12.4. Технофобия как средство демонизации техники

Технофобия, или страх перед техникой, – это установка, согласно которой техника рассматривается как основная причина отчуждения человека от природы, от самого себя. Такая позиция выражает негативное отношение к технике: все беды, несчастья – от нее, от техники. Технофобия зародилась в год рождения техники, и связано это было с возможностью использовать технику как во благо, так и во вред. Элементы демонизации техники можно найти еще в первобытном мифе; в библейских текстах, например о Вавилонской башне, о запретном плоде и грехопадении; в легенде о Прометее, похитившем у богов огонь и передавшем его людям, за что он был проклят и наказан; в образе хромоногого бога Гефеста, который своей неуклюжей походкой вызывал «неудержимый смех богов». Бэконовский Дедал, «человек замечательно талантливый, но гнусный», соединял в себе как доброго, так и злого гения. Так и современная философия в технике отмечает как доброе, так и злое начало: техника амбивалентна! С одной стороны, техника выступает фактором освобождения человека, с другой – причиной его гибели, когда он осмеливается переступить опасную черту в своем взаимоотношении с «богами» (силами природы). Как видим, она одновременно оказывается и благом для человека, и его проклятием.

В средневековой Европе технофобия получает сильный импульс в виде фактически поощряемой церковью идеи о сатанинском происхождении технических новаций. Талантливые изобретатели, архитекторы-строители и другие люди, занятые подлинной творческой деятельностью, открыто или негласно обвинялись в сговоре с дьяволом, которому они якобы продавали свою душу. Их обобщенный образ получает впоследствии яркое выражение в герое книги «История о докторе Фаусте» – немецком народном сказании, повествовавшем о волшебнике, заключившем союз с дьяволом и в конечном итоге увезенном им с собой. В эпоху первоначального накопления капитала в Европе технофобия приобретает новое измерение, которое можно охарактеризовать как социально-экономическое. Цеховая форма организация труда, обычная в тот период, могла выжить, лишь оказав сопротивление техническому прогрессу, так как свободное развитие техники неминуемо привело бы к разрушению и ликвидации традиционного производства. Поэтому технические новинки допускались лишь в той мере, в какой они не представляли собой угрозы для существования цеховой организации. В противном случае их уничтожали или запрещали, а над их создателями учиняли расправу. Известно, например, что изобретателя ленточного станка по указанию городских властей города Данцига (ныне – Гданьск) утопили, а его станок оказался под запретом в течение двух столетий. В США технофобия в виде машинофобии проявилась даже в годы Великой депрессии (1920–1930-е гг.).

Французский энциклопедист Жан-Жак Руссо (1712–1778) писал, что техника, подобно науке, выявляет и актуализирует те тайны природы, которые по своей сути являются для человека злом. Он предостерегал: «Знайте, раз и навсегда, что природа хотела оберечь вас от науки подобно тому, как мать вырывает из рук своего ребенка опасное оружие. Все скрываемые ею от вас тайны являются злом, от которого она вас охраняет, и трудность изучения составляет одно из немалых ее благодеяний. Люди испорчены, но они были бы еще хуже, если бы имели несчастье рождаться учеными» («Эмиль, или О воспитании», 1762). В современной философии неконтролируемое развитие техники рассматривается как один из главных факторов, подавляющих человеческую индивидуальность и реально угрожающих его бытию. Даниел Белл предрекал, что «поезд истории должен в будущем сойти с рельсов, поскольку, окончательно исчерпав все энергетические ресурсы, человечество окажется не в состоянии более решать постоянно растущие проблемы и отвечать на вызов будущего». Элвин Тоффлер утверждал, что США, преодолев кризис Второй волны, на рубеже ХХI в. вступает в эпоху Третьей волны: «...Мы живем в потерявшем контроль мире и уверенно идем к катастрофе... только постиндустриальный уровень развития техники может обеспечивать решение всех проблем существования современного человечества и дальнейшего нормального развития человеческого общества». Автор уточняет: «Ветшающее индустриальное общество целиком зависит от быстрой, целенаправленной и эффективной информации, от энергетических ресурсов и надежной денежной системы, которые устаревшие структуры уже не могут обеспечить»[29] .

Цивилизация Первой волны вознаграждала за определенные качества и способности, особенно за голую мускульную силу. Промышленная цивилизация, или цивилизация Второй волны, платила за различные профессии. Цивилизация Третьей волны также будет платить за определенные свойства и способности лучше, чем за другие. Эти переходы от одной волны к другой исторически сопровождаются усилением международной конкуренции, демпингом, неожиданными спадами производства. Поскольку уровень технологии повышается, требуется все меньше рабочих для функционирования промышленности, т.е. наступает время технологической безработицы. Современные квалификационные требования нуждаются в более сложной профессиональной информации. Поскольку для этого необходимо время, создается ситуация так называемой информационной безработицы. Реструктуризация отраслей экономики при переходе от Второй волны к Третьей волне создает структурную безработицу, обусловленную структурными преобразованиями в технологическом процессе.

Массовая безработица, без какой-либо формы субсидии или иного рода доходов, создает опасную политическую нестабильность. Такая ситуация порождает желание поддерживать и сохранять старую экономику прошлой волны. Элвин Тофлер в книге «Столкновение с будущим» в этой связи пишет: «Мы не можем идти назад. Мы должны сделать основной упор на развитие сектора Третьей волны, даже если это создает серьезную борьбу с отраслями промышленности и профсоюзами Второй волны». Научные рекомендации Тоффлера сведены к следующим основным положениям. Во-первых, необходимо переосмысление таких терминов, как «рабочее место», «занятость», «безработица». Во-вторых, нужно подготовить базисные отрасли Второй волны (телекоммуникации, биотехнология, программирование, информатика, электроника и др.) к плавному переходу на новые условия работы. В-третьих, нужно создать поощрительные условия для становления этих базисных отраслей. В-четвертых, необходимо сосредоточить усилия на изобретении и распространении служб, являющихся новой основой и ключом к будущей занятости. В-пятых, необходимо постоянное обучение. Оно само по себе может быть крупным работодателем, так же как и гигантским потребителем видеооборудования, компьютеров, игр, фильмов и другой продукции, которая тоже обеспечивает работой. В-шестых, следует кардинально изменить систему массового образования. Современные школы выпускают слишком много рабочих фабричного стиля для работ, которые уже не будут существовать. В-седьмых, нужно заботиться о создании дополнительных рабочих мест для тех, кому не найдется места в системе Третьей волны. Наконец, в-восьмых, необходимо обеспечить каждому минимальный гарантийных доход (через семьи, школы, бизнес, другие возможные каналы). Экономика Третьей волны должна соответствовать требованиям и принципам гуманизма и морали.

Западные футурологи, занимающиеся прогнозированием перспектив развития постиндустриального общества, полагают, что кризис современной цивилизации носит не локальный, а всеобщий характер, а кроме того, его источники имеют техническую составляющую. По их мнению, человечество мчится в направлении верной и, возможно, тотальной катастрофы. Техника, основанная исключительно на науке и ее достижениях, приобрела характер доминирующего и практически независимого элемента, превратилась в абсолютно неуправляемый, анархический фактор, который может положить конец существованию человечества. Сегодня человек стоит перед альтернативой: либо измениться как отдельная личность и как частица человеческого сообщества, либо исчезнуть с лица земли. Разрабатываются концепции спасения хотя бы части человечества, если спасти всех невозможно. Доктрину глобального экологического катастрофизма поддерживают такие исследователи, как Д. Медоуз, Дж. Форрестер, Пол Эрлих и др. Менее драматизированной формы технофобия прослеживается в работах Л. Мэмфорда, Ж. Эллюля, Г. Маркузе, Т. Адорно и других авторитетных на Западе исследователей. По их мнению, путь к спасению лежит через изменение авторитарной социальной реальности, через уничтожение авторитарной «монотехники», разрушение «мегамашины» (Л. Мэмфорд). Существует и такой рецепт: подчинить дальнейшее развитие техники принципу разумности и полезности, безвредности для современности и для будущего согласно девизу Ж. Ж Руссо «Назад, к природе!».

Теодор Адорно писал об издержках технизации сознания. По его мнению, с одной стороны, работа техников носит чрезвычайно строгий, рациональный характер. С другой стороны, они особенно страдают из-за односторонности, сухости, нечеловеческого характера этой рациональности. Поэтому для них особенно важна попытка сбросить «балласт разума и критики» во всех тех областях, которые непосредственно не являются такой технической работой. Однако все же им не следует мириться с распадением существования на «разумную» половину, которая связана с профессией, и «безответственную» половину, которая связана со свободным временем. И. Вайцбаум в книге «О силе компьютера и бессилии разума» размышлял о массовизации безответственности, об ответственности в силу обязанности, о необходимости подотчетности моральной, этической ответственности. А. Йонас в книге «Принцип ответственности. Опыт этики для технологической цивилизации» пишет о необходимости перейти от ориентированности на прошлое ответственности к ориентированности на будущее самоответственности, которая определяется способностью контролировать и возможностью располагать властью. По мнению Фридриха Рапа, достижения техники требуют неизбежной расплаты за них. Эта обусловленная техникой неизбежность может быть смягчена, но не может быть принципиально устранена, поскольку она имеет свою основу. Следует иметь в виду, что бэконовское «natura non nisi parendo vincitur»[30]  имеет силу и в наши дни. Поистине: техника мертва без людей, овладевших техникой...

Технофобия, или страх перед техникой, – это установка, согласно которой техника рассматривается как основная причина отчуждения человека от природы, от самого себя. Такая позиция выражает негативное отношение к технике: все беды, несчастья – от нее, от техники. Технофобия зародилась в год рождения техники, и связано это было с возможностью использовать технику как во благо, так и во вред. Элементы демонизации техники можно найти еще в первобытном мифе; в библейских текстах, например о Вавилонской башне, о запретном плоде и грехопадении; в легенде о Прометее, похитившем у богов огонь и передавшем его людям, за что он был проклят и наказан; в образе хромоногого бога Гефеста, который своей неуклюжей походкой вызывал «неудержимый смех богов». Бэконовский Дедал, «человек замечательно талантливый, но гнусный», соединял в себе как доброго, так и злого гения. Так и современная философия в технике отмечает как доброе, так и злое начало: техника амбивалентна! С одной стороны, техника выступает фактором освобождения человека, с другой – причиной его гибели, когда он осмеливается переступить опасную черту в своем взаимоотношении с «богами» (силами природы). Как видим, она одновременно оказывается и благом для человека, и его проклятием.

В средневековой Европе технофобия получает сильный импульс в виде фактически поощряемой церковью идеи о сатанинском происхождении технических новаций. Талантливые изобретатели, архитекторы-строители и другие люди, занятые подлинной творческой деятельностью, открыто или негласно обвинялись в сговоре с дьяволом, которому они якобы продавали свою душу. Их обобщенный образ получает впоследствии яркое выражение в герое книги «История о докторе Фаусте» – немецком народном сказании, повествовавшем о волшебнике, заключившем союз с дьяволом и в конечном итоге увезенном им с собой. В эпоху первоначального накопления капитала в Европе технофобия приобретает новое измерение, которое можно охарактеризовать как социально-экономическое. Цеховая форма организация труда, обычная в тот период, могла выжить, лишь оказав сопротивление техническому прогрессу, так как свободное развитие техники неминуемо привело бы к разрушению и ликвидации традиционного производства. Поэтому технические новинки допускались лишь в той мере, в какой они не представляли собой угрозы для существования цеховой организации. В противном случае их уничтожали или запрещали, а над их создателями учиняли расправу. Известно, например, что изобретателя ленточного станка по указанию городских властей города Данцига (ныне – Гданьск) утопили, а его станок оказался под запретом в течение двух столетий. В США технофобия в виде машинофобии проявилась даже в годы Великой депрессии (1920–1930-е гг.).

Французский энциклопедист Жан-Жак Руссо (1712–1778) писал, что техника, подобно науке, выявляет и актуализирует те тайны природы, которые по своей сути являются для человека злом. Он предостерегал: «Знайте, раз и навсегда, что природа хотела оберечь вас от науки подобно тому, как мать вырывает из рук своего ребенка опасное оружие. Все скрываемые ею от вас тайны являются злом, от которого она вас охраняет, и трудность изучения составляет одно из немалых ее благодеяний. Люди испорчены, но они были бы еще хуже, если бы имели несчастье рождаться учеными» («Эмиль, или О воспитании», 1762). В современной философии неконтролируемое развитие техники рассматривается как один из главных факторов, подавляющих человеческую индивидуальность и реально угрожающих его бытию. Даниел Белл предрекал, что «поезд истории должен в будущем сойти с рельсов, поскольку, окончательно исчерпав все энергетические ресурсы, человечество окажется не в состоянии более решать постоянно растущие проблемы и отвечать на вызов будущего». Элвин Тоффлер утверждал, что США, преодолев кризис Второй волны, на рубеже ХХI в. вступает в эпоху Третьей волны: «...Мы живем в потерявшем контроль мире и уверенно идем к катастрофе... только постиндустриальный уровень развития техники может обеспечивать решение всех проблем существования современного человечества и дальнейшего нормального развития человеческого общества». Автор уточняет: «Ветшающее индустриальное общество целиком зависит от быстрой, целенаправленной и эффективной информации, от энергетических ресурсов и надежной денежной системы, которые устаревшие структуры уже не могут обеспечить»[29] .

Цивилизация Первой волны вознаграждала за определенные качества и способности, особенно за голую мускульную силу. Промышленная цивилизация, или цивилизация Второй волны, платила за различные профессии. Цивилизация Третьей волны также будет платить за определенные свойства и способности лучше, чем за другие. Эти переходы от одной волны к другой исторически сопровождаются усилением международной конкуренции, демпингом, неожиданными спадами производства. Поскольку уровень технологии повышается, требуется все меньше рабочих для функционирования промышленности, т.е. наступает время технологической безработицы. Современные квалификационные требования нуждаются в более сложной профессиональной информации. Поскольку для этого необходимо время, создается ситуация так называемой информационной безработицы. Реструктуризация отраслей экономики при переходе от Второй волны к Третьей волне создает структурную безработицу, обусловленную структурными преобразованиями в технологическом процессе.

Массовая безработица, без какой-либо формы субсидии или иного рода доходов, создает опасную политическую нестабильность. Такая ситуация порождает желание поддерживать и сохранять старую экономику прошлой волны. Элвин Тофлер в книге «Столкновение с будущим» в этой связи пишет: «Мы не можем идти назад. Мы должны сделать основной упор на развитие сектора Третьей волны, даже если это создает серьезную борьбу с отраслями промышленности и профсоюзами Второй волны». Научные рекомендации Тоффлера сведены к следующим основным положениям. Во-первых, необходимо переосмысление таких терминов, как «рабочее место», «занятость», «безработица». Во-вторых, нужно подготовить базисные отрасли Второй волны (телекоммуникации, биотехнология, программирование, информатика, электроника и др.) к плавному переходу на новые условия работы. В-третьих, нужно создать поощрительные условия для становления этих базисных отраслей. В-четвертых, необходимо сосредоточить усилия на изобретении и распространении служб, являющихся новой основой и ключом к будущей занятости. В-пятых, необходимо постоянное обучение. Оно само по себе может быть крупным работодателем, так же как и гигантским потребителем видеооборудования, компьютеров, игр, фильмов и другой продукции, которая тоже обеспечивает работой. В-шестых, следует кардинально изменить систему массового образования. Современные школы выпускают слишком много рабочих фабричного стиля для работ, которые уже не будут существовать. В-седьмых, нужно заботиться о создании дополнительных рабочих мест для тех, кому не найдется места в системе Третьей волны. Наконец, в-восьмых, необходимо обеспечить каждому минимальный гарантийных доход (через семьи, школы, бизнес, другие возможные каналы). Экономика Третьей волны должна соответствовать требованиям и принципам гуманизма и морали.

Западные футурологи, занимающиеся прогнозированием перспектив развития постиндустриального общества, полагают, что кризис современной цивилизации носит не локальный, а всеобщий характер, а кроме того, его источники имеют техническую составляющую. По их мнению, человечество мчится в направлении верной и, возможно, тотальной катастрофы. Техника, основанная исключительно на науке и ее достижениях, приобрела характер доминирующего и практически независимого элемента, превратилась в абсолютно неуправляемый, анархический фактор, который может положить конец существованию человечества. Сегодня человек стоит перед альтернативой: либо измениться как отдельная личность и как частица человеческого сообщества, либо исчезнуть с лица земли. Разрабатываются концепции спасения хотя бы части человечества, если спасти всех невозможно. Доктрину глобального экологического катастрофизма поддерживают такие исследователи, как Д. Медоуз, Дж. Форрестер, Пол Эрлих и др. Менее драматизированной формы технофобия прослеживается в работах Л. Мэмфорда, Ж. Эллюля, Г. Маркузе, Т. Адорно и других авторитетных на Западе исследователей. По их мнению, путь к спасению лежит через изменение авторитарной социальной реальности, через уничтожение авторитарной «монотехники», разрушение «мегамашины» (Л. Мэмфорд). Существует и такой рецепт: подчинить дальнейшее развитие техники принципу разумности и полезности, безвредности для современности и для будущего согласно девизу Ж. Ж Руссо «Назад, к природе!».

Теодор Адорно писал об издержках технизации сознания. По его мнению, с одной стороны, работа техников носит чрезвычайно строгий, рациональный характер. С другой стороны, они особенно страдают из-за односторонности, сухости, нечеловеческого характера этой рациональности. Поэтому для них особенно важна попытка сбросить «балласт разума и критики» во всех тех областях, которые непосредственно не являются такой технической работой. Однако все же им не следует мириться с распадением существования на «разумную» половину, которая связана с профессией, и «безответственную» половину, которая связана со свободным временем. И. Вайцбаум в книге «О силе компьютера и бессилии разума» размышлял о массовизации безответственности, об ответственности в силу обязанности, о необходимости подотчетности моральной, этической ответственности. А. Йонас в книге «Принцип ответственности. Опыт этики для технологической цивилизации» пишет о необходимости перейти от ориентированности на прошлое ответственности к ориентированности на будущее самоответственности, которая определяется способностью контролировать и возможностью располагать властью. По мнению Фридриха Рапа, достижения техники требуют неизбежной расплаты за них. Эта обусловленная техникой неизбежность может быть смягчена, но не может быть принципиально устранена, поскольку она имеет свою основу. Следует иметь в виду, что бэконовское «natura non nisi parendo vincitur»[30]  имеет силу и в наши дни. Поистине: техника мертва без людей, овладевших техникой...