§ 3. Нормы     уголовно-процессуального права  и  правоотношения

Нормы уголовно-процессуального права находятся в тесной органической взаимосвязи с уголовно-процес­суальными отношениями. Признать двуединый право-обязывающий характер этих норм — значит признать, что единственным способом реализации предусмотренных ими процессуальных прав и обязанностей служат право­отношения.

Конечно, нормы уголовно-процессуального права, как и нормы других отраслей трава, могут воздействовать на поведение людей не только в форме .правоотношений. Самый факт существования правовых норм, предусмат­ривающих определенные правила поведения, побуждает субъектов к (поведению, соответствующему задачам уго­ловного судопроизводства.

Конкретное правоотношение не возникает, когда субъ­ект уголовного процесса не использует дозволенного ему нормой права поведения. Если гражданин, материально пострадавший от преступления, например, не использует своего права на заявление гражданского иска в уголов­ном процессе и если прокурор не предъявит иска, не возникнет правоотношения по поводу гражданского иска.

Не возникает конкретное правоотношение и тогда, когда субъект уголовного судопроизводства не нарушает установленного правовой нормой запрета. Если обвиняе­мый, например, не уклонится от явки по вызову следо­вателя, не последует правоотношения по поводу его привода, и др.        -

Своим содержанием нормы уголовно-процессуального права способствуют развитию и совершенствованию пра-бовой'и, в частности, судебной культуры, укреплению Правосознания работников органов дознания, следствия, прокуратуры, суда, воспитанию граждан в духе уваже-

31

X

ния и соблюдения социалистической законности, непри­миримого отношения к их нарушителям.

При том, что нормы права могут воздействовать из поведение участников уголовного процесса не только че­рез правоотношения, специфически правовым, активным, мы бы сказали — главным способом осуществления прав и обязанностей следует признать правоотношения1. Так как уголовно-процессуальные нормы предусматривают взаимные права и обязанности субъектов, реализация таких норм в ходе уголовного судопроизводства есть не что иное, как осуществление коррелятивных прав и обя­занностей. Это значит, что, осуществляя свои щэава и обязанности, участники уголовного судопроизводства не­обходимо вступают во взаимосвязь, складывающуюся постольку, поскольку правовые нормы наделяют их при соответствующих условиях взаимными правами и обя­занностями. Уголовно-процессуальные отношения и представляют собой юридически оформленные, т. е. воз­никающие в соответствии с нормами уголовно-процес­суального лр-ава, общественные отношения между субъ­ектами уголовно-процессуальных прав и обязанностей по поводу осуществления ими таких взаимных прав и обя­занностей.

Возражая против двуединого правообязывающего характера норм уголовно-процессуального права, М. А. Чельцов не считает правоотношения необходимым способом их непосредственной реализации. «...Правовые отношения,— пишет он,— в которых праву одного субъ­екта соответствует обязанность другого, характерные для гражданского обязательственного права, не играют в уголовном процессе такой существенной роли»2. Разъяс-

1              Характерно, что даже те ученые, которые рассматривают    право­

отношения как одну из многих форм воздействия права на поведе­

ние людей, утверждают, что правовая деятельность государствен­

ных органов в современных условиях не может не воплощаться в

создании  правоотношений  и в реализации их    содержания    (см.

например, А. С. Пиголкин,   Формы реализации норм общена­

родного   права,    «Советское   государство и право»  1963 г.   № 6,

стр. 28—29). Именно такой деятельностью, как мы    полагаем,    и

является строго регламентированная нормами права уголовно-про-

,   цессуальная деятельность.

2              М. А. Чельцов» Советский уголовный процесс, М., 1962, стр. 16.

Приведенное утверждение М. А. Чельцова    находится в    прямом

32

няя это положение, автор полагает, что непосредствен­ная реализация норм уголовно-процессуального права возможна либо через односторонние права субъектов (которым не соответствуют процессуальные обязанности других субъектов), либо через односторонние обязанно­сти (которым не соответствуют процессуальные права), либо (только в некоторых случаях) —через правоотно­шения. Исходя из этой посылки, автор считает ошибоч­ным наше суждение о том, что процессуальным обязан­ностям компетентных органов государства всегда кор­респондируют определенные права участников уголовного процесса, как и обязанности последних — права органов государства.

По мнению М. А. Чельцова, таким образом, компе­тентные органы государства в определенных случаях осуществляют свои полномочия по возбуждению, рассле­дованию, рассмотрению и разрешению дел о преступле­ниях в одностороннем властном порядке; они имеют по отношению к участникам уголовного судопроизводства широкие процессуальные права, но не несут при этом никаких процессуальных обязанностей. В то же время граждане — участники уголовного судопроизводства, бу­дучи обязаны беспрекословно подчиняться компетентным органам государства, не имеют в ряде случаев необходи­мой полноты процессуальных прав.

Если бы это было так, законодательное закрепление процессуальных прав личности в уголовном судопроиз­водстве превратилось бы в пустую декларацию, а их но­сители — из субъектов процессуальных прав в объекты государственно-властной деятельности соответствующих органов и должностных лиц1. Но, как мы уже заметили,

противоречии с высказанным им раньше утверждением о том, что уголовно-процессуальная деятельность необходимо порождает пра­воотношения, вне которых она невозможна (М. А. Чельцов, Советский уголовный процесс, Харьков, 1928, стр. 1; он же, Со­ветский уголовный процесс, М.т 1951, стр. 14).

1 Суждение об односторонних властных полномочиях, по справедли­вому утверждению М. С. Строговича, «лишает гражданина, участ­вующего в производстве по уголовному делу, положения субъекта права, превращает его в объект власти: если бы гражданин вы­ступал в уголовном процессе как субъект права, властное полно­мочие государственного органа в отношении его не было бы одно­сторонним» («Демократические основы советского социалистическо­го правосудия», М., 1965, стр. 239).

33

3   П.  С.   Элькинд

значение процессуальных прав личности в условиях на­шего уголовного судопроизводства состоит в их реаль­ных гарантиях, важное место в системе которых занима­ют корреспондирующие обязанности компетентных орга­нов государства (соответствующих должностных лиц) по обеспечению участникам процесса таких прав. Соот­ветственно процессуальным правам компетентных орга­нов государства (должностных лиц) корреспондируют определенные процессуальные обязанности личности по беспрекословному выполнению, беспрепятственному осу­ществлению необходимых процессуальных действий и решений органов дознания, следствия, прокуратуры и суда. Это наглядно свидетельствует, что самый порядок непосредственной, активной реализации норм уголовно-процессуального права в уголовном судопроизводстве не иначе, как через правоотношения представляет наиболее разумный, способствующий социалистическому демокра­тизму и гуманизму способ корреспондирования уголов­но-процессуальных прав и обязанностей всех без исклю­чения участников уголовного процесса.

Все это нисколько не умаляет роли и значения госу­дарственно-властного начала в сфере уголовного судо­производства.

Для обеспечения быстрого и решительного реагиро­вания на преступления, изобличения и справедливого наказания виновных, предупреждения других преступле­ний и т. п. нормы права наделяют компетентные органы государства широкими властными полномочиями, в силу которых они могут не только указывать участникам уго­ловного процесса на должное (возможное) поведение, но и обязывать их к такому поведению, не только ре­шать, но и давать указания о приведении решений в ис­полнение или непосредственно их исполнять; суд вправе не только признавать те или другие действия преступны­ми, но и приговаривать виновных к наказанию, давать обязательные указания по устранению причин и условий, способствующих совершению 'преступления,  и т.  п.

Государственно-властное начало в сфере уголовного судопроизводства определяет специфику юридических фактов, порождающих, изменяющих и прекращающих уголовно-процессуальные отношения. Такими наиболее типичными юридическими фактами являются властные действия органов дознания, следствия, прокуратуры, су-

34

да (возбуждение уголовного дела, предание суду, выне­сение приговора и др.)-

В отличие от многих других и, в частности, от граж­данских правоотношений, уголовно-процессуальные от­ношения могут быть и двусторонними (например, между обвиняемым и следователем, подсудимым и судом и др.), и многосторонними (например, между участника­ми очных ставок, перекрестных допросов и др.)* Такие многосторонние, многосубъектные inp авоотношения в свою очередь состоят из множества двусторонних, ибо каждый из субъектов многосторонних правоотношений необходимо связан с компетентным органом государст­ва. Вне связи каждого из участников уголовного судо­производства с таким органом государства не может быть связи и между участниками уголовного судопроиз­водства1.

Если для субъектов отношений, регулируемых неко­торыми другими отраслями права, типично добровольное вступление в правоотношения, то большинство субъектов уголовно-процессуального права вступают в правоотно­шения, главным образом, по властному распоряжению государственных органов. Это не значит, что сфера уго­ловно-процессуального регулирования вовсе исключает добровольное вступление субъектов в правоотношения. Дела частного и частно-публичного обвинения возбуж­даются, по общему правилу, не иначе, как по жалобе по­терпевшего; действующее законодательство значительно расширило формы и методы добровольного и сознатель­ного участия общественности в уголовном судопроизвод­стве и т. д. Однако в силу преобладания в уголовном судопроизводстве государственно-властного начала ком­петентные органы государства вправе не только допус­кать, но, когда в этом есть необходимость, и принуждать определенных субъектов к вступлению в уголовно-про­цессуальные отношения, не нарушая при этом, конечно, признанного нормами права объема диспозитивности.

1 В силу указанных соображений мы не зд'ожем* согласиться с Б. А. Галкиным в том, что особенность уголовно-процессуальных отношений — их многосубъектность, что они могут складываться только между несколькими субъектами уголовно-процессуальных прав и обязанностей (Б. А. Галкин, Советский уголовно-про­цессуальный закон, М., 1962, стр. 76).

3*            35

Будучи, как и другие правоотношения, волевыми, уголовно-процессуальные отношения предполагают слож­ное взаимодействие воли компетентного органа государ­ства и субъективной воли участников уголовного про­цесса. Определяющая и решающая роль в этом взаимо­действии принадлежит воле органов государства (их представителей). Реализуя процессуальные права и вы­полняя соответствующие обязанности, эти органы осу­ществляют свою руководящую, направляющую и ре­шающую роль в ходе и исходе уголовного процесса. Используя свои процессуальные права и выполняя соот­ветствующие обязанности, субъекты уголовного судопро­изводства активно участвуют в расследовании и рассмо­трении уголовных дел, влияют на ход, а в известной мере — и на исход уголовного процесса.

Если многие другие виды правоотношений представ­ляют собой правоотношения равноправных субъектов, то уголовно-процессуальные отношения — всегда выражение государственно-властного веления. Даже тогда, когда правоотношения возникают между процессуально-равно­правными субъектами (например, между подсудимым и обвинителем), они не могут быть поняты лишь в преде­лах процессуального равенства (ст. 245 УПК), так как равенство точно установленных законом процессуальных прав, во-первых, не исключает существенных различий в правовом и фактическом положении субъектов (напри­мер, различий в их процессуальных обязанностях, как и в характере и объеме процессуальных прав, выходящих за пределы их процессуального равенства), а во-вторых, это равенство само по себе есть результат государствеи-но-властного веления (например, предания обвиняемого суду, решения суда или судьи о слушании дела с уча­стием обвинителя и защитника и др.).

Вне государственно-властного веления и, следователь­но, вне прямого или косвенного участия субъекта, от которого оно может исходить, невозможно ни возникно­вение, ни изменение, ни прекращение уголовно-процес­суальных отношений. Даже тогда, когда речь идет о воз­буждении или прекращении дел так называемого «част­ного обвинения», это немыслимо вне указанного властного веления. Жалоба потерпевшего—лишь повод к возбуждению дела «частного обвинения», повод, вле­кущий соответствующее   решение судьи  о возбуждения

36

24

дела; примирение обвиняемого с потерпевшим влечет прекращение уголовного дела только в том случае, если это признает -суд своим определением.

Выражая государственно-властное начало в сфере борьбы с преступностью, названные особенности уголов­но-процессуальных отношений не исключают их право-обязывающего характера. Эти, как и все другие право­отношения, представляют собой урегулированные нор­мами права общественные отношения, субъекты которых объединяются взаимными правами и обязанностями. Нельзя поэтому согласиться с утверждением Б. А. Гал­кина о том, что к уголовно-процессуальным отношениям неприменимы принципы общего понятия правоотноше­ния, что в сфере данных правоотношений нельзя гово­рить, например, «обвиняемый вправе, поэтому следова­тель обязан» и наоборот1. В действительности же не только можно, но и нужно говорить: «обвиняемый — вправе; лицо, производящее дознание, следователь, про­курор, суд—обязан», как и наоборот: «орган дознания, следователь, прокурор, суд — вправе, обвиняемый — обя­зан». Обвиняемый вправе давать показания по делу, представлять доказательства и т. д.; компетентный орган государства (его представитель) обязан обеспечить ему эти права. Лицо, производящее дознание, следователь, прокурор, суд вправе требовать явки обвиняемого (под­судимого) ; последний обязан этому требованию подчи­ниться. Праву общественной организации (коллектива трудящихся) просить о передаче виновного на поруки соответствует обязанность компетентного органа государ­ства рассмотреть такое ходатайство, удовлетворить его или отказать в нем и т. п.

Правоотношений вне взаимосвязи между субъектами, между их правами и обязанностями нет и быть не мо­жет. Поэтому и уголовно-процессуальное отношение, если это действительно правоотношение, содержит все свойства последнего, что не исключает, конечно, и неко­торых специфических их особенностей.

Мы установили, что уголовно-процессуальные отно­шения— необходимое средство, способ непосредственной реализации норм уголовно-процессуального права в хо-

Б. А. Галкин, Указ. соч., стр. 73.

37

де уголовного судопроизводства. Чем же характеризует­ся взаимодействие между этими нормами и правоотно­шениями?

1) Нормы уголовно-процессуального права— необхо­димое условие и юридическая база возникновения, изме­нения и прекращения уголовно-процессуальных отноше­ний; последние представляют собой, как мы видим, необходимое специфически юридическое средство непо­средственного проведения нормативных предписаний (дозволений) в жизнь.

Осуществляя процессуальные права и выполняя воз­ложенные на них процессуальные обязанности, субъекты уголовного судопроизводства вступают в уголовно-про­цессуальные отношения. Так, используя свое право по­дать заявление о совершенном или готовящемся преступ­лении, гражданин вступает в соответствующее правоот­ношение с государственным органом; последний обязан принять заявление, разъяснить заявителю ответствен­ность за заведомо ложный донос (ст. ПО УПК), а при на­личии в поступившем заявлении достаточных данных, указывающих на признаки преступления,— возбудить уголовное дело (ст. 112 УПК).

В процессе реализации предусмотренных нормами права уголовно-процессуальных прав и обязанностей происходит изменение возникших правоотношений. Осу­ществляя свои полномочия на предание обвиняемого суду, судья (в установленных законом случаях — распо­рядительное заседание суда) «ставит обвиняемого в поло­жение подсудимого. Обязанность последнего подчинить­ся постановлению судьи (определению распорядительно­го заседания) сочетается с возникновением у него про­цессуальных, прав   подсудимого   (ст. ст. 46 и 273 УПК).

Но для возникновения, изменения или прекращения уголовно-процессуальных отношений недостаточно одной лишь нормы права. Для этого, как мы видим, необходи­мы еще и конкретные субъекты правоотношений, исполь­зующие предусмотренные правовыми нормами процес­суальные права и обязанности, и конкретные юридиче­ские факты, вызывающие правоотношения к действию, обусловливающие их изменение или прекращение1. При-

1 Об этом  применительно к любому    виду    правоотношений — см. Ю. К. Толстой,   К теории правоотношений,    Л,,    1959,    стр. 3.

38

знание соответствующих обстоятельств юридическими фактами, как и определенных лиц субъектами уголовно-процессуальных отношений, содержится в нормах права. Поэтому вне регулирующего воздействия таких норм не­возможно ни возникновение, ни прекращение уголовно-процессуальных отношений.

2) Будучи общими и общеобязательными правилами поведения, нормы уголовно-процессуального права полу­чают в правоотношениях свою конкретизацию, индиви­дуализацию. Уголовно-процессуальные отношения пред­полагают точно определенных субъектов уголовного судопроизводства, на которых распространяется действие нормы права, возможное (должное) поведение таких субъектов, как и определенные средства обеспечения их поведения.

Адресованные абстрактному обвиняемому процессу­альные права и обязанности обретают конкретного адре­сата с момента привлечения определенного лица к уго­ловной ответственности в качестве обвиняемого, т. е. с момента предъявления ему обвинения. В правоотноше­нии, возникающем в связи с этим процессуальным актом, индивидуализируются не только правовые нормы, отно­сящиеся к лицу, привлекающему к уголовной ответствен­ности обвиняемого и осуществляющему дальнейшие следственные действия. Это в равной мере относится и ко всем другим участникам процесса, ко всем компетент­ным органам государства (соответствующим должност­ным лицам).

В уголовно-процессуальных отношениях конкретизи­руются не только адресаты уголовно-процессуальных норм, но и их возможное (должное) поведение, как и средства обеспечения такого поведения.

Согласно ст. 70 УПК, например, лицо, производящее дознание (следователь, прокурор или суд), вправе по на­ходящемуся в его производстве делу вызвать любое лицо

Иначе решает этот вопрос Ион Оанча, полагающий, что для воз­никновения правоотношения достаточно двух предпосылок — фак­тического общественного отношения и нормы права, что именно норма права приводит к возникновению правоотношения (И о н Оанча, Некоторые замечания по вопросу уголовного правоотно­шения, «Вопросы уголовного права стран народной демократии», М., 1963, стр, 177, 181—182).

39

для допроса или дачи заключения в качестве эксперта. Однако это право в случаях, предусмотренных ст. 79 УПК, т. е. в случаях обязательного проведения экспер­тизы, превращается в процессуальную обязанность. Экс­перт должен явиться по вызову и дать объективное за­ключение. Эта обязанность эксперта обеспечивается правом компетентного органа государства (соответству­ющего должностного лица) подвергнуть эксперта, отка­зывающегося или уклоняющегося от выполнения возло­женных на него обязанностей, приводу, а иногда даже привлечь его к уголовной ответственности (ст. ст. 82 и 73 УПК).

Если, однако, поставленный эксперту вопрос выходит за пределы его специальных знаний или представленные ему материалы недостаточны для дачи заключения, экс­перт вправе отказаться от возложенных на него обязан­ностей (ст. 82 УПК). Как мы видим, в зависимости от конкретных обстоятельств характер правоотношений ме­жду лицом, производящим дознание, следователем, про­курором или судом, с одной стороны, и экспертом, с дру­гой— может быть весьма различен и по характеру про­цессуальных прав (обязанностей) субъектов правоотно­шения, и по мерам их обеспечения.

В той мере, в какой в уголовно-процессуальных от­ношениях конкретизируются адресаты правовых норм, их процессуальные права и обязанности, а также меры обеспечения таких прав и обязанностей, уголовно-про­цессуальные отношения выражают нормы права в дина­мике, в действии. Как и другие правоотношения, уголов­но-процессуальные служат средством «перевода» («пе­реключения») общих предписаний юридических норм в плоскость субъективных юридических прав и обязанно­стей для данных конкретных субъектов при данных кон­кретных обстоятельствах1.

Позволительно в связи с этим высказать решитель­ные возражения против утверждения А. А. Пионтков-ского о советском праве как единстве нормы права и правоотношения2.

1              С,   С.   Алексеев,    Общая    теория    социалистического    права,

вып. II, Свердловск, 1964, стр. 54.

2              А. А. П и о н т к о в с к и й,   К вопросу об изучении общенародного

права   («Советское   государство и   право»   1962 г. №  11, стр. 23).

40

Обращает на себя внимание прежде всего известная противоречивость суждений автора. Рассматривая право как единство правовой нормы и правоотношения, А. А. Пионтковский вместе с тем утверждает, что «основ­ной смысл издания нормы права заключается в установ­лении правоотношений,..», что «нормы права являются лишь средством создания соответствующих правоотно­шений»1.

Но если нормы права, юридически оформляющие ма­териально обусловленную волю государства (т. е. само право), воздействуя на фактические общественные отно­шения, придают им правовой характер, то складываю­щиеся таким образом правоотношения находятся не в праве, а вне его. Правильно критикуя сведение совет­ского права лишь к совокупности норм и притом норм только повелительного характера, рассматривая право в качестве материально обусловленной и юридически оформленной воли советского народа, автор в дальней­шем, однако, вопреки действительности объединяет в праве на положении его составных элементов категории, фактически находящиеся не в одной, а в разных плоско­стях. Если право — это материально оформленная воля советского народа, то нормы права, юридически оформ­ляющие такую волю, находятся в самом праве, состав­ляют его внутреннюю форму, вне которой право суще­ствовать не может. Что касается правоотношений, то, представляя собой юридически оформленные при по­средстве правовых норм общественные отношения, они находятся вне права и поэтому не могут составлять один из элементов права, действующих наряду с правовыми нормами.

В основе указанного суждения А. А. Пионтковского лежит, как мы полагаем, подмена понятия правоотноше­ния как необходимого элемента механизма правового ре-

Критические замечания по поводу этого утверждения А. А. Пионт­ковского см. С. С. Алексеев, Общая теория социалистического права, вып. I, Свердловск, 1963, стр. 45; М. С. С т р о г о в и ч, Во­просы теории правоотношений («Советское государство и право» 1964 г. № 6, стр. 53); А. Ф. Ш е б а н о в, О содержании и формах права («Правоведение» 1964 г. № 2, стр. 15); П. Т. П о л е ж а й, К вопросу о понятии социалистического права («Право и комму­низм», М., 1965, стр. 19—20). 1 «Советское государство и право» 1962 г. № 11, стр. 23.

41

гулирования искусственно сконструированным понятием правоотношения как элемента права.

Будучи не элементом права, а необходимым резуль­татом его воздействия на фактические общественные отношения, правоотношения составляют совершенно не­обходимый и притом важнейший элемент механизма пра­вового регулирования. В качестве такового правоотно­шения находятся в неразрывной взаимосвязи и во вза­имопроникновении с правовыми нормами как средствами формирования правоотношений. Эта взаимосвязь обу­словлена тем, что, не имея самодовлеющего значения, правовые нормы, как правильно замечает А. А. Пионт-ковский, служат «лишь средством в руках господствую­щего класса для придания правового характера опреде­ленным отношениям в соответствии в конечном счете с материальными условиями жизни этого класса»1.

Именно так рассматривают этот вопрос классики [Марксизма, говоря о !праве как о материально обуслов­ленной и юридически оформленной («возведенной в за­кон») воле господствующего класса2, а о правоотноше­ниях— как о способе выражения, реализации этой воли3, как о форме регулирования соответствующих обществен­ных отношений4. Исходя из этого, следует 'согласиться, что расширение понятия права путем включения в него правоотношений означало бы признание за отдельными лицами — участниками правоотношений —• способности творить право, возводить волю класса в закон. «...При­дание волеизъявлениям участников правоотношения та­кого же обязательного характера, как и воле государст­ва, выраженной в нормах права, могло бы быть исполь­зовано как оправдание произвольных, а иногда и (Противозаконных действий отдельных лиц», притом «весь смысл государственноправового воздействия на об­щественную жизнь заключается именно в том, чтобы подчинить действия отдельных лиц и организаций госу­дарственной воле господствующего класса»5.

1              «Советское государство и право»  1962 г. № 11, стр. 22—23.

2              К- Маркс  и   Ф. Энгельс, Соч., т. 4, стр. 443, и др.

3              К. Маркс   и   Ф. Энгельс,   Соч., т.  12, стр. 714 и др.

4              К. Маркс    и    Ф. Энгельс,    Соч., т.  19, стр.  393;   т. 25, ч. I,

стр. 373 и др.

5              А. Ф. Ш е б а н о в,   О содержании и формах права  («Правоведе-

42

Соответственно сказанному и уголовно-процессуаль­ные отношения должны рассматриваться не как состав­ная часть, не как элемент уголовно-процессуального пра­ва, а как результат воздействия правовых норм на поведение участников фактических общественных отно­шений, складывающихся в сфере уголовного судопроиз­водства.

Но о каких фактических общественных отношениях может идти речь в области уже урегулированных нор­мами права отношений уголовного судопроизводства? Ведь выше мы заметили, что одна из существенных осо­бенностей таких общественных отношений —невозмож­ность их существования вне правовой формы.

Не значит ли это, что в уголовно-процессуальных от­ношениях в отличие от других правоотношений вообще не содержится фактических общественных отношений? Нет, не значит. Указанная особенность уголовно-процес­суальных отношений состоит не в этом, а в том, что фак­тические общественные отношения выступают в данной сфере общественной жизни не иначе как в форме пра­воотношений. Притом некоторые общественные от­ношения (например, семейные, имущественные и др.) могут существовать и как фактические, вне их правового оформления, отношения между участниками уголовного

ние» 1964 г. № 2, стр. 15). Подвергая убедительной критике суж­дения Я- Ф. Миколенко, который, включая в право правовые нор­мы, правоотношения и правосознание, неправомерно отождествля­ет право со всей правовой надстройкой, авторы интересной статьи «К вопросу об определении понятия социалистического права» выступают в защиту понятия права как системы, совокупности правовых норм (Д. А. К е р и м о в, П. Е. Н е д б а й л о, И. С. С а-мощенко, Л. С. Я в и ч, К вопросу об определении понятия социалистического права, «Правоведение» 1966 г. № 2, стр. 19). С учетом приведенного нами положения К. Маркса и Ф. Энгельса о буржуазном праве как материально обусловленной и выражен­ной в законе воле буржуазии, положении, которое, по справедли­вому замечанию О. С. Иоффе и М. Д. Шаргородского, применимо с соответствующими изменениями к любому праву вообще (О. С. Иоффе, М. Д. Шаргородский, Вопросы теории права, М., 1961, стр. 47), более точно, как нам представляется, рассматривать социалистическое право как материально обуслов­ленную (т. е. возведенную в закон, общеобязательную) государст­венную волю, находящую в совокупности, в системе правовых норм свое конкретное выражение. Из такого понимания социали­стического права мы и исходим в настоящей работе.

43

судопроизводства относятся к числу таких, которые вы­ступают не иначе, как правоотношения.

Следовательно, уголовно-процессуальные отноше­ния — это те же фактические общественные отношения, но урегулированные нормами права и тем самым полу­чившие новое качество — правоотношений1.

Отрицать, что уголовно-процессуальные отношения это урегулированные нормами права фактические обще­ственные отношения, значило бы прийти к абсурдному суждению о том, что нормы уголовно-процессуального права регулируют само право. В действительности же, как мы установили, уголовно-процессуальные отноше­ния— это не право, а результат правового воздействия на поведение субъектов уголовного судопроизводства; в их фактическом поведении, регулируемом, но не созда­ваемом нормами уголовно-процессуального права, инди­видуализируется выраженная в этих нормах государст­венная воля.

3) Говоря о взаимодействии норм уголовно-процес­суального права и соответствующих правоотношений, нельзя не отметить еще одно свойство этого взаимодей­ствия, составляющее в значительной   мере   особенность

1 О новом, юридическом качестве общественных отношений, урегу­лированных нормами права, о правоотношениях как юридической форме фактических общественных отношений см. Б. В, Шейнд-лин, Норма права и правоотношение («Вопросы общей теории советского права», М., 1960, стр. 133—146); О. С. Иоффе, М. Д. Шаргородский, Вопросы теории права, М., 1951, стр. 183; Ион О а н ч а, Некоторые замечания по вопросу уго­ловного правоотношения («Вопросы уголовного права стран на­родной демократии», М., 1963, стр. 176); В. А. Т а р х о в, К во­просу о правовых отношениях («Правоведение» 1965 г. № ]} стр. 21—22), и др.

Ю. К- Толстой рассматривает правоотношение как особое идеоло­гическое отношение, являющееся не результатом, а средством воз­действия на фактическое общественное отношение («К теории пра­воотношения», Л., 1959, стр. 20 и ел.).

Д. А. Керимов, Л. С. Явич и др. утверждают, что правоотноше­ния— это не просто результат действия норм права, это резуль­тат и средство их реализации, осуществления, ибо имеются нормы, которые действуют, но, как. правило, не реализуются. «В этом смысле могут быть сближены позиции авторов, рассматривающих правоотношения как результат правового урегулирования реаль­ных общественных отношений... и как средство такого урегулиро­вания...» (Д. А. Керимов и др., Законодательная техника, Л., 1965, стр. 23—24).

44

механизма уголовно-процессуального регулирования. Эта особенность состоит в том, что нормы уголовно-процес­суального права воздействуют на поведение участников уголовного судопроизводства по общему правилу не не­посредственно, а через уголовно-процессуальные дейст­вия1, входящие затем в состав складывающихся таким образом правоотношений. Последнее объясняется тем, что уголовно-процессуальные действия есть не что иное, как действия по осуществлению предусмотренных иссле­дуемыми нормами взаимных прав и обязанностей субъ­ектов; уголовно-процессуальные отношения раскрыва­ются не иначе, как в конкретных действиях таких субъ­ектов.

Как мы выше заметили, в силу отчетливо выражен­ного государственно-властного начала в сфере борьбы с преступностью, юридическим фактом, обусловливающим обычно возникновение, изменение и прекращение уго­ловно-процессуальных отношений, служат соответству­ющие действия компетентных органов государства и должностных лиц (по производству, например, обысков, выемок, допросов и др.). Поскольку, однако, субъекта­ми уголовно-процессуальной деятельности являются по­мимо компетентных органов государства (соответствую­щих должностных лиц) еще и другие участники уголов­ного судопроизводства (обвиняемые, их защитники, потерпевшие, гражданские истцы, гражданские ответчи­ки и др.)» постольку соответствующие действия и этих лиц (например, по заявлению ходатайств, представлению доказательств и др.) также могут быть юридическими фактами, влекущими возникновение, изменение или пре­кращение уголовно-процессуальных отношений; причем возникновение — непосредственно (самый факт заявле­ния обвиняемым ходатайства, например, влечет обязан­ность лица, производящего дознание, следователя, про­курора, суда решить вопрос о его удовлетворении или об отказе в нем), а изменение или прекращение — через посредство соответствующих властных действий компе­тентных органов, государства  (определенных должност-

1 На это применительно к сфере гражданского судопроизводства правильно обращает внимание Н. А. Чечина в работе «Граждан­ские процессуальные отношения», Л., 1962, стр. 47 и ел.

45

мых лиц). Ходатайство обвиняемого (подсудимого) о возвращении дела для производства дополнительных следственных действий, например, может повлечь досле­дование дела со всеми вытекающими отсюда последст­виями не иначе, как при удовлетворении такого ходатай­ства компетентным органом государства (определенным должностным лицом).

Но объем регулируемого нормами права поведения участников уголовного судопроизводства шире объема их деятельности. Уголовно-процессуальная деятельность — только активное, фактическое поведение. Последнее, од­нако, может быть и пассивным — воздержанием от со­вершения дозволенных действий. Обвиняемый (подсуди* мый) вправе давать показания по существу дела, следовательно, вправе и молчать. В таком поведении участников уголовного процесса, которое состоит в воз­держании от совершения дозволенных действий, уголов­но-процессуальная деятельность содержится в потенции (ибо согласно закону она могла иметь место), но не в наличии (поскольку субъект уголовного процесса не вос­пользовался дозволенным). Не будучи собственно уго ловно-продессуальной деятельностью, дозволенное нор­мами права воздержание от совершения действий может влечь возникновение правоотношений, но лишь при усло­вии, что оно опосредствуется соответствующими дейст­виями. Отказываясь от использования права на защиту, обвиняемый (подсудимый), например, делает о том за­явление. Самый факт отказа от защиты, не говоря уже о соответствующем заявлении, есть определенное дейст­вие, опосредствующее [последующее бездействие (на-пример, молчание при отказе от дачи показаний). Не­использование обвиняемым ^подсудимым) своих про­цессуальных прав возлагает на органы расследования и суда обязанность тщательно исследовать причины это­го, особенно внимательно изучить и оценить все собран­ные по делу доказательства.

Если воздержание от дозволенного действия субъект уголовно-процессуальных прав (обязанностей) не опо­средствует каким-либо действием (например, лицо, ко­торому известно о совершенном преступлении, не сделает о том официального заявления), не возникнет и конкрет­ное правоотношение.

Мы говорим о поведении субъектов уголовно-процес-

46

суальных прав (обязанностей), соответствующем требо­ваниям норм права,— о совершении должного (возмож­ного) или о воздержании от совершения возможного. Следует ли рассматривать в качестве юридического фак­та, вызывающего к жизни правоотношения, поведение, выходящее за пределы должного (возможного), более того — противоречащее должному (возможному)? Обви­няемый скрывается от следствия и суда, свидетель дает заведомо ложное показание и т. п. Неправомерные дей­ствия в уголовном судопроизводстве тоже влекут соот­ветствующие правоотношения, но не непосредственно, а через посредство других, соответствующих закону уго­ловно-процессуальных действий. Так, сокрытие обвиняе­мого (подсудимого) от следствия и суда необходимо вызывает соответствующее реагирование компетентного органа государства (должностного лица). Объявление им розыска обвиняемого (подсудимого) и составит то действие, которое ляжет в основу правоотношения меж­ду следователем (прокурором, судом), органом розыска и разыскиваемым лицом.

Необходимые действия органа государства (должно­стного лица) по возбуждению уголовного дела (или по проверке данных о лжесвидетельстве для решения во­проса о возбуждении уголовного дела) вызывает дача свидетелем заведомо ложного показания. Такого харак­тера действия неизбежно связаны с возникновением и развитием уголовно-процессуальных отношений.

Но даже те действия, которые совершаются в преде­лах дозволенного (обязанного) поведения, не всегда со­ответствуют задачам уголовного процесса. Нередко, например, приходится встречаться с недобросовестным использованием обвиняемым (подсудимым) принадлежа­щего ему права на защиту с целью избежать ответствен­ности, затянуть процесс и т. п.

Использование дозволенных законом действий в ин­тересах, не соответствующих цели и задачам уголовно­го судопроизводства, может иметь место и со стороны других участников уголовного процесса. Такие действия, будучи правовыми по своему формальному соответствию требованиям уголовно-процессуальных норм, не могут, однако, рассматриваться в качестве таковых по своей на­правленности, в силу их противоречия целям и задачам уголовного процесса.

47

Независимо от целей, которые ставит перед собой участник процесса, он всегда при осуществлении процес­суальных прав (обязанностей) является субъектом уго­ловно-процессуальных отношений. Так, использование обвиняемым (подсудимым) своего права на дачу пока­заний для того, чтобы ввести в заблуждение органы до­знания, следствия, прокуратуры, суд, не исключает, а наоборот, предполагает обязанность этих органов тща­тельно проверять показания, сопоставлять и оценивать их со всеми другими доказательствами по делу. Следо­вательно, не только добросовестное, но и недобросовест­ное осуществление участниками уголовного процесса сво­их прав (обязанностей) вызывает осуществление коррес­пондирующих обязанностей (прав) другими участниками процесса. Важно, чтобы действия субъектов правоотно­шений соответствовали бы задачам уголовного судопро­изводства.

Юридическим фактом, обусловливающим возникно­вение, изменение или прекращение конкретного уголов­но-процессуального отношения, может быть не только соответствующее действие, но и событие или состояние, не всегда находящееся в зависимости от боли и жела­ния участников уголовного судопроизводства. Смерть обвиняемого (подсудимого), например, влечет, по об­щему правилу, обязанность лица, производящего дозна­ние, следователя, прокурора, суда прекратить уголовное дело в любой стадии производства; тяжелое заболева­ние обвиняемого — приостановление производства. Од­нако даже тогда, когда уголовно-процессуальные отно­шения обусловлены событием или состоянием, последние обязательно должны быть опосредствованы определен­ными действиями, без которых невозможно .реальное возникновение, изменение или прекращение правоотно­шений. Смерть обвиняемого (подсудимого) влечет за собой прекращение уголовного дела, т. е. уголовно-про­цессуальное действие компетентного органа государства (определенного должностного лица); тяжелое заболева­ние обвиняемого определяет необходимость приостанов­ления расследования, что также выражается в уголов­но-процессуальном  действии1.

1 Соглашаясь с Н. А. Чечиной в том, что определенные события мо­гут повлечь процессуально значимые последствия не иначе, как че-