Политизированное право

Третье свойство неформальных систем заключается в том, что неформальные группы и общности действуют в многочисленных сферах -  политике, экономике и праве. Доступ к одной сфере и успех в ней часто зависят от доступа и успеха в другой. Неформальные группы и сообщества могут обладать влиянием и контролировать ресурсы в той степени, в которой они его осуществляют вследствие той правовой обстановки, в которой они работают. В той или иной степени «нормы это то, что вы сделали из них» -указал один информатор.

При коммунизме доступ к экономическим возможностям зависел почти всецело от политических связей. В течение переходного периода неформальные группы и сообщества в регионе (включая румынские неправящие коалиции, венгерские реструктурирующие сообщества, польских институциональных кочевников, российские кланы и сюзеренитеты, а также казахский жуз) развивались или продолжались развиваться, поскольку монопольный контроль коммунистического государства над ресурсами был разрушен, а возможности для заполнения образовавшегося вакуума имелись в большом количестве. Не смотря на то, что коммунистическая партия перестала монопольно контролировать экономику, доступ к экономическим возможностям зачастую оставался зависимым от политических связей.

Такие термины как «олигархи» и «финансово-промышленные группы (ФПГ)», которые не широко применяются для описания структуры власти и обладателей обширного влияния в России, охватили это качество взаимозависимости сфер. Верджиния Куллуд объясняет:

Недостаток прозрачности – это, возможно, именно то, что отличает большинство российских элитных групп от западных лобби. В современной России, по-прежнему, невозможно делать деньги получая при этом прибыль, без проведения переговоров по некоторым вопросам с государственными органами. Финансисты, промышленные менеджеры, журналисты, ученые соглашаются, что чья-то конкретная карьера зависит от чьей-то конкретной способности плести политические сети. Постоянная борьба межу элитными группами за назначение своих протеже на стратегические позиции не оспаривает легитимность государства. Наоборот, это помогает укрепить его.

В России политико-экономическая структура, которая развивалась при посткоммунизме, отличается от коммунистической в двух основных моментах. Первое, ни одна обособленная группа не распределяет ресурсы, как при коммунизме, хотя эта отдельная группа может монополизировать целый сектор или сектора (например, российский газ или алюминий). Второе, отношение власти к собственности не односторонне. Как выражает это Томас Грэхэм «не только власть можно конвертировать в собственность, но и собственность можно превратить во власть».

Многие экономические возможности остаются зависимыми от политических связей, как при предыдущей экономической системе. При коммунизме бюрократы и партия аппаратчиков имели длительное взаимопонимание друг с другом, в чьих интересах производить обмен. Однако, даже их преимущества редко могли быть объединены. Взаимопонимание должно было быть достигнуто один на один лицом к лицу, без массовой подготовки. Подобным образом остается трудно в посткоммунистической обстановке комбинировать преимущества: Наиболее предприимчивый человек может заключать сделки, однако эти сделки будут однотипными, если он не вступит в дополнительные переговоры.

Применение закона при посткоммунизме, как и при коммунизме остается дискреционным (в той степени, в которой данный случай зависит от конкретной ситуации) и сильно сочетается с политико-экономической структурой, описанной ранее. Официальное право часто применяется ситуционально. Если взывать к закону оказывается не практично или  не выгодно, люди могут прибегнуть к неофициальной практике. Обратное также вполне допустимо. Закон можно также использовать для извлечения преимуществ, сделок и разовых целей. (Мафиозные группы известны тем, что передают полиции дела конкурирующих с ними групп). Нарушение закона необязательно означает преступность, поскольку многие люди в различных жизненных ситуациях обычно преступают закон. Как пишет Алена Леднева:

Любого можно ложно обвинить и признать виновным в нарушении официальных правил, поскольку экономика работает таким образом, что каждый вынужден совершать преступления. Например, каждый вынужден зарабатывать деньги в сфере теневой экономики для того, что бы выжить – на практике это наказуемо или могло бы быть так. Бизнес облагается налогами в таком размере, что вынуждает бизнесменов уклоняться от их уплаты для успешного ведения дел. Такая практика как присвоение государственного имущества или налоговые уклонения становится глубоко укорененной. Внутри государственных институтов превалирует целая система коррупционной практики, включающая взяточничество и вымогательство в обеспечении лицензий. Фактически вездесущий характер такой практики делает не возможным наказание каждого.

Из–за укорененности преступления, наказание вынужденно применяться селективно, на основе критерия, разработанного вне легальной сферы.

Как при коммунизме закон в России иногда используется, что бы дискредитировать или поставить в невыгодное положение политических или экономических оппонентов. Как сообщал журналист из Москвы и Санкт-Петербурга в конце 1990-х годов:

Сегодня коррупционные заявления делаются по нескольким причинам, но не одна из них не имеет ничего общего с борьбой против коррупции. В некоторых случаях они являются лишь средствами для сдерживания или запугивания оппонентов государства. Арест этим летом медиомагната Владимира Гусинского, чья телевизионная станция НТВ неотступно осуществляла нападки на российского президента В.В. Путина, представляет собой именно тот случай. В других случаях коррупционные скандалы инициируются финансовыми кланами, при использовании дружески расположенной (приватизированной) полиции и прокуратуры против своих противников. Суть проста: Если ты лоялен и предан, воруй столько, сколько тебе надо. Если нет – будь осторожен!

Продолжающаяся взаимосвязь политической, экономической, правовой сфер и использование одной сферы для извлечения выгод или средств достижения цели в другой является неотъемлемой частью произвольного применения категории виновности. Дефицит независимости правовой экономической, политической сфер помогает объяснить, почему потенциальное влияние российских кланов и других неформальных групп может быть гораздо более распространенным и монополистичным, чем влияние заинтересованных групп и коалиций.  Количество кланов, которые имеют множество целей и могут работать с малыми правовыми ограничениями для их достижения, нельзя сократить.