* КНИГА ВТОРАЯ *

   ПОСВЯЩЕНИЕ КОРОЛЮ

   Кажется вполне естественным, великий государь, хотя нередко случается и иначе, что те, кто обладает многочисленным потомством и как бы видит в нем свое бессмертие, больше остальных смертных озабочены будущим, прекрасно понимая, что именно тогда придется жить их столь горячо любимым детям. Королева Елизавета, не вступив в брак, была в этом мире скорее гостьей, чем жительницей, но и она явилась украшением и славой своего времени. Но Вашему Величеству Господь Бог по милости своей даровал много детей, поистине достойных увековечить Вас, а Ваш цветущий возраст и счастливое супружество обещают еще более многочисленное потомство, и поэтому Вам во всех отношениях подобает не только нести свет своему веку, что Вы и делаете, но и распространить свои заботы на то, что достойно всеобщей памяти и на что взирает сама вечность. А здесь (если только не обманывает меня мое пристрастие к науке) нет ничего более достойного и благородного, чем подарить миру важные и плодотворные открытия в различных науках. Доколе, наконец, мы будем видеть в лице немногих избранных писателей что-то вроде геркулесовых столбов, дальше которых мы якобы не имеем права продвинуться в науке, в то время как Вы, Ваше Величество, служите нам сверкающей путеводной звездой, указывающей счастливый путь в нашем плавании?

   Но вернемся к делу. Подумаем внимательно и постараемся понять, что сделали государи и другие правители для развития науки и что они упустили. Мы скажем об этом коротко и отчетливо, в словах энергичных и смелых нигде не отступая от правды, ничего не преувеличивая. Итак, скажем о том, с чем согласится, пожалуй, каждый: осуществлению всех самых великих и трудных деяний способствует достойное вознаграждение, разумные и обдуманные планы, а также объединение усилий; первое из этих условий стимулирует начинания, второе -- помогает устранить неясности и ошибки, третье -- возмещает слабость человеческой природы. Но среди этих трех условий первое место по праву принадлежит разумным и обдуманным планам, т. е. тому, что призвано показать и начертать правильный и удобный путь к намеченной цели. Как говорится: "Хромой, идущий по дороге, может обогнать бегуна, бегущего по бездорожью". Весьма подходит к данному случаю и изречение Соломона: "Если притупится меч, нужно применить большую силу, но сильнее всего -- мудрость" ^ Этими словами он дает понять, что разумный выбор средства скорее приведет к намеченной цели, чем напряжение и сосредоточение силы. И это заставляет меня сказать следующее (не затрагивая ни в коей мере заслуг тех, кто так или иначе оказывал помощь науке): по моему глубокому убеждению большинство действий и предприятий правителей осуществлялось скорее ради прославления и увековечения их собственного имени, чем ради развития и успеха самих наук, и все это скорее увеличивало число ученых, чем приносило какой-либо успех самим наукам.

   Деятельность же и усилия, способствующие развитию науки, касаются трех объектов: научных учреждений, книг и самих ученых. Ведь подобно тому как вода, образующаяся из небесной росы или бьющая из источников, легко может испариться и исчезнуть, если не собрать ее в какие-то водохранилища, где она, соединяясь и скопляясь в одном месте, могла бы сохраняться и сама поддерживать свое существование (а для этого человеческая изобретательность придумала водопроводы, цистерны, пруды, украсив их к тому же различными украшениями, которые в такой же мере способствуют великолепию и достоинству этих сооружений, в какой являются одновременно полезными и необходимыми), так же и эта драгоценнейшая влага знания, проистекает ли она из божественного вдохновения или возникает из чувственных восприятий, очень скоро целиком погибла бы и исчезла, если бы ее не сохраняли в книгах, преподавании, беседах и главным образом в определенных местах, предназначенных для этого, -- в академиях, коллегиях, школах, где науки получают как бы постоянное местожительство и сверх того возможности и средства для своего роста и укрепления.

   Что касается деятельности, относящейся к развитию научных учреждений, то ее можно разделить на четыре рода: строительство зданий, выделение денежных средств, предоставление привилегий, утверждение уставов и положений -- все это должно прежде всего содействовать достижению необходимого покоя и освободить ученых от посторонних забот и неприятностей. Это как раз то, чего требует Вергилий, говоря об устройстве пчелиных ульев для добычи меда:

   Прежде всего выбирай для пчел жилище и место,

   Что недоступно ветрам... '

   Что касается книг, то здесь возможны два рода деятельности: во-первых, основание библиотек, в которых хранятся книги, как в усыпальницах хранятся мощи древних святых, обладающие чудодейственной силой; во-вторых, новые издания авторов, исправленные, в более точных переводах, с более полезными комментариями, с более точными примечаниями.

   Что же касается тех мер, которые имеют в виду в отношении самих ученых, то, не говоря уже о возвышении и продвижении их, нужно указать на следующие две задачи: а) вознаграждение и поощрение преподавателей дисциплин уже известных и открытых, б) вознаграждение и поощрение исследователей в тех областях науки, которые до сих пор остаются еще недостаточно разработаны и исследованы.

   Таков в общем характер деятельности, в которой проявились заслуги знаменитых правителей и других выдающихся людей перед наукой. Когда же я стал думать о том, как бы упомянуть каждого, кто принес большую пользу науке, мне вспомнились известные соображения Цицерона, побудившие его после возвращения из изгнания поблагодарить всех вкупе: "Трудно не пропустить кого-нибудь, неблагодарно пропустить кого-то" ^ Лучше, по совету Писания, взглянуть на тот участок пути, который нам еще предстоит пройти, чем оглядываться назад на то, что мы уже оставили за спиной.

   Прежде всего меня удивляет, что во всей Европе среди такого числа великолепно организованных колледжей нет ни одного, где бы изучались свободно все науки в их совокупности, и все эти колледжи предназначены для обучения лишь каким-то определенным профессиям. Конечно, тот, кто считает, что целью всякой науки является ее практическая полезность, безусловно, прав. Но в то же время, рассуждая таким образом, легко впасть в ту самую ошибку, о которой говорит древняя басня, рассказывающая о том, как остальные члены тела вступили в тяжбу с желудком за то, что он не приводит в движение тело, подобно суставам, и не вырабатывает ощущения, подобно голове, а между тем этот желудок, переварив полученную пищу, распределял ее по всему телу. Совершенно так же тот, кто в философии и в изучении общих законов видит пустое и бессмысленное занятие, не замечает, что именно от них поступают жизненные соки и силы во все отдельные профессии и искусства. По крайней море я убежден, что это обстоятельство явилось отнюдь не последней причиной, задерживающей до сих пор прогресс науки, ибо этими основополагающими науками занимались лишь мимоходом и не пытались глубже проникнуть в них. Ведь если хотят, чтобы дерево было плодоноснее обычного, то не имеет смысла заботиться о ветвях, нужно вскопать землю вокруг корней и переместить поближе лучшую землю -- иначе ничего но получится. Не следует обходить молчанием и тот факт, что такого рода ограничение деятельности колледжей и научных обществ лишь определенным кругом профессиональных знаний не только мешало развитию науки, но даже нанесло ущерб королевствам и республикам. Ведь именно в этом причина того, что правители, собираясь назначить министров, способных заняться государственными делами, обнаруживают вокруг себя удивительную нехватку такого рода людей. Дело в том, что ни в одном колледже не дается общего образования, необходимого для государственной деятельности, нет колледжа, где бы люди, самой природой предназначенные к такой деятельности, могли бы изучать прежде всего (помимо остальных наук) историю, новые языки, политические книги и трактаты для того, чтобы приступить к государственной службе более подготовленными и образованными.

   Поскольку же наставники колледжей "насаждают", а профессора "орошают", мне теперь следует сказать о недостатках в общественном образовании. Я, безусловно, самым резким образом осуждаю скудность оплаты (особенно у нас) преподавателей как общих, так и специальных дисциплин. Ведь прогресс науки требует прежде всего, чтобы преподаватели каждой дисциплины выбирались из самых лучших и образованных специалистов в этой области, поскольку их труд не предназначен для удовлетворения преходящих нужд, но должен обеспечить развитие науки в веках. Но это можно осуществить только в том случае, если будут обеспечены такое вознаграждение и такие условия, которыми может быть вполне удовлетворен любой, самый выдающийся в своей области специалист, так что ему будет нетрудно постоянно заниматься преподаванием и незачем будет думать о практической деятельности. Для того чтобы процветали науки, нужно придерживаться военного закона Давида: "Чтобы доставалась равная часть идущему в битву и остающемуся в обозе" *, ибо иначе обоз будет плохо охраняться. Так и преподаватели для науки оказываются, так сказать, хранителями и стражами всех ее достижений, дающих возможность вести бой на поло науки и знания. А поэтому вполне справедливо требование, чтобы их оплата равнялась заработку тех же специалистов, занимающихся практической деятельностью. Если же пастырям наук не установить достаточно крупного и щедрого вознаграждения, то произойдет то, о чем можно сказать словами Вергилия:

   И чтобы голод отцов не сказался на хилом потомстве ^.

   А теперь я укажу на другой недостаток, где на помощь придется, пожалуй, призвать какого-нибудь алхимика, ибо именно они настойчиво советуют исследователям продать книги, построить печи, оставить Минерву и Муз как бесплодных девственниц и посвятить себя служению Вулкану. Действительно, нужно признать, что в некоторых науках (особенно в естественной философии и медицине) как для более глубокого их изучения, так и для практического применения следует искать помощи не в одних только книгах. В этой области вообще никогда не прекращались субсидии со стороны щедрых людей: ведь мы видим, что приобретаются и используются для занятий не только книги, но и сферы, глобусы, астролябии, карты и тому подобные предметы, необходимые в астрономии и космографии. Мы знаем также, что некоторые колледжи, занимающиеся медициной, имеют сады для наблюдений и изучения всякого рода растений и что вполне хватает трупов для анатомических исследований. Но ведь все это мелочи. Вообще же следует твердо помнить, что едва ли возможен значительный прогресс в раскрытии глубоких тайн природы, если не будут предоставлены достаточные средства на эксперименты, будь то работы Вулкана или Дедала (т. е. требующие печей или машин) или эксперименты какого-нибудь другого рода. И поэтому если королевским секретарям и эмиссарам разрешается представлять счета и получать компенсацию за средства, потраченные на обнаружение заговоров и раскрытие государственных тайн, то точно таким же образом следует компенсировать расходы исследователей и разведчиков природы, потому что в противном случае мы никогда не узнаем о великом множестве вещей, достойных нашего познания. Ведь если Александр предоставил Аристотелю огромные деньги, на которые тот смог нанять охотников, птицеловов, рыбаков и прочих, с тем чтобы приступить к написанию истории животных, обладая возможно большим числом фактов, то, конечно же, еще большего заслуживают те, кто не бродит по ущельям и лесам, но прокладывает себе путь в лабиринтах науки.

   Нам нужно рассмотреть еще один недостаток, имеющий большое значение: речь идет о том, что ректоры университетов не обращают внимания на организацию преподавания, а государи и другие высшие особы не посещают учебных заведений, с тем чтобы внимательно рассмотреть и решить, полезно ли сохранять чтения, диспуты и другие формы схоластических упражнений, возникшие еще в древности и сохранившиеся до нашего времени, или же следует отказаться от них и заменить их другими, лучшими формами. Ведь среди мудрейших постановлений Вашего Величества мы находим следующее: "Но поводу любого обычая или примера следует иметь в виду время, когда этот обычай впервые возник, и если в :)то время царили смуты или невежество, то это прежде всего лишает его всякого значения и делает подозрительным". Поскольку университетские традиции в большинстве случаев ведут свое происхождение от времен гораздо более невежественных и темных, чем наш век, тем больше оснований подвергнуть их пересмотру. Я покажу это на одном или двух примерах, взятых из областей наиболее знакомых и распространенных. Вошло в обычай (хотя, как мне кажется, совершенно напрасно) как можно раньше заставлять учащихся изучать логику и риторику -- науки, несомненно подходящие взрослым людям, а не детям и юношам. Ведь эти две науки, если правильно оценивать вещи, принадлежат к числу труднейших наук; это науки наук, потому что одна из них изучает суждения, а другая -- средства их изложения; они дают правила и нормы того, как следует располагать и излагать материал. Поэтому добиваться, чтобы неопытные и неразвитые умы (которые еще не приобрели даже того, что Цицерон называл "материалом" и "запасом" (supellex) ^, т. е. фактическими знаниями) начали свое развитие с этих наук, равносильно желанию научиться взвешивать, измерять и укрощать ветер; и, конечно, такое стремление может привести только к полной утрате этими науками их подлинного значения и возможностей (в действительности больших и достаточно широких) и вырождению первой из них в ребяческую софистику, а второй -- в смешную декламацию или в лучшем случае к потере ими значительной части своего авторитета. Кроме того, поспешное и преждевременное изучение этих наук неизбежно приводит к весьма тощему и схематичному их изложению и такого же рода преподаванию, приспособленному, естественно, к возможностям детского восприятия. Приведу другой пример. Речь идет о недостатке, уже давно укоренившемся в наших университетах и выражающемся в чрезвычайно вредном разрыве между упражнениями, требующими запоминания, и упражнениями, предназначенными для того, чтобы развить творческие способности учащегося. Ведь большинство речей, сочиняемых при изучении риторики, либо вообще бывают подготовлены заранее, так что произносятся уже в готовых выражениях, и здесь уже не остается места для изобретательности и находчивости, либо, наоборот, эти речи всецело представляют собой экспромты и не дают никакой возможности для развития памяти. А между тем в обычной жизни, в ораторской практике, редко можно встретить потребность только в одном из этих видов красноречия, чаще приходится пользоваться обоими одновременно, т. е. необходимы и предварительные заметки, и способность к импровизации. Поэтому такого рода упражнения совершенно не отвечают потребностям практики и не соответствуют истинному представлению о жизни. В своих упражнениях следует постоянно стремиться к тому, чтобы все (насколько это возможно) максимально соответствовало тому, что происходит в реальной жизни, а иначе такого рода деятельность будет не развивать способности человеческого ума, а лишь портить их и направлять по ложному пути. Истинность этих слов легко обнаруживается в тот момент, когда окончившие учебные заведения приступают к своей профессиональной деятельности либо принимаются за исполнение какой-нибудь иной гражданской обязанности. Тут-то они сами очень скоро обнаруживают в себе тот недостаток, о котором мы говорили, но еще быстрее замечают его у них окружающие. Впрочем, мне бы хотелось завершить эту часть моего рассуждения об улучшении организации преподавания известными словами Цезаря, заключающими его письмо к Оппию и Бальбу: "Мне приходит кое-что в голову относительно того, как это сделать, но многое еще можно придумать, и я прошу вас самих подумать об этом" ^

   Есть еще одно, несколько более важное обстоятельство, на которое я хотел бы обратить внимание. Ведь если успешное развитие науки в немалой степени зависит от разумной организации отдельных университетов и правильного управления, то еще больших результатов можно было бы добиться, если бы все университеты, рассеянные по Европе, установили между собой более тесную связь и сотрудничество. Ведь, как известно, немало орденов и товариществ, хотя и находятся в разных государствах, далеко друг от друга, тем не менее объединяются в сообщества и своего рода братства, тщательно поддерживают эти союзы и даже имеют общих префектов (областных или федеральных), которым они все подчиняются. Природа создает отношения братства в семье, занятия ремеслами устанавливают братство в цехах, божественное помазание несет с собой братство среди королей и епископов, обеты и уставы устанавливают братство в монашеских орденах, и, конечно, невозможно, чтобы точно таким же образом благодаря наукам и просвещению не возникло бы и благородное братство среди людей, ибо сам Бог носит имя "отца света" ^

   Наконец, вызывает огорчение (об этом я коротко говорил уже несколько выше), что почти никогда не происходит публичного поощрения (или оно происходит очень редко) людей, способных создавать труды или проводить исследования в тех областях науки, которые псе еще недостаточно разработаны. В этом деле огромную помощь окажет задуманная нами своего рода перепись наук, которая даст нам возможность судить, какие области науки достигли уже значительного развития и богатства знаний, а какие до сих пор остаются в забвении и влачат нищенское существование. Ведь уверенность в изобилии является одной из причин бедности; и множество книг указывает скорее на роскошь, чем на недостаток. Однако это чрезмерное изобилие (если правильно оценивать вещи) должно быть устранено отнюдь не уничтожением написанных до сих пор, а изданием новых, лучших книг, способных, подобно змею Моисея, "пожрать змеев Магов" ^

   Исправить все перечисленные мною недостатки, за исключением последнего (и даже этот последний в той его части, которая касается поощрения исследователей), без сомнения, под силу только монарху. Обыкновенного же человека, предпринимающего усилия и попытки сделать что-то в этом отношении, можно сравнить со статуей Меркурия на развилке дорог -- она может указывать направление пути, но сама по нему пойти не может. Однако для деятельности отдельного человека остается открытой другая, исследовательская сторона проблемы: речь идет о том, чтобы обдумать и решить, что необходимо сделать в каждой области науки для дальнейшего их развития. Поэтому я и решил предпринять всеобщий и полный обзор всех наук, ставя при этом своей главной задачей внимательное и тщательное выяснение того, какие области науки остаются до сих пор не разработанными, не привлекают еще внимания исследователей и не поставлены на службу человеку. Я надеюсь, что такого рода обзор состояния науки и задач, стоящих перед ней, послужит стимулом и указанием для помощи науке со стороны государственной власти и для самостоятельных усилий отдельных ученых. Впрочем, в настоящее время я хочу указать лишь на то, что остается упущенным, и отметить то, что необходимо сделать, отнюдь не стремясь изобличать ошибки и критиковать неудачи. Ведь одно дело -- обнаружить необработанную землю, другое -- исправить способ обработки.

   Готовясь приступить к исполнению этого замысла, я полностью отдаю себе отчет в том, сколь тяжкий труд предстоит мне, сколь трудную задачу я взял на себя, наконец, сколь безмерно малы мои силы по сравнению с тем, что я хотел бы сделать. Однако я весьма надеюсь, что если даже моя слишком пылкая любовь к науке и завела меня слишком далеко, то я смогу сослаться в качестве оправдания на силу своих чувств, ибо одному и тому же человека никогда не выпадает на долю одновременно "и любить и быть мудрым" '°. Разумеется, я прекрасно понимаю, что следует и другим предоставить такую же свободу суждения, какой я сам пользуюсь, и я, конечно, с одинаковым удовольствием приму от других и исполню сам этот (общий для всех) долг человечности, "ибо тот, кто любезно указывает путь заблуждающимся" и т. д. ^

   Я предвижу также, что очень многое из того, что я решил включить в наш список неразработанных и подлежащих исследованию областей науки, вызовет самые разнообразные суждения и возражения: одно покажется уже выполненным и существующим, другое -- отвечающим лишь любопытству и обещающим ничтожную практическую пользу, третье -- слишком трудным и почти невозможным для человеческих сил. Что касается первых двух возражений, то здесь само дело будет говорить за себя; относительно же последнего, говорящего о невозможности выполнения поставленной задачи, я могу сказать следующее: нужно считать возможным и выполнимым все то, что может быть достигнуто кем-нибудь, хотя и не обязательно каждым, и то, что может быть достигнуто объединенными усилиями людей, хотя не обязательно одним человеком, и то, что может быть достигнуто на протяжении ряда веков, хотя и недоступно для одного только века, и, наконец, то, что может быть достигнуто благодаря государственной поддержке и субсидиям (заботе и богатству всего общества), хотя и остается недостижимым для усилий и средств отдельных людей. Если же, однако, найдется кто-нибудь, кто предпочтет воспользоваться словами Соломона: "Ленивый говорит: лев на пути", а не словами Вергилия: "...ибо видят, что можно и могут!" ^, то для меня будет достаточным, если мои труды останутся только среди добрых пожеланий и стремлений. Ведь подобно тому как уже правильная постановка вопроса свидетельствует о некотором знакомстве с предметом, так и тот, как мне кажется, не лишен совершенно здравого смысла, кто пожелал того, что ни в коем случае нельзя считать бессмысленным.

   ПОСВЯЩЕНИЕ КОРОЛЮ

   Кажется вполне естественным, великий государь, хотя нередко случается и иначе, что те, кто обладает многочисленным потомством и как бы видит в нем свое бессмертие, больше остальных смертных озабочены будущим, прекрасно понимая, что именно тогда придется жить их столь горячо любимым детям. Королева Елизавета, не вступив в брак, была в этом мире скорее гостьей, чем жительницей, но и она явилась украшением и славой своего времени. Но Вашему Величеству Господь Бог по милости своей даровал много детей, поистине достойных увековечить Вас, а Ваш цветущий возраст и счастливое супружество обещают еще более многочисленное потомство, и поэтому Вам во всех отношениях подобает не только нести свет своему веку, что Вы и делаете, но и распространить свои заботы на то, что достойно всеобщей памяти и на что взирает сама вечность. А здесь (если только не обманывает меня мое пристрастие к науке) нет ничего более достойного и благородного, чем подарить миру важные и плодотворные открытия в различных науках. Доколе, наконец, мы будем видеть в лице немногих избранных писателей что-то вроде геркулесовых столбов, дальше которых мы якобы не имеем права продвинуться в науке, в то время как Вы, Ваше Величество, служите нам сверкающей путеводной звездой, указывающей счастливый путь в нашем плавании?

   Но вернемся к делу. Подумаем внимательно и постараемся понять, что сделали государи и другие правители для развития науки и что они упустили. Мы скажем об этом коротко и отчетливо, в словах энергичных и смелых нигде не отступая от правды, ничего не преувеличивая. Итак, скажем о том, с чем согласится, пожалуй, каждый: осуществлению всех самых великих и трудных деяний способствует достойное вознаграждение, разумные и обдуманные планы, а также объединение усилий; первое из этих условий стимулирует начинания, второе -- помогает устранить неясности и ошибки, третье -- возмещает слабость человеческой природы. Но среди этих трех условий первое место по праву принадлежит разумным и обдуманным планам, т. е. тому, что призвано показать и начертать правильный и удобный путь к намеченной цели. Как говорится: "Хромой, идущий по дороге, может обогнать бегуна, бегущего по бездорожью". Весьма подходит к данному случаю и изречение Соломона: "Если притупится меч, нужно применить большую силу, но сильнее всего -- мудрость" ^ Этими словами он дает понять, что разумный выбор средства скорее приведет к намеченной цели, чем напряжение и сосредоточение силы. И это заставляет меня сказать следующее (не затрагивая ни в коей мере заслуг тех, кто так или иначе оказывал помощь науке): по моему глубокому убеждению большинство действий и предприятий правителей осуществлялось скорее ради прославления и увековечения их собственного имени, чем ради развития и успеха самих наук, и все это скорее увеличивало число ученых, чем приносило какой-либо успех самим наукам.

   Деятельность же и усилия, способствующие развитию науки, касаются трех объектов: научных учреждений, книг и самих ученых. Ведь подобно тому как вода, образующаяся из небесной росы или бьющая из источников, легко может испариться и исчезнуть, если не собрать ее в какие-то водохранилища, где она, соединяясь и скопляясь в одном месте, могла бы сохраняться и сама поддерживать свое существование (а для этого человеческая изобретательность придумала водопроводы, цистерны, пруды, украсив их к тому же различными украшениями, которые в такой же мере способствуют великолепию и достоинству этих сооружений, в какой являются одновременно полезными и необходимыми), так же и эта драгоценнейшая влага знания, проистекает ли она из божественного вдохновения или возникает из чувственных восприятий, очень скоро целиком погибла бы и исчезла, если бы ее не сохраняли в книгах, преподавании, беседах и главным образом в определенных местах, предназначенных для этого, -- в академиях, коллегиях, школах, где науки получают как бы постоянное местожительство и сверх того возможности и средства для своего роста и укрепления.

   Что касается деятельности, относящейся к развитию научных учреждений, то ее можно разделить на четыре рода: строительство зданий, выделение денежных средств, предоставление привилегий, утверждение уставов и положений -- все это должно прежде всего содействовать достижению необходимого покоя и освободить ученых от посторонних забот и неприятностей. Это как раз то, чего требует Вергилий, говоря об устройстве пчелиных ульев для добычи меда:

   Прежде всего выбирай для пчел жилище и место,

   Что недоступно ветрам... '

   Что касается книг, то здесь возможны два рода деятельности: во-первых, основание библиотек, в которых хранятся книги, как в усыпальницах хранятся мощи древних святых, обладающие чудодейственной силой; во-вторых, новые издания авторов, исправленные, в более точных переводах, с более полезными комментариями, с более точными примечаниями.

   Что же касается тех мер, которые имеют в виду в отношении самих ученых, то, не говоря уже о возвышении и продвижении их, нужно указать на следующие две задачи: а) вознаграждение и поощрение преподавателей дисциплин уже известных и открытых, б) вознаграждение и поощрение исследователей в тех областях науки, которые до сих пор остаются еще недостаточно разработаны и исследованы.

   Таков в общем характер деятельности, в которой проявились заслуги знаменитых правителей и других выдающихся людей перед наукой. Когда же я стал думать о том, как бы упомянуть каждого, кто принес большую пользу науке, мне вспомнились известные соображения Цицерона, побудившие его после возвращения из изгнания поблагодарить всех вкупе: "Трудно не пропустить кого-нибудь, неблагодарно пропустить кого-то" ^ Лучше, по совету Писания, взглянуть на тот участок пути, который нам еще предстоит пройти, чем оглядываться назад на то, что мы уже оставили за спиной.

   Прежде всего меня удивляет, что во всей Европе среди такого числа великолепно организованных колледжей нет ни одного, где бы изучались свободно все науки в их совокупности, и все эти колледжи предназначены для обучения лишь каким-то определенным профессиям. Конечно, тот, кто считает, что целью всякой науки является ее практическая полезность, безусловно, прав. Но в то же время, рассуждая таким образом, легко впасть в ту самую ошибку, о которой говорит древняя басня, рассказывающая о том, как остальные члены тела вступили в тяжбу с желудком за то, что он не приводит в движение тело, подобно суставам, и не вырабатывает ощущения, подобно голове, а между тем этот желудок, переварив полученную пищу, распределял ее по всему телу. Совершенно так же тот, кто в философии и в изучении общих законов видит пустое и бессмысленное занятие, не замечает, что именно от них поступают жизненные соки и силы во все отдельные профессии и искусства. По крайней море я убежден, что это обстоятельство явилось отнюдь не последней причиной, задерживающей до сих пор прогресс науки, ибо этими основополагающими науками занимались лишь мимоходом и не пытались глубже проникнуть в них. Ведь если хотят, чтобы дерево было плодоноснее обычного, то не имеет смысла заботиться о ветвях, нужно вскопать землю вокруг корней и переместить поближе лучшую землю -- иначе ничего но получится. Не следует обходить молчанием и тот факт, что такого рода ограничение деятельности колледжей и научных обществ лишь определенным кругом профессиональных знаний не только мешало развитию науки, но даже нанесло ущерб королевствам и республикам. Ведь именно в этом причина того, что правители, собираясь назначить министров, способных заняться государственными делами, обнаруживают вокруг себя удивительную нехватку такого рода людей. Дело в том, что ни в одном колледже не дается общего образования, необходимого для государственной деятельности, нет колледжа, где бы люди, самой природой предназначенные к такой деятельности, могли бы изучать прежде всего (помимо остальных наук) историю, новые языки, политические книги и трактаты для того, чтобы приступить к государственной службе более подготовленными и образованными.

   Поскольку же наставники колледжей "насаждают", а профессора "орошают", мне теперь следует сказать о недостатках в общественном образовании. Я, безусловно, самым резким образом осуждаю скудность оплаты (особенно у нас) преподавателей как общих, так и специальных дисциплин. Ведь прогресс науки требует прежде всего, чтобы преподаватели каждой дисциплины выбирались из самых лучших и образованных специалистов в этой области, поскольку их труд не предназначен для удовлетворения преходящих нужд, но должен обеспечить развитие науки в веках. Но это можно осуществить только в том случае, если будут обеспечены такое вознаграждение и такие условия, которыми может быть вполне удовлетворен любой, самый выдающийся в своей области специалист, так что ему будет нетрудно постоянно заниматься преподаванием и незачем будет думать о практической деятельности. Для того чтобы процветали науки, нужно придерживаться военного закона Давида: "Чтобы доставалась равная часть идущему в битву и остающемуся в обозе" *, ибо иначе обоз будет плохо охраняться. Так и преподаватели для науки оказываются, так сказать, хранителями и стражами всех ее достижений, дающих возможность вести бой на поло науки и знания. А поэтому вполне справедливо требование, чтобы их оплата равнялась заработку тех же специалистов, занимающихся практической деятельностью. Если же пастырям наук не установить достаточно крупного и щедрого вознаграждения, то произойдет то, о чем можно сказать словами Вергилия:

   И чтобы голод отцов не сказался на хилом потомстве ^.

   А теперь я укажу на другой недостаток, где на помощь придется, пожалуй, призвать какого-нибудь алхимика, ибо именно они настойчиво советуют исследователям продать книги, построить печи, оставить Минерву и Муз как бесплодных девственниц и посвятить себя служению Вулкану. Действительно, нужно признать, что в некоторых науках (особенно в естественной философии и медицине) как для более глубокого их изучения, так и для практического применения следует искать помощи не в одних только книгах. В этой области вообще никогда не прекращались субсидии со стороны щедрых людей: ведь мы видим, что приобретаются и используются для занятий не только книги, но и сферы, глобусы, астролябии, карты и тому подобные предметы, необходимые в астрономии и космографии. Мы знаем также, что некоторые колледжи, занимающиеся медициной, имеют сады для наблюдений и изучения всякого рода растений и что вполне хватает трупов для анатомических исследований. Но ведь все это мелочи. Вообще же следует твердо помнить, что едва ли возможен значительный прогресс в раскрытии глубоких тайн природы, если не будут предоставлены достаточные средства на эксперименты, будь то работы Вулкана или Дедала (т. е. требующие печей или машин) или эксперименты какого-нибудь другого рода. И поэтому если королевским секретарям и эмиссарам разрешается представлять счета и получать компенсацию за средства, потраченные на обнаружение заговоров и раскрытие государственных тайн, то точно таким же образом следует компенсировать расходы исследователей и разведчиков природы, потому что в противном случае мы никогда не узнаем о великом множестве вещей, достойных нашего познания. Ведь если Александр предоставил Аристотелю огромные деньги, на которые тот смог нанять охотников, птицеловов, рыбаков и прочих, с тем чтобы приступить к написанию истории животных, обладая возможно большим числом фактов, то, конечно же, еще большего заслуживают те, кто не бродит по ущельям и лесам, но прокладывает себе путь в лабиринтах науки.

   Нам нужно рассмотреть еще один недостаток, имеющий большое значение: речь идет о том, что ректоры университетов не обращают внимания на организацию преподавания, а государи и другие высшие особы не посещают учебных заведений, с тем чтобы внимательно рассмотреть и решить, полезно ли сохранять чтения, диспуты и другие формы схоластических упражнений, возникшие еще в древности и сохранившиеся до нашего времени, или же следует отказаться от них и заменить их другими, лучшими формами. Ведь среди мудрейших постановлений Вашего Величества мы находим следующее: "Но поводу любого обычая или примера следует иметь в виду время, когда этот обычай впервые возник, и если в :)то время царили смуты или невежество, то это прежде всего лишает его всякого значения и делает подозрительным". Поскольку университетские традиции в большинстве случаев ведут свое происхождение от времен гораздо более невежественных и темных, чем наш век, тем больше оснований подвергнуть их пересмотру. Я покажу это на одном или двух примерах, взятых из областей наиболее знакомых и распространенных. Вошло в обычай (хотя, как мне кажется, совершенно напрасно) как можно раньше заставлять учащихся изучать логику и риторику -- науки, несомненно подходящие взрослым людям, а не детям и юношам. Ведь эти две науки, если правильно оценивать вещи, принадлежат к числу труднейших наук; это науки наук, потому что одна из них изучает суждения, а другая -- средства их изложения; они дают правила и нормы того, как следует располагать и излагать материал. Поэтому добиваться, чтобы неопытные и неразвитые умы (которые еще не приобрели даже того, что Цицерон называл "материалом" и "запасом" (supellex) ^, т. е. фактическими знаниями) начали свое развитие с этих наук, равносильно желанию научиться взвешивать, измерять и укрощать ветер; и, конечно, такое стремление может привести только к полной утрате этими науками их подлинного значения и возможностей (в действительности больших и достаточно широких) и вырождению первой из них в ребяческую софистику, а второй -- в смешную декламацию или в лучшем случае к потере ими значительной части своего авторитета. Кроме того, поспешное и преждевременное изучение этих наук неизбежно приводит к весьма тощему и схематичному их изложению и такого же рода преподаванию, приспособленному, естественно, к возможностям детского восприятия. Приведу другой пример. Речь идет о недостатке, уже давно укоренившемся в наших университетах и выражающемся в чрезвычайно вредном разрыве между упражнениями, требующими запоминания, и упражнениями, предназначенными для того, чтобы развить творческие способности учащегося. Ведь большинство речей, сочиняемых при изучении риторики, либо вообще бывают подготовлены заранее, так что произносятся уже в готовых выражениях, и здесь уже не остается места для изобретательности и находчивости, либо, наоборот, эти речи всецело представляют собой экспромты и не дают никакой возможности для развития памяти. А между тем в обычной жизни, в ораторской практике, редко можно встретить потребность только в одном из этих видов красноречия, чаще приходится пользоваться обоими одновременно, т. е. необходимы и предварительные заметки, и способность к импровизации. Поэтому такого рода упражнения совершенно не отвечают потребностям практики и не соответствуют истинному представлению о жизни. В своих упражнениях следует постоянно стремиться к тому, чтобы все (насколько это возможно) максимально соответствовало тому, что происходит в реальной жизни, а иначе такого рода деятельность будет не развивать способности человеческого ума, а лишь портить их и направлять по ложному пути. Истинность этих слов легко обнаруживается в тот момент, когда окончившие учебные заведения приступают к своей профессиональной деятельности либо принимаются за исполнение какой-нибудь иной гражданской обязанности. Тут-то они сами очень скоро обнаруживают в себе тот недостаток, о котором мы говорили, но еще быстрее замечают его у них окружающие. Впрочем, мне бы хотелось завершить эту часть моего рассуждения об улучшении организации преподавания известными словами Цезаря, заключающими его письмо к Оппию и Бальбу: "Мне приходит кое-что в голову относительно того, как это сделать, но многое еще можно придумать, и я прошу вас самих подумать об этом" ^

   Есть еще одно, несколько более важное обстоятельство, на которое я хотел бы обратить внимание. Ведь если успешное развитие науки в немалой степени зависит от разумной организации отдельных университетов и правильного управления, то еще больших результатов можно было бы добиться, если бы все университеты, рассеянные по Европе, установили между собой более тесную связь и сотрудничество. Ведь, как известно, немало орденов и товариществ, хотя и находятся в разных государствах, далеко друг от друга, тем не менее объединяются в сообщества и своего рода братства, тщательно поддерживают эти союзы и даже имеют общих префектов (областных или федеральных), которым они все подчиняются. Природа создает отношения братства в семье, занятия ремеслами устанавливают братство в цехах, божественное помазание несет с собой братство среди королей и епископов, обеты и уставы устанавливают братство в монашеских орденах, и, конечно, невозможно, чтобы точно таким же образом благодаря наукам и просвещению не возникло бы и благородное братство среди людей, ибо сам Бог носит имя "отца света" ^

   Наконец, вызывает огорчение (об этом я коротко говорил уже несколько выше), что почти никогда не происходит публичного поощрения (или оно происходит очень редко) людей, способных создавать труды или проводить исследования в тех областях науки, которые псе еще недостаточно разработаны. В этом деле огромную помощь окажет задуманная нами своего рода перепись наук, которая даст нам возможность судить, какие области науки достигли уже значительного развития и богатства знаний, а какие до сих пор остаются в забвении и влачат нищенское существование. Ведь уверенность в изобилии является одной из причин бедности; и множество книг указывает скорее на роскошь, чем на недостаток. Однако это чрезмерное изобилие (если правильно оценивать вещи) должно быть устранено отнюдь не уничтожением написанных до сих пор, а изданием новых, лучших книг, способных, подобно змею Моисея, "пожрать змеев Магов" ^

   Исправить все перечисленные мною недостатки, за исключением последнего (и даже этот последний в той его части, которая касается поощрения исследователей), без сомнения, под силу только монарху. Обыкновенного же человека, предпринимающего усилия и попытки сделать что-то в этом отношении, можно сравнить со статуей Меркурия на развилке дорог -- она может указывать направление пути, но сама по нему пойти не может. Однако для деятельности отдельного человека остается открытой другая, исследовательская сторона проблемы: речь идет о том, чтобы обдумать и решить, что необходимо сделать в каждой области науки для дальнейшего их развития. Поэтому я и решил предпринять всеобщий и полный обзор всех наук, ставя при этом своей главной задачей внимательное и тщательное выяснение того, какие области науки остаются до сих пор не разработанными, не привлекают еще внимания исследователей и не поставлены на службу человеку. Я надеюсь, что такого рода обзор состояния науки и задач, стоящих перед ней, послужит стимулом и указанием для помощи науке со стороны государственной власти и для самостоятельных усилий отдельных ученых. Впрочем, в настоящее время я хочу указать лишь на то, что остается упущенным, и отметить то, что необходимо сделать, отнюдь не стремясь изобличать ошибки и критиковать неудачи. Ведь одно дело -- обнаружить необработанную землю, другое -- исправить способ обработки.

   Готовясь приступить к исполнению этого замысла, я полностью отдаю себе отчет в том, сколь тяжкий труд предстоит мне, сколь трудную задачу я взял на себя, наконец, сколь безмерно малы мои силы по сравнению с тем, что я хотел бы сделать. Однако я весьма надеюсь, что если даже моя слишком пылкая любовь к науке и завела меня слишком далеко, то я смогу сослаться в качестве оправдания на силу своих чувств, ибо одному и тому же человека никогда не выпадает на долю одновременно "и любить и быть мудрым" '°. Разумеется, я прекрасно понимаю, что следует и другим предоставить такую же свободу суждения, какой я сам пользуюсь, и я, конечно, с одинаковым удовольствием приму от других и исполню сам этот (общий для всех) долг человечности, "ибо тот, кто любезно указывает путь заблуждающимся" и т. д. ^

   Я предвижу также, что очень многое из того, что я решил включить в наш список неразработанных и подлежащих исследованию областей науки, вызовет самые разнообразные суждения и возражения: одно покажется уже выполненным и существующим, другое -- отвечающим лишь любопытству и обещающим ничтожную практическую пользу, третье -- слишком трудным и почти невозможным для человеческих сил. Что касается первых двух возражений, то здесь само дело будет говорить за себя; относительно же последнего, говорящего о невозможности выполнения поставленной задачи, я могу сказать следующее: нужно считать возможным и выполнимым все то, что может быть достигнуто кем-нибудь, хотя и не обязательно каждым, и то, что может быть достигнуто объединенными усилиями людей, хотя не обязательно одним человеком, и то, что может быть достигнуто на протяжении ряда веков, хотя и недоступно для одного только века, и, наконец, то, что может быть достигнуто благодаря государственной поддержке и субсидиям (заботе и богатству всего общества), хотя и остается недостижимым для усилий и средств отдельных людей. Если же, однако, найдется кто-нибудь, кто предпочтет воспользоваться словами Соломона: "Ленивый говорит: лев на пути", а не словами Вергилия: "...ибо видят, что можно и могут!" ^, то для меня будет достаточным, если мои труды останутся только среди добрых пожеланий и стремлений. Ведь подобно тому как уже правильная постановка вопроса свидетельствует о некотором знакомстве с предметом, так и тот, как мне кажется, не лишен совершенно здравого смысла, кто пожелал того, что ни в коем случае нельзя считать бессмысленным.