§ 1. Вина как субъективная сторона состава преступления и вина как общее основание уголовной '■ ответственности

. Понятие вины встречается в самых первых законодательных актах Советского государства. О «виновных» и «виновниках» и об их ответственности говорят многие акты, относящиеся еще к 1917 г. '

В декрете Совнаркома о конфискации имущества акционерного общества Кыштымского округа от 27 декабря 1917 г. (9 января 1918 г.), подписанном товарищем Сталиным, говорилось: «За самовольное оставление должности или саботаж виновные будут преданы Революционному суду» 2. Указания на «виновных» встречаются в законодательных актах, изданных в 1918—1922 годах.

В первом советском Уголовном кодексе — УК РСФСР 1922 г. говорится не только о «виновных» (ст. 30), но и о «вине». Так, о «смягчающих вину обстоятельствах» говорят ст.ст. 201, 207, 208 и др. Терминами «виновный»

1 См. Обращение СНК ко всем армейским организациям, военно-революционным комитетам, всем солдатам на фронте 11 ноября 1917 г.— СУ № 3; декрет СНК 14/27 ноября 1917 г. — Положение о рабочем контроле — СУ № 3; Обращение Совета Народных Комиссаров к военно-революционному комитету 15 ноября 1917 г. — СУ № 3. Обращение СНК ко всему населению 26 ноября 1917 г. — СУ ,№ 4, Постановление НКЮ о революционном трибунале печати 18 декабря 1917 г.— СУ № Ю- инструкция НКЮ о революционном трибунале IB декабря 1917 г. — СУ № 12, и др.

* СУ 1918 г. № 13, стр. 19?.                    '   t         .

43

 

if

и «ввна» пользуются и некоторые другие законодательные акты 1922 г. *.

Точно так же понятия умысла и неосторожности появляются в советском уголовном праве очень рано. Постановление Кассационного отдела ВЦЙК о подсудности революционных трибуналов 2 говорило о тех, кто «по неосторожности» или с «умыслом» дискредитирует советскую власть «в глазах населения». В декрете СНК РСФСР 14 ноября 1919 г.3 «О рабочих дисциплинарных судах» говорится о «небрежном отношении к делу»; в Положении о революционных военных трибуналах 4 — об «умышленном уничтожении или повреждении специально военных сооружений»; в Руководящих Началах по уголовному праву РСФСР 1919 г. — о> совершении преступления «по небрежности»; в декрете ВЦИК «О революционных военных железнодорожных трибуналах» 20 марта 1920 г.5— об «умышленных посягательствах» и о «явно небрежном отношении»; в декрете ВЦИК 8 апреля 1920 г «О комиссиях по' борьбе с дезертирством» 6 — о «небрежном ведении списков военнообязанных» и об умышленном укрывательстве или пособничестве» и т. д.

Если в дальнейшем законодательство избегает терминов «вина» и «виновный», то требование умысла и неосторожности продолжает неизменно выставляться законодателем, несмотря на имевшие место попытки умалить значение умысла или неосторожности или даже вовсе отказаться от них.

Авторы постановления Народного комиссариата юстиции РСФСР «Руководящие Начала по уголовному праву РСФСР» от 12 декабря 1919 г.7 отрицательно отнеслись к самому понятию вины и даже исключили из «Руководящих    Начал»    указания   на   умысел   и   неосторож-

1 См. декрет СНК РСФСР от 9 февраля 1922 г.—СУ 1922 г. № 16 «Об ответственности за уничтожение м порчу геодезически/.' знаков» и др.

'! '   2 «Известия ВЦИК» 6 октября 191Э г.

:';     3 СУ № 56.

X     4 Декрет ВЦИК от 20 ноября  1919 г.— СУ  № 56,' -\-             - ■

5 СУ № 21-                                                                      ■::.*

е СУ № 26.                    ■•'            ■  '               .                   .\О

7 СУ Ш19 г. № 66, стр. 59,   ; '! .,                            - ."  ~.\  \

 

HoCfb. Но, кйк уже указывалось в советской литературе, авторы «Руководящих Начал», пожелав избавиться от умысла и неосторожности, практически не смогли это осуществить и вынуждены были исходить из этих понятий 1. Так, в п. 3 ст. 12 среди обстоятельств, влияющих на определение меры наказания, «Руководящие Начала» упоминают: «Обнаружены ли совершающим деяние заранее обдуманное намерение, жестокость, злоба, коварство, хитрость или деяние совершено в состоянии запальчивости, по легкомыслию или небрежности». Это упоминание о заранее обдуманном намерении, о запальчивости, легкомыслии или небрежности дало М. М. Исаеву основание притти к выводу, что хотя «Руководящие Начала» и не содержали определений умысла и неосторожности, но исходили из них 2.

Проект Уголовного кодекса РСФСР, составленный Комиссией Общеконсультационного Отдела Народного комиссариата юстиции и опубликованный в 1920 г., не упоминал ни о вине, ни об умысле и неосторожности. Объяснительная записка к проекту откровенно заявляла: «оттенки умышленности, неосторожности утрачивают значение факторов, направляющих наказание по заранее определенной линии; сохраняя некоторое значение признаков, свидетельствующих о характере личности, они перевешиваются анализом свойств преступного состояния деятеля, мотивами правонарушения и особенностью избранных средств».3

Отсутствовали упоминания о вине, умысле и неосторожности и в общей части проекта Уголовного кодекса РСФСР, составленного Народным комиссариатом юстиции РСФСР и внесенного на утверждение СНК РСФСР и ВЦИК РСФСР. Однако и эта явно неосновательная и противоречащая основным принципам советского уголовного права точка зрения не встретила поддержки, и во вторую редакцию   проекта,   по  решению   комиссии,    избранной

1  История советского уголовного права,  М.,  1948 г.,  стр.167—168.

2  М. М. Исаев, Основные Начала уголовного законодательства СССР и союзных республик, 192? г., стр. 39.

3  См. Материалы Наркомюста, вып. VII, 1920 г. Проект имеется также   в   книге   М.  М. Исаева   «Общая  часть  уголовного права РСФСР», 1925 г. (прилож. № 2).

\                          45

 

IV Всероссийским съездом деятелей советской юстиции для рассмотрения проекта, в проект было внесено требование умысла и неосторожности К

Отрицательное отношение к понятию вины сохранили и составители Объяснительной записки к проекту Уголовного кодекса (ставшему законом яод названием Уголовный кодекс редакции 1926 г.). Составители записки упоминали вину в числе «чуждых нашим правовым воззрениям и перешедших к нам лишь по традиции, по наследству от старого буржуазного правда, терминов» 2. Однако и этот кодекс сохраняет требование умысла и неосторожности как субъективной стороны состава преступления.

В течение ряда лет в советской уголовно-правовой литературе можно было встретить отдельные попытки преуменьшить значение понятия вины для советского уголовного права. Некоторые криминалисты пытались даже доказать ненужность сохранения в советском уголовном праве института вины. Одни авторы не признавали вообще значения вины в советском уголовном праве, другие доказывали бесполезность разграничения между умыслом и неосторожностью, третьи, наоборот, допуская в советское уголовное право умысел и неосторожность, отрицали тем не менее необходимость сохранения понятия вины.

Отрицательное отношение к вине было обусловлено неправильным, противоречащим указаниям Ленина и Сталина, пониманием вины некоторыми советскими учеными-криминалистами.

Ознакомление с работами советских криминалистов, стоявших на этих неправильных позициях, показывает те методологические пороки, которые вели их к неправильной трактовке вины.

Прежде всего, отсутствовало разграничение между виною как общим основанием уголовной ответственности и виною как субъективной стороной состава преступления, что вело к путанице и взаимному непониманию.

1 См. об этом у М. М. Исаева, Основные Начала уголовного законодательства СССР и союзных республик, 1927 г., стр. 39. Об отношении этого проекта к вше см. у А. А. Герцензона в работе «История советского уголовного   права»,   1948 г., стр. 257.

- Проект уголовного кодекса РСФСР с объяснительной к нему запиской, М., 1925 г., стр. 3.

 

■Имело, далее, место неправильное представление, что вину нельзя совместить с детерминистическим взглядом На свободу воли. Утверждали, что вина связана только с индетерминизмом. Про таких криминалистов А. Трайнин писал: «Человек считался виновным тем, что из бесчисленного множества дорог и тропинок свободно избрал путь преступления» К А. А. Пионтковский писал о «стремлении кодекса избегать слов «вина», «виновность», чтобы не быть заподозренным, что он стоит хоть в какой-то мере на индетерминистической точке зрения моральной ответственности преступника» 2.

Криминалисты, считавшие несовместимым с детерминизмом сохранение в уголовном праве вины, очевидно, забывали указание Ленина; «Идея детерминизма, устанавливая необходимость человеческих поступков, отвергая вздорную побасенку о свободе воли, нимало не уничтожает ни разума, ни совести человека, ни оценки его действий. Совсем напротив, только при детерминистическом взгляде и возможна строгая и правильная оценка, а не сваливание чего угодно на свободную волю» 3.

Причинами, побудившими некоторых советских криминалистов отвергнуть идею вины в советском уголовном праве, явились боязнь «морали», «моральной вины» и ошибочное представление о несовместимости детерминизма и моральной оценки. В приведенной выше статье А. Пионтковский говорил об «индетерминистической точке зрения моральной ответственности», связывая, как видно, мораль с индетерминизмом. А. Пионтковский еще в 1929 г. писал о субъективной моральной вине, основанной на свободной воле, и противопоставлял ей в качестве основания уголовной ответственности «объективную необходимость обороняться от преступлений» 4. Надо ли говорить, что детерминизм ни в малейшей мере не отрицает нравственности и что нет никаких оснований оспаривать наличие в содержании понятия вины момента моральной оценки деяния и деятеля.

1  А. Т р а й н и н, Уголовное право. Часть Общая, 1929 г., стр. 258.

2  А. Пионтковский,   Меры социальной защиты и  Уголовный кодекс РСФСР, «Советское право», 1923 г., № 3/6, стр. 40.

3  Ленин,   Соч., т. I, стр. 77.

4  А. Пионтковский,   Советское уголовное право. Том первый.   Общая   часть,   1929 г.,    стр.   230.    В   этой   же   работе   автор писал     об    отрицании    советским    уголовным    законодательством понятия «моральной вины»  {стр. 237).

■                                •                                                              47

 

11

Наконец, Можно было встретить утверждение, что «специфичность уголовно-правовой формы переходного периода» выражается в том, что на место «вины» как основания уголовной ответственности ставится социальная опасность деяния и деятеля '.

Все эти и им подобные взгляды вели в лучшем случае к утверждениям о необходимости «дефетишизации» вины, о том, что вина является «условным уголовно-правовым понятием», «субъективным критерием социальной опасности», одним из «годами взлелеянных фетишей юриспруденции» и т. д. Некоторые авторы, в лучшем случае, соглашались с тем, что следует сохранить в советском уголовном праве понятие умысла и неосторожности, не сохраняя вместе с тем понятия вины 2. На место вины ставилось понятие социальной опасности действия и деятеля, причем вина прямо противопоставлялась социальной опасности.

Можно было встретить и утверждение, что понятие социальной опасности несовместимо с сохранением умысла и неосторожности. Н. Н. Паше-Озерский писал: «С точки зрения общественной опасности правонарушения и правонарушителя... деление правонарушений на умышленные и неосторожные утрачивает всякое значение, ибо понятия «умысел» и «неосторожность» и т. д. не совпадают с понятиями большей или меньшей общественной опасности правонарушителя или правонарушения» 3.

Подобные утверждения вызывали тогда же возражения со стороны других советских криминалистов, в том числе и тех, кто, отрицая необходимость сохранения в советском уголовном праве вины, сохраняли понятия умысла и неосторожности 4. Имело место и вредительское отрицание вины, умысла и неосторожности.

Академик А. Я- Вышинский говорил о том, что «вредительство в области уголовного права дало себя знать

1  А. П нон тков ск и'й, Советское уголовное право.  Том первый, Общая часть. 1929 г., стр. 237.

2  См. М. Гродзинский:   «Советский УК,   сохраняя   понятие умысла и неосторожности,   нисколько   не   сохраняет   этим    понятия вины и не нарушает   своего   принципиального   положения,   согласно которому суд и закон учитывают  не   вину,   а   только   социальную опасность деяния». «Вестник советской юстиции», 1927 г., № 17.

3  Н.  Н. Паш е-0 з е р с к и й,  УК УССР, Комментарий, стр. 278.

4  См., например, А. Т р а й н и н,   Уголовное право. Часть Общая, 1929 г., стр. 259, прим. J.

4S

 

*5

ч

г\

преимущественно в этом вопросе, именно в попытке правотроцкистских вредителей отказаться от понятия «вины» и ответственности, в попытке состряпать, например, Уголовный кодекс без Особенной части, без так называемой «дозировки» наказания, без понятия об умысле и неосторожности» '.

После выступления в 1937 г. акад. А. Я. Вышинского, доказавшего политическую и юридическую несостоятельность отказа от различия между формами вины, был положен конец отрицанию значения вины и различия ее форм для советского правосудия.

Л. Я- Вышинский подверг справедливой критике взгляды тех авторов, для которых «нет разницы в степенях виновности, нет разницы между умыслом и неосторожностью». «С такой «теорией» подходить к судебной деятельности, строить судебную практику на основе такой «теории» и на основе таких «принципов» — это значит играть наруку врагам нашего государства. Ведь если наши суды не будут разбираться в том, умышленно или неосторожно совершено преступление, по умыслу или по случайности оно совершено, — это будет такая дискредитация суда, хуже которой нельзя и придумать. .Это означает прямую провокацию, прямую попытку такой «рабо1-той» взорвать суд, уронить авторитет суда в глазах всех здравомыслящих людей, ибо если суд будет человека, совершившего преступление по неосторожности, наказывать так же? как совершившего' преступление умышленно, только потому, что получается один и тот же результат, то это будет полная неразбериха, полный подрыв авторитета государственной власти, государственного авторитета, а это хунте всего» 2.

В 1938 г. появился учебник Общей части уголовного права, составленный Всесоюзным институтом юридических наук. В этом учебнике вопрос о вине признавался «одним из основных вопросов социалистического уголовного права». Этот учебник исходит из того, что «Марксистско-ленинская теория права не отрицает вины как пред-

1   А.  Я.  Вышинский,  Теория  судебных  доказательств  в советском   праве,   1946 г., стр. 160; см.   также   статью  Б.  С. Мань-ковского «Против антимарксистских теорий в уголовном праие», «Социалистическая законность»,  1937 г., № 7.

2  А. Я- Вышинский,   К положению на фронте правовой теории, 1937 г., стр. 59.

4     Зак. 5568.   Б.  С.   Утевский.

49

 

посылки личной ответственности За совершенные преступления. Только марксизм и может дать действительно научное обоснование вины в уголовном праве. В работах Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина содержится исчерпывающий ответ по вопросу о вине» '.

Эта точка зрения проводится с тех пор и во всех других работах советских криминалистов. «Основой для уголовной ответственности по социалистическому уголовному праву является вина лица, совершившего преступление», — говорится в учебнике для юридических школ, составленном в 1940 г. кафедрой уголовного права 1-го Ленинградского юридического института 2.

«Одним из основных принципов нашего социалистического уголовного права, — пишет А. Л. Пионтковский, — является признание допустимости уголовной ответственности лишь при наличии индивидуальной вины. Для применения наказания, для уголовной ответственности необходимо всегда установить виновность лица в совершении данного преступления» 3.

Выражением общего мнения советских криминалистов является заявление Л. Н. Трайнина, что «огромное, еще достаточно не оцененное теорией значение имеет то обстоятельство, что советское законодательство в Общей части с четкостью и конкретностью, неизвестными буржуазному праву, выдвигает общее положение: согласно ст. 10 УК уголовной ответственности подлежат лишь те, кто действовал   виновно-умышленно  или  неосторожно»4.

Можно со всей уверенностью сказать, что в настоящее время только в советской науке уголовного права со всей непоколебимостью утверждается значение вины как основного института уголовного права, как важнейшего условия законности правосудия. Эта твердость и непоколеби-

1  Уголовное право. Общая часть,  193$ г., стр. 268.   Параграфы, посвященные вине, были в этом учебнике (как и в последующих его изданиях) написаны А. Пионтковским.

2  Советское уголовное право, учебник для   юридических школ, 1940 г., стр. 45,.

2 А. Л. Пионтковский, Сталинская Конституция и проект Уголовного кодекса СССР, М.,  1.947 г., стр. 16.

«Основным принципом советского социалистического уголовного права» называет вину и С. Трахтер-ов— сМ- его статью «Формула невменяемости в советском уголовном праве», в Ученых записках Харьковского юридического института, 1939 г., выпуск первый, стр. 26.

4 А. Н. Трайнин, Система общей части уголовного права, «Советское государство и право», 1946 г., Ns 5—6, стр.  12.

50

 

мость в утверждении института вины противостоит неуверенности, колебаниям, ограничениям и сомнениям в вопросе о вине и даже прямому отказу от института вины криминалистов в современных империалистических странах, легко жертвующих требованиями вины ради обеспечения произвола, бесправия и уголовно-правовой дискриминации.

Требование вины как условия уголовной ответственности прочно вошло в судебную практику советских органов юстиции. Многочисленные постановления Пленума п определения коллегий Верховного суда СССР, касающиеся вопроса о вене, можно резюмировать словами определения Судебной коллегии1 по уголовным делам по делу Гончарова: «Советское уголовное право исходит из непреложного принципа необходимости доказать вину обвиняемого» ', или словами постановления Пленума Верховного суда СССР по делу Данилова: «Наказание не может быть применено к лицу, которое не признано виновным» 2.

Что же понимают современные советские криминалисты под виной? Какое содержание они вкладывают в понятие вины?

* До сих пор вина рассматривается советскими криминалистами только как один из элементов состава преступления. Это относится и к тем криминалистам, которые говорят о вине как основании уголовной ответственности, но сводят вину к умыслу и неосторожности. Me проводится до сих пор различие между более широким понятием вины как общего основания уголовной ответственности и более узким — как обязательного элемента состава преступления, его субъективной стороны.

При этом, как было уже выше отмечено, понятия вины, умысла и неосторожности анализируются только с точки зрения формально-психологической. Классово-политическое содержание умысла и неосторожности не раскрывается. Не устанавливается различие умысла и неосторожности в советском уголовном праве от умысла и неосторожности в буржуазном уголовном праве.

Типичным является определение, данное А. А. Пионт-ковским в учебнике Общей части уголовного права для

' Судебная практика Верховного суда СССР, вып. VIII (XVII), 1948 г., стр. 23.

&                  2 Сборник    постановлений    Пленума   и   определений    коллегий

Ш.          Верховного суда Союза ССР, Ш44 г., М., 1948 г., стр. 36.

4*

51

 

юридических институтов еще в 1938 г.: «Вина есть психическое отношение лица к учиненному им преступлению в форме умысла или неосторожности» '. Умысел прямой характеризуется, согласно тому же учебнику, предвидением виновным результата своих действий и желанием наступления этого результата, а умысел эвентуальный — предвидением результата своих действий, отсутствием непосредственного желания наступления предвиденных последствий при сознательном допущении возможности их наступления 2.

Самонадеянность учебник характеризует наличием предвидения последствий своих действий, соединенным с легкомысленной надеждой предотвратить их. Небрежность характеризуется отсутствием предвидения последствий своей деятельности при наличии таких условий, которые дают возможность признать, что субъект должен был предвидеть последствия своей деятельности 3.

Эти и подобные им определения страдают двумя пороками. Во-первых, они ограничиваются изучением вины только как одного из элементов состава преступления (субъективной стороны), оставляя без внимания вину как общее основание уголовной ответственности. Во-вторых, эти определения вины, умысла и неосторожности имеют формально-юридический характер, ограничиваются только сочетанием в разных комбинациях моментов предвидения •и желания, лишены классового, политическогосодержания.

Не может быть, конечно, и речи о вине как об общем основании   уголовной   ответственности,   если   по делу не

1   Уголовное право. Общая часть, 1938 г., стр. 270. Аналогичное определение во 0-м (1939 г.)  издании этого учебника {см. стр. '187). В 3-м и 4-м изданиях зтого же учебника приведенная формула вины почти не подверглась изменению. В нее внесено одно лишь изменение:   автор   говорит   не   просто   о   «лице»,   а о «вменяемом   лице» (стр. 3S4, изд.  1948 г.).

2  А.  А.  Пионтковский   в  учебнике  Общей  части   уголов"-ного права ВИЮН,  1948 г., стр. 340—342.

3  Там   же,    стр.    Ы4—34&.   Также   А.  В.   Лаптев   в  работе «Состав преступления и квалификация уголовных дел», М.,   1939 г., стр.   11. М. Ш а ;р го р о д ск и и в рецензии на книгу А. А. Герцен-зона «Уголовное qpaeo. Часть общая»,,  1948 г., «Советское государство и право», 1948 г., № 12, стр. 59; статья «Квалификация преступлений»,   «Советская  юстиция»,   1940  г.,  № 8,   стр.   18—Ш;   статья «Квалификация     преступления     и    общий    состав    преступления», «Социалистическая законность», N° 5,  1948 г., стр. 33.

52

 

установлено то субъективное отношение лица к содеянному им, которое составляет умысел шш неосторожность. Вина умышленная или вина неосторожная, т. е. вина как элемент состава преступления, является обязательным условием привлечения л ища к уголовной ответственности. Без умысла и неосторожности не может быть и речи о признании поведения подсудимого виновным, т. е. не может быть вины как общего основания уголовной ответственности.

В этом находит свое выражение огромное политическое значение требования советского уголовного закона об обязательности умысла или неосторожности как условия уголовной ответственности, как гарантии социалистической законности и соблюдения принципа индивидуальной ответственности.

Однако нельзя ограничиться изучением вины только как одного из элементов состава преступления. Это значит обеднить понятие вины в советском уголовном праве, это значит не заметить покоящегося на законе и широко используемого судебно-прокурорекой практикой понимания вины в более широком смысле, т. е. вины как общего основания уголовной ответственности, без которого нельзя ни разрешить проблемы ответственности в советском уголовном праве, ни понять института вины в советском уголовном праве.

Что касается сведения вины в смысле субъективной стороны преступления к одним только формально-юридическим признакам, то оно воспроизводит понимание вины так называемым классическим направлением в уголовном праве1.    «Некритическое     восприятие     психологической

1 См. Б. С. Маньковский, Проблема ответственности в уголовном праве, '194'9 г., стр^ И6—117: «Отстаивание в учебниках по советскому праву для юридических вузов и для юридических школ понятия вины только как психического отношения субъекта к результату является отражением буржуазного влияния в советском уголовном праве. Только буржуазно-догматические позиции криминалистов буржуазной так называемой классической школы уголовного права приводили к пониманию вины лишь как психического отношения субъекта к результату...». И действительно, стоит только сравнить определения умысла и неосторожности, даваемые в четырех изданиях учебника Общей части уголовного права, составленного ВИЮН, с соответствующими определениями в учебнике русского представителя классической школы Н. Таганцева, чтобы в этом убедиться (см. Н. Т а г а н ц е в. Русское уголовное право, 1902 г., т. I, стр. 602).

F3

 

теории понятия вины, — пишет Б. С. Маньковский, — должно подвергнуться самой решительной критике. Представляется совершенно нетерпимым то, что до> сих пор в советских учебниках по уголовному праву эта теорийка психологического понятия вины имеет хождение. Формально-догматическое понятие вины в духе так называемой классической школы уголовного права является не выражением обобщения богатой судебной практики советского суда по борьбе за социалистическую законность, а результатом того, что до сих пор буржуазный догматизм еще не изжит до конца в советской литературе, в частности по уголовному праву» '.

Формально-психологические определения вины и потому еще совершенно недопустимы в советском уголовном праве, что, выхолащивая из понятия вины его классово-политическое содержание, они извращают определения умысла и неосторожности, даваемые советским законодателем и содержащие признаки, указывающие на классово-политический характер умысла и неосторожности в советском уголовном праве 2.

Недопустимость формально-юридических определений вины, умысла и неосторожности побудила в последнее время многих советских криминалистов попытаться раскрыть материальное, т. е. морально-политическое, содержание вины в советском уголовном праве, показать классово-политическую природу вины, ее отличительные черты как института социалистического уголовного права, как вины перед социалистическим государством в противоположность вине перед буржуазным государством.

Попытки советских криминалистов, делавшиеся в последнее время в этом направлении, все более подводят к пониманию виновного поведения как поведения, получающего   отрицательную   общественную  морально-поли-

1  Б. С. Маньковский, Проблема ответственности з уголовном праве, 1949 г., стр. 117.

2  К   подобным   определениям   полностью   относится   сказанное М.  Аржановым  о пережитках   юридического   формализма и о том, что пережитки   эти   проявляются в недостаточном   раскрытии   сущности   (экономической,    политической,   идейной)    институтов   и   категорий права по   сравнению   с  тем   вниманием,   которое   уделяется формальной  стороне   права,  а  также в  нездоровом   увлечении   так называемыми   «юридическими   конструкциями»,   М.  А.  Аржанов, Об очередных задачах в области теории государства и права, «Советское государство и право» 1948 г., № 8, стр. 11—12.

54

 

тическую оценку со стороны советского закона и суда. Они свидетельствуют также о назревшей потребности изучения вины как общего основания уголовной ответственности.

Первые признаки критического подхода советских криминалистов к формально-психологическому пониманию вины и стремления раскрыть классово-политическое содержание вины появились еще в 1938 г., когда в статье А. Лаптева, посвященной вине, вина признавалась понятием классовым. Лаптев указал, что «в социалистическом обществе понятие вины как понятие права, уголовного права, морали, нравственности является диаметрально противоположным буржуазному понятию вины. Вина является понятием классовым. Одно это обстоятельство говорит о принципиальном отличии вины в социалистическом уголовном праве от одноименного понятия в буржуазном уголовном праве» '. Автор не развил этой мысли. Не развили ее и другие советские криминалисты.

В 1945 г. в отчете о происходившей в ноябре — декабре 1944 г. юбилейной сессии Ленинградского университета сообщалось, что проф. Б, Маньковский в своем докладе на тему «Основные проблемы советского уголовного права и судебная практика периода Отечественной войны», «опровергая традиционное понятие этой вины (т. е. вины в уголовном праве. —Б. У.) как психического отношения лица к совершенному им деянию, обосновывал необходимость сочетания психического понимания вины с ее социально-оценочным пониманием, имеющим в данной проблеме основное значение»2.

Эти отрывочные сведения не позволяли, однако, судить о том содержании, которое Б. С. Маньковский вкладывает в социально-оценочное понимание вины. Необходимо все же отметить, что здесь впервые в советской юридической литературе появляется указание на неудовлетворительность ограничения понимания вины только> психическими признаками умысла и неосторожности и на необходимость оценочного понимания вины в советском уголовном праве.

Годом позже, в 1946 г., А. II. Трайнин в монографическом исследовании «Учение о составе преступления» писал, что' в отношении понятия «вина» советская   наука

1  А.   Лаптев,    Понятие   вины   в   советском   уголовном   праве, «Советская юстиция», 1938 г„ Кз 12, стр. 6.

2  «Социалистическая законность», 1945 г., № 1—2, стр. 40.

55

 

«не ограничилась сведением виновности к формам виновности, к умыслу и неосторожности, которые тщательно были разработаны в дооктябрьской литературе, — она, кроме того, висела момент материальный, рассматривая вину не только как родовое понятие психических отношений преступника к преступному результату (умысла и неосторожности), но и как основание их отрицательной оценки» 1. К сожалению, и Л. Н. Трайпи'Н не развил это интересное положение и не указал даже, какие работы каких авторов он имеет в виду, говоря о внесении советской наукой в вину материального содержания.

Вопрос О' необходимости отличать вину как психическое отношение лица к совершенному им деянию от общественной оценки деяния нашел свое выражение в различных работах и в последующие годы, не выходя, однако, попрежнему за рамки одной только постановки вопроса. Так, во втором издании учебника уголовного права для юридических школ, появившемся в свет в 1947 г., было дано следующее определение вины: «вина есть психическое отношение субъекта к своим действиям и их последствиям и вместе с тем общественная оценка его поведения»2. Это определение сохраняло формально-психологическую концепцию вины («психическое отношение» и т. п.), но добавляло к ней новый, глубоко принципиальный момент — момент общественной оценки поведения субъекта, т. е. сочетало формально-психологические признаки вины с материальными (общественная оценка поведения субъекта).

К сожалению, и этот учебник ограничился определением вины и в дальнейшем изложении к вопросу об общественной оценке поведения субъекта не возвратился.

Несколько позже, в 1948 г., в учебнике Общей части уголовного права А. Герцензона появилось определение вины, в котором точно так же упоминалось об общественной оценке поведения субъекта 3. И этот учебник не развил положения о значении момента общественной оценки.

1  А.  Н,  Трайнин,   Учение о  составе   преступления,   1946 г., стр. '68.

2  Уголовное право, учебник для юридических школ, М,  Ш47 г., стр. 81.

3  А. А. Герцензон,   Уголовное право. Часть Общая,  194S г., стр. 329; против — М. Шаргородский   в рецензии на эту работу в журнале «Советское государство и право», 1948 г., № |Ц2,  стр. 59.

56                                                  ■                     ■                   .              ■

 

1 В статье В. Макашвили «Вина и сознание противоправности», появившейся в 1948 г., мы встречаемся с несколько более развернутой постановкой вопроса об общественной оценке деяния виновного как элемента вины. В. Макашвили полагает, что понятие вины не исчерпывается психическим отношением лица к совершенному им. В содержание вины входит, по мнению В. Макашвили, и момент порицания и осуждения лица, совершившего противоправный поступок. Оба момента — фактическое отношение лица к совершенному им и отрицательная оценка этого отношения находятся в тесной взаимосвязи и образуют одно нераздельное целое. В соответствии с этим В. Макашвили определяет вину как «порицаемое, осуждаемое социалистическим обществом психическое отношение лица к совершенному им общественно-опасному поступку» *.

Из кратких рассуждений автора об отрицательной оценке как элементе вины можно сделать вывод, что предметом оценки является психическое отношение субъекта к содеянному им, т. е. оценке подвергается только умысел или неосторожность.

В тезисах доклада Б. С. Утевского «Вина в советском социалистическом уголовном праве» (декабрь 1948 г.) указывалось: «Вина — это явление общественное, классовое. Понятие вины неразрывно связано с наличием определенных установленных в обществе правил и с действиями, нарушающими эти правила. Советское уголовное право и советский суд дают этим действиям оценку с точки зрения интересов социалистического государства и проводимой им политики. Виновное поведение — это поведение, получившее отрицательную общественную оценку, т. е. поведение, осуждаемое с точки зрения социалистической морали и проводимой социалистическим государством политики. Морально-политическая оценка поведения человека охватывает не только психическое отношение лица к совершенному им, т. е. умысел и неосторожность, и к последствиям совершенного, но и все объективные обстоятельства, характеризующие его поведение, обстановку совершения преступления, последствия

1 В. Макашвили, Вина и сознание противоправности, в сборнике «Методические материалы ВсесойЦного юридического заочного института», 1948 г., № 2, стр. 02.

57

 

/

преступления, характер и значение объекта преступления, личность совершившего преступление, мотивы, руководившие им, цели, которые он преследовал, и т. д.» 1.

В 1949 г. вышла в свет монография Б. С. Маньков-ского «Проблема ответственности в уголовном праве». В своей работе Б. С. Маньковский подвергает критике определение вины как психического отношения лица к своим действиям и указывает, что отстаивание такого понятия вины является отражением буржуазного влияния в советском уголовном праве. Б. С. Маньковский правильно доказывает, что одного только психического отношения лица к своим действиям и их результатам недостаточно для признания виновности подсудимого. Вина имеется только тогда, когда поведение лица заслуживает осуждения с точки зрения социалистического закона. Оценочный момент, с точки зрения социалистического закона, в отношении внутренних мотивов поведения субъекта является одним из конститутивных признаков понятия вины2.                                                                               [

Как видно, точка зрения Б. С. Маньковского совпадает с точкой зрения В. Макашвили. Оба они ограничивают объект оценки только внутренним отношением лица к результату его действия.

Из этих и других встречающихся в советской юридической литературе последних лет беглых указаний на оценочный момент в вопросе вины 3 можно сделать вывод, что советские криминалисты поставили в порядок дня науки уголовного права вопрос о необходимости новой, не формально-психологической,   а   материальной   трактовки

1  Б. С. Ут ев с кий,   Вина в советском социалистическом уголовном праве, Тезисы доклада, 194® г. В этом докладе уже были развиты положения, легшие в основание настоящей работы.

2  См. Б. С. Маньковский,   Проблема ответственности.!} уголовном праве,  1949 г., стр. 115.

3  Так, Н. Дурманов   в   работе    «Общие    основания    учения о причинной связи в уголовном праве».  Вопросы уголовного права, изд. Института права Академии Наук СССР, Сборник I, говорит, что «виновность есть  оценочная категория» (стр. 52). М. А. Чельдов в статье «Спорные вопросы учения о преступлении^, говорит о вине, вызывающей   правовое   осуждение,   «Социалистическая   законность», 1947 г.,   № 4,   стр. 8.   М. Ш ней дер говорит,  что вина является «выражением   общественной   оценки   поведения   нарушителя   дисциплины» (ем. его статью «Субъективная сторона нарушения железнодорожной дисциплины», любезно предоставленную автором в рукописи).

58                                             ;

 

вины — вины не как уголовно-правового института «вообще», а как института советского социалистического уголовного права, призванного служить задаче борьбы с явлениями вредными или опасными для социалистического государства. Для многих советских криминалистов стало очевидным, что вина не исчерпывается психическим отношением лица к своим действиям, но что к этому отношению присоединяется и отрицательная общественная оценка.

Установление этого положения даже в общей, еще не детализированной форме явилось значительным достижением советской пауки уголовного права. Оно означало крупный шаг в развитии советского учения о вине. Оно открывало большие возможности для последующей разработки   проблемы   вины   в советском   уголовном праве.

Установление этого положения дает возможность и требует от советской науки дальнейших шагов. Оно требует, прежде всего, дальнейшего развития оценочного понимания вины. Оно требует, далее, установления и теоретического обоснования того положения, что наряду с более узким пониманием вины как элемента состава преступления, как субъективной стороны преступления, т. е. умысла или неосторожности, советское социалистическое уголовное право знает более широкое понимание вины — вины как основания уголовной ответственности. Оценочное понимание вины и является теоретической базой для установления и определения этого более широкого понятия вины.

К тому же сам советский закон не ограничивается пониманием вины только как умысла или неосторожности, т. е. как субъективной стороны состава преступления. В уголовно-процессуальном и в уголовном законодательстве можно найти ряд указаний на иное, более широкое, материальное, морально-политическое, оценочное понимание вины.

В особенно отчетливой форме такое понимание вины мы имеем вп.9 ст. 23 УПК РСФСР. Этот пункт ст. 23 вопрос о виновности, т. е. о наличии вины или невиновности, т. е. об отсутствии вины, делает содержанием приговора. «Приговор, — говорится здесь, — означает решение, вынесенное судом в судебном заседании по вопросу о виновности или невиновности обвиняемого». Если учесть, что, по словам Инструктивного письма Верховного суда СССР

59

 

и Прокуратуры СССР «О судебном приговоре» от 13 августа 1934 г., «приговор подводит итог всему процессу», то становится очевидным, что конечным итогом каждого судебного процесса советское уголовно-процессуальное законодательство считает решение суда о наличии или отсутствии в действиях подсудимого вины как общего основания уголовной ответственности.

Что касается уголовного законодательства, то и оно содержит ряд норм, свидетельствующих не только о понимании вины как умысла или неосторожности, но и о более широком понимании вины законодателем (вины как основания уголовной ответственности). Ряд статей «Основных Начал» и воспроизводящих их статей УК РСФСР и УК Других союзных республик показывают, что вина отнюдь не исчерпывается формально-юридическими признаками умысла и неосторожности. Это ладно прежде всего из статьи б «Основных Начал» (ст. 10 УК РСФСР), основываясь на которой А. А. Пионтковский и другие авторы ограничивают понятия вины, умысла и неосторожности только сочетанием психических признаков (предвидение, желание).

Нетрудно убедиться, что в действительности ст. 6 «Основных Начал» и воспроизводящая ее ст. 10 УК РСФСР не ограничиваются перечислением психических признаков, а вводят в определение умысла материальный признак, который придает умыслу классово-политический характер и который отличает умысел в социалистическом уголовном праве от умысла в буржуазном праве, а именно — признак общественно-опасного характера предвиденных последствий деяния. Речь идет, разумеется, о последствиях, опасных для социалистического государства. Введение законодателем в определение умысла этого материального (классово-политического) признака дает советской теории уголовного права возможность, не ограничиваясь психологическими признаками умысла и неосторожности, раскрыть их материальное содержание.

Советские теоретики к внесению в определение умысла этого признака, отсутствовавшего в определении, данном в УК РСФСР 1922 г., подходили в большинстве случаев с совершенно иной точки зрения. Они ставили вопрос: входит ли сознание общественной опасности деяния в содержание умысла в качестве его обязательного эле-

60

 

мента? Подходя с этой только точки зрения к признаку предвидения общественной опасности в определении умысла, противники признания сознания общественной опасности деяния обязательным элементом умысла считали указание в ст. 6 «Основных Начал» на общественно-опасный характер последствий «редакционной случайностью» '.

Между тем очевидно, что, внося этот признак в определение умысла, законодатель специально придал понятию умысла классов о-политическое содержание. Можно спорить о том, должен ли сам субъект сознавать, что умышленно причиненные им последствия имеют опасный для социалистического государства характер, или речь идет о предвидении виновным таких последствий, которые объективно опасны для социалистического государства, но и в том и в другом случае умысел наполняется классово-политическим содержанием и резко отличается по содержанию  от умысла   в буржуазном  уголовном праве.

Советское уголовное законодательство подчеркивает, таким образом, политическое содержание умысла, в то время как буржуазное уголовное законодательство и буржуазные криминалисты тщательно избегают признания, что умысел в буржуазном уголовном праве имеет в виду предвидение последствий, опасных для буржуазного государства, т. е. опасных с точки зрения господствующего класса буржуазии.

Можно уже установить тенденцию в развитии уголовного права стран народной демократии ясно и четко подчеркнуть классово-политический характер умысла. Так, в Общей части Уголовного кодекса Албании 1948 г. для признания наличия умысла в действиях лица требуется, чтобы лицо сознавало, «что из-за его поступка могут произойти опасные для общества последствия» (п. 2 ст. 11).

1 Так именно А. А. Пионтковский, Советское уголовное право, Общая часть, 1929 г., стр. 240. В свою очередь, М. М. Исаев в этих словах закона видит выражение мысли, что отныне необходимой составной частью умысла является «сознание противоправности», М. М. Исаев, «Основные начала уголовного законодательства. СССР и союзных республик», 1927 г., стр. 40. Впрочем, в советской юридической литературе имеются определения умысла, содержащие признак общественно-опасного характера последствий деяния виновного. См., например, в статье «Вина и уголовная ответственность» (без указания автора), «Социалистическая законность». 1940 г., № 13, стр. 20.

-        ,                                 61

 

Что касается определения неосторожности, Даваемого в п. «б» ст. 6 «Основных Начал», в ст. 10 УК РСФСР, то оно содержит иной признак, также придающий классово-политическое содержание и неосторожности, а именно указание на то, что лица, действовавшие неосторожно, должны   были предвидеть последствия своих действий.

Должное поведение в понимании социалистического уголовного кодекса — это поведение, соответствующее требованиям, предъявляемым к своим гражданам социалистическим государством.

К тому же требование долженствования, в сочетании с прямым указанием п. «а» ст. 6 «Основных Начал» на общественно-опасные последствия, дает все основания считать, что и при преступной небрежности закон имеет в виду последствия, опасные для социалистического государства, т. с. что сам закон, не довольствуясь психологическими признаками преступной небрежности, указывает на ее материальное содержание.

Таким образом, и преступная небрежность в советском уголовном праве — это не формальное абстрактное понятие, а понятие, наполненное определенным материальным, классово-политическим содержанием.

Мысль, что и при неосторожности имеются в виду последствия, опасные для государства, нашла выражение в Общей части Уголовного кодекса Албании 1948 г. Формула неосторожности, данная в этом кодексе, предусматривает опасные для общества последствия как при преступной самонадеянности, так и при преступной небрежности. Здесь говорится, что «Уголовное преступление считается совершенным по неосторожности, если лицо, его совершившее, понимало, что могут произойти опасные для общества последствия, но по своему легкомыслию предполагало, что такие последствия могут и не наступить, или надеялось устранить их, а также когда это лицо не сознавало того, что такие последствия, опасные для общества, могли наступить, хотя, судя по обстоятельствам и его личным качествам, оно могло и должно было это сознавать».

Но советское уголовное право не ограничивается требованием умысла или неосторожности для признания подсудимого виновным. Вина по советскому уголовному праву предполагает морально-политическую оценку всех объективных и субъективных обстоятельств, характеризующих деяние и деятеля.

62                                     .

 

Советский уголовный закон знает4 случаи, Когда вина я; ответственность исключаются, несмотря на наличие в действиях лица умысла. Он знает также случаи, когда степень вины признается большей или меньшей, т. е. когда морально-политическая оценка деяния или деятеля является более или менее отрицательной.

В сознании лица, совершающего в состоянии необходимой обороны или крайней необходимости действия, формально являющиеся преступлением, происходит определенный психический процесс. Такое лицо предвидит результаты своих действий и желает их наступления, т. е. оно действует с умыслом. В его действиях имеется субъективная сторона определенного состава преступления, т. е. вина как элемент состава преступления. По общественно-полезный характер поведения субъекта, руководившие им мотивы, характер защищаемых им интересов, соотношение между вредом грозившим и вредом причиненным и другие обстоятельства делают невозможным осуждение такого лица от имени социалистического государства, исключают отрицательную морально-политическую оценку его действий, т. е. признание в его действиях вины как общего основания уголовной ответственности1.

Ст.ст. 47 и 48 УК РСФСР предусматривают ряд обстоятельств, усиливающих или ослабляющих вину подсудимого, а именно, мотивы, руководившие подсудимым, и особенности его личности, условия, в которых он находился, и др.

Во всех этих случаях подсудимый предвидел, желал и т. д., т. е. в его психике происходили точно такие же психические процессы, как у каждого лица, действующего умышленно или несторожно. Но различные обстоятельства объективного и субъективного характера, плияющие на . характер морально-политической оценки подсудимого и его деяния советским судом, делают вину большей или меньшей. Так, например, совершение преступления в целях восстановления власти буржуазии (п. «а» ст. 47) или возможность нанесения совершением преступления ущерба интересам государства или трудящихся (п. «б» ст. 47) усиливают отрицательную морально-политическую оценку подсудимого и деяния, т. е. усили-

1 Пленум Верховного суда СССР в постановлении по делу Кашиной от 2 марта 1945 г. говорит о «крайней необходимости, исключающей вину».

■  ■      ез

 

вают его вину. Наоборот, совершение преступления хотя и с превышением пределов необходимой обороны, но для защиты от посягательств на советскую власть или революционный правопорядок (п. «а» ст. 48) понижают, с точки зрения социалистического правосознания, вину обвиняемого.

Таким образом, и в случаях, о которых говорится в ст.ст. 47 и 48 УК РСФСР, у подсудимого имелся умысел в смысле формалыю-психологическом, но в одних случаях морально-политическая оценка подсудимого является более отрицательной, в других — менее отрицательной, и в зависимости от этого вина как основание уголовной ответственности усиливается или понижается.

Представляет интерес с этой точки зрения н прим. 2 к ст. 28 УК РСФСР, применяемое только в военное время. Примечание это даст право суду, присуждающему в военное время военнослужащего к лишению свободы без поражения прав, отсрочить исполнение приговора до окончания военных действий, с тем, что осужденный направляется в Действующую армию. В отношении таких военнослужащих, проявивших себя стойкими защитниками СССР, допускается, по ходатайству соответствующего военного начальства, освобождение от назначенной судом меры наказания или замена ее более мягкой мерой по определению суда, вынесшего приговор.

Нетрудно убедиться, что та вина, которая может быть заглажена осужденным согласно прим. 2 к ст. 28 УК РСФСР,—это не вина в смысле умысла или неосторожности. Факт наличия умысла или неосторожности в действиях осужденного остается неизменным. Его «загладить» нельзя. Но то, что составляет морально-политическое содержание вины, то, что дало суду основание признать'наличие вины как основания уголовной ответственности, можно искупить, загладить. В зависимости от того, насколько осужденный загладил эту свою вину перед социалистической Родиной, он или вовсе освобождается от наказания, или наказание ему смягчается.

По существу принцип заглажения вины как основания уголовной ответственности положен в основу и постановления Пленума Верховного суда СССР от 29 июля 3943 г., в котором   Пленум   признает  нецелесообразным

1 Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного суда СССР, 1943 г., стр. 4.

64                                                                                                                             ■■.'■■

 

рассмотрение некоторых категорий уголовных дел о лицах, возвратившихся с военной службы, с мотивировкой, «что обвиняемые уже по одному факту беспорочной службы в Красной Армии или Военно-Морском Флоте дают основание рассматривать их как лиц, не представляющих общественной опасности» '.

О заглажении вины перед Родиной прямо говорит Пленум Верховного суда СССР в постановлении от 7 января 1943 г. «О порядке досрочного снятия поражения в правах в отношении лиц, отбывших основную меру наказания и подлежащих по своему возрасту призыву или мобилизации». В этом постановлении Пленум Верховного суда СССР указывает на нецелесообразность лишать возможности выполнить свой воинский долг лиц, которые отбыли наказание, но в отношении которых остается в силе дополнительная мера наказания в виде поражения в правах, тем более, что эти лица, как правило, «сами выражают желание пойти на фронт и тем загладить свою вину  перед   Родиной»2.

Прим. 2 к ст. 28 УК РСФСР и приведенные постановления Пленума Верховного суда СССР подтверждают, что вине в этом примечании придается материальное, морально-политическое содержание, более широкое, чем вина как субъективная сторона преступления. Вина выступает здесь как вина перед Родиной, вина перед социалистическим отечеством, вина перед социалистическим государством, вина как основание уголовной ответственности.

Анализ уголовного законодательства и изучение судебной практики приводят, как уже выше отмечалось, к выводу, что суды при разрешении вопроса о наличии или отсутствии в действиях подсудимого вины как общего основания уголовной ответственности исходят из оценки ряда объективных и субъективных обстоятельств. Для морально-политической оценки действий подсудимого и его личности значение имеют, прежде всего, наличие у него умысла и неосторожности. Без этого отпадает вопрос не только о наличии субъективной стороны преступления, но и о наличии вины как общего основания уголовной ответственности.   Но вина как общее основание

1  Сборник    постановлений   Пленума   и   определений   коллегий Верховного суда СССР, 1943 г., стр. 4.

2  «Судебная практика Верховного суда СССР», 1943 г., вып. IV, стр. 1.                                     .

5     Зак   5568.   Б.  С.  Утевежяй-                                                                              65

 

Головной ответ'ствённос'ги охватывает" $акжё и все особенности поведения подсудимого, выполнившего состав того или другого преступления, мотивы, которые руководили подсудимым, цели, которые он себе ставил, обстановку, в которой он совершил преступление, отсутствие или наличие общественно-опасных последствий, их характер и размеры, личность подсудимого и ее особенности, личность потерпевшего и ее особенности и другие обстоятельства объективного и субъективного характера, имеющие, по мнению суда, значение для правильной общественной оценки поведения обвиняемого и самого подсудимого.

При морально-политической оценке поведения обвиняемого значение имеют и наличие или отсутствие общественной опасности его действий, а также степень этой опасности. Отсутствие в действиях виновного общественной опасности, как и отсутствие в его действиях противоправности1, исключает, разумеется, и виновность. Но и степень общественной опасности может иметь значение и при решении вопроса о виновности или невиновности подсудимого. Крайне незначительная степень общественной опасности действий подсудимого и результатов его действий в сочетании с другими обстоятельствами может служить основанием для непризнания вины подсудимого или признания ее в незначительной степени.

Какое значение при решении вопроса о виновности подсудимого имеет само поведение подсудимого? Прежде всего, оно имеет, конечно, решающее значение для установления в действиях подсудимого умысла или неосторожности, т. е. субъективной стороны состава преступления. Здесь в полной мере применимо указание Ленина: «По каким признакам судить нам о реальных «помыслах и чувствах» реальных личностей? Понятно',что такой признак может быть лишь один: действия этих личностей, — а так как речь идет только об общественных «помыслах и чувствах», то следует добавить еще: общественные действия личностей, т.-е. социальные  факты» '.

Свое решение о наличии в действиях подсудимого умысла или неосторожности суд обязан доказать на основании объективных фактов поведе-ния подсудимого. Простая ссылка  суда  на  наличие в действиях  подсудимого

1 Ленин,   Соч., т. I, стр. 279—280.

т

 

умысла или неосторожности, не подкрепленная объективными обстоятельствами и не покоящаяся на таких обстоятельствах, явилась бы неубедительной и повлекла бы отмену приговора суда.

Но объективные факты поведения подсудимого имеют значение и независимо от решения вопроса о наличии или отсутствии в действиях подсудимого умысла или неосторожности. После того как наличие умысла или неосторожности установлено судом, поведение подсудимого не перестает иметь значение для суда. Его значение остается во всей силе и при решении вопроса о наличии или отсутствии в действиях подсудимого вины как общего основания уголовной ответственности, а также и при решении вопроса о степени вины.

0  вине человека как основании уголовной ответственности и  о   степени его  вины  можно  судить  не  только по его   психическому   отношению к содеянному,   но и по содеянному   им,   по  его   поведению,   по   его   антиобщественным действиям, точно так же, как по антиобщественному поведению человека можно судить об его вине как психическом переживании.   Взаимосвязь между психическими переживаниями и поведением человека установлена советской психологией.   «Чувствуя, мы переживаем свое отношение к тому, что мы познаем или делаем, принимая волевое решение, мы исходим из определенных мыслей и чувств.   В особенности важно помнить, что все психические процессы всегда протекают в какой-либо деятельности.  Это относится не только к волевым, по и к познавательным и эмоциональным процессам.   Человек всегда так или иначе действует, и в ходе своей деятельности он познает и чувствует» '.

Когда Ленин говорит о чьей-либо вине, он имеет в виду не только психическое отношение виновного к содеянному им, но и определенные факты, определенные действия, определенное поведение. Именно в объективных фактах, в поведении лица усматривает Ленин вину. Ленин писал: «Вы виноваты, не принявши всех мер, действительно обеспечивающих быстрое получение оборудования»2. Ленин говорил об ответственности работников, во-время не договорившихся с соответствующими лицами 3. «Если

1  Б.  Т е п л о в,   Психология,   1946 г., стр. 7—8.

2  Ленинский сборник, т. XXIII, стр. 27.

3  См. там   же,   стр. 177.

5*                                                                                                  #

 

Селивачев сбежит Или efo начдивы изменят, виноват будет РВСР, ибо он спал и успокаивал, а дела не делали»1.

Обращаясь к практике советских судов, мы видим, что она исходит из того, что вина выражается в определенных действиях, в конкретных актах человеческого поведения. Когда Верховный суд СССР говорит о вине подсудимого, он имеет в виду не только его психические переживания, но и определенные его действия.

Четкое выражение указанное положение нашло в определении Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда СССР по делу Арюпина и Казменко от 17 ноября 1948г. В определении говорится: «...суду надлежало проверить самому или направить дело на доследование для выяснения, действительно ли Казменко похищенную рожь отвез на мельницу, уплатил ли гарнцевый сбор и была ли выписана квитанция на его имя. Выяснение этого обстоятельства имело по делу существенное значение для установления виновности илри невиновности Казменко в хищении ржи» 2.

Когда Верховный суд СССР говорит о доказательствах вины подсудимого, то он имеет в виду доказательства не только действий, которые свидетельствуют о наличии у подсудимого умысла или неосторожности, но и доказательства таких действий подсудимого и других фактических обстоятельств, которые не нужны для установления умысла или неосторожности, но необходимы для той морально-политической оценки, на которой основывается признание вины как общего основания уголовной ответственности.

Верховный суд СССР говорит, что «вина Минаевой заключается в том, что она пользовалась весами, употребление которых не допускается» 3; что «вина Мурадян заключается в том, что она отпускала некоторым лицам по повышенным ценам хлеб без карточек» 4; что «Хабарин признан виновным в том, что он 23 июня 1942 г. во время обоюдной драки убил гр. Садовникова В. И. Кроме того, Хабарин признан виновным также и в том, что он в этот же день, будучи задержанным в помещении Смушевского

1 Ленинский сборник, т. XXIV, стр. '15.

? «Судебная  практика   Верховного   суда   СССР»,   1948 г., № 2, стр. 19.

3 Там  же,   1943 г., вып. VI, стр. 8.

4) Там  же,   1943 г., выл. II   (VIII),   стр. 14—15.

68

 

сельсовета, в присутствии граждан ругался нецензурными словами»1; что «виновность Цветхова заключается в том, что он, являясь заведующим столовой, не обеспечил надлежащего контроля за работой подчиненных ему по службе лиц, вследствие чего последними систематически расхищались со склада продукты» 2; что «вина Русских заключается в том, что он вел больную лошадь не в поводу, а на аркане» 3; «вина Микулъшкна состоит н. том, что он не оформил документации произведенных расходов»4.

Во всех этих и многочисленных других аналогичных случаях суд говорит не о том, что Минаева умышленно пользовалась негодными весами, что Мурадян умышленно отпускала некоторым лицам по повышенным ценам хлеб без карточек, что Хабарин умышленно убил Садовникова и т. д. Во всех этих случаях суд, говоря о вине подсудимых, дает отрицательную морально-политическую оценку действиям Минаевой, выразившимся в пользовании негодными весами, действиям Мурадян, выразившимся в отпуске некоторым лицам хлеба по по-вышенным ценам без карточек, действиям Хабарина, выразившимся в убийстве Садовникова, и т. д. Объективные обстоятельства поведения подсудимого являются во всех этих случаях одним из оснований для признания его вины не только в смысле субъективной стороны преступления, но и в смысле вины как общего основания уголовной ответственности.

Судебная практика знает случаи, когда те или другие объективные обстоятельства являются основанием для отрицательного решения вопроса о вине подсудимого. В этих случаях имеется вина в смысле субъективной стороны состава преступления (умысел или неосторожность), но те или другие обстоятельства исключают ответственность лица.

Так, например, Верховный суд СССР по делу Д., признав, что подсудимый лишь в связи с болезнью жены решился временно позаимствовать 3404 руб. из средств магазина, которым он заведывал, и что действия Д. не по-

1  «Судебная практика Верховного суда СССР», 1943 г., вып. IV, стр. 17.

2  «Судебная практика Верховного суда  СССР»,   1946  г., вып. V, стр. 46.

3  Там  же,   1947 г., вып. I, стр. 21.

4  Там ж?,

09

 

влекли тяжелых последствий, дело Д. на этом основании в уголовном порядке прекратил и признал наличие в его действиях лишь дисциплинарного проступка. Это означает, что болезнь жены подсудимого, с одной стороны, и отсутствие тяжелых последствий, с другой стороны, являются теми объективными обстоятельствами, которые дали суду основание не признать в действиях Д. вины как основания уголовной ответственности, несмотря на то, что умысел в действиях Д. имелся.

Акад. А. Я. Вышинский показал, какое огромное значение для разрешения советским судом вопросов вины имеет обстановка, в которой было совершено рассматриваемое судом преступление. А. Я. Вышинский говорил в одной из своих обвинительных речей; «Для правильного разрешения каждого судебного дела обязательно точное, ясное и отчетливое представление о той эпохе, когда совершались преступления, составляющие предмет судебного рассмотрения. В каждом судебном деле нельзя упускать из виду этой особенности. Нельзя упускать того, что можно назвать исторической перспективой судебного процесса... Это обязывает нас и в оценке тех деяний, которые вменяются в вину каждому из подсудимых, оглянуться назад и вникнуть в ту объективную обстановку, на почве которой родились и возникли эти самые преступления» ].

Разрешая вопрос о вине подсудимого, Верховный суд СССР придает важное, а иногда и решающее значение также и обстановке, в которой были совершены инкриминируемые подсудимому действия.

Заведующий складом Чернов был осужден за халатность, выразившуюся в допущении недостачи 4633 кг ржи. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда СССР пришла к выводу, что нельзя Чернова обвинить в халатности. В соображениях, которые привели Судебную коллегию к такому выводу, тщетно искали бы мы каких-либо указаний на то, что коллегия пришла к указанному выводу ввиду отсутствия в действиях Чернова умысла или неосторожности. Наличие небрежности, как видно из определения Судебной коллегии, никем не оспаривалось. Вина в смысле психического отношения (небрежности) была налицо. Но условия, в которых действо-

1 А, Я. Вышинский, Судебные речи, М7  194^ г., стр.

п

 

вал Чернов, исключали его вину. «Разрешая вопрос о виновности Чернова, — указала Судебная коллегия, — суд не учел предэвакуационной обстановки, во время которой производилась приемка зерна. Эта обстановка обусловила то, что экспедитор Лукьянова внезапно эвакуировалась, не успев отчитаться перед Черновым в количестве принятой ею ржи, а у Чернова было ослаблено внимание к этой операции» 1.

Судебная коллегия считает, таким образом, что для разрешения вопроса о виновности суд должен был учесть не только субъективное отношение Чернова к содеянному им, т. е. проявленную им небрежность, но и особую обстановку (предэвакуационную), в которой действовал Чернов, допустив небрежность при приемке зерна. Приняв во внимание эту обстановку, Судебная коллегия не нашла оснований для отрицательной морально-политической оценки поведения Чернова, т. е. не нашла в его действиях вины и на этом основании дело о Чернове производством прекратила.

Таким образом, факты из поведения подсудимого, а также другие фактические обстоятельства, как, например, обстановка, наличие и характер последствий и т. д., влиявшие на поведение обвиняемого, которые некоторыми авторами относятся исключительно к объективной стороне преступления, на самом деле имеют значение, подчас даже решающее, для разрешения вопроса о вине подсудимого и ее степени. Пленум Верховного суда СССР о фактах, инкриминируемых подсудимому, говорит как об «основании для признания виновности» 2.

Вина, указывает неоднократно Верховный суд СССР, выражается именно в фактах, в объективных обстоятельствах, и Верховный суд СССР отменяет те приговоры, из которых не видно, в каких конкретно фактах выразилась вина подсудимого3.

Для признания или отрицания вины подсудимого и для установления степени его вины, имеют значение и индивидуальные свойства самого подсудимого, особенности его личности, т. е. обстоятельства, лежащие в самом субъекте,

1  «Судебная     практика     Верховного     суда   СССР»,    1944   г., вып. IX(XV), стр. 12.

2  Там  же,   1946 г., вып. V (XXIX),  стр. 14.

3  Т а м   же,   ЩЬ г., вып. VI (XXII), стр. 7,

п

 

поскольку, конечно, такие обстоятельства характеризуют его поведение и помогают суду верно оценить его. Так, например, по делу Ш. Пленум Верховного суда СССР указал: «При разрешении вопроса о вине Ш. необходимо учесть, что, как видно из письма Наркомата речного флота СССР, Ш. характеризуется исключительно с положительной стороны, безупречно работает на водном транспорте с 1931 г. и, являясь старшим научным сотрудником Академии паук СССР, принимает участие в подготовке к печати ряда книг, имеющих серьезное значение для водного транспорта» '. В одном из протестов в порядке надзора Прокурора СССР говорится: «До расследования вопроса о состоянии сигналов нельзя говорить о виновности машиниста, нельзя и не учесть переутомленности машиниста» 2.

То обстоятельство, что и судебная практика решает вопрос о вине подсудимого (о вине как об общем осно-вании уголовной ответственности) не только в зависимости от наличия или отсутствия у него умысла или неосторожности, подтверждается многими определениями Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда СССР. Так, например, в определении от 17 марта 1945 г. по делу Рязановой и др. коллегия установила, что по этому делу народный суд не выяснил ряда фактических обстоятельств, и пришла к выводу, что «невыясненность всех этих обстоятельств, которые в своей совокупности только могли привести к обоснованному выводу о действительном характере умысла осужденных (разрядка наша. — Б. У.), делает приговор суда необоснованным» 3.

Не трудно убедиться, что, говоря о «действительном характере умысла», Верховный суд СССР имеет в виду все обстоятельства объективного и субъективного характера, в число которых входит не только умысел подсудимых (он никакого сомнения в данном случае не вызывал).

Вопрос о вине как общем основании уголовной ответственности — это вопрос не только о признании подсудимого  виновным  или  невиновным, но это также и вопрос

1 «Судебная     практика вып. VI {XXII), стр. 7

Верховного    суда    СССР»,     1546    г.,

2  «Социалистическая законность», 1938 г., № 1, стр. 102, протест по делу Сухорученко.

3 «Судебная практика Верховного суда СССР»,  1945 г., вып. V (XXI), стр. 14.

12

 

о степени его вины, о сине более тяжелой или менее тяжелой, о большей или меньшей вине.

Советское уголовное право различает действия более или менее виновные. Вопрос о степенях вины — это один из важнейших вопросов советского правосудия. Ленин указывал на необходимость наказывать, «смотря по степени вины» '. Степень вины всегда устанавливается и учитывается при вынесении приговора советским судом 2. Но вина не может быть ни большей, ни меньшей виной, если ее ограничивать формально-психологическими признаками умысла или неосторожности.

Таким образом, законодательство и судебная практика при разрешении вопроса о вине как общем основании уголовной ответственности не ограничиваются требованием умысла шш неосторожности как психического отношения лица к своим действиям. Они требуют наличия объективных и субъективных обстоятельств, дающих основание для отрицательной морально-политической оценки подсудимого и его действий. Поэтому явно неудовлетворительными оказываются определения вины, ограничивающиеся только установлением умысла и неосторожности и не проводящие различия между виной как общим основанием уголовной ответственности и виной как элементом состава преступления. Такие определения не дают к тому же возможности и для суждения о степени вины при совершении определенного преступления. Нельзя предвидеть больше или меньше. Равно предвидит результаты своих действий (общественно-опасные результаты) и желает их наступления и злостный расхититель государственного имущества на десятки тысяч рублей и совершающий мелкую кражу в силу тяжело сложившихся обстоятельств. С точки зрения формально-юридических определений вины они равно виноваты, как равно виновны с этой точки зрения подсудимый, похитив-

1  Ленин, Соч., т.  XXII, стр.  129.

2  Судебная   коллегия   по   уголовным   делам   Верховного   суда СССР   в определении   от   18  октября 1941 г.   по   делу М. указала: «Суд   правильно    признал    М.    виновным   и    в    нарушении    труд-дисциплины, повлекшем причинение увечья потерпевшей П., но при оценке степени вины М. суд не учел, что и потерпевшая допустила нарушение правил уличного движения, сидя на камне, находившемся на мостовой, и не сойдя с дороги после сигнала М.». Судебная практика проводит различие между главными, или основными, виновниками и второстепенными виновниками.

73

 

ший большую сумму с целью игры в карты, и подсудимый, временно заимствовавший незначительную сумму для лечения больного ребенка.

Вопрос о степенях вины лежит за рамками признания наличия умысла или неосторожности. Он разрешается не только в зависимости от наличия этих признаков, а в зависимости от всех обстоятельств дела, объективных и субъективных, т. е. в зависимости от степени вины как основания уголовной ответственности.

При разрешении вопроса о степени вины для суда имеют значение, как и при решении вопроса о вине, различные объективные и субъективные обстоятельства, как, например, наличие или отсутствие вредных последствий от деяния подсудимого. Так, по делу Л. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда СССР установила: «Хотя ст. 179 УК РСФСР карает нарушение указанного в ней запрета независимо от того, повлекло ли оно вредные последствия или нет, однако это не значит, что такие последствия не должны приниматься во внимание при определении степени вины нарушителя» '.

Такое же значение могут иметь и обстоятельства, не зависящие от подсудимого, а также и обстоятельства, относящиеся к личности подсудимого. Все эти обстоятельства влияют на смягчение или усиление его вины. Пленум Верховного суда СССР говорит об «обстоятельствах, усугубляющих вину и ответственность»2.

Вина как общее основание уголовной ответственности охватывает, как мы видели, различные обстоятельства уголовного дела — субъективные обстоятельства и объективные   обстоятельства.    Но  для   познания   содержания

1   «Судебная     практика     Верховного    суда     СССР»,    194G    г., вып. V (XXIX),  стр. 4. О значении отношения   подсудимого   к   последствиям его деяний см. статью Н. Наумова «Военные трибуналы  на морском и речном транспорте», — «Социалистическая   законность», 1944 г., № 5—6.

2  «Судебная    практика    Верховного     суда    СССР»,     1944    г., вып.    Ш(1Х),   постановление   Пленума   по    делу    Аначко, стр. 14. М.  Щнейдер   в диссертации «Нарушение   трудовой   дисциплины на транспорте» доказывает, что «объективные моменты имеют прямое отношение к определению вины». М. Щнейдер приводит письмо Председателя Верховного суда СССР  (апрель 1042 г.) председателю линейного суда Молотовской ж. д., в котором указывается, что отсутствие нормального отдыха имеет, при известных условиях, существенное   значение в определении степени  вины  машиниста, допустившего нарушение дисциплины.

74

 

вины- как общего основания уголовной ответственности этого еще недостаточно. Необходимо установить, каким путем советский суд приходит к убеждению о наличии или отсутствии в каждом конкретном деле вины как общего основания уголовной ответственности.

Для этого необходимо исследовать вопрос об оценочной деятельности советского суда и о морально-политической оценке обстоятельств дела при разрешении советским судом вопроса о вине как общем основании уголовной ответственности.

«все книги     «к разделу      «содержание      Глав: 34      Главы: <   5.  6.  7.  8.  9.  10.  11.  12.  13.  14.  15. >