§ 2. Организационные и правовые проблемы совершенствования ТКО

Повышение эффективности функционирования системы ТКО раскрытия и расследования преступлений во многом зависит от состояния ее организации, от того, насколько она соответствует современным потребностям 'практики борьбы с преступностью и научно-техническим достижениям, призванным удовлетворить эти потребности. Система такой организации в ее конкретном выражении регламентируется законодательством и ведомственными нормативными актами. Оптимальность этого регулирования определяется правовыми нормами, которые призваны обеспечить наиболее целесообразный порядок получения и использования криминалистически значимой информации в интересах раскрытия преступлений и при условии соблюдения законности.

Организацию ТКО раскрытия и расследования преступлений, с определенной долей условности, можно охарактеризовать как “совокупность внутренних связей и их свойств, в рамках которых происходит функционирование системы, ее жизнь”. Правовая регламентация рассматриваемой системы базируется, во-первых, на уголовно-процессуальном законе, который выступает по отношению .к ТКО большей степенью в роли ее внешнего регулятора. Во-вторых, на ведомственных нормативных актах, положения которых определяют в основном порядок осуществления внутрисистемной деятельности. Поэтому и проявляется тесная взаимосвязь и взаимозависимость организационных и правовых аспектов функционирования указанной системы, что обусловило их рассмотрение в одном параграфе.

Прежде всего обращает на себя внимание проблема организационной структуры экспертно-криминалистических подразделений, их .компетентности и организации деятельности.

Известно, что уровень организации любой системы оценивается по ее способности реализовывать те функции, ради которых она создана. По данным ЭКЦ МВД РФ, в настоящее время в штатах, примерно 1/3 горрайорганов внутренних дел отсутствуют специалисты экспертно-криминалистической службы, а там, где они имеются, выполняемый ими объем работы только за последнее десятилетие увеличился, причем в некоторых регионах в 1,5—2 раза. Однако, по мнению опрошенных практических работников, несмотря на ежегодное возрастание интенсивности труда экспертов, они не в состоянии полностью удовлетворить потребности следственных и оперативных аппаратов в своевременном и качественном участии в раскрытии преступлений.

Подобная ситуация не могла оставаться незамеченной для ученых, которые, естественно, пытаются найти пути и средства ее разрешения. В частности, предлагается объединить оперативные, экспертно-криминалистическую службы и сделать их “неотъемлемой частью единого следственного аппарата”. Одним из структурных подразделений такого “следственно-оперативно-криминалистического органа” должен быть “отдел криминалистической техники и проведения экспертизы”. Практическая реализация этого предложения, несомненно, позволит организационно укрепить взаимодействие между оперативными и следственной службами, приблизить систему ТКО к решению возложенных на них задач. Однако при этом есть серьезные опасения в том, что экспертно-криминалистическая служба “растворится” в следственном аппарате, окажется в прямом подчинении органов дознания и следствия. Особенно отрицательно это скажется на экспертизе, относительно автономном, во многом своеобразном средстве доказывания. При этом с еще большей остротой проявится проблема процессуальных гарантий независимости экспертов, возникнут вопросы, связанные с их адаптацией в новых условиях и ростом профессионализма.

Следует учитывать и тот факт, что постоянный рост “объемов производства” экспертно-криминалистической службы и нагрузки на ее сотрудников обусловил необходимость, во-первых, освоения в рамках системы ТКО средств электроники и компьютерной техники. Такой процесс, по утверждению академика Н. Н. Моисеева, не может не сопровождаться соответствующими организационными изменениями. Об этом же свидетельствует и опыт ряда зарубежных стран. Применение компьютерных систем для обработки информации правоохранительных органов предъявляет более высокие требования к качеству работы по обнаружению, фиксации, изъятию и исследованию ее источников. На эффективное функционирование новых информационных технологий трудно рассчитывать без наличия в штатах органов внутренних дел соответствующих специалистов, которые 'бы обеспечивали работу компьютерной системы с полученной в процессе ТКО раскрытия и расследования преступлений криминалистически значимой информацией (ее обработка, ввод в ЭВМ, накопление, систематизация и т.д.). Эксперты-криминалисты, в лучшем случае, в состоянии овладеть этой техникой применительно к “своим” узко экспертным задачам.

Во-вторых, параллельно с описанным выше процессом и в связи с ним в систе'ме ТКО наблюдается усложнение традиционно используемых криминалистических методов и технических средств. По мнению практических рабтников, уже сейчас для квалифицированного обслуживания имеющейся в органах внутренних дел криминалистической техники требуются специалисты с инженерной подготовкой. Но эксперты, в абсолютном своем большинстве, не имеют такой подготовки и не видят смысла в ее получении с точки зрения решаемых ими сугубо экспертных задач. Здесь упоминавшееся уже противоречие между возможностями современной техники и организационным обеспечением ее применения находит свое конкретное выражение. К этому следует добавить, что в настоящее время в органах внутренних дел вообще практически нет специалистов, обеспечивающих применение техники при осуществлении оперативно-розыскных мероприятий.

В связи с вышеизложенным представляется целесообразным организационно разделить нынешнюю экспертно-криминалистическую службу на сугубо экспертную (автономную, обособленную в системе органов внутренних дел) и научно-техническую, которая могла бы обеспечить решение всех практических задач, связанных с использованием современных достижений науки и техники в раскрытии преступлений (за исключением экспертизы). Именно эта служба должна быть органически единой в общей системе служб и подразделений криминальной милиции. Более того, нами не исключается и такое положение, когда ее представители (специалисты) будут находиться непосредственно в штатах следственных подразделений (типа прокуроров-криминалистов) и оперативных аппаратов.

Это создает благоприятные предпосылки для совершенствования деятельности экспертных подразделений, для возникновения альтернативных форм организации экспертизы, в том числе возможно и .независимой от правоохранительных ведомств. Такое решение будет корреспондироваться с идеей состязательности в отечественном уголовном процессе, которая все чаще и настойчивей популяризируется в процессуальной литературе. Однако это дело будущего. Для этого должны быть созданы соответствующие организационные и правовые условия.

Требуют неординарного решения проблемы оптимизации штатной численности сотрудников экспертно-криминалистической службы. Некоторые криминалисты-ученые и практики считают, что существенное повышение результативности ТКО будет достигнуто лишь при выделении служое дополнительных штатов. Приказ МВД РФ № 261—93 в нормативном порядке определил принцип формирования штатной численности экспертно-криминалистических подразделений. В частности, в горрайорганах внутренних дел штатная единица эксперта вводится в расчете на 200 преступлений в год, регистрируемых по линии криминальной милиции и милиции общественной безопасности. Должность техника-криминалиста — при наличии от 70 до 200 преступлений.

Не подвергая в принципе сомнению правомерность такого подхода к решению данной проблемы, все-таки полагаем необходимым обратить внимание на три связанных с ней обстоятельства.

Во-первых, следует иметь в виду объективно существующую зависимость между видом (а не только количеством) совершенных преступлений и объемом технико-криминалистической работы. В нашей стране такие данные статистически не учитываются. Между тем логично предположить, что объемы этой работы будут разными при раскрытии, скажем, убийств и хулиганств, разбойных нападений на кассы, инкассаторов, квартиры и уличных грабежей. Например, согласно данным, опубликованным в зарубежной печати, в криминалистической лаборатории зоны Канзас Сити и Миссури (США) в 1980 г. по каждому убийству было проведено в среднем 17,5 исследований, по преступлениям против половой нравственности — 5,2; ограблениям — 2,4; кражам с проникновением — 1 Уровень и структура преступности различны в каждом регионе, в каждой области и даже районе. Данное обстоятельство при существующем порядке определения штатной численности не учитывается, что может привести к большой дифференциации нагрузки на одного сотрудника экспертно-криминалистической службы в различных регионах. Не исключено, что это отрицательно отразится на качестве технико-криминалистической работы.

Нивелировать возможные при этом диспропорции между объемом технико-криминалистической работы и численностью специалистов-криминалистов можно было бы на основе данных о нагрузке последних при осуществлении следственных действий и оперативно-розыскных мероприятий, при проведении исследований и экспертиз.

Во-вторых, представляется не совсем верным ставить в зависимость введение должности техника-криминалиста от количества регистрируемых преступлений. Сам факт создания территориального органа внутренних дел обусловливается наличием определенной оперативной обстановки, в том числе соответствующего количества преступлений. В этой связи было бы более логичным, исходя из этих общих посылок, вводить в штат каждого такого органа и должность техника-криминалиста. И только в дальнейшем определять их количество с учетом числа регистрируемых преступлений.

Наконец, в-третьих, узко экспертным пониманием технико-криминалистической работы объясняются, по нашему мнению, предложения о необходимости создания именно экспертно-криминалистических подразделений во всех без исключения горрайорганах. При кажущейся очевидности и простоте данного пути решения проблемы, он может оказаться тупиковым, если учесть все многообразие научно-технических, а не только технико-криминалистических (тем более сугубо экспертных) задач, решаемых в процессе раскрытия преступлений. Объемы и содержание задач определяют систему и структуру призванных решать их подразделений, но не наоборот. В данном случае следует иметь в виду и задачи, связанные прежде всего с техникой раскрытия преступлений, а не только их расследования как процесса дрказывания.

То есть берется курс на расширение штатной численности собственно экспертно-криминалистической службы при неизменности стиля, форм и методов ее работы. А именно здесь главные причины ее недостатков.

По этим соображениям .более предпочтительным представляется предложение В. В. Токарева, который довольно аргументировано, со ссылкой 'на результаты своих исследований, доказывает целесообразность создания межрайонных и кустовых эксперт-но-криминалистических подразделений (основная их задача — производство экспертиз), не исключая развитие научно-технической службы во всех органах внутренних дел. Это 'положительно скажется на результативности технико-криминалистической работы, в том числе и экспертизы, как одного из средств получения криминалистически значимой информации.

В этом случае, что очень важно, организационно обеспечивается выполнение требования о процессуальной независимости экспертов, которые смогут организационно обособиться от других служб органов внутренних дел и станут выполнять только им свойственные функции, связанные с исследованием доказательств. А при существующем положении дел они порой вынужденно нарушают основные принципы организации экспертизы. По нашему мнению, нельзя иначе оценивать факты, когда эксперты привлекаются ж проведению оперативно-розыскных 'мероприятий, в процессе которых с помощью техники документируется преступная деятельность лиц. И тем более когда они сами создают композиции химических веществ, которые в известных ситуациях становятся предметом их экспертных исследований.

Однако самое главное заключается в том, что организационное разграничение функций экспертов и специалистов-криминалистов позволит реально обеспечить повышение профессионального мастерства тех и других на основе их более узкой специализации, конкретизировать их задачи, повысить ответственность в работе. На этой основе появится возможность обеспечить действительно комплексное применение криминалистических средств и методов для получения розыскной и доказательственной информации и ее использования для раскрытия преступлений. Во всяком случае отпадет необходимость ограничивать сферу приложения усилий специалистов-криминалистов в ущерб интересам борьбы с преступностью. А именно на это ориентировал приказ МВД бывшего СССР № 170—89 г., которым предписывается привлекать специалистов-криминалистов для участия в осмотрах мест происшествий только по наиболее тяжким преступлениям. Это по крайней мере дискуссионное положение в ряде научных публикаций “обосновывается” теоретически. Например, П. П. Ищенко считает, что участие специалиста-криминалиста в осмотрах необязательно, “если преступник задержан на месте, есть потерпевшие и свидетели, которые видели преступника и могут его опознать”. При этом в качестве основного аргумента упоминается факт малочисленности специалистов-криминалистов и иных сотрудников органов внутренних дел, в достаточной мере хорошо владеющих необходимыми технико-криминалистическими средствами и методами.

Однако “численность специалистов” — это всего лишь одна из организационных проблем, которую необходимо решать, но не путем компромиссов, в ущерб практике 'борьбы с преступностью.

Во-первых, результаты проведенного изучения уголовных дел (§ 1 настоящей главы) свидетельствуют о том, что нередко в указанных П. П. Ищенко случаях не только не используется помощь специалистов-криминалистов, но и вообще не проводятся осмотры мест происшествий. Очевидно здесь сказывается стойкое (и в такой же мере ложное) чувство уверенности практических работников в силе доказательств, полученных из идеальных источников. О недальновидности такого подхода говорит и судебная практика, в которой явно проявляется тенденция противоречивого отношения к идеальным источникам доказательств.

Во-вторых, с позиции криминалистической науки игнорирование источников любой информации (о преступном мире, криминогенной среде, о способах и средствах совершения преступлений), пусть даже потенциально криминалистически значимой, влечет искусственное обеднение ее возможностей и, безусловно, отрицательно отражается на конечных результатах розыскной и следственной работы. Тем более, если учесть, что идеальный рецидив — неоднократное совершение лицом преступлений одного и того же вида — на практике проявляется относительно редко. А вот серийно совершаемые одним и тем же лицом самые разнообразные .преступления (по виду и степени тяжести) — явление довольно распространенное.

По этим же причинам представляется ошибочно расценивать как негативное явление участие специалистов-криминалистов в осмотрах мест происшествий, если впоследствии отказано в возбуждении уголовного дела. Решение о привлечении специалиста к осмотру места происшествия 'принимает следователь. Это его процессуальное право, и оно не может быть ограничено ведомственным нормативным актом. Кроме того, при анализе “полезности” технико-криминалистической работы, проведенной специалистом в процессе проверки поступившего заявления о преступлении, следовало бы учитывать ее влияние на объективное разрешение вопросов, связанных с возбуждением уголовного дела (а не только количество “бесполезных” выездов специалистов на места происшествий). Необходимо брать во внимание и тот принципиальный факт, что при поступлении заявления о преступлении зачастую невозможно представить его объективную и субъективную стороны, заранее решить вопрос о полезности (или бесполезности) участия специалиста-криминалиста в осмотре места происшествия.

Подобные проблемы ГКО раскрытия и расследования преступлений не могут быть оптимально разрешены без учета не просто взаимосвязи, а взаимообусловленности их организационных и правовых аспектов. Наиболее показательны в этом отношении начатые в середине 50-х годов и уже имевшие свою историю дискуссии о роли экспертизы в уголовном процессе, о системе экспертных учреждений, о техниках-криминалистах и т. п. Однако особенно острый характер они приобрели в контексте проблем проводимой правовой реформы. Современные взгляды на эти проблемы в концентрированном виде нашли свое отражение в теоретической модели уголовно-процессуального законодательства Союза ССР и РСФСР, подготовленной коллективом ученых Института государства и права АН СССР.

Очевидна попытка авторов этой “модели” более детально, чем в действующем Законе, регламентировать права и обязанности специалиста, что должно способствовать активизации его роли в расследовании уголовных дел. В частности, упоминаются такие права, как задавать вопросы лицам, участвующим в производстве следственных действий и в судебном разбирательстве; обжаловать действия органов дознания, следствия и суда. Несколько иначе в “модели” представлен и круг обязанностей специалиста. В частности, он обязан обращать внимание следователя, работника дознания, суда “на обстоятельства, имеющие значение для установления объективной истины по делу”, а не только на те, которые связаны с обнаружением, закреплением и изъятием доказательств (ст. 133 УПК РСФСР); оказывать содействие соответствующим органам “в выявлении причин преступления, условий, способствовавших его совершению, и разработке мер по их устранению”. По сравнению с действующим законодательством, авторы данной “модели” существенно расширили перечень следственных действий, при производстве которых может участвовать специалист. Хотя не упоминаются такие, как допрос, очная ставка и предъявление для опоздания. По нашему мнению, подобные ограничения не оправданы. В каждом конкретном случае вопрос о необходимости участия специалиста в любом следственном действии должен решаться следователем.

Однако это частности. Настораживает другое — в целом система и лежащая в ее основе концепция использования специальных познаний в уголовном процессе, судя по “модели”, остаются в своей основе прежними. В ней нет принципиально новых положений о субъектах, формах использования специальных познаний, о порядке правовой оценки полученных результатов.

Между тем современный уровень развития человеческих знаний, возможности естественных и технических наук, достижения в области информатики и вычислительной техники обусловливают необходимость искать иные решения и по этим позициям. Тем более, что практика испытывает в этом очевидные потребности. Впрочем, полагаем уместным в этой связи напомнить некоторые исторические факты.

Еще в конце прошлого века рядом ученых была обоснована необходимость различать процессуальное, иначе — правовое и функциональное положение эксперта и специалиста в уголовном процессе. Но только в 1960 г. их функции и задачи были разграничены законодателем. Этот факт свидетельствует о вынужденности законодателя рано или поздно, но учитывать потребности практики. Думается, уже назрела необходимость сделать следующий шаг. Учитывая все более расширяющуюся сферу деятельности специалистов (чему в значительной мере способствуют современные научно-технические достижения) и все более наглядно проявляющуюся узкую специализацию экспертов, правомерна постановка вопроса не только об организационном разъединении их функций (о чем говорилось выше), но и об изменении подходов к правовой оценке результатов работы специалистов.

Острота этой проблемы, хотя и своеобразно, противоречиво, но достаточно наглядно, проявилась в законодательном ограничении права специалиста-криминалиста, участвовавшего в осмотре места происшествия, .проводить по тому же делу экспертизу (п. 3-а ст. 67 УПК РСФСР). Авторы этой правовой новеллы, по меньшей мере, не учли характерные для того времени крайне ограниченные организационные возможности экспертно-криминалистических учреждений в стране, их неразветвленность, штатную малочисленность, слабую техническую оснащенность. В конечном итоге получилось, что в борьбе за законность в экспертизе усложнили проблемы борьбы с преступностью.

Очевидно, что истинная суть этой проблемы проявляется не в фактах нарушения законности специалистами (затем выполняющими роль экспертов), а в несовершенстве правового и организационного обеспечения деятельности тех и других. Эксперты-почерковеды, химики и т. п., будучи узкими специалистами соответствующей области знания, оказываются .профессионально неготовыми к работе по осмотрам мест происшествий, где им приходится иметь дело с самыми разнообразными материальными следами преступлений, причем не только с отдельными, но и с их совокупностью. А если к этому добавить задачи, связанные с применением криминалистической техники в оперативно-розыскной деятельности, с ведением криминалистических учетов, в том числе автоматизированных и т.п., противоречие в требованиях специализации экспертов и универсальной подготовки специалистов становится более чем наглядно.

Трудно не согласиться с мнением, что “возложив обязанности специалистов на экспертов, мы не просто топчемся на месте, а все больше отстаем от развитых стран”. Это мнение подтверждается таким фактом: в 1989 г. один эксперт нашей страны в среднем провел приблизительно в 3—4 раза меньше экспертиз и исследований, чем его коллега в США.

В определенной мере эта проблема нашла свое разрешение с введением в штаты органов внутренних дел должности “техника-криминалиста” (Приказ МВД бывшего СССР № 300—89 г.). Однако его процессуальное положение, права, обязанности и правовая оценка результатов работы остались без изменения. Более того, в упоминавшейся выше “модели” нет даже 'попытки подойти к решению этой практически актуальнейшей проблемы.

Между тем в его функциональные обязанности входят и такие, которые связаны с проведением предварительных (на местах происшествий) и специальных (по заданиям оперативных аппаратов) исследований в целях получения розыскной и доказательственной информации. Как быть с такой информацией и “адова ее роль в уголовном процессе, каковы дальнейшие обязанности и права специалиста? Нельзя же согласиться с предложениями об осуществлении им в этой части только “контроля за своевременным направлением вещественных доказательств на экспертизу” (хотя бы потому, что он просто не вправе контролировать следователя). Заслуживает в этой связи внимания и уже упоминавшаяся практика, когда результаты исследований специалиста могут приобрести процессуальное значение только будучи представленными в виде заключения эксперта.

По данным ЭКЦ МВД РФ, специальные исследования составили в 1992 г. — 27,1% от общего .количества экспертиз и исследований, проведенных экспертно-криминалистическими подразделениями органов внутренних дел страны. При этом примерно четверть из них в последующем дублируется в порядке производства экспертиз. Очевидна нерациональная трата сил и средств, существенное увеличение сроков получения доказательственной информации, а значит, и в целом расследования преступлений.

Парадокс заключается в том, что результаты таких исследований достаточны для решения вопроса о возбуждении уголовного Дела (нож — холодное оружие, вещество — наркотическое, металл — драгоценный, продукт питания — фальсифицированный и т.д.), но не являются источниками доказательств по тому же самому уголовному делу. В этой связи некоторые ученые (Л. М. Карнеева, Г. Н. Мудъюгин, М. А. Похис, X. А. Ропп и др.) предлагали разрешить проведение экспертизы до возбуждения уголовного дела. Аналогичное предложение в свое время вносило в законодательные органы ЭКУ МВД бывшего СССР. Однако, по нашему мнению, это довольно дискуссионный путь решения вопроса. Сторонники существующего положения правы, что традиционно экспертиза рассматривается в уголовном процессе как одно из следственных действий. А коль скоро это так, оно может быть проведено только после возбуждения уголовного дела. Не случайно возникли альтернативные предложения — о возможности проведения “административной экспертизы до возбуждения уголовного дела”. Но опять-таки — экспертизы. Казалось бы формальный терминологический аспект рассматриваемой проблемы, однако для определенной части юристов это создает своеобразный “психологический барьер”, служит поводом для отрицания самой идеи (В. М. Савицкий, В. Н. Арсеньев и др.).

Вот почему в поисках возможного пути решения этой проблемы нам представляется необходимым, во-первых, обратиться к опыту зарубежных стран. В уголовно-процессуальном законодательстве некоторых из них, наряду с экспертизой, в качестве средства доказывания значатся “специальные исследования” (ст. 112 УПК Румынии, ст. 60 УПК Франции). Следовательно, заключение специалиста рассматривается 'как источник доказательств, наряду с экспертизой. Такие исследования могут быть назначены в строго определенных законом случаях, в том числе до возбуждения уголовного дела.

Во-вторых, очевидны возможности “процессуальной легализации” результатов специальных исследований даже в рамках ныне действующего УПК РСФСР. В частности, в этих целях заключение специалиста следовало бы рассматривать в качестве “иных документов” (ст. 69, 88 УПК РСФСР), являющихся источником доказательств. В таком случае следователь вместо назначения “дубль-экспертизы” своим постановлением мог бы приобщить к материалам уголовного дела заключение специалиста по результатам проведенного исследования, если, разумеется, оно не противоречит иным доказательствам по делу и не вызывает сомнений в достоверности и научной обоснованности. При этом, естественно, недопустимо применение при проведении специальных исследований средств и методов, которые исключают возможность (при необходимости) проведения экспертизы.

В качестве иного пути процессуального “признания” специальных исследований, по мнению Г. Е. Морозова, может быть дополнение ст. 1331 УПК РСФСР указанием на право следователя, органа дознания привлекать специалиста при проверке заявлений и сообщений о преступлениях. Однако в этом случае следовало бы определить порядок документального оформления и правовой статус результатов работы специалиста.

Разграничение специальных исследований и экспертизы по особенностям применяемых средств и методов весьма условно. Сравнительное изучение заключений (справок) специалистов и экспертов по одним и тем же материалам, проведенное Н. Н. Лысовым, “показывает, что в большинстве .случаев их исследовательские и результативные части друг от друга по сути ничем не отличаются”. К тому же, по данным нашего исследования, в 92% случаев они проводятся одним и тем же лицом (специалистом-экспертом). В такой ситуации заключение эксперта является, по существу, “копией” справки специалиста. А оригинал, согласно теории доказательств, все-таки предпочтительнее. К этому следует добавить, что в ряде случаев эксперты просто вынуждены формально переписывать заключения специалистов без проведения дополнительных или 'повторных исследований. Например, если объект такого исследования — быстро портящиеся продукты питания, напитки и т. п.

Предварительные исследования следов преступлений на местах .происшествий приобрели в практике борьбы с преступностью довольно широкое распространение. В некоторых зарубежных странах и в ряде работ советских криминалистов используется иной термин-синоним, по нашему мнению, более точно выражающий сущность предварительных исследований, — “оперативная оценка следов преступлений”, под которой понимается “научный анализ каждого следа и информации с места происшествия, — в отдельности, по группам и комплексно производимый, который дает возможность вывести бесспорные утверждения и гипотетические выводы о ходе преступного поступка и его виновнике (-ах), позволяет оценить доказательственное значение обеспеченных следов и определить способ их использования в оперативно-следственной работе, направленной на задержание виновника”.

Представляется, что понятие “предварительные исследования” хоть и близкое, но не идентичное понятию “специальные исследования”.

Во-первых, различны порядок и основания проведения предварительных и специальных исследований. Согласно приказу МВД РФ № 261—93 г. “специалист проводит на месте происшествия предварительное исследование следов в целях принятия неотложных мер к раскрытию преступления и розыску преступников” (п. 2.2.7.). Никакого документа для производства предварительных исследований не требуется, и по действующему законодательству его результаты заносятся в протокол осмотра места происшествия. Специальные же исследования проводятся для разрешения вопросов, связанных с законностью и обоснованностью возбуждения уголовного дела, а также “в целях выявления криминалистических признаков, имеющих значение для раскрытия преступления и установления преступников” (п. 3.1.2.1.). Специальные исследования проводятся по инициативе оперативных аппаратов, оформленной в виде официального задания руководителей "соответствующих служб с указанием конкретных вопросов, разрешение которых требует применения специальных познаний. Их результаты отражаются в оправке.

Во-вторых, специальные исследования проводятся как по зарегистрированному материалу до возбуждения уголовного дела,

•по которому проводится проверка, так и по оперативно-розыскным материалам. Предварительные исследования проводятся, как правило, в процессе осмотра места происшествия.

Наконец, в-третьих, в отличие от предварительных исследований, предмет специальных исследований обычно совпадает с предметом экспертизы.

В литературе предлагалось отражать результаты предварительных исследований в отдельном документе — “аналитической справке”, “специальном информационном бланке” и т. п. В методических рекомендациях ГСУ и ЭКУ МВД бывшего СССР специалисту предписывается составлять справку в двух экземплярах, один из которых направляется руководителю следственно-оперативной группы, другой — руководителю криминалистического подразделения. Наставление по работе экспертно-криминалистических подразделений обязывает специалиста результаты предварительного исследования оформить справкой и довести “до сведения следователя и оперативного работника” (не уточняется, правда, в какой форме), а в последующем фиксировать “в журнале учета выездов на места происшествий”. По мнению авторов приведенных выше позиций, указанный документ не является процессуальным и не может быть приобщен к материалам угoловного дела.

В некоторых зарубежных странах, например в Польше, результаты оперативной оценки следов отражаются в аналитическом документе осмотра, не имеющем процессуального характера. В бывшей ГДР наряду с протоколом осмотра места происшествия составлялся еще один процессуальный документ — протокол технико-криминалистической работы на месте происшествия.

Как известно, вся криминалистически значимая информация, в том числе получаемая в результате предварительных исследований, должна сосредотачиваться в протоколе осмотра. Это существенно усложняет восприятие и без того 'перегруженного сведениями данного процессуального документа. К тому же специалист-криминалист, обладая более высоким уровнем технико-криминалистических познаний, имеет возможность проникать в суть явлений, фактов, касающихся признаков преступника, механизма совершенного деяния и т.д., которые имеют всего лишь ориентирующее или розыскное значение, и не должны отражаться в протоколе осмотра места .происшествия. Однако эти обстоятельства отнюдь не исключают возможности в ряде случаев использовать такие сведения в качестве доказательств. Все сказанное убеждает нас о необходимости не только составлять отдельный документ, содержащий информацию о ходе и результатах работы специалиста-криминалиста на месте происшествия, но и придать ему должное правовое значение. По нашему мнению, закон должен предоставить следователю право самому в каждом конкретном случае решать вопрос о доказательственном значении данного документа, а следовательно, о его приобщении к уголовному делу.

В случае принятия законодателем описанных выше изменений правового статуса исследований, непременно сократится количество экспертиз (нагрузка на экспертов). Такой подход внесет элемент состязательности в процесс использования достижений науки и техники в уголовном судопроизводстве, что положительно отразится на качестве и сроках раскрытия и расследования преступлений.

В заключении данного раздела пособия, в порядке обобщения изложенного подчеркнем.

Первое. Исторически сложившаяся и ориентированная в основном на производство экспертиз организационная структура экспертно-криминалистических подразделений органов внутренних дел оказалась в противоречии с множеством разнообразных задач ТКО раскрытия и расследования преступлений. Специалисты этих подразделений физически не в состоянии обеспечить успешное выполнение всего многообразия возлагаемых на них технико-криминалистических задач и функций, они профессионально не готовы технически и тактически грамотно применять необходимые для этого криминалистические средства и методы (они чрезвычайно разнообразны и в значительном множестве). Ситуация существенно усложняется в связи с освоением средств автоматизации и вычислительной техники.

Второе. Очевидна необходимость коренной перестройки организационной структуры подразделений органов внутренних дел научно-технического профиля, в том числе экспертно-криминалистических. Один из возможных вариантов решения • этой проблемы: организационно разъединить функции экспертов и криминалистов-специалистов; создать сугубо экспертные подразделения (в том числе межрайонные, региональные), а наряду с ними — научно-технические, с соответствующей дифференциацией их задач и функций и с обеспечением специализации; ввести должности специалистов по 'криминалистической и оперативной технике непосредственно в штаты следственных и оперативно-розыскных аппаратов.

Третье. Усовершенствовать систему правовой регламентации ТКО раскрытия преступлений. В этих целях: признать специалистов-криминалистов в 'качестве самостоятельных субъектов (как и экспертов) уголовно-процессуальной деятельности; изменить правовую оценку результатов 'предварительных и специальных исследований, проводимых специалистами-криминалистами, а в частности, предусмотреть возможности их использования в качестве источников доказательств; решить вопрос о признании специальных исследований, проводимых до возбуждения уголовного дела, средством доказывания.

На этой основе обеспечить более гибкое, динамичное использование криминалистических средств и методов в раскрытии преступлений.