§ 3. Заключение как вывод
Словом «заключение» обозначают как документ, в котором эксперт фиксирует ход исследования и его итоги, так и собственно результат исследования, т. е. ответ эксперта на поставленные ему вопросы1.
Нас в первую очередь интересует заключение как итог деятельности эксперта, как ответ на поставленные вопросы. В этом смысле заключение представляет собой вывод эксперта из произведенного им исследования, вывод, служащий доказательством по делу. «Где нет основанного на специальном опытном положении вывода о наличии или отсутствии определенного факта, нет и заключения эксперта», - отмечаю^ в„ своей „„книге М. А. Чельцов и Н. В. Чельцова2' 1акОи ж тОчки ^ре~ ния придерживается М. С. Строгович, говоря о заключении эксперта как о выводе3.
Показания свидетеля, потерпевшего, обвиняемого также являются доказательствами, но законодатель иначе характеризует их природу. Свидетель, например, обязан «...сообщить все известное ему по делу...» (ст. ст. 73, 75, 77 УПК).
В процессуальной и криминалистической литературе часто подчеркивается это различие между выводом, умозаключением, с одной стороны, и сообщением о виденном, слышанном и т. п.,— с другой4.
В отличие от непосредственного ощущения и восприятия, когда объект со всеми его существенными свойствами воздействует на рецепторы наблюдателя, вывод предполагает опосредствование, логическую обработку исходных эмпирических данных.
1 В УПК Литовской. Эстонской и Казахской союзных республик заключением называется самый вывод эксперта, его ответ на постад^нные^опрюсы.^ н в ч е д ь ц 0 в а_ Проведение экспер-
тизы в..советском уголовном -процессе, М., 1954, стр. 25.
3 4VI. С. г „1, Курс советского уголовного процесса,
LiTpOrOBH Ht
М., 1958, стр. 231; см. также И. Л. Петрухин, Экспертиза как средство доказывания в советском уголовном процессе, М., 1964, стр. 27-30..
4 М. М. Гродзинский напР0ТИВ> считал что выводной характер
не является специфической чертой экспертизы («Сущность и формы экспертизы в советском уголовном процессе», «Ученые записки Харьковского юридического института», вып. 6, 1955, стр. 61).
93
В практических условиях отграничение вывода от сообщения непосредственно полученных из наблюдения знаний, как правило, не вызывает трудностей. Общеизвестно, что свидетель обязан сообщить о том, что он видел, например, опрокинутую мебель на месте происшествия, тогда как его вывод о том, что на этом месте была драка, не является доказательством, поскольку самую драку он не наблюдал1.
Точно так же в ходе осмотра следователь и понятые непосредственно наблюдают предметы, их свойства, их взаимное отношение и фиксируют это в протоколе осмотра «...в том виде, в каком обнаруженное наблюдалось в момент осмотра или освидетельствования» (ст.
182 УПК).
Свидетель в первом случае, понятые и следователь во втором не делают выводов, они констатируют то, что наблюдали непосредственно.
Эксперт тоже непосредственно наблюдает признаки отождествляемых объектов или их отображений, условия и следствия некоторой причины и т. п. Но от наличия этих признаков, свойств, условий он умозаключает о тождестве, о наличии конкретной причины, о скорости движения или силе действия.
В ходе доказывания мы встречаемся с выводами, не являющимися заключением эксперта. Любое решение следователя, например, основывается на выводах из материалов дела. Являются ли такие выводы доказательствами? Если оставить в стороне презумпцию истинности вступившего в силу решения суда, то, как кажется, никакие другие выводы, кроме заключения эксперта, не фигурируют в процессе в качестве доказательств.
Это относится прежде всего к так называемым очевидным выводам. Юридическая природа этих выводов
, Строго , отграничение эмпирического знания от вы-
1 формальное
вода представляет серьезные трудности. По существу непосредственно даны лишь элементарные ощущения цвета, формы, звука и т. д. Восприятие предмета в целом всегда опосредствовано мыслью, предшествующим опытом (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. III, стр". 626, а также сб. «Проблемы мышления в современной науке», М., 1964, стр. 45).
Грани эмпирического знания и вывода постепенны, зачастую условны. В практических же условиях эти трудности возникают лишь иногда, в пограничных ситуациях.
94
заслуживает внимания, тем более что она сравнительно мало исследована.
Рассмотрим следующий пример.
Показание свидетеля о том, что подозреваемый находился вблизи от места преступления, является доказательством, так же как и заключение эксперта о том, что на месте преступления найдены следы обуви, однородной с обувью подозреваемого.
Таких косвенных доказательств может быть много, и мы вправе на их основе в конце концов сделать вывод: «Подозреваемый на самом деле был на месте преступления». Что представляет собой этот вывод, кто его делает, какова его роль в процессе доказывания, где и как он фиксируется и, наконец, является ли этот вывод доказательством?
Попытаемся ответить на эти вопросы.
При наличии достаточной совокупности доказательств этот вывод может быть логически непротиворечивым, хорошо обоснованным и поэтому достоверным.
Делает этот вывод тот, кто анализирует и оценивает доказательства, например следователь.
Роль этого вывода состоит в том, что он сам используется в качестве основания другого вывода, например утверждения, что подозреваемый совеошил кражу. fi
Рассматриваемый нами вывод1 вшГОлняет> такИм оо-разом, функцию обоснования, т. е. функцию, сходную с функцией косвенного доказательства. Но сделан этот «промежуточный» вывод следователем или прокурором, он не фиксируется в протоколах, не приобщается "к делу. Словом, он не является доказательством в том смысле, в каком доказательством является показание свидетеля, приобщенная к делу вещь или заключение эксперта.
Несколько упрощая, мы часто называем описанные выводы то фактами, то доказательствами, ставя знак равенства между достоверным знанием о факте и самим фактом либо между сообщением о факте и выводом о нем. Едва ли следует мириться с такой неоднозначностью понятий.
С такого рода выводами мы встречаемся и в других случаях. В ходе осмотра следователь и понятые обна-
1 Его называют ИН0ГДа «промежуточным фактом» (см . ,,. мер, У. Уильз, Опыт теории косвенных улик. М., 1864, стр. 16).
руживают клочок бумаги, использованный в качестве пыжа, а затем, при обыске, находят у подозреваемого другой кусок бумаги, явно совпадающий с первым по цвету, размерам, линовке, содержанию записей и линии разрыва. Все обнаруженные данные о размере, форме и т. п. фиксируются в следственных документах и являются доказательствами. Что же касается вывода о том, что листки прежде составляли одно целое, то в силу очевидности его может сделать сам следователь, не обращаясь к экспертизе. Но вывод следователя играет ту же роль «промежуточного факта», что и вывод о пребывании на месте преступления в предыдущем примере. Он также не фиксируется в материалах, не «приобщается к делу», хотя и выполняет функцию обоснования в процессе доказывания.
Характерной чертой этих выводов является их элементарность, очевидность. На любой стадии процесса, любые лица — следователь и прокурор, обвиняемый и потерпевший, председательствующий и народный заседатель и просто граждане, присутствующие в зале суда, сделают те же очевидные выводы, если им предъявят те же исходные данные (доказательства). Поэтому, в частности, нет никакой необходимости фиксировать их каким бы то ни было образом. Заключение эксперта, как уже отмечалось, является выводом, но в отличие от общезначимого, очевидного оно представляет вывод на основе специальных знаний и в этом качестве является доказательством.
Те признаки и свойства, которые непосредственно содержатся в исследуемых объектах — форма и размер, электропроводность или температура плавления, длина штрихов и интервалы между буквами,— составляют фактический базис вывода. Многие из этих свойств сами по себе доступны непосредственному восприятию и общепонятны. Иные требуют для своего выявления особых приемов и средств наблюдения. Но важно то, что оценка признаков, их интерпретация требуют специальных знаний, которыми располагает эксперт.
Иначе говоря, заключение эксперта представляет вывод из исследования, для построения которого необходимы специальные познания.
Заключение эксперта отвечает всем признакам и свойствам, которые присущи доказательству. Обычно
96
даже и не возникает вопроса, является ли доказательством самый вывод эксперта или те фактические данные—признаки, свойства предметов и т. п., на которых этот вывод основан. Лишь в ходе дискуссии о роли вероятных экспертных заключений была сделана попытка разделить и противопоставить фактический базис и самый вывод. Так, некоторые противники вероятных заключений утверждали, что в случае дачи вероятного заключения доказательством по делу являются сами свойства и признаки вещественных доказательств, обнаруженные и указанные экспертом, тогда как его вывод, данный не в категорической, а в вероятной форме, лишается значения доказательства.
Независимо от того, правы ли защитники или противники вероятных заключений (этот вопрос мы не рассматриваем), сам аргумент интересен тем, что в нем отчетливо противопоставлено доказательственное значение свойств самих исследуемых объектов и вывода эксперта по поводу этих свойств.
Таким образом, утверждается, что доказательством являются те свойства предмета, которые не могут быть истолкованы иначе как на основе специальных познаний и которые в данном случае эксперт исчерпывающим образом истолковать не смог.
Следует напомнить, что в преобладающем числе случаев главная трудность экспертизы, требующая в наибольшей степени профессиональных знаний и опыта, состоит не в обнаружении признаков (все признаки почерка, например, просто видны невооруженным глазом), а в их отделении от случайных помех, в оценке их значения, в их научном истолковании. Но это трудности построения вывода. Сами же признаки, до того как они получили оценку и истолкование со стороны эксперта (если для их оценки нужны специальные знания), не имеют никакого практического значения для дела, не могут выполнять роль доказательства, обоснования каких-либо выводов. В лучшем случае их можно было бы обозначить «потенциальным фактическим базисом доказательства»—понятием, полная юридическая бесполезность которого очевидна1.
1 3. М. Соколовский правильно отыечает что сущность экспертизы состоит прежде всего в истолковании фактов (признаков, А. А. Эйсман п7
Только в том случае, когда выявленные в ходе исследования «промежуточные данные» — отдельные свойства, признаки и т. п. могут быть использованы как доказательства без необходимости их научного (специального) истолкования и оценки, они могут фигурировать вне вывода и независимо от него. Но такая ситуация— исключение, а не правило.
Естественно, что доказательством мы называем не только самую формулу вывода эксперта, но и все заключение его, содержащее не только вывод, но также описание «фактического базиса» и ссылку на общее правило науки.
«все книги «к разделу «содержание Глав: 42 Главы: < 27. 28. 29. 30. 31. 32. 33. 34. 35. 36. 37. >