ЭТНИЧЕСКОЕ САМОСОЗНАНИЕ КАК ФАКТОР ФОРМИРОВАНИЯ ЭТНОСА: СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ ПОДХОД

Проблема этнического самосознания продолжает оставаться источником дискуссий среди российских и зарубежных этнографов в настоящее время. В российской этнологической традиции есть два понятия, стоящие за термином “этническое самосознание“. Исследователями описаны два явления, обозначаемые как “этническое самосознание в узком смысле“ и “этническое самосознание в широком смысле“. Между тем в английском языке наряду с термином ethnic identity (этническая идентичность) используется близкий к нему по форме термин ethnic self–identification (этническая самоидентификация). Подобная ситуация в области терминологического аппарата, когда имеется два похожих по форме термина для обозначения близких явлений в разных языках заслуживает подробного рассмотрения.

Понятие “этническое самосознание“ в 1946 г. ввел этнограф П.И.Кушнер, сделав вывод, что “...единственно четким этническим определителем является национальное самосознание и язык“, а “этническое самосознание (национальное самосознание) меняется у человека или общественной группы лишь как конечный результат уже завершенных перемен в материальной культуре и социальном быте“.

С.А.Токарев выделил социальные маркеры, на которых основывается этническая общность (происхождение, язык, территория, государственная принадлежность, экономические связи, культурный уклад, религия), исторически обусловленное соотношение между которыми порождает этническое самосознание, посредством последнего субъективно определяется этническая принадлежность группы“ [62. С.53].

В этнографической науке сложилось два мнения о природе этнического самосознания: Ю.В.Бромлей считает, что “этническое самосознание – это представление людей о собственном этносе, о его свойствах...“ [11. С.15], а сторонники широкого толкования этнического самосознания – Л.М.Дробижева, В.П.Левкович, Н.Г.Панкова – включают в него идентификацию индивида с определенной этнической общностью, этнодифференцирующие символы, служащие для выделения членов своей группы, этнические автостереотипы и чувства, осознание морального и психологического единства группы, представление о “родной земле“, осознание национальных интересов и др. [24. С.4–5; 47. С.145–148].

Заслуга В.И.Козлова состоит в том, что он впервые обратил внимание на связь этнического самосознания и самоназвания, определив в краткой форме национальное самосознание как “чувство принадлежности людей к определенной нации, объединяющее их в социальный коллектив“, а этническое – как “сознание принадлежности людей к определенному народу, конкретно проявляющееся в употреблении ими единого названия народа“ [35. С.109–111].

Разработка концепции этнического самосознания в широком смысле считается невозможной, поскольку перед исследователями встает невыполнимая задача: необходимо изучать представления людей о своей этнической общности и ее отличиях от других общностей, проживающих по соседству. При этом представления будут разными у членов разных субэтносов, классов, профессиональных групп и т.д. Даже внутри одной семьи люди могут придерживаться разных мнений о том, что отделяет их от соседей другой национальности. Более того, представления человека о своей и других этнических группах изменяются на протяжении его жизни. Часто эти представления зависят от скоротечных политических событий, местных происшествий или просто от настроения человека. В ряде случаев может оказаться, что различия между членами разных этносов меньше, чем различия внутри одного этноса.

Подобная ситуация вызвала необходимость появления сравнительно легко измеряемого признака этнической принадлежности – этнического самосознания в узком смысле. П.И.Кушнер был близок к такому пониманию этнического самосознания, поскольку интересовался определением этнических границ и территорий, что мало связано со всем комплексом представлений людей о своей этнической общности и от чувств, которые они переживают в связи с ней.

Тем не менее термин “этническое самосознание“ закрепился за самосознанием в широком смысле. В целях сохранения своей идеи этнического самосознания в узком смысле В.И.Козлов в научном обиходе пошел на замену термина. В ходе дискуссии по проблемам этнической психологии он отмечал, что национальное самосознание реально проявляется в “этнической самоориентации, т.е. установках типа “я –русский“ или, например, “я – узбек“...“, а в монографии об этнорасовых проблемах в Великобритании употребляет заимствованный из английского языка термин “этнорасовая идентификация“ и собственный термин “этнорасовое самоопределение“ фактически как синонимы этнического самосознания в узком смысле [33].

Западные исследователи подошли к проблематике, связанной с этническим самосознанием, примерно в то же время, что и советские этнографы. Однако на Западе интерес к данной проблеме проявили социологи и психологи, разработавшие соответствующий терминологический аппарат. Это относится к основным понятиям, каковыми в социальных науках на Западе стали идентичность и идентификация. При этом идентичность обычно понимается как идеальное отождествление индивидом себя с той или иной социальной общностью, сопровождающееся интериоризацией идентифицирующего поведения. А идентификация является, с одной стороны, механизмом становления идентичности, а с другой – актом ее распознавания.

Представители бристольской школы М.Хогг и Д.Абраме определяют социальную идентичность как “разделяемое/коллективное представление о том, кем является человек и как ему следует себя вести“. Социальная идентичность содержит социальные идентификации и самоописания, которые относятся к самоидентификациям. Примеры самоидентификаций – “англичанин“, “учитель“, “христианин“, “негр“. Примеры самоописаний, связанных с самоидентификацией “англичанин“: “тепловатое пиво“, “паб“, “неэмоциональность“, “дом–крепость“, “собаки“, “королевская семья“ [81. С.24–25].

Дж.Тернер определяет социальную идентификацию как восприятие себя в качестве члена определенной социальной категории. Идентификации являются когнитивными структурами [84. С.15]. Действительно, трудно дать оценку объекту, который не идентифицируется абсолютно ни с одним из объектов, о которых человек имеет какое–либо представление. Это относится к оценке таких социальных объектов, как этнические группы и членство в них.

Этническая идентичность является разновидностью социальной идентичности и подобно последней может вбирать в себя ряд самоидентификаций. Прежде всего, она включает этническую самоидентификацию. Более сложно определить другие самоидентификации, формирующие этническую идентичность. Таким образом, самоидентификации в представлении членов этнической группы должны отличать их от членов других этнических групп, с которыми они находятся в контакте.

Каждая группа может иметь уникальную комбинацию самоидентификаций внутри своей этнической идентичности. Этническая идентичность может включать любые самоидентификации и связанные с ними самоописания, которые базируются на уникальных культурных или социальных особенностях группы. Например, самоидентификации “татары“, “сибирские татары“; самоописания, связанные с самоидентификациями: “намаз“, “коран“, “корбан-байрам“, “богобоязненность“, “мечеть“.

Из изложенного выше следует, что русский термин “этническое самосознание в широком смысле“ соответствует английскому “этническая идентичность“, а “этническое самосознание в узком смысле“ соответствует английскому “этническая самоидентификация“.

При чем термины “идентичность“ и “идентификация“ используются в большей степени в социологии и психологии. Сегодня термины “этническая идентичность“ и “этническая самоидентификация“ употребляются некоторыми учеными и специалистами наряду с термином “этническое самосознание“. Использование английских терминов наряду с русскими в одном и том же тексте позволяет обнаружить, что имеется в виду под этническим самосознанием: его широкое или узкое понимание.

В последнее десятилетие проблема этнической идентичности в мультикультурных обществах привлекает все большее внимание американских и российских социальных психологов в связи со значительным обострением проблем национальных меньшинств.

М.Бернэл и Д.Найт подчеркивают, что этническая идентичность составляет важнейшую часть личности индивида, принадлежащего к национальному меньшинству; одновременно она выступает мощным фактором формирования этнических групп и их социальных связей внутри доминирующей культуры. Этническая идентичность – это “набор индивидуальных идей относительно своей принадлежности к определенной этнической группе [80]. Вместе с тем это комплекс взаимосвязанных компонентов. Этническая идентичность определяет самоидентификацию личности, т.е. ее сознательное отнесение себя к какой–либо этнической общности, а также использование тех или иных этнических ярлыков и их конкретное толкование. Другим компонентом этнической идентичности выступает культурное знание, выбор стереотипов поведения, усвоение традиций и ценностей своих предков. Этническая идентичность включает также набор социокультурных и бытовых предпочтений и предрассудков, а также эмоционально окрашенное отношение к членам своей этнической группы и к представителям доминирующей культуры. Содержание всех этих компонентов варьируется от группы к группе; внутри этнической группы они также носят индивидуальный характер. Таким образом, этническая идентичность, с одной стороны, привязывает индивида к той или иной культурной общности, с другой стороны, обусловливает специфику его самосознания внутри избранной членской группы.

В.Е.Якимова указывает, что существование этнических групп в мультикультурных обществах имеет объективные и субъективные основания. Объективным критерием принадлежности к национальному меньшинству выступает фактор этнического происхождения; субъективный критерий – это этническая самоидентификация индивида. Несмотря на прогнозы некоторых социологов и демографов, предсказывающих полную ассимиляцию этнических меньшинств и их поглощение доминирующей культурой, этническая идентичность продолжает оставаться устойчивым социокультурным и психологическим параметром самосознания, мировосприятия и поведения американцев латинского происхождения.

По мнению М.Бернэл и Д.Найта, главную роль в сохранении этнической идентичности играют инкультурация и аккультурация. Первый связан с внутрисемейной и межпоколенной социализацией, с “введением в этническую культуру“ ребенка и подростка; второй сводится к адаптации представителей этнического меньшинства к ценностям и нормам доминирующей, англо–американской культуры. Эти процессы могут взаимодействовать, протекать параллельно или вступать в противоречие, определяя тем самым лицо этнической идентичности конкретного индивида.

В соавторстве с К.Окампо М.Бернэл и Д.Найт обратились к анализу формирования этнической идентичности у детей и подростков [80]. В ряду компонентов этнической идентичности решающими в этот период развития являются его самоидентификация и появление у него чувства неизменности и устойчивости этнических характеристик, или этническая константность. При этом сознательное отнесение себя к определенной этнической группе и использование этнических ярлыков происходит раньше, чем ребенок начинает осознавать константность самих этнических характеристик.

Опираясь на результаты проведенных ими опросов и интервью среди американских детей мексиканского происхождения в возрасте 6–13 лет, К.Окампо, М.Бернэл и Д.Найт продемонстрировали поэтапность и временную последовательность возникновения некоторых психосоциальных констант и предложили объяснение данного процесса с позиций теории когнитивных схем. Самой первой константой, которую усваивает ребенок к 24 месяцам, является дифференциация людей по признаку пола. В 30 месяцев он может с уверенностью отнести себя к одной из двух половых категорий, а к трем годам у него появляется осознание временной и ситуационной устойчивости половых характеристик. Расовая самоидентификация и использование соответствующих наименований начинается в 8–9 лет, усвоение неизменных расовых признаков – в 11–12 лет. Этнические константы утверждаются в поведении и сознании ребенка не ранее 12–13 лет. При этом наблюдается четкая временная последовательность формирования трех основных констант: сначала наступает осознание неизменности половых характеристик, затем – расовых и наконец – этнических.

Дж.Финней разработала модель стадиального развития этнической идентичности у молодых представителей национальных меньшинств. Период юности автором выбран не случайно, поскольку в это время формируется основное содержание этнической самоидентификации и мировосприятия [83. С.61–79].

Модель, предложенная Дж.Финней, базируется на известной теории психосоциальной идентичности Э.Эриксона. Под идентичностью Э.Эриксон понимал субъективное чувство целостности своего “Я“, его адекватности социальным требованиям. Достижению идентичности, согласно эгопсихологии, предшествует нормативный психосоциальный кризис, выражающийся в активном осмыслении своего места в мире, своих склонностей, способностей, устремлений и отношений с другими. Дж.Финней выделяет три стадии формирования этнических компонентов “Я“.

Стадия 1 – непроверенной идентичности – характеризуется отсутствием интереса к проблеме этнических корней и членства в этнической группе. В противовес существующим гипотезам молодые люди, которые безразличны к своей этнической “судьбе“, далеко не всегда демонстрируют откровенную приверженность ценностям доминирующей культуры, и лишь некоторые из них разделяют негативное отношение к традициям “родной“ культуры. Многие молодые люди, отнесенные исследователями к этой категории, довольствуются знанием самого факта своей этнической специфики и принадлежности к этническому меньшинству, не задаваясь глобальными вопросами культурной ориентации, ценностных приоритетов и т.п.

Стадия 2 – это поиски этнической идентичности в рамках моратория. Согласно предложениям Эриксона и его единомышленников, активной психосоциальной самоидентификации должно предшествовать какое–то яркое, эмоционально окрашенное событие, выбивающее молодого человека из обыденной колеи и заставляющее его задуматься о своем жизненном назначении. Опрошенные Д.Финней молодые люди показали стойкий интерес к своим этническим корням, национальной культуре, традициям, истории своего народа, его языку; некоторые переживали серьезные трудности, пытаясь соединить в своем сознании и поведении необходимость “быть американцем“, оставаясь при этом хранителем этнического наследия.

Для стадии 3 – достигнутой идентичности – типично ясное, четкое и устойчивое ощущение незыблемости своих этнических характеристик, привязанность к национальной культуре и этнической группе. Это стадия сложившегося этнического “Я“, разрешившего все противоречия своего роста.

Вслед за Дж.Финней Мери–Джейн Ротерем–Борус считает юность решающим этапом формирования психосоциальной и этнической идентичности человека. В юности происходит осознанный выбор этнических ролей и соответствующей культурной или бикультурной – ориентации в отношении прочих этнических сообществ. Важнейшими составляющими бикультурного видения мира она считает бикультурный выбор референтных групп и бикультурную компетентность. Молодежь, склонная к экспериментам и пробе сил, только примеряет на себя те или иные виды этнической идентичности, сопоставляет различные культурные ценности и ищет адекватную референтную группу [82. С.85]. По трактовке М.Ротерэм–Борус бикультурная ориентация формируется как целостный набор взаимосвязанных мыслей, чувств и поведенческих репертуаров, который отличается как от доминирующей культуры, так и от жесткой этнически обусловленной идентичности. Бикультурная позиция не имеет прямой функциональной связи с социально–психологической адаптацией индивида, так как эта связь опосредуется социальной ситуацией, культурными условиями и личностными характеристиками молодого человека.

Как нам представляется, ключевой идеей для понимания процесса усвоения человеком его принадлежности к конкретной этнической группе и появления этнической самоидентификации является идея габитуализации (“опривычивания“). Она заключается в том, что повторяющееся действие становится для человека привычным и в будущем повторяется им без особых раздумий. Результат габитуализации особенно действен в том случае, когда этот процесс осуществляется в ходе первичной социализации человека, т.е. в детском возрасте. Отправным пунктом социализации является интернализация – основа понимания человеком других людей и окружающего мира.

Таким образом, можно придти к выводу, что этническая самоидентификация, механизмы появления которой нас интересуют, возникает у человека не на основе сопоставления знаний о собственных культурных признаках с признаками различных этнических групп, а в результате получения от других людей представления о своей этнической принадлежности. При этом необходимо иметь в виду, что при первичной социализации нет проблем с идентификацией. Ребенок, усваивая представление о своей этнической принадлежности, может вообще не подозревать о существовании в обществе каких–либо иных этнических групп, за исключением его собственной.

Кроме того, при первичной социализации происходит когнитивное обучение, сопряженное с большой эмоциональной нагрузкой. Поэтому смена первичных идентификаций человека (половой, этнической, расовой, кастовой и т.п.) сопряжена с определенным психологическим кризисом, а зачастую вообще является невозможной для индивида, даже при наличии благоприятных для этого условий. Мы узнаем о нашей этнической принадлежности (русские, ханты, азербайджанцы, коми и др.) от других людей. Позже мы находим свидетельства, которые подкрепляют или не подкрепляют эту категоризацию. В большинстве случаев язык, религия, обычаи и другие объективные черты соответствуют этнической самоидентификации человека, подкрепляя его этническую самоидентификацию.

Такие компоненты этнической идентичности, как стереотипы, предубеждения, мнения о собственной группе и другие, могут частично наследоваться путем научения и частично конструироваться заново, так как опыт предыдущих поколений не всегда способен дать приемлемое объяснение изменениям, которые происходят в жизни общества.

Т.Г.Исламшина, изучая проблемы возрождения этнических ценностей в реформирующемся полиэтничном обществе, вводит классификацию уровней зрелости этнического самосознания на примере татар: здоровое самосознание с должным чувством этнического достоинства, сочетающегося с уважением такого же чувства людей других национальностей; чрезмерно развитое, гипертрофированное этническое самосознание с элементами этнического высокомерия, этнической самовлюбленности, без должной этнической самокритики; этническое самосознание с элементами самоунижения, робости и неуверенности, с субъективными представлениями о неполноценности, “второсортности” своего народа; этнонигилистическое или космополитическое самосознание; признаки самосознания другого народа.

Данная классификация уровней зрелости может быть взята за основу при изучении этнического самосознания и представителей других этнических общностей. Согласно данной классификации уровень зрелости этнического самосознания татар юга Тюменской области характеризуется как здоровое самосознание с должным чувством этнического достоинства, сочетающегося с уважением такого же чувства людей других национальностей.

Изложенное выше понимание природы этнического расходится с концепцией В.А.Тишкова, который полагает, что выбор этнической принадлежности в значительной степени зависит от процедуры определения номенклатуры народов. При этом люди произвольно (но не обязательно свободно) выбирают для себя идентичность, связанную с той или иной культурной конфигурацией. Эту идентичность индивиды или коллективы могут время от времени сменять на другую (дрейф идентичности). Этническую идентичность отличает от других форм социальной идентичности представление об общеразделяемой культуре.

В.А.Тишков полагает, что признаком этнической общности является “не “общее происхождение“, а представление или миф об общей исторической судьбе членов этой общности“. Если исходить из данного положения, то достаточно какой–то территориальной, социальной, религиозной, диалектной и другой группе людей внушить каким–то образом мысль об их особом происхождении, и эта группа может превратиться в этнос.

Недостатком позиции В.А.Тишкова является то, что он пытается строить свою концепцию этнической группы преимущественно на основе культурной идентичности как конструируемой с помощью различных социальных институтов. При этом в стороне остается длительность процесса формирования общей идентичности, механизмы выбора этнической принадлежности (влияние смешанных браков, устойчивых моделей самоидентификации и т.д.), роль семьи как одного из решающих факторов этнической социализации.

Тем не менее указанное позволило В.А.Тишкову сделать ряд заключений, исходя из отечественных реалий. Во–первых, существующие на основе историко–культурных различий общности представляют собою социальные конструкции, возникающие и существующие в результате целенаправленных усилий со стороны людей и создаваемых ими институтов, особенно со стороны государства. Суть этих общностей, или социально конструируемых коалиций, составляют разделяемое индивидуумами представление о принадлежности к общности, или идентичность, а также возникающая на основе этой общей идентичности солидарность.

Во–вторых, границы общностей, образуемых на основе избранных культурных характеристик, и содержание идентичности являются подвижными и изменяющимися понятиями не только в историко–временном, но и в диахронном, ситуативном планах, что делает существование этнической общности реальностью отношений, а не реальностью набора объективных признаков.

В–третьих, конструируемая и основанная на индивидуальном выборе и групповой солидарности природа социально–культурных коалиций определяется их целями и стратегиями, среди которых важнейшую роль играют организация ответов на внешние вызовы через солидарность одинаковости, общий контроль над ресурсами и политическими институтами и обеспечение социального комфорта в рамках культурно гомогенных сообществ.

В контексте этих представлений дается определение – “этническая идентичность или принадлежность к этносу есть произвольно (но не обязательно свободно!) выбранная или предписанная извне одна из иерархических субстанций, зависящая от того, что в данный момент считается этносом (народом), национальностью/нацией (в этническом смысле)“ [47. С.16], ибо в каждый данный момент, как в прошлом, а тем более в современном виде, рынок культурных маркеров для формирования “системного“, т.е. очерченного границами, этнически целого чрезвычайно разнообразен. Таксономические конструкции ученых, что есть локальная (этнографическая группа) подгруппа, “субэтнос“, “подразделение этноса“, а что есть настоящий этнос, являются крайне условными и в большинстве случаев зависят от политики и господствующей теории. Это позволило В.А. Тишкову выйти на понятия этническая процессуальность и дрейф идентичности. Этническая процессуальность должна стать предметом внимания ученых, поскольку процедура (классификации ученых, механизм переписи, государственная бюрократия) определяет номенклатуру народов, а в некоторых странах даже устанавливают ее официально. Вместо возрождения, формирования, перехода, исчезновения этносов имеет место поиск индивидуальной/коллективной идентичности по набору доступных в данный момент культурных конфигураций или систем, причем в ряде случаев эти системы и возникают в результате дрейфа идентичности.

Таким образом, этническая идентичность – это не только постоянно меняющиеся представления о том, что есть группа, но это есть всегда борьба за контроль над данным представлением, за дефиницию, за то, что составляет главные черты и ценности группы [60. С.16–17].

Термин “самосознание“ Ю.В.Арутюнян предлагает использовать для той части народа, которая действительно осознает свой выбор, т.е. видит и ощущает объективные основания собственной самоидентификации. В таком случае понятие “самосознание“ приобретает дополнительный смысл, обозначающий как бы качественное осмысление своей этнической принадлежности. Это объясняет разницу между теми, кто считает себя, например, русским, но затрудняется указать черты общности со своей нацией, и теми, кто не только ощущает, но и осознает в себе подобные черты [4. С.43].

Проявление этнического самосознания сегодня – явление привычное и вместе с тем парадоксальное. С одной стороны, происходит приобщение к общечеловеческим ценностям, с другой стороны, наблюдается стремление народов к самоидентификации и даже к обособлению. В прошлом, когда этносы существенно отличались друг от друга социокультурным уровнем, те из них, которые отставали от “развитых“ этносов, воспринимали социальную иерархию как естественную систему отношений. По мере сближения этносов и преодоления социальных различий между ними формируется тенденция выравнивания социокультурных статусов и утверждения в межэтнических взаимоотношениях сильно выраженных элементов партикулярности и независимости.

На территории Сибири происходит взаимодействие славянской, финно–угорской, тюркской культур и складывается полиэтническая среда. В демократичном обществе возможные конфликты решаются путем взаимных компромиссов и уступок, а соблюдение прав и свобод обеспечивает этнокультурное развитие каждой из этнических групп.

Национальная политика в полиэтничном государстве призвана отвечать следующим критериям. Во–первых, национальная политика должна быть одним из приоритетных направлений государственного управления; во–вторых, носить целостный опережающий характер; в–третьих, учитывать специфику этнического самосознания всех народов, проживающих в данном государстве. Следует отметить, что национальная политика в бывшем СССР и с начала перестройки не всегда отвечала названным критериям. Можно сказать, что эта практика сохраняется в национальной политике Российской Федерации и сегодня.

Общеизвестно, что за первые 20 лет Советской власти было проведено размежевание страны на этнокультурной основе. На месте бывшей унитарной России возникли союзные и автономные республики, автономные области, национальные округа и районы (впоследствии упраздненные). Следует обратить внимание, что мононациональные автономии создавались на многонациональных территориях без учета этнического состава областей, местностей и исторических традиций, проживавших там народов.

Обсуждая проблему интенсивного сокращения численности отдельных народов Сибири, важно разделять составляющие этого процесса: отрицательный естественный прирост населения, миграционный отток и ассимиляция. Обсуждению первых двух составляющих посвящены многочисленные работы ученых, но ассимиляционным процессам, в частности изменению этнической идентификации, этнического самосознания, на наш взгляд, уделено недостаточно внимания. Между тем многие этнографы и социологи выдвигают этническое самосознание на первое место среди других признаков этноса, поскольку именно появление у отдельных индивидов и групп нового этнического самосознания означает их принадлежность уже к другому этносу.

Принято считать, что человек определяет свою этническую принадлежность, принимая название этноса своих родителей. Если один из родителей принадлежит к этническому большинству населения, а другой – к меньшинству, ребенок обычно идентифицирует себя с этническим большинством. Тут мы уже имеем дело не просто с “перениманием от другого“, а с осознанным выбором, когда во внимание принимаются и знание языков, и элементы культуры, и статус группы в системе этнической иерархии, и политическая ситуация. Аналогичные явления наблюдаются у детей, родившихся в этнически смешанных семьях аборигенных народов Тюменского Севера и татар юга Тюменской области.

Встречаются случаи, когда человек причисляет себя к этносу, к которому не принадлежит ни один из его родителей. В таких случаях этническая самоидентификация родителей в очень малой степени коррелирует с иными этническими признаками: отсутствует знание языка и обычаев своей группы, нет заметных антропологических отличий от окружающего населения, социальные статусы членов разных этнических групп примерно одинаковы и т.д. Кроме того, на упрочение этнической самоидентификации оказывает влияние устойчивое функционирование так называемой мезоструктуры этноса. Это понятие введено сторонниками информационного подхода к этносу. Они полагают, что мезоструктура этноса состоит из “кругов внутриэтнического общения“ (КВО), т.е. “устойчивых субобщностей, основанных на непосредственном межличностном общении“. Именно КВО обеспечивают “межпоколенную трансмиссию “ядра“ этнической культуры“.

Можно допустить, что если данные круги внутриэтнического общения функционируют успешно, они закрепляют в психической сфере индивида габитусы, усвоенные в семье, и способствуют межпоколенной передаче этнической самоидентификации. Если мезоструктура этноса в значительной степени подвержена эрозии, она не подкрепляет этнический габитус, который индивид усвоил в семье, и представитель этнического меньшинства может придти к выводу, что он принадлежит не к этносу родителей, а к этническому большинству населения.

Совокупность этнического самосознания отдельных индивидов определяет самосознание этнической общности, проявляющееся в языке, обычаях, обрядах, произведениях народного прикладного творчества и профессионального искусства, нормах поведения, морали и права. Наряду со структурно–пространственными характеристиками этноса этническое самосознание включает генетически–временной параметр как представление об общности происхождения членов данного этноса. Существует утверждение и том, что общность происхождения членов этноса выражается в их кровном родстве, что не подкреплено конкретными исследованиями. Таким образом, нет оснований считать, что общность происхождения членов этноса непременно должна быть связана с их родством. Поэтому кровное родство не может рассматриваться в качестве отличительной черты этноса, хотя обычная практика определения этнической принадлежности человека основана на соответствующих данных о его родителях. В целом окончательная оценка индивидом своей принадлежности к определенному этносу, по нашему мнению, может быть обусловлена, с одной стороны, самоидентификацией как результатом действия этнического стереотипа, а с другой, генетическим родством с членами конкретного этноса.

Среди культурных основ этнического самосознания особая роль принадлежит не только языку, но и религии, являющейся аккумулятором национальных традиций и нравов. Изменение традиционной религиозной веры размывает этническую идентичность, может вести к ее радикальному изменению и даже к смене этнонима. Существенное влияние религии на этничность, на формирование солидарности этнической общности объясняется глубинной ее связью с менталитетом народа, его духовными основами. Смена религии подрывает этнические основы, отчуждает человека от своего народа, меняет отношение к своему и другому народам, рождает маргинальность этнического сознания. Репрессивная религиозная политика также ведет к денационализации народа, а изменение ее характера – демократизация оживляет традиционные религиозные ценности. Типичные примеры – у аборигенных народов Севера в настоящее время происходит процесс восстановления прежней веры, активизация традиционных культов, возрождение и распространение шаманства. У татар юга Тюменской области так же наблюдается подъем интереса к религиозным обрядам, традициям, активизация этнического самосознания. В городах и населенных пунктах строятся мечети, у мусульман появилась возможность совершать поломничество в Мекку. Все чаще представителей молодого поколения можно встретить в мечети. В свою очередь, политика сохранения традиционных для этноса верований, ставших неотъемлемой частью его психологии и образа жизни, содействует сохранению этноса.

На формирование этнического самосознания оказывают влияние сложившиеся у данного этноса стереотипы и система этнической социализации, т.е. учебные заведения, средства массовой информации и коммуникации. Необходимо учитывать влияние и осознания государственной принадлежности, представления о характерных чертах территориального расселения этноса, религиозного сознания и др. Взаимное воздействие объективных и субъективных факторов обусловливает глубину этнического самосознания.

В настоящее время важной общественной проблемой в мире является проблема утраты этнической идентификации. Последствия этой утраты сказываются не только на отдельных людях, но и на обществе в целом. С феноменологической точки зрения утрата идентификации – это потеря индивидом способности вести себя так, чтобы реакции внешнего мира соответствовали его намерениям и ожиданиям. Человек перестает отражаться в зеркале социального мира, партнеры по взаимодействию “не узнают“ его. Со структурной точки зрения утрата идентификации проявляется как несоответствие поведения нормативным требованиям социальной среды [29. С.23].

Идентификация может быть утрачена, во-первых,  в результате кардинальных психологических изменений и, во-вторых, в результате быстрых и значительных изменений социальной среды. Идентификации институционализированы, т.е. связаны с семьей, государством, политикой, экономикой, образованием и др. Данная связь проявляется через соответствие поведения людей институциональным требованиям и ответную реакцию соответствующих институтов. Разрушение или резкое изменение названных институтов, в которых были социализированы индивиды, ведет к массовой утрате идентификации. Нас интересует аспект идентификации, связанный с институтом этнических отношений, и проблема утраты этнической идентификации.

Как известно, понятие института в социологии обозначает устойчивый комплекс формальных и неформальных правил, принципов, норм, установок, регулирующий различные сферы человеческой деятельности и организующий их в систему ролей и статусов, образующих социальную систему [55. С.46]. С позиций институциональной социологии под институтом этнических отношений мы понимаем сознательно регулируемую и организованную форму деятельности определенной этнической группы, воспроизведение повторяющихся и наиболее устойчивых образцов поведения, привычек, традиций, верований, обрядов передающихся из поколения в поколение.

Институт национальных отношений способствует соответствующему оформлению быта, привычек, традиций определенной этнической группы, а также этнических стереотипов, касающихся отношения к другим народам. По утверждению А.Г. Здравомыслова, национально–этническое “Мы“ проявляет себя благодаря тому, что существуют некоторые “Они“, отличающиеся от данного “Мы“ языком, культурой, обычаями и другими характеристиками [28. С.18-19]. При этом у каждого этноса или этнической группы есть свой собственный набор референтных этнических групп, предопределенный историей нации, а в каждом этническом самосознании складывается своеобразная иерархия значимых иноэтнических общностей.

Между тем этническое самосознание включает не только этническую самоидентификацию, но и воззрения на характерные черты своего народа (этнические стереотипы), на его происхождение, историческое прошлое, культуру, в том числе традиции, нормы поведения, обычаи, обряды и т.д. Кроме того, в структуру этнического самосознания входят представления о территории проживания и государственности этноса, если таковая имеется. При этом этническое восприятие чутко реагирует на происходящие социальные изменения. Сегодня этносы стремятся к поиску своего места в обществе, к осознанию правил, норм взаимоотношений друг с другом. По мнению многих ученых, сегодня не утратил действенности только один критерий – национальная самоидентификация.

В сложившейся ситуации существует необходимость поиска новых форм групповой идентичности, восстановления целостного и упорядоченного образа мира, утраченного вместе с идентификацией. С точки зрения социологии процесс построения идентификации начинается с формирования социального интереса, затем происходят его осознание и доктринальное оформление. Когда идентификация утрачена большинством членов общества, у них утрачивается более или менее осознанное представление о собственном интересе. То же относится к группам: их интерес редуцирован к элементарной потребности выживания, потребности выработки нового образа мира.

С.В.Соболева, О.В.Ганжур отмечают, что процесс идентификации индивидов в условиях значительных институциональных изменений начинается с предметной и поведенческой презентации, а завершается формированием социального интереса. К внешним признакам идентификации, фиксируемым на начальном этапе, они относят:

а) усвоение поведенческого кода и символики одежды;

б) выработку лингвистической компетенции;

в) освоение пространств, в которых происходит презентация избранной культурной формы.

На этом этапе развертывания процесса этнической идентификации большое внимание уделяется вхождению в культуру данного этноса, овладению языком и этническими особенностями освоения физического и социального пространства.

Второй этап связан с усвоением некоего символического ядра и выработкой морально–эмоционального настроя. Усвоение символики начинается в ходе приспособления поведения к требованиям группы и подкрепляется наглядными эмпирическими образами и реакцией окружающих. На этом этапе происходит освоение особенностей национального поведения в экономической, демографической, социальной и др. сферах жизни.

На третьем этапе складывается группа, обладающая признаками института. Она создает свою нормативную среду, куда входят нормы отношений между “своими“, нормы отношений с индивидами, не являющимися членами группы, нормы внутригрупповой иерархии и нормы отношений с государством и властями. Такая группа обладает определенными социальными интересами, что вместе с признаками институционализации превращает ее в объективное социальное и политическое образование [78. С.257].

Угроза утраты национальной самобытности, проживающих в Тюменской области этносов, диктует необходимость осмысления происходящих этнокультурных процессов не только в местах проживания аборигенных народов Ханты-Мансийского автономного округа, но и татар юга Тюменской области.

Изучая социологический аспект явления этнической идентификации, нами проводились социологические исследования, одной из задач которых было определение у жителей юга Тюменской области, в том числе у татарского населения, степени знания элементов традиционной национальной культуры, являющееся важнейшим признаком идентификации. Кроме того, этнокультурную ситуацию в местах проживания татар, социальное самочувствие, основные социально-экономические процессы, протекающие в области и путей дальнейшего их развития.

Судя по результатам наших исследований, этническая самоидентификация достаточно устойчива и носит позитивную направленность. Так, в 2001 г. 77,7% опрошенных выразили удовлетворение своей национальной принадлежностью и только 1,7% высказали противоположное мнение («нет»). Менее десяти процентов респондентов (7,1%) затруднились дать ответ. Число респондентов, не придающих значения своей национальной принадлежности, составило 13,5%. В 2003 г. были получены практически аналогичные результаты (рис.6).

По данным нашего исследования обнаружено превышение доли лиц, отдающих предпочтение этнокультурным и психологическим критериям идентификации над этническими. Если 36,8% опрошенных в 2001 г. полагают, что национальность следует определять по «желанию самого человека», 22,5% - по «родному языку», то для трети опрошенных (34,5%) – определяющее значение имеет происхождением, т.е. национальность родителей («национальность отца» - 23,6%; «национальность матери» – 6,2% «национальность отца и матери» - 4,7%). В 2003 г. 32,8% респондентов высказали мнение, что национальность человека следует определять по «желанию самого человека», 24,6 и 14,6% - по «национальности отца» и «национальности матери», 18,0% - по «родному языку». Как видим, на уровне обыденного сознания каждый третий респондент идентифицируют личность по национальности родителей. Лишь по 5,4% опрошенных в 2001 и 2003 гг. увязывают определение национальности с гражданством. На анкетные данные обращают внимания 0,8 и 4,6% участников опросов соответственно.

Для определения того, как понимают свою национальность респонденты, последним было предложено семь высказываний, наиболее полно отражающих содержание национальности (разрешалось отметить несколько вариантов). Динамика распределения ответов участников опросов 2001 и 2003 гг. представлена в табл.14.

Таблица 14

Динамика мнений респондентов о критериях, по которым следует определять национальность человека, в процентах к общему числу ответивших

Язык и культура сближают человека с конкретной общностью. Растущее распространение национального языка, его использование из поколения в поколение, трансляция теле- и радиопередач, публикация периодических газет и журналов на татарском языке вызывают чувство гордости за свой народ. Кроме того, язык способствует сохранению самобытной этнической культуры. Таким образом, язык и культура, являясь косвенными индикаторами этнической самоидентификации, являются неотъемлемыми элементами национальной самоидентификации личности.

Анализ парных распределений результатов опроса 2001 г. показал, что с повышением возраста все большее число респондентов в качестве этноконсолидирующего признака указывают «историческое прошлое». Если в возрастной категории до 20 лет это число составляет 4,3%, в возрасте от 21 года до 30 лет - 9,2%, то в возрасте старше 61 года – уже 16,6%. Следует отметить, что женщины главным фактором, сближающим их с людьми других национальностей, выделяют «народные традиции и обычаи», в то время как мужчины – «язык».

Интерес представляют ответы респондентов в зависимости от их образования. Респонденты с начальным образованием на первое место в качестве этноконсолидирующего фактора ставят «язык» и «народные традиции и обычаи», а все остальные факторы – на второе. Респонденты с неполным средним образованием на первое место ставят – «язык», на второе – «религию», а на третье - «народные традиции и обычаи».

Следует сказать, что респондентам было предложено всего 10 индикаторов идентификации. Ответы получились очень разнообразными, причем некоторые из них не превышают несколько процентов. Перечислим оставшиеся индикаторы с указанием степени их важности для городских и сельских жителей:

историческое прошлое – 9,2 и 9,8%;

особенности национального характера - 5,8 и 3,1%;

государство, в котором мы живем – 4,0 и 6,7%;

внешность – 4,1 и 7,7%;

особенности поведения – 3,0 и 1,6%;

общность календарных обрядов 3,0 и 1,6%;

конфессиональное единство – 0,8 и 0,0%.

Из приведенных данных видим, что мнения городских и сельских жителей разделились. По мнению городских жителей в большей степени людей одной национальности сближают особенности национального характера и поведения, а по мнению сельских жителей – внешность и государство, в котором мы живем.

На третьем этапе исследования респондентам задавался аналогичный вопрос. Каждый пятый участник опроса этноконсолидирующим признаком назвал «язык»; 14,7 и 13,7% – «особенности поведения» и «государство, в котором живем»; каждый десятый респондент указал, что это «историческое прошлое», «религия» и «особенности национального характера». Следует отметить, что независимо от возраста все респонденты на первое место поставили «язык, на котором говорим».

Этнодифференцирующие признаки идентичности – это как бы «обратная сторона» собственной самоидентификации. Сквозь призму различения его критериев проступает восприятие «не-нас» и самоидентификация народа. Так, 29,8% татар, проживающих в сельской местности, полагает, что народы различаются языком общения. Не менее значимыми критериями различения являются «религия» (23,4%) и «народные традиции и обычаи» (20,2%). Менее важными в качестве критерия дифференциации оказались «историческое прошлое» (8,5%), «внешность» (6,4%), «особенности» национального характера (4,3%) и «государство, в котором мы живем» (4,3%). «Общность календарных обрядов», «особенности поведения» в качестве критерия идентичности в числе этнодифференцирующих признаков играют минимальную роль (соответственно 2,1 и 1,1%).

Отличные результаты получены после обработки массива анкет по городскому населению. Так, для горожан наиболее значимым фактором, различающим татар с людьми других национальностей, является язык – 26,1%, далее, по значимости, традиции и обычаи (21,6%), на третьем месте – религия (18,7%). Более важными в качестве критерия дифференциации, в отличие от сельских респондентов, являются «особенности национального характера» (8,5%), «внешность» (8,1%) и «особенности поведения» (4,6%). Такие факторы как «конфессиональное единство» и «общность календарных обрядов» значимы лишь для одного процента респондентов.

Участники опроса 2003 г., основным этнодифференцирующим признаком назвали «язык, на котором говорим» (22,7%). Далее были отмечены: народные традиции и обычаи – 12,7%

историческое прошлое – 12,0%

религия – 11,7%

особенности национального характера – 10,0%

внешность – 9,8%.

Разрыв с культурой своего этноса наблюдается среди сельских и городских жителей. Не знают и не выполняют национальные обряды 24,2% респондентов, выполняет частично 65,0%, полностью –6,1%. На рис. 7 представлена динамика ответов на данный вопрос участников опросов 2001 и 2003 гг.

в результате исследования мы выявили, что не выполняют национальные обряды чаще жители города, чем села. Так, если среди горожан не выполняют национальные обряды 27,1%, то среди сельчан это число в два раза ниже – 13,3%. По результатам нашего исследования в два раза большее число городских респондентов не выполняют национальные обряды, чем сельские (соответственно 27,1 и 13,3%). Но в то же время в три раза чаще сельские респонденты не знают совсем обрядов. Как и предполагали авторы, выполняют постоянно национальные обряды респонденты в возрасте 60 лет и старше. Если в возрасте от 20 до 50 лет обряды выполняют постоянно от 1,5 до 4,9% респондентов, то в возрасте 60 лет и старше это число составляет 41,2%. Это связано, по мнению и наблюдениям авторов с тем, что такая возможность появляется у мужчин и женщин с выходом на пенсию. Не используют и не имеют в быту предметы национальной утвари 69,67% респондентов. Не используются, но имеются предметы национальной утвари у 10,5% опрошенных. Используют по праздникам 18,2% респондентов, постоянно - только 1,7%. Постоянно и по праздникам пользуются национальной одеждой в основном жители сельских поселений. Это, как мы уже отмечали, представители старшего поколения. От поколения к поколению представители татарского этноса утрачивают чувство духовной близости со своим народом.

В ходе исследования нам было интересно узнать мнения респондентов о том, существует ли опасность для представителей их национальности утратить национальную самобытность. На первом этапе, было выявлено, что, по мнению каждого третьего жителя села (33,8%), существует реальная опасность для татарского населения утратить национальную самобытность, среди горожан таких 39,2%. Четверть опрошенных горожан и треть опрошенных сельских респондентов считает, что такая опасность существует, но не стоит ее преувеличивать. И каждый десятый респондент утверждает, что татарскому населению такая опасность не угрожает. На третьем этапе были получены иные результаты. Каждый третий опрошенный считает, что такой опасности нет. Далее с незначительной разницей в процентах были даны следующие ответы: «такой опасность существует» - 22,1%, «опасность существует, но не стоит ее преувеличивать» - 21,3%. Следует отметить, что каждый пятый респондент никогда не задумывался об этом.

Особую опасность этническому укладу татар несет утрата профессиональной выучки и традиционных навыков (табл. 15).

Таблица 15

Традиционные навыки, которыми владеют татары юга

Тюменской области, в зависимости от пола,

в процентах к общему числу ответивших

Следует отметить, что респонденты, проживающие в сельской местности, чаще горожан умеют охотиться, ставить сети, могут катать валенки и умеют обрабатывать овечью шерсть и козий пух. Горожане же чаще умеют только готовить национальные блюда (соответственно 48,3 % напротив 38,2%).

Этническое самосознание, актуализированное в деятельности его конкретных носителей, быстро реагирует на меняющиеся условия социальной действительности. Если в повседневной жизни оно ярко проявляется лишь в организованных мероприятиях (фольклорные и национальные праздники, фестивали народного творчества), то в период общественных преобразований носит массовую форму, приобретая иногда наступательный характер, выражающийся в противостоянии и конфликтах между этносами. В период экономических и социальных перемен наблюдается нарушение принципа социальной справедливости, ущемление прав и свобод этнических меньшинств, разногласия в распределении привилегий и льгот, невнимание органов власти различных уровней к потребностям и игнорирование интересов какого-либо этноса. Только стабильная социально-экономическая ситуация в сочетании с демократическими преобразованиями дает возможность избежать межэтнические конфликты и гармонизировать отношения между нациями. Поэтому этническое самосознание как феномен, как реально существующий признак этноса, нуждается в дальнейших планомерных исследованиях.

Проблема этнического самосознания продолжает оставаться источником дискуссий среди российских и зарубежных этнографов в настоящее время. В российской этнологической традиции есть два понятия, стоящие за термином “этническое самосознание“. Исследователями описаны два явления, обозначаемые как “этническое самосознание в узком смысле“ и “этническое самосознание в широком смысле“. Между тем в английском языке наряду с термином ethnic identity (этническая идентичность) используется близкий к нему по форме термин ethnic self–identification (этническая самоидентификация). Подобная ситуация в области терминологического аппарата, когда имеется два похожих по форме термина для обозначения близких явлений в разных языках заслуживает подробного рассмотрения.

Понятие “этническое самосознание“ в 1946 г. ввел этнограф П.И.Кушнер, сделав вывод, что “...единственно четким этническим определителем является национальное самосознание и язык“, а “этническое самосознание (национальное самосознание) меняется у человека или общественной группы лишь как конечный результат уже завершенных перемен в материальной культуре и социальном быте“.

С.А.Токарев выделил социальные маркеры, на которых основывается этническая общность (происхождение, язык, территория, государственная принадлежность, экономические связи, культурный уклад, религия), исторически обусловленное соотношение между которыми порождает этническое самосознание, посредством последнего субъективно определяется этническая принадлежность группы“ [62. С.53].

В этнографической науке сложилось два мнения о природе этнического самосознания: Ю.В.Бромлей считает, что “этническое самосознание – это представление людей о собственном этносе, о его свойствах...“ [11. С.15], а сторонники широкого толкования этнического самосознания – Л.М.Дробижева, В.П.Левкович, Н.Г.Панкова – включают в него идентификацию индивида с определенной этнической общностью, этнодифференцирующие символы, служащие для выделения членов своей группы, этнические автостереотипы и чувства, осознание морального и психологического единства группы, представление о “родной земле“, осознание национальных интересов и др. [24. С.4–5; 47. С.145–148].

Заслуга В.И.Козлова состоит в том, что он впервые обратил внимание на связь этнического самосознания и самоназвания, определив в краткой форме национальное самосознание как “чувство принадлежности людей к определенной нации, объединяющее их в социальный коллектив“, а этническое – как “сознание принадлежности людей к определенному народу, конкретно проявляющееся в употреблении ими единого названия народа“ [35. С.109–111].

Разработка концепции этнического самосознания в широком смысле считается невозможной, поскольку перед исследователями встает невыполнимая задача: необходимо изучать представления людей о своей этнической общности и ее отличиях от других общностей, проживающих по соседству. При этом представления будут разными у членов разных субэтносов, классов, профессиональных групп и т.д. Даже внутри одной семьи люди могут придерживаться разных мнений о том, что отделяет их от соседей другой национальности. Более того, представления человека о своей и других этнических группах изменяются на протяжении его жизни. Часто эти представления зависят от скоротечных политических событий, местных происшествий или просто от настроения человека. В ряде случаев может оказаться, что различия между членами разных этносов меньше, чем различия внутри одного этноса.

Подобная ситуация вызвала необходимость появления сравнительно легко измеряемого признака этнической принадлежности – этнического самосознания в узком смысле. П.И.Кушнер был близок к такому пониманию этнического самосознания, поскольку интересовался определением этнических границ и территорий, что мало связано со всем комплексом представлений людей о своей этнической общности и от чувств, которые они переживают в связи с ней.

Тем не менее термин “этническое самосознание“ закрепился за самосознанием в широком смысле. В целях сохранения своей идеи этнического самосознания в узком смысле В.И.Козлов в научном обиходе пошел на замену термина. В ходе дискуссии по проблемам этнической психологии он отмечал, что национальное самосознание реально проявляется в “этнической самоориентации, т.е. установках типа “я –русский“ или, например, “я – узбек“...“, а в монографии об этнорасовых проблемах в Великобритании употребляет заимствованный из английского языка термин “этнорасовая идентификация“ и собственный термин “этнорасовое самоопределение“ фактически как синонимы этнического самосознания в узком смысле [33].

Западные исследователи подошли к проблематике, связанной с этническим самосознанием, примерно в то же время, что и советские этнографы. Однако на Западе интерес к данной проблеме проявили социологи и психологи, разработавшие соответствующий терминологический аппарат. Это относится к основным понятиям, каковыми в социальных науках на Западе стали идентичность и идентификация. При этом идентичность обычно понимается как идеальное отождествление индивидом себя с той или иной социальной общностью, сопровождающееся интериоризацией идентифицирующего поведения. А идентификация является, с одной стороны, механизмом становления идентичности, а с другой – актом ее распознавания.

Представители бристольской школы М.Хогг и Д.Абраме определяют социальную идентичность как “разделяемое/коллективное представление о том, кем является человек и как ему следует себя вести“. Социальная идентичность содержит социальные идентификации и самоописания, которые относятся к самоидентификациям. Примеры самоидентификаций – “англичанин“, “учитель“, “христианин“, “негр“. Примеры самоописаний, связанных с самоидентификацией “англичанин“: “тепловатое пиво“, “паб“, “неэмоциональность“, “дом–крепость“, “собаки“, “королевская семья“ [81. С.24–25].

Дж.Тернер определяет социальную идентификацию как восприятие себя в качестве члена определенной социальной категории. Идентификации являются когнитивными структурами [84. С.15]. Действительно, трудно дать оценку объекту, который не идентифицируется абсолютно ни с одним из объектов, о которых человек имеет какое–либо представление. Это относится к оценке таких социальных объектов, как этнические группы и членство в них.

Этническая идентичность является разновидностью социальной идентичности и подобно последней может вбирать в себя ряд самоидентификаций. Прежде всего, она включает этническую самоидентификацию. Более сложно определить другие самоидентификации, формирующие этническую идентичность. Таким образом, самоидентификации в представлении членов этнической группы должны отличать их от членов других этнических групп, с которыми они находятся в контакте.

Каждая группа может иметь уникальную комбинацию самоидентификаций внутри своей этнической идентичности. Этническая идентичность может включать любые самоидентификации и связанные с ними самоописания, которые базируются на уникальных культурных или социальных особенностях группы. Например, самоидентификации “татары“, “сибирские татары“; самоописания, связанные с самоидентификациями: “намаз“, “коран“, “корбан-байрам“, “богобоязненность“, “мечеть“.

Из изложенного выше следует, что русский термин “этническое самосознание в широком смысле“ соответствует английскому “этническая идентичность“, а “этническое самосознание в узком смысле“ соответствует английскому “этническая самоидентификация“.

При чем термины “идентичность“ и “идентификация“ используются в большей степени в социологии и психологии. Сегодня термины “этническая идентичность“ и “этническая самоидентификация“ употребляются некоторыми учеными и специалистами наряду с термином “этническое самосознание“. Использование английских терминов наряду с русскими в одном и том же тексте позволяет обнаружить, что имеется в виду под этническим самосознанием: его широкое или узкое понимание.

В последнее десятилетие проблема этнической идентичности в мультикультурных обществах привлекает все большее внимание американских и российских социальных психологов в связи со значительным обострением проблем национальных меньшинств.

М.Бернэл и Д.Найт подчеркивают, что этническая идентичность составляет важнейшую часть личности индивида, принадлежащего к национальному меньшинству; одновременно она выступает мощным фактором формирования этнических групп и их социальных связей внутри доминирующей культуры. Этническая идентичность – это “набор индивидуальных идей относительно своей принадлежности к определенной этнической группе [80]. Вместе с тем это комплекс взаимосвязанных компонентов. Этническая идентичность определяет самоидентификацию личности, т.е. ее сознательное отнесение себя к какой–либо этнической общности, а также использование тех или иных этнических ярлыков и их конкретное толкование. Другим компонентом этнической идентичности выступает культурное знание, выбор стереотипов поведения, усвоение традиций и ценностей своих предков. Этническая идентичность включает также набор социокультурных и бытовых предпочтений и предрассудков, а также эмоционально окрашенное отношение к членам своей этнической группы и к представителям доминирующей культуры. Содержание всех этих компонентов варьируется от группы к группе; внутри этнической группы они также носят индивидуальный характер. Таким образом, этническая идентичность, с одной стороны, привязывает индивида к той или иной культурной общности, с другой стороны, обусловливает специфику его самосознания внутри избранной членской группы.

В.Е.Якимова указывает, что существование этнических групп в мультикультурных обществах имеет объективные и субъективные основания. Объективным критерием принадлежности к национальному меньшинству выступает фактор этнического происхождения; субъективный критерий – это этническая самоидентификация индивида. Несмотря на прогнозы некоторых социологов и демографов, предсказывающих полную ассимиляцию этнических меньшинств и их поглощение доминирующей культурой, этническая идентичность продолжает оставаться устойчивым социокультурным и психологическим параметром самосознания, мировосприятия и поведения американцев латинского происхождения.

По мнению М.Бернэл и Д.Найта, главную роль в сохранении этнической идентичности играют инкультурация и аккультурация. Первый связан с внутрисемейной и межпоколенной социализацией, с “введением в этническую культуру“ ребенка и подростка; второй сводится к адаптации представителей этнического меньшинства к ценностям и нормам доминирующей, англо–американской культуры. Эти процессы могут взаимодействовать, протекать параллельно или вступать в противоречие, определяя тем самым лицо этнической идентичности конкретного индивида.

В соавторстве с К.Окампо М.Бернэл и Д.Найт обратились к анализу формирования этнической идентичности у детей и подростков [80]. В ряду компонентов этнической идентичности решающими в этот период развития являются его самоидентификация и появление у него чувства неизменности и устойчивости этнических характеристик, или этническая константность. При этом сознательное отнесение себя к определенной этнической группе и использование этнических ярлыков происходит раньше, чем ребенок начинает осознавать константность самих этнических характеристик.

Опираясь на результаты проведенных ими опросов и интервью среди американских детей мексиканского происхождения в возрасте 6–13 лет, К.Окампо, М.Бернэл и Д.Найт продемонстрировали поэтапность и временную последовательность возникновения некоторых психосоциальных констант и предложили объяснение данного процесса с позиций теории когнитивных схем. Самой первой константой, которую усваивает ребенок к 24 месяцам, является дифференциация людей по признаку пола. В 30 месяцев он может с уверенностью отнести себя к одной из двух половых категорий, а к трем годам у него появляется осознание временной и ситуационной устойчивости половых характеристик. Расовая самоидентификация и использование соответствующих наименований начинается в 8–9 лет, усвоение неизменных расовых признаков – в 11–12 лет. Этнические константы утверждаются в поведении и сознании ребенка не ранее 12–13 лет. При этом наблюдается четкая временная последовательность формирования трех основных констант: сначала наступает осознание неизменности половых характеристик, затем – расовых и наконец – этнических.

Дж.Финней разработала модель стадиального развития этнической идентичности у молодых представителей национальных меньшинств. Период юности автором выбран не случайно, поскольку в это время формируется основное содержание этнической самоидентификации и мировосприятия [83. С.61–79].

Модель, предложенная Дж.Финней, базируется на известной теории психосоциальной идентичности Э.Эриксона. Под идентичностью Э.Эриксон понимал субъективное чувство целостности своего “Я“, его адекватности социальным требованиям. Достижению идентичности, согласно эгопсихологии, предшествует нормативный психосоциальный кризис, выражающийся в активном осмыслении своего места в мире, своих склонностей, способностей, устремлений и отношений с другими. Дж.Финней выделяет три стадии формирования этнических компонентов “Я“.

Стадия 1 – непроверенной идентичности – характеризуется отсутствием интереса к проблеме этнических корней и членства в этнической группе. В противовес существующим гипотезам молодые люди, которые безразличны к своей этнической “судьбе“, далеко не всегда демонстрируют откровенную приверженность ценностям доминирующей культуры, и лишь некоторые из них разделяют негативное отношение к традициям “родной“ культуры. Многие молодые люди, отнесенные исследователями к этой категории, довольствуются знанием самого факта своей этнической специфики и принадлежности к этническому меньшинству, не задаваясь глобальными вопросами культурной ориентации, ценностных приоритетов и т.п.

Стадия 2 – это поиски этнической идентичности в рамках моратория. Согласно предложениям Эриксона и его единомышленников, активной психосоциальной самоидентификации должно предшествовать какое–то яркое, эмоционально окрашенное событие, выбивающее молодого человека из обыденной колеи и заставляющее его задуматься о своем жизненном назначении. Опрошенные Д.Финней молодые люди показали стойкий интерес к своим этническим корням, национальной культуре, традициям, истории своего народа, его языку; некоторые переживали серьезные трудности, пытаясь соединить в своем сознании и поведении необходимость “быть американцем“, оставаясь при этом хранителем этнического наследия.

Для стадии 3 – достигнутой идентичности – типично ясное, четкое и устойчивое ощущение незыблемости своих этнических характеристик, привязанность к национальной культуре и этнической группе. Это стадия сложившегося этнического “Я“, разрешившего все противоречия своего роста.

Вслед за Дж.Финней Мери–Джейн Ротерем–Борус считает юность решающим этапом формирования психосоциальной и этнической идентичности человека. В юности происходит осознанный выбор этнических ролей и соответствующей культурной или бикультурной – ориентации в отношении прочих этнических сообществ. Важнейшими составляющими бикультурного видения мира она считает бикультурный выбор референтных групп и бикультурную компетентность. Молодежь, склонная к экспериментам и пробе сил, только примеряет на себя те или иные виды этнической идентичности, сопоставляет различные культурные ценности и ищет адекватную референтную группу [82. С.85]. По трактовке М.Ротерэм–Борус бикультурная ориентация формируется как целостный набор взаимосвязанных мыслей, чувств и поведенческих репертуаров, который отличается как от доминирующей культуры, так и от жесткой этнически обусловленной идентичности. Бикультурная позиция не имеет прямой функциональной связи с социально–психологической адаптацией индивида, так как эта связь опосредуется социальной ситуацией, культурными условиями и личностными характеристиками молодого человека.

Как нам представляется, ключевой идеей для понимания процесса усвоения человеком его принадлежности к конкретной этнической группе и появления этнической самоидентификации является идея габитуализации (“опривычивания“). Она заключается в том, что повторяющееся действие становится для человека привычным и в будущем повторяется им без особых раздумий. Результат габитуализации особенно действен в том случае, когда этот процесс осуществляется в ходе первичной социализации человека, т.е. в детском возрасте. Отправным пунктом социализации является интернализация – основа понимания человеком других людей и окружающего мира.

Таким образом, можно придти к выводу, что этническая самоидентификация, механизмы появления которой нас интересуют, возникает у человека не на основе сопоставления знаний о собственных культурных признаках с признаками различных этнических групп, а в результате получения от других людей представления о своей этнической принадлежности. При этом необходимо иметь в виду, что при первичной социализации нет проблем с идентификацией. Ребенок, усваивая представление о своей этнической принадлежности, может вообще не подозревать о существовании в обществе каких–либо иных этнических групп, за исключением его собственной.

Кроме того, при первичной социализации происходит когнитивное обучение, сопряженное с большой эмоциональной нагрузкой. Поэтому смена первичных идентификаций человека (половой, этнической, расовой, кастовой и т.п.) сопряжена с определенным психологическим кризисом, а зачастую вообще является невозможной для индивида, даже при наличии благоприятных для этого условий. Мы узнаем о нашей этнической принадлежности (русские, ханты, азербайджанцы, коми и др.) от других людей. Позже мы находим свидетельства, которые подкрепляют или не подкрепляют эту категоризацию. В большинстве случаев язык, религия, обычаи и другие объективные черты соответствуют этнической самоидентификации человека, подкрепляя его этническую самоидентификацию.

Такие компоненты этнической идентичности, как стереотипы, предубеждения, мнения о собственной группе и другие, могут частично наследоваться путем научения и частично конструироваться заново, так как опыт предыдущих поколений не всегда способен дать приемлемое объяснение изменениям, которые происходят в жизни общества.

Т.Г.Исламшина, изучая проблемы возрождения этнических ценностей в реформирующемся полиэтничном обществе, вводит классификацию уровней зрелости этнического самосознания на примере татар: здоровое самосознание с должным чувством этнического достоинства, сочетающегося с уважением такого же чувства людей других национальностей; чрезмерно развитое, гипертрофированное этническое самосознание с элементами этнического высокомерия, этнической самовлюбленности, без должной этнической самокритики; этническое самосознание с элементами самоунижения, робости и неуверенности, с субъективными представлениями о неполноценности, “второсортности” своего народа; этнонигилистическое или космополитическое самосознание; признаки самосознания другого народа.

Данная классификация уровней зрелости может быть взята за основу при изучении этнического самосознания и представителей других этнических общностей. Согласно данной классификации уровень зрелости этнического самосознания татар юга Тюменской области характеризуется как здоровое самосознание с должным чувством этнического достоинства, сочетающегося с уважением такого же чувства людей других национальностей.

Изложенное выше понимание природы этнического расходится с концепцией В.А.Тишкова, который полагает, что выбор этнической принадлежности в значительной степени зависит от процедуры определения номенклатуры народов. При этом люди произвольно (но не обязательно свободно) выбирают для себя идентичность, связанную с той или иной культурной конфигурацией. Эту идентичность индивиды или коллективы могут время от времени сменять на другую (дрейф идентичности). Этническую идентичность отличает от других форм социальной идентичности представление об общеразделяемой культуре.

В.А.Тишков полагает, что признаком этнической общности является “не “общее происхождение“, а представление или миф об общей исторической судьбе членов этой общности“. Если исходить из данного положения, то достаточно какой–то территориальной, социальной, религиозной, диалектной и другой группе людей внушить каким–то образом мысль об их особом происхождении, и эта группа может превратиться в этнос.

Недостатком позиции В.А.Тишкова является то, что он пытается строить свою концепцию этнической группы преимущественно на основе культурной идентичности как конструируемой с помощью различных социальных институтов. При этом в стороне остается длительность процесса формирования общей идентичности, механизмы выбора этнической принадлежности (влияние смешанных браков, устойчивых моделей самоидентификации и т.д.), роль семьи как одного из решающих факторов этнической социализации.

Тем не менее указанное позволило В.А.Тишкову сделать ряд заключений, исходя из отечественных реалий. Во–первых, существующие на основе историко–культурных различий общности представляют собою социальные конструкции, возникающие и существующие в результате целенаправленных усилий со стороны людей и создаваемых ими институтов, особенно со стороны государства. Суть этих общностей, или социально конструируемых коалиций, составляют разделяемое индивидуумами представление о принадлежности к общности, или идентичность, а также возникающая на основе этой общей идентичности солидарность.

Во–вторых, границы общностей, образуемых на основе избранных культурных характеристик, и содержание идентичности являются подвижными и изменяющимися понятиями не только в историко–временном, но и в диахронном, ситуативном планах, что делает существование этнической общности реальностью отношений, а не реальностью набора объективных признаков.

В–третьих, конструируемая и основанная на индивидуальном выборе и групповой солидарности природа социально–культурных коалиций определяется их целями и стратегиями, среди которых важнейшую роль играют организация ответов на внешние вызовы через солидарность одинаковости, общий контроль над ресурсами и политическими институтами и обеспечение социального комфорта в рамках культурно гомогенных сообществ.

В контексте этих представлений дается определение – “этническая идентичность или принадлежность к этносу есть произвольно (но не обязательно свободно!) выбранная или предписанная извне одна из иерархических субстанций, зависящая от того, что в данный момент считается этносом (народом), национальностью/нацией (в этническом смысле)“ [47. С.16], ибо в каждый данный момент, как в прошлом, а тем более в современном виде, рынок культурных маркеров для формирования “системного“, т.е. очерченного границами, этнически целого чрезвычайно разнообразен. Таксономические конструкции ученых, что есть локальная (этнографическая группа) подгруппа, “субэтнос“, “подразделение этноса“, а что есть настоящий этнос, являются крайне условными и в большинстве случаев зависят от политики и господствующей теории. Это позволило В.А. Тишкову выйти на понятия этническая процессуальность и дрейф идентичности. Этническая процессуальность должна стать предметом внимания ученых, поскольку процедура (классификации ученых, механизм переписи, государственная бюрократия) определяет номенклатуру народов, а в некоторых странах даже устанавливают ее официально. Вместо возрождения, формирования, перехода, исчезновения этносов имеет место поиск индивидуальной/коллективной идентичности по набору доступных в данный момент культурных конфигураций или систем, причем в ряде случаев эти системы и возникают в результате дрейфа идентичности.

Таким образом, этническая идентичность – это не только постоянно меняющиеся представления о том, что есть группа, но это есть всегда борьба за контроль над данным представлением, за дефиницию, за то, что составляет главные черты и ценности группы [60. С.16–17].

Термин “самосознание“ Ю.В.Арутюнян предлагает использовать для той части народа, которая действительно осознает свой выбор, т.е. видит и ощущает объективные основания собственной самоидентификации. В таком случае понятие “самосознание“ приобретает дополнительный смысл, обозначающий как бы качественное осмысление своей этнической принадлежности. Это объясняет разницу между теми, кто считает себя, например, русским, но затрудняется указать черты общности со своей нацией, и теми, кто не только ощущает, но и осознает в себе подобные черты [4. С.43].

Проявление этнического самосознания сегодня – явление привычное и вместе с тем парадоксальное. С одной стороны, происходит приобщение к общечеловеческим ценностям, с другой стороны, наблюдается стремление народов к самоидентификации и даже к обособлению. В прошлом, когда этносы существенно отличались друг от друга социокультурным уровнем, те из них, которые отставали от “развитых“ этносов, воспринимали социальную иерархию как естественную систему отношений. По мере сближения этносов и преодоления социальных различий между ними формируется тенденция выравнивания социокультурных статусов и утверждения в межэтнических взаимоотношениях сильно выраженных элементов партикулярности и независимости.

На территории Сибири происходит взаимодействие славянской, финно–угорской, тюркской культур и складывается полиэтническая среда. В демократичном обществе возможные конфликты решаются путем взаимных компромиссов и уступок, а соблюдение прав и свобод обеспечивает этнокультурное развитие каждой из этнических групп.

Национальная политика в полиэтничном государстве призвана отвечать следующим критериям. Во–первых, национальная политика должна быть одним из приоритетных направлений государственного управления; во–вторых, носить целостный опережающий характер; в–третьих, учитывать специфику этнического самосознания всех народов, проживающих в данном государстве. Следует отметить, что национальная политика в бывшем СССР и с начала перестройки не всегда отвечала названным критериям. Можно сказать, что эта практика сохраняется в национальной политике Российской Федерации и сегодня.

Общеизвестно, что за первые 20 лет Советской власти было проведено размежевание страны на этнокультурной основе. На месте бывшей унитарной России возникли союзные и автономные республики, автономные области, национальные округа и районы (впоследствии упраздненные). Следует обратить внимание, что мононациональные автономии создавались на многонациональных территориях без учета этнического состава областей, местностей и исторических традиций, проживавших там народов.

Обсуждая проблему интенсивного сокращения численности отдельных народов Сибири, важно разделять составляющие этого процесса: отрицательный естественный прирост населения, миграционный отток и ассимиляция. Обсуждению первых двух составляющих посвящены многочисленные работы ученых, но ассимиляционным процессам, в частности изменению этнической идентификации, этнического самосознания, на наш взгляд, уделено недостаточно внимания. Между тем многие этнографы и социологи выдвигают этническое самосознание на первое место среди других признаков этноса, поскольку именно появление у отдельных индивидов и групп нового этнического самосознания означает их принадлежность уже к другому этносу.

Принято считать, что человек определяет свою этническую принадлежность, принимая название этноса своих родителей. Если один из родителей принадлежит к этническому большинству населения, а другой – к меньшинству, ребенок обычно идентифицирует себя с этническим большинством. Тут мы уже имеем дело не просто с “перениманием от другого“, а с осознанным выбором, когда во внимание принимаются и знание языков, и элементы культуры, и статус группы в системе этнической иерархии, и политическая ситуация. Аналогичные явления наблюдаются у детей, родившихся в этнически смешанных семьях аборигенных народов Тюменского Севера и татар юга Тюменской области.

Встречаются случаи, когда человек причисляет себя к этносу, к которому не принадлежит ни один из его родителей. В таких случаях этническая самоидентификация родителей в очень малой степени коррелирует с иными этническими признаками: отсутствует знание языка и обычаев своей группы, нет заметных антропологических отличий от окружающего населения, социальные статусы членов разных этнических групп примерно одинаковы и т.д. Кроме того, на упрочение этнической самоидентификации оказывает влияние устойчивое функционирование так называемой мезоструктуры этноса. Это понятие введено сторонниками информационного подхода к этносу. Они полагают, что мезоструктура этноса состоит из “кругов внутриэтнического общения“ (КВО), т.е. “устойчивых субобщностей, основанных на непосредственном межличностном общении“. Именно КВО обеспечивают “межпоколенную трансмиссию “ядра“ этнической культуры“.

Можно допустить, что если данные круги внутриэтнического общения функционируют успешно, они закрепляют в психической сфере индивида габитусы, усвоенные в семье, и способствуют межпоколенной передаче этнической самоидентификации. Если мезоструктура этноса в значительной степени подвержена эрозии, она не подкрепляет этнический габитус, который индивид усвоил в семье, и представитель этнического меньшинства может придти к выводу, что он принадлежит не к этносу родителей, а к этническому большинству населения.

Совокупность этнического самосознания отдельных индивидов определяет самосознание этнической общности, проявляющееся в языке, обычаях, обрядах, произведениях народного прикладного творчества и профессионального искусства, нормах поведения, морали и права. Наряду со структурно–пространственными характеристиками этноса этническое самосознание включает генетически–временной параметр как представление об общности происхождения членов данного этноса. Существует утверждение и том, что общность происхождения членов этноса выражается в их кровном родстве, что не подкреплено конкретными исследованиями. Таким образом, нет оснований считать, что общность происхождения членов этноса непременно должна быть связана с их родством. Поэтому кровное родство не может рассматриваться в качестве отличительной черты этноса, хотя обычная практика определения этнической принадлежности человека основана на соответствующих данных о его родителях. В целом окончательная оценка индивидом своей принадлежности к определенному этносу, по нашему мнению, может быть обусловлена, с одной стороны, самоидентификацией как результатом действия этнического стереотипа, а с другой, генетическим родством с членами конкретного этноса.

Среди культурных основ этнического самосознания особая роль принадлежит не только языку, но и религии, являющейся аккумулятором национальных традиций и нравов. Изменение традиционной религиозной веры размывает этническую идентичность, может вести к ее радикальному изменению и даже к смене этнонима. Существенное влияние религии на этничность, на формирование солидарности этнической общности объясняется глубинной ее связью с менталитетом народа, его духовными основами. Смена религии подрывает этнические основы, отчуждает человека от своего народа, меняет отношение к своему и другому народам, рождает маргинальность этнического сознания. Репрессивная религиозная политика также ведет к денационализации народа, а изменение ее характера – демократизация оживляет традиционные религиозные ценности. Типичные примеры – у аборигенных народов Севера в настоящее время происходит процесс восстановления прежней веры, активизация традиционных культов, возрождение и распространение шаманства. У татар юга Тюменской области так же наблюдается подъем интереса к религиозным обрядам, традициям, активизация этнического самосознания. В городах и населенных пунктах строятся мечети, у мусульман появилась возможность совершать поломничество в Мекку. Все чаще представителей молодого поколения можно встретить в мечети. В свою очередь, политика сохранения традиционных для этноса верований, ставших неотъемлемой частью его психологии и образа жизни, содействует сохранению этноса.

На формирование этнического самосознания оказывают влияние сложившиеся у данного этноса стереотипы и система этнической социализации, т.е. учебные заведения, средства массовой информации и коммуникации. Необходимо учитывать влияние и осознания государственной принадлежности, представления о характерных чертах территориального расселения этноса, религиозного сознания и др. Взаимное воздействие объективных и субъективных факторов обусловливает глубину этнического самосознания.

В настоящее время важной общественной проблемой в мире является проблема утраты этнической идентификации. Последствия этой утраты сказываются не только на отдельных людях, но и на обществе в целом. С феноменологической точки зрения утрата идентификации – это потеря индивидом способности вести себя так, чтобы реакции внешнего мира соответствовали его намерениям и ожиданиям. Человек перестает отражаться в зеркале социального мира, партнеры по взаимодействию “не узнают“ его. Со структурной точки зрения утрата идентификации проявляется как несоответствие поведения нормативным требованиям социальной среды [29. С.23].

Идентификация может быть утрачена, во-первых,  в результате кардинальных психологических изменений и, во-вторых, в результате быстрых и значительных изменений социальной среды. Идентификации институционализированы, т.е. связаны с семьей, государством, политикой, экономикой, образованием и др. Данная связь проявляется через соответствие поведения людей институциональным требованиям и ответную реакцию соответствующих институтов. Разрушение или резкое изменение названных институтов, в которых были социализированы индивиды, ведет к массовой утрате идентификации. Нас интересует аспект идентификации, связанный с институтом этнических отношений, и проблема утраты этнической идентификации.

Как известно, понятие института в социологии обозначает устойчивый комплекс формальных и неформальных правил, принципов, норм, установок, регулирующий различные сферы человеческой деятельности и организующий их в систему ролей и статусов, образующих социальную систему [55. С.46]. С позиций институциональной социологии под институтом этнических отношений мы понимаем сознательно регулируемую и организованную форму деятельности определенной этнической группы, воспроизведение повторяющихся и наиболее устойчивых образцов поведения, привычек, традиций, верований, обрядов передающихся из поколения в поколение.

Институт национальных отношений способствует соответствующему оформлению быта, привычек, традиций определенной этнической группы, а также этнических стереотипов, касающихся отношения к другим народам. По утверждению А.Г. Здравомыслова, национально–этническое “Мы“ проявляет себя благодаря тому, что существуют некоторые “Они“, отличающиеся от данного “Мы“ языком, культурой, обычаями и другими характеристиками [28. С.18-19]. При этом у каждого этноса или этнической группы есть свой собственный набор референтных этнических групп, предопределенный историей нации, а в каждом этническом самосознании складывается своеобразная иерархия значимых иноэтнических общностей.

Между тем этническое самосознание включает не только этническую самоидентификацию, но и воззрения на характерные черты своего народа (этнические стереотипы), на его происхождение, историческое прошлое, культуру, в том числе традиции, нормы поведения, обычаи, обряды и т.д. Кроме того, в структуру этнического самосознания входят представления о территории проживания и государственности этноса, если таковая имеется. При этом этническое восприятие чутко реагирует на происходящие социальные изменения. Сегодня этносы стремятся к поиску своего места в обществе, к осознанию правил, норм взаимоотношений друг с другом. По мнению многих ученых, сегодня не утратил действенности только один критерий – национальная самоидентификация.

В сложившейся ситуации существует необходимость поиска новых форм групповой идентичности, восстановления целостного и упорядоченного образа мира, утраченного вместе с идентификацией. С точки зрения социологии процесс построения идентификации начинается с формирования социального интереса, затем происходят его осознание и доктринальное оформление. Когда идентификация утрачена большинством членов общества, у них утрачивается более или менее осознанное представление о собственном интересе. То же относится к группам: их интерес редуцирован к элементарной потребности выживания, потребности выработки нового образа мира.

С.В.Соболева, О.В.Ганжур отмечают, что процесс идентификации индивидов в условиях значительных институциональных изменений начинается с предметной и поведенческой презентации, а завершается формированием социального интереса. К внешним признакам идентификации, фиксируемым на начальном этапе, они относят:

а) усвоение поведенческого кода и символики одежды;

б) выработку лингвистической компетенции;

в) освоение пространств, в которых происходит презентация избранной культурной формы.

На этом этапе развертывания процесса этнической идентификации большое внимание уделяется вхождению в культуру данного этноса, овладению языком и этническими особенностями освоения физического и социального пространства.

Второй этап связан с усвоением некоего символического ядра и выработкой морально–эмоционального настроя. Усвоение символики начинается в ходе приспособления поведения к требованиям группы и подкрепляется наглядными эмпирическими образами и реакцией окружающих. На этом этапе происходит освоение особенностей национального поведения в экономической, демографической, социальной и др. сферах жизни.

На третьем этапе складывается группа, обладающая признаками института. Она создает свою нормативную среду, куда входят нормы отношений между “своими“, нормы отношений с индивидами, не являющимися членами группы, нормы внутригрупповой иерархии и нормы отношений с государством и властями. Такая группа обладает определенными социальными интересами, что вместе с признаками институционализации превращает ее в объективное социальное и политическое образование [78. С.257].

Угроза утраты национальной самобытности, проживающих в Тюменской области этносов, диктует необходимость осмысления происходящих этнокультурных процессов не только в местах проживания аборигенных народов Ханты-Мансийского автономного округа, но и татар юга Тюменской области.

Изучая социологический аспект явления этнической идентификации, нами проводились социологические исследования, одной из задач которых было определение у жителей юга Тюменской области, в том числе у татарского населения, степени знания элементов традиционной национальной культуры, являющееся важнейшим признаком идентификации. Кроме того, этнокультурную ситуацию в местах проживания татар, социальное самочувствие, основные социально-экономические процессы, протекающие в области и путей дальнейшего их развития.

Судя по результатам наших исследований, этническая самоидентификация достаточно устойчива и носит позитивную направленность. Так, в 2001 г. 77,7% опрошенных выразили удовлетворение своей национальной принадлежностью и только 1,7% высказали противоположное мнение («нет»). Менее десяти процентов респондентов (7,1%) затруднились дать ответ. Число респондентов, не придающих значения своей национальной принадлежности, составило 13,5%. В 2003 г. были получены практически аналогичные результаты (рис.6).

По данным нашего исследования обнаружено превышение доли лиц, отдающих предпочтение этнокультурным и психологическим критериям идентификации над этническими. Если 36,8% опрошенных в 2001 г. полагают, что национальность следует определять по «желанию самого человека», 22,5% - по «родному языку», то для трети опрошенных (34,5%) – определяющее значение имеет происхождением, т.е. национальность родителей («национальность отца» - 23,6%; «национальность матери» – 6,2% «национальность отца и матери» - 4,7%). В 2003 г. 32,8% респондентов высказали мнение, что национальность человека следует определять по «желанию самого человека», 24,6 и 14,6% - по «национальности отца» и «национальности матери», 18,0% - по «родному языку». Как видим, на уровне обыденного сознания каждый третий респондент идентифицируют личность по национальности родителей. Лишь по 5,4% опрошенных в 2001 и 2003 гг. увязывают определение национальности с гражданством. На анкетные данные обращают внимания 0,8 и 4,6% участников опросов соответственно.

Для определения того, как понимают свою национальность респонденты, последним было предложено семь высказываний, наиболее полно отражающих содержание национальности (разрешалось отметить несколько вариантов). Динамика распределения ответов участников опросов 2001 и 2003 гг. представлена в табл.14.

Таблица 14

Динамика мнений респондентов о критериях, по которым следует определять национальность человека, в процентах к общему числу ответивших

Язык и культура сближают человека с конкретной общностью. Растущее распространение национального языка, его использование из поколения в поколение, трансляция теле- и радиопередач, публикация периодических газет и журналов на татарском языке вызывают чувство гордости за свой народ. Кроме того, язык способствует сохранению самобытной этнической культуры. Таким образом, язык и культура, являясь косвенными индикаторами этнической самоидентификации, являются неотъемлемыми элементами национальной самоидентификации личности.

Анализ парных распределений результатов опроса 2001 г. показал, что с повышением возраста все большее число респондентов в качестве этноконсолидирующего признака указывают «историческое прошлое». Если в возрастной категории до 20 лет это число составляет 4,3%, в возрасте от 21 года до 30 лет - 9,2%, то в возрасте старше 61 года – уже 16,6%. Следует отметить, что женщины главным фактором, сближающим их с людьми других национальностей, выделяют «народные традиции и обычаи», в то время как мужчины – «язык».

Интерес представляют ответы респондентов в зависимости от их образования. Респонденты с начальным образованием на первое место в качестве этноконсолидирующего фактора ставят «язык» и «народные традиции и обычаи», а все остальные факторы – на второе. Респонденты с неполным средним образованием на первое место ставят – «язык», на второе – «религию», а на третье - «народные традиции и обычаи».

Следует сказать, что респондентам было предложено всего 10 индикаторов идентификации. Ответы получились очень разнообразными, причем некоторые из них не превышают несколько процентов. Перечислим оставшиеся индикаторы с указанием степени их важности для городских и сельских жителей:

историческое прошлое – 9,2 и 9,8%;

особенности национального характера - 5,8 и 3,1%;

государство, в котором мы живем – 4,0 и 6,7%;

внешность – 4,1 и 7,7%;

особенности поведения – 3,0 и 1,6%;

общность календарных обрядов 3,0 и 1,6%;

конфессиональное единство – 0,8 и 0,0%.

Из приведенных данных видим, что мнения городских и сельских жителей разделились. По мнению городских жителей в большей степени людей одной национальности сближают особенности национального характера и поведения, а по мнению сельских жителей – внешность и государство, в котором мы живем.

На третьем этапе исследования респондентам задавался аналогичный вопрос. Каждый пятый участник опроса этноконсолидирующим признаком назвал «язык»; 14,7 и 13,7% – «особенности поведения» и «государство, в котором живем»; каждый десятый респондент указал, что это «историческое прошлое», «религия» и «особенности национального характера». Следует отметить, что независимо от возраста все респонденты на первое место поставили «язык, на котором говорим».

Этнодифференцирующие признаки идентичности – это как бы «обратная сторона» собственной самоидентификации. Сквозь призму различения его критериев проступает восприятие «не-нас» и самоидентификация народа. Так, 29,8% татар, проживающих в сельской местности, полагает, что народы различаются языком общения. Не менее значимыми критериями различения являются «религия» (23,4%) и «народные традиции и обычаи» (20,2%). Менее важными в качестве критерия дифференциации оказались «историческое прошлое» (8,5%), «внешность» (6,4%), «особенности» национального характера (4,3%) и «государство, в котором мы живем» (4,3%). «Общность календарных обрядов», «особенности поведения» в качестве критерия идентичности в числе этнодифференцирующих признаков играют минимальную роль (соответственно 2,1 и 1,1%).

Отличные результаты получены после обработки массива анкет по городскому населению. Так, для горожан наиболее значимым фактором, различающим татар с людьми других национальностей, является язык – 26,1%, далее, по значимости, традиции и обычаи (21,6%), на третьем месте – религия (18,7%). Более важными в качестве критерия дифференциации, в отличие от сельских респондентов, являются «особенности национального характера» (8,5%), «внешность» (8,1%) и «особенности поведения» (4,6%). Такие факторы как «конфессиональное единство» и «общность календарных обрядов» значимы лишь для одного процента респондентов.

Участники опроса 2003 г., основным этнодифференцирующим признаком назвали «язык, на котором говорим» (22,7%). Далее были отмечены: народные традиции и обычаи – 12,7%

историческое прошлое – 12,0%

религия – 11,7%

особенности национального характера – 10,0%

внешность – 9,8%.

Разрыв с культурой своего этноса наблюдается среди сельских и городских жителей. Не знают и не выполняют национальные обряды 24,2% респондентов, выполняет частично 65,0%, полностью –6,1%. На рис. 7 представлена динамика ответов на данный вопрос участников опросов 2001 и 2003 гг.

в результате исследования мы выявили, что не выполняют национальные обряды чаще жители города, чем села. Так, если среди горожан не выполняют национальные обряды 27,1%, то среди сельчан это число в два раза ниже – 13,3%. По результатам нашего исследования в два раза большее число городских респондентов не выполняют национальные обряды, чем сельские (соответственно 27,1 и 13,3%). Но в то же время в три раза чаще сельские респонденты не знают совсем обрядов. Как и предполагали авторы, выполняют постоянно национальные обряды респонденты в возрасте 60 лет и старше. Если в возрасте от 20 до 50 лет обряды выполняют постоянно от 1,5 до 4,9% респондентов, то в возрасте 60 лет и старше это число составляет 41,2%. Это связано, по мнению и наблюдениям авторов с тем, что такая возможность появляется у мужчин и женщин с выходом на пенсию. Не используют и не имеют в быту предметы национальной утвари 69,67% респондентов. Не используются, но имеются предметы национальной утвари у 10,5% опрошенных. Используют по праздникам 18,2% респондентов, постоянно - только 1,7%. Постоянно и по праздникам пользуются национальной одеждой в основном жители сельских поселений. Это, как мы уже отмечали, представители старшего поколения. От поколения к поколению представители татарского этноса утрачивают чувство духовной близости со своим народом.

В ходе исследования нам было интересно узнать мнения респондентов о том, существует ли опасность для представителей их национальности утратить национальную самобытность. На первом этапе, было выявлено, что, по мнению каждого третьего жителя села (33,8%), существует реальная опасность для татарского населения утратить национальную самобытность, среди горожан таких 39,2%. Четверть опрошенных горожан и треть опрошенных сельских респондентов считает, что такая опасность существует, но не стоит ее преувеличивать. И каждый десятый респондент утверждает, что татарскому населению такая опасность не угрожает. На третьем этапе были получены иные результаты. Каждый третий опрошенный считает, что такой опасности нет. Далее с незначительной разницей в процентах были даны следующие ответы: «такой опасность существует» - 22,1%, «опасность существует, но не стоит ее преувеличивать» - 21,3%. Следует отметить, что каждый пятый респондент никогда не задумывался об этом.

Особую опасность этническому укладу татар несет утрата профессиональной выучки и традиционных навыков (табл. 15).

Таблица 15

Традиционные навыки, которыми владеют татары юга

Тюменской области, в зависимости от пола,

в процентах к общему числу ответивших

Следует отметить, что респонденты, проживающие в сельской местности, чаще горожан умеют охотиться, ставить сети, могут катать валенки и умеют обрабатывать овечью шерсть и козий пух. Горожане же чаще умеют только готовить национальные блюда (соответственно 48,3 % напротив 38,2%).

Этническое самосознание, актуализированное в деятельности его конкретных носителей, быстро реагирует на меняющиеся условия социальной действительности. Если в повседневной жизни оно ярко проявляется лишь в организованных мероприятиях (фольклорные и национальные праздники, фестивали народного творчества), то в период общественных преобразований носит массовую форму, приобретая иногда наступательный характер, выражающийся в противостоянии и конфликтах между этносами. В период экономических и социальных перемен наблюдается нарушение принципа социальной справедливости, ущемление прав и свобод этнических меньшинств, разногласия в распределении привилегий и льгот, невнимание органов власти различных уровней к потребностям и игнорирование интересов какого-либо этноса. Только стабильная социально-экономическая ситуация в сочетании с демократическими преобразованиями дает возможность избежать межэтнические конфликты и гармонизировать отношения между нациями. Поэтому этническое самосознание как феномен, как реально существующий признак этноса, нуждается в дальнейших планомерных исследованиях.