варианты ответов

потерпевший осуществляет функцию обвинения

защиту нарушенных преступлением прав

содействует различным функциям

функция зависит от позиции потерпевшего в деле

адвокаты

34%

30%

0

54%

судьи

6%

33%

8%

52%

прокуроры

18%

43%

15%

26%

итог от общего числа опрошенных

15%

35%

10%

40%

                                Приведенные данные свидетельствуют о том, что большинство практических работников не склонны относить потерпевшего к субъектам обвинения. Самой распространенной точкой зрения при этом явилось мнение, что в каждом конкретном деле потерпевший выполняет различные процессуальные функции в зависимости от его позиции по делу.

                                Многие ученые и практики указывали на то, что возможность участвовать в обвинительной деятельности - лишь один из тех способов, которые закон предоставил потерпевшему для защиты своих прав. Поэтому следует решительно возразить против отождествления фигуры потерпевшего с обвинителем. В качестве яркой иллюстрации этой мысли можно сослаться на уголовное дело по обвинению несовершеннолетнего Мельникова в насильственных действиях сексуального характера в отношении своей малолетней сестры. Их мать была одновременно признана законным представителем несовершеннолетнего обвиняемого и малолетней потерпевшей. В такой ситуации совершенно невозможно определить, какую процессуальную функцию выполняла в процессе эта участница. Однако с полной определенностью можно сказать, что ее деятельность никак нельзя истолковать, как обвинительную, поскольку на протяжении всего производства по делу мать заявляла многочисленные ходатайства с просьбой прекратить уголовное преследование, представляла положительные характеристики обвиняемого, привлекла к участию в деле религиозную организацию, которая ходатайствовала за подсудимого.

Против отождествления потерпевшего с обвинителем можно выдвинуть еще один аргумент. Обвинение - весьма серьезная деятельность, предполагающая сложные обязанности и строгую ответственность, автоматическое возложение которых на плечи потерпевшего было бы в высшей степени несправедливо. А действующее уголовно-процессуальное законодательство заставляет думать, что именно так оно и будет. Ведь по смыслу ч. 1 ст. 42 УПК РФ признание лица потерпевшим не зависит от его волеизъявления. Парадокс ситуации в том, что, по меткому замечанию А.С. Александрова, «... в следственном процессе... участникам в виде процессуальных прав предоставляются средства для выполнения процессуальных обязанностей». Поневоле приходится соглашаться с тем, что по смыслу закона, особым процессуальным статусом потерпевший наделяется в интересах органов расследования, а не для защиты его прав. В конечном итоге это приводит к тому, что по одним делам потерпевшими признаются совершенно посторонние лица, в то время как по другим люди, которые действительно пострадали от преступления, не могут добиться признания своих процессуальных прав. Отсюда, на наш взгляд, следует два вывода. Во-первых, инициатива вступления в процесс частного лица, заинтересованного в восстановлении нарушенных преступлением прав, должна исходить от него самого, а не от органов власти. Во-вторых, частное лицо должно иметь возможность выбрать ту процессуальную форму для участия в процессе, которая представляется ему наиболее эффективной для защиты его интересов. В этом вопросе следует согласиться с мнением А.М. Ларина, который, критикуя проект УПК Российской Федерации, одобренный Государственной Думой в первом чтении, пишет: «... в п. п. 23 и 24 ст.5 проекта потерпевший и гражданский истец приписаны к стороне обвинения, а гражданский ответчик - к стороне защиты. Между тем, у того и другого могут быть правомерные процессуальные цели, не совпадающие ни с обвинением, ни с защитой... Зачисление одного из них в обвинители, а другого - в защитники без нужды ограничивает их процессуальные полномочия, их право на выбор позиции». Поэтому представляется, что понятия потерпевшего и неофициального  обвинителя совпадают лишь частично. Из сказанного напрашивается вывод, что процессуальная фигура потерпевшего является неудачным компромиссом между следственной и состязательной формой судопроизводства, в связи с чем следует признать, что ее место в состязательном процессе должен занять неофициальный обвинитель, полноправная сторона с совершенно определенным правовым статусом. Потерпевший может добровольно принять на себя обязанности обвинителя, но может и не делать этого и воспользоваться другими законными способами защиты своих прав (например, заявить гражданский иск и участвовать в деле в качестве гражданского истца). Этот вопрос можно обозначить как проблему дифференциации процессуального статуса потерпевшего. Особо подчеркнем, что введение такой формы защиты прав потерпевшего, как неофициальное обвинение не означает упразднения иных процессуальных гарантий защиты прав лиц, пострадавших от преступления. Полагаем, что потерпевший, даже в том случае, если он не желает осуществлять уголовное преследование, должен пользоваться определенным объемом процессуальных прав, не связанных непосредственно с обвинительной деятельностью, например, правом знать о движении дела, пользоваться услугами представителя и т.д. Однако детальная разработка вопросов изменения статуса потерпевшего, не связанных с проблемами обвинения, выходит за рамки темы исследования. Законодательство должно предоставить потерпевшему несколько вариантов защиты нарушенных преступлением прав, среди которых должна быть и возможность осуществлять уголовное преследование, однако выбор потерпевший должен сделать самостоятельно. В этой связи решение вопроса о моменте, определяющем вступление потерпевшего в процесс,  представляется зависящим от той формы защиты права, которую избрал пострадавший от преступления. Если он желает стать обвинителем, момент наделения его процессуальными правами должен совпадать с моментом подачи заявления о признании неофициальным обвинителем.

                                Таким образом, потерпевший может в некоторых случаях стать субъектом обвинения. Однако, представляется, что вести неофициальное уголовное преследование может не только физическое лицо, понесшее вред от преступления, но и другие субъекты права.

                                Проблема допуска юридических лиц в уголовный процесс в качестве неофициальных обвинителей. Вопрос о праве юридических лиц на участие в уголовном судопроизводстве также широко дискутировался в советской процессуальной литературе.

                                Определяя понятие потерпевшего в ст. 53 УПК РСФСР, законодатель употребил термин «лицо» без конкретизации, является ли оно физическим или юридическим. Это позволило ряду ученых утверждать, что юридические лица также могут признаваться потерпевшими и получить возможность влиять на существо обвинения в полном его объеме. Например, М.С. Строгович утверждал, что «...потерпевшим может быть как физическое лицо - гражданин, так и юридическое лицо - организация, предприятие, учреждение». Такого же мнения придерживался Л.Д. Кокорев.

                                Однако другие ученые, ориентируясь на то, что основанием для признания потерпевшим является физический или моральный вред, склонялись к мысли о том, что только физическое лицо может приобрести в уголовном процессе статус потерпевшего. В пользу этой точки зрения высказывались М.С. Дьяченко, Л.В. Ильина, В.Е. Юрченко. Фактически солидарен с ней А.М. Ларин.

                                Надо отметить, что многие авторы, разделяя указанную точку зрения, не приводят какой-либо аргументации. Пленум Верховного Суда СССР, давая разъяснение по данному вопросу, указал: «По смыслу ст. 24 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик, потерпевшим должен признаваться гражданин... Юридические лица не могут быть признаны потерпевшими». Однако такое разъяснение в данном документе также никак не мотивировано. Лишь у отдельных авторов мы находим попытки обосновать такую точку зрения. Так, например, В.Е. Юрченко пишет: «Единственным видом вреда, который может быть причинен преступлением не только гражданину, но и юридическому лицу, является имущественный вред». Отсюда автор делает вывод: «В уголовном судопроизводстве юридические лица, понесшие от преступления имущественный вред, наделяются правами только гражданского истца, которых достаточно для того, чтобы добиться защиты своих нарушенных имущественных прав. Другие вопросы, в частности, вопросы уголовного наказания, к компетенции гражданского истца не относятся, поскольку они не связаны с гражданско-правовыми последствиями преступления». Правда, тут же В.Е. Юрченко, видимо, ощущая, что предложенное им толкование закона таит в себе опасность необоснованного ущемления прав юридических лиц, считает необходимым сделать оговорку: «Из этого вовсе не следует, что гражданский истец - гражданин находится в лучшем положении, нежели гражданский истец - юридическое лицо. Юридическое лицо, признанное гражданским истцом, также имеет возможность принять участие в обсуждении вопроса о наказании виновного и других вопросов, выходящих за пределы гражданско-правовых требований путем выделения общественного обвинителя для участия в судебном разбирательстве».

                                Л.В. Ильина, напротив, прямо указывает на то, что «...объем прав потерпевшего, понесшего имущественный вред, больше, чем объем прав гражданского истца - юридического лица». В обоснование такого неравноправия Л.В. Ильина приводит следующие аргументы: «Потерпевший-гражданин как правило терпит от преступления не только имущественный, но одновременно и моральный или физический вред, поэтому для защиты интересов ему предоставляются в уголовном процессе более широкие права, чем юридическому лицу».

                                А.М. Ларин, обосновывая правильность запрета на признание юридических лиц потерпевшими, ссылается на правоприменительный опыт Польши, где закон наделяет юридических лиц правом участвовать в уголовных делах в качестве потерпевших, однако реализуется это право крайне редко (всего в 0,025% случаев).

                                В настоящее время мнение о необходимости наделить юридические лица возможностью участвовать в уголовном судопроизводстве в качестве потерпевших, получило широкое распространение. Исследователи справедливо указывают на то, что в ныне действующем гражданском законодательстве установлено, что юридическому лицу может быть причинен нематериальный вред и признано право юридических лиц добиваться компенсации нематериального вреда (ч.7 ст. 152 ГК, постановление Пленума Верховного Суда РФ от 18 августа 1992 года «О некоторых вопросах, возникших при рассмотрении дел о защите чести и достоинства граждан и организаций»). Это, в свою очередь, требует признания за юридическими лицами возможности защиты нарушенных прав в порядке уголовного судопроизводства. В этой связи заслуживает одобрения норма ч. 1 ст. 42 Уголовно-процессуального кодекса РФ, согласно которой потерпевшим может быть признано юридическое лицо, если преступлением причинен вред его имуществу или деловой репутации. В этом случае права потерпевшего осуществляет представитель юридического лица (ч.9 ст.42 УПК РФ).

Еще до принятия нового уголовно-процессуального закона признание юридических лиц потерпевшими имело определенное распространение в практике. При изучении 200 уголовных дел, производство по которым велось в публичном порядке в соответствии с УПК РСФСР, было выявлено 7 случаев, когда преступлением был причинен вред юридическим лицам. При этом в 6 случаях юридическое лицо было признано потерпевшим, а его представители участвовали в процессе как представители потерпевшего. По результатам опроса членов коллегий адвокатов Самарской области и Республики Башкортостан 58% опрошенных заявили, что юридические лица нуждаются в процессуальных правах, дающих возможность влиять на существо и объем обвинения, а 15% от общего числа опрошенных отметили, что им приходилось оказывать юридическим лицам, пострадавшим от преступления, помощь не только в обосновании гражданского иска, но и в доказывании обвинения. В материалах изучения судебной практики  особо следует выделить случаи, когда юридические лица самостоятельно осуществляли действия, направленные на изобличение обвиняемого. Так, Волжским районным судом г. Саратова рассматривалось уголовное дело по обвинению Г.А. Цибезова в совершении кражи автомашины, принадлежащей Приволжскому территориальному институту по проектированию объектов агропромышленного комплекса. Данное уголовное дело было возбуждено по материалам ведомственного расследования, предпринятого институтом, в результате которого было установлено местонахождение похищенной автомашины и личность похитителя. Фактически в данном случае пострадавшее юридическое лицо самостоятельно раскрыло преступление, а органам предварительного расследования оставалось лишь юридически оформить полученные результаты.

                                Последний момент имеет особое значение, так как в рамках настоящей работы исследуется вопрос о допуске юридических лиц в процесс не просто в качестве потерпевших, а в роли неофициальных обвинителей, а это не совсем одно и то же. Конечно, признание права юридических лиц на получение статуса потерпевшего облегчает положительное решение поставленного вопроса, так как полномочия потерпевших во многом совпадают с полномочиями неофициальных обвинителей. Однако есть и некоторые отличия, которые следует затронуть.

                                В соответствии с действующим ГК РФ (ч. 7 ст. 152) юридические лица на равных основаниях с физическими получили право на защиту чести, достоинства и деловой репутации и компенсацию морального вреда. Вместе с тем Федеральным законом от 21 декабря 1996 года № 160-ФЗ в УПК РСФСР была введена ст. 27-1 (ей соответствует ст. 23 УПК РФ), установившая, что уголовное преследование ряда преступлений, причинивших вред только негосударственной организации, начинается по заявлению руководителя этой организации, либо с его согласия. Здесь очевиден некий намек на допуск юридических лиц к обвинительной деятельности, правда, лишь к одному из ее моментов - к участию в решении вопроса о возбуждении уголовного преследования. В этой связи вполне логичным представляется вести речь о юридических лицах, пострадавших от преступления, как о неофициальных обвинителях.

                                Весьма близкую позицию в этом вопросе занимает А.С. Александров. В своей диссертации он пишет не о праве юридических лиц быть признанными потерпевшими, а об их праве на уголовный иск. Представляется, что юридические лица, пострадавшие от преступления, должны иметь равное с физическими лицами право на предъявление уголовных исков и осуществление обвинительной деятельности в неофициальном порядке, то есть их следует признать полноправными субъектами неофициального обвинения.

Общественные обвинители как субъекты неофициального уголовного преследования. Рассматривая неофициальное обвинение как один из способов защиты интересов жертв преступлений, нельзя не затронуть следующую проблему. Очевидно, что осуществление обвинительной деятельности  требует значительных материальных, организационных и интеллектуальных усилий, которые не каждому потерпевшему по плечу. В этой связи заслуживает серьезного внимания практика ряда зарубежных стран, где существуют общественные организации по защите жертв преступлений. Многие современные отечественные исследователи указывают на успешный опыт функционирования в зарубежных странах (Великобритании, США и др.) общественных объединений по защите жертв преступлений, в полномочия которых входит не только оказание психологической, финансовой и юридической помощи пострадавшим от преступлений, но и предъявление уголовных исков в интересах потерпевших. Об актуальности общественной поддержки жертв преступлений свидетельствует то, что многие потерпевшие «...по возрасту, невежеству, зависимому положению, недостатку энергии сами не могут постоять за себя в уголовном судопроизводстве». Это замечание следует признать тем более справедливым, поскольку статус обвинителя включает не только права, он предполагает наличие обязанностей и ответственности. Поэтому представляется необходимым уделить некоторое внимание анализу правовых форм такой поддержки в отечественном уголовном процессе.

                                Ранее действовавшее уголовно-процессуальное законодательство России предусматривало участие в процессе представителей общественных организаций и трудовых коллективов в качестве общественных обвинителей и общественных защитников (ст. 250 УПК РСФСР). Эволюция правового статуса данной процессуальной фигуры началась с момента установления в России Советской власти. В литературе имеются сведения о том, что уже 8 ноября 1917 года на первом заседании Временного революционного суда Выборгского района Петрограда всем присутствующим гражданам было предоставлено право задавать вопросы, выясняющие суть дела и степень виновности подсудимых, а также предложено выдвинуть из своих рядов представителей, желающих высказаться в пользу обвинения или защиты.

                                Нормативное закрепление подобная практика участия обвинителей в судопроизводстве получила в декрете № 1 «О суде» от 22 ноября 1917 года. Несколько позже деятельность общественных обвинителей приобрела некоторые профессиональные черты. Так, согласно Инструкции НКЮ РСФСР от 19 декабря 1917 года при революционном трибунале учреждалась коллегия лиц, посвящающих себя правозаступничеству как в форме общественного обвинения, так и общественной защиты. Этот порядок был также утвержден декретом о суде № 2.

                                После создания в 1922 году прокуратуры РСФСР деятельность общественных обвинителей была поставлена под прокурорский контроль и их процессуальная самостоятельность постепенно ограничивалась, вплоть до издания  16 апреля 1939 года приказа Прокурора СССР А.Я. Вышинского, где указывалось, что отныне основным содержанием деятельности членов общественных групп содействия прокуратуре должна быть своевременная сигнализация о совершаемых или готовящихся преступных действиях. Данное распоряжение было воспринято подчиненными прокурорами как указание об устранении общественности от процессуальной деятельности, и с этого времени выступления общественных обвинителей при рассмотрении уголовных дел прекратились.

                                Возрождение  института общественного обвинения связано с принятием в 1958 году Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик и в 1960 году УПК РСФСР. Общественный обвинитель получил возможность участвовать в судебном рассмотрении уголовных дел, он был наделен правом представлять доказательства, принимать участие в исследовании доказательств, заявлять перед судом ходатайства и отводы, участвовать в судебных прениях, излагать суду мнение о доказанности обвинения, общественной опасности подсудимого и его деяний, высказывать соображения по поводу применения уголовного закона, меры наказания и другим вопросам, а также правом отказаться от обвинения (ч.3 ст. 250 УПК РСФСР). Таким образом, в суде первой инстанции общественный обвинитель был наделен всеми полномочиями стороны. Однако этой стадией процесса ограничивалось его  участие в деле. Общественный обвинитель не мог принимать участие в расследовании преступлений, а также не был включен в число субъектов, обладающих правом обжаловать приговор суда (ст. 325 УПК РСФСР). Подобные законодательные ограничения не позволяют считать общественного обвинителя полноправным субъектом обвинения.

                                К тому же, весьма спорным являлся вопрос о процессуальной самостоятельности общественных обвинителей. Казалось бы, правовые нормы, регулировавшие статус общественного обвинителя не давали оснований сомневаться в его процессуальной независимости. Однако в действительности проблема эта не так проста. Центральное место здесь принадлежит вопросу о соотношении государственного и общественного обвинения. Хотя в большинстве научных трудов подчеркивалось, что «... государственное и общественное обвинение - это две самостоятельные, независимые одна от другой формы обвинения», однако эти утверждения отражали лишь формальную сторону вопроса. В действительности, зависимость общественного обвинения от должностного весьма велика. Ее верно подметил В.М. Савицкий, который хотя и соглашался с тем, что общественный обвинитель вправе участвовать в процессе и занимать любую позицию совершенно независимо от участия в деле прокурора и его процессуальной позиции, тем не менее, замечал: «Общественное обвинение может возникнуть и быть реализовано лишь при наличии в суде государственного обвинения в его материально-правовом содержании», то есть только после того, как органами предварительного расследования добыты доказательства виновности обвиняемого, ему предъявлено официальное обвинение и прокурор, утвердив обвинительное заключение, направил дело в суд. Это мнение разделяет и Н.Н. Тарнаев, полагавший, что нельзя признать правильной практику выдвижения общественных обвинителей задолго до окончания расследования. Таким образом, фактически общественный обвинитель оказался лишенным самой существенной для стороны возможности - участвовать в формулировании обвинительного тезиса. Неудивительно, поэтому, что участие общественных обвинителей в процессе в большинстве случаев носило формальный характер и имело скорее идеологическое, нежели правовое значение, а в последние годы действия УПК РСФСР 1960 года почти полностью прекратилось. Так, по данным изучения 300 уголовных дел, рассмотренных в районных судах городов Самары, Самарской области, а также городов Саратова и Уфы в 1996-1999 годах, не было отмечено ни одного случая участия в деле общественного обвинителя, хотя обнаружено 3 случая участия в деле общественного защитника. По результатам опроса практических работников, проведенного в городах Самаре и Уфе, получены следующие данные. Из 70 опрошенных работников прокуратуры 20 человек (29%) заявили, что им приходилось поддерживать обвинение в суде совместно с общественными обвинителями. Из них 11 человек (55%) оценили активность общественных обвинителей как формальную, 4 человека (20%) отметили, что общественные обвинители активны только в прениях, 3 человека (15%) заявили, что общественные обвинители не проявляют заметной активности, и только 2 респондента (10%) отметили высокий уровень активности этих субъектов. Относительно влияния деятельности общественных обвинителей на существо судебного решения мнения распределились следующим образом. 12 человек (60%) ответили, что деятельность общественных обвинителей никак не отразилась на существе судебного решения, 9 человек (45%) отметили влияние в отдельных моментах, и только 1 участник опроса (5%) указал на существенное влияние общественных обвинителей на внутреннее убеждение судей. Адвокатам и судьям приходится чаще сталкиваться с деятельностью общественных обвинителей. Об этом заявили 42% опрошенных адвокатов и 64% судей. Однако оценка активности и значения деятельности этих участников процесса у большинства опрошенных судей и адвокатов достаточно низкая. Полное отсутствие активности общественных обвинителей отметили 50% судей и 36% адвокатов, на ее формальный характер указали 45% адвокатов и 43% судей. Низкую степень влияния деятельности общественных обвинителей на исход дела отметили 86% адвокатов и 93% судей.

                                Очевидная неэффективность этой формы процессуальной деятельности привела к тому, что процессуальная фигура общественного обвинителя оказалась в стороне от современных научных дискуссий и законодательной практики. Вступивший в силу 1 июля 2002 года Уголовно-процессуальный кодекс России не предусматривает участия в процессе общественных обвинителей, хотя Проект УПК РФ, одобренный Государственной Думой в первом чтении, упоминал таких субъектов, как представители общественных организаций и трудовых коллективов, без определения их процессуальных функций (ст. 293 Проекта). Однако упразднение этих субъектов процесса представляется не совсем верным. По этому поводу справедливо высказался А.М. Ларин: «Возможно, авторы проекта исходили из того, что в советское время участие этих лиц (общественных обвинителей и защитников - Н.П.) превратилось в формальность. Но в современных условиях, когда с зависимостью общественных организаций от государства покончено, при коррумпированности и политической ангажированности некоторой части прокуроров, а также возросшей дороговизне профессиональной юридической помощи общественное обвинение и общественная защита обретают новую социальную ценность».

                                Таким образом, ликвидация института общественного обвинения представляется не совсем продуманным шагом. По сути, это противоречит основам демократической организации общества, в основе которой лежит социальная активность граждан и их организаций. Кроме того, данное нововведение фактически ограничивает предусмотренное ч. 5 ст. 32 Конституции РФ право граждан на участие в отправлении правосудия. В этой связи восстановление институтов общественного обвинения и общественной защиты кажется нам задачей политического характера. Однако возвращение  общественных обвинителей и защитников в уголовный процесс России не должно превратиться в профанацию. Поэтому возрождение общественного обвинения нам видится через признание этой деятельности одной из форм неофициальной обвинительной деятельности, а общественных обвинителей, соответственно, субъектами неофициального обвинения.

                                Мировая правоприменительная практика уже располагает некоторыми достойными подражания примерами такого рода. Скажем, в ряде европейских стран общественные организации по защите прав потерпевших выдвигают общественных обвинителей, осуществляющих угловное преследование в интересах потерпевшего.

                                Целесообразно предоставить право вести неофициальное уголовное преследование через выдвижение общественных обвинителей органам СМИ, которые в настоящее время достаточно активны в проведении журналистских расследований различных правонарушений. По данным опроса 70 работников правоохранительных органов 26 респондентов (37%) ответили, что в их практике имелись случаи обращения общественных организаций и органов СМИ в правоохранительные органы с требованием о возбуждении уголовного дела. При этом в 80% случаев указанные органы и организации представляли сведения, указывающие на совершение преступления. Поэтому расширение прав этих лиц в области уголовного преследования представляется оправданным.

                                При этом следует подчеркнуть, что процессуальные полномочия общественных обвинителей должны быть расширены. Общественный обвинитель должен быть уравнен в правах с другими субъектами неофициального обвинения, круг которых следует определить таким образом: 1) лицо, считающее себя пострадавшим от преступления и заявившее о желании осуществлять уголовное преследование; 2) представитель юридического лица, считающего, что ему преступлением причинен вред, наделенный полномочиями вести уголовное преследование от имени данного предприятия, учреждения, организации; 3) представитель общественной организации или органа СМИ, наделенный полномочиями осуществлять уголовное преследование от имени данной организации или коллектива (общественный обвинитель). Процессуальное положение этих лиц представляется идентичным и может быть объединено понятием «неофициальный обвинитель».

Очевидно, что такое определение круга субъектов неофициального обвинения требует внесения изменений в позитивное право. В частности, было бы целесообразно закрепить понятие неофициального обвинителя в ст.5 Уголовно-процессуального кодекса РФ. В пункте 47 данной статьи слова «частный обвинитель» заменить словами «неофициальный обвинитель», а пункт 59 указанной статьи необходимо изложить в следующей редакции: «Неофициальный обвинитель - физическое или юридическое лицо, считающее, что преступлением ему причинен вред, а также представитель общественной организации или органа СМИ, самостоятельно осуществляющие уголовное преследование в порядке, установленном настоящим Кодексом». Далее,  статью 22 УПК РФ следует изложить так: «Статья 22. Право потерпевшего на участие в уголовном преследовании. Потерпевший, его законный представитель и (или) представитель вправе самостоятельно осуществлять уголовное преследование в порядке, установленном настоящим Кодексом». И наконец, статью 43 УПК РФ нужно видоизменить следующим образом: «Статья 43. Неофициальный обвинитель.

Неофициальным обвинителем является физическое или юридическое лицо, считающее, что преступлением ему причинен вред,  и подавшее в орган, ведущий производство по уголовному делу заявление о своем желании осуществлять неофициальное уголовное преследование.

Представитель общественной организации или средства массовой информации может быть признан неофициальным обвинителем в порядке, предусмотренном настоящим Кодексом».