2. ВИНА КАК УСЛОВИЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ ПРЕСТУПЛЕНИЙ

Во внутреннем праве считается общепризнанным, что уголовной ответственности и наказанию подлежат только лица, виновные в совершении преступления, то есть умышленно или по неосторожности совершившие предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние. Психическое отношение лица к общественно опасному деянию и к его общественно опасным последствиям образует субъективную сторону преступления. И уголовная ответственность за общественно опасное деяние возможна лишь при наличии вины лица40.

Как известно, в международно-правовой доктрине существуют разные точки зрения в отношении вины как сущностного необходимого условия международного правонарушения государства. Одним из противников признания вины в отношении государства считается Д. Анцилот-ти. .По его мнению, вина, будучи проявлением воли как психологического акта индивида, не свойственна природе государства41. Несомненно, что на аргументацию сторонников такой точки зрения оказывает влияние распространение цивилистских концепций ответственности без вины.

В то же время многие зарубежные юристы-международники (Оппенгейм, Феодросс, Дам) и практически большинство советских юристов отстаивают концепцию виновной ответственности государства за международные правонарушения. Исходя из представления о том, что государство как единый социальный организм обладает реальной волей, они обоснованно, на наш взгляд, полагают, что ответственность государства является следствием его виновного поведения и что наличие вины государства-правонарушителя является необходимым условием для квалификации его поведения международно-противоправным42.

Для характеристики роли вины как элемента международного правонарушения советскими юристами характерно подчеркивание того момента, что вина государства носит классовый, политический характер, поскольку государство— это классово организованный коллектив, обладающий единством воли. Делается также вывод, что поскольку государство не является простой суммой индивидов, юридических лиц и органов, то представляется неоправданной подмена вины государства виной его органов и уполномоченных.

73

Таким образом, сторонники вышеуказанных точек зрения подчеркивают, казалось бы, неправильность чисто психологического, основанного на внутриправовых концепциях подхода к вине. Однако, пытаясь дать определение вины государства, они по существу воспроизводят определение вины, характерное именно для внутреннего права, С. Б. Крылов писал, например, что ответственность государства наступает лишь тогда, когда доказано его намерение совершить правонарушение или злой умысел в его действиях43. По мнению П. М. Куриса, суть вины государства заключается в осознании государством противоправности своего поведения, в волевом отношении государства к результатам этого поведения, выражающемся как в желании их получить, так и в невнимательности к правам других субъектов или пренебрежении ими44.

Заметим, наконец, что среди советских юристов есть и сторонники объективного вменения. По их мнению, в международном праве вопрос о вине не связан с психическим отношением субъекта к содеянному, а решается в зависимости от наличия совокупности обстоятельств, влекущих ответственность. Поэтому они говорят о некоторой объективизации соответствующих критериев 4Б.

Последняя точка зрения, по нашему мнению, может быть обоснованной только по отношению к какому-то специфическому виду правонарушений, относящихся к отраслям права, где возникает вопрос об объективном вменении. Что же касается международных преступлений, то для них характерна совершенно очевидная роль вины как имманентного элемента этих преступлений.

Преступный умысел, агрессивное намерение animus agressionis подразумеваются в самом понятии такого тягчайшего преступления, как агрессия. Агрессия не может быть совершена ни «случайно», ни «по ошибке», подчеркивает Ю. М. Рыбаков, агрессия может быть совершена только умышленно 46.

Как известно, при разработке определения агрессии-вопрос о роли принципа агрессивного намерения стал предметом больших дискуссий. Однако те государства, и в частности социалистические, которые выдвигали возражения в отношении предложений западных держав по этому поводу, были отнюдь не против этого принципа как такового, а лишь против фактической подмены им принципа еще большего значения, а именно принципа первенства.

Д.  Б. Левин подчеркивает, что степень вины государ-

74

ства-агрессора может иметь непалое значение при определении объема ответственности47. Так, по послевоенным мирным договорам, объем ответственности ряда стран, воевавших на стороне Германии: Болгарии, Венгрии, Италии и Румынии, — определялся с учетом того обстоятельства, ч го они порвали отношения с Германией и объявили ей войну. Это обстоятельство было зафиксировано в преамбулах мирных договоров с этими государствами.

Умысел проявляется и при совершении военных преступлений. Так, в Положении о законах и обычаях сухопутной войны, приложенном к 4-й Гаагской конвенции 1907 года, говорится, что «всякий преднамеренный захват, истребление или говреждение подобных (культурных, религиозных, благотворительных и т. п.) учреждений, исторических памятников, произведений художественных и научных воспрещаются и должны подлежать преследованию» 48.

Ярко выраженный умышленный характер носят преступления против человечности. Так, по ст. II Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него под геноцидом понимаются действия, «совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-то национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую». Международная Конвенция о пресечении преступления апартеида и наказании за него в ст. II постановляет, что акты апартеида совершаются «с целью установления и поддержания господства одной расовой группы людей над какой-либо другой расовой группой людей и ее систематического угнетения».

Наличие вины при совершении международных преступлений как сущностного условия их определения в качестве таковых и необходимость ее установления в то же время отнюдь не означают, что бремя ее доказывания лежит на пострадавшей стороне и что установление вины затрудняет возложение ответственности на делинквента.

При международных преступлениях, угрожающих миру и международной безопасности, пострадавшей стороной является по существу все международное сообщество государств, которое и выступает субъектом охранительных •отношений, субъектом претензий к государству-правонарушителю. Органы этого сообщества, и прежде всего компетентные органы ООН, как правило, подробно анализируют ситуации, свидетельствующие о международных преступлениях, и, отражая мировое общественное мнение ч своих многочисленных резолюциях, констатируют их со-

75

вершение, обосновывают их противоправность, осуждают их и требуют от соответствующих режимов их прекращения. Это ясно видно на, примере ситуаций в Южной Африке и на оккупированных Израилем арабских территориях. По поводу совершаемых там международных преступлений ООН приняла десятки, если не сотни, резолюций. Эти режимы никак не могут претендовать на то, что им неизвестно о противоправном с международной точки зрения характере их политики и практики.

Установление вины тех или иных государств в случае международных преступлений не представляет в то же время значительной сложности, поскольку возведенная в-ранг государственной политики и практики противоправная деятельность облекается, как правило, в форму всякого рода теорий и доктрин. Если обычные уголовные преступники подготавливают свои деяния тайно и заинтересованы в сохранении вокруг них покрова тайны, подготовка международных преступлений и их осуществление^ характеризующиеся широчайшими масштабами и использованием людских и материальных потенциалов целых стран, требуют обработки общественного мнения, привлечения к участию в них широких слоев населения. Именно этим целям и служат соответствующие теории и доктрины.

Наиболее часто для этих целей используются противоречащие общечеловеческой морали и основам международного права расистские теории. Они являлись по существу основой преступлений гитлеровской Германии и милитаристской Японии и составляют краеугольный камень государственной доктрины как в Южной Африке, так и в государстве Израиль.

В фашистской Германии широкое развитие получила международно-правовая доктрина «абсолютного государственного суверенитета», являвшаяся теоретической основой отказа от выполнения международных обязательств. Для ее обоснования использовались в соответствующем изложении также институты международного права, такие как право на самооборону, оговорка об изменившихся обстоятельствах (rebus sic stantibus) и т. п.49

Концепции такого рода подвергались критическому анализу советскими юристами. Н. А. Ушаков писал, например: «Теория абсолютного суверенитета и отрицание какой-либо связанности государств нормами международного права служили целям обоснования безграничной экспансии и агрессии крупнейших капиталистических дер-76

жав, были направлены на «узаконение» полнейшего произвола в международных отношениях и оправдание международных преступлений» 50.

Всякого рода теории и доктрины, подготавливающие общественное мнение к мысли о допустимости или неотвратимости тех или иных действий, являющихся по сути дела международными преступлениями, например войны с применением средств массового уничтожения, характерны для политики империалистических сил и в наше время.

В Отчетном докладе Центрального Комитета КПСС XXVI съезду партии говорилось, например, о выдвижении «опасных для дела мира военных доктрин, вроде пресловутой директивы Картера. Людям хотят внушить, будто ядерная война может быть ограниченной, хотят примирить их с мыслью о допустимости такой войны... Но это же прямой обман народов! Ведь «ограниченная», по американским понятиям, ядерная война, скажем, в Европе означала бы уже в самом начале верную гибель европейской цивилизации. Да и сами Соединенные Штаты, разумеется, не смогли бы остаться в стороне от пламени войны. Ясно, что подобные планы и «доктрины» — серьезная угроза для всех народов, включая и американский. Эти планы встречают осуждение повсюду в мире. Народы говорят им решительное "Нет!"». Как известно, Генеральная Ассамблея ООН осудила в декларации от 9 декабря 1981 г. такого рода доктрины.

Наряду с совершенно очевидной ролью вины при совершении международных преступлений надо отметить также следующее. Выше уже отмечалось, что, пытаясь дать определение вины государства применительно к общей родовой категории международных правонарушений, юристы по существу не могут указать на существенные отличия в ее характеристике от характеристики вины во внутреннем праве. По нашему мнению, это еще более верно по отношению к международным преступлениям.

Международное преступление характеризуется чертами государственного заговора, в котором соучаствуют заговорщики, занимающие ответственное положение в структуре государственной власти. Еще в Нюрнберге было признано, что для возложения на них индивидуальной ответственности за преступления против мира, военные преступления и преступления против человечности необходимы два критерия, а именно: чтобы они знали о планах подготовки и осуществления преступных действий и влияли на их фактическую реализацию. Несомненно поэтому,

77

что такие элементы определения вины государства, как осознание им противоправности своего поведения и волевое отношение к результатам этого поведений, по существу повторяют элементы вины физических лиц, виновных в международных преступлениях.

Именно в силу характера государственного заговора вина этих лиц, занимающих ключевые позиции в государстве, как бы переходит и даже сливается с виной самого государства. Это, разумеется, отнюдь не означает, что при рассмотрении конкретных ситуаций не должна выясняться как вина государства, которое не может быть сведено к сумме составляющих его лиц, так и вина физических лиц, поскольку только индивидуальная вина и может быть основанием ответственности последних.