А. Участники   общественного   отношения

3. Попытаемся далее выяснить содержание понятия общественных отношений, охраняемых советским уголовным правом2, и на этой основе исследовать «механизм» нарушения общественного отношения преступлением.

Необходимо иметь в виду, что^бщественное отношение — это сложное явление, представляющее собой единство различных элементо^или сторон, которые можно отделить друг от друга только при теоретическом анализе.

1  См.  К. Маркс и Ф. Энгельс, Избранные произведения, т. II. 1955, стр. 484—485.

2  На необходимость решения этого вопроса обращает внимание V. Solnar, Dr. Boris  Vybiral, Pojem a viznam objektu tresneho cinu.,

«Pravnik, 1956, № 4, str, 368.

>>>30>>>

Как покажет дальнейшее изложение, Чфеди указанных элементов необходимо прежде всего отметить участников общественных отношений, их носителей, или субъектов. Общественное отношение — это всегда отношение между людьми в процессе их общественного существования, выступающими либо в виде коллективов, в виде таких классовых установлений, как государство, государственный аппарат, вооруженные силы, либо в виде отдельных личностей, в своей деятельности и идеологии выражающих интересы определенных классов и в этом смысле также представляющих собой социальное явление особого родаЛ^

Среди этих элементов необходимо, далее, обратить внимание на «сами по себе»^"отн ош ен и я коллективов или отдельных личностей между собой и друг с другом.^ Эти отношения представляют собой единственно возможную форму их существования в обществе. ^Создавая социальные установления или направляя их развитие в определенную сторону, господствующий в обществе класс стремится обеспечить им возможность нормального общественного существования и соответствующего интересам господствующего класса функционирования^

Нельзя, наконец, не заметить и того.учто реализация указанной возможности, ее практическое осуществление мыслимы только в том случае, если будут надлежащим образом обеспечены условия этой реализации — условия нормального существования и функционирования каждого такого установления: подобно самим указанным возможностям условия их реализации составляют часть соответствующего общественного отношения. Создавая государственный аппарат, господствующий класс общества стремится обеспечить ему возможность нормального функционирования. Поэтому он берет под охрану и важнейшие условия реализации этой возможностиу такие, например, как использование должностными лицами предоставленных им прав исключительно для выполнения возложенных на них обязанностей, соблюдение ими установленного законом разграничения должностной компетенции и т. п. Рассмотрение в указанной последовательности всей совокупности поставленных вопросов составляет основное содержание настоящей работы.

Что бы мы ни понимали под объектом преступления, какое бы содержание ни вкладывали в это понятие,

>>>31>>>

как бы мы ни именовали охраняемые уголовным законом общественные ценности (благами, интересами, правами или возможностями), совершенно очевидно, что указанные блага (интересы, права или возможности) обеспечиваются законом не вообще, а кому-то или чему-то. Есл1И основным политическим вопросом любой системы уголовного права является вопрос о том, какие интересы оно охраняет, то с названным вопросом органически связан и вопрос о том, чьи интересы охраняются этим правом, кого (какой класс, какие социальные установления соответствующего класса) оно обслуживает.

Конечно, господствующий класс, его учреждения и представители не есть то же самое, что интересы господствующего класса, его учреждений и представителей. Мы признаем это во всех случаях, когда говорим, что уголовное право охраняет интересы не вообще, а господствующего класса общества. Так, советское уголовное право охраняет интересы рабочего класса, совпадающие с интересами всех трудящихся, а также интересы учреждений и установлений пролетарской диктатуры — ее политической и экономической основы, установленного ею порядка управления, личности советских граждан, государственного аппарата, социалистического правосудия и т. д.

В то же время оба указанные момента так тесно переплетены друг с другом, что при рассмотрении вопроса о направленности преступления против определенного объекта было бы в высшей степени искусственно отделять друг от друга интерес и его носителя, общественные отношения и их участников1. Говоря, что буржуазное уголовное право охраняет интересы капиталистов и капиталистического государства, мы тем самым утверждаем, что важнейшие из этих интересов — это эксплуатация человека человеком и ее экономическая основа — капиталистическая   частная   собственность2. Подчеркивая, что

1  См. М. П. Михайлов, Уголовная ответственность за кражу личного имущества и разбой, М., 1958, сгр. 43.

2  В.  Vybiral   (см.  отчет о защите им диссертации  об объекте преступления в «Pravnik»  1956 г. № 3, стр. 284)  подчеркивает, что буржуазное уголовное право охраняет не все   общественные   отношения буржуазного общества, а только такие, которые выгодны буржуазии.

>>>32>>>

советское уголовное правоохраняет интересы трудящихся и социалистического государства, мы тем самым констатируем, что важнейшими из этих интересов являются общественные отношения товарищеской взаимопомощи свободных от эксплуатации людей и экономическая основа этих отношений—социалистическая собственность на орудия и средства производства. В связи с этим необходимо привести слова В. И. Ленина: «...Социолог-материалист, делающий предметам своего изучения определенные общественные отношения людей, тем самым уже изучает и реальных личностей, из действий которых и слагаются эти отношения»1. И тот, и другой моменты имеют важнейшее и, по сути дела, одинаковое значение для политической характеристики любого уголовного права. Посягая на определенные интересы класса, его установлений, учреждений или представителей, преступник тем самым посягает и на сам этот класс, его учреждения или представителей. И наоборот, посягательства на господствующий класс или на его учреждения совершаются посредством нарушения интересов этого класса, путем нарушения общественных отношений, установленных им в своих интересах. Именно поэтому, когда в какой бы то ни было форме (законодательной, доктринальной, в порядке неофициальной кодификации) предпринимались попытки классифицировать материал Особенной части, подобные попытки основывались, как на fundamentum divisionis, на признаке объекта, в составе которого в этой связи всегда весьма отчетливо видны носители охраняемых уголовным правом интересов в неразрывном единстве с самими этими интересами. Такая классификация материала Особенной части определяется политическим, классовым содержанием уголовного права, призванного охранять интересы господствующего класса и его установлений, и представляет собой одно из практических выражений указанного содержания. С этой точки зрения показательно и другое. Необходимость для буржуазии в период империализма еще тщательнее и тоньше чем раньше маскировать действительное политическое содержание и антинародную направленность своего уголовного права находит, в частности, выражение в попытках буржуазного законодателя и буржуазных кодификаторов

1 В.И.Ленин, Соч., т. 1, стр. 385.

>>>33>>>

уголовного права отказаться от классификации материала Особенной части по признаку объекта, заменив эту систему другой или вовсе отказавшись от какой бы то ни было системы.

Сказанное можно проиллюстрировать рядом примеров.

Как известно, уголовные кодексы эпохи феодализма не разделялись на Общую и Особенную части. Вопросы Общей части решались в них применительно к отдельным преступлениям. Попытки классификации преступлений предпринимались в этот период отдельными криминалистами. Политическая направленность феодально-абсолютистского уголовного права получала в таких попытках чрезвычайно отчетливое выражение. Так, французский юрист XVIII века Жусс (Jousse) в изданной в 1771 году работе «Traite de la justice criminelle de France» делил преступления на следующие три группы: 1) направленные против бога, 2) направленные против государя, 3) направленные против частных лиц1. Что касается классификации преступлений в законодательстве, то она в указанный период имела чрезвычайно неопределенный характер. Однако и здесь неизменно выделялись в особую группу и ставились на первое место преступления против церкви, за которыми в определенном и характерном для рассматриваемой эпохи порядке шли остальные. Так, в Соборном уложении царя Алексея Михайловича 1649 года в первой главе речь идет «О богохульниках и церковных мятежниках», во второй — «О государьской чести, и как его государьское здоровье сберегать» и только в двадцать первой — «О разбойных и татиных делах». В Своде законов (1 часть XV тома) издания 1832 и 1842 годов материал был расположен аналогичным образом: первый раздел того, что можно считать в Своде Особенной частью, был посвящен преступлениям против веры, следующие три — государственным преступлениям и преступлениям против порядка управления, и только затем шли различные преступления против личности.

Нетрудно видеть, что подобные системы классификации как нельзя лучше отражали специфические черты

1 См. А. А. Пионтковский, В. Д. Меньшагин, Курс советского уголовного права, Особенная часть, т. 1, М., 1955, стр. 79.

>>>34>>>

феодально-абсолютистского строя: огромное значение религии и религиозных учреждений всякого рода, главным образом церкви — политического и идеологического оплота режима, всестороннее господство полицейского государства и третьестепенную роль личности, ее роль подданного и не больше.

Иную классификацию преступлений в точном соответствии с политическими и экономическими интересами нового господствующего класса и его социальных учрежг дений выработало буржуазное правосознание.

Уже у первых идеологов буржуазии в области права— у представителей теории естественного права можно заметить зачатки деления уголовных правонарушений на преступления, направленные против общества, и преступления, направленные против отдельных лиц. При этом к последней группе сторонники естественно-правовой теории обычно относили как преступления против личности, так и преступления, направленные против собственности. Эта классификация нашла выражение в произведениях Монтескье1, в более отчетливом виде ее изложил Беккариа2.

В дальнейшем деление преступлений на такие, которые направлены против частных интересов и которые посягают на интересы общества или государства, нашли отчетливое выражение в первом уголовном кодексе победившей буржуазии — во французском уголовном кодексе 1791 года. Отсюда оно перешло в уголовный кодекс 1810 года, действующий во Франции по сей день. В этом старейшем из всех действующих буржуазных уголовных кодексов Особенная часть делится, как известно, на два больших раздела: преступления и проступки против публичных интересов (против безопасности государства, против конституционной хартии, против общественного спокойствия) и преступления и проступки против частных лиц. Последний раздел делится в свою очередь на две главы: о преступлениях и проступках против личности и о преступлениях и проступках против собственности3. Остальные   буржуазные   кодексы,   действующие в

1   См. Монтескье   Шарль Луи, О духе законов,   СПб.,  1900, стр. 189—190.

2  См   Чезаре Беккария, О преступлениях и наказаниях, М., 1939, стр. 228.

3  См. Французский уголовный кодекс 1810 года, М., 1947.

>>>35>>>

настоящее время, не содержат непосредственного деления преступлений на посягательства против публичных и частных интересов, но дают более дробную классификацию, разделив весь материал Особенной части на ряд глав. Однако, как отмечает А. А. Пионтковский, «несмотря на эти дробные классификации в них нетрудно открыть противопоставление преступлений против благ отдельного лица преступлениям против общества (или государства). Везде преступления против личности и имущества поставлены рядом. Имущественные преступления непосредственно следуют за преступлениями против личности. Поэтому буржуазные криминалисты при догматическом изучении Особенной части уголовных кодексов, следуя общим идеям своего уголовного законодательства, без труда располагают весь материал в более широкие рубрики двухчленной или трехчленной классификации»1.

Классово-политическое обоснование классификации материала Особенной части в буржуазном уголовном праве находит отчетливое выражение в том, что, как указывает А. А. Пионтковский, в тот или иной период развития буржуазной идеологии и истории буржуазного государства в зависимости от расстановки классовых сил, на основе противопоставления публичных и частных интересов строилось либо двухчленное деление преступлений (личность — общество), либо трехчленное деление (личность — общество — государство). «Трехчленное деление преступлений,— пишет А. А. Пионтковский,— проводится буржуазными криминалистами обычно в те периоды, когда буржуазия как класс противопоставляет себя (т. е. «общество») государству. Такое противопоставление имеет место в период   до перехода   власти к

1 А. А. Пионтковский, Советское уголовное право, т. 2, Особенная часть, М.—Л., 1928, стр. 12—13; См. также М. Д. Ш а р-городский, Уголовный закон, М., 1948, стр. 62; «Уголовное право. Особенная часть», М., 1943, стр. 20. С этой точки зрения представляет интерес классификация, предлагаемая в изданной в 1949 году книге английских криминалистов Кросса (Cross) и Джоунза (Jones) «An Introduction to Criminal Law». Эти авторы делят весь материал Особенной части на четыре раздела, располагая их в следующем порядке: 1) преступления против собственности и владения, 2) преступления против личности, 3) преступления против общественного порядка и безопасности государства, 4)   прочие преступления.

>>>36>>>

буржуазии»1. «Идеологи же буржуазии, стоящей у власти, не склонны делать таких противопоставлений. Здесь государство для буржуазии не является чем-то чуждым. Это находит свое отражение и в систематике уголовного права — расположении преступлений по двухчленной схеме: личность и общество (оно же государство) »2. Примером такой классификации является, как мы видели, Французский уголовный кодекс 1810 года.

Построение классификации преступлений в буржуазном уголовном праве на основе противопоставления посягательств -на частные интересы посягательствам, направленным против интересов общества или государства, представляет собой выражение в области уголовного права одного из принципов общей теории буржуазного права периода промышленного капитализма. Это — принцип деления всей правовой сферы на области частного и публичного права. Само же деление имеет своим источником характерное для рассматриваемого периода противопоставление гражданина буржуазного общества самому этому обществу и буржуазному государству. «Государство,— пишет К. Маркс о буржуазном государстве,— зиждется на противоречии между общественной и частной жизнью, на противоречии между общими интересами ц интересами частными»3. «Там, где политическое государство достигло своей действительно развитой формы,— указывает он в другом месте,— человек не только в мыслях, в сознании, но и в действительности, в жизни, ведет двойную жизнь, небесную и земную, жизнь в политической общности, в которой он признает себя общественным существом, и жизнь в гражданском обществе, в котором он действует как частное лицо...»4. Противоречие между двумя воплощениями человека буржуазного общества признают и буржуазные исследователи, в частности юристы. Так, буржуазный государствовед Еллинек, говоря о Декларации прав человека и гражданина 1789 года, подчеркивает, что она хочет провести вечную грань между государством и индивидом, которую законодатель постоянно должен иметь в виду как предел, раз навсегда

1  А. А. Пионтковский, Советское уголовное право, Особенная часть, т. 2, М.—Л., 1928, стр. 17.

2 Т а м же.

3  К- Маркс    и    Ф. Энгельс, Соч., т.  1, стр. 440.

4  Та м  же, стр. 390—391.

>>>37>>>

положенный ему «естественными, неотчуждаемыми, священными правами человека»1.

Противопоставление гражданина государству, частного права — публичному и частных интересов — общим имеет своим источником господство капиталистической частной собственности и своим призванием — маскировку этого господства. «Частное право,-—указывают К. Маркс и Ф. Энгельс,— развивается параллельно с частной собственностью из процесса разложения естественно развившейся коллективности»2. «Благодаря освобождению частной собственности от коллективности,— пишут основоположники научного коммунизма,— государство приобрело самостоятельное существование наряду с гражданским обществом и вне его; но на деле оно есть не что иное, как организационная форма, которую необходимо должны принять буржуа, чтобы как во-вне, так и внутри взаимно гарантировать свою собственность и свои интересы»3.

Внутри —это частные интересы буржуа, его интересы обособившегося собственника, противостоящего другим обособившимся собственникам как своим конкурентам. Во вне — это общие, «публичные» интересы буржуа, их интересы класса собственников, интересы частной собственности, враждебно противостоящей эксплуатируемому пролетариату. Буржуа, пишет К. Маркс, не позволяют государству вмешиваться в их частные интересы и дают ему лишь столько силы, сколько необходимо для их собственной безопасности и для сохранения конкуренции4.

Очевидно, таким образом, что разделение в буржуазных кодексах преступлений на группы в зависимости от того, направлены ли они против интересов государства или против интересов отдельной личности, покоится, как мы уже указывали, на политическом фундаменте и преследует тщательно скрытую политическую цель. С одной стороны, оно, как и само деление права на публичное и частное, в конечном счете имеет своей основой и своим

1 И. Е л л и н е к, Декларация прав человека и гражданина, М., 1906, стр. 8—9.

1 К. Маркс  и  Ф.Энгельс, Соч., т. IV, стр. 53.

3  Т а м   же, стр. 52—53.

4   См. Архив К- Маркса   и   Ф. Энгельса, кн. IV,    М.—Л., 1929.  стр.  228.

>>>38>>>

источником господство капиталистической частной собст венности на орудия и средства производства. С другой — выделение в особую группу ряда преступлений, наказуемых якобы ввиду того, что они направлены против общих интересов, призвано замаскировать действительную природу буржуазного уголовного права, которое в целом и во всех своих частях охраняет и защищает интересы буржуазии, т. е. тех же частных собственников, капиталистов1.

По мере обострения основного противоречия капитализма ■— противоречия между общественным характером производства и частным характером присвоения, а также других экономических и политических противоречий для буржуазии возникает настоятельная необходимость в более тщательной, более хитроумной маскировке эксплуататорской сущности буржуазного правопорядка. Наряду с усилением функции внутреннего подавления возникает необходимость в усиленной маскировке антинародной сущности буржуазного права — одного из важнейших средств реализации данной функции.

В соответствии с этим частная собственность, которая в рассматриваемый период выступает уже не столько в виде собственности многочисленных товаровладельцев, сколько в виде собственности небольшого числа крупных капиталистических монополий, демагогически объявляется не правом собственника, а «социальной функцией». «...В наших современных индустриальных государствах,— писал Дюги,—...предприятия приобретают социальный характер. Предприниматель выполняет поистине социальную функцию»2. Буржуазный законодатель и буржуазные теоретики заявляют теперь, что обладание собственностью связано не столько с предоставлением собственнику прав, сколько с возложением на него обязанностей по отношению к обществу.

Социально-демагогические попытки представить империалистическое государство и его правопорядок в качестве регулятора общественных отношений в интересах общества в целом3 получили, естественно, отражение и в

1  См. С. А. Голунский и М. С. Строгович, Теория государства и права, М., 1940, стр. 286—287.

2  Дюги, Общее преобразование гражданского права со времени кодекса Наполеона, М., 1919, стр. 79.

3  См. А. В. Венедиктов, Государственная социалистическая собственность, 1948, стр. 266.

>>>39>>>

классификации материала Особенней части буржуазных уголовных кодексов. В буржуазных уголовных кодексах появились новые разделы, новые составы преступлений, направленных якобы против «общественного хозяйства» или нарушающих «законодательство о труде». При этом действительное политическое назначение нового законодательства (создание условий усиленной охраны тех или иных интересов господствующего класса или же определенных носителей этих интересов) буржуазный законодатель и буржуазная доктрина заботливо прикрывают демагогической фразеологией.

Политическая природа классификации материала Особенной части по признаку объекта в период империализма нашла своеобразное выражение. Усиление и обновление маскировки классовой сущности уголовного права буржуазии сказалось в попытках буржуазных кодификаторов либо отойти от классической схемы французского уголовного кодекса 1810 года, дав вместо нее другую классификацию, построенную, казалось бы, на той же основе, но менее выдержанную в этом смысле, более дробную и, главное, путаную, либо вовсе отказаться от данного принципа классификации норм Особенной части.

Так, Германский уголовный кодекс, утвержденный в 1870 году, измененный и дополненный в 1876 году1, состоял из 29 разделов, причем в особые разделы были выделены составы, имеющие по сути дела один и тот же групповой объект (лжеприсяга, ложный донос, оскорбление, поединок, преступления и проступки против жизни, телесное повреждение и др., кража и утайка, грабеж и вымогательство, мошенничество и некоторые другие). Аналогичным образом была построена Особенная часть китайского уголовного кодекса 1935 года2 и в значительной мере швейцарского уголовного кодекса  1937 года3.

Попытки полного отказа от классификации по признаку объекта возникли в первую очередь в Соединен-

1   См. «Сборник материалов по русскому    дореволюционному и иностранному уголовному законодательству», т. 2, часть Особенная, вып.  1, Система Особенной части уголовных кодексов, М., 1946.

2  См. «Сборник  материалов  по  русскому дореволюционному и иностранному уголовному законодательству», т. 2, часть Особенная, вып.  1, Система Особенной части уголовных кодексов, М.,  1946.

3  См. Швейцарский   уголовный   кодекс    1937   года,   изд.   2-е, М., 1947.

>>>40>>>

ных Штатах Америки, где, как известно, классовые Противоречия давно уже достигли особенной остроты и глубины.

Так, в законодательные органы штата Нью-Йорк в 1865 году был внесен проект уголовного кодекса, пересмотренный в 1879 году специальной комиссией и принятый законодательной властью штата в 1881 году. В официальном издании кодекса, насколько нам известно, классификация материала Особенной части была построена по объекту. Заметим, что этой системы классификации до сих пор придерживаются уголовные кодексы большинства других штатов Северной Америки, в свое время составленные по образцу уголовного кодекса штата Нью-Йорк1. Так, Особенная часть уголовного кодекса штата Калифорния делится на ряд разделов, таких, как преступления «против суверенитета штата», «против избирательной системы», «против исполнительной власти штата», «против личности», «против личности и против общественной благопристойности и добрых нравов», «против общественного здравия и безопасности», «против доходов и собственности штата», «против собственности» и др.2.

Издание 1881 года осталось единственным официальным изданием нью-йоркского уголовного кодекса. Более он не издавался, и до 1918 года всякого рода дополнения и поправки вносились в него путем пополнения его статьями с дополнительной литерной нумерацией. Например, в разделе преступлений против избирательной системы литерные дополнения кет. 41 исчерпали весь английский алфавит и закончились статьей 41 zzz. Наряду с этим в первоначальной нумерации кодекса вследствие отмены некоторых статей и признания неконституционными других образовались пробелы3. Однако новое издание подготовлено не было. В 1918 году в результате «усилий и предприимчивости отдельных лиц»4 вышла в свет частная кодификация уголовного права штата Нью-Йорк, мате-

1  См.  Encyclopedia Americana,   1945 ed.,   Criminal Law (статья написана Pfeil'om).

2  См. Deering's   Penal   Code of the   State   of   California,   San-Francisco, 1941.

3  См. Clevenger—Gilbert,   Criminal Law   and   Practice of New Jork, 1948, Penal Law, p. 208, 209.

4  Там   же,   § 1, Consolidates' Note to Penal Law.

>>>41>>>

риал которой был подвергнут рубрикации... в алфавитном порядке. Любопытно, что вне этой алфавитной классификации остались только некоторые «Общие положения» (о действии закона в пространстве, о соучастии, о необходимой обороне и некоторые другие).

Остальные положения Общей части и материал Особенной части были сгруппированы в строго алфавитном порядке от «а» до «w». В результате разделение соста-, вов преступлений на группы перестало существовать, политический вопрос о системе Особенной части «отпал» и Особенная часть уголовного кодекса превратилась в конгломерат отдельных составов, никак по сути дела не систематизированных. В первом разделе этого «уголовного алфавита» оказалось «оставление беременной жены», затем шло «умыкание», потом «аборт», «прелюбодеяние», «преступления анархистов», «преступления против животных», «поджог» и другие. «Преступления против малолетних» оказались помещенными между «нарушениями правил пользования каналами» и «нарушением гражданских прав». «Нарушение правил о соблюдении субботнего дня» нашло место между «разбоем» и составом «повреждения имущества на соляных разработках в Онондага», а важнейший раздел Общей части «о наказаниях» был помещен между «преступлениями против общественной безопасности» и «преступлениями против карантинных правил». Нет необходимости доказывать, что такая «классификация» не имеет ничего общего с наукой. Однако авторы, ломая традиционную систему группировки составов, достигли в известной мере определенного политического эффекта. В предварительных замечаниях к своему труду авторы указывали, что они не собирались пересматривать положения «старого кодекса» (1881 года) и стремились лишь иначе распределить содержавшийся в нем материал, ничего не меняя по существу1. Между тем независимо от того, сознавали ли они это или нет, предпринятая ими «реформа» имела весьма существенную цель — заменить группировку составов преступлений по объекту какой-нибудь другой «классификацией». Тем самым затемнялась эксплуататорская сущность буржуазного уголовного права, которая в классификации материала Особенной части по

См- Consolidators' Note to Penal Law.

>>>42>>>

этому принципу находит недвусмысленное и поэтому с трудом маскируемое выражение.

4. Советское социалистическое уголовное право охраняет интересы народа. Оно содействует осуществлению социалистических общественных отношений сотрудничества и взаимопомощи между людьми, выгодных и угодных всем трудящимся. В советском праве не только не скрывается, но, напротив, всячески подчеркивается политический, классовый характер социальных интересов, которые оно охраняет; открыто объявляется, чьи это интересы, кому, какому классу они принадлежат, какие общественные установления и учреждения являются их носителями и обладателями. Такая линия проводилась с самого начала существования Советской власти, и это одна из причин того, что в течение определенного периода времени после революции законы, издававшиеся Советской властью, могли служить и служили, как говорил В. И. Ленин, формой пропаганды. «Простому рабочему и крестьянину,— указывал В. И. Ленин,— мы свои представления о политике сразу давали в форме декретов»1.

Уже первые уголовные законы Советской власти свидетельствовали о стремлении законодателя довести до сведения народа, что в области уголовного права представления коммунистов о политике — это прежде всего ясное понимание необходимости использования уголовной репрессии для охраны интересов народа, для защиты народного дела. Понятно, что об этом в той или иной форме говорилось главным образом в тех законодательных актах, которые имели своим предметом наиболее опасные преступления, направленные против основных установлений нового строя, а также в случаях, когда законодатель давал определения таких преступлений. Так, в декрете II Всероссийского съезда Советов от 26 октября 1917 г. «О земле» говорилось: «Какая бы то ни было порча конфискуемого имущества, принадлежащего отныне всему народу, объявляется тяжким преступлением...»2.

В ряде случаев в декретах, изданных в первые годы существования Советской власти, говорилось о защите революции и ее завоеваний. Так, в Положении о револю-

1  В. И. Л е н и н, Соч., .т. 33, стр. 272.

2  СУ РСФСР 1917 г. № 1, ст. 3.

>>>43>>>

ционных трибуналах, объявленном декретом ВЦИКот12 апреля 1919 г., перед трибуналами ставилась задача «...рассмотрения дел о контрреволюционных и всяких иных деяниях, идущих против всех завоеваний Октябрьской революции...»1.

В некоторых уголовных законах, изданных Советской властью, о рабочих и крестьянах говорится как о классах — носителях государственной власти. Этот метод раскрытия политической направленности и политического назначения советского уголовного права неоднократно использовался советским законодателем для характеристики социальной природы нашего государства, Советской власти и Советского правительства. Например, в инструкции НКЮ от 19 декабря 1917 г. «О революционном трибунале» говорилось, что трибуналу подлежат дела о лицах, которые, в частности, организуют восстание против власти рабоче-крестьянского правительства, активно противодействуют последнему или не подчиняются ему2. В ряде случаев в уголовных законах упоминается о деяниях, подрывающих власть трудящихся3.

Наконец, во многих законодательных актах Советской власти в области уголовного права подчеркивалась направленность преступлений или некоторых из них против Советов, советского строя, диктатуры пролетариата. В постановлении ВЦИК от 5 января 1918 г. указывалось, что вся власть в Российской Республике принадлежит Советам и советским учреждениям, ввиду чего всякая попытка присвоить себе функции государственной власти должна рассматриваться как контрреволюционное действие4.

В ст. 2 Основных начал уголовного законодательства СССР и союзных республик 1924 года особо выделялись преступления, направленные против основ советского строя. О преступлениях, направленных против советского строя, упоминалось и в ст. 6 УК РСФСР 1926 года.

Таким образом, как в общем определении преступного, так и в определениях отдельных наиболее опасных преступлений советский законодатель всегда подчеркивал и в настоящее время настойчиво подчеркивает на-

1  СУ РСФСР 1919 г. № 13, ст. 132.

2  СУ РСФСР 1917 г. № 12, ст. 170.

3  СУ РСФСР 1929 г. № 52, ст. 505.

4  СУ РСФСР 1919 г. № 14, ст. 202.

>>>44>>>

правленность преступления против интересов определенного класса, против созданного им государственного и общественного строя, его установлений и учреждений. Законодатель как бы стремится ответить не только на вопрос, какие интересы призваны охранять издаваемые им законы, но и на другой вопрос, чьи это интересы, кому они принадлежат. Советский законодатель отвечает и на этот вопрос политически, говоря не просто о государстве, республике, населении, а неизменно подчеркивая, что речь идет о советском социалистическом государстве, о рабоче-крестьянской республике, о трудящихся. Такое подчеркивание политической стороны дела во много раз усиливает мобилизующее и воспитательное значение советского уголовного закона, и именно потому, что он охраняет интересы подавляющего большинства населения, трудящихся. Весьма поучительно противопоставить позицию советского законодателя в этом вопросе тому, что мы наблюдаем в законодательстве буржуазных государств и в его доктринальной систематизации: безличные, формальные, маскирующие, рассчитанные на то, чтобы дезориентировать и ни на что по сути дела не отвечающие упоминания о «государстве» вообще, «об обществе» вообще и т. д.1.

Важно, однако, и другое. Включая в общее определение преступления указание на его направленность против интересов господствующего класса, его власти, его государства и т. д., советский законодатель1 продолжает ту же линию и при делении преступлений на отдельные группы, причем он строит это деление в первую очередь на том же признаке только в видовом выражении.

Так, в главе I УК РСФСР 1922 года были выделены «Государственные преступления», к которым относились преступления   контрреволюционные   и против  порядка

1 См. Kenny, Outlines of Criminal Law, 1952, p. 312 (преступления против государства), Russel on Crime, Vol. I, 1950, p. 127 (преступления против безопасности государства), J. Stephen, A. Digest of the Criminal Law, 1950, p. 55 (преступления против публичного порядка — внутреннего и внешнего), р. 161 (преступления, причиняющие вред обществу в целом). В федеральном уголовном кодексе США имеются глава I «Преступления против существования правительства» и глава 4 «Преступления против деятельности правительства». См. также W. Clark and W. Marshall, A. Treatise on the Law of crimes 1952, p. 63 (преступления против правительства как такового), р. 636 (преступления против осуществления правосудия и деятельности правительства).

>>>45>>>

управления. Под первыми понимались действия, направленные на свержение власти рабоче-крестьянских Советов и рабоче-крестьянского правительства (ст. 57), под вторым — деяния, направленные к нарушению правильного функционирования подчиненных органов управления или народного хозяйства (ст. 74). Законодательные определения преступлений двух этих групп дают основания для вывода, который не требует особых доказательств: под государственными преступлениями законодатель понимал деяния, направленные против социалистического государства рабочих и крестьян.

Глава II кодекса была посвящена «Должностным (служебным) преступлениям». Определения важнейших из этих преступлений (злоупотребления властью, превышения и бездействия власти, халатного отношения к службе и др.) свидетельствуют о том, что законодатель, устанавливая уголовную ответственность за указанные деяния, имел в виду поставить под охрану интересы советского государственного аппарата, для которого серьезнейшее значение имеет правильное выполнение должностными лицами своих обязанностей. Все эти соображения с соответствующими изменениями в формулировках применимы и к воинским преступлениям, о которых в ст. 200 УК РСФСР 1922 года (гл. VII) говорилось: «Специально воинскими преступлениями признаются преступные деяния военнослужащих Красной Армии и Красного Флота, направленные против установленного законом порядка несения военной службы и выполнения вооруженными силами республики своего назначения, и притом такие именно, которые по своему характеру и значению не могут быть совершены гражданами, не состоящими на военной или морской службе».

В особую главу в Уголовном кодексе РСФСР 1922 года были выделены «Преступления против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности». Эта глава делилась на разделы, каждый из которых включал в себя определенную группу посягательств на блага личности. Разделы назывались: 1. Убийство. 2. Телесные повреждения и насилие над личностью. 3. Оставление в опасности. 4. Преступления в области половых отношений. 5. Иные посягательства на личность и ее достоинство. В других главах Уголовного кодекса РСФСР 1922 года такого подробного деления на разделы не было.

>>>46>>>

Специального внимания в этом документе заслуживают главы IV — «Преступления хозяйственные» и VI — «Имущественные преступления». Выделение в уголовном кодексе особого раздела, посвященного хозяйственным преступлениям, представляло собой отражение в области уголовного законодательства факта возникновения и укрепления государства нового типа, народного государства, взявшего в свои руки управление народным хозяйством. Поначалу эта глава была невелика. Она насчитывала всего лишь 16 статей (расточение арендатором государственного достояния, неисполнение обязательств по заключенному с государством договору, нарушение положений, регулирующих проведение в жизнь государственных монополий, нарушение нанимателями коллективных договоров с профсоюзами, воспрепятствование законной деятельности профсоюзов, спекуляция, искусственное повышение цен на товары путем сговора или стачки торговцев между собой и т. д.). Эти особенности главы «Хозяйственные преступления» в условиях издания Уголовного кодекса 1922 года были вполне понятны. Речь шла о первом периоде новой экономической политики, когда хозяйственно-организаторская деятельность самого государства не получила еще полного развития, а руководство хозяйством со стороны государства и охрана интересов народного хозяйства заключались в значительной мере в том, чтобы держать в узде капиталистические элементы, не допуская их выхода за установленные для них законами Советской власти пределы. «...Пролагая новые пути в области уголовного законодательства» (так оценил проект Уголовного кодекса РСФСР 1922 года IV Всероссийский съезд деятелей советской юстиции), проект отвечает «...практическим задачам переживаемого периода пролетарской революции...»1. Одной из этих задач было не допускать стеснения деятельности частных торговцев и предпринимателей, если они соблюдают советские законы, и сурово карать их, если они допускают малейшее отступление от них2.

Глава «Имущественные преступления» содержала нормы, предусматривавшие ответственность за посягательства как на социалистическую собственность, так и

1   См. «Уголовное право, Общая часть», М., 1948, стр. 124.

2  См. В. И. Л е н и н, Соч., т. 33, стр. 155.

>>>47>>>

на собственность отдельных лиц. В некоторых случаях, как это имело место в отношении лиц, совершающих кражи, присвоения, мошенничества, ответственность за посягательство на собственность двух этих видов предусматривалась раздельно, в других, например, при грабеже, разбое, вымогательстве, истреблении или повреждении имущества, такого разделения не было. Это объединение посягательств на социалистическую собственность и собственность отдельных лиц в одну главу объяснялось условиями современного Уголовному кодексу 1922 года исторического периода. В этот период социалистическая собственность еще не была безраздельно господствующей формой собственности и в связи с этим у государства не было необходимости рассматривать посягательства на нее как особую группу преступлений, подлежащую выделению в самостоятельный раздел уголовного законодательства. Законодатель исходил из того, что в охране нуждается собственность, и на этом основании выделял в отдельную группу направленные против нее преступления.

Уголовный кодекс РСФСР 1926 года в первоначальной редакции, а также и в последующий период после внесения изменений, связанных с изданием в 1927 году Положений о государственных и воинских преступлениях, содержал и в настоящее время содержит примерно те же главы, что и предшествовавший документ. Однако позднее в связи с дальнейшим развитием социалистического государства в советском уголовном законодательстве произошел ряд изменений, которые потребовали нового подхода к вопросам системы Особенной части. Не подрывая принципа построения этой системы по признаку объекта, напротив, именно на основе этого принципа был существенно изменен состав общесоюзного и республиканского уголовного законодательства. Это, естественно, получило отражение в первую очередь в учебниках Особенной части.

Издание закона от 7 августа 1932 г. положило начало процессу выделения в особую группу норм, предусматривающих ответственность за посягательства на собственность социалистического государства и социалистических общественных организаций. Указанный процесс получил дальнейшее развитие с изданием Президиумом Верховного Совета СССР 4 июня 1947 г. Указа «Об уголовной

>>>48>>>

ответственности за хищение государственного и общественного имущества». Если до этого учебники выделяли 1 в особую группу только те посягательства на социали-,' стическую собственность, которые подпадали под признаки закона от 7 августа 1932 г.1, то после издания Указа от 4 июня 1947 г. в литературе в отдельный раздел были выделены все деяния, имевшие своим объектом социалистическую собственность2.

В то же время следует отметить и весьма показательные отклонения взглядов советских теоретиков на последовательность расположения материала Особенной части от того, что имеет место в уголовных кодексах. Стали различать законодательную и научную систему Особенной части, что само по себе свидетельствует о назревшей необходимости перестройки законодательной системы3.

В учебнике Особенной части, изданном в 1951 году, в соответствии с системой уголовных кодексов на первом месте помещены только государственные преступления — контрреволюционные и особо опасные против порядка управления. Далее идет глава о посягательствах на социалистическую собственность, отсутствующая в уголовных кодексах. Затем — глава, посвященная преступлениям против личности; в Уголовном же кодексе РСФСР эти преступления предусмотрены в главе б4.

Системы Уголовного кодекса и названного учебника не совпадают и далее.

Указанные изменения, естественно, должны будут найти отражение и в законодательстве.

Как видно, предпринятый под интересующим нас углом зрения обзор развития советского законодательства подтверждает правильность сформулированного ранее

1   См. «Уголовное право, Особенная   часть»,   М.,  1939,   стр. 96 и след.

2   См. «Советское уголовное право, часть Особенная», М., 1951, стр. 139 и ел.

3  По  вопросу   о системе  Особенной   части  см. § 3 гл. 2 книги М. Д. Шаргородского «Уголовный закон», М., 1948.

4  Следует отметить, что в литературе встречаются высказывания в пользу помещения главы о преступлениях против   личности   непосредственно    вслед за главой   о   государственных    преступлениях. Предложения такого рода следует признать заслуживающими внимания.   (См.  В.  С.  Тадевосян,   К разработке  проекта   Уголовного кодекса СССР, «Советское государство и право» 1954 г. № 4, стр.77).

>>>49>>>

положения. И в общем определении преступления как посягательства на интересы рабочего класса, на установленные им общественные отношения, и в определениях отдельных групп преступлений, а также при делении преступлений на группы важное, хотя и не исключительное, значение в составе объекта имеет признак носителя охраняемых уголовным правом интересов, конкретный участник социалистических общественных отношений. До того как преступление совершено — это охраняемый угрозой применения наказания «субъект». После совершения преступления — это охраняемый посредством применения наказания потерпевший — не только в конкретном процессуальном облике физического или юридического лица, которое или представителя которого можно вызвать в суд, допросить и т. д., но и в обобщенном смысле — в смысле обладателя соответствующих интересов, обеспеченных запретом или велением уголовного закона.

То обстоятельство, что при совершении каждого преступления потерпевшим в конечном счете является государство, поскольку при этом всегда страдает государственный правопорядок, не только не исключает, а, напротив, предполагает существование в конкретных случаях конкретных потерпевших — учреждений, объединений лиц или отдельных граждан. Не следует, однако, забывать, что процессуальная конкретика «обстоятельств дела» (об оскорблении Иванова, о краже у него часов, о хищении товаров на сумму 8000 руб. в магазине «Электросбыта» в г. Москве и т. д.) представляет собой практическое выражение того, что в обобщенном виде представлено в законодательной формуле оскорбления, кражи личного или хищения государственного имущества — в общем понятии преступлений против личности, ее собственности либо против собственности государства. Нет необходимости доказывать, что подобное положение имеется во всех случаях совершения преступления, в частности, в тех, когда потерпевшего, например государство, при разглашении государственной тайны представляет или может представлять только прокурор. Конкретность охраняемых уголовным правом интересов определяется, в частности, тем, что обладателями этих интересов, носителями соответствующих возможностей всегда являются   определенные    социальные    установления —

>>>50>>>

государство, государственные учреждения, объединения лиц, личность.

Этот момент нашел отчетливое выражение в ст. 2 Закона о судоустройстве 1938 года, которая говорила как о задаче советского правосудия о защите установленного Конституцией общественного и государственного устройства, социалистической системы хозяйства, социалистической собственности, гарантированных Конституцией прав и интересов граждан и, наконец, прав и охраняемых законом интересов государственных и общественных учреждений, предприятий и организаций1.

V Таким образом, участники общественных отношений, носители соответствующих охраняемых правом интересов, те государственные и общественные установления, которым преступление причиняет вред, ущерб, охватываются понятием охраняемого уголовным правом общественного отношения-—понятием объекта преступления; вместе с самими этими интересами они образуют составную часть объекта преступления^

Как видно, мы приходим к выводам, весьма «близким» к тем, к которым пришли авторы четвертого издания учебника Общей части и учебника Общей части, изданного в 1952 году. Как и они, мы считаем, что объектом преступления являются участники общественных отношений, их субъекты. Однако, по нашему мнению, не следует противопоставлять общественные отношения их субъектам. В отличие от авторов учебников, подчеркивающих, что в этих случаях объектом являются не сами общественные отношения, а их субъекты, мы считаем, что субъекты общественных отношений образуют составную часть этих последних и что поэтому в понятие объекта преступления обязательно включаются и те, и другие.

1  Эти формулировки воспроизведены в ст. 2 Положения о прокурорском надзоре 1955 года.

2  См. Н. Загороди и ко в,    Система   составов    преступлений против личности в связи с проектом УК СССР,   «Социалистическая законность»  1954 г. № 7, стр. 23—24. В интересной   статье   «Bemer-kungen zum schuldproblem» в№ 11 журнала «Neue Justiz» за 1952 год, стр. 486, 487, I. Renneberg указывает, что объектом преступления являются    общественные    отношения    (Verhaltnisse)   и    «устройство»

(Einrichtungen), причем это последнее он в другом месте обозначает как «установления» (Institutionen).

>>>51>>>

5. Подчеркивая значение участников общественных отношений для построения системы Особенной части уголовного законодательства, мы не имели в виду присвоить им в этом отношении какую-либо исключительную роль. Как и при решении других вопросов уголовного права, их значение здесь определяется значением объекта, и это лишний раз доказывает, что они являются его неотъемлемой составной частью. Если бы признак охраняемого субъекта представлял собой единственную и исключительную основу для построения системы Особенной части, то в условиях социалистического государства мы могли бы прийти к парадоксальному выводу о невозможности построения какой бы то ни было системы Особенной части. В социалистическом государстве, представляющем собой организованное в государство социалистическое общество, каждое преступление в определенном смысле или в конечном счете направлено против интересов государства. Это относится и к преступлениям против личности, которые в социалистическом государстве ввиду того, что личность занимает в нем исключительное положение, являются и признаются особо общественно опасными.

Если даже отвлечься от этого обстоятельства, то и тогда признание «охраняемого субъекта» исключительным основанием для построения системы Особенной части должно было бы привести, в частности, к тому, что все преступления, направленные, например, против интересов личности (убийство, нарушение избирательного права, кража личного имущества и т. д.), оказались бы в одном разделе Особенной части.

Между тем задача построения системы Особенной части заключается именно в том, чтобы, с одной стороны, разделить охраняемые уголовным законом интересы на группы в зависимости от их специфического значения для государства и общества и, с другой — таким образом построить составы преступлений, относящихся к соответствующей группе, чтобы обеспечить надлежащею охрану интересов, против которых эти преступления направлены.

В свою очередь специфическое значение интересов, охраняемых уголовным законом, для государства и общества и, соответственно, специфическая общественная опасность преступлений, направленных против этих инте-

>>>52>>>

реСов, определяется тем, кому, какому государственному или общественному установлению эти интересы принадлежат и в соответствующих случаях к какой группе интересов того или иного «субъекта» относится данный интерес, поражаемый данным преступным деянием.

Исходя из этого, законодатель, с одной стороны, выделяет из числа государственных интересов такие, которые принадлежат государству непосредственно, и наряду с этим особо берет под охрану ряд социальных установлений, рассматривая их как самостоятельных участников общественных отношений. В результате в уголовных кодексах появляется раздел государственных преступлений и особо — разделы, имеющие своим предметом должностные, хозяйственные, воинские преступления, преступления против личности, против порядка управления и т. д.

С другой стороны, в связи с тем, что участник общественных отношений обладает разнообразными интересами, качественно отличающимися друг от друга и в то же время нуждающимися в уголовноправовой охране, законодатель делит их на однородные группы и выделяет охраняющие их нормы в особые разделы Особенной части. Группировка материала Особенной части предполагает в каждой группе не только определенного носителя обеспеченных законом интересов, но и определенную качественную однородность самих этих интересов. Например, при одном и том же «субъекте» — личности — различные обеспечиваемые ей интересы отличаются друг от друга; ее блага — жизнь, здоровье и т. д. отличаются от ее политических, трудовых, жилищных и других прав, а эти последние отличаются от имущественных прав1.

1 См. Н. Загороди и ко в, Система составов преступлений против личности в связи с проектом УК СССР, «Социалистическая законность» 1954 г. № 7, стр. 24. Уголовный кодекс Чехословацкой республики не без основания делит преступления против личности на две различных главы: преступления против жизни и здоровья « преступления против свободы и человеческого достоинства (гл. 6 и 7). Мы не можем согласиться с М. И. Федоровым, который считает, что человек — личность как таковая — может выступать лишь в качестве предмета, а не объекта преступления (М. И. Федоров, Понятие объекта преступления по советскому уголовному праву, «Ученые записки Пермского государственного университета имени Горького», т. XI, вып. 4, кн. 2, 1957, стр. 190).

>>>53>>>

В соответствии со сказанным появление новых разделов в Особенной части советского уголовного законодательства обычно выражает стремление законодателя либо поставить в условия особой охраны определенные интересы того или иного их носителя, либо усилить охрану интересов определенного «субъекта». Так, весьма желательно включение в будущие уголовные кодексы, как это уже сделано в новых Уголовных кодексах Казахской и Узбекской союзных республик, глав о преступлениях против политических и трудовых прав граждан (об этом объекте особо упоминается в ст. ст. 1 и 7 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 года) и о преступлениях против правосудия. Это означало бы усиление правового обеспечения советским гражданам возможности использования ими своих прав и установление условий особой охраны для осуществления правосудия в социалистическом государстве.

Нет необходимости доказывать, что в единстве — группа однородных интересов и их носитель этот последний играет важную роль. Как правило, установление того, против какого охраняемого субъекта направлено то или иное деяние, объективные признаки которого предусмотрены в различных статьях уголовного кодекса, есть в то же время и решение вопроса о квалификации этого деяния. Именно по этому основанию злоупотребление служебным положением может быть государственным, должностным или воинским преступлением, изъятие чужого имущества — преступлением против социалистической или личной собственности или против порядка управления (самоуправство), изъятие официального документа— шпионажем, преступлением против порядка управления или приготовлением к совершению преступления против социалистической собственности и т. д.

Принцип соответствия характера интересов, охраняемых нормами, включенными в определенный раздел уголовного кодекса, характеру носителя этих интересов имеет весьма большое значение как для установления «объема» отдельных составов, входящих в данный раздел, так и с точки зрения построения определений составов преступлений, относимых к тому или иному разделу Особенной части.

В первом отношении можно сослаться на ст. 95 УК РСФСР, предусматривающую ответственность за лож-

>>>54>>>

ный донос и ложные показания как за преступления против порядка управления, точнее — против правосудия. Поскольку, как будет показано ниже, объектом преступлений против правосудия является обеспеченная законом судебно-следственным органам возможность нормально функционировать, постольку, с точки зрения Уголовного кодекса РСФСР, представляется возможным усматривать состав ложного доноса в действиях лица, не указавшего в доносе имени человека, якобы совершившего преступление1.

Во втором отношении весьма показательным является состав разбоя. Действующее законодательство, определяющее разбой как нападение с целью завладения чужим имуществом, соединенное с насилием или угрозой применения насилия, а также судебная практика относят этот состав к группе преступлений против собственности— социалистической или личной. Законодательное определение и сам характер преступления свидетельствуют о том, что разбой посягает как на собственность, так и на личность и имеет поэтому два объекта или двойной объект. Однако по вопросу о том, какой из этих объектов является главным, решающим ,в смысле определения места такого преступления, как разбой, ib системе Особенной части, мнения теоретиков расходятся. Большинство, как и законодатель, относят разбой к числу преступлений против собственности. Однако против такого решения можно выдвинуть два возражения. С одной стороны, жизнь, здоровье и другие блага личности, страдающие при разбое, имеют большую общественную ценность, чем, окажем, личная собственность. С другой — законодатель, как бы признавая только что указанное обстоятельство, связывает окончание разбоя не с моментом завладения имуществом, а с моментом нападения. Основываясь на этом, некоторые теоретики2 относят разбой к числу преступлений против личности. Но эта позиция противоречит решению 'Вопроса в законода-

1   См. «Советское уголовное право, часть   Особенная»,  М., 1951, стр. 377—378.

2   Например, Б. С. Маньковский  (См. его предисловие к книге «Уголовный и уголовно-процессуальный кодексы Чехословацкой республики», 1951, стр.  15). См. также М. Б. Гугучия, Ответственность за разбой  по советскому уголовному   законодательству,   М., 1958, стр. 20, 21, 25.

>>>55>>>

тельстве. Кроме того, в раде случаев момент посягательства на личность три разбое выражен слабо — несоразмерно с моментом посягательства на собственность, например, в случае, когда преступник, не прибегая к насилию 'или словесным угрозам, а просто пользуясь устрашающей потерпевшего обстановкой, ночью и а безлюдной улице отбирает у последнего крупную сумму денег.

Далее, при трактовке разбоя в качестве преступления против личности в орбиту учения о преступлениях против личности придется иключить ряд чуждых этой области вопросов (о собственности, об имуществе, о владении и завладении им и т. д.).

Было высказано мнение, что эти недоразумения порождаются тем, что объектом разбоя в действительности являются в первую очередь не собственность, не блага личности, а интересы общественного порядка и общественной безопасности. При каких обстоятельствах ни происходило бы разбойное нападение, с какой интенсивностью ни были бы представлены в нем моменты посягательства на собственность и на личность, оно всегда серьезно, нарушает общественный порядок и общественную безопасность. Видоизменяя приведенный пример, мюжяо сказать, что в случае, когда преступник, применив минимальную степень психической угрозы, в результате не смог завладеть каким бы то ни было имуществом ввиду того, что такового при потерпевшем не оказалось, общественная безопасность и общественный порядок нарушены в той же мере, как и при завладении крупной денежной суммой, и почти в той же мере, как и при применении грубого физического насилия. Будучи похожим в этом отношении на бандитизм, с которым у разбоя немало общего, это преступление серьезно дезорганизует жизнь общества, порождает обоснованную тревогу среди граждан, требует проведения охранительных мероприятий, отвлекающих внимание и силы органов, осуществляющих повседневное управление государством, от стоящих перед ними организационно-хозяйственных и культурно-воспитательных задач, является, наконец, той почвой, на 'которой происходит процесс концентрации и дальнейшей деморализации 'антиобщественных элементов. Поэтому, сохраняя определение разбоя «ак соединенного с насилием или с угрозой его

>>>56>>>

применения нападения с целью завладения имуществом, предлагали поместить этот состав на первом месте в главе, посвященной преступлениям против общественной безопасности и общественного порядка. Само собой разумеется, если бы законодатель поступил таким образом, он не мог бы ограничиться простым перемещением определения разбоя из одной главы Особенной части в другую. Такое перемещение вызвало бы необходимость перестроить структуру состава равбоя, несколько отодвинув в глубину моменты, не имеющие первостепенного значения для характеристики разбоя как посягательства на общественную безопасность, и выдвинув на передний план обстоятельства, играющие в этом отношении большую роль. Так, с одной стороны, для квалификации деяния в качестве разбоя было бы несущественно, явилось ли «предметом» преступления государственное, общественное или личное имущество. С другой — квалифицированным должен был бы считаться разбой, совершенный неоднократно или лицом, ранее судившимся за то же преступление. Наконец, особо суровое наказание должно было бы быть предусмотрено за разбой, совершенный вооруженной бандой или соединенный с причинением тяжких телесных повреждений.

Таким образом, на настоящем этапе нашего исследования мы можем констатировать, что в основе построения системы Особенной части уголовного законодательства лежат группы однородных интересов, принадлежащих одному и тому же участнику социалистических общественных отношений и охраняемых нормами одного и того же раздела Особенной части уголовного кодекса. Для того чтобы построить более точное определение этого «основания деления» 'материала Особенной части, нам необходимо подвергнуть анализу само понятие охраняемых уголовным правом интересов и решить вопрос о соотношении этих интересов с общественными отношениями, охраняемыми уголовным правом. Сделать это тем более важно, что, как мы видели, некоторые теоретики противопоставляют эти интересы общественным отношениям.