Глава первая Владение и собственность
I. Общая характеристика прав на имущества
II. Общинное владение
III. Ограничения прав на имущества
IV. Приобретение и укрепление прав на имущества
I. Общая характеристика прав на имущества
Стремление к исключительному и независимому обладанию теми или другими ценностями, служащими к удовлетворению потребностей, свойственно каждому человеку, на какой бы ступени общественного развития он ни находился. Но, как известно, везде оно первоначально проявляется в одном физическом господстве над вещами, основанном на индивидуальной силе, и всякое обладание носит характер чисто-Фактический. Самое же право, как признанная обществом и неприкосновенная, обеспеченная Форма обладания, образуется не вдруг; напротив, везде оно слагается лишь постепенно, в борьбе с многоразличными условиями общественной жизни. Эта борьба отражается в самой шаткости и неопределенности юридических понятий, каковы: владение, собственность, право на имущества и т. п. И нельзя сказать, чтобы принцип права, в указанном смысле, где-либо вполне отрешился от Фактических условий того или другого рода; но при всем том несомненно, что везде по мере устранения, силою событий, тех или других неблагоприятных условий, выясняется и самое сознание прав на имущества в их принципе. Так было везде, такое же явление представляется и у нас: доказательство-весь ход нашей общественной и государственной истории. Но было бы чуждым нашей задаче вдаваться здесь в историческое изложение причин, мешавших у нас сложиться понятию о собственности и о других правах на имущества. Различные условия, служившая в этом смысле помехою в прежнее, давно минувшее время, известны каждому; известно также, что благодаря позднему развитию понятия о праве собственности, оно и поныне не установилось даже в законодательстве, так что самые выражения "собственность" и "владение" употребляются большею частию как синонимы. Не в словах, конечно, существо дела, а в том, что собственность, почти до конца прошлого столетия, не была признана в самом принципе, как право, огражденное самим законом от всякого произвола. Даже для высших классов населения суррогатом собственности долго служили различные Формы зависимого обладания, которые сводились к расплывчатому понятию "владения". Тем более все это должно было отразиться на тяглой массе крестьянского населения.
Мы считаем необходимым коснуться здесь вопроса о юридическом положении наших крестьян только потому, что без указания условий, имевших влияние на развитие народных понятий о владении и собственности, были бы совершенно непонятны те особенности юридических воззрений, какие мы встречаем в обычном нашем праве по отношению к сфере имущественных прав.
В ряду условий, под влиянием которых складывались понятия об этих правах, прежде всего, конечно, следует отметить то явление, которое, независимо от низкого уровня народной культуры вообще, служило существенным препятствием развитию правосознания,-мы говорим о состоянии крепостном. Долго наши крестьяне, в большинстве сельского населения, жили в этом состоянии на чужой земле и лишены были права приобретать, отдельно от нее, недвижимую собственность, так что о праве такой собственности у них не могло и образоваться более или менее определенных воззрений. Хотя, в сороковых годах им и было предоставлено приобретать, с согласия помещика, такую собственность, но и это обстоятельство мало способствовало развитию понятия о собственности, с одной стороны потому, что таким правом могли пользоваться, конечно, весьма немногие, по бедности крестьянского населения вообще, а с другой потому, что развитие понятия о собственности, по самому существу дела, предполагает прежде всего юридическое признание личной свободы. Только со времени крестьянской реформы, с упразднением крепостного права, могли наступить такие условия, при которых можно ожидать, хотя и в неближайшем будущем, что и в крестьянском быту установятся или, по крайней мере, станут более определенными и самые понятия о собственности, владении и т. п. В более благоприятных условиях находились, по-видимому, -крестьяне государственные; но и у них не было поземельной собственности; жили они на казенных землях, следовательно и в их юридическом быту не представлялось необходимых элементов для развития понятий о собственности; элементы эти являются лишь со времени включения их самих в общую систему сельского населения.
Кроме крепостного права, на склад народных понятий о праве собственности значительное и весьма существенное влияние оказала та распространенная у нас форма земельных прав, которая носит название общинного владения. По самому существу этой формы землевладения, земля не принадлежит никому из членов сельской общины, так что каждый из них имеет лишь право пользования, притом обыкновенно так, что в постоянном пользовании находится только усадебная оседлость, пользование же земельными угодьями меняется. Само собою разумеется, что в такой Форме земельного обладания, при всей ее экономической важности для крестьянского быта, нельзя искать элементов для сознательного разграничения собственности от других прав на имущества, а между тем земля составляет главный предмет обладания, в котором преимущественно и вырабатывается понятие о личной собственности. Юридическая сторона общинного землевладения будет ниже рассмотрена подробнее. Здесь же заметим, что на существо отдельных юридических начал сельско-имущественного быта имела влияние не столько самая форма этого владения, сколько связь ее с понятием общины в смысле административном. Податная система, опека общины над отдельными ее членами и в особенности круговая порука - все это сплелось как бы в одну систему с общиной поземельной. Все имущество и личный труд членов общины важны для нее лишь настолько, насколько ими обеспечивается исправное отбывание податей и повинностей; если нет, то община, мир вторгается в среду частного хозяйства и уничтожает даже частные сделки, сами по себе дозволенные. В этом-то порядке вещей мы и видим главный источник или по крайней мере санкцию тех особенных начал народнообычного права, которыми определяется как свобода распоряжения имуществами, так и порядок преемственного их движения, конечно, преимущественное в области прав на недвижимость? В ряду условий, имевших влияние на эту область, следует несомненно иметь в виду и самый строй семейного быта наших крестьян, в особенности факт преобладания общей семейной собственности, Факт этот сам по себе уже является живым и естественным препятствием к развитию понятия о личной собственности в крестьянском быту. Но и ему нельзя приписывать первенствующего в этом отношении значения, так как начала семейно-имущественного быта сами в значительной степени подчиняются началу общинному и даже сложились отчасти под его влиянием: по крайней мере там, где общинное владение неизвестно, и самые понятия о личности, собственности и семье развиты гораздо более, чем там, где преобладает начало общинное*(2).
Указывая на главные условия, под влиянием которых слагались у нас народно-обычные начала имущественного права, мы вовсе не хотим сказать, чтобы в крестьянском быту не было никакого понятия о собственности и различии ее от временного обладания вещами. Напротив, самый Факт непрерывных судебных споров, возникающих из нарушения собственности и других прав по имуществам, очевидно свидетельствует, что и большинству населения далеко не чужды понятия о различии между "моим" и чужим и о правомерной обстановке имущественного обладания; о том же свидетельствует и ряд типических поговорок, как напр. "на чужой каравай рта не разевай" и т. п. Но все подобные аргументы не устраняют справедливости тех соображений, которые вытекают из самого свойства условий, под влиянием которых в крестьянском быту образовалась довольно однообразная система воззрений и начал, относящихся ко всему строго имущественного быта. Самое же видное место, в ряду этих условий, принадлежит несомненно началу общинному. Приведенные соображения дают возможность наметить, по крайней мере, главнейшие выводы, которыми определяется общий характер имущественных прав в большинстве нашего крестьянского населения:
1) Хотя народу вовсе не чуждо понятие о собственности, как исключительной принадлежности имущества определенному лицу, но далеко еще не выработалось в народном сознании разграничение собственности от владения. Конечно, эта черта свойственна, как мы заметили выше, и самому законодательству, но лишь в том смысле, что одно и тоже название придается понятиям, которые и в законе различаются по существу дела. Между тем в народном правосознании смешение этих понятий отражается в том, что право владения и пользования нередко вовсе не различается от собственности: своим, собственным имуществом, подлежащим свободному распоряжению, признается и то имущество, которое находится лишь в постоянном пользовании, каковы напр. усадебные места. По крайней мере по тем сделкам, какие вам известны относительно недвижимостей из решений волостных судов, иногда весьма трудно судить, идет ли дело об имуществе, состоящем только во владении данного лица, или же составляющем его собственность; самые выражения "купил", "продал" применяются иногда к участкам, состоящим лишь в пользовании "продавца" и даже к сделкам, относящимся к наемной отдаче земли в пользование*(3). Во всех подобных случаях "свое" отличается, правда, от чужого, во это "свое" понимается вообще в смысле собственности, хотя оно относится на самом деле к имуществу, состоящему лишь в отдельном пользовании лица: здесь влияние общинной системы сказывается само собою. Случаи приобретения недвижимости в личную собственность столь еще редки в среде крестьян, что в массе населения не могли еще сложиться, ни в языке, ни в самом правосознании, определенные грани между собственностью и владением. Этим, быть может, отчасти объясняется и неразвитость строгого уважения к чужой собственности, а вместе с тем и та снисходительность, о которою нередко сами органы народного суда относятся и подобным правонарушениям.
2) Свобода частного имущественного оборота в значительной степени стесняется ради хозяйственных интересов самой общины. В этом смысле и могут быть объяснены те ограничения в праве распоряжения и пользования, которые нередко вовсе не вызываются потребностями ни частными, ни семейными. Община смотрит на своих членов и их имущество, как источник исправного отбывания податей и повинностей, и в силу такого взгляда всякая сделка, которая могла бы повести к подрыву этого источника, признается вредною и потому объявляется недействительною*(4). В особенности такое направление хозяйственно-общинной политики применяется для сделкам купли-продажи. Так напр. встречаются случаи, в которых прямо отвергается судом или миром продажа дома или иного строения, "составляющего крестьянскую необходимость", и даже, как будет показано в своем месте, бывают случаи, когда сам суд входил в пререкание с миром, не дозволявшим свести проданную избу, так что в защиту покупщика суду приходилось давать противоположное решение, под условием, если сам мир не взнесет покупной цены*(5). Правда в этих случаях указывается на интересы самой семьи, но вообще в смысле крестьянского хозяйства данного члена общины, так как с упадком его соединяется ослабление податной силы и усугубление бремени, лежащего на целой общине. Тоже встречается и при найме имуществ; так напр. один крестьянин сдал другому свой участок земли ("душевой надел"), но до владения не допускал; суд определил: предоставить нанимателю тот участок, но с тем, чтобы следующие с наймодавца денежные повинности были уплачены нанимателем сполна и своевременно*(6). По-видимому, между исполнением наемной сделки и взносом повинностей нет ничего общего, а между тем самое исполнение первой поставлено судом в зависимость от соображений, совершенно чуждых договору о найме имуществ, но получающих смысл именно в том отношении, что сделки по имуществам не должны служить к расстройству хозяйственных источников самой общины.
3) Личная сила в крестьянском быту, хотя является несомненно основным источником благосостояния, оценивается однако ж прежде всего как гарантия хозяйственных интересов самой общины. Этим объясняется, с одной стороны, вмешательство общего в сферу частных хозяйств в тех случаях, когда лицо, в чьих руках находится заведывание хозяйством семьи, оказывается малонадежным; нередки случаи, что по просьбе членов семьи, или и независимо от нее, домохозяин подвергается строгому взысканию и даже устраняется от хозяйства и взамен его назначается другой член семьи*(7); это делается не только по причине беспорядочной и нетрезвой жизни но и по причине старости: в последнем случае, престарелый отец подчиняется даже власти сына которому передано хозяйство*(8). С другой стороны, личный труд оценивается в сфере прав имущественных настолько, насколько он служит непосредственным обязательным источником хозяйственных средств общины; в этом смысле и самый строй семейно-имущественных отношений подчиняется началу общинному. Этим объясняется, по крайней мере, устойчивость того начала, в силу которого, почти повсюду, в семьях собственно-русских, в порядке наследования преимуществом пользуются лица мужеского пола, так что женщины даже вовсе устранятся от наследства. Здесь не место останавливаться на происхождении этого начала*(9); но едва ли, по крайней мере, можно сомневаться в том, что сильную поддержку он находит в начале общинном, так как для общины важно прежде всего обеспеченное хозяйственное положение тех ее членов, на которых лежит непосредственная легальная обязанность исправного отбывания податей и повинностей*(10). Тою же причиною, как увидим также при изложении семейного права, объясняются и те случаи, в которых, в силу предоставленного сельским сходам права, затрудняются и даже вовсе не допускаются самые разделы семьи, если они не вызываются действительною необходимостью и могут лишь повести к расстройству частного хозяйства*(11).
Обращаясь, после общих соображений к самым Формам прав на имущества, насколько они нормируются обычным правом, следует прежде всего остановиться на владении общинном, так как в нем по преимуществу отражается та обстановка имущественного быта, на которую мы указали выше; а затем укажем на юридический строй личной собственности и других вещных прав, как относительно пространства этих прав, так и относительно условий приобретения их и прекращения, хотя при этом мы должны оговориться, что известные нам данные относительно вещного права вообще, сравнительно с другими отделами гражданского права, далеко не достаточны для удовлетворительного очерка народных юридических понятий и обычаев.
II. Общинное владение
Немного найдется вопросов, которые бы подвергались столь пытливому и разностороннему исследованию, как вопрос о нашей сельской общине вообще и об общинном землевладении в особенности. Он рассматривался с самых разнообразных сторон: исторической, экономической, социальной, финансовой и г. д. Однако только его сторонаюридическая-оставалась постоянно на задней плане, так что мы не имеем ни одного исследования, в котором своеобразная Форма общинного владения выяснена была с точки зрения юридической. Между тем ясное представление о юридическом строе этой хозяйственной формы необходимо, кажется нам, не только для науки права, но и для иных исследований всякого рода, так как от путаницы юридических понятий и происходят, большею частию, недоразумения не только в разрешении, но и в постановке вопросов о значении сельской общины, устойчивости ее и т. п. Этого мало: исследования о сельской общине опередили собою даже собрание достаточного Фактического материала по этому предмету: как будто правильные теоретические построения и даже мероприятия возможны без близкого знания Фактической подкладки вопроса. Сами исследователи общественных условий сельской общины жалуются поныне на недостаточную известность Фактической стороны дела*(12). Тем ощутительнее это обстоятельство для исследования юридического: без знания самого факта общинного владения во всех его подробностях нет, почти, никакой возможности вывести и систематизировать те начала, которыми определяется существо и объем юридических отношений, вытекающих из указанной Формы землевладения. Поэтому и в наших "очерках" настоящему вопросу будет отведено пока скромное место: не задаваясь подробным исследованием, мы ограничимся указанием лишь на важнейшие начала общинного владения, при чем сделаем сначала общую юридическую характеристику этого института, а потом рассмотрим юридическую обстановку каждого предмета владения в отдельности, насколько она определяется народным обычаем.
I. Для общей юридической характеристики общинного владения следует, конечно, за отправную точку взять самое понятие нашей сельской общины; но исследование этого понятия повело бы нас далеко за пределы нашей задачи. Понятно само собою, что всякая община, как корпорация, преследует в своей сфере те же цели, какие свойственны самому государству; подобно последнему, она имеет своею задачею осуществление всех необходимых условий благосостояния ее членов*(13). Понятно также, что, как часть государственного организма, община, в преследовании своей задачи, находится в зависимости от государства, как целого. Но при изучении нашей сельской общины, особенно с точки зрения обычного права, нельзя прямо исходить из отношения ее к государству, так как, сколько известно, сельская община, в той или другой Форме, существовала задолго прежде чем она стала прямым органом общих интересов государства: не государство создало сельскую общину, так что основы ее слагались гораздо ранее подчинения ее общему строю государственного управления, и даже независимо от крепостного права*(14), хотя господство последнего, с превращением свободной общины в несвободную, не могло не отозваться теми или другими видоизменениями чисто-общинных начал в хозяйственной ее сфере. Указывая на самобытное, чисто народное происхождение нашей сельской общины, мы должны в то же время отметить и тот факт, что государство, в виду своих Финансовых целей, только воспользовалось корпоративною организациею общины: обязанность каждого члена общины вносить в казну известную сумму податей оно возвело в обязанность самой общины и ведается непосредственно с нею же, а не с отдельными ее членами, которые ответственны уже пред самою общиною и притом по принципу круговой поруки*(15). Понятно при этом, что удовлетворение Финансовых требований государства обусловливается хозяйственными средствами самой общины; отсюда же тесная связь первых с последними, а вместе с тем и вообще связь двух сторон общины: административной и хозяйственной. Но они не должны быть смешиваемы между собою, тем более, что недостаточное разграничение их может служить источником различных недоразумений при самой оценке достоинств и недостатков нашей сельской общины. Хозяйственная ее сторона, собственно говоря, и сводится к общинному землевладению. Поэтому, не теряя из виду указанной связи, мы должны остановиться на определении самого понятия общинного владения, как одной из юридических Форм имущественных прав.
Из соображения существенных признаков общинного владения есть, кажется, возможность формулировать определение его так: общинное владение есть та Форма имущественных прав, в силу которой право владения и пользования данным пространством земли принадлежит самой общине, как собственнику или владельцу земли, при чем каждому члену ее, как домохозяину, предоставляется в ней или право пользования, соединенного с владением или же одно право пользования. Из этого определения выказываются следующие главные черты понятия общинного владения:
1) Общинное владение предполагает, что право на землю принадлежит прежде всего самой общине, как хозяйственной единице, как самостоятельному, т. е. отдельному от ее членов, субъекту права. При этом безразлично, на каком именно праве принадлежит земля общине-на праве ли собственности или же только на праве пользования, так что для понятия общинного владения вовсе не существенно (в смысле юридическом), чтобы община была собственницею предоставленной в ее распоряжение земли*(16). Подтверждением этому служит уже то обстоятельство, что общинное владение существовало и ранее крестьянской реформы, след. относилось к земле, которая не признавалась собственностью ни крестьян, ни общин. Да и в настоящее время существует немало общин, которым земля принадлежит еще не на праве собственности, а лишь на праве пользования: мы разумеем общины временно-обязанных крестьян впредь до окончания выкупной операции. Но и в этом случае отсутствие права собственности на общинную землю не препятствует землевладению быть общинным. Мы не касаемся вопроса, насколько это обстоятельство оказывает влияние на самое право распоряжения, не касаемся и указываемого законом права общинников, при определенных условиях, обращать общинное владение в участковое. Во всяком случае, непосредственным субъектом права на землю является сама община, а не отдельные ее члены. В силу такого права, община наделяет теми или другими участками отдельных своих членов (о чем ниже); нередко она передает право пользования землею и стороннему лицу, напр. наем, аренду, взимая с него не подати, а наемную плату*(17), или же сама берет землю в аренду у частного лица, пользуясь ею на праве общинном*(18), и т.п., словом: действует, пря определенных условиях,, в качестве хозяина, вотчинника.
2) Наряду с самой общиной, как самостоятельным субъектом права на землю, право на нее принадлежит и отдельным членам общины. Им принадлежит во всяком случае лишь право пользования землею*(19), будет ли сама община собственницей ея или нет. Но так как на первом плане сюит сама община, то, говоря юридически, члены ее пользуются землею лишь в силу предоставления такого права со стороны общины, так- что.в этом смысле они осуществляют лишь права, принадлежащие самой общине. Из этого конечно не следует, чтобы община могла, говоря вообще, устранить членов своих от права пользования землею, так как право их на землю и составляет само по себе коренной и существенный элемент общинного владения; здесь же идет лишь речь о юридической., Формальной связи между правами на один и тот же объект, принадлежащими общине и ея членам. Но и независимо от этой связи, зависимость прав отдельных членов от права общины проявляется и в том отношении, что самое распределение земли, в той или другой Форме, между отдельными членами принадлежит самой общине, хотя община, мирэто тоже общинники, а не сторонняя сила.
3) Право пользования землею, сказали мы, принадлежит каждому члену общины, как домохозяину. Это также одна из существенных черт общинного землевладения. Смысл ея заключается в том, что не каждый член общины, как единицы административной, обладает означенным правом, а лишь тот, у кого есть свой дом, свое хозяйство. В этом условии защитники сельской общины справедливо видят важное ее преимущество пред личным землевладением: стоит взрослому общиннику обзавестись своим домом, хозяйством, и он безмездно получает право пользования общинною землею.
4) Наконец, мы сказали, что право членов общины на землю различается так, что им предоставляется или право пользования, соединенного с владением или же одно право пользования без владения. Различие это обусловливается самим свойством и назначением земли или ея угодий; но это уже вопрос о юридическом различии отдельных предметов общинного владения.
II. Обращаясь к обзору отдельных предметов общинного владения, мы не будем конечно останавливаться на рассмотрении хозяйственного их значения, а постараемся, по известным нам данным, определить различие предметов пользования по отношению к объему самих прав, касающихся этого пользования. В этом смысле можно бы различать те предметы, по отношению к которым предоставляется пользование, соединенное с владением, от тех, по отношению к которым предоставляется одно пользование; но ость предметы, которые не могут быть отнесены исключительно ни к той, ни к другой категории, и потому мы не будем держаться и этого внешнего разграничения, а изложим отдельные предметы пользования порознь, начиная впрочем с тех, в которых пользование соединено с владением, каковы: усадьбы и пахатные земли; затем скажем о сенокосных землях и наконец о выгонах и лесах.
1) Усадьбы. Под усадебной землей понимается часть земли, отведенная общиннику для постройки на ней дома, служб и проч., а также для разведения конопли, для огорода и т. п. Что касается дома, построенного на общинной земле, то он принадлежит общиннику на праве полной собственности, но только как имущество отдельное от земли, так что, если он и выбудет из общины, все построенное им на общинной земле остается его собственностию или переходит к его наследникам, конечно, если они не захотят удержать за собой и самой усадьбы, так как в этом случае усадебная земля поступает обратно в общину*(20). Следовательно, очевидно, известное правило, по которому все, построенное на чужой земле, становится собственностию того, чья земля*(21), к общинному владению не применяется, даже если бы земля принадлежала самой общине на праве собственности. То же самое следует сказать и обо всем, что посажено и произросло на огороде, коноплянниках и т. п.: все это считается полною собственностию того, кому отведена земля под усадьбу, но опять лишь в смысле имущества, отдельного от земли. Что же касается усадьбы в полном ея составе, т. е. усадебной земли вместе со всем что на ней построено и насажено, то она принадлежит домохозяину лишь на праве владения и пользования. Но самое это право есть не срочное, а наследственное, хотя наследники домохозяина могут и отказаться от своего права. Уклонение от указанного начала встречается в некоторых местностях в том смысле, что наследники домовладельца не в праве удержать усадебной земли за собой, во и то лишь в том случае, если они сами не принадлежат к той же административной общине, так что наследственность права на усадебную землю обусловливается иногда, по-видимому, самою принадлежностию наследников к общине*(22). Те же самые начала, которыми определяется общий характер права на усадебную землю, применяются в частности к отчуждению и передаче по завещанию. Дом с его принадлежностями, на общинной земле, домохозяин не в праве ни продать, ни отказать по завещанию лицу, не принадлежащему к той же общине*(23). Наконец, следует еще заметить, что усадебная земля состоит в нераздельном пользовании домохозяина с его семьей*(24), так что если один из членов семьи станет отдельным домохозяином, то в той же усадебной земле, с ея коноплянниками и огородами, он доли не получит.
2) Пахатная земля. Подобно усадебной земле, она также предоставляется общинникам на праве пользования, соединенного с владением. Но, прежде объяснения самого объема этого права, укажем сперва на главные системы распределения пахатной земли между домохозяевами. Их известно поныне четыре. Первая из них, исконно-русская система состоит в том, что вся общинная пахатная земля разбивается на части, называемые полосами, клиньями, пятухами, четверухами, лаптями, загонами и т. п. Число таких частей соответствует числу взрослых работников всей общины, но на долю каждого домохозяина отсчитывается столько частей, сколько в его семье работников*(25). Другой принцип распределения пахатной земли заключается в том, что вся пашня делится также на число "душъ" всей общины и получается таким образом душевая доля; затем высчитывается отношение между числом душ и числом взрослых работников: из получаемой цифры видно, какое число душ приходится на работника; зная размер душевой доли, высчитывается доля причитающаяся на работника, и затем уже каждому домохозяину отводится столько долей, сколько в его семье взрослых работников*(26). Далее, третий способ распределения состоит в том, что вся пашня делится на части по числу душ, и каждому хозяину отводится доля по числу душ, числящихся в его семье по последней ревизии*(27). Наконец, кроме трех указанных систем, встречается на севере еще весьма своеобразный способ раздела, который однакоже редко проявляется в своей чистой Форме, а обыкновенно соединяется с одним из предшествующих способов распределения. Так, в губернии олонецкой, где земли, хотя и плохой, у крестьян в избытке, вся она делится на платежную и неплатежную: первая распределяется точно также, как и пашенная земля вообще в других, великороссийских губерниях, но неплатежная вовсе не распределяется на участки, а в ней право пользования зависит от "первого захвата", который обусловливается, с одной стороны, незанятостью известного места, а с другой рабочею силою: сколько кто сработаетъ, столько и захватывает в свою пользу*(28).
Таковы известные нам системы распределения пахатной земли. Разделенная тем или другим способом земля является в виде ряда полос, присвоенных отдельным домохозяевам. Самое размещение полос, принадлежащих тому или другому из домохозяев, обусловливается еще тем обстоятельством, что в виду разнокачественности земли крестьяне, при разделе ея, поступают прежде всего так, что делят ее на крупные части по качеству и стараются, чтобы на долю каждого домохозяина досталось одинаковое число и хороших и дурных полос*(29). Отсюда проистекает т. н. чрезполосица.
Но изложенными условиями порядок распределения пахатной земли не исчерпывается. Из самого определения общинного владения уже видно, насколько обладание тою или другою частию пашни может считаться постоянным. Полоса, отводимая данному домохозяину, не безусловно остается за ним, так что право обладания частию пашни у него не отнимается, но объект этого права может и даже иногда должен меняться*(30). Мы сказали выше, что при общинном землевладении каждому члену общины, ставшему домохозяином, и до тех пор, пока он считается таковым, принадлежит право на землю. Отсюда ясно, что самое число общинников, обладающих таким правом, может увеличиваться и уменьшаться, так как вольные общинники могут стать домохозяевами и, на оборот, домохозяева могут сделаться вольными, напр. в случае несостоятельности*(31) или в случае перехода в другую деревню, напр. к зятю по старости*(32) и т. п. Притом, независимо от этих обстоятельств, может в селе оказаться много убылых душ вследствие смерти, особенно в годы эпидемий*(33) могут быть также в избытке сиротские земли*(34), и т. п. Все приведенные обстоятельства делают, очевидно, неизбежным периодический передел пашни. Все прежние межи снимаются и земля снова делится. Периодичность переделов колеблется между одним и двадцатью годами; случается даже, что в одном и том же уезде промежутки между переделами далеко не одинаковы, так что в одной деревне переделяют чрез два года, а в другой чрез десять лет*(35). Разнообразие в этом отношении столь значительно, что едва-ли возможно вывести какой-либо закон, которому следует периодичность переделов*(36). Несомненно лишь одно, что в крестьянстве все более укореняется убеждение о вреде частых переделов, но в то же время крестьяне твердо держатся той мысли, что "как ни худы переделы, а еще хуже, если их не будет совсем"*(37).-Но передел не единственное средство периодического уравнения пашни между домохозяевами. Разделы и присоединение одних полос к другим производятся также по поводу частных случаев: сын не захотел жить с отцом-община отделяет ему из отцовского надела причитающуюся на его долю полосу; сын-работник умирает или уходит-его полосы отрезываются и передаются другому домохозяину, у которого прибыл работник*(38). Это делается часто в предупреждение переделов, на которые крестьяне смотрят как на крайнее средство: когда нет возможности уладить дело помощью раздела, отрезки и присоединения, тогда уже приступают к общему переделу*(39).
Что касается до объема прав домохозяина на отведенную ему пахатную землю, то ему принадлежит прежде всего право исключительного владения и пользования чрез обработку и извлечение выгод. Но, так как пашня предоставляется не в собственность, то и о праве отчуждения ея не может быть и речи. Этим, однакоже, не стесняются другие виды права распоряжения. Так, не воспрещается домохозяину отдать свою часть в наймы или передать пользование ею соседу, односельцу или даже постороннему лицу. Отдача в наймы встречается, впрочем, не часто, да и наемная плата берется обыкновенно ничтожная*(40). Нередко домохозяин, уходя в город или в долгие отлучки, передает свою часть соседу или другому односельцу, с обязательством съемщика платить за наймодавца все подати и повинности*(41). Но эта передача не ведет к отчуждению самого права владения-владельцем земли остается домохозяин отдавший ее в пользование, так что он передает не самое право, а лишь осуществление его. Такие сделки заключаются или на определенный срок (напр. на год, на два года и т. п.) или же без определения срока: в последнем случае отдавший землю в пользование имеет право во всякое время (конечно не среди жатвы) снова потребовать ее обратно. В некоторых уездах петербургской губернии общинники сдают свои земли Финнам, да и сама община нередко отдает им пустоши под выстройку домов*(42).Отдача в пользование совершается нередко и в виде мены полосами. Случаи мены*(43) вызываются обыкновенно переделами: редко случается (особенно при жеребьевой разметке полос), чтобы при переделе пахатной земли домохозяину достались те же полосы, какими он прежде владел; получив, вместо своей, новую полосу, которая окажется при том неудобною напр, по месту, он естественно старается вернуть прежнюю и предлагает тому, кому она досталась, поменяться полосами, и случаи такого обмена встречаются почти повсюду.
От права на пахатную землю, отведенного в пользование, каждый общинник может отказаться. Отказ этот, ведущий к прекращению права, проявляется обыкновенно в самом неосуществлении права, так что если общинник оставляет пашню без обработки, то мир ее отбирает*(44). Здесь нет, конечно, речи о самом способе обработки: безразлично, сам ли общинник обрабатывает свою пашню или при посредстве других лиц. Притом и самые случаи упомянутой формы отказа не часты. Замечено, что где общинник дорожит землею и старается приобрести ея как можно более, там действительно необработка пашни равносильна отказу от права, но зато, где земля составляет тягость для крестьянина, где она для него служит лишь единственным средством уплаты податей, где община как бы навязывает крестьянам землю, там о необработке в смысле отказа не может быть и речи: обрабатывает ли общинник свою землю или нет, во всяком случае общество берет с него подати, так как земля считается все-таки за ним*(45).
Таким образом, в смысле общего правила, можно сказать, что необработка земли получает значение отказа лишь в том случае, когда нет недостатка в лицах, готовых принять на себя тот же надел.-Независимо от отказа, право владения пахатною землею может прекращаться тоже по причине Физической возможности для единственного в семье работника-домохозяина продолжать обработку земли, напр. по причине старости и дряхлости: в таких случаях надел его или поступают в мир или же самим общинником передается односельчанину*(46). -Выход члена из административной общины также, конечно, влечет за собою прекращение права на общинную землю: это-естественное последствие того условия, что право ва землю связано с необходимостью быть домохозяином, а домохозяином может быть лишь член административной общны.
3) Сенокосы. Право ва севокосные земли может быть рассматриваемо, прежде всего, как дополнение или последствие права ва пашню, и потому к первому, как праву придаточному (accessorium)*(47), применяются те же начала, какие свойственны и последнему. Поэтому сенокосы делятся на полосы по тем же правилам, как и пашня, право пользования первыми, по своему объему, тоже что и по отношению к последней. Но право на сенокосные земли обставлено и некоторыми особенностями. В этом отношении следует заметить, во первых, тот весьма распространенный факт, что переделы сенокосов бывают ежегодные*(48). С другой стороны, распределение сенокосов на полосы в отдельное владение и пользование домохозяев представляется не единственною формою пользования сенокосами. Напротив, указывают на тот Факт, что, благодаря отсутствию травосеяния в крестьянском хозяйстве, сенокосные земли не делятся, а находятся в общем пользовании: луга оставляются как-бы на произвол судьбы-выросла трава, приспела пора косить, и все общинники, с их семьями, отправляются на работу; скошенное делят затем опытным глазом па части соответственно правилам и способу пользования пахатною землею*(49). К сожалению, у нас нет сведений о тех местностях, где преобладает указанный способ общинного пользования сенокосами. Для восполнения этого пробела приведем любопытные данные об одной местности, на пространстве которой известны обе описанные системы распределения сенокосов,- именно в никольском уезде вологодской губернии. Что касается, во-первых, дележа сенокосов, то по установившемуся в одной деревне обычаю различаются три рода сенокосов: 1) "заполоски"-небольшие лоскутки земли около хлебопахатных полос; это собственно продолжение полос, только не распаханное, а оставленное под траву; заполоски выпахиваются тем же хозяином, которому принадлежит прилегающая полоса, след. сколько в деревне полос, столько и заполосков; 2) "делянки"сенокосы, лежащие по мелким речкам и ложкам; они делятся шестом (по числу душ в деревне); разверстка делянок делается посредством жребия, и 3)"пожни" - сенокосы, расчищенные в лесах: здесь каждый хозяин имеет свою пожню, которую расчистил, может быть, еще его дед, он смотрит на нее как на наследство, след. на пожни условия общинного владения ие распространяются. Взамен прямого дележа, в некоторых деревнях, именно там, где есть поемные луга, сенокос выкашивается миром, "общиной", и скошенное сено складывается в копны и делится между участниками; для раздела сами участники делятся сначала на две половины, выбирают стариков и вручают им два рода жеребьев,-одни, вырубленные из черемухи, другие из ивы или ольшины; старики обязаны воткнуть их в копны, с тем, чтобы в-ь каждую половину попали поровну и хорошие и худые копны; половина копны делится тем же способом между своими членами, пока дело не дойдет до дележа одной копны между двумя лицами; эти последние решают-кому низ, кому верх копны, меряя горстью по палке. По замечанию г. Потанина, из статьи которого мы заимствовали приведенные сведения, обычаи выкашивать сено общиной можно считать вполне местными*(50). За неимением Фактических указаний о других местностях мы считаем не излишним указать еще на заявление кн. Васильчикова, что "обработка сообща и дележ продуктов, хлеба или сена в натуре, при уборке, никогда не были в обычае русского крестьянства и совершенно противны мирскому быту", так как, поясняет автор, нашему народу совершенно чужд коммунистический принцип общего труда и дележа продуктов и заработков*(51). Насколько это заявление, в первой своей половине, справедливо по отношению к настоящему времени, не беремся судит по малому количеству доказательств противного; что же касается мнения, будто указанный обычай противен нашему мирскому быту и отзывается теориями коммунизма и принудительными общественными запашками, то этот вопрос требовал бы, кажется, более тщательного разъяснения; заметим только, что отсутствие коммунистических начал в нашем общинном строе могло бы быть доказано рядом других Фактов и прежде всего тем Фактом, что скошенное общим трудом сено распределяется не между косарями (т. е. по нраву их труда), а между домохозяевами, либо по числу душ, либо по числу числящихся в его дворе работников, косят же всего чаще бабы, подростки да наемники.
4. Выгоны. Право пользования ими принадлежит также каждому домохозяину; самое пользование происходит сообща, причем безразлично, сколько у каждого из них скота, так что, по содержанию своему, означенное право может быть приравнено к сервитутам того же рода. В отличие от пахотных земель и сенокосов, выгоны ие подлежат вовсе переделу. Но вообще сведения об этом предмете довольно скудны. Заметим здесь только, что в некоторых местностях право пользования выгонами обходится крестьянину, у которого много скота, весьма дорого, так как подати с него взимаются соответственно количеству скота*(52).
5. Остается упомянуть еще о лесах. Но об этом предмете общинного владения сказать почти нечего, во-первых, по недостатку данных, а во вторых и потому, что таких общин, у которых есть свои лесные дачи, весьма немного; самые же способы пользования лесами, по словам исследователей нашей общины, весьма разнообразны*(53).
III. Ограничения прав на имущества
При изложении юидических начал общинного владения мы уже касались вопроса о пространстве прав на земного по различию самих предметов, предоставленных общинникам во владение или только пользование, причем нельзя было не заметить, что всякое исключительное обладание тем или другим участком, либо угодьем, носит характер собственности, хотя и не в техническом смысле этого слова. Вместе с тем мы видели, насколько то или другое право поставлено в известные пределы, обусловленные самим существом общинного владения. Независимо от этого, в крестьянском быту существуют и другие различные ограничения собственности, возможные и при отсутствии означенной Формы землевладения. Приступая теперь к обзору их, считаем неизлишним высказать предварительно два замечания. Во первых, не смотря на различные условия и Формы зависимости в хозяйственном быту наших крестьян, им вовсе не чуждо понятие о собственности, как такой Форме обладания, в силу которой владельцу земли принадлежит исключительное право и на все ее произрастания: "по нашему местному обычаю-говорится в одном решении волостного суда-каждый пользуется произрастаниями на своей усадьбе," и потому "предоставить просительнице полное и беспрепятственное владение деревьями"*(54), при чем разумеется само собою, что напр. деревья, растущие на меже, признаются собственностию не одного, а обоих смежных владельцев*(55). Равным образом, признается не подлежащим сомнению, что каждый владелец в праве воспретить другим пользование своею землею*(56), кроме тех случаев, в которых, как увидим ниже, установлены те или другие ограничения собственности, Во вторых, каждый владелец, как член общины, не может считать себя изолированным и независимым от ея интересов и требований хозяином состоящей в его владении недвижимости: в силу этого начала он должен исполнять, конечно, все обязанности, вызываемые интересами общины, независимо от ограничений, установленных собственно в интересах соседей (о чем будет сказано ниже); так напр. он обязан содержать изгороди в исправности, огораживать свои угодья в виду возможных потрав и споров, не рыть на своей земле ям, если от них может пострадать чужой скот и т. п.*(57) Все эти и подобные им обязанности, соединенные с поземельным владением, относятся собственно к области полицейского права. Что же касается тех ограничений прав на имущества, которые принадлежат к праву гражданскому, то мы укажем па ограничения, установленные, с одной стороны, в интересах семьи, а с другой в интересах соседей.
I. Обращаясь к тем ограничениям права собственности, которые установлены в интересах семьи или рода, мы должны оговориться, что вопрос этот, во всей его полноте, находится в тесной связи с системою имущественных прав вообще в крестьянской семье и потому будет рассмотрен подробно при изложении семейного права. Здесь же мы коснемся только тех ограничений, которые прямо обусловлены различием имуществ родовых от благоприобретенных. Указания на такое различие имуществ, известное нашему законодательству, находим и в праве обычном, и притом не одной, а различных местностей. Так напр. в губернии владимирской, как видно из записанных опросов, крестьяно прямо заявили, что у них имеет силу различие между имуществом родовым и благоприобретенным: первым считается наследственное недвижимое имущество и распоряжаться им произвольно, по своему усмотрению, нельзя, так как оно подлежит переходу к законным наследникам*(58). Такой же взгляд на значение родовых имуществ встречаем напр. и в московской губернии,-именно в одном решении по поводу следующего случая: крестьянка К. жаловалась суду, что после смерти родителя ея Р. остался дом, выстроенный после пожара, но мачеха ея Г., не имея детей, дом этот продала крестьянину Г. Считая такую продажу неправильною, К. просила проданный дом предоставить в распоряжение ее, как единственной наследницы родительского имущества. Волостной суд пришел к тому заключению, что "дом, о котором ходатайствует К., не составляет родового имущества, так как Г. и Р. приобрели его общими трудами после пожара, что составляет имущество благоприобретенное, каковым каждое лицо имеет право распоряжаться по своему усмотрению", и потому определил: в домогательстве К. отказать*(59).-Из приведенных примеров видно, что родовым признается имущество, дошедшее по наследству, и что право распоряжения таким имуществом ограничено в том же смысле, как постановлено о том и в самом законе: не останавливаясь здесь, по упомянутой причине, на подробном рассмотрении этого начала, заметим только, что самые названия имуществ усвоены в указанных местностях, по всей вероятности, под влиянием терминологии законодательства, хотя выражения "род" и "родовое имущество" вовсе не чужды ни пониманию, ни языку нашего народа.
II. Переходя к обзору ограничений права собственности, установленных в интересах соседей, и относящихся вообще к разряду т. н. сервитутов, заметим, что, при всей практической важности этого предмета, само законодательство наше не может похвалиться обилием и выработанностью начал т. н. "соседского права". Что же касается права обычного, то в нем несомненно существуют в разных местностях различные и своеобразные правила о сервитутах; но к сожалению, по самой скудости известного нам материала, мы должны будем ограничиться весьма немногими, отрывочными сведениями по этому предмету. Рассмотрим сначала главнейшие виды сервитутов, как они установлены обычаем, затем укажем на случаи установления их договором и наконец скажем несколько слов о прекращении сервитутов. В наших источниках есть указания на следующие виды сервитутов, относящихся к соседскому праву:
1) Право прохода и проезда. Оно признается, прежде всего, в том смысле, что владельцы не вправе воспрещать соседям проход и проезд по улице ведущей к их домам и загораживать улицу*(60). Кроме того., владельцы обязаны дозволить проложить чрез свою землю дорогу к улице*(61), если соседу необходим проход и проезд к ней именно через эту землю.
В виду того же права каждый владелец обязан из своей земли предоставить необходимое количество для устройства переулка. Это видно напр. из следующего случая: Е. жаловался суду, что П. загородил общий переулок, по которому они ездили около 40 лет на гумно. П. объяснил, что он загородил это место, как родительское наследство, и что этот переулок ему не нужен. Волостной суд определил: для прекращения вражды и могущей быть опасности сделать переулок между П. и Е., отрезав от каждого по одной сажени и чтобы этот переулок служил для беспрепятственного проезда обоим*(62).- Относительно переулков, существующих с давних лет и необходимых для проезда, владелец ие вправе запрещать, чтобы их чинили и делали для проезда удобными*(63). Точно также он не в праве их застраивать, в противном случае принуждается к сломке постройки*(64).- Хозяин, загородивший переулок, обязан устроить для прохода и проезда другой, столь же удобный, как и прежний. Подтверждением этого положения может служить, напр., следующий случай: Т. жаловался, что брат его Я. самовольно загородил прежде существовавший переулок с боку общей их усадьбы. Я. показал, что он действительно зогородил переулок с боку их усадьбы, но вместо него оставил таковой же с другой стороны своей усадьбы по большему удобству в проезде рядом живущих с ним людей за водой, ежедневно всем и каждому ,требующемся. Семь свидетелей заявили, что новый переулок для проезда более удобен (прямо на пристань к воде) и-может быть явным спасением при несчастном случае. Суд определил: в восстановлении прежнего переулка просителю Т. отказать, а как новый переулок более способен для ходьбы и езды за водою, то по таковому восстановить свободное сообщение*(65).
2) Владелец обязан дать определенной ширины дорогу для прогона скота к водопою. Это видно, напр., из решения, в котором сказано, что Е. обязан дать чрез свою усадьбу в две сажени шириною улицу до пруда собственно для прогона Г. скота на водопой*(66). Впрочем эта обязанность возложена на владельцев не везде, как можно заключить из следующего случая: крестьяне жаловались на деревню за препятствование прогону скота по дороге, пролегающей по земле этой деревни; суд, "принимая во внимание, что никто не может заставить собственника земли уступить пользование ею другому и ограничивать в распоряжении", отказал в жалобе*(67). Из этого решения, однако, не видно, для чего необходим был прогон скота; притом дело шло между крестьянами разных деревень; но во всяком случае едва ли можно сомневаться, что соседи, живущие в одной деревне, обязаны не препятствовать прогону скота на водопой.
3) Владелец обязан доставить проход и проезд чрез свои земли к владениям постороннего лица, если, как надо предполагать, нет другого, столь же удобного, прохода к тем владениям*(68).
4) Для прекращения споров, владелец обязан срубить ветви деревьев, которые-свесились на усадьбу соседа, или же самые деревья. Правило это, напоминающее собою одно из юридических начал, известных еще со времен римского права, оказалось знакомым и нашему обычному праву, как видно из следующего случая*(69): кр. Е. заявил суду, что у него с соседом М. на межнике растут яблони, из которых от двух яблонь, растущих на усадьбе М., ветви перелезли на его Е. усадьбу к его яблоням; яблоки же с этих ветвей падают больше на его Е. усадьбу, отчего трудно их собирать отдельно от его Е. яблоков; чрез эти-то яблоки нередко семейство его, М., спорится., чрез них же М. обидел детей его, Е., когда он, Е., с женою были на полевой работе; в отклонение на будущее время неприятностей, Е. просил приказать М. свесившиеся на Е. усадьбу ветви от его М. яблонь срубить, или их другим каким-либо способом принять. Суд, по освидетельствовании ва месте яблонь, растущих на усадьбах кр. Е. и М., нашел, что Е. ходатайствует правильно, почему постановил: "обязать М. срубить яблони, ветви которых перелезли на усадьбу Е., чем прекратить между ними постоянные ссоры"*(70).
5) Владелец не в праве воспретить соседу пользоваться водою из его колодца, если тот не имеет никакого другого способа удовлетворять такие нужды. Это видно, напр., из одного случая, в котором волостной суд обязал владельца давать воды из его колодца мельнику и мировой съезд нашел это решение правильным*(71).
6) Владелец может воспретить соседям спускать воду в его ров, если его земле грозит от того опасность затопления. Так, Г. заявил суду, что "ближайшие его соседи спускают поду во время полой вюды и проливных дождей в один его ров, имеющий направление горы в реку", так что "рощи его ц даже строения бывают в затопе", и потому просил суд о том, чтобы соседи "не направляли воды в один только его ров, а справляли бы по возможности таковых стоков куда она имеет больше свое направление в реку"; суд постановил, чтобы соседи не спускали воды в один только ров Г., а сделали бы для прохода воды три стока: на полисадниках П., Д. и того же Г., при чем внушил, под страхом штрафа, чтобы каждый из них очищал назначенный сток и не препятствовал проходу воды*(72).
7) Равным образом, сосед отвечает за убыток, могущий произойти от затопления чужой земли мельницею. Сюда относится следующий характеристический случай: кр. Г. заявил суду, что он имеет небольшой плодовый сад, заключающийся в сорока деревьях; в смежности к нему односелец Н. имеет водяную мельницу и водою затопляет деревья сада, отчего причиняет вред и убыток, и потому Г. просит "сделать вознаграждение". Осмотрев на месте состояние сада, суд нашел, что там, где устроена Н. Мельница, протекает вода особо устроенною канавою и около вершнего вода приостановлена, чрез что вышла из берегов и местами вероятно прососала канаву от плохого устройства ж протекла в сад Г., а признаком, что вода в нем была, оказался замерзший лед; но с другой стороны, "чтобы отнести течение воды к другому лицу, нисколько не заметно"; не находя "умышленности" со стороны Н, суд, после безуспешности примирения, определил: "в то время, когда откроется весна и в саду деревья будут найдены посохшими собственно от потопления водою, взыскать с Н. за каждое посохшее дерево по 10 р. сер., принимая при этом во внимание единственно то, что если будет найдено от потопления воды, но никак не от другой причины, как это иногда бывает-сохнет дерево от плохого ухода за ним; в чем с. староста, с открытия весны, в присутствии нескольких добросовестных, обязан наблюсти, и в то время по определению нашему, сосчитав поврежденные дерева, сделать исполнение"*(73).
Кроме указанных ограничений, между крестьянами установляются иногда ограничения собственности и по договору. Так, напр., известен такой случай: Е. дал своему пасынку Т., девять лет назад, усадебное место под постройку,-вверху под гумно для ржи и кладки снопового хлеба, с тем, чтобы чрез это гумно Е. был проезд на свое гумно; по поводу спора между ними суд постановил: обоим пользоваться усадьбами, как они и прежде пользовались,Е. проездом на свое гумно чрез гумно Т., а Т. для складки снопового хлеба и не загораживать Е. проезда*(74). Что касается прекращения сервитутов, то по этому вопросу встречается один только случай-уничтожение предмета пользования, напр. колодца, если он угрожает опасностью; при чем хозяин обязан вознаградить то лицо, которое имело право пользования тем предметом. Сюда относится именно следующий случай: А. просил взыскать с Б. половину стоимости местного их в городе колодезя (из 30 р.-15 р.), так как Б. завалил- его без согласия А. Ответчик объяснил, что местный колодезь находится на его земле, и что он действительно завалил его от опасности, дабы из малолетних кто не упал в него. По освидетельствовании колодезя оказалось, что лес в нем стоит не более 20 р., потому что он пришел уже в ветхость, а потому суд определил: взыскать с Б. в пользу А. 10 р., и к этому присовокупил: "затем колодезь должен принадлежать одному Б., так как он в его земле"*(75). Впрочем из этого решения не видно, за что собственно присуждено в пользу просителя 10 р.,-за то ли только, что он лишился права, которым пользовался в течении многих лет, или же за то, что им затрачена была половина суммы, в какую обошлось устройство колодца: последнее вероятнее.
К разряду сервитутов может быть отнесено также известное не только закону, но и обычаю, право пожизненного владения и пользования чужим имуществом. Оно установляется нередко посредством частного распоряжения, но последнее встречается или в форме возмездной сделки, и потому о нем будет сказано при изложении договора найма имуществ, или же в форме распоряжения на случай смерти, а такие распоряжения относятся уже к области наследственного права.
III. К вопросу об ограничениях прав на имущества мы отнесем и случаи совместного владения и пользования, так как и в них право на имущество является ограниченным или неполным в силу того, что право на один и тот же предмет принадлежит не одному, а нескольким лицам сообща. Сравнительно с теми началами, какие установлены законом относительно т. н. общей собственности или общего владения, обычные по этому предмету правила, ври всей скудости относящихся сюда данных, не лишены интереса и даже представляют некоторые особенности. При изложении их мы коснемся сначала способов установления общего владения, затем рассмотрим вытекающие из него юридические отношения и наконец скажем о его прекращении.
1) Что касается способов установления общего владения и пользования, то укажем сначала на договор. Примером такого установления означенного права может служит тот случай, когда несколько крестьян совместно владеют снятою ими по контракту землею: в силу такого общения они считаются товарищами в течении всего срока (напр. 12 лет), на который снята ими земля*(76). Другим способом установления общего владения является наследство, о чем будет речь при изложении наследственного права. Наконец, сюда же следует отнести и случаи раздела, так как при разделе общего имущества, иногда установляется, для уравнения в правах и выгодах, совместное пользование имуществом, напр. избою*(77).
2) Обращаясь к юридическим отношениям, возникающим из общего владения, мы скажем сначала о мере участия совладельцев в выгодах и убытках, затем о порядке распоряжения и управления имуществом.
Что касается до права пользования общим имуществом, то каждый из соучастников пользуется им соразмерно своей части, и потому одни из них не в праве устранять других от пользования тем имуществом. Так, напр., по жалобе кр. В. на притеснение сыном его в мытье в общей бане, волостной суд постановил: так как две части бани принадлежат отцу, а третья сыну, то и пользоваться им по означенным частям*(78). Никто из участников не в праве устранять других под тем предлогом, что он один употребил издержки на поправку общего имущества; сюда относится, напр., следующий случай: К. и С. имели общий колодезь; К. поправил его на свой счет и не стал допускать к нему С. По жалобе последнего, суд признал право С. пользоваться колодцем, но с обязанностью платить 1 р. в год на поправку*(79). Но, с другой стороны, размер пользования общим имуществом обусловливается и участием в расходах на его исправление. Это можно заключить из следующего случая: Я. жаловался суду о том, что он вместе с И. имеет мельницу, в которой его, Я., семь частей, а остальные три части И., а между тем размол ржи для своих домов производится сколько кому угодно, что для него Я. обидно, так как мельница исправляется по частям. Суд решил: помол ржи производить для домашнего употребления так, как производится сторонним людям, и собранная таким образом мука или рожь должны делиться по частям; исправление же мельницы должно производиться также по частям*(80). Далее, совместность владения не нарушается тем обстоятельством, если соучастники установят между собою очередь пользования имуществом, как видно напр. из одного случая, в котором два владельца маслобойни согласились, чтобы каждому из них владеть ею поочередно две недели*(81). Наконец, подобно пользованию общим имуществом, и прибыли от него делятся между соучастниками также по соразмерности их частей*(82).
Сказанное об участии в прибылях от общего имущества применяется и к обязанности нести издержки: они падают на соучастников по соразмерности их частей. Таковы, во-первых, издержки на ремонт имущества. Если издержки на починку или поправку его сделаны одним лишь из участников, то другие обязываются уплатить ему, что причитается на их долю*(83). Тоже самое относится и к расходам на наем имущества сообща, так что и самый отказ от пользования им до срока не освобождает от платежа означенных издержек; так напр. А. и C. жаловались, что по условию приняты ими в товарищи на 12 лет такие-то (с ответственностью наравне с ними-круговою порукою) владеть снятою землею; ныне же эти товарищи от владения землею отказались и следующего с них оброка не уплатили; суд постановил: взыскать с ответчиков следующие в уплату деньги*(84). Точно также и ущерб, происшедший в общем имуществе не по вине того или другого из соучастников, а случайно, падает также на всех по соразмерности долей*(85).
Что касается распоряжения и вообще управления общим имуществом, то оно должно основываться на общем согласии соучастников. Поэтому ни один из соучастников не может предпринять какой-либо постройки без согласия остальных; так напр. спор между двумя участниками возник из того, что один из них стал насаживать ригу без согласия другого; суд постановил: воспретить К. насаживать ригу самовольно без согласия участника И.*(86) Точно также один из сохозяев не вправе отдавать общего имущества в аренду или наем без согласия других, в противном случае договор уничтожается*(87), или же часть земли, причитающаяся на долю участника, не изъявившего согласия, отделяется и предоставляется в его распоряжение*(88).
Наконец, общее участников согласие требуется и для продажи общего имущества; поэтому продажа его, учиненная одним без согласия остальных, признается недействительною, а купивший его в праве потребовать сумму обратно*(89). При этом, не воспрещается каждому из совладельцев продать свою часть из общего имущества, но он не в праве этого сделать без согласия остальных, если они сами готовы взят ее за ту же цену и если чрез продажу части уменьшилась бы стоимость целого имущества, при чем разумеется, что если состоявшаяся уже продажа признана недействительною, то покупщику возвращается уплаченная им сумма*(90).
3) Общее владение прекращается разделом, который производится в натуре, а в имуществах нераздельных совершается таким образом, что имущество оценивается и затем бросается жребий, кому оно должно достаться в исключительное владение, а тот, кому имущество досталось, обязывается уплатить соучастникам деньгами по соразмерности их частей. Примером может служить следующий случай: Е. жаловался на К., товарища в половинной части мельницы, что К. не отдает долга; на суде они добровольно согласились: оценили общую. мельницу в 600 р.., бросили между собою жребий, по которому мельница досталась Е. и последний обязан был, в течение двух недель, отдать К., за вычетом долга, 253 р.*(91) Другой пример: кр, И. жаловался на А. и Г. за то, что они довели до разрушения овин, в котором имеет третью долю; ответчики показали, что действительно овин приходить в ветхость пол упал, а ямник развалился, что нужно его поправить, но проситель не соглашается на это и денег 15 р. за 1/3 не берет. Суд постановил: "для отстранения между ними греха, кинуть им жребий, кому придется выходить из овина с получением, на каждый пай, положенных 15 рублей". По жребию досталось выходить из овина И., с правом получить за свою долю 15 руб.*(92) Жребий применяется, однакоже, не во всех случаях подобного рода: иногда обязанность уплатить по стоимости имущества, соразмерно причитающейся участнику части, возлагается, при невозможности раздела в натуре, на одного из участников самим судом. Так напр. по разделе между ф. и дядею И. изба оставлена была в общем владении, но пришлось разделиться; И., переходя в новую избу, намеревался из старой избы выбрать пол, потолок и сломать половину избы; суд постановил: избу положить в цену-60 р., с тем, чтобы ф. уплатил И. 30 р., а И. к избе не приступать, а оставить ее во всегдашнее пользование ф.*(93) Встречаются ж другие случаи подобного рода*(94).
IV. Приобретение и укрепление прав на имущества
Сопоставляя приобретение прав с их укреплением, мы имеем в виду, независимо от сопоставления их в самом законодательстве, тот общеизвестный факт, что и в народном быту нередко право не признается за данным лицом, если приобретение его ее сопровождалось каким-либо внешним знаком, который бы свидетельствовал о его существовании. В изложении способов приобретения прав будут видны и способы их прекращения.
I. Приобретение. Основанием приобретения прав на имущества служат обыкновенно различного рода сделки, каковы мена, купля-продажа, дарение ж т. п. Но, и по народным воззрениям, не сама сделка переносит право на имущество, а передача вещи, будет ли она действительная или символическая, как увидим при рассмотрении сделок и обязательств в от- дельности. След. здесь может быть речь лишь об односторонних способах приобретения. Но, говоря вообще, случаи приобретения, не зависящего от соглашения, весьма редки, по крайней мере в настоящее время. Таково напр. завладение: оно предполагает существование вещей ничьих, незанятых земель и т. п., и потому встречается еще там, где пустопорожних земель и лесов много, так что захват их но возбуждает спора; так приобретаются напр. места для охоты на севере, при чем всякое такое занятие отмечается, как увидим, особыми знаками. Во внутренних же наших губерниях о таком способе приобретения нет и помину, и если говорят о случаях завладения, то лишь в смысле нарушения чужих прав, хотя и такие нарушения обсуживаются иногда снисходительно.-Почти то же самое можно сказать и о приобретении посредством долговременного владения, именно о давности владения: прямые указания на давность, как на способ приобретения, встречаются лишь в немногих местностях, но и на этих случаях мы здесь останавливаться не будем, так как они внесены нами в общий очерк давности, помещенный в последней главе в связи о очерком других средств судебного охранения прав.-К односторонним способам приобретения относится также приращение. Указания на такой способ приобретения встречаются в особенности по поводу тех случаев, когда земля засеяна самовольно посторонним лицом, вследствие чего хозяин земли приобретает, в некоторых местностях, половину урожая или даже весь урожай*(95). Но самовольный засев рассматривается прежде всего как правонарушение; поэтому о случаях подобного рода будет сказано особо в статье о неправом пользовании чужим имуществом (в главе шестой); но, с другой стороны, право хозяина земли на сделанный в ней посев сталкивается с правом вознаграждения за труд. о чем мы скажем ниже при рассмотрении вопроса о юридическом значении личного труда.-Наконец, в ряду способов приобретения, независящих от соглашения, помещается обыкновенно особый и довольно сложный институт,-мы говорим о находках: случаи, в которых возникали в крестьянском быту дела подобного рода, представляют интерес по разнообразию воззрений на значение находки; поэтому мы скажем здесь о ней подробнее. Народные понятия о находке, по-видимому, близко подходят к тем началам, какие указаны по этому предмету в самом законодательстве. Они сводятся к тому, что найденная вещь становится собственностью нашедшего, если хозяин ее неизвестен, в противном же случае нашедшему принадлежит только право на вознаграждение. Первое начало даже, по-видимому, преобладает в том смысле, что нашедший вещь, по обычаю, считает себя прямо собственником ее*(96), так что на нем как бы не лежит вовсе обязанности ни справляться о хозяине, ни возвращать находку. Этот взгляд выражается даже в словах: "чур на одного" или "чур пополам", когда один видит, что другой что-либо нашел-будет ли нашедший стороннее лицо или сам хозяин вещи, так что нашедший считает за собой право если не на всю вещь, то во крайней мере на половину*(97). Но, судя по указаниям практики волостных судов, вещь не становится собственностью нашедшего даже и в том случае, когда хозяин ее не отыщется, и все, что дает находка, это-право на вознаграждение. Впрочем, различие между указанными воззрениями не столь резко, как может казаться на первый взгляд: во всяком случае находка не остается без выгодных последствий для нашедшего-получает ли он часть найденной вещи или известное вознаграждение, а то предположение, что находчик считает себя безусловно собственником найденной вещи, едва ли гармонирует и с самым взглядом на это дело наших крестьян, так как не было бы нужды, как это обыкновенно делается, скрывать находку от посторонних глаз. Из немногих сведений, какие встречаются по этому вопросу в наших источниках, можно вывести некоторые начала об условиях, при которых нашедший может воспользоваться правом находки, о размере вознаграждения за находку и особенные издержки, и о тех случаях, в коих возникает сомнение относительно принадлежности вещи явившемуся хозяину.
1) О находке должно быть сделано нашедшим заявление. Незаявивший о находке, смотря по обстоятельствам, лишается, вполне или отчасти, права за вознаграждение, и, сверх того, за утайку или присвоение найденного он подвергается денежному штрафу или аресту и вообще отвечает как за кражу; причем, конечно, утаивший или присвоивший себе найденную вещь обязан возвратить ее хозяину или уплатить цену. Так, в одном решении читаем: "ни та, пи другая сторона из нашедших кошелек (нашедших было двое) не имели права делить найденные вещи и не объявили о том никому, а следовательно за таковой проступок должны лишиться вознаграждения 1/3 части найденного, и следует взыскать все деньги"*(98).
2) Вознаграждение определяется или по взаимному согласию нашедшего с хозяином вещи*(99), или же самим судом сообразно принятому обычаю в размере 1/4 или, в некоторых местностях, 1/3 части стоимости вещи*(100). Кроме вознаграждения собственно за находку, нашедший имеет право на возврат издержек, употребленных им на сохранение найденной вещи, напр. издержек на прокорм пригульного скота. Если при этом стоимость вещи покрывает только эти издержки, то, при неизвестности хозяина, вещь продается и вырученные деньги отдаются за прокорм*(101). Если же стоимость вещи превышает цифру вознаграждения и издержек, то, в некоторых местностях, вырученная из продажи вещи сумма распределяется на три части: одна из них обращается в губернскую земскую управу, другая в мирскую кассу, а третья идет в вознаграждение нашедшему и за содержание вещи, притом по равной части за то и другое, если находчик и употребивший на вещь издержки не одно лицо*(102).
3) Хозяин найденной вещи получает ее обратно, если нет сомнения, что она принадлежит ему. Доказательством такой принадлежности служат нередко знаки собственности, находящиеся на самой вещи. О знаках такого рода будет речь ниже при рассмотрении способов укрепления прав; здесь же заметим, что в случае споров о принадлежности пригульного скота волостные судьи обыкновенно, прежде всего, справляются, чьи знаки собственности на том или другом животном, причем допрашиваются пастухи и другие свидетели, кому ближе известны меты животных*(103). При этом бывает иногда сомнение относительно количества потерянных вещей: если хозяин не докажет, сколько именно было им потеряно, а заявление нашедшего не согласно с показанием хозяина, то иск последнего удовлетворяется лишь в половинной части, так что применяется обычай раздела "греха пополам". Сюда подходит, напр., следующий любопытный случай: К. просила отобрать от Н. 8 р. 8 коп., потерянные К., а найденные Н., и в доказательство представила двух свидетельниц, которым Н. заявила о найденных ею деньгах. Из расспросов оказалось следующее: К. прежде суда заявляла семейным своим о потере ею только 8 коп., во избежание будто бы неудовольствия от родной ее матери; с другой стороны, Н. действительно заявляла указанным свидетельницам о найденных ею 8 р. 8 коп., будто бы для того, чтобы семейные не подозревали ее в остатках денег от покойного мужа; при чем К. и Н. утвердительно говорили: К.- что потеряла 8 р. 8 к., а Н.-что нашла только 8 к., а 8 р. ее собственность. Вследствие всего этого, а также основываясь на местном обычае в крестьянстве, суд постановил: взыскать с Н. не 8 р. 8 к., а 4 р. и удовлетворить ими К., что, по мнению суда, признается справедливым*(104). -Таким же образом поступают суды и в случае непредставления хозяином доказательств о принадлежности ему улетевших пчел: по обычаю, хозяин может преследовать и ловить рои пчел и на чужой земле и даже получить свой рой от поймавшего; но если несколько роев поймано и хозяин не докажет, что это именно его рои, то применяется правило "грех пополам". Подтверждением этого начала может служить, напр., следующий случай: А просила отобрать от Б. два роя пойманных им пчел, которые принадлежат ей, потому что пчелы отраивались в том же саду, где пойманы Б. Ответчик объяснил, что он поймал пчел действительно в саду, но кому они принадлежат, т. е. с чьего пчельника улетели, он не знает. Суд определил: из двух пойманных Б. роев пчел отобрать один и отдать А.. по тому уважению, что недавно отроившийся рой не может улететь далеко, в особенности в саду, а как просительница не доказала, что оба роя принадлежат ей, то другой рой оставить в пользу Б..*(105)
Таковы немногие данные о находках по народно-обычному праву. По скудости их мы и не разграничивали случаев собственно находки потерянных вещей от правил о пригульном скоте, о прилетевшей птице, пчеле и т.п.*(106) В связи с находками находятся и случаи открытия кладов: о них не нашли мы данных в практике волостных судов, из других же источников известно, что по народным понятиям клад не считается собственностью владельца земли (в силу права на недра ее), а принадлежит тому, кто его откроет, так что нашедший вовсе не считает себя обязанным не только возвратить клад хозяину земли, но и предоставить ему какую-либо долю в нем; гораздо реже встречается убеждение, что нашедший клад имеет лишь право на вознаграждение*(107). Заметим еще, что недостаточность сведений по этому предмету объясняется отчасти и тем обстоятельством, что в некоторых местностях, как заявляли сами крестьяне, случаев находки и открытия клада не встречалось*(108). Наконец, говоря о находках разного рода, следует еще упомянуть, что на крайнем нашем севере поныне сохранилось т. н. береговое право, в силу которого все выброшенное морем на берег считается собственностью того, кому принадлежит берег*(109): существует ли оно и в других местностях, о том положительных сведений не имеется.
Говоря о приобретении прав на имущества, нельзя не остановиться еще на вопросе о юридическом значении личного труда, в особенности в виду смешения юридических понятий с экономическими. Нет, конечно, нужды доказывать экономическое значение труда в деле приобретения и накопления имущества. Справедливо также, что при низком уровне экономической жизни народа труд является не только главным, но и почти единственным источником или орудием добывания средств жизни. Таково же, несомненно, значение труда и в нашем сельском населении: как в семье, так и вне ее, каждый человек ценится прежде всего как трудовая сила; в нем самом, и преимущественно в его физической силе, коренятся и все средства жизни и благосостояния*(110). Не подлежит также сомнению, что, по тесной связи экономических условий быта с областью права, труд находит себе обширное применение и в сфере правоотношений, составляющих предмет гражданского права. Таким образом труд получает и значение юридическое. А между тем, в писанном праве, хотя и упоминается о труде в различных отношениях, но нигде не усвоено ему самостоятельного места в ряду способов приобретения прав по имуществам и в этом отношении закон, по-видимому, расходится с темп воззрениями, которые свойственны обычному праву. На самом же деле такого разлада, собственно говоря, нет. Дело только в том, что во всех случаях, где труд играет какую-либо роль, приобретение права отличается от приобретения прибыли или имущества и сводится но к самому труду, а к другим юридическим основаниям. Здесь, конечно, не может быть речи о труде на собственной земле или в собственном хозяйстве, так как отсюда не проистекает никаких прямых юридических отношений к лицам посторонним*(111). Что касается значения труда, как основания права на землю, то и оно сводится к понятию оккупации, предполагающей существование земель незанятых или ничьих, но, как мы заметили выше, о завладении в этом смысле почти повсюду не может быть и помину. Не может быть также недоразумений о юридическом значении работы, совершаемой для других в виде личных услуг разного рода, так как она, очевидно, сводится к сделке. След. вопрос о самостоятельном юридическом значении труда возникает собственно в тех случаях, когда он совершается без согласия того лица, чьего интереса или имущества он касается. Но и в этом случае, если работа произведена для него же, напр. для владельца земли, то основанием права на вознаграждение признается не самый труд, а предполагаемое согласие владельца (quasi-contractus, negotiorum gestio). Остаются, след., те случаи, когда кто-либо обрабатывает чужую землю, без всякого согласия со стороны хозяина, и при том не для него, а для себя, в свою пользу. Случаи этого рода, очевидно, сводятся к нарушению чужой собственности, и в этом смысле составляют, как будет показано в своем месте (в главе шестой) один из видов неправого пользования чужим имуществом. Мы уже видели, что плоды такого труда обсуживаются в смысле приращения для хозяина земли, но и самый труд, по-видимому, не может оставаться без вознаграждения уже в силу того юридического начала, что никто не в праве обогащаться к чужому ущербу (на счет чужого труда)*(112). Однакоже, обращаясь к нашему обычному праву, мы видим, что право труда в означенных случаях признается не безусловно, а принимается в соображение, совершено ли нарушение чужого права добросовестно (т. е. по ошибке) или же недобросовестно. Для разъяснения этого вопроса, мы считаем необходимым из практики волостных судов привести случаи того и другого рода.
1) Нередки случаи, когда кто либо засеял или обработал в свою пользу чужую землю без согласия ее хозяина, но по ошибке, и в таких случаях суды присуждают вознаграждение "за труд". Так напр. в одной из местностей тамбовской губернии волостной суд разрешил подобный случай, "на основании местных обычаев", так: "из всего количества (16 1/2 к.) озимого хлеба, 8 коп. отдать во владение и пользование А., а остальные 8 1/2 коп. оставить в пользовании Т., первому потому как его земля, а последнему за работу вышеписанной земли"*(113). Другой пример: С. жаловалась суду, что крестьянин ф. засеял ее пашню овсом, а потому и просит тот овес предоставить убрать в ее пользу. Ответчик объяснил, что он пашню засеял, как думает, свою, а может по ошибке и ее. Суд постановил: "взыскать с ф. в пользу С. за пашии 1 р. 50 коп., траву же с тех пашен должен скосить и убрать ф. в свою пользу"*(114). Таким образом весь урожай отдан за труд, хотя и со взысканием убытков, понесенных владелицею земли. В иных случаях в пользу посеявшего хлеб на чужой земле была присуждена половина*(115) и даже 2/3 урожая*(116). -В том же смысле постановляются решения и по делам о самовольной нарубке дров в чужом лесу. Так, напр., проситель Л. жаловался, что К. самовольно забрал сажень дров, нарубленных им, Л., по ошибке не в своем участке, и "следовательно должно быть ему вознаграждение от К. за его труд"; согласно просьбе суд и постановил: дрова оставить за К., но с вознаграждением Л. в количестве 3 руб.*(117)
2) В отличие от приведенных случаев, в которых в уважение ошибки со стороны нарушителя суды присуждали вознаграждение за труд, как если бы он был совершен с согласия владельца земли, можно указать и такие случаи, в которых суды не присуждали за труд никакого вознаграждения, и даже подвергали нарушителя наказанию. Так, в одном решении прямо сказано: "за самоправное обсеменение (двумя лицами) земли Я. ячменем оставить весь уродившийся ячмень в пользу обиженного Я., внушив им, чтобы они впредь подобных своеволий не делали"*(118); в другом-кроме лишения вознаграждения за семена и труд, постановлено: "за самовольное обсеменение чужой земли подвергнуть Д. аресту на один день"*(119).
На основании всех приведенных соображений можно прийти Е заключению, что, при всем экономическом значении личного труда и уважении к нему в крестьянском быту, ему не может быть усвоиваемо самостоятельное юридическое значение, с одной стороны потому, что в тех случаях, когда за труд полагается вознаграждение, право на такое вознаграждение сводится не к самому труду, а к другим юридическим основаниям, каковы: сделка, поручение,. предполагаемое согласие, недозволение обогащаться на счет чужого ущерба и т. п., а с другой потому, что труд, сам по себе, не всегда ведет к праву на вознаграждение, а рассматривается иногда только как действие, нарушающее чужое право, напр. когда кто-либо эксплуатирует в свою пользу землю, заведомо принадлежащую другому лицу*(120).
II. Укрепление прав на имущества. Известно, что в юридическом быту каждого народа, ранее или позже, изобретались различные материальные знаки, которые, на случай спора, могли бы свидетельствовать о существовании того или другого права, и что письменный документ признан наконец самым надежным средством такого удостоверения. В нашем сельском быту средства последнего рода тоже известны, но по слабому развитию грамотности встречаются довольно редко; притом письменные акты, как средства укрепления прав, относятся собственно к сделкам и обязательствам, поэтому о них будет речь при изложении последних (в следующей главе). Здесь же мы остановим наше внимание на материальных знаках другого рода, и притом таких, которые относятся ближайшим образом к укреплению вещных прав, след. исключая. отсюда т. н. бирки, как знаки обязательств.
Для удостоверения в принадлежности права на вещь тому или другому лицу, обычаем издавна установлено класть на вещи какие-либо определенные знаки, обыкновенно произвольно избираемые самими владельцами или приобретателями прав. Знаки эти при всей их простоте, играют в народном быту почти такую же роль, как в писанном праве акты укрепления, и в этом смысле могут быть названы юридическими*(121). Юридические знаки носят в народе различные названия, а именно: пятен, знамен, меток или отметок, рубежей, домовых или жердяных, также заручных или своеручных клейм, или просто клейм; известны они также под названием тамги, тавра, ясака и проч. Самое наложение знака носит название пятнания, клеймения, зазначивания, отзначивания, заорлеиния*(122). Иногда отдельный знак носит особое название, которое происходит от того очертания, какое он имеет, напр. крест, воронья лапа, рубеж и проч.
Не будем останавливаться на вопросе о происхождении знаков. Заметим только, что они введены несомненно самим обычаем, в силу практической необходимости, и не составляют заимствования извне, не смотря на то, что они носят иногда не русские названия. На чисто народное, русское происхождение знаков указывают ваши древние памятники, где, начиная с русской правды, упоминается о них нередко, в смысле знаков укрепления, а также в смысле знаков межевых*(123). Притом обыкновение отмечать предметы собственности существует у всех народов. Известные в нашем народе знаки собственности употребляются как для недвижимости, так и для движимых вещей.
1) Что касается недвижимых имуществ, то особые знаки собственности существуют в особенности на нашем севере. Так, в южных уездах архангельской губернии, преимущественно в шенкурском, занимающиеся смолокурением, получив право курить смолу из казенного или удельного леса, накладывают на деревья свои знаки, чтобы никто не завладел тем же местом и не присвоил себе дерев. То же значение имеют знаки или клейма, налагаемые охотниками на деревья для обозначения того места, на котором они охотятся: такое место становится собственностью данного лица, которую оно может заложить и продать. Знаки последнего рода служат также межевыми признаками, т. е. указателями границы или межи. Вообще употребление особых знаков или клейм в значении межевых знаков-дело обыкновенное. Посредством таких знаков определяется, напр. близ Холмогор, то лесное пространство, которое должно быть обращено в луга и поля. Каждый крестьянин обрабатывает ту часть, которая отмечена его знаками. С таким же значением являются стенные огороды или стены (изгороди), которыми отделяется одно владение от другого*(124). -Но знаки собственности встречаются не только на севере: на юге они также известны, хотя, по мнению г. Ефименко, в южных губерниях знаки собственности далеко не играют той роли, как на крайнем севере*(125). Укажем, в виде примера, что в губернии воронежской крестьяне употребляют особые знаки для обозначения полей: каждый крестьянин отмечает свою ниву особым знаком, который выделывается сохою.
2) Что касается движимых имуществ, то как на севере, так и на юге весьма распространено употребление знаков, которыми отмечается принадлежность вещей данному лицу. Знаки, избираемые хозяином по усмотрению, накладываются на каждую принадлежащую ему вещь и служат для ограждения от присвоения и похищения. По знаку всегда можно узнать, кому принадлежит вещь, так как знак каждого крестьянина известен, по меньшей мере, всей деревне, к которой он принадлежит. Знаки эти весьма различны и по роду вещей*(126). Так, на севере, особыми знаками отмечаются все принадлежности хозяйства, как-то: столовые ложки, стаканы, топоры, сети, лопаты, вилы и пр., вообще всякая домашняя утварь, одежда и домашние животные. На последних вырезываются клейма в шерсти, на рогах, или вытравливаются железом. У лошадей клейма вырезываются на копыте, обыкновенно, правой передней ноги. Кроме того, в Холмогорах, выжигают знаки на холке; здесь обыкновенно выжигаются не клейма, а только изображения подковы или круга; в пинежском уезде-изображение трех прямых рубежей. В том же уезде на шею лошади навязываются маленькие дощечки, с вырезанными на них знаками собственности владельцев или их именами и фамилиями. Кроме этого, для отличия животных, принадлежащих тому или другому владельцу, делают разнго рода знаки на лбу дегтем, или надрезы на ушах. Лошадям вплетают в гриву ленточки, иногда с знаками собственности; овцам продевают в уши куски разноцветных материй.-В южных губерниях особыми знаками отмечаются почти исключительно одни домашние животные, лошади, овцы, коровы и птицы. Знаки делают преимущественно на ушах, различным образом подрезая их*(127). Птицам подсекают когти, а у гусей разрезывают перепонку на ногах. Пастухи обыкновенно знают меты всех хозяев деревни, и если корова или другое домашнее животное падет, то пастух обязан представить хозяину кожу с ушами и клеймами, чтобы он мог узнать, действительно ли животное пало, или оно зарезано, и принадлежит ли ему или нет. Иногда пастухи представляют одни уши*(128). - Кроме животных, особые знаки накладываются и на разных других предметах, напр. мастеровые (в черниговской губ.) кладут разные значки на инструментах. Особые знаки выделывают даже на арбузах, растущих на бакчах напр., в губерниях таврической, самарской и др.*(129) На севере торгующие крестьяне кладут свои знаки на товары, приобретаемые от крестьян промышленников, напр. на бочки с сельдями*(130). Знаками обозначаются также предметы завладения, напр. выброшенные морем вещи, как-то: дрова, бревна, остатки разбитых судов и проч.*(131)
Из сделанного нами краткого обзора случаев, в которых употребляются у нас различные юридические знаки, не трудно усмотреть, что они, указывая на принадлежность вещи определенному лицу, имеют своим назначением ограждение права собственности от нарушений, так что, на случай. сомнении или споров о существовании таких прав, они заменяют собою акты укрепления. В виду такого их значения, самая порча или уничтожение знаков собственности рассматривается волостными судами как преступление*(132).
Знаки, как уже замечено было выше, избираются по произволу; но раз избранный знак составляет семейную принадлежность, принадлежность известного, избравшего его дома, так что переходит по наследству к тому, кто остается жить в доме. Отделившиеся, хотя бы только лугами и полями, члены семейства избирают себе другой знак, обыкновенно такой же, какой они имели состоя в семье, но с незначительным отличием*(133). Такое изменение знака собственности, называемое отпятнанием, распятнанием, отклеймением и т. п., происходит, напр., так: если принадлежащее семье клеймо или пятно состоит из трех прямых рубежей, то отделяющийся из семьи прибавляет к тому пятну продольную черточку; если отойдет еще кто-нибудь, то прибавляет еще черточку, и т. д. Но во всяком случае в основе знака остается домовое пятно, так что по пятну всегда можно узнать, из какой семьи вышел новый домохозяин. Что касается лиц, вступающих в чужой дом по случаю брака или усыновления, то они принимают знак того же дома. Таким образом, независимо от изменений, которые происходят по поводу выхода из семьи или раздела, клеймо всегда остается при доме и переходит, по наследству, от поколения к поколению. - Приведенные здесь данные о преемственном сохранении юридических знаков замечены собственно на севере, но, по всей вероятности, те же начала известны и в других местностях.
«все книги «к разделу «содержание Глав: 10 Главы: 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10.