, что я называю «клан-государство», государства, захваченного неправомочными группами и характеризуемое глубоко укоренённой коррупцией, которую я детально рассмотрю позже. Уэйне Мери, бывший высокопоставленный государственный служащий США, сожалел о создании при финансовой помощи США «сверх конституционных институтов, чтобы продвинуть законодательство». Он добавил, что «многие люди в Москве были удовлетворены этим, поскольку это выглядело как старая коммунистическая структура. Это было просто как дом».

Гибкие организации, разумеется, напоминают о понятии конфликта интересов. Однако, они помогают затемнять конфликт интересов. В отличие от адвокатов, которые, с одной стороны, представляют клиента, присвоившего денежные средства из банка, а с другой представляют банк, в гибких организациях роли не определены. При конфликте интересов действующее лицо может отрицать факты, но не конфликт как таковой, если факты правдивы. Однако, в случае с гибкими организациями не ясно, что есть конфликт, так как эти структуры сами по себе не определенны. Действующее лицо может правдоподобно отрицать ответственность и выиграть таким образом. Различие лежит в способности гибких организаций использовать в своих интересах неопределенность.

Польские агентства и целевые фонды. В середине 1990-х годов в Польше стала просачиваться информация - хотя вынуждено - о существовании государственно-частных гибридных организаций, называемых «агентствами» и «целевыми фондами». Не смотря на то, что они испытывают недостаток свойственного гибким организациям  ситуционального качества, определяющая черта агентств и фондов заключается в неопределенности их ответственности и функций. Эти организации не имеют такого юридического статуса как государственные органы, но они используют государственные ресурсы и полагаются на принудительную силу государственной администрации. Они обладают широкими прерогативами, которые поддерживаются административными санкциями и подлежат ограниченной публичной подотчетности. Они являются неотъемлемой частью «приватизации функций государства» - как отметил Петр Каунеки, заместитель директора Верховной Палаты Контроля, глава польского органа по аудиту, - и  представляют «те сферы государства, в которых государство несет ответственность, но не имеет контроля». С точки зрения государственной администрации эти организации являются «публичными», а не государственными; с точки зрения клиентов эти организации являются государственными институтами.

Агентства и целевые фонды появились с тем, чтобы сыграть главную роль в организации польской власти, а также в сборе и расходовании публичных денежных средств. ¼ часть государственного бюджета была передана им в 2001 году. В дополнение, некоторые агентства и целевые фоны наделяются полномочиями государством для ведения коммерческой деятельности и извлечения из неё прибыли, а также способностью вкладывать инвестиции в фондовые рынки, создавать новые компании, организовывать новые агентства и управлять зарубежными средствами финансовой помощи.

Лучший пример гибких организация являют собой агентства, которые были созданы во всех министерствах, обладающих контролем над собственностью. Сюда вошли министерства транспорта, экономики, сельского хозяйства, финансов и обороны – согласно данным Петра Каунеки. Агентства учреждаются государственными чиновниками, они зачастую закреплены за их министерствами или государственными организациями, и финансируются за счет государственного бюджета. Министр обычно назначает наблюдательный совет агентства; его выбор часто основан на политических связях - согласно данным правового аналитика Яна Стефановича. От 10 – 15% доходов агентства может быть распределено на «социальные» цели: Если агентство увеличивает доходы, то они обычно идут совету, а иногда уходят на политические кампании. С другой стороны, любые убытки покрываются из государственного бюджета.

Сельскохозяйственные агентства представляют собой тот самый случай. С таким обширным количеством собственности, которое находится под их контролем, включая совхозы, унаследованные от коммунистического прошлого, агентства начали «представлять свои собственные интересы, а не государственные» - согласно данным Каунеки. Он заметил, что «большая часть денег уходит посредникам», а государство обладает совершенно незначительным контролем над этим процессом.

Угледобыча и вооружение находятся во владении агентств и представляют бесчисленные возможности для коррупции, - сообщает Каунеки. Угольная промышленность, например, попала под контроль группы институциональных кочевников, которые одновременно держат и /или циркулируют по ключевым позициям в правительстве, агентствах, целевых фондах и бизнесе. Кочевники совместно организовываются, что бы покрыть все основные базисы путем участия во все возможных влиятельных административных, коммерческих, политических позициях, имеющих отношение к их успеху в промышленности, не обращая внимание на которые политические партии находятся у власти.

Некоторые агентства и целевые фонды стали проводниками, через которые распределяется зарубежная помощь, хотя инициированная в основном не вспомогательными организациями, как ранее были описаны российские гибкие организации. Замечательные текущие примеры представляет программа Европейского Союза SAPARD по реструктуризации польского сельского хозяйства, а также некоторые программы Европейского Союза по улучшению окружающей среды и транспортных средств.

Как и российские гибкие организации, польские агентства и целевые фонды не являются пережитками коммунизма, не смотря на то, что они крепко укоренены в политико-экономико-социальную организацию и культуру коммунизма. Скорее они были созданы и им были предоставлены возможности тем законодательством, которые было введено в действие со времени падения коммунизма.

Агентства и целевые фонды делают юридически возможным для частных групп и институтов присваивать государственные ресурсы «посредством распространения политической коррупции», как это называет Каминский.  Он поддерживает, что «реальная цель всех этих институтов в том, чтобы передать государственные средства частным лицам или организациям, либо в том, что бы создать фонды в рамках государственного сектора, которые смогут потом быть перехвачены посвященными в это дело сторонами».

Многие поляки могли бы признать агентства и целевые фонды не приемлемыми вне интереса их сполеженства или общества. Однако, такие организации выпадают в большей степени из поля зрения общественности. Только не многие аналитики, журналисты проследили малые части того, что составляет огромную часть государственного или публичного бюджета. В различные периоды прошлого десятилетия журналисты сообщали о том, что специфические агентства и целевые фонды получали прибыль, которая будто бы ушла по частным карманам. Лех Кажиники утверждает, что при системе агентств и целевых фондов «большая часть денег налогоплательщиков уплывает в частные руки в крупном размере».

При отсутствии их постепенного сокращения количество агентств и целевых фондов увеличивается. И это происходит в стране, которая заработала репутацию как одна из «успешных историй» переходного периода – с её вступлением в НАТО, ожиданием вступления в Европейский Союз и, до недавнего времени, с самыми быстрыми темпами роста в Европе.

Агентства и целевые фонды стали институциализированной частью польской государственно-публичной сферы. Некоторые аналитики связали продолжающееся существование этих организаций с финансовыми компаниями. По наблюдениям Стефановича «существует молчаливая истина между политическими партиями. Ни один финансовый отчет не обнаружил, насколько мощная политическая поддержка оказывается политическим кампаниям (через агентства и подобные организации)».

Все это можно выразить польской поговоркой, которая переводится следующим образом: «теперь настала наша очередь (обворовывать государство)», введенная в политический дискусс в конце 1990-х годов. Придумывая эту фразу, польский политик Ярослав Кажинский – оппозиционер в течение коммунистического периода – подразумевал, что партия солидарности 1990-х годов проявит тоже отношение к государственным денежным средствам, какое проявили посткоммунисты, используя их в личных целях. Он охарактеризовал и высмеял такое отношение партии солидарности как «настала наша очередь».