§ 1. Значение неофициального обвинения.

                                Изучение форм реализации неофициального обвинения делает очевидным, что исторически они развивались в диапазоне от полного отсутствия должностного обвинения (Древний Рим, раннесредневековые государства, Англия до XIX века) до полной государственной монополизации этой деятельности (Франция, Россия периода абсолютизма, Советское государство). Современное состояние отечественного права в этом вопросе можно определить как переходное от почти полной монополии органов государства на ведение уголовного преследования к признанию известного плюрализма форм обвинительной деятельности. Этим объясняется заметное в последнее время повышение научного интереса к указанной проблеме. Однако для того, чтобы сделать обоснованный выбор в пользу внедрения неофициального обвинения в правовую ткань российского уголовного процесса, необходимо тщательно проанализировать значение этого института и его влияние на процессы, происходящие в обществе.

                                Значение института неофициального обвинения можно рассмотреть в нескольких аспектах: философско-психологическом, политологическом и правовом.

                                Философско-психологическая ценность неофициального обвинения. Институт обвинения со стороны частных лиц уходит своими корнями в далекую древность. Исторически это был наиболее ранний способ защиты от правонарушений. Это обстоятельство заставило некоторых исследователей заговорить о том, что право частных лиц на обвинение коренится в психологической и даже в биологической основе человеческого существа. Интересную трактовку данного вопроса предлагает Е.Б. Мизулина. Анализируя эволюцию форм участия потерпевшего в правосудии с древнейших времен до настоящего времени, она приходит к выводу о том, что право потерпевшего на обвинение в современном уголовном процессе является видоизменением древнейшего инстинкта самосохранения и самозащиты. Право на обвинение, по мнению Е.Б. Мизулиной, общество обязано оставить потерпевшему в качестве единственного возможного способа самозащиты в современном уголовном процессе. Отсюда автор делает вывод о том, что государство должно самоограничиться  в сфере уголовного преследования, предоставив часть своих полномочий частным лицам. Такая позиция в целом представляется обоснованной. О глубокой психологической обусловленности потребности человека в непосредственном осуществлении возмездия за преступление свидетельствует тот факт, что даже на современном уровне развития общества нередки случаи самосуда. Думается, что предоставление частным лицам возможности на законном основании преследовать виновников преступлений и добиваться их наказания способно в некоторой степени удовлетворять карательные притязания пострадавших и предотвращать таким образом незаконную расправу.

Углублению представлений о психолого-философском значении права частных лиц на обвинение способствует анализ положений современной гуманистической философии о бытии личности в праве.  Исследуя сложнейшую проблему взаимоотношений личности, общества и государства, философы неоднократно отмечали извечные противоречия между субъективным, иррациональным миром индивида и объективированной, рациональной природой общественной жизни. В исследовании этой проблемы особое место занимает вопрос о роли права в отношениях между человеком и обществом. С одной стороны, без закона невозможна ни индивидуальная, ни социальная жизнь. «Право предохраняет личность и общество от саморазрушения». С другой стороны, право, предписывая человеку формализованные модели поведения, снимает с него ответственность за нравственное содержание поступков.

                                Преодоление отчуждения человека в праве философы видят в предоставлении личности максимального числа правовых возможностей для выражения индивидуального представления о мировом порядке. Как замечает Ю.Е. Пермяков, «Внешний, социальный порядок оказывается возможным постольку, поскольку право, принуждающее всех к нему, наделяется нами глубоко субъективным  личным смыслом. Социальный порядок и право, в котором мы не можем реализовать понятый нами смысл собственной жизни, будут отвергнуты». Теоретики все чаще приходят к мысли о том, что законодатель, если он заинтересован в эффективности создаваемых им законов,  должен предпринимать сознательные усилия к тому, чтобы нивелировать уровень отчуждения личности в праве.

Как представляется, институт неофициального обвинения в этой связи приобретает огромное значение. Личность испытывает непреходящую потребность в непосредственной реализации собственных представлений о справедливости. Попытка государства подавить эту психологическую необходимость приводит к удовлетворению чувства справедливости в наиболее уродливых формах, таких, как месть, самосуд. Ценность института неофициального обвинения, таким образом, видится в том, что он предоставляет личности возможность реализовать потребность в справедливости, не выходя за пределы правового поля. Одновременно это способствует повышению эффективности правового регулирования, поскольку возможность реализации индивидуальных потребностей в праве позволяет личности воспринимать правовые нормы как субъективную, индивидуально-значимую ценность. Характерно, что определенное осознание этого момента уже наблюдается среди юридической общественности. Так, по результатам опроса 150 практических работников, проведенного в городах Самаре, Саратове и Уфе, 35% опрошенных назвали нежелание граждан оказывать содействие в раскрытии преступлений одной из основных причин неудовлетворительного состояния уголовного преследования в России. Такое мнение выразили 43% опрошенных работников прокуратуры и органов внутренних дел, 35% адвокатов и 25% судей. Думается, что институт неофициального обвинения станет одним из средств преодоления отчужденности, которая в настоящее время наблюдается между правоохранительными органами и обществом.

                                Политологическое значение неофициального обвинения. Анализируя ценность института неофициального обвинения, нельзя ограничиться соображениями о его значимости для отдельного индивида, оскорбленного в правовом чувстве. По справедливому замечанию А.С. Александрова, признание за неофициальным обвинением только лишь индивидуалистической значимости объективно означает введение в уголовный процесс примитивной идеи мести, чем весьма существенно искажается самая природа института уголовного иска, имеющего основной целью публичную охрану правопорядка, а не только прав частных лиц. Поэтому вопрос о политологическом значении данного института затрагивает проблему взаимоотношений государства и общества в целом. Как известно, общественное участие в управлении делами государства составляет один из важнейших признаков демократии. В этой связи право членов общества на осуществление обвинение может рассматриваться в комплексе с другими политическими правами граждан. Вопрос этот получил исчерпывающее освещение уже в середине прошлого столетия в работах немецких юристов, таких как Гольцендорф, Бар и Гнейст. Указанными авторами было высказано мнение, что устранение монополии должностного обвинения, которое не всегда свободно от подозрения в партийном беспристрастии, и наделение частных лиц правом уголовного иска составляет неотложную потребность государства, которое хочет впредь называться правовым, а не полицейским государством. Таким образом, неофициальному обвинению придавалось значение конституционной гарантии против политической пристрастности государственных обвинителей. Гнейст, помимо этого, считал право членов общества на уголовный иск одним из последствий принципа самоуправления, который предполагает участие граждан в осуществлении исполнительной и судебной функций государства. В этом отношении его поддерживал Н.Н. Полянский, который рассматривал частное обвинение как народный элемент в системе судопроизводства: «...вопросы об участии народного элемента в составе суда... и об участии частных лиц в публичном обвинении представляются вопросами, лежащими в одной плоскости. Их сближает... общность практической задачи... Эта задача - распространение на область правосудия общественной самодеятельности и общественного контроля».

                                Высказанные указанными авторами соображения сохраняют свое значение и в современных российских условиях. Согласно ч. 1 и 5 ст. 32 Конституции РФ граждане Российской Федерации имеют право участвовать в управлении делами государства и в отправлении правосудия. Представляется, что это конституционное право следует понимать не только как возможность граждан участвовать в разрешении дела в качестве народных или присяжных заседателей, но и как признание полномочий частных лиц участвовать в преследовании преступлений.

                                Правовое значение неофициального обвинения. Все высказанные ранее соображения о ценности рассматриваемого института получили то или

иное выражение в сфере правового регулирования. В период проведения судебной реформы 1864 года в России институт частного уголовного иска получил высокую оценку в качестве правового механизма, делающего уголовное преследование более эффективным. Исторический анализ и изучение современных тому времени зарубежных законодательств привели авторов реформы к мысли о том, что монополизация деятельности по преследованию преступлений только частными или исключительно должностными лицами снижает ее эффективность. Отсюда следовал логический вывод, что наилучшая организация уголовного преследования заключается в разумном сочетании его должностных и неофициальных форм. Как пишет А. Квачевский: «Соединение двух систем, поставление частного обвинения в уровень с должностным желательно как для лучшего устройства уголовного преследования, так и для успешного развития общественной самодеятельности».

                                Интересно, что законодатели и теоретики прошлого века видели в организации системы частного обвинения механизм  контроля за деятельностью органов прокуратуры в направлении преследования преступлений и гарантию против злоупотреблений со стороны прокурорских деятелей. Вот как пишет об этом В. Случевский: «Обстоятельством, значительно повлиявшим на расширение сферы деятельности частных лиц по преследованию преступлений и обличению виновников их, является окрепшее в наше время сознание, что монополия преследования со стороны прокуратуры ... представляет опасности и неудобства, для предупреждения которых необходимо создание ... корректив». Ту же мысль мы находим в рассуждении законодательной комиссии, работавшей в конце XIX века над созданием новой редакции Устава Уголовного Судопроизводства. Комиссия в своих суждениях исходит из необходимости устранить «монополию доступа к суду уголовному»: «Что касается способа, которым могут быть удовлетворены в процессе интересы потерпевшего, и вместе с тем обеспечена и законность обвинительной деятельности прокурорского надзора, то лучшим, по мнению Комиссии, является допущение лиц, от преступления пострадавших, в качестве обвинителей наряду с прокуратурой. Возможное на практике бездействие последней вполне устраняется и парализуется инициативой частного обвинителя».

                                Таким образом, по мысли теоретиков, наиболее эффективным способом построения обвинения является допущение к этой деятельности на паритетных началах должностных и частных лиц. Однако положительное законодательство ограничило случаи участия частных лиц в уголовном преследовании довольно узкими рамками: частные лица допускались в качестве обвинителей по всем делам, подведомственным мировым судебным установлениям (ст. 3 УУС), однако и здесь непременным условием было непосредственное причинение вреда преступлением, т.е. обвинителем мог быть  только потерпевший. В общих судебных установлениях права потерпевших ограничивались кругом дел, производство по которым начиналось не  иначе, как по жалобе потерпевшего (ст. 171 Уложения о наказаниях ) и возможностью выступать гражданским истцом по всем остальным категориям дел (ст. 6 УУС). Кроме того, более поздним законом  от 3 мая 1883 года потерпевшим было предоставлено право жаловаться на прекращение дела окружным судом. Таким образом, дореволюционные правоведы придавали институту частного обвинения двоякое значение: с одной стороны, он играл роль механизма защиты прав потерпевшего, а с другой, являлся гарантией от злоупотреблений со стороны официальных обвинителей.

                                Дальнейшее поступательное развитие института неофициального обвинения было прервано в октябре 1917 года, и лишь в наши дни вновь возникли проблемы, не до конца разрешенные реформой 1864 года.

                                Надо отметить, что в современной дискуссии центр тяжести переместился в сторону обсуждения неофициального обвинения как способа защиты интересов и прав потерпевшего. Характерное для последнего времени повышение научного интереса к фигуре потерпевшего закономерно вызвало увеличение внимания и к тем процессуальным формам, с помощью которых потерпевший имеет возможность защищать свои интересы. Современные исследователи обратились к теории субъективных публичных прав, автором которой стал немецкий юрист XIX века Г. Еллинек. Сущность этой концепции состоит в признании за частным лицом права самостоятельно защищать не только частные, но и публичные права.

                                В современной литературе эту проблему вновь поднял А.С.Александров. Исследуя вопрос о способах защиты права в уголовном процессе, автор приходит к выводу, что «...у потерпевшего, чье субъективное материальное право было нарушено преступлением, должно быть субъективное публичное право на уголовный иск. Независимо от того, какое частное материальное субъективное право индивидуума было нарушено, принимает ли публичная власть меры к публичному уголовному преследованию правонарушителя и восстановлению нарушенного правового состояния, потерпевший должен иметь право самостоятельно обратиться в суд за защитой своих прав».

                                Таким образом, правовое значение института неофициального обвинения имеет двойственный характер. С одной стороны, это один из способов повышения эффективности уголовного преследования посредством дополнения деятельности государственных органов активностью частных лиц. С другой - это уголовно-процессуальное средство защиты прав и законных интересов лиц, пострадавших от преступления. И в том, и в другом случае очевидно, что неофициальное обвинение должно конструироваться как совершенно самостоятельный, независимый от официальных органов процессуальный институт.