§ 1. Соучастие в преступлении

Оценка соучастия в преступлении (ст. 17 Основ, ст. 17 УК РСФСР) в качестве одного из видов множественности участников одного преступления представляется перспективной, поскольку подобный подход позволяет предметно разграничить соучастие с иными видами стечения нескольких лиц в одном преступлении, снять многие спорные вопросы в теории, наметить пути совершенствования уголовного законодательства. При этом мы вовсе не пытаемся преуменьшить достижения теории уголовного права в области исследования соучастия. Более того, эта особенно сложная проблема на сегодня изучена весьма тщательно, и многие ее аспекты прочно утвердились в науке и практике как проработанные досконально.

Вместе с тем следует подчеркнуть, что существующие положения закона, регламентирующие соучастие в пре-

ности одновременно. Совокупность преступлений следует отличать от составных (сложных) преступлений, которые представляют собой единое преступление, квалифицируемое в силу прямого указания закона лишь по одной статье Уголовного кодекса. Например, только по ст. 91 УК квалифицируется нападение с целью завладения государственным или общественным имуществом, соединенное с насилием, опасным для жизни и здоровья лица, подвергшегося нападению.

На практике судебно-следственные органы испытывают затруднения при разграничении совокупности и рецидива. Критерием различия этих явлений выступает время вступления приговора в законную силу. Новое преступление, совершенное до момента вступления приговора за первое преступление в законную силу, следует оценивать как совокупность преступлений. В связи с этим мы поддерживаем предложение об уточнении редакции ст. 36 Основ уголовного законодательства указанием на то, что правила данной статьи применяются в случае совершения нового преступления после вступления приговора в законную силу . Здесь .полезно учесть опыт уголовного законодательства НРБ, где соответствующее положение учтено в ст. ст. 23 и 27 УК.

Глава III. МНОЖЕСТВЕННОСТЬ УЧАСТНИКОВ ОДНОГО ПРЕСТУПЛЕНИЯ

§ 1. Соучастие в преступлении

Вместе с тем следует подчеркнуть, что существующие положения закона, регламентирующие соучастие в пре-

ступлении, отражают уровень развития общественных отношений и достижения науки середины 50-х гг. Этот период характеризовался весьма своеобразными особенностями уголовной преступности. Постепенно она, паразитировавшая на послевоенной разрухе, теряла социальную почву. Практически, вследствие серии социальных, экономических, организационных и других мероприятий, были уничтожены преступные группировки. Весьма ослабла общественно опасная активность в сфере экономики и хозяйствования. Все это не могло не отразиться на объективных и субъективных показателях, закрепленных в нормах института соучастия в преступлении.

Изучение двадцатипятилетнего опыта применения статьи уголовного законодательства о соучастии позволяет утверждать, что в целом юридическая конструкция и техника этой нормы оказались жизнеспособными. Норма обеспечивала единообразный учет степени и характера участия субъектов в преступлении, устанавливала основание ответственности нескольких совместно действующих лиц за одно умышленное преступление.

Дальнейшее развитие теории соучастия в преступлении позволило по-новому подойти к решению ряда принципиальных вопросов либо существенно их уточнить. В частности, анализ этого явления с учетом достижений философской науки, обогатившей все области знаний системным подходом, позволил преодолеть господствовавшую в теории соучастия классификацию на формы и виды одновременно по двум направлениям — степени сплоченности соучастников и характеру их поведения1.

Сторонники такой классификации стремились показать с той или другой стороны либо специфику проявления вовне способа взаимодействия соучастников, либо характер их совместной деятельности, либо особенности прочности субъективной связи, либо особенности отражения тех или иных проявлений соучастия в нормах Общей и Особенной частей уголовного законодательства. Действительно, при анализе каждого выделенного аспекта исследователь «оттенял» те особенности соучастия в преступлении, которые ставил своей задачей, и в этом есть несомненное позитивное значение. Необходимо лишь со всей определенностью подчеркнуть, что осуществлялась классификация не явления в целом, каждый компонент которого несет в себе все обязательные объективные и субъективные признаки анализируемого типа преступного поведения, а только тех или иных его сторон, граней,

которые сами по себе могут быть выделены в процессе теоретического анализа.

Дальнейшее развитие теории соучастия в преступлении показало, что такой подход лишен практического смысла. Ныне большинство специалистов (теоретиков и практиков) исходят из того, что соучастие следует классифицировать только на формы, каждая из которых обладает определенным сочетанием — совокупностью объективных и субъективных признаков, с наличием которых закон связывает оценку содеянного как соучастия в преступлении (ст. 17 Основ).

В этом случае классификация зависит от природы и материального содержания явления. Она отражает особенности материального свойства — характер общественной опасности того или иного типа умышленного совместного участия в преступлении нескольких лиц, а при сопоставлении — показывает различия в общественной опасности одних форм в сравнении с другими.

Основным критерием ныне признается характер участия в преступлении, что, помимо познавательного, имеет и прикладное значение. Построенная на его основе классификация позволяет конкретизировать формы соучастия в зависимости от характера общественной опасности, обнаруживать особенности общественной опасности деяний в конкретных случаях, что способствует правильному применению норм о соучастии практическими органами. Кроме того, это позволяет определить точное место тех или иных постановлений закона в системе правил соучастия в преступлении, создает предпосылки для обнаружения и восполнения пробелов уголовного законодательства.

В зависимости от характера участия в преступлении, в соответствии с содержанием действующего уголовного законодательства, соучастие ныне делят на следующие имеющие практическое значение формы: сложное соучастие, соисполнительство, преступная группа и преступная организация (или иначе: необходимое соучастие, предусмотренное нормами Особенной части)0.

Эта классификация соучастия является сквозной, позволяет сгруппировать все его проявления по единому основанию, в одной плоскости. Каждая из форм соучастия, в свою очередь, по другим основаниям может классифицироваться на виды, что носит вспомогательный характер и осуществляется в иных, порой различных для каждой формы, плоскостях. Задача деления на виды — отразить тот факт, что отдельные объективные или субъективные свойства деяния могут обусловить

его более или менее высокую степень опасности в сравнении с другими деяниями, входящими наряду с ним в одну и ту же форму соучастия.

Следовательно, если классификация на формы является единым стержнем, объединяющим все факты совершения преступления несколькими лицами, предусмотренные ст. 17 Основ (ст. 17 УК РСФСР), то классификация на виды отражает различные по степени общественной опасности проявления совместного совершения преступления несколькими лицами в рамках сугубо конкретной формы соучастия.

Решение вопроса о классификации соучастия, построенной в соответствии с действующим уголовным законодательством, позволило выявить его пробельность и известную несбалансированность с нынешней характеристикой преступности.

Так, правила соучастия в преступлении сориентированы главным образом на организацию уголовно-правовой борьбы с проявлениями сложного соучастия (организация преступления, подстрекательство и пособничество ему). Исследования, проведенные с начала 70-х гг., показали, что это не отвечает действительному положению дел. Закон детально регламентирует вопросы сложного соучастия, которое в преступлениях с участием нескольких лиц, по материалам изучения практики, занимает по объему менее одного процента. Остальные 99% — это групповые преступления. Однако организация борьбы с групповыми посягательствами средствами уголовного закона ныне осуществляется явно неудовлетворительно. Уголовный закон не отражает реальности преступности, не учитывает, что групповая форма в рамках соучастия стала преобладающей. Более того, отдельные проявления групповых посягательств все чаще стали характеризоваться элементами профессионализма, организованности, стремлением лиц, совершающих преступления, объединяться в устойчивые группы. Они все значимее проявляют себя в новых сферах, в частности экономической, хозяйственной. В последние годы по ряду регионов наблюдаются факты формирования преступных групп, специализирующихся на хищениях, спекуляции, взяточничестве, квартирных кражах, кражах автомобилей, похищении грузов на транспорте, распространении наркотиков и др. Эти группы нередко становятся на путь совершения многих преступлений, а участие в них нескольких лиц позволяет более тщательно маскировать преступную деятельность, что нередко затрудняет работу право-

охранительных органов по ее своевременному разоблачению и пресечению.

Обращая внимание на необходимость самой решительной борьбы с подобной формой преступности, постановление ЦК КПСС « О дальнейшем укреплении социалистической законности и правопорядка, усилении охраны прав и законных интересов граждан» вместе с тем подчеркнуло, что в ряде республик и областей, министерств и ведомств в течение длительного времени безнаказанно действовали группы расхитителей и взяточников3.

Не случайно именно такие формы опасной активности людей стали особенно нетерпимы в современных условиях. В новой редакции Программы КПСС, принятой на XXVII съезде КПСС, специально подчеркивается, что «партия придает первостепенное значение последовательному и настойчивому искоренению нарушений трудовой дисциплины, хищений и взяточничества, спекуляции и тунеядства, пьянства и хулиганства, частнособственнической психологии и стяжательства, подхалимства и угодничества. Необходимо сполна использовать для борьбы с этими явлениями авторитет общественного мнения и силу закона»4.

Однако сила закона, по нашему мнению, в борьбе с групповыми посягательствами в полной мере не используется, потенциальные его возможности в этой области еще не исчерпаны. Действующее уголовное законодательство не содержит признаков и не регулирует борьбу с основной, наиболее распространенной формой соучастия — групповым преступлением. В результате при практическом разрешении уголовных дел судебно-следствен-ные органы испытывают серьезные затруднения в оценке и квалификации этого опасного деяния, поскольку его обязательные признаки как форма соучастия в законе не определены и четко не зафиксированы.

По своей природе групповое преступление — это самостоятельная форма соучастия. Признаки, характерные для соучастия в целом, лишь дополняются некоторыми особенностями, которые придают групповому преступлению качественное своеобразие. Групповое преступление характеризуется таким сочетанием показателей, при котором, наряду с общими объективными и субъективными моментами, присущими любому проявлению соучастия, налицо, во-первых, факт участия всех субъектов в совершении преступления, когда само посягательство осуществляется их объединенными, сов-

местными усилиями, причем действия, охватываемые признаками объективной стороны любого состава преступления, могут выполняться каждым участником в полном объеме либо частично. Во-вторых, каждый участник группового деяния должен сознавать, что наряду с ним в преступлении участвуют другие исполнители (соисполнители), сознавать связь их действий с собственными, что само преступление совершается совместными усилиями всех участников.

Преступление, совершенное группой лиц, обладает обязательными признаками, знание которых особенно важно для правоприменительной практики. Среди них необходимо выделить: участие в совершении преступления двух или более лиц; выполнение каждым из них деяний (в полном объеме или частично), охватываемых признаками объективной стороны состава преступления; осуществление преступления объединенными усилиями — совместно; умысел каждого из соучастников на совместное совершение действий; согласованность деяний участников группы, отражающая их взаимную осведомленность о совместном совершении преступления; наличие сговора, а по ряду составов — предварительного сговора на совершение преступления группой.

Эффективность действующих постановлений закона о соучастии, по нашему мнению, могла бы возрасти за счет включения понятия группового преступления, фиксирующего обязательные признаки этого типа опасных для общества деяний. Рабочим вариантом такого определения может быть следующее: «Групповым признается преступление, каждый участник которого умышленно, согласованно с другими, совместно, в полном объеме или частично выполняет единое для участников преступление».

Предлагаемое понятие фиксирует обязательные признаки группового посягательства. Оно позволяет провести четкий водораздел между сложным соучастием и любым конкретным проявлением группового посягательства. Это особенно важно для квалификации посягательств на социалистическую и личную собственность, ряда хозяйственных и других преступлений.

На проявление повышенной опасности групповых посягательств законодательные органы в ряде случаев реагируют включением в отдельные статьи, предусмотренные Особенной частью Уголовного кодекса, квалифицированных составов по признаку выполнения посягательства группой лиц. С момента принятия Уголовного

кодекса РСФСР количество таких составов удвоилось. Но постепенное пополнение отдельных составов путем выделения их квалифицированных видов проблему решает лишь частично, увеличивая размер санкции по ряду групповых посягательств (но не по всем).

В действующем уголовном законодательстве союзных республик, даже с учетом его реформы, факт совершения преступления группой учтен всего в двадцати составах. При устойчивой тенденции совершения многих умышленных посягательств группами такая частичная регламентация организации уголовно-правовой борьбы с групповой преступностью вряд ли правильна. Вызывает сомнение обоснованность сложившейся практики конструирования норм уголовного законодательства и по другой причине. Все групповые посягательства, в какой бы сфере опасной активности они не проявлялись, обладают, при прочих равных условиях, более высоким зарядом общественной опасности, нежели такое же преступление, выполненное одним лицом, что не может оставаться без внимания законодательных органов. Ныне сложилась такая практика, что по подавляющему большинству видов преступных посягательств групповая форма их совершения законом никак не учитывается. Это особенно отчетливо проявляется тогда," когда факт группового преступления не учтен в конкретных (основных либо квалифицированных) составах, предусмотренных Особенной частью Уголовного кодекса, а сама группа не носит организованного характера, поэтому даже в процессе индивидуализации наказания ее конкретным участникам это обстоятельство не может быть принято в качестве отягчающего (п. 2 ст. 39 УК РСФСР). Практически мы сталкиваемся с тем, что потенциальные возможности организации борьбы с групповыми посягательствами средствами уголовного закона в значительной мере не учитываются. А они могли бы быть весьма уместны против взяточничества, спекуляции, ряда хозяйственных преступлений и др.

Встречающиеся в практике групповые посягательства мало зависят от усмотрения законодательных органов. Если бы они даже отказались от учета групповых посягательств в самом законе, то в реальной действительности подобные посягательства все равно бы совершались. Настоятельные потребности борьбы с групповой преступностью ставят задачу выявления ее наиболее типичных сфер и разработки эффективных уголовно-правовых средств

Объективные показатели общественной опасности преступлений, учиняемых группой лиц, проявляются в любых случаях выполнения их несколькими лицами, независимо от того, учтены они специально или нет в конкретном постановлении уголовного закона. Действительно, если мера общественной опасности групповых посягательств, например на собственность, серьезно повышается в основном за счет специфики самого механизма причинения вреда охраняемым отношениям, то такого же рода особенности его характеризуют возрастание общественной опасности и любых иных преступлений, выполненных несколькими лицами. И в них усилиями нескольких лиц ощутимее, серьезнее затрагиваются охраняемые интересы, а следовательно, глубже ущемляются объекты охраны. Участие группы лиц во всех умышленных преступлениях при прочих равных условиях вызывает возрастание общественной опасности содеянного по сравнению с аналогичными посягательствами, выполненными одним субъектом.

Сопоставление отражения повышенной общественной опасности групповых преступлений в действующем уголовном законодательстве с фактической структурой групповой преступности позволяет утверждать, что эффективность борьбы с групповыми посягательствами уголовно-правовыми средствами в значительной мере снижается за счет того, что повышение общественной опасности групповых эксцессов, проявляющихся практически в большинстве умышленных преступлений, ныне учитывается лишь в отдельных видах преступности. Здесь несомненный пробел в уголовном законодательстве.

Отсутствие единых средств борьбы с групповой преступностью не соответствует социальным потребностям. Можно также предположить, что именно это, в ряду других причин, вызвало некоторое оживление данной формы преступности, особенно в сфере «теневой» экономики, в последние годы.

Групповые посягательства создают угрозу или связаны с фактическим причинением более серьезного вреда охраняемым интересам. Данная форма преступности достаточно широко распространена. Она составляет более пятой части всех преступлений. Поэтому логично предположить, что если в соответствующих экономических и политических условиях абсолютно нетерпимы и поставлены под уголовно-правовой запрет общественно опасные посягательства одного субъекта, то, при прочих равных условиях, посягательства, осуществляемые совместно, объединенными усилиями нескольких

лиц, несравненно более опасны и требуют законодательной реакции в форме установления единых более жестких методов борьбы с ними. Групповая форма совершения преступления — это наиболее опасная форма преступности в целом. Эффективность борьбы с ней во многом зависит от качества самого уголовного закона и отсут-' ствия пробелов в нем, оставляющих лазейки для активизации данной разновидности преступности.

Представляется, что в рамках существующих реалий необходимо установить единый масштаб в борьбе с групповыми посягательствами. В этих целях в закон должно быть включено понятие группового преступления. Вариант для обсуждения предложен нами выше. Одновременно, в целях отражения повышенной опасности любых групповых преступлений, уголовное законодательство целесообразно дополнить указанием на то, что наказание за умышленные преступления, совершенные лицом в группе, назначается в размерах не менее половины максимальной санкции, предусмотренной уголовным законом.

Параллельно с этим для организации эффективной борьбы с наиболее распространенными групповыми посягательствами необходимо и в новых уголовных кодексах союзных республик выделять квалифицированные составы по признаку их совершения группой лиц с более жесткими персонифицированными санкциями.

Для борьбы с устойчивыми формированиями, зачатками и проявлениями организованной преступности целесообразно включить в уголовные кодексы специальный состав, учитывающий повышенную опасность организации преступной деятельности и активного в ней участия для любых видов умышленных посягательств, предусмотренных уголовным законом. Такой путь избран, например, в уголовном законодательстве ПНР и НРБ. Так, ст. 267 УК ПНР и ст. 326 УК НРБ формируют составы с самостоятельной санкцией, которые предусматривают ответственность за совершение любого преступления группой.

В целях индивидуализации ответственности отдельных участников группового фактически совершенного преступления, перечень отягчающих ответственность обстоятельств должен включать положение, предусматривающее «совершение преступления группой лиц». Решение данного вопроса зависит от позиции законодателя. Его задача заключается в том, чтобы сформулированные правила учитывали повышенную общественную опасность групповых посягательств всеобъемлюще, во всех

аспектах. Такого рода «формализация» вытекает из природы права, которая требует равных правовых масштабов, состоит в применении равной меры, гарантирующей от всяких случайностей5. Специального внимания в этом контексте заслуживает проблема организации уголовно-правовой борьбы с устойчивыми, или организованными группами преступников. Многочисленные публикации центральной печати по событиям в Узбекистане и ряде других областей страны показывают, что возможности уголовного закона в борьбе с этой разновидностью преступности в полной мере не использовались. Более того, на сам факт существования подобных преступлений не обращалось должного внимания. Потребность же в непримиримой борьбе с наиболее опасными и тяжкими преступлениями вызывает необходимость сосредоточения на организованных формах совершения ряда преступлений, на преступных посягательствах, сопровождающихся элементами профессионализма.

Нелишне заметить, что возрастание опасности групповых посягательств и их проникновение во многие сферы преступности вызвало весьма показательную реакцию руководящих судебных органов. Например, в последние годы наметилась отчетливая тенденция формирования руководящих указаний судам по толкованию и применению групповых признаков, предусмотренных законом, а также указаний, требующих активизации борьбы с групповой преступностью по разным ее проявлениям. Так, постановление Пленума Верховного Суда РСФСР от 16 декабря 1986 г. «О некоторых вопросах применения судами РСФСР законодательства, направленного на борьбу с хищениями государственного и общественного имущества, иными преступлениями и правонарушениями в системе агропромышленного комплекса» в пункте 3 специально потребовало от судов «... не допускать послаблений при назначении наказаний организаторам и другим активным участникам корыстных преступлений, злостным расхитителям государственного и общественного имущества, взяточникам, спекулянтам, а также лицам, злоупотребившим в преступных целях своим служебным положением и причинившим крупный ущерб колхозам, совхозам и другим предприятиям, учреждениям и организациям агропромышленного комплекса»6.

Сходные указания по другой категории дел дал Верховный Суд Латвийской ССР. В постановлении от 29 сентября 1980 г. «О практике судов Латвийской ССР

по делам о посягательствах на личную собственность граждан, совершенных путем кражи, грабежа, разбоя и мошенничества» в пункте 13 он подчеркнул: «Суды должны выяснять состав, характер и степень сплоченности преступных групп при совершении посягательств на личную собственность граждан, особенно если в состав группы вовлечены несовершеннолетние: организована ли группа для длительных преступных действий, связывает ли участников группы предварительная договоренность, состоявшаяся непосредственно перед совершением конкретного преступления, или группа сложилась внезапно в силу случайного стечения обстоятельств. При этом необходимо учесть, что участниками организованной группы при насильственных корыстных преступлениях, посягающих на личную собственность граждан, признаются не только участники группы, непосредственно участвующие в осуществлении насилия или в высказывании угроз применения насилия, но и другие участники, которые в силу предварительной договоренности выполняли иную роль: стояли на страже около места совершения преступления, в целях угрожающе воздействовать на потерпевшего на виду у него принимали соответствующую позу, участвовали в завладении имуществом потерпевшего ...»7

Мы полагаем, что для борьбы с организованной преступностью необходимо включить в главу «Преступления против общественного порядка» специальную статью: «Организационная деятельность, направленная на совершение преступлений, или активное в ней участие». Вариант ее текста мог бы быть таким: -ч «Организационная деятельность, направленная на создание устойчивой группы, имеющей целью совершение тяжких преступлений, а равно руководство такой группой либо совершение ею преступлений —

наказывается лишением свободы на срок от восьми до пятнадцати лет с конфискацией имущества и со ссылкой на срок от двух до пяти лет или без ссылки или смертной казнью.

Те же действия, имеющие целью совершение преступлений, не относящихся к категории тяжких —

наказываются лишением свободы на срок от трех до восьми лет с конфискацией имущества.

Активное участие в организационной деятельности, предусмотренной частью первой или второй настоящей статьи, —

наказывается лишением свободы на срок от двух до семи лет с конфискацией имущества или без таковой

Освобождаются от уголовной ответственности лица, добровольно заявившие о своей принадлежности к устойчивой группе, имеющей целью совершение преступлений, либо активно способствовавшие раскрытию ее деятельности или пресечению совершаемых ею преступлений, если фактически совершенные ими деяния не содержат признаков иного преступления».

Оценивая последнюю часть предлагаемой статьи, мы обращаем внимание на то, что в нашем законодательстве необоснованно отсутствует подобное правило, дающее возможность рядовым участникам устойчивых групп выйти из преступных формирований путем активного содействия правоохранительным органам в разоблачении и пресечении преступной деятельности8. Жесткость санкции данной новеллы преследует единственную цель — сделать такое участие невыгодным. В существующих постановлениях уголовного законодательства факт совершения преступления организованной или устойчивой группой учтен лишь в нескольких конкретных статьях при формулировании признаков основного либо квалифицированного состава. При постоянной тенденции совершения многих видов преступлений такими группами, особенно в сфере посягательств на экономическую систему, это обстоятельство никак не регламентируется уголовным законом. В общих постановлениях соучастия в преступлении признаки данной группы не выделены, не установлены и пределы ответственности за совершение преступления ее участниками, не предусмотрены варианты их позитивного поведения, освобождающие от уголовной ответственности или существенно снижающие меру ответственности в случае, если лицо добровольно заявило о совершенных группой преступлениях или о своей связи с нею. Этот вопрос остается актуальным для практики борьбы с организованными посягательствами на собственность, рядом хозяйственных преступлений, взяточничеством и др.

Практические органы постоянно испытывают потребность в разрешении таких вопросов. Не находя достаточной базы в самом уголовном законе, следственные органы и суды используют понятие организованной группы в процессе квалификации хищений. При этом наблюдаются колебания при оценке пособнических действий отдельных участников посягательства. Принимая во внимание заранее состоявшееся распределение ролей между

соучастниками хищения, суды с учетом показателя организованности соучастников квалифицируют пособнические действия как более опасные групповые деяния по ч. 2 ст. ст. 89—93 УК РСФСР.

В целом практика квалификации хищений как совершенных «организованной группой» отражает тип опасного поведения соучастников. Она учитывает, что заранее обусловленное распределение ролей между ними подчеркивает их сплоченность, направленную на совершение одного или нескольких преступлений. Сплоченность в рамках «организованной группы» характеризуется наличием отработанных плана и способов совершения посягательства, подготовкой орудий и средств, фактическим заранее обусловленным выполнением действий, облегчающих совершение деяния, намеренным созданием соучастниками благоприятных условий для последующего совершения преступлений и т.п.

Нетрудно заметить, что все эти показатели охватываются одним, более емким — заранее обусловленным распределением ролей. Именно этот критерий используют следственные органы и суды при квалификации посягательств на собственность как совершенных организованной группой. Однако для такой практики в существующей редакции ст. 17 Основ, казалось бы, нет оснований. Понятие «организованная группа» в ст. 17 не сформулировано, а содержащееся в п. 2 ст. 34 Основ упоминание о совершении преступления организованной группой как обстоятельстве, отягчающем ответственность в процессе индивидуализации наказания, по функциональной роли этой статьи в системе уголовного законодательства не может и не должно влиять на квалификацию преступлений. Тем не менее многие криминалисты полагают, что признак «совершение преступления организованной группой» (п. 2 ст. 34 Основ) дает основание для квалификации посягательств на собственность по признаку их совершения «по предварительному сговору группой лиц» и в тех случаях, когда отсутствует соисполнитель-ство. Нередко бытуют утверждения, что «хищение может быть признано совершенным по предварительному сговору группой лиц как при простом, так и сложном соучастии, т.е. как при соисполнительстве, так и при соучастии с распределением ролей...»9.

При формулировании подобных теоретических выводов не учитывается, что отягчающее ответственность обстоятельство, содержащееся в п. 2 ст. 34 Основ, не может расцениваться как признак конкретного состава

или тем более как составная часть иной общей нормы. Смысл и назначение этих правовых явлений не однозначны, а правовые последствия — различны. Поэтому попытки толковать групповой признак в составах хищения через призму понятия организованной группы, сформулированного в п. 2 ст. 34 Основ, равно как и попытки «дополнить» ст. 17 Основ этим же понятием в обход законодателя, вряд ли обоснованны.

В постановке этого спорного вопроса необходимо, на наш взгляд, выделить два аспекта.

Первый — имеется ли правовая основа (ст. 17 Основ) для оценки отягчающего ответственность обстоятельства (п. 2 ст. 34 Основ) в качестве квалифицирующего признака конкретных составов? Если руководствоваться аксиомами теории уголовного права, ответ на вопрос должен быть однозначным. Существующие положения института соучастия почвы для такого решения не содержат. Понятия «организованная группа» в этой норме нет. А положение закона, подчеркивающее, что «степень и характер участия каждого из соучастников в совершении преступления должны быть учтены судом при назначении наказания», также не создает основы для такого решения.

Еще одним доказательством тезиса, что существующие постановления соучастия не содержат правовой основы для перевода объективно пособнических действий в разряд преступлений, совершенных организованной группой, служит то, что подобная практика разрешения конкретных уголовных дел общепризнанно распространена не на все групповые посягательства, а лишь на хищения. Во всех остальных преступлениях для квалификации по признаку совершения преступления группой лиц, независимо от степени ее организованности, требуется обязательное, хотя бы частичное выполнение каждым соучастником деяний, охватываемых формами противоправного поведения, включенными в качестве признаков объективной стороны конкретного состава преступления. То, что этот вопрос не решается в рамках существующих законоположений соучастия, следует, на наш взгляд, рассматривать как пробел закона, который нуждается в восполнении путем регламентации признаков преступления, совершенного устойчивой (организованной) группой

Закономерно возникает второй аспект в постановке затронутого вопроса. Какие исходные нормативные, теоретические или иные причины заставляют правопри-

менительные органы привлекать понятие «организованная группа» для того, чтобы квалифицировать как групповое хищение факты посягательств на собственность со стороны организованных групп, фактически распределивших обязанности между соучастниками так, что одни, например, непосредственно завладевают имуществом, другие организуют посягательство, третьи «специализируются» на сокрытии следов преступления и т.п.?

Ответ на вопрос заключается в том, что распространенная практика квалификации групповых посягательств на собственность по признаку совершения преступления организованной группой верна. Она имеет теоретическое обоснование. Опирается такое решение не на правила соучастия (ст. 17 Основ), а на общее понятие хищения социалистической собственности, сконцентрировавшее общие признаки для всех конкретных его форм, прямо предусмотренных уголовным законом. Лишь опираясь на общее понятие хищения и признаки сформулированных в уголовном законе конкретных форм посягательств на собственность, можно объяснить, почему группа, по общему правилу обладающая всеми параметрами лишь сложного соучастия, в посягательстве на собственность в силу ее организованности, специализированного, заранее состоявшегося распределения ролей между виновными может приобрести статус организованной, или устойчивой, а содеянное квалифицироваться по соответствующей части статьи Уголовного кодекса, предусматривающей квалифицированный вид хищения по признаку его совершения по предварительному сговору группой

Действительно, если под хищением понимать умышленное незаконное завладение с корыстной целью имуществом для обращения его в свою собственность или в собственность других лиц, то само завладение по объективным признакам допускает возможность такого участия нескольких лиц в преступлении, такого распределения обязанностей между ними, когда для более результативной деятельности виновных одни соучастники «специализируются» только на изъятии имущества, другие — на его перемещении, третьи — включаются в посягательство в момент укрытия похищенного и т.п. Сама же группа в этом случае предстает в качестве устойчивого объединения расхитителей, организовавшихся для совершения одного или нескольких преступлений. Как раз эту идею отразил Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 11 июля 1972 г. «О судебной практике по делам о хищениях государственного и обще-

ственного имущества», когда разъяснил, что «под хищением, совершенным по предварительному сговору группой лиц, следует понимать такое хищение, в котором участвовали двое или более лиц, заранее договорившихся о совместном его совершении» . В постановлении при характеристике объективных признаков группового хищения употребляется широкое понятие «участие» и не используется такая более конкретная формулировка, как «непосредственное изъятие имущества», т.е. толкуются объективные признаки выполнения преступления группой шире, нежели соисполнительство.

Не противоречит ли данное решение вопроса существующим законоположениям соучастия? Отнюдь нет. Такую практику следует рассматривать не через призму ст. 17 Основ, а как исключение из общих правил института соучастия, формулируемое на уровне Особенной части Уголовного кодекса и предусмотренное лишь для ограниченного круга статей (89—92 УК РСФСР и др.). Здесь прослеживается то же соотношение, которое наблюдается при конкуренции общих и специальных составов, с тем лишь отличием, что в рассматриваемом варианте как общее правило выступает ст. 17 Основ (ст. 17 УК РСФСР), а в качестве специального состава — предписания, содержащиеся в соответствующих частях статей, предусматривающих ответственность за посягательства на собственность. Правильно истолковать и применить объективные и субъективные признаки последних нельзя в отрыве от общего понятия хищения и специфики его форм, предусмотренных действующим уголовным законодательством. В этом, на наш взгляд, заключается теоретическая основа для более широкого, нежели предписано ст. 17 Основ (ст. 17 УК РСФСР), толкования признака совершения преступления по предварительному сговору группой лиц в посягательствах на собственность, когда по этому же составу (ч. 2 ст. ст. 89—92 УК РСФСР и др.) квалифицируются фактические посягательства, совершенные не только соисполнителями, но и иными участниками, входящими в организованную группу". Однако для того, чтобы такая практика разрешения уголовных дел имела и правовое основание, представляется необходимым дополнить примечания к ст. ст. 89 и 144 УК РСФСР соответствующим прямым указанием.

Пункт 2 ст. 34 Основ к решению рассматриваемого вопроса не имеет отношения. Круг квалифицирующих признаков составов и обстоятельств, отягчающих ответ-

ственность в процессе назначения наказания, ограничен самим законом. Назначение п. 2 ст. 34 Основ однозначно — максимально индивидуализировать наказание лицам, совершившим конкретное групповое преступление.

Действующее уголовное законодательство не решает и ряда других проблем соучастия в преступлении. Например, в законе никак не регламентируются вопросы добровольного отказа в соучастии и добровольного отказа участников группового преступления.

Действующие постановления уголовного закона (ст. 16 УК РСФСР) не учитывают специфики соучастия и не позволяют в полной мере использовать эту форму позитивного поведения для профилактики преступлений, выполняемых в соучастии. Статья 16 УК не учитывает обстоятельства, что в соучастии объективные и субъективные показатели содеянного совиновниками осложнены. Опасная активность (действие, бездействие) субъекта может предшествовать непосредственному совершению посягательства исполнителем и, тем не менее, само посягательство выступает для всех соучастников в качестве единого, выполненного совместно. Изъятие личного вклада отдельным соучастником либо участником группы возможно лишь путем активного поведения, направленного на предотвращение совершения преступления другими соучастниками. Пассивная форма поведения может оцениваться по правилам добровольного отказа лишь в одном случае, когда невыполнение одним из соучастников общественно опасных действий полностью исключает возможность выполнения преступного посягательства другими соучастниками. В этой связи мы полагаем, что сложившаяся ныне практика освобождения от ответственности участника группового посягательства в случаях, когда он добровольно отказывается принять участие в преступлении, но не предпринимает мер по предотвращению преступления, должна быть подвергнута критической переоценке. Особенно явственно это проявляется в групповых посягательствах на социалистическую и личную собственность, в ряде хозяйственных преступлений. Важность охраняемых уголовным правом общественных отношений в этой области требует более широкого использования потенциальных возможностей закона, направленных на профилактику и предотвращение преступлений.

В этой связи представляется заслуживающим внимания предложение отдельных авторов дополнить уголовное законодательство соответствующим положением,

направленным на регламентацию добровольного отказа в соучастии в преступлении12, обязательное смягчение ответственности за пособничество.

Существующие пробелы в действующих постановлениях уголовного закона, нацеленных на борьбу с групповыми преступлениями, несомненно, вызывают ряд отрицательных последствий в правоприменительной деятельности. Главное из них заключается в отсутствии единого масштаба в оценке общественной опасности групповых посягательств и соответственно — в отсутствии на уровне законодательного решения однозначных правовых последствий за совершение юридически тождественных по обязательным признакам групповых посягательств.

Вряд ли можно признать эффективной законотворческую практику, когда в одних, явно малочисленных по распространенности, случаях групповые посягательства оценены в законе в качестве необходимого признака основного либо квалифицированного состава. Во всех же других — факт совершения преступления группой лиц практически не принимается во внимание либо, в исключительных случаях, при совершении преступления организованной группой может в соответствии с п. 2 ст. 39 УК РСФСР оцениваться в качестве обстоятельства, отягчающего ответственность в процессе индивидуализации наказания участнику конкретного преступного посягательства.

В практической деятельности судебно-следственных органов возникают и другие сложные вопросы. Например, отсутствие специальных положений закона, корректирующих применение институтов освобождения от уголовной ответственности к участникам единых групповых посягательств, приводит при практическом разрешении уголовных дел к нарушению принципа социальной справедливости. Так, ныне далеко не редкость, когда при совершении одного хищения двумя участниками, при наличии признаков группы, один из соучастников привлекается к уголовной ответственности, а второй освобождается от нее. Например, именно так был решен вопрос по факту, когда мотор стоимостью 87 руб. был похищен с территории склада двумя соучастниками по предварительному сговору. В судебном заседании по этому делу в качестве обвиняемого предстал один из виновных, второй до суда был освобожден от уголовной ответственности с передачей на поруки. Подобная практика, по нашему мнению, нуждается в переориентации

на уровне уголовного законодательства. Во всех случаях совершения посягательства по предварительному сговору группой лиц каждый из участников преступления должен нести уголовную ответственность. При ином* решении фактически перестают работать основополагающие институты и нормы Общей части уголовного законодательства (основание ответственности, понятия преступления, соучастия и др.).

Ленинский принцип неотвратимости ответственности должен соблюдаться неукоснительно. Масштаб ответственности, одно совершенное группой преступление, в групповом преступлении остается единым для всех участников посягательства. Соответственно и уголовная ответственность должна строиться на началах справедливости. Каждый из соучастников обязан нести уголовное наказание или быть освобожден от него (в случаях, предусмотренных самим уголовным законом) с учетом степени и характера личного участия в совершении группового преступления. Следовательно, наиболее рациональный путь решения этого практически важного вопроса — включение в норму о соучастии специальной оговорки, что в случаях привлечения к уголовной ответственности одного из участников преступления, совершенного по предварительному сговору группой, другие участники преступления не могут быть освобождены от уголовной ответственности. При наличии оснований освобождения, предусмотренных ст. 50 УК, они по приговору суда освобождаются от наказания.

«все книги «к разделу «содержание Глав: 12 Главы: < 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12.

5rik.ru

Материалы для учебы и работы

§ 1. Соучастие в преступлении