2. Понятие вины и ее формы

2.1. В соответствии с принципом субъективного вменения (ст. 5 УК) лицо подлежит уголовной ответственности только за совершение тех общественно опасных действий и их вредных последствий, в отношении которых установлена его личная вина.

Границы и условия применения принципа вины определяются во многих нормах Общей и Особенной части УК. Например, глава 5 УК так и именуется «Вина». Тем не менее, ни уголовное законодательство прошлого, ни действующий УК, употребляя этот термин, не дают ее законодательного определения. Понятие вины обычно раскрывается через нормативное описание ее форм и теоретическое обоснование.

Обратимся вначале к научным положениям. В мировой уголовно-правовой литературе существует множество теоретических концепций вины'. Но базовыми были и остаются три основные теории:

1) опасного состояния, когда вина лица за совершенное деяние подменяется опасностью личности как таковой, а само деяние воспринимается как проявившийся симптом опасного состояния;

2) оценочная (нормативная, этическая), когда вина лица за совершенное деяние сводится к оценочной характеристике ее судом, формулируемой в его упреке;

3) психологическая, определяющая вину как внутреннее субъективное отношение лица к своим общественно опасным действиям, их вредным последствиям и иным правозначимым обстоятельствам совершения преступления.

Прогрессивная научная мысль, в том числе и в отечественной уголовно-правовой науке, давно склоняется к последней теории. Ибо только она дает

1 См., например: Маньковский Б. С. Проблема ответственности в уголовном праве. - М.; Л., 1949 С. 5^2; Пионтковский А. А. Учение о преступлении по советскому уголовному праву. -М., 1961. С. 316-328; Лясс Н. В. Проблема вины и уголовной ответственности в современных буржуазных государствах. - Л., 1977; Никифоров Б. С, Решетников Ф. М. Современное американское уголовное право. - М., 1990; Уголовное право буржуазных стран. Общая часть.-М., 1990.

возможность привлечь к уголовной ответственности лицо за объективно совершенное и субъективно «охваченное» деяние, т. е. за то, что лицо реально совершило, но в строгих рамках его желания, осознания и предвидения. Только на основе такого подхода уголовная ответственность может действительно строиться на виновности субъекта и быть справедливой. Только на этом пути создается возможность для внутреннего раскаяния лица за совершенное и принятия им примененных к нему уголовно-правовых санкций. Только при этих условиях возможен процесс переосмысления субъектом своего отношения к общественно опасному поведению, поскольку он знал и понимал, что делал; хотел наступления вредных последствий и предвидел их; должен был и мог их не допустить. Однако все это - в теории, в идеале.

Уголовно-правовая реальность сложнее внешне почти универсальной и устоявшейся психологической теории вины. Может быть, потому, что ее разработка еще не завершена, а может быть, человеческое общество пока не готово воспринять ее в своем изначальном виде. Поэтому до настоящего времени во многих странах мира, в том числе и в России, при декларировании и доминировании психологической теории вины и даже ее законодательном закреплении многие элементы двух других концепций пока еще не преодолены и нет достаточных оснований для позитивного прогноза такого преодоления. Если это действительно так, то рассматриваемая теория нуждается в объективном анализе, который бы не «затуманивал» существующих реалий и не вводил в заблуждение ни теоретиков, ни практиков.

2.2. В отечественной уголовно-правовой и криминологической литературе беспощадно и справедливо критикуется теория опасного расстояния как основа противоправного превентивного наказания. Но в то же время и в нашей теории, и в законодательстве были и остаются институт рецидива преступлений, который близок к прежнему понятию особо опасного рецидивиста (ст. 18, 68 УК), институт неоднократности (ст. 16) и судимости (ст. 86); при назначении наказания преследуется цель исправления осужденного и предупреждения новых преступлений (ст. 43); при освобождении от уголовной ответственности используется юридически значимый термин «лицо перестало быть общественно опасным» (ст. 77); судом применяются принудительные меры медицинского характера, если лицо представляет опасность по своему психическому состоянию (ст. 97); хотя и в качестве исключительного вида наказания, но допускается смертная казнь (ст. 59 УК).

Названные институты в той или иной мере вытекают из фактического признания общественной опасности личности. На ней базируется и криминологическое учение о личности преступника, прогнозирование индивидуального преступного, индивидуальная профилактика. Наконец, есть устой-

чивое бытовое понятие «неисправимый преступник», подтверждающееся большим статистическим материалом.

Все перечисленное вполне укладывается в теорию общественной опасности личности преступника, которая давно разрабатывается в нашей стране1. Она не идентична теории опасного состояния, но и у той, и у другой теории одна и та же фактическая база - общественно опасная личность.

2.3. Справедливо отвергая как антинаучную и вредную оценочную теорию вины, отечественная уголовно-правовая наука, законодательство и судебная практика фактически не отказались от оценочных элементов виновности. Подробнее этот вопрос будет рассмотрен ниже. Здесь скажем лишь, что до сих пор вина рассматривается в качестве не только психологической, но и оценочной категории со всеми вытекающими отсюда последствиями; оценочно презюмируются некоторые волевые и интеллектуальные моменты вины; на основе оценочных суждений «не предвидел, но должен был и мог предвидеть» формулируется уголовная ответственность за небрежность; практически игнорируются мотивы и эмоции преступника и т. д.

Отечественная психологическая теория вины в целом и в деталях далеко не психологична. Скорее всего, она является психолого-нормативист-ской, а на ее психологической характеристике до последнего времени стояла печать идеологической оценки. Становится очевидным, что в нашей психологической теории вины никогда не было декларируемой чистоты, а следовательно, и не было оснований говорить, что советская теория вины коренным образом отличалась от буржуазной. УК РФ 1996 г. сделал серьезный шаг в законодательном описании некоторых элементов вины как психологической категории. Однако многие аспекты оценочной вины сохраняются.

2.4. Вина в виде психологической категории определяется как психическое отношение лица к совершаемому им общественно опасному и уголовно-противоправному деянию, его общественно опасным последствиям и другим юридически значимым обстоятельствам совершения преступления. Психологическая концепция вины требует от суда (прокурора, следователя) устанавливать действительное субъективное отношение лица к содеянному, а не определять его виновность по своему внутреннему убеждению в виде морального упрека, основанного на отрицательной обществен-

1 См., например: Волженкин Б. В. Общественная опасность преступника и ее значение для уголовной ответственности и наказания по советскому уголовному праву: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. - Л., 1964; Филимонов В. Д. Общественная опасность личности преступника. - Томск, 1970; Сахаров А. Б. Об антисоциальных чертах личности преступника // Сов. гос-во и право. 1970. № 10.

ной оценке личности и ее деяния или, еще хуже, - на оценке красноречия прокурора или защитника.

Глубинное психологическое понимание вины, опирающееся на законодательно определенные формы умысла и неосторожности, представляет собой серьезную преграду для объективного вменения. В связи с этим любая фактическая, но невиновная причастность к деянию, какие бы тяжкие последствия оно ни причинило, не должна рассматриваться как совершение преступления и служить основанием для привлечения к уголовной ответственности.

Согласно ст. 24 УК виновным в совершении преступления может быть признано только то лицо, которое совершило общественно опасное и уголовно-противоправное деяние умышленно или неосторожно.

Каждая форма вины имеет определяющее значение для квалификации деяний, индивидуализации наказания виновных, освобождения от уголовной ответственности и т. д. Поэтому они разграничены между собой прежде всего нормативно. В УК РСФСР 1960 г., например, формы вины многих составов преступлений законодательно не определялись. Это требовало доктринального и судебного толкования, нередко приводивших к судебным ошибкам.

Так, в постановлении Верховного Суда СССР от 15 сентября 1950 г. предлагалось автотранспортные преступления с тяжкими последствиями рассматривать как умышленное убийство или умышленное тяжкое телесное повреждение. Тот же суд в постановлении от 30 ноября 1962 г. по делу Гальченко посчитал подобное деяние неосторожным, а в постановлении от 9 апреля 1965 г. разъяснил, что отношение к нарушению правил может быть и умышленным, и неосторожным, а к последствиям - только неосторожным. В постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 6 октября 1970 г. «О судебной практике по делам об автотранспортных преступлениях» дано новое толкование вины - только как неосторожной, без разделения на отношение субъекта к действиям и последствиям.

УК РФ 1996 г. с изменениями и дополнениями от 1998 г. существенно сужает возможность привлечения к уголовной ответственности за неосторожное поведение. Часть 2 ст. 24 УК однозначно устанавливает, что деяние, совершенное только по неосторожности, наказуемо лишь в случаях, специально предусмотренных в Особенной части, т. е. когда в соответствующей статье УК прямо указывается на неосторожную вину. Например, диспозиция ст. 264 о нарушении правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств в настоящее время сформулирована так: «Нарушение лицом, управляющим автомобилем... правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств, повлекшее по неосторожности (разрядка моя.- В. Л.) причинение тяжкого или средней тяжести вреда

здоровью потерпевшего...». Примерно так же формулируются другие статьи, в которых предусмотрена ответственность за неосторожные преступления.

В те статьи УК РФ, которыми предусматривалась уголовная ответственность за неосторожные деяния, но не соблюдался принцип, изложенный в ч. 2 ст. 24, Федеральным законом «О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации» от 25 июня 1998 г. были внесены уточняющие дополнения: «по неосторожности». Если же преступление совершается умышленно, но при этом имеются последствия, причиненные по неосторожности, то указания на неосторожную вину в статье не требуется. Например, нарушение правил несения службы по охране общественного порядка и обеспечению общественной безопасности (ст. 343 УК РФ) может быть только умышленным, но причинение вреда правам и законным интересам граждан (ч. 1) или тяжких последствий (ч. 2) может быть полностью или частично неосторожным, но эти последствия охватываются данными составами, хотя в статье упоминания о неосторожности нет.

Итак, система форм и видов вины, состоящая из умысла и его видов (прямого и косвенного), неосторожности и ее видов (легкомыслия и небрежности), с точки зрения уголовно-правовой науки представляет собой стройную теорию различных соотношений сознания и воли субъекта в момент совершения преступления, в соответствии с которой последовательно снижается уровень воли субъекта и степень осознанности им своих действий и их последствий: осознавал и желал наступления вредных последствий (прямой умысел), осознавал и допускал их наступление (косвенный умысел), предвидел наступление последствий и рассчитывал на их предотвращение (легкомыслие), не предвидел наступления последствий, но должен был и мог предвидеть (небрежность). В абстракции эта система представляется относительно завершенной.

2.5. Согласно психологической теории вины каждое общественно опасное действие (бездействие) вменяемого человека считается волевым и сознательным. Отсюда следует, что основными элементами вины как психического отношения являются сознание и воля субъекта преступления, или интеллектуальные и волевые составляющие (моменты) его преступного поведения. Различные сочетания этих составляющих образуют разные формы и виды вины: умысел (прямой и косвенный) и неосторожность (легкомыслие и небрежность), которые раскрываются в законе (ст. 24, 25, 26 УК РФ). Все это придает теории вины определенную стройность и завершенность. В действительности же в этой теории наличествуют большая доля условности и множество сложных и не до конца решенных вопросов.

Интеллектуальный момент (степень осознания субъектом общественно опасных действий и предвидения общественно опасных последствий) в

законодательных положениях различных форм и видов вины стоит на первом месте. В прагматических целях такой подход оправдан. Однако это не означает, что осознание своих действий и предвидение возможных последствий является главным стержнем психологии преступного поведения. Кроме того, степень осознания и предвидения очень сильно зависит от эмоционального состояния субъекта. Отрицательные эмоции, которые нередко сопровождают преступное поведение, заметно снижают интеллектуальные и прогностические возможности субъекта. Здесь скажем лишь, что интеллектуальный момент тесно связан с эмоциональным. В целях объективности и определенного соблюдения прежней конструкции вины этот момент можно назвать интеллектуально-эмоциональным. Изучение связи между сознанием и эмоциональным состоянием позволит глубже раскрыть реальные возможности субъекта по осознанию общественной опасности своих действий и их общественно опасных последствий, поскольку многие отрицательные и некоторые положительные эмоции часто стимулируют или парализуют сознание и волю субъекта.

Проблема интеллектуального момента вины связана не только с эмоциональным состоянием правонарушителя в момент совершения преступления, но и с более общими подходами к осознанности и неосознанности. И здесь основную роль играет мотив - субъективная побудительная сила преступного поведения. Речь идет о мотиве не как относительно самостоятельном элементе субъективной стороны, а как о феномене, через который преломляется осознание субъектом своих действий и их последствий, в связи с чем только и можно более или менее объективно установить интеллектуальный и волевой моменты.

В отечественном праве доминирует мнение, что мотив преступления является всегда осознанным. Так ли это? Многочисленные опросы осужденных показывают, что около половины из них легко приводят мотивировку (субъективное обоснование и оправдание) своих действий, но далеко не всегда излагают истинные побуждения к ним'. И это вполне объяснимо. Согласно одному из теоретических положений 3. Фрейда, противоположность сознательного и бессознательного не распространяется на влечение, поскольку объектом сознания может быть не само влечение, а представление субъекта о нем, отражающееся в сознании2.

Представление о влечении чаще всего выражается через мотивировку, цель планируемого действия или предмет влечения. Поэтому представление

1 См.: Волков Б С. Детерминистическая природа преступного поведения - Казань, 1976. С. 17, Игошев К Е Психология преступных проявлений среди молодежи. — М, 1971 С. 64.

2 См.: Фрейд 3. Психология бессознательного. - М , 1990. См. также: Лепбин В. М. Психоанализ и бессознательное уточнение понятий // Психологический журнал. 1989. № 3. С 22.

о влечении лишь косвенно отражает глубинные побуждения субъекта. Однако независимо от степени осознания мотива и его словесного формулирования субъектом преступное поведение всегда мотивировано. Безмотивных преступлений не бывает. В таких случаях обычно предполагаются деяния с иррациональной мотивацией, но и она может открыться суду объективно при всестороннем и непредвзятом исследовании всех доказательств по делу. Подсознательная подмена субъектом мотива мотивировкой, осуществленная на основе различных механизмов психологической защиты, в преступном поведении может заметно исказить всю систему психических отношений его к деянию. И это не из области предположений, а реальная «технология» криминальной мотивации1.

Подобные заблуждения субъекта следственная и судебная практика обычно воспринимает как стремление преступника уйти от ответственности или смягчить ее. Такое стремление естественно. Но было бы большой ошибкой правосудия по-своему рационализировать все психологические процессы субъекта. Искать рациональное зерно в поведении некоторых преступников, например хулиганов, - дело безнадежное. Великий психолог Ф. М. Достоевский устами «подпольного человека» говорил: «Человек всегда и везде, кто бы он ни был, любил действовать так, как хотел... Свое собственное, вольное и свободное хотение, свой собственный... каприз, своя выгодная выгода, которая ни под какую классификацию не подходит и от которой все системы и теории постоянно разлетаются к черту. Человеку надо - одного только самостоятельного хотения, чего бы эта самостоятельность ни стоила и к чему бы ни привела»2.

Следствие и суд чаще всего полагаются в оценке этого хотения на собственную интроспекцию. При этом естественно презюмируется, что преступник осознает и прогнозирует свои действия и их последствия как обычный правопослушный человек, а то и как следователь, прокурор, судья. Криминально-психологические исследования не подтверждают таких предположений. У многих правонарушителей (особенно несовершеннолетних) свои понимание и видение мира, ситуации, общественной опасности и противоправности деяния. Они нередко убежденно и искренне (а для субъективного вменения это самый важный показатель) интерпретируют свое преступное поведение как реализацию социально-приемлемых целей, восстановление попранной справедливости, защиту своих прав, оказание помощи другим и т. д.

1 См Криминальная мотивация / Под ред В. Н. Кудрявцева. - М , 1986; Ратинов А. Р., Ефремова Г X Правовая психология и преступное поведение. - Красноярск, 1988.

2 Достоевский Ф. М. Поли собр соч В 30 т. Т. 5. С. 110-113.

Пленум Верховного Суда СССР 17 апреля 1980 г. переквалифицировал действия П. с ч. 2 ст. 108 на ст. 106 УК РСФСР 1960 г. Во время игры между подростками П. и Б. возникла ссора, в связи с чем Б. ударил П. по щеке. П. отозвал Б. за сарай, где у них возникла драка, во время которой они взаимно избивали друг друга. П. нанес Б. два или три удара по голове. Один из ударов причинил оскольчатый перелом височной кости, повлекший внутричерепное кровотечение, в связи с чем Б. через несколько дней скончался. Пленум пришел к выводу, что умысел обоих подростков был направлен на взаимное нанесение побоев, а не на причинение тяжких телесных повреждений. Однако, «совершая противоправные действия, ударяя кулаком в голову потерпевшего, - указывается в постановлении, - П. должен был и мог предвидеть возможность наступления тяжких последствий, как это и произошло»'.

Добросовестно воспроизведенная самой квалифицированной судебной инстанцией страны удачная для обвинения формула небрежности вряд ли отражает реальное психическое отношение пятнадцатилетнего П., который был оскорблен Б. и восстанавливал по своему разумению справедливость во время эмоциональной и обоюдной драки, которые среди подростков стали повседневностью и по опыту осужденного П. никогда не приводили к таким последствиям. На основании чего Пленум заключил, что подросток П. должен был и мог предвидеть наступление абсолютно случайных для него последствий? Такой вывод- не более чем формальное предположение, упречная оценка суда, типичный пример объективного вменения.

«Справедливая» с точки зрения субъекта мотивация затрудняет осознание общественной опасности деяния. Это наглядно проявилось в последние годы, когда борьба внутри страны сформировала среди определенных групп нравственный и правовой беспредел. Возродился синдром «семнадцатого года». Многие правонарушители, совершая общественно опасное деяние, были убеждены в том, что они борются за справедливость - групповую, партийную, национальную, государственную и т. д. В этой связи нельзя не вспомнить террористические акты чеченских боевиков, противоправное поведение шахтеров, перекрывающих железнодорожные пути и причиняющих огромный вред экономике и населению, и другие фактические преступления.

Психологическая суть преступного деяния, на основе которой формулируется внутреннее отношение субъекта к своим действиям и последствиям, заключена прежде всего в содержании мотивации, т. е. в том, ради чего субъект в ущерб интересам других лиц, общества и государства совершает общественно опасный и уголовно наказуемый поступок.

1 Бюллетень Верховного Суда СССР. 1981 № 4 С. 6-7

Харыаська державна ИАУКОВА Б1БЛЮТЕКА В. Г.

Значимость мотивации человеческого поведения важна при установлении не только интеллектуального, но и волевого момента. Известно, например, что результаты, которых достигает человек в своей жизни, лишь на 2Q-30 % зависят от его интеллекта, а на 70-80 % - от мотивов, которые побуждают его к той или иной деятельности1. «Повернув» эти данные в рассматриваемую плоскость, можно сказать, что объективное выяснение вины на 70-80 % зависит от точного выявления действительного мотива преступления, мотивационно-волевого момента вины в целом и лишь на 20-30 % - от уяснения ее интеллектуального аспекта. Абсолютное большинство граждан, руководствуясь здравым смыслом, услышав о преступлении, пытаются выяснить его мотив и, уяснив его, считают, что поняли самую главную суть преступного деяния.

В отечественной теории вины соотношение волевого и интеллектуального аспектов является обратным, а в волевом моменте не оказалось места для мотива. Поэтому предварительное и судебное следствие, ориентированное на законодательно закрепленный в формуле вины доминирующий интеллектуализм (сознание), чаще всего очень мало интересуется действительными мотивами поведения виновного. Когда-то это соответствовало общему официальному подходу в СССР, где делалась ставка на высокую сознательность советского человека, а не на его реальную мотивацию. Поэтому главное, что выясняется в процессе расследования и рассмотрения уголовного дела- сознавал субъект, что делал, или нет. Это, безусловно, очень важно, но лишь в тесной связи с реальной мотивацией - стержнем любого, в том числе и преступного, поведения, ибо сознание человека всегда сосредоточено вокруг доминирующей мотивации. Вне такой мотивации человек, как правило, мало что видит и осознает.

Психологами установлено, что у следователей со стажем до 5 лет интерес к мотивации преступлений составляет 2-3 % от общего объема сведений об обвиняемом, а у следователей со стажем от 6 до 10 лет - всего 1—2 %2. Это означает: чем больше опыт, тем выше склонность следователя не устанавливать реальную мотивацию, а презюмировать ее, исходя из абстрактной или осредненной сознательности человека, или «подгонять» под диспозицию статьи.

2.6. Понимание вины, учитывающее мотивационный аспект, не совсем согласуется с укоренившимся в отечественном уголовном праве подходом, где доминируют юридически отработанные категории: сознавал - не созна-

См.: Мотивация личности (феноменология, закономерности и механизм формирования). -М., 1982. С. 3. 2 См.: БодалевА. А. Восприятие и понимание человека человеком. - М., 1982. С. 152-159.

вал, желал - не желал, предвидел - не предвидел; а если не сознавал, не желал и не предвидел, то должен быть и мог предвидеть.

В этой конструкции почти нет места для мотивации- субъективной движущей силы, хотя субъект совершает преступление не в целях демонстрации умысла или неосторожности, а в силу своего потребностного состояния, для удовлетворения актальных побуждений. Реализуя разные мотивы, он по-разному осознает общественную значимость своих действий, выбирает субъективно и объективно доступные ему пути достижения своих целей, предвидит или не предвидит возможные общественно опасные последствия своего поведения, желает, допускает, рассчитывает предотвратить их наступление или вовсе не предвидит и даже не может предвидеть их наступление.

Психическое отношение к общественно опасным действиям и их последствиям, лежащее в основе уголовно-правовых форм вины, совпадает с содержанием мотивационнои направленности лишь в отдельных составах преступлений, совершаемых с прямым умыслом и со строго определенным мотивом (целью), например, при умышленном убийстве по мотиву кровной мести (п. «л» ч. 2 ст. 105 УК). В других составах той же статьи такого совпадения уже нет.

Рассмотрим в этом плане умышленное убийство из корыстных побуждений или по найму (п. «з» ч. 2 ст. 105 УК). Оно совершается хотя и по определенному мотиву, но ни этот мотив, ни сформированная на его основе цель преступления - завладение материальными ценностями или получение «гонорара» - прямо не включают в себя лишения жизни человека. Последнее является лишь субъективно выбранным способом удовлетворения корыстных побуждений. Но в данном случае нельзя утверждать, что корыстное побуждение или целеполагание «охватывают» смерть потерпевшего. Это будет большой оценочной натяжкой. Субъект стремится завладеть имуществом потерпевшего (получить деньги), а не лишать его жизни. Значит ли это, что при умышленном убийстве из корыстных побуждений субъект не желает смерти потерпевшего? Нет, не значит. Но это последствие является побочным (вынужденным) по отношению к содержанию основной мотивации или результатом иной мотивации.

При этом следует иметь в виду, что человеческое поведение, в том числе и преступное, полимотивировано, а его мотивация амбивалентна1. При главном мотиве могут существовать второстепенные или третьестепенные побуждения, которые совпадают по направленности с основным мотивом или противоречат ему. Более того, мотивация преступления по ходу его

1 См.: Мотивационная регуляция деятельности и поведения личности. - М, 1988. С. 37-41.

совершения может меняться (эксцесс исполнителя), главный мотив может стать второстепенным и наоборот. Однако в любом случае лишение жизни потерпевшего при умышленном убийстве из корыстных побуждений- не самоцель корыстолюбца. Оно может быть мотивировано другими побочными мотивами: желанием устранить потерпевшего как помеху, стремлением убрать очевидца в целях сокрытия преступления и т. д.1 Поэтому дефиниции прежнего УК РСФСР (п. «а» ст. 102) и действующего УК РФ (п. «з» ч. 2 ст. 105) оказываются не совсем адекватными.

На это обратили внимание Г. А. Злобин и Б. С. Никифоров. Они предложили диспозицию данного состава сформулировать как «умышленное убийство, если виновный предвидел, что в результате совершения преступления он получит материальную выгоду, и желал получить ее»2. Предлагаемая формулировка субъективной стороны более адекватна совершаемым деяниям. Ведущий специалист по этой проблематике, С. В. Бородин, рецензировавший их книгу, не оспорил предложенную формулировку по существу. Он возражал лишь против ее громоздкости3.

Если учесть изложенное, то вряд ли есть основания утверждать в комментариях к УК, что, совершая корыстное убийство, виновный всегда действует с прямым умыслом4. Правда, авторы комментариев допускают совершение умышленного убийства при разбойном нападении и с косвенным умыслом. Они приводят обошедший многие учебники пример, когда разбойник оставил раздетого пьяного потерпевшего на сильном морозе и тот умер от переохлаждения. Уточняя пример, поставим вопрос: а если виновный вообще не задумывался о судьбе потерпевшего (торопился, волновался, боялся появления очевидцев, был в состоянии опьянения, сильного душевного волнения и т. д.)? Тогда по стереотипу нашей судебной практики вступит в действие более явный оценочный элемент: взрослый вменяемый человек не может об этом не задумываться - значит, осознавал.

2.7. Перечень мотивов преступлений в уголовном законодательстве ограничен: корысть, месть, хулиганские, низменные побуждения и т. д. В строго психологическом плане они мотивами не являются. Мотив правомерного или противоправного поведения - это опредмеченная потребность. Он всегда конкретен, уникален, предметен и сам по себе социально нейтрален. По любому мотиву могут быть совершены и героический поступок, и преступление. Социальную, нравственную и правовую оценку он может

1 См : Загородников Н И Преступления против жизни. - М, 1961. С. 125.

2 Злобин Г А . Никифоров Б. С. Умысел и его формы - М., 1972. С. 57.

3 См. Бородин С. В Об умысле и его формах // Сов гос-во и право. 1972. № 10. С. 140.

4 См , например: Комментарий к Уголовному кодексу РСФСР. - М., 1984 С. 237; Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под ред. А. В. Наумова. - М , 1996. С. 278.

получить лишь при включенности в то или иное поведение, а последнее - в те или иные общественные отношения1. Упоминаемые в законе мотивы обычно отражают не только содержание побуждения, но и его социальную оценку, связанную с преступлением. Например, корысть - это материальная потребность плюс оценка способов ее реализации. Подобные оценки исторически относительны. То, что в недалеком прошлом в отечественном законодательстве именовалось «преступной корыстной наживой», ныне считается правомерным предпринимательским мотивом.

Употребляемые (или употреблявшиеся) в уголовном праве понятия мотивов (антисоветские, корыстные, хулиганские или низменные побуждения)- категории не психологические, а оценочные, политизированные и этизированные. В этом своем виде они несут в судебной практике социально-правовую нагрузку. Достаточно было в недалеком прошлом сказать, что преступление совершено по антисоветским мотивам или с антисоветской целью, как вина лица становилась вроде бы очевидной, хотя фактическими мотивами деяния могли быть научный интерес, чувство взаимопомощи, нужда, чувство собственного достоинства, бахвальство и т. д.

Рассмотрим такое преступление, как государственная измена. Это-умышленное деяние, совершаемое в ущерб внешней безопасности Российской Федерации. Виновный должен сознавать, что совершает шпионаж, выдачу государственной тайны либо иное оказание помощи иностранному государству в проведении враждебной деятельности в ущерб внешней безопасности Российской Федерации и желать этого. Неопределенное выражение «в ущерб», не идентичное «деянию, причинившему ущерб», в данном случае можно понимать как специфическое целеполагание субъекта. Однако во всех учебниках говорится, что диспозиция статьи о государственной измене не содержит указания на специальную цель и что это деяние может быть совершено по любому мотиву. Следовательно, с одной стороны, оценочное понятие «в ущерб» включено в мотивацию и целеполагание субъекта, с другой - мотивационный момент при квалификации деяния никак не учитывается. Такая неопределенность - база для объективного вменения.

2.8. Продолжая анализ волевого момента, в уголовно-правовой литературе считается аксиомой, что момент воли характерен для каждого вида вины, только в разной степени. Применительно к умыслу это выражается в формулах: лицо желало наступления общественно опасных последствий или не желало их наступления, но допускало; применительно к неосторожности - лицо самонадеянно рассчитывало на предотвращение или не предвидело возможности наступления вредных последствий, но могло и должно было предвидеть их.

' См : Лунеев В. В Мотивация преступного поведения. - М., 1991. С 49-57.

Желание субъектом наступления вредных последствий можно идентифицировать с волей, но с большой долей условности. Реализация желания (мотива) субъекта связана с его волевыми усилиями. Воля обслуживает функции мотивации, но не сводима к желанию, к сознательной (произвольной) мотивации, поскольку она проявляется и тогда, когда глубинный мотив (желание) преступного поведения не осознан субъектом, а также тогда, когда осознанное желание есть, а воли может не быть, когда мотивация недостаточна, а воля мобилизует субъект на ее реализацию.

Желание (мотив) в своей содержательной части и воля как «система механизмов сознания (курсив мой. - В. Л.), обеспечивающая самоуправление функциональной структурой психики и уровнем ресурсных затрат в деятельности и поведении, в отдельных действиях и поступках»1,- понятия коррелируемые, но они не сводятся друг к другу. Следовательно, мотив (желание) в своей содержательной части не является основным признаком воли (при прямом умысле) и совсем не относятся к последней допущение (при косвенном умысле), легкомысленный расчет (при самонадеянности), а тем более неосознанная возможность наступления вредных последствий (при небрежности). Все это из области уголовно-правовых стереотипов, оценок и упрощений, но не психологических научных положений.

Наличие в уголовно-правовой формуле прямого умысла такого компонента, как желание субъекта, прежде всего свидетельствует об органичном включении в вину мотивации преступного поведения, а через нее - и воли. Все остальные виды вины (косвенный умысел, самонадеянность и небрежность) охватываются термином «нежелание»: не желал, но допускал; не желал и рассчитывал на предотвращение; не только не желал, но и не предвидел. Но и в этих случаях волевой поведенческий акт наличествует и не может быть немотивированным и нецеленаправленным. Нежелание одного предполагает желание иного, мотивацию иного содержания, реализация которой осуществляется с побочными нежелательными и даже непредвиденными последствиями.

Можно ли понять отношение субъекта к этим последствиям без анализа мотивационного момента? Конечно, нет. В ряде случаев об этом прямо говорится в законе, например, когда устанавливается правомерность всех

1 Калин В К. На путях построения теории воли // Психологический журнал. 1989 № 2. С. 54. В. И Селиванов определяет волю как «сознательное регулирование человеком своего поведения и деятельности", выраженное в умении преодолевать внутренние и внешние препятствия при совершении целенаправленных действий и поступков» (Селиванов В. И Дискуссионные вопросы психологии воли // Психологический журнал. 1986. № 6. С. 112). См. также: Опген-зихт В. А Воля и волеизъявление (очерки теории, философии и психологии права). - Душанбе, 1983.

обстоятельств, исключающих преступность деяния или, иными словами, виновную ответственность (необходимая оборона, причинение вреда при задержании лица, совершившего преступление, крайняя необходимость, физическое и психическое принуждение, исполнение приказа или распоряжения - ст. 37-42 УК). Среди обстоятельств, отягчающих или смягчающих наказание, кроме объективных условий УК предусматривает и субъективные, мотивационные (ст. 61 и 63).

Таким образом, признает это традиционная уголовно-правовая доктрина или нет, в содержании вины кроме интеллектуального и волевого моментов наличествует момент мотивационный и эмоциональный. Он не сводим к сознанию и воле, но тесно связан с ними. Это во-первых. Во-вторых, уголовно-правовые формулы различных видов вины не отражают в должной мере тех или иных степеней воли (волевого момента). В связи с этим теория вины, если она претендует называться психологической, должна быть существенно уточнена, а вместе с ней и ее нормативное выражение.

С учетом трудности восприятия новелл в уголовном законодательстве и без ломки устоявшейся уголовно-правовой формулы вины для начала было бы желательно уточнить содержание волевого момента, назвав его моти-вационно-волевым. В связи с этим в формы и виды вины закономерно включаются мотивы и цели преступления (мотивация преступного поведения в целом), только в одном случае - прямо (желал), в других случаях -косвенно (желал иных результатов своих действий при сопутствующих побочных нежелательных или непредвиденных общественно опасных последствиях).

«все книги «к разделу «содержание Глав: 11 Главы: 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11.

5rik.ru

Материалы для учебы и работы

2. Понятие вины и ее формы