Глава 4.   Клиентарные связи против отчуждения

Как бы то ни было, институты либеральной цивилизации ослабляют патрон-клиентные отношения, их роль и значение в жизни социума и индивидов. В свою очередь распространенность и сила клиентарных связей являются индикатором эффективности либо неэффективности современных институтов - индикатором, говорящим о действительной социальной интеграции на новых основах больше, нежели такие верные, но поверхностные критерии модернизации, как уровень индустриального развития и многопартийные выборы в парламент. Например, на юге развитой Италии, где феодальная пирамида распалась в XIX в. на осколки личной и родственной зависимости с элементом внеэкономического принуждения - клиентелы и парентелы, современную социальную жизнь по-прежнему определяет семейно-центризм и клиентарная структура, которая является его органическим продолжением в политической сфере. Клиентелизм не отделим от функционирования правящих политических партий Италии и пронизывает деятельность муниципалитетов, индустриальных корпораций госсектора, всю развет­вленную парагосударственную систему, включающую массу учреждений, организаций и фондов. Результатом этой практики являются гипертрофированный рост «третичного сектора экономики» (услуги и государственная администрация), неэффективность государственных инвестиций и предприятий, коррупция институтов управления и деформация политической культуры. Схожая в этом отношении ситуация сложилась в странах Латинской Америки, где еще в колониальный период контроль над регионами и муниципиями осуществляли местные каудильо - предводители кланов сельской аристократии. Как отмечают бразильские политологи, бурное капиталистическое развитие не поколебало систему коронелизма, которая приспособилась и к государственному корпоративизму, и к авторитарному правлению, и к нынешним демократическим учреждениям, обуславливая особенности бразильской политической культуры («президенциализм», олигархический регионализм), поведение депутатов и партийных политиков.

В странах, где традиционные структуры мощнее, а модернизация имеет еще более неорганичный, заимствованный и даже насиль­ственный характер, современные социальные механизмы и вовсе превращаются в институциональные гибриды, а то и во внешний декорум неотрадиционалистских феноменов. В отсутствие «среднего класса» носителем тенденции к экономическому развитию здесь являются представители административного аппарата. При этом пред­приимчивые чиновники («бюрократические капиталисты») используют свое положение, чтобы собирать дань с предпринимателей, которые действуют в обстановке, определяемой канцелярскими факторами не меньше, чем рыночными. Предприимчивость сводится в основном к умению ладить с правительственными органами и представляющими их чиновниками. Само преобладание дискреционного госрегулирования поощряет нечестность и усугубляет рост монополизма. Правящие группы развивающихся стран, связанные с госсобственностью и управлением, имеют синтетическую природу, отличную и от традиционных верхов, и от капиталистического класса, и от функциональных групп типа бюрократии или менеджмента, к тому же процессы их консолидации и самоопределения не завершены. Инфраструктуру этих правящих групп, как правило, не составляют непосредственно «первичные» общности (семья, клан), но тем более ее не определяют и «вторичные» общности типа добровольных ассоциаций, - фракции внутри правящего слоя обычно представляют собой группы лиц, связанных с лидером личностными отношениями и образующих сеть личностных связей. А.Б.Зубов в своем исследовании политической культуры стран Востока, формирующейся на стыке традиции и парламентской демократии, выделяет ее харизматическое измерение - внутренне связанную с теократическим (в противоположность западной антропократии) основанием власти персонализацию политики, когда в центре внимания находится сумма личных достоинств лидера. Отсюда - превращение политической партии в средство и знак связи с лидером («опосредованно личные ориентации»), усвоение принципов через веру в лидера («псевдоидеологизация»), распространенность независимой баллотировки и смены партийного мандата, с одной стороны, и «перетекание» электората (электорат следует за своим депутатом) - с другой, склонность к переизбранию одного и того же политика, наследственное лидерство. Картина в целом: «отдельные внутрь себя ориентированные сообщества образуют как бы сходящиеся к центру круги, точки которого сгруппиро­ваны в пирамиды иерархических патронатов». Особый случай представляет собой Китай, где коммунистический режим, претендовавший на тотальное переустройство общества, нанес серьезный удар по традиционным структурам, в которые, как отмечалось выше, были встроены связи личной зависимости. Но именно последние оказались живучими. Более чем двухтысячелетняя традиция поручительства в чиновной среде, предполагавшая преданность и благодарность рекомендованного своему поручителю, дала о себе знать в возникновении фракций и клик в аппарате власти КПК. Встала в новых условиях и традиционная проблема отношений «центра» и «мест» - вплоть до возрождения феномена «местных императоров», т.е. местных руководителей, ставших бесконтрольными властителями на подчиненных им территориях. С началом реформ в КНР наблюдается возрождение кланов, главы которых стремятся либо стать официальными местными руководителями, либо устанавливают тесные неформальные связи с действующими руководителями.

Вызывая мутации современных институтов, патрон-клиентные отношения изменяются и сами. Теряется их сакральное измерение, идеология связей становится более «материалистической», отношения акторов - более формальными, их мотивы - более рациональными и утилитарными: продвижение по службе, электоральная поддержка, увеличение прибыли. Коммерционализация и, с другой стороны, огосударствление социальной жизни меняют ресурсы социального могущества, пути их достижения и обмена, а следовательно, и господствующие социальные группы. Традиционные патроны вынуждены встраиваться в новую систему власти - либо в качестве посредников, обменивающих свое локальное влияние на блага, предоставляемые экономическими и политическими институтами, либо переориентируя собственную деятельность на новые властные ресурсы: капитал, посты в государственной бюрократии, профессиональная компетентность.

Айзенштадт и Ронигер представляют в качестве эволюционных форм патрон-клиентных отношений именно варианты их организации: локальная диадическая межперсональная связь, - связь патрон-посредники-клиентела (‘patron-brokerage’), - организационное посредничество (‘organisational brokerage’). Архаичность локального патроната и модерность «оргброкерства» вполне очевидны, но вот разведение - будь то структурное, будь то стадиальное - «локальных сетей» и посредничества представляется спорным. Локальный патронат не сводится к диадическим связям. «Локаль­ная диадическая межперсональная форма» есть, на мой взгляд, разновидность робинзонады с прибавлением Пятницы. Даже в от­дельной родовой общине, не говоря уже о более сложных социальных пространствах, главы больших семей представляют интересы своих домочадцев в отношениях с вождем или старейшиной. В любых локальных сетях (именно что в сетях) наличествуют свои влиятельные посредники, к тому же локальные патронаты нигде не существуют изолированно - во всех традиционных обществах они образуют пирамиду. Посредничество как новое явление - т.е. принципиальная несамодостаточность патроната, невозможность подтвердить авторитет и влиятельность иначе, как обеспечивая-опосредуя доступ к более широким рынкам ресурсов - отличается от традиционных локальных и надлокальных форм не организационно (либо опосредованная, либо «чистая» диадическая зависимость), а функционально - когда «игры обмена» вскрывают местные мирки и прежние акторы меняют социальные роли.

Усиление роли государства делает разветвленный аппарат управления, предпринимательства, регулирования и распределения структурообразующей основой правящего слоя, соответственно именно функционеры управленческого аппарата становятся ключевыми фигурами в сетях клиентарных связей. В качестве нового явления, обусловленного смыканием клиентарных структур с современными бюрократическими организациями, в литературе обычно называется возникновение, наряду с зависимостью от персонального патрона, зависимости от определенного учреждения. Однако феномен «коллективного патрона» сам по себе не новость: в истории не так уж редко встречалась личная зависимость от организаций - не только от таких персонализированных, как царский дворец, но также более или менее анонимных, как, например, храмы и монастыри. Своеобразие ситуации заключается не в наличии коллективного патрона и не в том, что, как подчеркивают Айзенштадт и Ронигер, такой коллективный актор обладает монопольным доступом к тем или иным ресурсам власти. Всякая организация господства действует как публичная монополия, при этом, однако, деятельность публичных институтов в современном обществе подчинена законам и рациональным правилам. Рассматри­ваемый же нами феномен состоит в том, что именно современные организации используют ресурсы власти и влияния для создания круга зависимых и послушных лиц; эксклюзивные решения, принимаемые в пользу последних, обусловлены не нормативными правилами и не содержанием официальной деятельности, будь то экономическая эффективность или социальная справедливость, а стремлением поддерживать отношения авторитета и зависимости. Другими словами, в таких случаях организация действует уже не как рациональная бюрократия или капиталистическое предприятие, но как патрон, питающий свою клиентелу.

Отношения между коллективными либо между коллективным и индивидуальным акторами, строящиеся как подобие межперсональных патрон-клиентных отношений, лучше называть иным, более общим термином. Именно в таком широком плане, охватывающем и отношения патронов и клиентов, и подобные им отношения любых акторов, в настоящей работе употребляются определения клиентарность, клиентарные отношения. Что касается термина клиентелизм, часто используемого в политологической (но не исто­рической) литературе, то он либо фиксирует феномены неотрадиционной клиентарности (ср.: традиция - традиционализм), т.е. перенесение традиционных связей типа «патрон-клиент» в современную институциональную среду, либо имеет в виду форму коррупции современных публичных институтов.

Повсеместная распространенность клиентарных отношений, вызывающая мысль об их необходимости или неизбежности для модернизации, обусловлена функциями, которые они выполняют в обществах переходного типа. Как показано выше, связи личного господства и зависимости были важной составляющей традиционных структур, их неотъемлемым элементом, само вычленение которого является аналитической процедурой - по аналогии с дифференциированностью институциональной и приватной сфер в современном обществе. В процессе долгой эволюции традиционных социумов патрон-клиентные отношения выступали формой «очело­вечивания», патриархализации социальных институтов и, более того, способом их строительства, которое мыслилось не творением, а повторением - воспроизведением первичных, привычных форм общежития. В то же время межперсональный обмен услугами, лежавший в основе таких связей, делал возможным развитие договорных отношений, личных прав и мог способствовать процессу индивидуализации. В условиях кризиса традиционных структур и общественных идеалов гибкие и относительно автономные патрон-клиентные отношения, будучи старым испытанным способом «штоп­ки» социальных связей и превращения «чужих» в «своих», оказались естественной и потому повсеместной формой освоения (для кого-то - присвоения) новой действительности. В зависимости от глубины кризиса и конкретной социокультурной ситуации отношения личного господства и покровительства могут быть актуализированы в более или менее человекообразных и культурно содержательных либо в примитивных, грубо насильственных, асоциальных - точнее сказать, варваризирующих социум - формах вроде генеральских клик в послереволюционном (1911 г.) Китае или итальянской мафии. При этом мафия, «триады» и подобные им образования успешно модернизируются, что делает их особенно опасной для цивилизации формой внутреннего варварства.

Патрон-клиентные отношения могут в известной мере компенсировать маргинализацию и классовый раскол общества. Во-первых, традиционные формы найма, основанные в той или иной степени на личной зависимости работника от работодателя, связывают массу «избыточного» населения и снижают его давление на современные формы производства, тем самым превращаясь в функциональную периферию индустриального сектора. Во-вторых, на основе традиционных и неотрадиционных отношений могут создаваться до­статочно эффективные формы найма и менеджмента в самом индустриальном секторе. Широко известен японский опыт создания в рамках фирмы высокоинтегрированной общности и воспитания у сотрудников чувства «одной семьи». Китайские предприниматели (КНР, Тайвань, Сингапур) стремятся перенести в фирму уже имеющиеся родственные отношения - создавать либо небольшие предприятия на основе родственных структур, либо большие фирмы, где глава предприятия контролирует работу через своих родственников, назначенных на ключевые посты. Конечно, капиталистическая эффективность сама по себе не обеспечивает ни снятия социальных конфликтов, ни гуманизацию социума - конкурентоспособными могут быть и рабовладельческие плантации, и мафистские предприятия. Поэтому особый интерес представляют старания предпринимателей и менеджеров стран Востока гармонизировать отношения внутри производственных микрогрупп на основе таких традиционных моральных норм как взаимный обмен услугами, великодушие, стремление понять другого. В то же время, патерналистские формы не столько горизонтальной, сколько вертикальной солидарности, ориентированные не на институционали­зацию конфликта, а на достижение консенсуса индивидуальным путем, используя те же моменты неравенства в качестве стимулов, подрывают солидарность «клиентов», их ассоциирование на предприятии и особенно вне его, затрудняют выработку культуры гражданской активности и диалога.

Итак, роль патрон-клиентных отношений в условиях модернизации можно определить как убежище: они отвечают потребности индивидов защите от нарастающего отчуждения и давления анонимных социальных механизмов. Клиентелизм питается, а часто целенаправленно паразитирует на недоверии людей к официальным институтам и формам социальной интеграции. Неслучайно именно социологи, работающие с проблематикой развивающихся стран и полагающие главной проблемой устойчивого развития расширение и институционализацию общественного доверия, увидели и концептуализировали тот момент в социальном содержании, в интенции патрон-клиентных отношений, который делает их постоянным спутником цивилизации. Айзенштадт и Ронигер подчеркивают, что в основе воспроизводства патрон-клиентных отношений, как и других интерперсональных отношений (дружбы, породнения или псевдородства), лежат реакция на утрату и стремление к воссозданию первичного родового доверия между индивидами. Отвечая на потребность в интимности и непосредственности человеческих отношений, «личные связи» не приемлют и даже прямо противополагают себя всякому опосредованию, овнешнению и формализации, то есть всякому институциональному порядку. Тем не менее, в случае использования таких связей в качестве каналов обмена ресурсами власти, они сами подвергаются ритуализации и отчуждению. Когда институционализированные формы общежития пользуются общественным доверием, интерперсональные связи - более или менее интегрированные в институциональную среду, играющие более или менее заметную роль в социальной жизни - скорее косвенно поддерживают институциональный порядок. В условиях кризиса институтов и социального отчуждения «личные связи» противопоставляются официальным учреждениям и процедурам - вплоть до «лиминального» (В.Тернер) протеста во всем его традиционном многообразии: от тайных сект до массовых восстаний, от коммунитарных общин до народных царей и императоров. Но именно отрицание существующего институционального порядка приводит акторов, стремящихся возродить доверие между индивидами, к проблеме его (доверия) институционализации; «хотя попытки создать область доверия поверх данного институционального порядка воспроизводятся во всех обществах, они никогда не достигают желаемого - они никогда не осуществляются действительно вне институционального порядка».

Ни родовые, ни общинные, ни межперсональные связи не решают проблемы социальной консолидации и не могут спасти социум от превращения в «кучу рассыпанного песка» (Сунь Ятсен), арену «войны всех против всех» (Гоббс), - для этого требуется выработка более широких - надлокальных, национальных и международных - форм солидарности. Кроме того, «личным связям», выполняющим функции связей социального обмена и регулирования иерархических отношений, присущи все пороки данного социума с его несовершенными институтами и культурной недостаточностью. Патрон-клиентные отношения, как мы видели, несут на себе большую или меньшую печать деспотизма и потестарности; искомая в них первобытная микрогрупповая солидарность, будучи агрессивно противопоставлена политийным, гражданским отношениям и институтам, становится формой внутреннего варварства, влекущего общество в «родимый хаос». Распространенность клиентарных отношений в обществе свидетельствует о кризисе социальной солидарности. Анализ социального содержания и эволюции этих отношений показывает, что сложность гуманизации социальных связей не только в «объективных» препятствиях, но в ее - гуманизации - интенциальной и экзистенциальной противоречивости.