Ответы Западу и модернизация

Экспансия Запада способствовала модернизации и вестернизации незападных обществ. Ответ их политических и интеллектуальных лидеров на западное влияние принимал одну (или больше) из трех форм: отвержение как модернизации, так и вестернизации, принятие того и другого, принятие первого и отказ от второго [16]. 

 Отвержение. После первых контактов с Западом в 1542 году и вплоть до середины XIX века Япония шла в основном курсом отвержения. Она допускала только такие ограниченные формы модернизации, как приобретение огнестрельного оружия. Западная же культура, особенно христианство, были "к ввозу" строжайше запрещены. Людей с Запада полностью изгнали из страны в середине XVII века. Такому положению дел пришел конец, когда в 1854 году коммодор Перри насильственно "открыл" Японию; за Реставрацией Мэйдзи в 1868 году последовали драматические попытки учиться у Запада. В течение нескольких столетий Китай тоже пытался исключить любую существенную модернизацию или вестернизацию. В 1601 году христианских эмиссаров, правда, допустили в Китай, но в 1722 году их фактически изгнали. В отличие от японской, китайская политика отвержения коренилась главным образом в понимании Китая как "Срединного царства" и в твердой вере, что китайская культура превосходит культуры всех остальных народов. Китайскую изоляцию, как и японскую, сломило появление в 1722 году западного оружия, которое завезли в Китай британцы во время Опиумной войны 1839-1842 годов. Как показывают эти примеры, в XIX веке под влиянием могущества Запада незападным обществам все труднее было следовать чисто изоляционистской стратегии; а в конце концов это стало и вовсе невозможным. 

В XX веке усовершенствования транспорта и связи, глобальная взаимозависимость чрезвычайно подняли цену, которую приходилось платить за изоляцию. За исключением маленьких, изолированных сельских общин, готовых довольствоваться прожиточным минимумом, полное отвержение как модернизации, так и вестернизации стало невозможным в мире, становившемся все более современным и тесно взаимосвязанным. "Только самые крайние фундаменталисты, - писал Дэниел Пайпс об исламе, - отвергают как модернизацию, так и вестернизацию. Они выбрасывают телевизоры в реку, запрещают наручные часы и не приемлют двигателя внутреннего сгорания. Однако неосуществимость их программ резко ограничивает притягательность таких групп; в ряде случаев поражения, понесенные ими в насильственных столкновениях с властями, привели к тому, что они почти бесследно исчезли (примеры: Йен Изала из Кано, убийцы Садата, организаторы нападения на мечеть в Мекке, некоторые малайзийские группы даква)" [17]. Бесследное исчезновение - таков к концу ХХ века общий итог политики полного отвержения. Говоря словами Тойнби, фанатизм - нежизнеспособный выбор. 

Кемализм. Второй возможный ответ Западу - это тойнбиевский "иродианизм", включающий в себя и модернизацию, и вестернизацию. Исходная посылка такого ответа: модернизация желательна и необходима, а поскольку туземная культура с модернизацией несовместима, от культуры следует отказаться или же ее надо упразднить. Чтобы общество могло успешно модернизироваться, его следует полностью вестернизировать. Модернизация и вестернизация укрепляют друг друга и должны идти рука об руку. Японские и китайские интеллектуалы XIX века суммировали такой подход следующим образом: во имя модернизации, считали они, их общества должны отказаться от своих исторических языков и перейти на английский как национальный язык. Не удивительно, что такой взгляд был популярнее среди западных элит, чем незападных. Откровение гласило: "Чтобы добиться успеха, вы должны быть похожи на нас, наш путь - единственный". "Религиозные ценности, моральные посылки и социальные структуры этих (незападных. - Прим.ред.) обществ в лучшем случае чужды, а временами и враждебны ценностям и практике индустриализма". И потому экономическое развитие "потребует радикальной и разрушительной перестройки жизни и общества, а нередко и реинтерпретации смысла самого существования, как его понимали люди, жившие в этих цивилизациях" [18]. Пайпс придерживается той же точки зрения применительно к исламу: 

 Чтобы избежать аномии, у мусульман есть только один выход, потому что модернизация требует вестернизации... Ислам не предлагает альтернативного пути модернизации. Антиклерикализма не избежать. Современная наука и технология требуют усвоения сопутствующего им способа мышления, а также соответствующих политических институтов. Поскольку содержание следует имитировать не в меньшей степени, чем форму, превосходство западной цивилизации должно быть признано настолько, чтобы можно было учиться у нее. Европейские языки и западную систему образования нельзя обойти, даже если последняя поощряет свободомыслие и легкую жизнь. Только недвусмысленно приняв западную модель, ислам сможет технизироваться, а затем и развиваться [19]. 

 За шестьдесят лет до того, как были написаны эти слова, Мустафа Кемаль Ататюрк пришел к сходным выводам, создал на руинах Османской империи новую Турцию и положил начало массированным усилиям по ее вестернизации и модернизации. Взяв этот курс и отвергнув исламское прошлое, Ататюрк превратил Турцию в "разорванную страну", в общество, которое оставалось исламским по религии, наследию, обычаям и институтам, но с правящей элитой, полной решимости сделать страну современной, западной и действующей заодно с Западом. В конце XX века несколько других стран последовали кемалистскому выбору и попытались заменить свою незападную идентичность западной... 

 Реформизм. Стратегия отвержения преследует бесперспективную цель - изолировать общество от современного мира, который становится все более тесным. Кемализм ставит трудную и травмирующую задачу - уничтожить существовавшую веками культуру и заменить ее совершенно новой, привнесенной из другой цивилизации. Третий выбор заключается в том, чтобы попытаться совместить модернизацию с сохранением ценностей, практики и институтов коренной культуры общества. По понятным причинам этот выбор популярнее всего среди незападных элит. В Китае к концу правления династии Цин был сформулирован девиз: "Китаец учится ради постижения фундаментальных принципов, человек Запада - ради практической пользы". В Японии эта же мысль звучала как Вакон, Йосеи, то есть "Японский дух, западная техника". В Египте Мухаммед Али попробовал в 30-е годы XIX века "провести техническую модернизацию без чрезмерной культурной вестернизации". Однако попытка провалилась, потому что британцы заставили египтян отказаться от большинства модернизаторских реформ. В результате, как заметил аль-Мазруи, "участью Египта не стала судьба Японии - техническая модернизация без культурной вестернизации, но и не рок Ататюрка - техническая модернизация через культурную вестернизацию" [20]. Однако позже, в том же XIX веке, Джемаль аад-Дин аль-Афгани, Мухаммад Абдух и другие реформаторы снова попробовали примирить ислам с модернизацией, доказывая "совместимость ислама с современной наукой и лучшей западной мыслью". Они предлагали "исламское логическое обоснование для принятия современных идей и институтов - научных, технологических или политических (конституционализм или представительное правление)" [21]. Это был "ширококолейный" реформизм, тяготевший к кемализму и принимавший не только современность, но и некоторые западные институты. Реформизм такого типа был самым распространенным ответом Западу со стороны части мусульманских элит в течение 50 лет - с 70-х годов XIX века до 20-х годов XX-го, когда он столкнулся сначала с вызовом со стороны кемалистов, а затем и со стороны более чистого реформизма в фундаменталистской форме. 

 В основе доктрин отвержения, кемализма и реформизма лежат разные представления о желательном и возможном. Для сторонников отвержения нежелательны как модернизация, так и вестернизация; они считают, что можно отвергнуть и то и другое. Для кемализма желательны и модернизация, и вестернизация, последняя - потому, что без нее не обойтись при достижении первого; обе считаются возможными. Для реформизма модернизация желательна и возможна без значительной вестернизации, поскольку та нежелательна. Таким образом, между отвержением и кемализмом существуют конфликты относительно того, желательны ли модернизация и вестернизация, между кемализмом и реформизмом - возможна ли модернизация без вестернизации. 

На рис.1 эти три курса изображены в действии. Стратегия отвержения отмечена точкой А; кемализм представлен траекторией, идущей по диагонали к точке Б, реформизм - по горизонтали к точке В. Однако по какому пути двигались общества на самом деле? Очевидно, что каждое незападное общество избирало собственный путь, который мог значительно отличаться от трех путей-прототипов. Мазруи даже доказывал, что Египет и Африка двигались к точке Д через "болезненный процесс культурной вестернизации без технической модернизации". Если вообще существует некий общий шаблон модернизации и вестернизации как формы ответа незападных обществ Западу, то он должен походить на кривую А - Г. Первоначально вестернизация и модернизация тесно связаны друг с другом, незападные общества впитывают существенные элементы западной культуры и медленно прогрессируют по направлению к модернизации. Когда же шаг модернизации начинает шириться, интенсивность вестернизации падает и местная культура начинает возрождаться. Затем модернизация меняет цивилизационный баланс между Западом и незападными обществами и усиливает привязанность к собственной культуре. 

Таким образом, на ранних стадиях перемен вестернизация помогает модернизации. На более поздних - модернизация двояким образом способствует девестернизации и возрождению местной культуры. На уровне общества модернизация увеличивает его экономическую, военную и политическую мощь и укрепляет доверие людей к собственной культуре, делает их более уверенными в культурном отношении. На личностном уровне модернизация рождает ощущение отчуждения и аномию, поскольку разрушаются традиционные связи и общественные взаимоотношения. Возникает кризис идентичности, ответ на который дает религия. 

В упрощенной форме эта причинная связь изображена на рис. 2. 

 Такая гипотетическая общая модель соответствует как научной теории общества, так и историческому опыту. Подробно анализируя имеющиеся доказательства в пользу "гипотезы неизменности", Райнер Баум приходит к заключению, что "поиск человеком осмысленной власти и осмысленной личной автономии проявляется в различных культурных формах. В этих вопросах нет постепенного приближения к культурно однородному миру. Вместо этого, по-видимому, сохраняются неизменные образцы, разработанные в четких формах на исторических и ранних современных стадиях развития" [22]. Теория заимствования, разработанная среди прочих Фробениусом, Шпенглером и Боземан, подчеркивает пределы, в которых цивилизации-реципиенты избирательно заимствуют отдельные элементы у других цивилизаций, приспосабливают, преобразуют и ассимилируют их, чтобы укрепить и обеспечить выживание основных ценностей, или "paideuma", собственной культуры [23]. Почти все незападные цивилизации мира существовали, по меньшей мере, одно, а в некоторых случаях и по нескольку тысячелетий. Существуют наглядные свидетельства заимствований у других цивилизаций, чтобы обеспечить собственное выживание. Ученые сходятся в том, что поглощение Китаем индийского буддизма не вызвало "индуизации" Китая. Китайцы приспособили буддизм к китайским целям и потребностям. Китайская культура осталась китайской. Китайцам следовало бы составить хронологический перечень последовательно неудававшихся энергичных попыток Запада обратить их в христианство. Если китайцы когда-нибудь и позаимствуют христианство, то, скорее всего, они его поглотят и приспособят так, чтобы оно оказалось совместимым с основными элементами китайской культуры. Сходным образом арабы-мусульмане получили, оценили полезность и использовали "эллинское наследие главным образом по утилитарным причинам. Будучи особенно заинтересованными в заимствовании определенных внешних форм или технических аспектов, они знали, как игнорировать все те элементы греческой мысли, которые могли бы войти в противоречие с "истиной" - в том виде, в каком ее устанавливают фундаментальные нормы и заповеди Корана" [24]. Япония следовала тому же образцу. В VII веке она позаимствовала китайскую культуру и "без всякого экономического и военного давления, по собственной инициативе трансформировала ее" в более высокую цивилизацию. "В последующие столетия шло чередование периодов относительной изоляции от континентальных влияний, когда происходили сортировка произведенных прежде заимствований и усвоение полезного, с периодами, когда контакты и культурные заимствования возобновлялись" [25]. На протяжении всех этих фаз японская культура сохраняла свой особый характер. 

 Умеренная разновидность кемалистского тезиса, утверждающая, будто незападные общества могут модернизироваться путем вестернизации, остается недоказанной. Крайняя же его разновидность ("незападные общества должны вестернизироваться, чтобы модернизироваться") не является универсальным утверждением. Тем не менее оно вызывает вопрос: существуют ли незападные общества, в которых препятствия, создаваемые туземной культурой на пути к модернизации, были бы настолько велики, чтоб эту культуру, по существу, следовало бы заменить западной, раз уж модернизация должна произойти? Теоретически это более вероятно по отношению к изощренным культурам, нежели к инструментальным. Для инструментальных культур характерно "обширное поле промежуточных целей, существующих отдельно и независимо от конечных целей". Такие системы "легко обновляются, защищая перемены слоем традиций... Такие системы могут обновляться, не создавая при этом впечатления, будто их социальные институты коренным образом меняются. Нововведение, скорее, призвано служить незапамятной древности". Изощренные системы, напротив, "характеризуются тесной связью между промежуточными и конечными целями... общество, государство, власть и т.п. являются частью тщательно разработанной и устойчивой системы с высокой степенью единства, проникнутой религией как путеводным принципом познания. Такие системы враждебны обновлению" [26]. Эптер пользуется этими категориями при изучении изменений, происходящих в африканских племенах. Эйзенштадт проделал параллельный анализ великих цивилизаций Азии и пришел к сходному выводу. Внутренняя трансформация "значительно облегчается автономией социальных, культурных и политических институтов" [27]. По этой причине более инструментальные японское и китайское общества раньше и легче пошли по пути модернизации, чем конфуцианское и исламское. Им легче дались заимствование современной технологии и ее использование для укрепления существующей у них культуры. Означает ли это, что и китайское, и исламское общества должны отказаться от модернизации и вестернизации или же воспользоваться и тем и другим? Выбор не столь ограничен. Не только Япония, но еще и Сингапур, Тайвань, Саудовская Аравия и в меньшей степени Иран превратились в современные общества, не становясь западными. Конечно, попытка шаха следовать кемалистским курсом, делая и то и другое, вызвала сильную антизападную (но не антимодернизаторскую) реакцию. Китай, безусловно, встал на реформистский путь. 

 У исламских обществ были трудности с модернизацией, и Пайпс подкрепляет свое утверждение, будто вестернизация является ее необходимым предварительным условием, указывая на конфликты между исламом и современностью в таких экономических проблемах, как заинтересованность, пост, наследственное право и женский труд. Но даже он одобрительно цитирует Максин Родинсон по поводу того, что "ничто не доказывает неопровержимо, будто мусульманская религия помешала мусульманскому миру двигаться по пути к современному капитализму", и утверждает, что не только в экономике, но и в других вопросах 

ислам и модернизация не сталкиваются друг с другом. Набожные мусульмане могут совершенствовать науку, продуктивно работать на фабриках или применять новейшее оружие. Модернизация не требует никакой политической идеологии или определенного набора институтов: выборов, национальных границ, гражданских объединений; другие отличительные признаки западной жизни тоже не обязательны для экономического роста. Как вероучение ислам удовлетворяет консультантов по менеджменту в той же мере, что и крестьян. Шариат ничего не говорит о примерах, сопутствующих модернизации: например, о переходе от сельского хозяйства к промышленному производству, от деревни - к городу, от социальной стабильности - к постоянному социальному движению; он не покушается на такие вопросы, как массовое обучение, скоростные средства связи, новые виды транспорта или здравоохранение [28]. 

 Точно так же даже самые яростные сторонники антивестернизации и возрождения исконных культур, не колеблясь, пользуются во имя своего дела такой современной техникой, как электронная почта, кассеты и телевидение. 

 Короче говоря, модернизация не обязательно означает вестернизацию. Незападные общества могут модернизироваться и уже модернизировались, не отказываясь при этом от своих культур и не перенимая целиком западные ценности, институты и практику. Последнее, может быть, практически и невозможно: какие бы препятствия незападные культуры ни воздвигали перед модернизацией, все они бледнеют по сравнению с теми, которые встают перед вестернизацией. Как заметил Бродель, было бы почти "по-детски наивным" думать, будто модернизация, или "триумф цивилизации в единственном числе" положит конец множественности исторических культур, которые веками воплощались в великие мировые цивилизации [29]. Вместо этого модернизация укрепляет эти культуры и ослабляет мощь Запада. Мир в основе своей становится более современным и менее западным.  

Экспансия Запада способствовала модернизации и вестернизации незападных обществ. Ответ их политических и интеллектуальных лидеров на западное влияние принимал одну (или больше) из трех форм: отвержение как модернизации, так и вестернизации, принятие того и другого, принятие первого и отказ от второго [16]. 

 Отвержение. После первых контактов с Западом в 1542 году и вплоть до середины XIX века Япония шла в основном курсом отвержения. Она допускала только такие ограниченные формы модернизации, как приобретение огнестрельного оружия. Западная же культура, особенно христианство, были "к ввозу" строжайше запрещены. Людей с Запада полностью изгнали из страны в середине XVII века. Такому положению дел пришел конец, когда в 1854 году коммодор Перри насильственно "открыл" Японию; за Реставрацией Мэйдзи в 1868 году последовали драматические попытки учиться у Запада. В течение нескольких столетий Китай тоже пытался исключить любую существенную модернизацию или вестернизацию. В 1601 году христианских эмиссаров, правда, допустили в Китай, но в 1722 году их фактически изгнали. В отличие от японской, китайская политика отвержения коренилась главным образом в понимании Китая как "Срединного царства" и в твердой вере, что китайская культура превосходит культуры всех остальных народов. Китайскую изоляцию, как и японскую, сломило появление в 1722 году западного оружия, которое завезли в Китай британцы во время Опиумной войны 1839-1842 годов. Как показывают эти примеры, в XIX веке под влиянием могущества Запада незападным обществам все труднее было следовать чисто изоляционистской стратегии; а в конце концов это стало и вовсе невозможным. 

В XX веке усовершенствования транспорта и связи, глобальная взаимозависимость чрезвычайно подняли цену, которую приходилось платить за изоляцию. За исключением маленьких, изолированных сельских общин, готовых довольствоваться прожиточным минимумом, полное отвержение как модернизации, так и вестернизации стало невозможным в мире, становившемся все более современным и тесно взаимосвязанным. "Только самые крайние фундаменталисты, - писал Дэниел Пайпс об исламе, - отвергают как модернизацию, так и вестернизацию. Они выбрасывают телевизоры в реку, запрещают наручные часы и не приемлют двигателя внутреннего сгорания. Однако неосуществимость их программ резко ограничивает притягательность таких групп; в ряде случаев поражения, понесенные ими в насильственных столкновениях с властями, привели к тому, что они почти бесследно исчезли (примеры: Йен Изала из Кано, убийцы Садата, организаторы нападения на мечеть в Мекке, некоторые малайзийские группы даква)" [17]. Бесследное исчезновение - таков к концу ХХ века общий итог политики полного отвержения. Говоря словами Тойнби, фанатизм - нежизнеспособный выбор. 

Кемализм. Второй возможный ответ Западу - это тойнбиевский "иродианизм", включающий в себя и модернизацию, и вестернизацию. Исходная посылка такого ответа: модернизация желательна и необходима, а поскольку туземная культура с модернизацией несовместима, от культуры следует отказаться или же ее надо упразднить. Чтобы общество могло успешно модернизироваться, его следует полностью вестернизировать. Модернизация и вестернизация укрепляют друг друга и должны идти рука об руку. Японские и китайские интеллектуалы XIX века суммировали такой подход следующим образом: во имя модернизации, считали они, их общества должны отказаться от своих исторических языков и перейти на английский как национальный язык. Не удивительно, что такой взгляд был популярнее среди западных элит, чем незападных. Откровение гласило: "Чтобы добиться успеха, вы должны быть похожи на нас, наш путь - единственный". "Религиозные ценности, моральные посылки и социальные структуры этих (незападных. - Прим.ред.) обществ в лучшем случае чужды, а временами и враждебны ценностям и практике индустриализма". И потому экономическое развитие "потребует радикальной и разрушительной перестройки жизни и общества, а нередко и реинтерпретации смысла самого существования, как его понимали люди, жившие в этих цивилизациях" [18]. Пайпс придерживается той же точки зрения применительно к исламу: 

 Чтобы избежать аномии, у мусульман есть только один выход, потому что модернизация требует вестернизации... Ислам не предлагает альтернативного пути модернизации. Антиклерикализма не избежать. Современная наука и технология требуют усвоения сопутствующего им способа мышления, а также соответствующих политических институтов. Поскольку содержание следует имитировать не в меньшей степени, чем форму, превосходство западной цивилизации должно быть признано настолько, чтобы можно было учиться у нее. Европейские языки и западную систему образования нельзя обойти, даже если последняя поощряет свободомыслие и легкую жизнь. Только недвусмысленно приняв западную модель, ислам сможет технизироваться, а затем и развиваться [19]. 

 За шестьдесят лет до того, как были написаны эти слова, Мустафа Кемаль Ататюрк пришел к сходным выводам, создал на руинах Османской империи новую Турцию и положил начало массированным усилиям по ее вестернизации и модернизации. Взяв этот курс и отвергнув исламское прошлое, Ататюрк превратил Турцию в "разорванную страну", в общество, которое оставалось исламским по религии, наследию, обычаям и институтам, но с правящей элитой, полной решимости сделать страну современной, западной и действующей заодно с Западом. В конце XX века несколько других стран последовали кемалистскому выбору и попытались заменить свою незападную идентичность западной... 

 Реформизм. Стратегия отвержения преследует бесперспективную цель - изолировать общество от современного мира, который становится все более тесным. Кемализм ставит трудную и травмирующую задачу - уничтожить существовавшую веками культуру и заменить ее совершенно новой, привнесенной из другой цивилизации. Третий выбор заключается в том, чтобы попытаться совместить модернизацию с сохранением ценностей, практики и институтов коренной культуры общества. По понятным причинам этот выбор популярнее всего среди незападных элит. В Китае к концу правления династии Цин был сформулирован девиз: "Китаец учится ради постижения фундаментальных принципов, человек Запада - ради практической пользы". В Японии эта же мысль звучала как Вакон, Йосеи, то есть "Японский дух, западная техника". В Египте Мухаммед Али попробовал в 30-е годы XIX века "провести техническую модернизацию без чрезмерной культурной вестернизации". Однако попытка провалилась, потому что британцы заставили египтян отказаться от большинства модернизаторских реформ. В результате, как заметил аль-Мазруи, "участью Египта не стала судьба Японии - техническая модернизация без культурной вестернизации, но и не рок Ататюрка - техническая модернизация через культурную вестернизацию" [20]. Однако позже, в том же XIX веке, Джемаль аад-Дин аль-Афгани, Мухаммад Абдух и другие реформаторы снова попробовали примирить ислам с модернизацией, доказывая "совместимость ислама с современной наукой и лучшей западной мыслью". Они предлагали "исламское логическое обоснование для принятия современных идей и институтов - научных, технологических или политических (конституционализм или представительное правление)" [21]. Это был "ширококолейный" реформизм, тяготевший к кемализму и принимавший не только современность, но и некоторые западные институты. Реформизм такого типа был самым распространенным ответом Западу со стороны части мусульманских элит в течение 50 лет - с 70-х годов XIX века до 20-х годов XX-го, когда он столкнулся сначала с вызовом со стороны кемалистов, а затем и со стороны более чистого реформизма в фундаменталистской форме. 

 В основе доктрин отвержения, кемализма и реформизма лежат разные представления о желательном и возможном. Для сторонников отвержения нежелательны как модернизация, так и вестернизация; они считают, что можно отвергнуть и то и другое. Для кемализма желательны и модернизация, и вестернизация, последняя - потому, что без нее не обойтись при достижении первого; обе считаются возможными. Для реформизма модернизация желательна и возможна без значительной вестернизации, поскольку та нежелательна. Таким образом, между отвержением и кемализмом существуют конфликты относительно того, желательны ли модернизация и вестернизация, между кемализмом и реформизмом - возможна ли модернизация без вестернизации. 

На рис.1 эти три курса изображены в действии. Стратегия отвержения отмечена точкой А; кемализм представлен траекторией, идущей по диагонали к точке Б, реформизм - по горизонтали к точке В. Однако по какому пути двигались общества на самом деле? Очевидно, что каждое незападное общество избирало собственный путь, который мог значительно отличаться от трех путей-прототипов. Мазруи даже доказывал, что Египет и Африка двигались к точке Д через "болезненный процесс культурной вестернизации без технической модернизации". Если вообще существует некий общий шаблон модернизации и вестернизации как формы ответа незападных обществ Западу, то он должен походить на кривую А - Г. Первоначально вестернизация и модернизация тесно связаны друг с другом, незападные общества впитывают существенные элементы западной культуры и медленно прогрессируют по направлению к модернизации. Когда же шаг модернизации начинает шириться, интенсивность вестернизации падает и местная культура начинает возрождаться. Затем модернизация меняет цивилизационный баланс между Западом и незападными обществами и усиливает привязанность к собственной культуре. 

Таким образом, на ранних стадиях перемен вестернизация помогает модернизации. На более поздних - модернизация двояким образом способствует девестернизации и возрождению местной культуры. На уровне общества модернизация увеличивает его экономическую, военную и политическую мощь и укрепляет доверие людей к собственной культуре, делает их более уверенными в культурном отношении. На личностном уровне модернизация рождает ощущение отчуждения и аномию, поскольку разрушаются традиционные связи и общественные взаимоотношения. Возникает кризис идентичности, ответ на который дает религия. 

В упрощенной форме эта причинная связь изображена на рис. 2. 

 Такая гипотетическая общая модель соответствует как научной теории общества, так и историческому опыту. Подробно анализируя имеющиеся доказательства в пользу "гипотезы неизменности", Райнер Баум приходит к заключению, что "поиск человеком осмысленной власти и осмысленной личной автономии проявляется в различных культурных формах. В этих вопросах нет постепенного приближения к культурно однородному миру. Вместо этого, по-видимому, сохраняются неизменные образцы, разработанные в четких формах на исторических и ранних современных стадиях развития" [22]. Теория заимствования, разработанная среди прочих Фробениусом, Шпенглером и Боземан, подчеркивает пределы, в которых цивилизации-реципиенты избирательно заимствуют отдельные элементы у других цивилизаций, приспосабливают, преобразуют и ассимилируют их, чтобы укрепить и обеспечить выживание основных ценностей, или "paideuma", собственной культуры [23]. Почти все незападные цивилизации мира существовали, по меньшей мере, одно, а в некоторых случаях и по нескольку тысячелетий. Существуют наглядные свидетельства заимствований у других цивилизаций, чтобы обеспечить собственное выживание. Ученые сходятся в том, что поглощение Китаем индийского буддизма не вызвало "индуизации" Китая. Китайцы приспособили буддизм к китайским целям и потребностям. Китайская культура осталась китайской. Китайцам следовало бы составить хронологический перечень последовательно неудававшихся энергичных попыток Запада обратить их в христианство. Если китайцы когда-нибудь и позаимствуют христианство, то, скорее всего, они его поглотят и приспособят так, чтобы оно оказалось совместимым с основными элементами китайской культуры. Сходным образом арабы-мусульмане получили, оценили полезность и использовали "эллинское наследие главным образом по утилитарным причинам. Будучи особенно заинтересованными в заимствовании определенных внешних форм или технических аспектов, они знали, как игнорировать все те элементы греческой мысли, которые могли бы войти в противоречие с "истиной" - в том виде, в каком ее устанавливают фундаментальные нормы и заповеди Корана" [24]. Япония следовала тому же образцу. В VII веке она позаимствовала китайскую культуру и "без всякого экономического и военного давления, по собственной инициативе трансформировала ее" в более высокую цивилизацию. "В последующие столетия шло чередование периодов относительной изоляции от континентальных влияний, когда происходили сортировка произведенных прежде заимствований и усвоение полезного, с периодами, когда контакты и культурные заимствования возобновлялись" [25]. На протяжении всех этих фаз японская культура сохраняла свой особый характер. 

 Умеренная разновидность кемалистского тезиса, утверждающая, будто незападные общества могут модернизироваться путем вестернизации, остается недоказанной. Крайняя же его разновидность ("незападные общества должны вестернизироваться, чтобы модернизироваться") не является универсальным утверждением. Тем не менее оно вызывает вопрос: существуют ли незападные общества, в которых препятствия, создаваемые туземной культурой на пути к модернизации, были бы настолько велики, чтоб эту культуру, по существу, следовало бы заменить западной, раз уж модернизация должна произойти? Теоретически это более вероятно по отношению к изощренным культурам, нежели к инструментальным. Для инструментальных культур характерно "обширное поле промежуточных целей, существующих отдельно и независимо от конечных целей". Такие системы "легко обновляются, защищая перемены слоем традиций... Такие системы могут обновляться, не создавая при этом впечатления, будто их социальные институты коренным образом меняются. Нововведение, скорее, призвано служить незапамятной древности". Изощренные системы, напротив, "характеризуются тесной связью между промежуточными и конечными целями... общество, государство, власть и т.п. являются частью тщательно разработанной и устойчивой системы с высокой степенью единства, проникнутой религией как путеводным принципом познания. Такие системы враждебны обновлению" [26]. Эптер пользуется этими категориями при изучении изменений, происходящих в африканских племенах. Эйзенштадт проделал параллельный анализ великих цивилизаций Азии и пришел к сходному выводу. Внутренняя трансформация "значительно облегчается автономией социальных, культурных и политических институтов" [27]. По этой причине более инструментальные японское и китайское общества раньше и легче пошли по пути модернизации, чем конфуцианское и исламское. Им легче дались заимствование современной технологии и ее использование для укрепления существующей у них культуры. Означает ли это, что и китайское, и исламское общества должны отказаться от модернизации и вестернизации или же воспользоваться и тем и другим? Выбор не столь ограничен. Не только Япония, но еще и Сингапур, Тайвань, Саудовская Аравия и в меньшей степени Иран превратились в современные общества, не становясь западными. Конечно, попытка шаха следовать кемалистским курсом, делая и то и другое, вызвала сильную антизападную (но не антимодернизаторскую) реакцию. Китай, безусловно, встал на реформистский путь. 

 У исламских обществ были трудности с модернизацией, и Пайпс подкрепляет свое утверждение, будто вестернизация является ее необходимым предварительным условием, указывая на конфликты между исламом и современностью в таких экономических проблемах, как заинтересованность, пост, наследственное право и женский труд. Но даже он одобрительно цитирует Максин Родинсон по поводу того, что "ничто не доказывает неопровержимо, будто мусульманская религия помешала мусульманскому миру двигаться по пути к современному капитализму", и утверждает, что не только в экономике, но и в других вопросах 

ислам и модернизация не сталкиваются друг с другом. Набожные мусульмане могут совершенствовать науку, продуктивно работать на фабриках или применять новейшее оружие. Модернизация не требует никакой политической идеологии или определенного набора институтов: выборов, национальных границ, гражданских объединений; другие отличительные признаки западной жизни тоже не обязательны для экономического роста. Как вероучение ислам удовлетворяет консультантов по менеджменту в той же мере, что и крестьян. Шариат ничего не говорит о примерах, сопутствующих модернизации: например, о переходе от сельского хозяйства к промышленному производству, от деревни - к городу, от социальной стабильности - к постоянному социальному движению; он не покушается на такие вопросы, как массовое обучение, скоростные средства связи, новые виды транспорта или здравоохранение [28]. 

 Точно так же даже самые яростные сторонники антивестернизации и возрождения исконных культур, не колеблясь, пользуются во имя своего дела такой современной техникой, как электронная почта, кассеты и телевидение. 

 Короче говоря, модернизация не обязательно означает вестернизацию. Незападные общества могут модернизироваться и уже модернизировались, не отказываясь при этом от своих культур и не перенимая целиком западные ценности, институты и практику. Последнее, может быть, практически и невозможно: какие бы препятствия незападные культуры ни воздвигали перед модернизацией, все они бледнеют по сравнению с теми, которые встают перед вестернизацией. Как заметил Бродель, было бы почти "по-детски наивным" думать, будто модернизация, или "триумф цивилизации в единственном числе" положит конец множественности исторических культур, которые веками воплощались в великие мировые цивилизации [29]. Вместо этого модернизация укрепляет эти культуры и ослабляет мощь Запада. Мир в основе своей становится более современным и менее западным.