Введение

Одним из принципов советского уголовного права является принцип субъективного вменения. В соответствии с формулой ст. 3 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик за совершенное общественно опасное деяние, предусмотренное уголовным заколом, лицо подлежит уголовной ответственности и наказанию лишь в том случае, если оно совершило деяние умышленно «ли по неосторожности. В развернутом и обобщенном виде эта формула означает, что предусмотренные уголовным законом объективно сущестую-щие фактические элементы этого деящия охватывались умыслом или неосторожностью виновного. Это правило является–и должно быть –правилом без исключений. Встречающиеся иногда отклонения от него не могут быть терпимы и неизменно вытравляются на практике.

В привычных доктринальных определениях субъктив-ной стороны не всегда отражается всеобщий и всеобъемлющий характер принципа субъективного вменения. «Субъективная сторона преступления, –' читаем мы в одном из учебников уголовного права,–представляет собой психическое отношение лица к совершаемому им общественно опасному деянию»'. Как видно, психическое отношение деятеля к обстоятельствам, характеризующим самого деятеля, это определение выводит за рамки субъективной стороны. Между тем в ряде случаев за обстоятельствами такого рода закон признает большое значение как с точки зрения разграничения преступного и непреступного поведения (должностные преступления), так и с точки зрения характеристики степени общественной опасности преступного деяния (при совершении некоторых преступлений особо опасными рецидивистами). В этих случаях указанные обстоятельства также относятся к числу предусмотренных уголовным

" - '        • » • <Уголовное право. Часть Общая», М., 1966, стр. 174.

законом объективно существующих фактических элементов преступления и в качестве таковых должны охватываться субъективной стороной.

Принцип субъективного вменения в советском уголовном праве отнюдь не декларативное украшение советского уголовного законодательства. Особое внимание к субъективной стороне преступления объясняется .рядом связанных друг с другом обстоятельств и соображений принципиального и практического характера.

С одной стороны, это вменение представляет собой одно из специфических выражений в уголовном праве социалистического гуманизма. «Коммунистическая идеология,–подчеркивает Программа партии,–самая гуманная идеология»'. Гуманизм 'коммунистической идеологии и вытекающая из нее политика борьбы с преступностью отводят уголовному праву, уголовной репрессии второстепенную роль. «...В борьбе с преступлением, – писал В. И. Ленин,–неизмеримо большее значение, чем применение отдельных наказаний, имеет изменение общественных и политических учреждений»2. 'Средства и методы карательного воздействия в яашей стране используются в минимальных пределах, совместимых с необходимостью охраны общества и его членов от преступлений и преступников.* Принцип ответственности только при 'наличии умысла или неосторожности представляет собой одно из ограничений сферы 'применения мер уголовноправового воздействия.

С другой стораны, внимание к субъективной стороне преступления, к ее формам и оттенкам представляет собой проявление процесса расширения и углубления морального обоснования применения уголовного наказания. Положения Программы партии о закономерной в нашем обществе тенденции возрастания роли нравственных начал и расширения сферы действия морального фактора не следует понимать только в том смысле, что по мере нашего движения вперед роль неправовых, непринудительных методов воздействия и регулирования будет увеличиваться всегда и обязательно за счет

' -сПрограмма Коммунистической партии Советского Союза», М„ 1971, стр. 122.

2 В. И. Л е н и н, Полн. собр. соч., т. 4, стр. 408.

4

правовых, принудительных методов, средств и мер. Одним из проявлений этой тенденции несомненно является усиление морального элемента в сфере «административного  регулирования» взаимоотношений  между людьми'.

В признании уголовно ответственным лишь лица, действовавшего умышленно или неосторожно, и во все ' большей дифференциации форм и размеров уголовной ответственности в зависимости от форм и оттенков субъективной стороны мы видим выражение процесса «морализации» правовой ответственности, создающего условия для все более широкого перехода к мерам непринудительного, морального воздействия.

Моральное обоснование уголовной ответственности по принципу субъективного вменения имеет наряду с этим и непосредственно практическое значение и назначение.

Обоснование и Дифференциация уголовной ответственности по принципу субъективного вменения отвечают представлениям общественного правосознания о справедливости. Формируясь на протяжении столетий, этические представления и правосознание народа глубоко впитали в себя идею, что ответственность за причинение вреда обоснована лишь в случае, когда в акте причинения так или иначе участвовали сознание и воля деятеля.

Как ни трудно сказать, когда именно общественное сознание стало признавать действительность ссылки причинителя вреда на то, что он ме желал причинить его или не мог предвидеть его наступления, но это, по-видимому, произошло значительно раньше, чем соответствующие представления получили отражение в уголовном законодательстве. С тех давних пор и по настоящее время эти представления отождествляются с представлениями о справедливости в сознании столь большого числа людей и та:к глубоко, что они кажутся выражением своего рода «инстинкта справедливости». Это – один из примеров того, как коммунистическая мораль включает в себя выработанные массами на протяжении тысячелетий общечеловеческие моральные нормы, «простые нормы нравственности и справедливости»2.

* сПрограмма Коммунистической партии Советского Союза», М, 1971, стр. 119, 2 Т а м ж е.

к

Дело не меняется от того, что в данном случае эти нормы получила выражение также и в нормах закона. Законодательство, не учитывающее требований общественного правосознания, не было бы понятно массам, воспринималось бы как несправедливое и едва ли могло бы оказать надлежащее воздействие на создание людей;

скорее, наоборот. Напротив, уголовное законодательство, последовательно построенное да принципе субъективного вменения, оценивается как правильное и справедливое, вызывает к себе уважение и стимулирует готовность народа принимать участие в борьбе с преступностью на этой правовой я моральной основе.

Нет надобности доказывать, что без воспитания в массах уважения к закону, доверия 'к нему, веры в его справедливость борьба с преступностью едва ли может быть успешной.

'-• Другое практическое значение принципа субъективного вменения определяется тем, 'что он содействует осуществлению советским уголовным правом поставленных перед ним социалистическим государством задач общего и специального предупреждения. В социалистическом обществе право не противостоит морали. И право, и мораль служат сбоями средствами одному и тому же делу и преследуют одни и те же цели. Это, разумеется, не значит, что всякий аморальный поступок составляет в социалистическом обществе правонарушение, преступление. Но это значит, что в социалистическом обществе убийство, спекуляция, кража, хулиганство, по сути дела любое преступление, есть в то же время и поступок, нарушающий нормы социалистической морали. В соответствии с этим в социалистическом государстве уголовное наказание необходимо содержит в себе и моральное порицание признаваемого преступным деяния. Нет надобности доказывать, что лаказаяие, необходимым элементом которого является или должно быть моральное порицание, может применяться лишь в тех случаях, когда лицо, совершая инкриминируемое ему деяние, сознавало или могло сознавать его общественно опасный характер, предвидело или могло предвидеть его вредные последствия'.

' Т. В. Церетели, Причинная связь в уголовном поаве, М., 1963, стр. 295–296.

6

Применение наказания при иных условиях представляло бы собой причинение бессмысленного страдания, потому что при этом не могли бы быть достигнуты практические цели наказания–исправление и перевоспитание преступников и предупреждение совершения новых преступлений как осужденными, так и другими лицами;

в противном случае и те, и другие видели бы наказание, не видя преступления, и это, несомненно, так же отрицательно сказалось бы на состоявши общественного правосознания, как и убеждение в безнаказанности преступлений'.

Наконец^участие сознания и воли деятеля в опасном или вредоносном поведении, формы и бттенки такого участия имеют значение для вывода одаличип, характере и степени общественной опасности этого поведения и о свойствах личности виновного. В/свою очередь значение правильности такого вывода/для справедливого решения вопроса о форме и размерах ответственности невозможно переоценить. Участие/в опасном или вредоносном поведении сознания и вбли деятеля говорит о наличии у него «антиобщественной установки». Это очевидно в случаях, когда субъект желает причинить вред илл же идет на риск того, чтеГадним из результатов его действий, .направленных к Хругетйцели, будет причинение вреда.       /    ^^

Однако эту установку/нетрудно разглядеть и тогда, когда виновный не предвидит вред)здго результата, хотя должен и может/его предвидеть: такое отношение к общественным ценностям и готовность относиться к ним подобным образом отрицательно характеризуют личность деятеля.

В то же время нам представляется, что только очень условно можно рассматривать субъективную сторону опасного или вредоносного поведения как всего лишь условие его наказуемости (ст. 10 УК, РСФСР 1926 г.:

«...меры социальной защиты... применяются лишь в тех случаях, когда эти лица... действовали умышленно... и... действовали ' неосторожно...») или, как это часто делается в целях некоторого упрощения теоретического

' См. К. М арке и Ф. Э нгельс, Соч., т. 1, стр. 122–123.

7

анализа, как своего рода дополнение к объективной общественной опасности–дополнение, превращающее общественную опасность действия в его преступность. Казалось бы, объективный вред, причиненный с участием или без участия сознания и воли, остается самим собой и одним и тем же вредом. В действительности социальная характеристика поведения лица, .причинившего этот вред, существенно различна. За распространение клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй, в целях (ст. 70 УК РСФСР) или без целей (ст. 190' УК РСФСР) подрыва .идя ослабления Советской власти; выдачу (ст. 64) или разглашение (ст.|75) государственной тайны; умышленное (ч. 2 ст. 98) или неосторожное (ст. 99) уничтожение или повреждение государственного или общественного имущества закон предусматривает различные наказания ,не только потому, что при совершении этих преступлений различным образом проявляет себя личность'деятеля, но и потому, что, .например, общественно опасное поведение, субъективно «наводимое» деятелем та определенную цель, характеризуется большей не только субъективной, но и объективной направленностью поведения к достижению этой цели.

Поставив перед собой цель причинения вреда, субъект подбирает наиболее действенные средства ее достижения, стремится использовать эти средства эффективным образом, продумывает способы устранения и предотвращения возможных препятствий, иными словами, сообщает своей деятельности объективно целенаправленный и поэтому более общественно опасный

характер.

Точно такое же действие, причинившее вред потому, что субъект, имея возможность предвидеть наступление вреда ;и предотвратить его, не позаботился об этом, ввиду беззаботности деятеля само становится общественно опасным, и тем более, общественно опасным, чем больше сама эта беззаботность. Именно этим, на наш взгляд, объясняется то (иначе трудно объяснимое) обстоятельство, что в некоторых случаях законодатель для характеристики объективно .недоброкачественной деятельности использует терминологию субъективной стороны. |0н говорит, например, о преступно-небрежном использовании или хранении сельскохозяйственной тех-

8

ники (ст. 99' УК РСФСР)', о небрежном или недобросовестном ' отношении должностного лица к своим обязанностям (ст. 172). В случаях такого рода объективная и «субъективная» общественная опасность действия так же неразрывно слита в формуле закона, как и в жизни.

Настоящее исследование имеет своим предметом одну из двух известных советскому уголовному законодательству форм субъективной'стороны–умысел.

Исследование общих вопросов субъективной стороны преступления всегда имеет непосредственное я широкое практическое значение – может быть, более .непосредственное и более широкое, чем исследование многих других вопросов Общей части. Малейшие нюансы в понимании таких элементов субъективной стороны, как предвидение, желание, сознательное допущение, легкомысленный расчет влекут за собой существенное изменение как внешних, так и внутренних границ субъективной стороны, иными словами, границ между преступным и непреступным поведением, между' умышленными и неосторожными преступлениями.        *«^^

С обеих этих, как и с ряда других, точек зрения исследование умысла имеет особое значение.    -. .

Подавляющее большинство преступлений, предусмотренных нормами Особенной части советского уголовного законодательства, относится к числу умышленных. К числу умышленных относится и подавляющее большинство преступлений, совершаемых в жизни. Умышленные преступления являются наиболее опасными преступлениями, и ввиду этого они привлекают наибольшее внимание и вызывают наибольшее возмущение общественного мнения. Когда мы говорим о проблеме преступности, в частности преступности несовершеннолетних, мы имеем в виду прежде всего состояние и динамику умышленных преступлений. Ими в .первую очередь занимается и советская криминология.

В то же время умышленные преступления в целом и многие из них в отдельности отличаются особым богатством криминологической фабулы и многообразием криминологических деталей, и это существенным обра-

' Здесь, как и в дальнейшем изложении, при ссылках на статьи УК РСФСР имеются в виду и соответствующие статьи УК других союзных республик.

9

зом влияет ;на характер и степень общественной опасности преступлений этого вида. Поэтому проблема справедливости я проблема целесообразности уголовной репрессии, которые в настоящее время в глазах общественного мнения почти полностью совпадают по содержанию, применительно к умышленным преступлениям имеет особо важное значение. В связи с этим 'важное значение приобретает и задача дальнейшей дифференциации ог-ветственности за умышленные преступления как в практике использования действующего определения умысла, так и в плане дальнейшего совершенствования этого определения на криминологической основе. Было бы, в самом деле, наивно думать, что изменения, внесенные в определение умысла Основами в 1958 году, означают «предел совершенства» и что задачи в этой области впредь будут сводиться лишь к комментированию закона.

Предпринимая .настоящее исследование, авторы имели в виду разработать некоторые вопросы учения об у1мысле.

Они попытались показать развитие как общего определения умысла в истории советского уголовного законодательства, так 'и определений субъективной стороны ряда умышленных преступлений в Особенной части. Выяснение специфических черт этого развития дало авторам материал для выводов и предложений в отношении возможных путей и тенденций дальнейшего совершенствования уголовного законодательства в этой области.

Особый раздел работы посвящен проблеме юридического и криминологического определения границ умысла. Авторы исходят из общего положения, что умысел и его формы (как я, естественно, неосторожность) суть явления объективной действительности, получающие то или иное отражение в определениях закола. В этом плане в работе обращается внимание на возможность и целесообразность внесения большего единообразия в описание субъективной стороны умышленных преступлений в Общей и Особенной частях уголовного законодательства.

По мнению авторов, более широкое использование в определениях отдельных преступлений терминологии общего определения умысла и разъяснение в Общей части ряда терминов, с помощью которых законодатель в настоящее время характеризует субъективную сторону

отдельных .преступлений, способствовало бы большей точности дри формулировании мысли законодателя и та этой основе дальнейшему укреплению законности.

В работе рассматривается, далее, вопрос о видах умысла по советскому уголовному праву. Авторы не ставили целью подвергнуть здесь анализу все известные теории уголовного права классификации умысла. В этом разделе они попытались ответить главным образом на два, по их мнению, наиболее важных вопроса: какие виды умысла имеют практическое значение для советского уголовного права; в чем состоит юридическое значение известных советскому уголовному закону и судебной практике видов умысла.

Большое внимание авторы уделиля вопросам умысла в Особенной части. Изучение литературы, судебной практики и материалов опроса практических работников показало, •что эти вопросы решаются самым различным образом, в том числе различным образом решаются юридически однородные вопросы. В работе делается попытка, в частности, путем использования возможностей символической логики выработать общие правила применения содержащегося в законе определения умысла к материалу Особенной части в зависимости от типа структуры объективной общественной опасности преступления и формулировки диспозиции применяемой статьи Кодекса.

Заключительный раздел работы носит проблемный характер. Он посвящав одному из аспектов связи между нормами материального и процессуального права. Речь идет о том, какое влияние на определение умысла должен оказывать учет практических возможностей установления и доказывашпя различных сторон психического отношения виновного к своему противоправному деянию.