7. Мотивация и целеполагание преступления

7.1. Согласно психологической теории вины каждое общественно опасное и противоправное действие или бездействие, совершенное вменяемым лицом, считается волевым и сознательным. А всякое волевое и сознательное деяние мотивировано и целенаправленно, т. е. совершается по определенному мотиву и для достижения конкретной цели. Именно эта психологическая суть объединяет все виды преступлений с различными формами и видами вины. В зависимости от последних меняется лишь степень «охвата» наступивших последствий мотивацией и целеполаганием субъекта. И. Лекшас справедливо заметил: «Цель, которую виновный в конкретном случае сознательно преследовал, если рассматривать ее изолированно, в большинстве случаев не является преступной»1. С другой стороны, как писала Т. В. Церетели, «объем результатов поступка человека намного шире, чем тот результат, который содержится в цели лица»2. В этих «ножницах» и размешены различные формы и виды вины.

Обозначенный вопрос проще всего рассмотреть на модификациях конкретного примера. Выстрел из ружья может внести в окружающую среду множество последствий: причинение смерти и вреда здоровью различной тяжести, уничтожение или повреждение имущества, пожар, дезорганизацию общественного порядка, испуг присутствующих, задержание убегавшего преступника и т. д. Одни из последствий могут быть прямо или косвенно указаны в уголовном законе, а другие нет; среди них могут быть и общественно опасные. В перечне последствий, перечисленных в законе, одни для субъекта могут быть желательными, другие хотя и нежелательными, но допустимыми, третьи - нежелательными, четвертые - не только нежелательными, но и непредвиденными и неожиданными. Поэтому даже в преступлениях, совершаемых по прямому умыслу, когда мотивация винов-

1          Лекшас И Вина как субъективная сторона деяния - М , 1958 С 67

2         Церетели Т. В Причинная связь в уголовном праве - М , 1963 С 26

59

ного «охватывала» собой все предусмотренные законом последствия, она не является всеобъемлющей. Из нее «выпадает» значительная часть реально наступивших, но непредвиденных и нежелательных последствий. При косвенном умысле этих несоответствий больше, при легкомыслии - еще больше, а при небрежности - вообще нет совпадений между мотивацией субъекта и образовавшимися последствиями.

Это позволяет сказать, что умышленные и неосторожные деяния различаются не наличием или отсутствием мотива и цели, а их разной соотнесенностью с преступными последствиями, разной степенью «охвата» имеющихся последствий желанием (мотивом, целью) виновного. Причем «ножницы» между мотивацией и последствиями обусловлены не психологическими особенностями поведения, а нормативными установлениями. В психологическом плане может меняться лишь содержание мотивации, а не структура поведенческого акта.

При прямом умысле мотивом выстрела, причинившего смерть человеку, может быть кровная месть, при косвенном - желание избежать задержания, при самонадеянности- желание попугать окружающих, а при небрежности - желание опробовать механизм спуска. И, как правило, мотивы, свойственные преступлениям, совершаемым с прямым умыслом, не могут быть мотивами деяний, совершаемых с косвенным умыслом или по неосторожности. По тому же мотиву кровной мести конкретному лицу нельзя совершить убийство с косвенным умыслом, а тем более неосторожно, но, реализуя эту месть в людном месте, можно по названным формам вины причинить смерть другим лицам и при этом не достигнуть желаемой цели. В то же время желание опробовать механизм спуска при заряженном ружье, приведшее к смерти, не может быть мотивом умышленного убийства.

Все сказанное свидетельствует о том, что между содержанием мотива (цели) и формами вины есть неполная корреляционная зависимость. Она давно была замечена и разработана1. Если содержание мотива (цели) преступного поведения непосредственно или опосредованно (прямо или косвенно) «охватывают» указанные в уголовном законе последствия, то это соответствует умышленному деянию, а если не «охватывают» - неосторожному. Степень этого «охвата» позволяет дифференцировать умысел на прямой и косвенный, а неосторожность - на легкомыслие и небрежность.

' См.. Бородин С. В Квалификация убийства по действующему законодательству. - М., 1966. С. 28; Он же. Ответственность за убийство: квалификация и наказание по российскому праву..-М., 1994. С. 26-27.

60

7.2. Уголовно-правовое значение мотивации и целеполагания привлекало внимание многих ученых1. Эта проблема фундаментально изучалась как составная часть субъективной стороны преступления в плане квалификации и разграничения преступлений, анализа обстоятельств, исключающих общественную опасность, стадий совершения преступления, соучастия, индивидуализации уголовной ответственности и наказания и т. д. Поэтому не будем останавливаться на этих вопросах, рассмотрим лишь место мотива и цели в структуре субъективной стороны преступления. Дело в том, что несмотря на многие убедительные доказательства общей значимости мотива и цели для понимания субъективной стороны преступления, в общественном сознании юристов они так и не вышли за прагматические пределы факультативных признаков субъективной стороны. В этом наглядно проявляется ограниченность нормативистского подхода к проблеме субъективной стороны преступления в целом.

Провозгласив психологическую теорию вины, уголовно-правовая наука в этом плане не порвала с нормативизмом, поскольку анализ вины до сих пор ведется исходя из норм закона, а не из психологических закономерностей преступного поведения, укладывающихся или не укладывающихся в рамки закона. Надо ли доказывать, что нормы закона о вине лишь отражают психологическую реальность, производны от нее и не всегда адекватны ей. Еще К. Марксом было доказано, что нормы права нельзя понять, исходя из них самих2. Нормативистский подход превращает теорию в комментарий закона, в его апологетику. В этом случае психологические закономерности втискиваются в прокрустово ложе закона, подгоняются под него.

Факультативность мотивации при таком подходе обосновывается просто: в диспозициях абсолютного большинства статей УК нет указания на мотив и цель. Следовательно, они безразличны для квалификации этих деяний, а потому необязательны. Если следовать этой логике, то формы и виды вины - тоже не обязательные признаки, поскольку они еще реже упоминались в диспозициях статей УК РСФСР 1960 г., чем мотивы и цели. Этот недостаток в УК РФ 1996 г. определенным образом преодолевается.

Конечно, указать в диспозициях статей конкретные мотивы или цели преступлений практически невозможно, да и не нужно. Они (как любые другие признаки - формы и виды вины, способы совершения преступления,

1               См., например: Чубинскип М. П. Мотив преступной деятельности и его значение в уголовном праве. - Ярославль, 1901; Викторов Б. А. Мотив и цель в тяжких преступлениях. - М., 1963; Волков Б. С. Мотив и квалификация преступлений. - Казань, 1968; Наумов Л В Мотивы убийств. - Волгоград, 1969; Дагель П. С, Котов Д. П. Субъективная сторона преступлений и ее установление. - Воронеж, 1974; Волков Б. С. Мотивы преступлений. - Казань, 1982.

2           Маркс К. и Энгельс Ф Соч Т. 13. С 6.

61

другие квалифицирующие обстоятельства) вводятся в диспозиции статей только тогда, когда необходимо ограничить уголовную ответственность за то или иное деяние, мотивированное только указанным побуждением. Однако в любом случае факт упоминания или неупоминания мотивов и целей в диспозициях статей - аргумент формальный и слабый. Проблема мотивации в субъективной стороне преступления намного глубже практических вопросов квалификации отдельных деяний.

В широком плане мотивация преступного поведения может быть определена как внутренний субъективный стержень (процесс) преступления, который включает в себя актуализацию потребности, формирование конкретного мотива, опредмечивание мотива в цели, выбор путей достижения цели, предвидение и прогнозирование возможных последствий, принятие решения действовать, контроль и коррекция совершаемых действий на основе действующего мотива и другие моменты1. В этом сложном и целостном состоянии мотивация выполняет ряд уникальных функций:

-             формируясь во взаимодействии личности с социальной средой, в форме субъективного желания отражает всю совокупность обстоятельств, обусловливающих совершение преступления (отражательная функция);

-            «толкает» субъект к активности (побудительная функция);

-                  придает этой активности личностную значимость (смыслообразующая функция);

-              направляет действия субъекта в соответствии с актуальным желанием (регулятивная функция);

-            выступает в качестве эталонной составляющей в процессе соотнесения субъектом желаемых и достигнутых результатов своих действий (контролирующая функция)2.

Само собой разумеется, что эти функции выполнимы при включенности всех свойств и процессов личности - эмоциональных, волевых и интеллектуальных.

Известно, что уголовное право не оперирует понятием «мотивация», а употребляет лишь термины: «мотив», «побуждение», «цель». Это сужает мотивацию, хотя и до основополагающих, но единичных элементов. Мотив (побуждение) и цель- главные составляющие мотивации и, как полагал Н. С. Таганцев, составляющие коррелятивные3. Остальные элементы достраивают мотивацию в процессе их практической реализации. Но уголовное право использует и другие элементы мотивации (выбор субъектом путей и способов достижения цели, предвидение своих действий и последствий,

1            См.: Лунеев В. В. Мотивация преступного поведения. С. 41-99.

2          См.: Криминальная мотивация / Под ред. В. Н. Кудрявцева. С. 19-37.

3           См.: Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Часть Общая. Т. 1 - СПб., 1902. С. 594.

62

контроль за их достижением через институты оконченного преступления, покушения, добровольного отказа от совершения преступления, эксцесса исполнителя и т. п.), которые опредмечивают исходное побуждение и превращают его из внутреннего хотения в действенный стимул поведения и реальные результаты преступления.

7.3. Итак, если мотивация действительно представляет собой внутреннюю суть человеческого (в том числе и преступного) поведения, а об этом свидетельствует огромная литература', то ни сознание общественной опасности и противоправности своего действия (бездействия), ни предвидение их общественно опасных последствий, ни желание и нежелание (сознательное допущение, самонадеянный расчет на предотвращение и т. д.) наступления этих последствий не могут быть поняты вне этой психологической сути. Только исследуя действительное хотение субъекта, можно понять его фактическое отношение к своим действиям и их возможным последствиям, т. е. установить его реальную вину, не нарушая принципа субъективного вменения.

Было бы несправедливо упрекать отечественное уголовное право за то, что этот вопрос им не осознавался. В уголовно-правовой литературе давно считается, что в случаях, когда мотив и цель не отнесены законом к числу обязательных признаков состава преступления, они все равно должны устанавливаться для уяснения сущности преступления, ибо без этого невозможно составить представление о характере процесса, происходящего в сознании субъекта в момент совершения деяния. Однако, что бы и как бы ни говорилось о мотивации и целеполагании в уголовном праве, они все равно на основе формальных положений выносятся за пределы вины. В действительности же они являются психологической сущностной основой вины, ее различных форм и видов.

' См.: Якобсон П. М. Психологические проблемы мотивации поведения человека. - М., 1969; Леонтьев А. Н. Потребности, мотивы и эмоции. - М., 1971; Асеев В. Г. Мотивация поведения и формирование личности. - М., 1976; Хекхаузен X. Мотивация и деятельность. В 2 т. / Пер. с нем. - М., 1986; Криминальная мотивация. - М., 1986; Вилюнас В. К. Психологические механизмы мотивации человека. - М., 1990.

63