§ 4. КЛАССИФИКАЦИЯ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ

Значение научной классификации в теории доказательств, как и в других областях знаний, состоит в том, что она способствует систематизации накопленных знаний, обеспечивает правильное использование понятий и терминов, устраняет двусмысленность и неоднозначность языка науки'.

Действительно, классификация доказательств возможна лишь постольку, поскольку четко определено понятие доказательства, выявлены все его стороны, разграничены виды доказательств, уточнен язык теории.

Ф. Энгельс отмечал, что научная классификация представляет расположение классифицируемых явлений согласно внутренне присущей им последовательности. В основе такого расположения должны лежать объективные различия классифицируемых предметов 2.

Доказательства различны по своему происхождению, имеют различную структуру и неодинаковые функции в процессе доказывания. Охватить все эти признаки одной какой-либо системой классификации с одним основанием невозможно.

Сложный, многоплановый предмет по необходимости требует сложного и многостороннего описания3. Поэтому и классификация доказательств проводится по нескольким основаниям и представляет разветвленную систему.

При построении классификации возникают трудности двоякого рода. Первая обусловлена сложностью и многоплановостью

1  А. И. К о н д а к о в, Логика, М., 1954, стр. 377.

2    См. К. М а р к с   и   Ф. Э н г е л ь с, Соч., т. 20, стр. 564—565.

3  Разнообразно   оснований   классификации   необходимо   вытекает   из сложности,  многосторонности  классифицируемых  явлений.  Подробнее  см. В. М. Кедров, Классификация наук, М., 1961, стр. 22.

256

структуры процесса доказывания, что сказывается, папример, при классификации прямых и косвенных доказательств. Вторая связана с многозначностью исторически сложившейся терминологии.

В естественном, не формализованном языке термин «доказательство» употребляется для обозначения широкого родового понятия, охватывающего разные стороны и моменты сложной процедуры доказывания. Доказательством называют и факт объективной действительности, связанный с событием преступления, и фактические данные, т. е. сведения об этом факте либо материальные последствия события, п источники доказательств, т. е. те формы, в которых фактические данные получены и фиксируются в деле, и даже знания о фактах, полученные в результате логического вывода г.

В большом числе случаев такое многозначное употребление термина «доказательство» не вызывает затруднений, так как контекст высказывания уточняет, в каком смысле термин использован в конкретном случае.

Напротив, при анализе сторон и моментов процедуры доказывания и связанных с этой процедурой понятий многозначность терминов становится серьезной помехой. В таких исследованиях приходится строго ограничивать использование языковых средств с тем, чтобы каждый термин имел только одно вполне определенное значение.

Такое уточнение понятий и терминов представляет известную формализацию языка науки, причем уровень этой формализации различен в разных отраслях знания.

В целом классификация доказательств построена по шести различным основаниям.

1.  Деление доказательств (фактических данных) на личные и вещественные.

Это деление основано на различии видов фактических данных, механизма их формирования и использования.

2.  Деление доказательств по видам источников, в основу которого положено различие процессуальных способов собирания и закрепления доказательств, соответствующих специфике отдельных видов фактических данных. Эти источники исчерпывающе перечислены в законе — показания свидетеля, потерпевшего, подозреваемого, обвиняемого, заключение эксперта, вещественные доказательства, протоколы следственных и судебных действий, иные документы (ст. 16 Основ).

3.  Деление вещественных доказательств на виды в зависимости от характера связи предмета с событием преступления  (орудия преступления, объекты посягательства и т. д.).

1 Подробно о значении этих понятий говорилось в § 1 гл. IV, 9   Зак. 331                                                                                                    257

4.  Деление   доказательств   на   первоначальные   и   производные.

В основу этого деления положено наличие (или отсутствие) промежуточных источников доказательственной информации, влияющее на способы проверки и механизм оценки доказательств.

5.  Деление доказательств на прямые (одноступенчатые) и косвенные  (многоступенчатые). В основу деления положено различие структуры обоснования доказываемого обстоятельства. Прямые доказательства обосновывают ближайший тезис, косвенные — как ближайший, так и последующие.

6.  Деление доказательств на обвинительные и оправдательные основано на различной формулировке тезиса доказывания. Доказательства, обосновывающие наличие события преступления, вину данного лица, обстоятельства, отягчающие ответственность, принято называть обвинительными; обосновывающие отсутствие события  преступления,  отсутствие   вины   данного   лица,  наличие обстоятельств,   смягчающих  ответственность  либо  исключающих производство по уголовному делу, а равно доказательства, опровергающие допустимость, относимость или достоверность обвинительных доказательств, — оправдательными.

1. Личные и вещественные фактические данные. Событие преступления отображается в сознании людей, участвовавших в нем или его наблюдавших, и в материальной обстановке — в виде различных изменений этой последней.

Понятно, что механизмы этих отображений существенно различны. В первом случае речь идет о психическом отражении в сознании в виде образов и понятий, во втором — о физических, механических и т. д. изменениях вещей, их свойств и отношений. В обоих случаях отображения — как психические, так и материальные — несут определенную информацию о происшедшем событии '. Однако способы и условия формирования этой информации, ее хранения и переработки существенно различны. Различен и процессуальный режим личных доказательств, т. е. факти-

1 В современной философской литературе понятию информации придают два не вполне тождественных значения. Согласно более широкому определению, вещи сами по себе содержат информацию, и объективные признаки вещей, следовательно, являются элементами информации (см., например, И. Б. Нови к, Кибернетика. Философские и социологические проблемы, М., 1963, стр. 207; В. М. Глушков, Мышление и кибернетика, «Вопросы философии» 1963 г. № 1, стр. 36, и др.)- Вместе с тем в литературе имеется и более узкое определение понятия информации; она связывается лишь с высокоорганизованными системами, в частности с живыми оргапизмами (см, например, Б. С. Украинцев и Г. В. Платонов, Об объективных критериях и материальной основе развития форм отражения, «Вопросы философии» 1964 г. № 10, стр. 27).

В настоящей работе понятие «информация» употребляется в первом значении.

258

ческих данных, имеющих своим носителем людей, и вещественных доказательств, несущих на себе материальную информацию о событии.

Личные доказательства представляют собой сообщения'.

Под сообщением понимается передача информации, воспринятой и психически переработанной человеком. Понятно, что сообщения имеют свои специфические формы, посредством которых осуществляется обмен мыслями. Господствующей среди них следует считать естественную языковую форму — устную или письменную речь.

Сообщения о вещи, помимо прочего, тем отличаются от самой вещи (равно как и любой ее копии), что они носят «знаковый» характер, словесную форму. Язык сообщения представляет систему условных знаков (код), а не систему свойств самой вещи. Описание вещи есть мысленное отражение вещи, а не сама вещь.

Первую группу личных доказательств составляют показания обвиняемых, подозреваемых, свидетелей, потерпевших. Показания, т. е. сообщения названных носителей информации (обвиняемого, свидетеля и т. д.), в процессе доказывания могут фигурировать в двух формах — устной и письменной (в виде протоколов допроса). В силу прямого требования закона (ст. ст. 72—77, 150, 158, 161, 281, 286, 287 УПК РСФСР) на дознании, предварительном следствии, судебном разбирательстве показания подсудимых, свидетелей и потерпевших должны быть даны в устной форме, за исключением случаев, специально оговоренных законом.

Протоколы допроса представляют форму фиксации показаний перечисленных лиц, предназначенную для хранения информации и передачи ее адресату доказывания только в тех случаях, когда воспроизвести устные сообщения невозможно и не требуется по закону (например, в кассационном производстве).

Вторую группу личных доказательств образуют протоколы таких следственных действий, как осмотр, освидетельствование, выемка, обыск, задержание, предъявление для опознания, следственный эксперимент,   а   также   проверка показаний на месте

1 Деление на «личные» и вещественные доказательства проводилось и в юридической литературе прошлых лет (Бентам, Жиряев). Некоторые современные авторы критиковали это деление, утверждая, что оно ведет к противопоставлению доказательств, исходящих от людей, доказательствам вещественным (М. С. Строгович, Материальная истина и судебные доказательства в советском уголовном процессе, М., 1955, стр. 311). Однако речь идет не о противопоставлении доказательств, а о признании очевидного различия между сообщениями о фактах, исходящими от людей, и материальными предметами, которые требуют иного процессуального режима их собирания и закрепления.

См. также И. М. Л у з г и н, Реконструкция как разновидность моделирования в расследовании преступлений, «Вопросы борьбы с преступностью», вып. 13, М., 1971, стр. 115,

У*                                                                                                                 259

(в тех союзных республиках, где это действие предусмотрено законом) '.

Ближайший адресат доказывания (например, следователь) воспринимает обстановку места происшествия, равно как обстоятельства в ходе других названных действий, непосредственно (так же как и остальные участники). Результаты этого непосредственного восприятия отображаются и закрепляются в протоколе следственного действия. Источником доказательства являются протокол и приложения к нему, поскольку закон не требует обязательного проведения перечисленных действий судом, рассматривающим дело по существу, как он требует устного воспроизведения показаний обвиняемого, свидетеля, потерпевшего.

Третью группу личных доказательств составляют иные документы (ст. 88 УПК РСФСР).

Ни ближайший, ни последующие адресаты доказывания не воспринимают непосредственно обстоятельств (фактов), удостоверенных или изложенных в документах. Не требуется и обязательного устного воспроизведения носителем информации (т. е. составителем документа), тех сведений, которыми он располагает 2.

Личным доказательством является и заключение эксперта. Информация исходит от эксперта в форме письменного заключения, а в случае производства экспертизы в суде заключение оглашается экспертом (ст. 288 УПК РСФСР).

Сообщения, т. е. фактические данные, исходящие от лица, служат прежде всего основаниями для-вывода о существовании или несуществовании того факта, о котором сообщается.

С логической стороны сообщение (показания, протокольная запись, документ и т. д.) представляет коммуникативный аргумент 3, доказывающий, что тот факт, о котором сообщается, существует или существовал в действительности. Поэтому личное доказательство всегда служит коммуникативным аргументом на первом этапе доказывания по схеме: «Если сообщается о событии А, то событие А было в действительности».

Лишь после этого возможно построение последующих выводов, которые подробно рассматриваются ниже в связи с делением доказательств на прямые и косвенные.

1  Отнесение этих протоколов к числу сообщений соответственно виду содержащейся в них информации не исключает использования их и в качестве   элемента   сложной   структуры   вещественных   доказательств    (см. ниже и § 1 гл. IV).

2  Если будет сочтено необходимым допросить составителя документа, то он даст показания как свидетель и, таким образом, наряду с документом появится новое доказательство — показание свидетеля.

3  Аргументом, т. е. логическим основанием вывода, в этом случае является ссылка на сообщение (коммуникацию) о факте,

260

Вещественные доказательства перечислены в ст. 83 УПК РСФСР.

Прежде всего следует отметить сложную структуру вещественного доказательства. О вещественном доказательстве в полном и строгом смысле этого понятия можно говорить только тогда, когда имеются налицо три компонента: а) следы, отпечатки, особое расположение, состояние или иные изменения, возникшие у предмета или на нем в результате события преступления; б) сам предмет -*-носитель этих изменений, свойств, следов и т. п., изъятый из обстановки; в) сообщение, описывающее обстановку, в которой находился этот предмет, условия, при которых он был изъят и приобщен к делу, и признаки самого предмета (например, в протоколе осмотра места происшествия). При отсутствии любого из этих компонентов вещественного доказательства, т. е. особой формы фактических данных, пригодных для обоснования каких-либо выводов о доказываемых обстоятельствах, быть не может'.

Структура «личного» компонента вещественного доказательства, т. е. описание обстановки и условий изъятия предмета, содержащиеся, например, в протоколе, рассмотрена выше. Предъявление же предмета в натуре адресату доказывания представляет с логической стороны эмпирический аргумент, т. е. доказательство того, что вещь действительно существует и обладает данными свойствами. Предъявление предмета является эмпирическим аргументом, непосредственно убеждающим адресат в существовании вещи и ее свойств: «Если предъявляется А, то А существует в действительности». После этого могут быть построены выводы о доказываемом обстоятельстве, основывающиеся как на данных об условиях, в которых предмет обнаружен, так и на данных, полученных при наблюдении предмета.

Разграничить доказательства на «личные» и вещественные легко, когда сопоставляются, например, показания свидетеля и след на грунте. Но существуют такие формы передачи сведений, которые трудно рассматривать в качестве «только» сообщений. Даже рисунок или схема, в строгом смысле слова, не является сообщением в чисто «знаковой» форме, так как рисунок непосредственно отображает, копирует некоторые свойства вещи. Тем более это относится к фотографическому снимку. В данном случае мы постепенно переходим от чистой формы знакового (словесного) сообщения к так называемому «элементарному отображению» (например, следообразованию, простейшие акты которого имеют

1 В естественном, не формализованном языке вещественным доказательством нередко называют только предмет, в некоторых случаях — только следы на нем и т. д. Между тем очевидно, что только соединение всех трех компонентов представляет собой доказательство, т. е. основание для выводов.

261

место в неживой природе и не связаны непосредственно с психической деятельностью человека)'. Среднее положение в этом ряду занимает, в частности, фотографический снимок: продукт деятельности человека, специально рассчитанный на закрепление и сохранение сведений о предметах, вместе с тем представляет элементарное отображение, возникшее в результате определенных физико-химических процессов2.

Слепки, оттиски, изготавливаемые со следов, являются продуктами физического, механического и тому подобного воздействия, т. е. техническими копиями объектов, и в этом отношении полностью относятся к элементарным отображениям.

Вместе с тем отметим, что все эти объекты — фотографические снимки, планы, схемы, слепки и оттиски, если они получены в ходе следственного действия, согласно закону (ст. 141 УПК РСФСР) прилагаются к протоколам.

Предметом обсуждения являются вопросы о гносеологических и иных аспектах сходства и различия фотоснимков и иных копий с сообщениями или с материальными объектами, приобщаемыми к делу в качестве вещественных доказательств.

В этом отношении, действительно, планы и схемы, как продукты психической деятельности, ближе стоят к документам; объемные копии — к предметам — вещественным доказательствам; фотоснимки занимают промежуточное положение 3.

Различие «личных» и вещественных доказательств отражается не только на порядке собирания и закрепления доказательств, но и на проверке и оценке их (см. гл. гл. VI, VII, IX—XII).

Для оценки «личных» доказательств существенное значение приобретает характеристика, например, свидетеля, его отношения к делу, условий, при которых он наблюдал события, о которых показывает, и т. п. При оценке значения вещественных доказательств на первое место выступает анализ, наличие и происхождение свойств и признаков, указывающих на материальные связи (причинные и иные), существующие между доказательством и доказываемым событием.

1  Б. С.  Украинцев,  Информация и отражение,  «Вопросы  философии» 1963 г. № 2, стр. 26; В. С. Тюхтин, О сущности отражения, «Вопросы философии» 1962 г. N° 5, стр. 67.

2  Авторы   несколько   уточнили   характеристику   содержания   информации, передаваемой фотоснимками, слепками и т. п., по сравнению с первым изданием (ср. «Теория доказательств в советском уголовном процессе. Часть особенная», М., 1967, стр. 5—12).

3  В. Д. Арсеньев относит к числу документов наряду с описаниями (письменными, графическими и т. п.) также слепки и оттиски («Вопросы общей  теории судебных доказательств»,  М.,  1964,  стр.  117).  При этом,  с нашей точки зрения, игнорируется различие двух типов передачи сведений об исследуемом событии — описание и чувственно наглядное воспроизведение его свойств.

262

Однако было бы неправильно толковать это различие в том смысле, что доказательства одного типа лучше, надежнее, а другого — хуже, менее надежны '.

В действительности такая предустановленная оценка доказательств в научном отношении совершенно беспочвенна. Лишь конкретный анализ всех условий формирования и закрепления доказательств, как «личных» (сообщений), так и вещественных, дает надежное средство их оценки.

2. Виды источников доказательств. В основу этого деления положено различие процессуальных форм получения, передачи и хранения доказательственной информации.

После того как выделены два основных типа фактических данных — личные и вещественные, первые могут быть подразделены на несколько видов: показания (свидетеля, потерпевшего, подозреваемого, обвиняемого), заключение эксперта, протокол следственного (судебного) действия, иной документ. Вещественные доказательства также подразделяются на виды, но по иному основанию.

Перечень источников информации однозначно определен законом (ст. 16 Основ).

Выше отмечалось, что закон проводит разграничение таких источников, как показания (например, свидетеля, обвиняемого) и протокол следственного или судебного действия, в котором могут быть зафиксированы эти же показания. Очевидно, само это разделение означает, что речь идет об устных показаниях, непосредственно сообщаемых ближайшему адресату доказывания (следователю на предварительном следствии, суду — при судебном рассмотрении дела) 2.

Показания обладают преимуществом непосредственности. Но в то же время они существуют только для ближайшего адресата,

1  В буржуазной литературе высказывалось мнение  о преимуществах «немых  свидетелей» — вещественных  доказательств,   якобы   не  способных ввести в заблуждение. Эти неправильные взгляды проводились и некоторыми советскими юристами  (см., например, А. Я. Вышинский, Теория судебных доказательств в советском праве, М., 1950, стр. 291; В. И. Громов,    Материальная    истина    и    научно-уголовная    техника,    М.,    1930, стр. 15—23;  П. И. Люблинский, О доказательствах в уголовном суде, М., 1924, стр. 55; И. Н. Якимов, Криминалистика, М., 1925, стр. 9, и др.).

Обоснованную критику этих высказываний см. в работах: М. М. В ы ц-р я, Вещественные доказательства в советском уголовном процессе («Ученые записки ВИЮН», вып. 10, М., 1959); М. С. Строгович, Материальная истина и судебные доказательства в советском уголовном процессе, М„ 1955, и др.

2  В законе термину «показания» придается и более широкий смысл — «сообщения   имеющихся   сведений» — независимо   от   различия   устной   и письменной формы. Так, согласно ст. 160 УПК РСФСР свидетелю, по его просьбе, может быть предоставлена возможность написать свои показания собственноручно.   Однако   при   этом  предполагается,   что  устные   показания им уже даны, а «показания» включаются в протокол.

26J

т. е. для того, кто непосредственно присутствует при даче показа-•ний. Сохранение же сведений, содержащихся в показаниях, и передача их последующим адресатам при невозможности их вновь воспроизвести возможны лишь с помощью протокола.

Существенное значение имеет также классификация показаний, основанная на различии носителей сведений.

Если психологически «механизм» восприятия и запоминания в известных чертах сходен для свидетеля, потерпевшего, подозреваемого, обвиняемого, то «механизм» воспроизведения ими фактических данных на допросе имеет специфику, определяемую отношением лица к делу, наличием или отсутствием заинтересованности в его исходе.

Поэтому законодатель считает показания свидетеля, потерпевшего, подозреваемого, обвиняемого самостоятельными видами доказательств; выделены также заключения экспертов, документы (в силу особенностей их собирания, закрепления, проверки, оценки).

В числе источников должны быть также названы протоколы судебных и следственных действий, вещественные доказательства.

3. Деление вещественных доказательств на виды, основанное на характере их связи с исследуемым обстоятельством.

Известно несколько форм передачи и закрепления информации (протоколы, документы и т. д.) при использовании личных доказательств. Для вещественных доказательств, по существу, имеется только одна форма: приобщение их к делу. Это подтверждается и тем, что закон не выделяет в качестве особого источника копий предметов — фотографических и иных, которые фигурируют в деле в качестве приложений к протоколам. Поэтому классификация вещественных доказательств проводится по иному основанию, нежели классификация источников. Здесь различие можно усмотреть в характере связи между предметом, используемым в качестве доказательства, и событием.

Статья 83 УПК РСФСР делит вещественные доказательства на следующие основные виды: орудия преступления (оружие, орудие взлома и т. д.); объекты, сохранившие на себе следы преступления (стакан со следами пальцев); объекты, на которые было направлено посягательство (похищенные ценности); деньги и иные ценности, нажитые преступным путем.

Перечень видов вещественных доказательств в ст. 83 УПК РСФСР не носит исчерпывающего характера, так как завершается упоминанием иных предметов, могущих «служить средством к обнаружению преступления...». В широком смысле слова это последнее понятие охватывает своим содержанием и все предшествующие ему в перечне виды вещественных доказательств.

В литературе высказывалась мысль о целесообразности пополнения перечня отдельных видов вещественных доказательств путем создания более дробной их классификации. Некоторые ав-

264

торы предлагают выделить такие виды вещественных доказательств, как «продукты преступной деятельности», «средства сокрытия преступления», «средства подготовки преступления» и др.'.

Была высказана также мысль о целесообразности рассматривать как особый вид вещественных доказательств копии следов (слепки и т. д.). К этому виду можно было бы присоединить также модели и материалы для экспериментальных исследований, используемые при экспертизе, следственном эксперименте, предъявлении для опознания и т. п.2.

Подобная дифференциация, основанная на реальных различиях отдельных видов вещественной информации, позволит, как представляется, уточнить классификацию вещественных доказательств и будет способствовать более полному и всестороннему анализу доказательственного материала.

4. Деление доказательств на первоначальные и производные. Основанием этого деления служит наличие или отсутствие промежуточного носителя доказательственной информации3.

Учитывая различия в структуре личных и вещественных доказательств, рассмотрим это деление применительно к каждому из

ЭТИХ ВИДОВ.

Личным первоначальным доказательством являются, например, показания свидетеля, наблюдавшего событие преступления или какой-либо его момент и сообщающего об этом адресату доказывания. Показания такого свидетеля, равно как и протокол его допроса, представляют первоначальные доказательства.

Первоначальным доказательством является документ, составленный тем, кто лично осведомлен о каком-либо событии, о котором говорится в этом документе. То же относится и к заключению эксперта4.

1  См. М. М. Выдр я, Вещественные доказательства в советском уголовном процессе, М., 1955, стр. 35.

2  Характеризуя эту группу объектов, И. М. Лузгин обоснованно отмечает, в частности, что названные модели «представляют собой некоторые материальные объекты, созданные следователем или по его поручению в целях  изучения   и  установления   подлинных   вещей,   розыска  и   отождествления лиц и предметов. Эти модели находятся в отношении к оригинальным объектам на уровне подобия, которое определяется следователем или экспертом»  Вместе с тем, он полагает, что модели и их разновидности должны быть включены в систему доказательств, наряду с вещественными доказательствами, а не в их составе   («Расследование как процесс познания». Автореферат докторской диссертации, М, 1968, стр. 26—27).

3  В процессуальной литературе в качестве синонима термина «первоначальное  доказательство»  нередко применяется термин  «первоисточник», подчеркивающий   отсутствие   посредствующих  звеньев  при  передаче   информации о событии.

4  Представляя собой результат исследования уже имеющихся в деле доказательств,  заключение эксперта  не просто описывает или  суммирует их  содержание,  оно  содержит  совокупность  новых  фактических  данных Поэтому его мояшо рассматривать как первоначальное доказательство.

265

В этом примере свидетель, участники осмотра, составитель документа или эксперт являются первичными носителями сведений о факте, непосредственно передаваемых адресату.

Если же событие наблюдало одно лицо, затем сообщило об этом другому, и это другое лицо в качестве свидетеля дает показания о событии, то такие показания являются производным доказательством. В этом случае имеются как бы два носителя информации: первый — наблюдавший событие, но не сообщивший об этом адресату (первоначальный носитель), и второй — узнавший о событии от первого и сообщивший о событии адресату (вторичный носитель) '.

Производным доказательством является также копия документа. В этом случае составитель документа (оригинала) является первичным носителем, а то лицо, которое сняло копию и ее заверило, — вторичным носителем информации 2.

Сложнее обстоит дело с так называемыми «суммирующими» производными доказательствами, которые возникают в результате суммирования информации, почерпнутой из нескольких первоначальных источников. Таковы, например, акты ревизии, сводные бухгалтерские документы и т. п.

В качестве производных вещественных доказательств в научной литературе нередко называют фотографические, объемные и иные копии документов, следов, орудий преступления и иных подобных объектов.

Действительно, фотоснимок, так же как и объемный слепок, в преобразованном виде воспроизводит информацию, содержащуюся в объекте-оригинале (подробно эти вопросы рассматриваются в гл. XI).

К числу «суммирующих» производных вещественных доказательств в указанном смысле могут быть отнесены и объекты, моделирующие на основе устного или документированного описания свойства других объектов, используемые взамен последних при предъявлении для опознания, в ходе эксперимента, на допросе. Например, нож, имеющий те же признаки, что и нож, спрятанный преступником; замок той же системы, что и взломанный ворами, «составной» или рисованный портрет и т. д.

1  Согласно закону показания вторичного носителя информации только тогда являются доказательством, когда он может назвать источник своей осведомленности (ст. 74 УПК РСФСР).

2  От копии следует отличать второй, третий и т. д. экземпляры оригинала, воспроизведенные одновременно тем же лицом. С этой точки зрения не вполне точна формулировка ст. 177 УПК РСФСР о вручении копии протокола обыска, выемки, наложения ареста на имущество.  Фактически вручается не копия, а подлинный второй экземпляр протокола, выполненный одновременно с первым и имеющий ту же силу. Именно такой порядок   предупреждает   возникновение   споров   по   поводу   содержания   документа,   которые   могли   бы   иметь   место,   если   обыскиваемому   была   бы вручена изготовленная позже копия.

266-

В некоторых случаях информация, содержащаяся в производном доказательстве, существенно преобразуется по сравнению с той, которая содержится в первоначальном. Так, деньги, полученные преступником в результате реализации похищенных вещей, можно рассматривать как производное вещественное доказательство, несущее в преобразованном виде часть той информации, которую содержали эти объекты, если бы их удалось разыскать и приобщить к делу в натуре '.

Производное доказательство формируется позже первоначального, на его основе и содержит меньший объем фактической информации, относящейся к делу, так как часть ее не воспринимается или не воспроизводится при передаче. По характеру информации производное доказательство зависит от первоначального, будучи неполным его отображением2. В отдельных случаях возможны искажения информации при переходе ее от первичного носителя к промежуточному.

Деление доказательств на первоначальные и производные позволяет учесть специфические свойства каждого из этих видов доказательств.

В процессе доказывания предпринимается все возможное для того, чтобы собрать первоначальные доказательства3. Вместе с тем при соблюдении условий, гарантирующих точность и достаточность содержащейся в них информации, производные доказательства должны быть использованы.

В практике иногда встречаются случаи, когда допрошенное по делу лицо, чьи показания представляют первоначальное доказательство, в дальнейшем от этих показаний отказывается или существенно их меняет. При таком положении, а также тогда, когда по каким-либо причинам необходимо особенно тщательно проверить первоначальные показания, целесообразно использовать в качестве

1  Строго говоря, речь идет не о прямом взаимодействии, а о том, что событие преступления,  с которым связан  факт  обладания  похищенными вещами,  породило  «производное событие»:   реализацию  преступником  похищенного. Однако с точки зрения процесса передачи информации часть существенных признаков, содержащихся в утраченных для дела объектах, воспроизведена в деньгах, полученных в результате их реализации  (факт обладания похищенным, размеры похищенного и т. д.). Поэтому условно Можно  говорить  о  производном  характере   рассматриваемого   доказательства.

2  Это относится и к копиям документов,  так как в  них подлинные удостоверительные   элементы   (подписи,   печати  и   т.   п.)   заменяются  их описанием  или   (при  фотографировании)   отображением,   не  передающим некоторых признаков подлинника.

3  Представляет в связи с этим интерес замечание  Ф.  М.  Кудина о наличии   у   производной  доказательственной  информации   «указывающего свойства» на первоначальные фактические данные  («Производные доказательства  и их  источники в советском  уголовном  процессе».  Автореферат кандидатской диссертации, Свердловск, 1967, стр. 13).

267

производного доказательства показания свидетелей (обвиняемых и т. п.), которым лицо ранее сообщило сведения, имеющиеся у него по данному делу. Сопоставление первоначального и производных доказательств содействует проверке и оценке первого, позволяет решить, какое из показаний данного лица соответствует действительности '.

В ряде случаев первоначальное и производное доказательства, устанавливающие один и тот же факт, используются совместно (речь идет главным образом о показаниях). В производных доказательствах могут, в частности, содержаться некоторые детали, которые почему-то забыл очевидец, но помнит лицо, которому он в свое время рассказывал о событии. Наконец, в случае утраты первоначальных доказательств производные используются самостоятельно для установления какого-либо факта.

4. Доказательства прямые (одноступенчатые) и косвенные (многоступенчатые). Основанием этого деления являются различия в структуре процесса обоснования доказываемого обстоятельства.

Прямым доказательством называют такое доказательство, которое прямо и непосредственно устанавливает доказываемое обстоятельство, а косвенным — такое, которое устанавливает это обстоятельство через «промежуточный факт»2. Это общее определение нуждается в расшифровке, так как необходимо уточнить, во-первых, что означает «прямое» и «косвенное» установление, и, во-вторых, о каком доказываемом обстоятельстве идет речь.

Под прямым или непосредственным установлением факта с помощью доказательства понимается такая процедура, когда знание о факте основывается на сообщении об этом факте, исходящем от лица, наблюдавшего факт в действительности. Так, показание свидетеля о том, что он видел вспышку выстрела, является «прямым» доказательством того, что такая вспышка действительно имела место.

1  Как правильно подчеркивает М. А.  Чельцов,  сведения,  полученные с   помощью   производного  доказательства,   могут   служить   опровержению сведений, полученных из первоисточника, а также получению правдивых показаний  из первоисточников взамен ранее  данных  ложных показаний (путем  предъявления  производного доказательства  на  допросе,  на  очной ставке и т. д.)   («Советский уголовный процесс», М., 1962, стр. 146).

2  Иногда   вместо   термина   «косвенное   доказательство»   употребляется термин «косвенная улика». Это представляется неправильным. По точному смыслу    слова    «улика»    речь    идет    об    обвинительном    доказательстве (С. И. Ожегов, Словарь русского языка, М., 1968, стр. 817). Так как возможности  использования  оправдательных  косвенных  доказательств  столь же широки, как и обвинительных, мы в ходэ изложения будем, как правило, использовать термин  «косвенное доказательство», используя термин «улика» лишь в связи с рассмотрением обвинительных косвенных доказательств.

268

Точно так же заключение эксперта о том, что текст анонимной записки выполнен Ивановым, «прямо» доказывает, что записка выполнена Ивановым.

В обоих этих примерах содержание доказательства, т. е. содержание показаний свидетеля или заключения эксперта совпадает с содержанием доказываемого факта '. Это совпадение содержания информации о факте с содержанием доказываемого факта иногда истолковывается в ином смысле, что при прямом доказывании отсутствует логический вывод от доказательства к доказываемому тезису. Это неточно. Вывод здесь есть, но особого рода. Он имеет следующую структуру: «Если есть сообщение о факте, то факт был в действительности», В этом смысле прямое личное доказательство является коммуникативным аргументом (см. § 2 гл. VII) для ближайшего тезиса.

Точно так же непосредственное предъявление адресату вещественного доказательства является прямым эмпирическим аргументом, доказывающим, что такой-то предмет существует в действительности и обладает данными признаками. Так, предъявление замка и отпирающей его отмычки «прямо» доказывает, что данная отмычка отпирает этот замок.

Таким образом, отсутствие между доказательством и доказываемым тезисом каких-либо промежуточных, посредствующих переходов, одноступенчатый характер этого вывода отличает прямое доказательство от косвенного.

Напротив, косвенное доказательство обосновывает доказываемое обстоятельство не прямо и не непосредственно, а через «промежуточные факты», путем ряда последовательных выводов. Так, из сообщения свидетеля о том, что он видел данное лицо около места кражи, прямо следует, что лицо действительно было около этого места (1-я ступень вывода), а из того факта, что лицо там было, следует, что оно; возможно, причастно к краже (2-я ступень вывода). В этом примере сообщение свидетеля является косвенным доказательством причастности к краже, так как оно использовано для обоснования не только ближайшего тезиса, но -и последующего.

Нетрудно усмотреть, что содержание показаний свидетеля («данное лицо было около места кражи») отличается от содержания доказываемого обстоятельства («данное лицо причастно к краже»). «Промежуточным фактом» в этом примере является знание о факте нахождения лица около места кражи, подтвержденное показаниями свидетеля.

Отличие содержания доказательства от содержания доказываемого обстоятельства характерно для косвенного доказательства.

1 М. П. Шаламов правильно отмечает, что «между прямым доказа тельством и доказываемым- фактом нет ничего посредствующего» («Со ветская криминалистика на службе следствия», М., 1953, вып. 4, стр. 55)

239

Косвенное доказывание представляет сложный, двухступенчатый (а иногда и многоступенчатый) акт. Косвенное доказательство сначала прямо подтверждает некоторое промежуточное утверждение (например, факт угрозы, исходящей от данного лица), а затем, через это промежуточное утверждение, подтверждает и второе, окончательное утверждение (например, факт нанесения телесных повреждений тем же лицом).

Косвенные доказательства представляют собой сведения о промежуточных фактах, отдельных деталях исследуемого события, которые, будучи установлены, в свою очередь используются для его доказывания.

Можно сказать поэтому, что содержание косвенного доказательства составляют данные о таких фактах, установление которых составляет не конечную цель, а промежуточный этап конкретного процесса доказывания.

С логической стороны вывод на второй (и последующих) ступени косвенного доказывания строится от одного события (например, угрозы) к другому событию (убийству). Первое событие, т. е. промежуточный факт (угроза), является «натуральным аргументом» в отличие от коммуникативного или эмпирического в случае прямого доказывания на основании сообщения о факте или предъявления предмета.

Таким образом, прямое доказательство является одноступенчатым, а косвенное многоступенчатым. В этом состоит их структурное различие.

Но из предыдущего ясно, что «прямо» можно обосновать и промежуточный факт, например факт нахождения обвиняемого вблизи места преступления (из показаний свидетеля, видевшего его около этого места). С другой стороны, промежуточный факт можно обосновать и «косвенно» (например, обнаружив следы обуви обвиняемого около места преступления). Следовательно, одного отличия в структуре (одноступенчатой или многоступенчатой) недостаточно для отграничения прямых и косвенных доказательств. Для этого должно быть четко определено понятие доказываемого обстоятельства как при прямом, так и при косвенном доказывании.

Обычно в научной литературе прямым доказательством считают такое, которое прямо устанавливает виновность лица в совершении преступления'.

.

1 А. И. В и н б е р г, Г. М. М и н ь к о в с к и и, Р. Д. Р а х у н о в. Косвенные доказательства в советском уголовном процессе, М., 1956, стр. 7; М. С. С т р о г о в ич, Курс советского уголовного процесса, М., 1958, стр. 206; А. И. Трусов, Основы теории судебных доказательств, М., 1960, стр. 58; Ц. М. К а з, Доказательства в советском уголовном процессе, Саратов, 1960, стр. 32, и др.

270

Иногда называют «главный факт» в качестве тезиса прямого доказательства.

Представляется более правильным исходить в данном случае из принятого законом понятия предмета доказывания и его элементов (ст. 15 Основ). Прямым доказательством следует считать такое доказательство, которое прямо (т. е. одно ступенчат о) устанавливает предмет доказывания по делу или один из его элементов, указанных в законе.

Конечным тезисом и для косвенного доказательства является предмет доказывания или какой-либо его элемент. Но косвенное доказательство обосновывает этот предмет (или его элемент) не непосредственно, а через промежуточные факты. Для косвенного доказательства ближайшим тезисом является промежуточный факт, который обосновывается «прямо», а затем с помощью промежуточного факта обосновывается элемент предмета доказывания. Таким образом, косвенное доказательство — это такое доказательство, которое в результате многоступенчатой процедуры сначала обосновывает существование промежуточного факта, а затем, через него, — предмета доказывания или его элемента Ч

Деление доказательств на прямые и косвенные зависит от предмета доказывания. Поэтому отнесение доказательства к прямым или косвенным зависит от конкретного состава преступления.

Так, показание о том, что обвиняемый угрожал лишить жизни потерпевшего, явится прямым доказательством по делу по обвинению в угрозе и косвенным по делу об убийстве; наличие пистолета у обвиняемого может служить косвенным доказательством по делу об убийстве и прямым доказательством по делу о незаконном хранении оружия и т. д.

1 М. А. Чельцов определяет прямые доказательства как «факты, которые входят в предмет доказывания в качестве отдельных признаков состава преступления...» («Советский уголовный процесс», М., 1902, стр. 135). Однако при таком определении доказательства (не говоря уже о том, что предмет доказывания шире состава преступления) сливаются с доказываемым фактом; в действительности прямое доказательство представляет со бой сведения, фактические данные, от которых непосредственно приходят к заключению об искомом факте.

Несколько, иную позицию по рассматриваемому вопросу занимал М. М. Гродзинский («Улики в советском уголовном процессе», «Ученые труды ВИЮН», М., 1944, стр. 3—4). Позднее ее придерживался А. И. Трусов («Основы теории судебных доказательств», М., 1960, стр. 45). Указанные авторы считают, что посредствующий факт между прямым доказательством и искомым фактом имеет место в форме, например, наблюдения события очевидцем. Иными словами, если событие — искомый факт, то его наблюдение — промежуточный факт. Ошибка здесь состоит в том, что элемент самого доказательства — восприятие свидетелем информации о событии —смешивается с промежуточным фактом, устанавливаемым косвенным доказательством.

271

Деление доказательств на прямые и косвенные в указанном выше смысле равно приложимо ко всем видам доказательств независимо от их источника '.

В процессуальной литературе высказывалась точка зрения, согласно которой вещественные доказательства не могут быть прямыми доказательствами, так как «вещи, предметы сами не говорят» 2. С ней, однако, согласиться нельзя. Так как отнесение доказательств к числу прямых или косвенных базируется на соотношении их содержания с содержанием устанавливаемого обстоятельства, оно распространяется на все без исключения доказательства, определяя режим оперирования ими. И показания, и заключения экспертов, и вещественные доказательства, и документы, словом, доказательства, имеющие любую процессуальную форму, могут, как представляется, быть и прямыми и косвенными в зависимости от их отношения к любому элементу предмета доказывания.

Различия между прямым и косвенным доказательствами предопределяют и различие в оперировании доказательствами каждой из этих групп. Деление доказательств на прямые и косвенные позволяет выявить существенные особенности и значение как тех, так и других, разработать правильные методы доказывания.

Поскольку содержание личного прямого доказательства соответствует содержанию доказываемого обстоятельства, центр тяжести его проверки падает на выяснение достоверности сообщения.

. Можно верить или не верить прямому доказательству, правильно отмечал С. А. Голунский, но нельзя строить на нем противоречащих друг другу версий о характере исследуемого факта. Поэтому при наличии прямых доказательств центр тяжести доказывания переносится на решение вопроса об их достоверности3.

При косвенном доказывании такая же проверка необходима и для первой («прямой»)  ступени косвенного доказательства.

Прежде надо убедиться, что показания свидетеля о том, что обвиняемый угрожал, соответствуют действительности, а затем исходя из промежуточного факта — наличия угрозы — заключать о причастности к убийству.

1  По   мнению   М.   С.   Строговича,   доказательства,   устанавливающие время и место убийства, размер образовавшейся недостачи и т. п., «лежат за пределами деления доказательств на прямые и косвенные»  («Курс советского уголовного процесса», М.,  1958,  стр.  208).  Это мнение  выражает традиционную  концепцию,  о  которой  говорилось  выше;   оно.  однако,  не учитывает  однородности   «механизма»   решения   задачи  установления   обстоятельств, входящих в предмет доказывания, где всегда возможны прямой и косвенный путь доказывания.

2  А   И   Винберг, Р. Д. Рахунов, Косвенные улики в уголовном деле, М, 1947, стр. 7.

3  С.  А.  Голунский,  Методика  подготовки обвинительной речи на суде, «Социалистическая законность» 1938 г. № 10, стр. 20,

272

Прямое доказательство, т.е. сообщение о факте или предъявление предмета, по своему содержанию с очевидностью доказывает искомый факт и не требует истолкования, оно требует лишь проверки достоверности информации. Для косвенного же доказывания характерен вывод «от факта к факту», который не является столь явным и очевидным, требует содержательного истолкования связей между промежуточным фактом и конечным выводом.

Как правило, характер этих связей таков, что от отдельного косвенного доказательства может быть сделан лишь предположительный (правдоподобный) вывод о доказываемом обстоятельстве.

Но очевидность связи между содержанием прямого доказательства и доказываемым обстоятельством не следует путать с достоверностью прямого доказательства.

Принципиально неприемлемо утверждение о возможности разграничить рассматриваемые виды доказательств по признаку достаточности одного прямого доказательства для установления события преступления или виновности, в то время как косвенными доказательствами   можно   оперировать   только   в   совокупности'.

Полное и достоверное обоснование всех подлежащих установлению обстоятельств с помощью одного прямого доказательства невозможно по двум причинам. Во-первых, трудно представить себе такое одно прямое доказательство, содержание которого исчерпывало бы весь предмет доказывания. Даже показания обвиняемого, включающие сообщения не только о внешней стороне содеянного, но и о мотивах, едва ли могут охватывать все данные о размере ущерба, причиненного преступлением, или о причинах и условиях, ему способствовавших.

Содержание предмета доказывания даже в части установления события преступления и виновности тем более не исчерпывается показаниями свидетеля-очевидца.

Во-вторых, вывод о том, что сообщение соответствует действительности, равно как и вывод о том, что предъявляемый предмет действительно связан с событием преступления, сам нуждается в тщательной и всесторонней проверке 2.

В основе косвенного доказывания лежит использование различных связей между событиями и явлениями действительности — причинных, временных, пространственных и иных. Установление неизвестного факта на основе знаний о другом, уже известном, возможно постольку, поскольку эти события каким-то образом связаны между собой.

1  П.  А.  Л у п и я с к а я,  Доказательства  в  советском  уголовном  процессе, М.   1955, стр. 15;  М. Л   Ш и ф м а н, Основные вопросы теории советского доказательственного права, М., 1956, стр. 37—38.

2  Эта проверка включает «прослеживание»  всех этапов формирования прямого доказательства  с  точки зрения полноты и достоверности содержащейся в нем информации,

273

Понятно, что эти связи могут быть более и менее близкими, более и менее определенными. От характера этих связей зависит и надежность косвенного доказывания в каждом конкретном случае. Этим же определяется и сама возможность использования различных явлений в качестве промежуточных фактов в косвенном доказывании, а следовательно, и фактических данных об этих явлениях в качестве косвенных доказательств'.

Различие указанных связей, их специфичность дают возможность выделить некоторые особые виды косвенных доказательств: доказательства поведения, доказательства подобия («подобные факты»), негативные обстоятельства и вспомогательные доказательства.

При рассмотрении понятия косвенных доказательств нередко выражается сомнение в возможности использовать для доказывания так называемые «доказательства поведения», а равно данные, устанавливающие «подобные факты».

О чем конкретно в данном случае идет речь?

«Доказательства поведения» — это фактические данные о действиях обвиняемого после совершения инкриминируемого преступления, таких например, как: а) попытки уклониться от следствия (суда); б) попытки заведомо ввести следствие (суд) в заблуждение относительно действительных обстоятельств дела; в) действия, которые свидетельствуют о знании таких обстоятельств события, которые могли быть известны только его участнику 2.

1  При собирании совокупности косвенных доказательств, необходимых и достаточных для образования «замкнутой» системы, возникает видимая коллизия. С одной стороны, для решения вопроса о значении собранных доказательств нужно рассмотреть их в ряду других доказательств, с другой — надо  сначала  создать такой  ряд.  Некоторые  авторы  пытаются  решить эту коллизию указанием на то, что, так как при оперировании косвенными доказательствами нельзя предвидеть, будет ли та или иная деталь иметь в будущем значение по делу, необходимо «на всякий случай» интересоваться всем — от образа жизни обвиняемого до состояния погоды в   день   совершения   преступления;   ненужные   данные   можно   отсеять  в конце  следствия   (В.  Громов,  Следственная  практика  в  примерах,  М., 1948, стр. 36).

С этой точкой зрения нельзя согласиться." Собирание доказательств невозможно отделить от их предварительной оценки (другое дело, что эта оценка может измениться). Иначе дело будет загромождено огромным числом ненужных данных, среди которых могут попросту «потеряться» (особенно, если дело сложное и большое) относящиеся к делу доказательства. Первоначальным основанием для использования косвенного доказательства должно быть предположение о наличии объективной связи между ним и искомым фактом.

2  А.  И.  Винберг,  Г.  М. Миньковский,  Р. Д.  Рахунов,  Косвенные    доказательства    в    советском    уголовном    процессе,    М.,    1956, стр. 56—60; Г   Н. Мудьюгин, Расследование убийств по делам, возбужденным в связи с исчезновением потерпевшего. Автореферат кандидатской диссертации, М., 1962, стр. 14—16.

274

В частности, могут быть косвенными доказательствами данные о заведомой ложности показаний обвиняемого; о том, что он уговаривал свидетеля дать неправильные показания; записка, в которой обвиняемый инструктирует своих близких, как объяснить то или иное обстоятельство, и тому подобные данные.

Существенны в этом отношении и данные о поведении обвиняемого, свидетельствующие о знании им определенных обстоятельств расследуемого деяния. Так, уничтожение или сокрытие предметов, которые, по имеющейся версии, были связаны с преступным посягательством, или были орудием совершения преступления, или несут на себе следы преступления, косвенно указывает на причастность лица к исследуемому событию '.

Поскольку из этих особенностей поведения обвиняемого можно делать предположительные выводы о его причастности или непричастности к преступлению, данные о поведении являются косвенными доказательствами. На этой точке зрения стоит судебная и следственная практика.

Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что недопустимо расширять за счет доказательств, устанавливающих факты, круг «доказательств поведения», связь которых с делом не может быть установлена даже при их рассмотрении в совокупности с другими фактами. Речь идет о манере держать себя при допросе, обыске и т. п., в частности о наличии или об отсутствии признаков смущения, волнения, страха; о пассивном отношении к ведущемуся следствию или, наоборот, о явном интересе к его результатам; об отказе от дачи показаний и т. д.

С этой точки зрения представляется неправильным воспроизведение   в   отдельных   работах   советских   процессуалистов

В последние годы М. И. Ковалев предпринял попытку более широкой трактовки рассматриваемого понятия «как косвенных доказательств, вытекающих из поведения (действия или бездействия) совершивших преступление либо причастных к преступлению лиц» (см. его статью «Улики поведения и планирование следствия», «Вопросы правоведения», вып. 6, Новосибирск, 1970, стр. 186—188). С этим нельзя согласиться, так как понятие доказательств поведения при таком подходе сливается с общим понятием косвенных доказательств. Суть же выделения рассматриваемого понятия в специфике использования лишь данных о так называемой «виновной осведомленности».

1 Все подобные данные необходимо фиксировать. В частности, заведомо ложные показания обвиняемого должны протоколироваться; попытки фальсифицировать другие доказательства необходимо установить допросом свидетелей, приобщением вещественных доказательств; в протоколе обыска должно отмечаться не только обнаружение определенных предметов, но и то, где они обнаружены. Попытки скрыть или уничтожить те или иные предметы, документы в ходе осмотра или обыска следует фиксировать путем допроса понятых, составления акта или внесения соответствующей записи в протокол. Процессуальный закон специально оговаривает необходимость фиксировать соответствующие действия обыскиваемого в протоколе обыска (ст. 176 УПК РСФСР).

275

высказываний английского юриста Уильза (XIX в.), который относил к числу доказательств «тон речи, молчание на вопросы...» '.

В действительности никакого доказательственного значения не могут иметь признаки волнения, ибо объективная связь волнения на допросе с делом не может быть установлена ни при каких условиях. Не имеет доказательственного значения тон речи, ибо резкость, грубость или, наоборот, мягкость, предупредительность обвиняемого вовсе не свидетельствуют о правдивости или лживости его показаний. Тем более сказанное относится к «молчанию на вопросы», ибо обвиняемый имеет право отказаться от дачи показаний. Всякое иное решение противоречило бы принципам советского уголовного процесса, было бы грубым нарушением социалистической законности2.

В самом деле, манера вести себя и состояние в ходе допроса могут зависеть не только от отношения данного лица к делу, но и от ряда других факторов — житейского опыта, кругозора, наличия болезненных расстройств, обстановки допроса и др. Подобно этому, ряд факторов влияет на поведение и состояние обвиняемого в ходе обыска и других следственных действий, в которых он принимает участие. Нет никаких объективных критериев для того, чтобы всесторонне оценить влияние этих факторов на психику обвиняемого, как и для того, чтобы предпочесть одно из возможных объяснений его поведения и состояния другим. Умозаключения по этому вопросу всегда будут субъективны.

Нельзя признать правильным мнение М. Е. Евгеньева о том, что «отказ от представления оправдывающих доказательств или представление явно неубедительных доказательств» относится к числу косвенных обвинительных доказательств» 3. В социалистическом уголовном процессе обвиняемый предполагается невиновным, пока пе доказано обратное, и факт непредставления им оправдательных доказательств ни в коем случае не может быть использован для обвинения. Не может рассматриваться как имеющий обвинительное значение и факт дачи обвиняемым «неубедительных» объяснений или представления им «неубедительных» доказательств. Только данные, устанавливающие заведомую ложность объяснений обвиняемого, фальсификация им доказательств могут быть в сочетании с другими косвенными доказательствами использованы для установления виновности.

1  Уильз,  Опыт  теории  косвенных  улик   (перев.   с  англ.),  М.,   1864, стр. 36.

2  Иначе   решает   эти   вопросы   господствующая   доктрина   уголовного процесса буржуазных государств,  практически исходящая из тезиса,  что, если обвиняемый не дает показаний, «ему есть что скрывать»   Подробнее см. § 3 гл II и § 1 гл. X.

3  М. Е. Е в г е н ь е в, Методика и техника расследования преступлений, Киев, 1940, стр. 271.

276

Недостаточно последовательной нам представляется и позиция, занятая по рассматриваемому вопросу И. Д. Перловым. Неоднократно подчеркивая, что манера держать себя на допросе не может стать доказательством, подтверждающим или опровергающим вину, как и не может обосновать вывод о достоверности показаний, И. Д. Перлов говорит вместе с тем, что «манера держать себя при даче показаний имеет известное значение при оценке доказательств по делу, поведение подсудимого может быть учтено судом при оценке собранных и проверенных доказательств, но оно пе может заменить сами доказательства» 1.

Известно, что оценка доказательств со стороны следователя и суда должна быть объективной, убедительно мотивированной. Если же стать на точку зрения И. Д. Перлова, окажется, что выводы по делу могут основываться не только на доказательствах, но и на каких-то иных данных, не отвечающих требованиям закона, что, разумеется, неправильно. Следователь и судья, учитывая манеру поведения обвиняемого на допросе и меняя соответственно тактику допроса, могут быстрее и легче добиться откровенных, правдивых показаний. Волнение, проявляемое обыскиваемым в определенные моменты обыска, ориентирует на необходимость более тщательных поисков на определенном участке и т. д. Однако такие данные могут использоваться лишь в качестве «указателей» наличия доказательств, а отнюдь не в качестве доказательств.

К числу косвенных могут быть также отнесены и доказательства, устанавливающие ((подобные фактъп.

Например, установленное сходство в способе совершения ряда преступлений, объектах посягательства, использование аналогичных уловок и приемов, выбор времени и места совершения деяния и т. д. позволяют сделать предположительный вывод о совершении всех этих преступлений одним и тем же лицом. Понятно, этот вывод, взятый отдельно, не достоверен. Но и любое другое косвенное доказательство в отдельности устанавливает свой тезис предположительно. Считая допустимым использование в качестве доказательств «улик поведения» и «подобных фактов», надо вместе с тем подчеркнуть, что только на этих доказательствах, сколько бы их ни было, основывать вывод о виновности  нельзя.

Прежде всего, эти данные не несут достаточной содержательной информации, пригодной для полного описания события преступления и индивидуализации обвиняемого.

С другой стороны, вследствие многоступенчатой и отдаленной связи с предметом доказывания они «слабо» обосновывают доказываемый тезис, допуская различные истолкования. В литературе

1 И. Д. Перлов, Судебное следствие в советском уголовном процессе, М., 1955, стр. 181.

277

приведены весьма показательные примеры того, к каким еерьез-ным ошибкам приводит игнорирование этого положения'.

Доказательства, устанавливающие так называемые негативные обстоятельства, также являются разновидностью косвенных доказательств. В процессуальной и криминалистической литературе, в следственной и судебной практике широко используется понятие «негативные обстоятельства». Под ними разумеется отсутствие некоторых фактов, которые обычно имеются налицо, если верна версия о событии в целом.

Так, установленное при осмотре отсутствие следов данного лица на месте преступления противоречит версии о том, что это лицо побывало там; установленное при проверке показаний на месте отсутствие у подозреваемого знаний о действительных подробностях преступного события противоречит его утверждению о том, что он был участником преступления, и т. д.

Негативные обстоятельства могут быть установлены также при обыске (отсутствие ценных вещей, что противоречит утверждению о широком образе жизни обвиняемого); при экспертизе (отсутствие на документе следов рук лица, заподозренного в его исполнении);  следственном эксперименте; допросе и т. д.

По своему характеру такие доказательства представляют разновидность косвенных доказательств, относящихся к событию, виновности (невиновности) и другим обстоятельствам, входящим в предмет доказывания. Содержанием такого косвенного доказательства будет не наличие факта, а его отсутствие, а вывод из него не подтверждает, а опровергает версию. Иначе говоря, с помощью негативных обстоятельств утверждения не доказываются, а опровергаются и этим самым косвенно доказываются противоположные утверждения2.

Правда, могут быть получены данные, объясняющие, например, отсутствие следов там, где они ожидались согласно первоначальной версии (данные о том, что преступник уничтожил эти следы или действовал таким образом, что не оставил их). Но в этом случае меняется и сама версия, и отсутствие следов по отношению к этой новой версии уже не является негативным обстоятельством.

Вспомогательные (оценочные) доказательства имеют структуру, сходную с косвенными доказательствами (многоступенчатую), но отличаются тем, что устанавливают не элементы предмета доказывания и не промежуточные факты, а степень надеж-

1  См. М. М. Г р о д з и н с к и й, Улики в советском уголовном процессе, «Ученые труды ВИЮН», М., 1944, стр. 106—111.

2  Иногда   одним   и   тем   же   термином   «негативные   обстоятельства» обозначают  не   только  отсутствие   фактов,   подтверждающих   тезис,   но  и наличие фактов, противоречащих выдвинутому утверждению. Эти понятия не тождественны. Второе из них  рассматривается ниже — в связи с вопросом о делении доказательств на обвинительные и оправдательные.

278

ности вывода от доказательства (прямого или косвенного — безразлично) к доказываемому обстоятельству. Так, фактические данные о незаинтересованности свидетеля в исходе дела, о состоянии его зрения и слуха, о внешних условиях восприятия события преступления, равно как и данные о квалификации эксперта," о научной обоснованности избранной им методики, позволяют точнее оценить достоверность сообщения свидетеля или заключения эксперта.

Коль скоро эти данные получены из самостоятельного источника и облечены в процессуальную форму, они являются доказательствами, но доказательствами особого рода, служащими только для оценки других доказательств.

Другим видом вспомогательных доказательств являются ориентирующие   доказательства1.

Показание свидетеля о том, что необходимые сведения по делу могут быть получены у такого-то лица или в таком-то месте, хотя сам свидетель по существу дела ничего не знает, может служить примером вспомогательного ориентирующего доказательства. Такую же роль играет документ, содержащий сведения о том, где может быть почерпнута необходимая доказательственная информация.

Вспомогательные, оценочные и ориентирующие доказательства приобретают значение лишь в связи с «предметными» прямыми и косвенными доказательствами, устанавливающими элементы предмета доказывания.

В процессуальной теории и практике до последнего времени имели место попытки определить значение прямых и косвенных доказательств исходя из противопоставления (или, по крайней мере, признания неодинаковости) их ценности для установления истины. При этом одна группа авторов характеризовала косвенные доказательства как менее убедительные, чем прямые, в то время как другая считала  их  более убедительными.

В частности, С. М. Потапов категорическое заключение эксперта именовал прямым доказательством, вероятное — косвенным 2. Н. Н. Полянский полагал, что при оперировании косвенными доказательствами судья попадает в некий «заколдованный круг» противоречащих друг другу улик, выглядящих равно убедительными, вырваться из которого можно только в результате субъективного усилия, в связи с чем кассационная и надзорная инстанции не вправе проверять обоснованность внутреннего судейского убеждения, если приговор основан на косвенных доказательствах 3. В. Громов утверждал, что деление доказательств на

1  Подробнее   о   значении   фактов,   устанавливаемых   ориентирующими доказательствами, см. § 3 гл. IV.

2  С. М. Потапов, Судебная фотография, М., 1948, стр. 126.

3  «Советское государство и право» 1951 г. № 7, стр. 31,

279

прямые и косвенные есть деление «с точки зрения их сравнительной убедительности, т. е. опять-таки с точки зрения степени их достоверности» '.А. Я. Вышинский говорил о «естественности», «безыскусственности» и, следовательно, достоверности косвенных доказательств2.

С подобным противопоставлением косвенных и прямых доказательств согласиться нельзя.

В действительности выводы по делу, полученные при правильном использовании косвенных доказательств, столь же надежны, сколь и выводы, полученные с помощью прямых доказательств.

Дискуссии, имевшие место в процессуальной теории, опыт следственной и судебной практики приводят к единственно возможному выводу: нельзя противопоставлять прямые и косвенные доказательства, нельзя считать одни из них лучшими, а другие — худшими3.

Обычно подчеркивается, что косвенные доказательства с достоверностью обосновывают конечный вывод по делу лишь тогда, когда они образуют внутренне связанную совокупность, систему.

Это верно, поскольку между отдельным косвенным доказательством и конечным тезисом существуют длинные многоступенчатые связи, надежность которых подкрепляется лишь наличием многих таких  «цепочек».

Не только к искомому, но и к промежуточным фактам иногда приходится идти через несколько ступеней, устанавливая сначала более отдаленные, а затем уже ближайшие к искомому факты. Косвенные доказательства, устанавливающие обстоятельства, связанные с искомым фактом через посредство других доказательств, иногда называют «доказательствами доказательств».

Так, важным является факт пребывания обвиняемого на месте происшествия во время совершения преступления. Иногда

1  В.  Громов, Следственная практика  в примерах,  М.,  1948,  стр.  16.

2  А.  Я.  Вышинский,  Теория судебных доказательств в  советском праве, М., 1950, стр. 291.

3  Нельзя поэтому согласиться с позицией И. И. Мухина, рекомендующего «предъявлять к проверке и оценке источников особые повышенные требования»   при   оперировании   косвенными   доказательствами,   а   также предостерегающего против того, чтобы подходить «к оценке производных, как и косвенных доказательств, с обычной меркой»  (И. И. Мухин, Объективная истина и некоторые вопросы оценки судебных доказательств при осуществлении правосудия, Л., 1971, стр. 112, 120). По существу эта позиция представляет своеобразное возобновление противопоставления различных видов доказательств друг другу. В действительности если под «обычной меркой»  понимать общие  правила оценки доказательств,  то  они носят   «сквозной»  характер.  В  то  же  время  оценка   каждого  вида  доказательств  (в том числе прямых и первоначальных)  имеет свою специфику. И дело не в «повышенных» или «пониженных» требованиях, но именно в учете этой специфики.

280

удается получить косвенные доказательства, сразу устанавливающие это обстоятельство (например, показания лица, видевшего его в определенное время в определенном месте). В других случаях этот факт приходится доказывать.

Например, след обуви обвиняемого на месте происшествия непосредственно свидетельствует лишь о том, что на данном месте побывал человек, на ногах которого была обувь, принадлежащая обвиняемому. Только после исключения предположений о том, что обувь обвиняемого взята без его ведома, одолжена им и т. п., можно сделать вывод о пребывании обвиняемого на месте происшествия.

Использование косвенных доказательств удлиняет путь доказывания, вводит для следователя и суда дополнительные промежуточные ступени на пути к решению основных вопросов дела. Именно к этим случаям относятся слова В. Д. Спасовича, сравнившего косвенный путь доказывания с воссозданием слова по черточкам, из которых «составляются линии, а из линий — буквы, а из букв — слоги, а из слогов — слово...» '.

Разумеется, при этом процесс доказывания усложняется и затрудняется. Во избежание ошибок, связанных с оперированием косвенными доказательствами доказательств, в этих случаях должны быть полностью применены требования косвенного доказывания в целом. Система этих доказательств должна достоверно устанавливать в своей совокупности соответствующий факт,  опровергая  противоречащие  ему  объяснения2.

При построении системы косвенных доказательств важно учитывать, помимо прочего, наличие самостоятельных и независимых источников фактических данных, устанавливающих один и тот же факт. Правильно подчеркивает это требование М. С. Строгович3.

С другой стороны, следует учитывать, что многообразная информация, нередко исходящая из одного источника, может служить началом нескольких относительно самостоятельных «цепочек» рассуждения, приводящих к разным доказываемым обстоятельствам.

Следует подчеркнуть, что необходимость в формировании системы достоверного обоснования выводов относится не только к косвенным доказательствам, но и к прямым. На практике сравнительно редко встречаются дела, основанные только на косвенных или только на прямых доказательствах. Напротив, типичным   является   использование   как   тех,   так и других.  Как

1  А. Ф. Кони, Воспоминания о деле Веры Засулич, Собр. соч., т. 2, М., 1966, стр. 82.

2  О формировании и анализе  системы  косвенных доказательств  при их оценке подробнее см. § 2 гл. VII.

3  «Социалистическая   законность»   1945   г.   №   6,   стр.   48.   См.   также М. С. Строгович,  Уголовный процесс, М., 1946, стр. 84,  169.

281

правило, прямые доказательства проверяются, уточняются и подкрепляются с помощью косвенных.

Большое значение имеет прежде всего использование косвенных доказательств для всесторонней проверки достоверности прямых доказательств. В частности, необходима проверка с помощью косвенных доказательств признания обвиняемого, а равно его показаний, изобличающих третьих лиц; показаний потерпевшего и очевидцев относительно обстоятельств, входящих в предмет доказывания, и т. д.

Пренебрежение к использованию косвенных доказательств для проверки прямых часто приводит к тому, что суд, обоснованно сомневаясь в достоверности последних, отказывается положить их в основу приговора, или к тому, что приговор, вынесенный на основании только прямых доказательств, отменяется кассационной или надзорной инстанцией.

Косвенные доказательства наряду с прямыми могут служить и для восполнения пробелов в воссоздаваемой последними картине расследуемого дела, ибо одно прямое доказательство, будучи непосредственным основанием для вывода об устанавливаемом им обстоятельстве или группе обстоятельств (например, о наличии события преступления), не может в то же время, как правило, исчерпывающе осветить эти обстоятельства во всех деталях, имеющих значение для дела. Для воссоздания целостной фактической картины деяния указанные пробелы восполняются с помощью косвенных доказательств.

6. Деление доказательств на обвинительные и оправдательные определяется их отношением к версии обвинения и противостоящим ей версиям.

К числу оправдательных доказательств относятся фактические данные, устанавливающие обстоятельства, исключающие вину или ответственность, а также смягчающие ответственность конкретного лица. К числу обвинительных доказательств относятся фактические данные, устанавливающие обстоятельства, свидетельствующие, что преступление совершено определенным лицом, или отягчающие ответственность обвиняемого. Указанное деление непосредственно вытекает из требования закона выявить по каждому делу доказательства, «как уличающие, так и оправдывающие обвиняемого, а также отягчающие и смягчающие его вину обстоятельства» (ст. 14 Основ). Оно содействует органическому сочетанию в ходе доказывания требований целенаправленности и всесторонности, полноты и объективности, напоминает о необходимости выдвижения и проверки версий, противостоящих версии обвинения.

Будет ли доказательство обвинительным или оправдатель*-ным, зависит пе от того, кем оно представлено (указано, обнаружено) — следователем,   обвиняемым,   потерпевшим  и  т.   п., а

282

от его фактического содержания, от того, какое действительное значение по делу имеют устанавливаемые им обстоятельства.

Отнесение доказательства к числу обвинительных или оправдательных требует оценки его значения для установления предмета доказывания по делу. Окончательно этот вопрос может быть решен только в ходе оценки всей совокупности собранных доказательств на предварительном или судебном следствии.

Наконец, это деление доказательств имеет смысл лишь в отношении конкретного обвиняемого. Бывает и так, что доказательство обвинительное (например, отягчающее вину) в отношении одного обвиняемого является оправдательным (смягчающим вину) в отношении другого.

Деление доказательств на обвинительные и оправдательные ориентирует на всесторонний подход к планированию допроса, обыска, осмотра, эксперимента, к назначению экспертизы с тем, чтобы не только собрать в ходе каждого следственного действия фактические данные, подкрепляющие определенную версию, но и установить данные, противоречащие ей, если они имеются.

Деление доказательств на обвинительные и оправдательные не исчерпывает всех возможных функций фактических данных в более сложных случаях. Так, вспомогательное оценочное доказательство, снижающее значение улики, в определенном смысле является противодоказательством, хотя само по себе и не подтверждает оправдательной версии'. Вместе с тем такие проти-воулики, ослабляя систему обвинительных доказательств, косвенно усиливают оправдательную версию, если она сформулирована 2. Более того, они создают предпосылки для реализации презумпции невиновности, коль скоро обвинительная версия оказывается недостаточно  обоснованной.

При делении доказательств на обвинительные и оправдательные в некоторых случаях возникают трудности теоретического характера. Рассмотрим следующий пример. В одном и том же протоколе допроса свидетеля содержатся: а) данные о враждебном отношении обвиняемого к пострадавшему и б) данные о том, что побоям, нанесенным потерпевшему, предшествовало оскорбительное поведение в отношении обвиняемого.

1  М. П. Ш а л а м 6 в, Косвенные улики на' предварительном следствии по делам о  хищениях  социалистической  собственности   («Советская  криминалистика  на  службе  следствия»,   М.,   1953,  вып.  4,  стр.   59—60).   См. также  М.  М.  Гродзинский,  Улики в советском уголовном процессе, М., 1944, стр. 101—102.

2  В конкретном случае может оказаться, что утрата одного или даже нескольких  обвинительных  косвенных доказательств,  «выбитых»  противо-уликами, не колеблет системы обвинительных доказательств в целом, так как доказательства, были избыточными   (см.  §  4 гл.  III и §  2 гл. VII). Однако угроза  распадения системы доказательств  создается  всегда,  требуя проверки возникших сомнений (в большинстве случаев путем собирания дополнительных доказательств),

283

Понятно, что данные первого рода уличают обвиняемого, а данные второго рода устанавливают смягчающие его вину обстоятельства, т. е. являются оправдательными, согласно принятому определению. Как же следует характеризовать доказательство в целом, если один и тот же источник содержит фактические данные обоих родов?

Некоторые авторы считают, что деление доказательств на обвинительные и оправдательные применимо не во всех случаях !.

Чтобы правильно разрешить эту коллизию, следут напомнить сказанное выше о соотношении понятий естественного языка и частично  формализованного  языка  науки.

В настоящей работе доказательство определено как единство фактических данных и источника, причем фактические данные, например сведения о фактах, о поступках людей и иных объективных явлениях, рассматривались в целом, нерасчлененно. Такое «О1рубление», приемлемое в большинстве случаев, и вызвало затруднения при исследовании более сложного примера, в котором фактические данные оказались состоящими из двух групп, имеющих различное значение. Для разрешения названной коллизии необходимо пойти на дальнейшее уточнение и ограничение понятия доказательства, т. е. необходим более строгий уровень его формализации, признание, например, доказательством фактических данных только об одном конкретном факте, содержащемся в данном источнике2.

В литературе отмечалось, что существуют и такие доказательства, которые могут «не уличать и не оправдывать, а вместе с тем содействовать раскрытию преступления» 3.

Понятно, что доказательства, устанавливающие любой из элементов предмета доказывания или промежуточный факт, не могут быть «нейтральными», т, е. не доказывающими виновности или невиновности конкретного лица.

Однако среди материалов конкретного дела могут находиться протоколы показаний лиц, которые никакой полезной информации сообщить не смогли (например, свидетель заявил, что ему ничего по делу не известно), или такие данные, которые, в конечном счете, оказались не имеющими отношения к делу. Так, показание свидетеля о том, что подозреваемый в хищении жил очень  скромно,  служит  косвенным  доказательством,  противоре-

1  М. С. Строгович, Курс советского уголовного процесса, М.,  1958, стр. 202; «Советский уголовный процесс», М., 1956, стр. 83.

2  В рассмотренном примере в этом случае пришлось бы считать протокол допроса свидетеля двумя доказательствами, поскольку часть этого протокола   содержит   данные   о   враждебном   отношении   обвиняемого,   а часть — об оскорбительном поведении потерпевшего.

3  Р. Д. Р а х у н о в, Вещественные и письменные доказательства в советском уголовном процессе, «Ученые записки ВИЮН», М., вып. 10, 1959, стр. 211-212.

284

чащим обвинительной версии. Но, когда будет установлено, что похититель прятал украденное, показание свидетеля о скромном образе жизни перестает опровергать обвинение и, по существу, вообще теряет значение по делу. Эти данные, не несущие «полезной нагрузки» в обосновании конечного вывода, но и не противоречащие ему, не являются, строго говоря, фактическими данными в смысле ст. 16 Основ. В то же время облеченные в процессуальную форму и приобщенные к делу они включены в совокупность доказательств и не могут быть изъяты из дела.

Подобно ориентирующим и вспомогательным доказательствам, они содержат информацию о ходе расследования, о лицах, вызывавшихся на допрос, и о иных действиях. На последующих стадиях прохождения дела, в случае изменения обвинения или при иных обстоятельствах, такие данные могут приобрести определенное значение. Условно эти «нейтральные» на данной стадии доказательства  можно  назвать  резервными.

Необходимость деления доказательств на обвинительные и оправдательные оспаривал А. Я. Вышинский, утверждавший, что классификация эта неправильна и искусственна, ибо оценка значения того или иного доказательства в ходе расследования и судебного разбирательства часто меняется, так как «в отнесении доказательств к одной или другой категории играет важнейшую роль субъективная точка зрения следователя, прокурора, адвоката или судьи. То, что одному кажется доказательством, изобличающим в преступлении, другому таковым не кажется и им отрицается...» '.

Это неверно потому, что в основе деления доказательств на обвинительные и оправдательные лежит, как было указано выше, совершенно определенный объективный признак — отношение этих доказательств к предмету доказывания. «Субъективная точка зрения» должна опираться на этот признак, выражать его. Причем правильность сделанного вывода вновь и вновь проверяется в последующих стадиях судопроизводства2.

Рассматриваемая классификация применяется при разработке версий и плана расследования, предъявлении обвинения, составлении обвинительного заключения, постановления о прекращении дела, вынесении приговора и т. д.3.

1  А. Я. Вышинский, Теория  судебных доказательств в  советском праве, М., 1950, стр. 253—254.

2  Критику точки зрения А. Я. Вышинского по рассматриваемому вопросу см. в работах: М  С. Строгович, Материальная истина и судебные доказательства   в   советском    уголовном    процессе,    М.,    1955,   стр.   249; А. И. Трусов, Основы теории судебных доказательств, М., 1960, стр. 55; Ц. М. К а з, Доказательства в советском уголовном процессе, Саратов, 1960, стр. 32; В. Д. А р с е н ь е в, Вопросы общей теории судебных доказательств, М., 1964, стр. 122

3  А.  И.  Трусов,  Основы  теории  судебных доказательств,  М.,   1960, стр. 54,

285

Требование применять при составлении итоговых процессуальных документов деление доказательств на обвинительные и оправдательные как прием, способствующий всесторонности, полноте, объективности выводов по делу, включено непосредственно в процессуальный закон (см., например, ст. ст. 205, 314 УПК РСФСР).

Нельзя согласиться с позицией некоторых авторов по вопросу о так называемом «превращении», «трансформации» доказательств из обвинительных в оправдательные и наоборот'. Если бы такое «превращение» имело место, то это означало бы, что деление доказательств на обвинительные и оправдательные не имеет реальной основы. В действительности любое доказательство либо подтверждает версию, либо опровергает ее. Изменение его оценки (что нередко имеет место при расследовании и судебном разбирательстве конкретного дела) объясняется тем, что наше мнение о доказательстве приводится в соответствие с ранее нераспознанными или неточно оцененными его свойствами2. Таким образом, речь идет не о «превращении» доказательств, а об установлении их действительного значения.

Различные виды классификации доказательств взаимосвязанны, так как основания, по которым построена классификация доказательств в уголовном судопроизводстве, не могут считаться взаимоисключающими или конкурирующими. Они отражают различные свойства доказательств. Поэтому для полной характеристики конкретного доказательства используются различные классификационные признаки. Чтобы не допускать при этом ошибок, необходимо каждый раз уяснить, какое конкретное обстоятельство доказывается в данном случае.

Использование классификационных систем в их совокупности оказывает существенную помощь в определении направлений собирания и оценки доказательств как. в ходе судопроизводства на каждой его стадии, так и при принятии заключительных процессуальных решений по делу.

1  Ц. М. К а з, Доказательства в советском уголовном процессе, Саратов, 1960, стр. 31; А. К. Юр га, К определению понятия вещественного доказательства, «Вопросы криминалистики» 1961 г. № 1—2, стр. 96—97.

2  На это  правильно  указывает  А.  И.  Трусов. Следует  согласиться и с его замечанием о том,  что в  случае изменения лицом ранее данных показаний имеет место не «трансформация» доказательств, а появление в деле новою доказательства («Основы теории судебных доказательств», М., 1960, стр. 55).