§ 2. ЛОГИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА ОЦЕНКИ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ

Истинность и обоснованность промежуточных и конечных выводов при оценке доказательств, понятия которых даны в § 1, существенно зависят от правильности и последовательности рассуждений субъекта оценки. Поскольку исследование и описание законов и форм мышления составляет предмет логики, то очевидно, что оценка доказательств включает также и оценку логической правильности системы доказательств и выводов из них. Чтобы судить о логической правильности рассуждений, необходимо использовать средства и методы формальной логики.

Как указывалось, методологическую основу судебного познания .составляет марксистская диалектика, отражающая всеобщие законы развития объективного мира и мышления. По отношению к ней формальная логика представляет частную науку, рассматривающую лишь одну из сторон познания, именно ту, которая прежде всего касается формальной структуры вывода. В отличие от диалектики логика формальная оперирует уже готовыми понятиями и суждениями, отвлекаясь от их развития и изменения2.

Она не раскрывает всех вопросов познавательной деятельности человека,  соотношения чувственного и понятийного   мышления,

1  Нельзя согласиться с И. И. Мухиным, исключающим из числа субъектов  оценки  доказательств  участников  процесса,  отстаивающих  личные или  представляемые интересы   (обвиняемого,  защитника,  потерпевшего и др),   только   на   том   основании,   что   результаты   осуществляемой   ими оценки доказательств не воплощаются непосредственно в процессуальных решениях   (И.  И. Мухин,  упомян. работа,  стр.  153).  Нельзя смешивать мыслительную   деятельность   по   оценке   доказательств   и   процессуальное значение результатов

2  Г. Л. П о д к о р ы т о в, Соотношение диалектического метода с частно-научными методами, «Вопросы философии» 1962 г. N° 6, стр. 36; «Диалектика и логика. Законы мышления», М., 1962, стр. 50.

443

возникновения и развития форм и законов мышления, соотношения познания и объективной действительности. Все эти вопросы относятся к области методологии познания и составляют предмет диалектической логики'.

В тех условиях, в которых можно без существенных погрешностей рассматривать предметы как неизменные, постоянные, понятия и суждения как окончательно сформированные, применение логики может оказаться достаточным условием обеспечения истинности знания2. Всякое диалектическое развитие мысли содержит также элементарные познавательные акты, которые протекают в форме обычных логических выводов.

В сфере доказывания диалектический подход к исследованию обстоятельств дела необходим. Но это не означает, что диалектика вытесняет логику из указанной сферы.

Пытаясь обосновать «правомерность» разрешения уголовного дела на основе вероятности, субъективистского подхода, А. Я. Вышинский утверждал, что формальной логики достаточно для решения научных вопросов, в судебном же исследовании (например, для установления умысла либо цели преступления) логика не годится, так как это выходит за пределы проблемы логической взаимосвязи исследуемых фактов. По мнению А. Я. Вышинского, каждое судебное дело представляет собой, как правило, эпизод классовой борьбы, где действует «своя логика, не всегда и во всем совпадающая с книжной логикой, имеющей дело с абстрактными величинами».

Как правильно отмечает А. А. Старченко, «формы логической связи не могут быть игнорированы исследователем, он не может применять их или не применять, пользоваться ими или не пользоваться, он помимо своей воли и желания облекает свое мышление в те формы, которые отражают связи и отношения, присущие исследуемым явлениям» 3.

Как и во всяком мыслительном процессе, в доказывании по

1  См. М. М. Р о з е н т а л ь, Принципы диалектической логики, М., I960, стр. 80; Д. П. Горский, Логика, М., 1963, стр. 8.

2  На   это   правильно  указывал  М.  С.   Строгович   («Логика»,  М.,   1949, стр. 67—68).  Однако  неточность некоторых выражений в  этой книге создает  представление,   что,  по  мнению  автора,  при  разрешении  обычных «простых» бытовых вопросов и вопросов судебной практики следует предпочесть  логику  диалектике,  так  как  последняя  не  обеспечивает  определенности вывода   (якобы диалектика  запрещает врачу определенно  ответить, жив человек или мертв, ибо грань между жизнью и  смертью постепенна и относительна)   (стр. 67). Обращаясь к примерам, приведенным в книге  М.  С.  Строговича,  следует  заметить,  что  диалектика  оперирует не только понятием движения и развития,  но также  и понятием меры, перехода количества в качество. Именно поэтому диалектика в состоянии фиксировать узловую точку перехода от жизни к смерти как вполне определенный момент.

8 А. А. Старченко, Логика в судебном исследовании, М., 1958, стр. 226.

любому уголовному делу с необходимостью применяются диалектическая логика и формальная логика в их неразрывном единстве.

Формальная логика рассматривает процесс мышления со стороны его структуры, его форм, т. е. изучает и формулирует правила построения мыслей, отвлекаясь от их конкретного содержания.

Отличительными чертами логики являются ее абстрактный и формальный характер.

Логика абстрактна, поскольку она исследует не конкретное содержание мыслей (конкретные предметы, действия и т. п.), а общие формы мыслей, их структуру, отвлекаясь от особенностей предметов, явлений, действий, входящих в содержание мышления.

В. И. Ленин отмечал, что практика человека, миллиарды раз повторяясь, закрепляется в сознании человека фигурами логики1. Мышление человека отражает объективную действительность, реальные вещи, их свойства и отношения. Соответственно законы и формы мышления отображают в абстрактном, обобщенном виде объективные взаимоотношения, существующие в реальной жизни.

Логику называют формальной, имея в виду, что предмет ее изучения — законы и формы мышления — подвергается формализации. Это означает, что все исходные понятия данной науки получают точные, однозначные определения 2, что любые операции с этими понятиями могут производиться только по строгим правилам, которые подчиняются некоторым общим законам.

Формализация знания открывает возможность для использования формул, т. е. сокращенных точных записей с помощью условных знаков (символов), схем и моделей, в наглядной форме изображающих структуру правильного рассуждения.

Таким образом^ оценка логической правильности системы доказательств предполагает применение законов и форм мышления и пользуется для этого абстракцией и формализацией. «Всякая наука есть прикладная логика...», — отмечал В. И. Ленин3.

Для исследования сложной структуры доказывания в уголовном процессе недостаточно средств одной силлогистической логики. Как будет видно из дальнейшего, в этом процессе используются также индуктивная логика и так называемая логика правдоподобных умозаключений.

Связь между суждениями при построении логических умозаключений в конечном счете отражает объективно существующие связи между теми событиями, явлениями, фактами, о которых суждения  высказываются.  Среди различных  форм объективных

1  См. В. И. Л е я и н, Поли. собр. соч., т. 29, стр. 198.

2  То есть такие определения, которые допускают одно, и только одно, понимание смысла термина, понятия и т. п.

8 В. И. Л е н и н, Поли. собр. соч., т. 29, стр. 183.

445

связей в процессуальной теории чаще всего упоминается причинная связь.

Причинная связь действительно представляет одну из важнейших форм связи явлений, но не единственную.

В процессе расследования и судебного разбирательства обнаруживаются различные связи между обстоятельствами дела, отдельные формы которых могут быть выявлены путем анализа. Такое выделение отдельных форм связей имеет место в практической деятельности следователя и суда, когда приходится доказывать различные обстоятельства.

Рассмотрим четыре формы связи, в первую очередь обнаруживаемые при анализе практики доказывания с помощью косвенных доказательств:

1)  связь между сущностью и явлением;

2)   генетическая связь — связь между причиной и следствием, условием и обусловленным;

3)  функциональная связь — количественная связь переменных величин;

4)   индивидуализирующая или объемная   связь,   включающая родовидовые отношения и отношения тождества.

При этом надо иметь в виду, что разграничение форм связи в реальных условиях не всегда легко, ибо границы между ними не всегда четко определены, они одновременно существуют в сложном и многостороннем процессе.

Связь сущности и явления в косвенном доказывании — это связь промежуточных фактов через общую для них сущность. Например, такие действия лица, как приобретение оружия, выяснение порядка охраны помещения, подготовка средств для побега, связаны между собой тем, что составляет их внутреннее единство, их сущность: приготовление к преступлению. Доказательствами того, что лицо в определенной ситуации действовало умышленно, служат данные о высказанных этим лицом намерениях, наличии заинтересованности в результатах преступления и т. д. Каждое из этих отдельных проявлений суть проявление умысла, оно может выступать как промежуточный факт по отношению к их сущности — доказываемому факту — умыслу.

Доказывание на основе существенной связи состоит, таким образом, в построении обоснованного вывода от наличия явлений к наличию сущности.

Такие отдельные факты, как приобретение орудий, подготовка хранилища, приобретение железнодорожного билета и т. п., первоначально рассматриваемые изолированно, могут создать видимость несвязанных, случайно совпавших событий, каждое из которых имеет свое особое истолкование. Напильник может быть приобретен для хозяйственных нужд, билет — для поездки в дом отдыха и т. п.

446

Между тем мысль движется от внешней видимости к внутренней сущности события. Формальными рамками этого движения служит индукция: усмотрение в ряде явлений того общего, что составляет их сущность. При этом выясняется, что орудия приобретались для совершения кражи, билет — для бегства после кражи и т. п. Сущность всех этих действий одна — приготовление к краже.

Генетические связи охватывают причинную связь; обусловленность (связь условия с обусловленным) '; взаимодействие и взаимообусловленность. Последние две формы являются сложными.

На практике очень часто используются генетические связи для обоснования выводов от одних фактов к другим.

Причинная связь существует между ранением и смертью, пожаром и плохим состоянием электрической сети, между кражей и наличием краденого у подозреваемого. Приобретение оружия создает условия для совершения преступления, а нахождение человека в помещении представляет условие для образования его следа именно в данном месте.

Связь между двумя следствиями одной причины, поскольку она служит основанием доказывания, распадается на два последовательных звена более простой связи: на связь между известным следствием и общей причиной и затем — связь между общей причиной и неизвестным следствием.

Так, по следам на одежде (следствие) заключают об употреблении яда (причина), а от этого о смерти как следствии отравления.

Такой же сложной структурой обладают выводы от одной причины к общему следствию и от общего следствия к другой причине или условию.

Причина закономерно влечет следствие, поэтому причинную связь относят к необходимой. Но в этом случае имеют в виду не изолированную причину, а весь комплекс обстоятельств (причина и все необходимые* условия), при которых причина вызывает следствие2.

Доказывание на основе генетической связи состоит в построении обоснованного вывода от наличия причины или условия к наличию следствия или обусловленного либо в обратном направлении.

1  Условия определяют как комплекс явлений, которые сами не могут породить следствие, по, сопутствуя причине, обеспечивают появление следствия  («Категории материалистической  диалектики»,  под ред.  М.  М.  Р о-зенталяиГ. М Штракса, М, 1956, стр. 95).

2  См.  Ю.  Ф.  В у р у н к о в,   Причинность  как  категория марксистской диалектики    («Учены»   записки   Московского   областного   педагогического института», т. IX, вып. 5, 1967, стр. 119);  «Категории материалистической диалектики», М., 1956, стр. 98; М. Б у н г е, Причинность, М., 1962, стр. 65.

447

В ходе этого процесса сложные причинные связи могут быть расчленены на более простые, элементарные. Ближайшей логической схемой выводов этого типа служат выводы от основания к следствию и от следствия к основанию.

Принято считать, что выводу от причины к следствию соответствует условно-категорический силлогизм: «если тормоза автомашины неисправны, то может последовать авария». Указанная причина действительно вызывает аварию только при наличии ряда условий — скользкой дороги, быстрой езды и т. п. Очевидно, раньше, чем сделать вывод, нужно убедиться в наличии всех необходимых и достаточных условий превращения потенциальной возможности в действительность. Задача на этой предварительной стадии может быть сформулирована как отыскание названных условий.

Если выявлены действительно все условия и если среди условий не встретилось таких, которые бы противоречили общему выводу, то умозаключение о неизбежности аварии становится вполне правомерным. Изложенный ход мыслей представляет индукцию, в частности своеобразную «индукцию условий». Только затем можно воспользоваться условно-категорическим силлогизмом: если причина (и все условия) налицо, то необходимо должно быть и следствие.

Доказывание на основании прямого направления от причины к следствию (или от условия к обусловленному) встречается в следственной и судебной практике; однако наибольшее значение имеет доказывание по обратному направлению этой связи: от следствия к причине.

Применительно к причинной связи использование вывода по обратному направлению наталкивается на так называемую множественность причин. Одно и то же следствие, как известно, может быть вызвано многими причинами, например пожар может быть следствием как поджога, так и самовозгорания, поэтому нельзя непосредственно сделать вывод о причине на основе одного следствия.

Чтобы преодолеть это препятствие, логика предлагает условный силлогизм с общевыделяющей большей посылкой: если, и только если, совершен поджог, произойдет пожар; пожар произошел; следовательно, имел место поджог.

Но большую общевыделяющую посылку можно сформулировать не раньше, чем будет установлено, что все другие (также возможные) причины пожара исключены. Таким образом, и здесь, раньше чем обратиться к использованию дедуктивной формы, нужно пройти подготовительную стадию отыскания действительной причины среди нескольких возможных '.

1 См. К. Бакрадзе, Логика, Тбилиси, 1951, стр. 371 и ел.; В. Ф. Г л а-г о л е в, Простейшие логические приемы установления причинной зависи-

448

Нетрудно видеть, что Ход исследований напоминает здесь процесс проверки гипотезы путем выведения из нее следствий и проверки этих следствий наблюдением'. Эту форму можно назвать «индукцией следствий».

Такую же структуру можно наблюдать в ходе исследования фактической причины аварии или транспортного происшествия, технической причины пожара, так называемого «самопроизвольного» выстрела и т. п.

Под функциональной связью разумеют главным образом количественную связь ряда явлений, состоящую в том, что изменение одного из них всегда сопровождается изменением другого. Если в конкретной причинной связи причина и следствие необратимы, то в функциональной зависимости оба агента равноправны и отношение между ними обратимо2.

Функциональная связь между шириной зоны разброса дроби и расстоянием выстрела позволяет определять последнее по результатам исследования мишени. К этому же типу принадлежит определение давности написания текста и т. п.

Индивидуализирующая или объемная связь проявляется между объектами, образующими род, вид, и признаками, указывающими на их принадлежность к этим множествам. Этот же тип связи существует между состояниями одного и того же объекта в разное время и признаками, которые этот объект характеризуют. На основе этой связи осуществляется отождествление объекта по его следам или установление принадлежности к какой-либо группе (роду, виду, сорту и т. п.).

Оценивая логическую правильность оперирования доказательствами, мы будем пользоваться понятиями, принятыми в логической науке. Логика имеет дело не непосредственно с предметами и явлениями, а с мыслями о них, выраженными с помощью слов, т. е. с понятиями, суждениями и умозаключениями. С этой точки зрения доказательство предстает как суждение, например, некоторый предмет обладает определенными свойствами и т. п.

Каждое суждение состоит из понятий (понятие о человеке и о его действии), а совокупность суждений, при известных условиях, образует умозаключение, т. е. логический вывод.

Те суждения, которые уже известны и служат для обоснования, в логике называют аргументами. Мы также будем использовать этот термин потому, что аргументом может быть как

мости   явлений    («Ученые   записки   института   философии   АН   СССР», вып. VI, 1963, стр. 106 и ел.).

1  Л. В. Баженов, Гипотеза в естествознании, «Вопросы философии» 1962 г. № 9, стр. 162.

2  В. П. Тугаринов, Соотношение категорий диалектического материализма, Л., 1956, стр. 101.

15 Зак. 331                                                                                                   449

само доказательство (сообщение о факте или предмет с его признаками), так и выведенный из доказательства «промежуточный факт», служащий аргументом следующего вывода.

Доказываемое же обстоятельство будем обозначать термином тезис, как это принято в логической теории доказательства.

Совокупность доказательств по конкретному делу вместе с основанными на них промежуточными и конечными выводами представляет обычно весьма сложную и разветвленную систему. Изучить и оценить такую систему невозможно, если предварительно не разделить ее мысленно на более простые составляющие части и исследовать сначала эти части.

Каждое доказательство, если оно относится к делу, несет определенную (большую или меньшую) функцию логического обоснования конечных выводов. Если бы отдельное доказательство ничего не доказывало, то и совокупность таких «доказательств» ничего не могла бы обосновать. На первой аналитической стадии необходимо оценить отдельные доказательства и выводы из этих доказательств. Затем исследуются более сложные комплексы и, наконец, структура, полнота и непротиворечивость всей системы в целом. Таким образом, исследование начинается с анализа элементов системы и заканчивается ее синтезом.

Элементарный акт доказывания. Как уже указывалось, вся совокупность рассуждений, с помощью которых обосновывают конечный вывод по делу, может быть аналитически разложена на более простые составляющие ее части. Простейшим таким рассуждением является элементарный акт доказывания. С логической стороны элементарный акт доказывания состоит из аргумента, т. е. доказывающего (уже известного или доказанного) суждения, в ы в о да, т. е. доказываемого суждения (того суждения, которое подлежит обоснованию), и некоторого общего положения, устанавливающего логическую связь между аргументом и выводом. Это последнее «связывающее» суждение обеспечивает правомерность логического перехода от первого ко второму, т. е. от аргумента к выводу.

В логике такое рассуждение называют умозаключением. Это логическая операция, в которой из одного или нескольких суждений выводится новое суждение, содержащее новое знание'.

Нетрудно убедиться, что мыслительная сторона процесса доказывания, т. е. построение обоснованных выводов из собранных по делу доказательств, протекает именно в такой форме логических умозаключений. Обнаружение краденого у данного лица используется для обоснования вывода о его причастности к краже, высказанные угрозы служат доказательством преступного намерения,   факт   пребывания   лица   в   другом   месте   (алиби) — для

1 Н. И   Кондаков, Введение в логику, М, 1967, стр. 389.

450

обоснования вывода о непричастности лица к грабежу и т. п. Точно так же показания и другие виды сведений о фактах используются в качестве доказательств того, что такие факты имели место в действительности и затем на следующей ступени рассуждения для выводов о других фактах и т. д.

В обобщенном виде элементарный акт доказывания имеет форму такого рассуждения:

«Если первый факт связан со вторым и если известно, что существует первый факт, то доказано, что существует также и второй факт». Здесь:

1)   суждение о связи первого факта со вторым — это связывающее суждение;

2)  суждение о первом факте — аргумент (в частности, доказательство) и

3)   суждение о втором факте — вывод, т. е. доказываемое суждение.

Суждение, представляющее аргумент (например, «на месте происшествия обнаружен след пальца подозреваемого»), и суждение, выражающее мысль о выводе по логическому «объему» или «количеству», относятся к единичным. В единичном суждении речь идет о конкретном лице, предмете, действии и т. п. Связывающее суждение, в котором зафиксирована типичная связь доказательства и доказываемого обстоятельства, является общим суждением (или, как будет показано ниже, частным суждением). В этом суждении формулируется общее правило — обычно наблюдаемая взаимосвязь между фактами.

Элементарный акт доказывания, в котором связывающим суждением служит общее (или частное) суждение, а вывод (доказываемое обстоятельство) — единичным суждением, по своей структуре соответствует дедуктивному умозаключению.

Многообразие объективных связей, существующих между явлениями и фактами, обусловливает также и многообразие логических форм построения выводов. Поэтому при анализе системы доказательств и основанных на ней выводов, т. е. при оценке логической правильности системы рассуждения, приходится встречаться с различными элементарными актами доказывания. Наиболее типичные из них рассматриваются ниже.

Условные и эквивалентные однозначные акты доказывания. Некоторые явления связаны между собой так, что первое из них необходимо предполагает существование второго, тогда как второе может появиться и независимо от первого.

Например, повышение давления пара в котле сверх нормального непременно повлечет за собой взрыв. Но взрыв может последовать и от другой причины, скажем, вследствие дефекта конструкции, нарушения целости швов и т. п.

Здесь первое явление представляет причину, достаточную для   появления   второго,   но   не   единственно   возможную,   не

15*

451

необходимую. Второе явление есть результат, следующий либо из данной причины, либо из какой-то другой.

В другом случае первое явление представляет результат, невозможный без второго явления. Так, короткое замыкание проводов возможно только тогда, когда провода находятся под напряжением. Если нет напряжения (сеть выключена), не может быть и короткого замыкания. Второе явление здесь выступает необходимым, но недостаточным условием. Одного только наличия напряжения в сети недостаточно, чтобы вызвать короткое замыкание. Совпадение комплекса признаков (например, в сравниваемых следах), указывающее на тождество, означает, что совпадают также и групповые признаки (однородность), тогда как совпадение только групповых признаков не обязательно свидетельствует о совпадении всех остальных (индивидуальных) признаков.

Такого типа объективные связи отображаются специфической связью суждений и в логике. Соответствующая форма логической связи носит наименование условной: одно из суждений в этом случае выступает в качестве логического основания, а второе — логического следствия.

Условная связь лежит в основе широко используемых в судопроизводстве актов доказывания.

Мысль об условной связи между двумя явлениями высказывается в форме условного суждения: «если первое, то второе». Так, например, можно утверждать, что «если произошло короткое замыкание проводов, то сеть была под напряжением»; «если этот человек совершил взлом сейфа, то он был на месте происшествия» и т. п.

Первое («было короткое замыкание», «совершил взлом») служит логическим основанием, а второе («было под напряжением», «был на месте происшествия»)—логическим следствием.

В условных связывающих суждениях могут быть зафиксированы закономерности, установленные наукой. Такие доказательства обычно вводятся в дело через заключение эксперта.

Другие же представляют очевидные и общеизвестные истины («нельзя быть одновременно в двух разных местах», «чтобы совершить взлом, надо быть на месте преступления» и т.д.). Эти истины, хотя и кажутся банальными (и поэтому обычно не упоминаются в рассуждениях о доказательствах), тем не менее также отражают строгие однозначные закономерности, но не в терминах науки, а в качестве суждений «здравого смысла».

На основе условного связывающего суждения можно построить условный акт доказывания, в котором вывод строится от наличия логического основания к наличию логического следствия.

1. Связывающее суждение: если некто (Н) оставил след пальца на месте происшествия, то он был на этом месте,

452

2.  Аргумент: Н. оставил след пальца в таком-то месте.

3.  Вывод: Н. был в таком-то месте.

Этот элементарный акт доказывания характеризуется следующими особенностями. Во-первых, вывод в нем является однозначным, он формулируется в категорической, а не в предположительной форме. Объясняется это тем, что правило, заключенное в связывающем суждении, носит общий характер, относится ко всем таким случаям !.

Во-вторых, аргумент в акте доказывания является позитивным. В суждении, служащем аргументом, факт утверждается (Н. оставил след), а не отрицается.

В-третьих, акт доказывания является линейным, поскольку из позитивного аргумента делается также позитивный вывод (Н. был на месте происшествия).

Следующее рассуждение может служить примером условного негативного акта доказывания:

1.   Если человек совершил взлом, то он был на месте происшествия.

2.  Н. не был на месте происшествия.

3.  Н. не совершал взлом.

В отличие от предыдущего в условном негативном акте доказывания как аргумент, так и вывод выражены негативными суждениями, в которых отрицается действие. Вывод также следует однозначно — от отрицания логического следствия к отрицанию логического основания.

Оба эти акта доказывания полностью соответствуют описываемым традиционной логикой условно-категорическим умозаключениям.

Особым случаем двусторонней условной связи суждений является эквивалентная связь, т. е. такая, при которой однозначные выводы следуют как от первого явления ко второму, так и от второго к первому.

Так, зная, что две рукописи написаны одним человеком, можно сделать вывод, что комплексы признаков почерка в обеих рукописях совпадут. Но и зная, что комплексы признаков в данных двух рукописях совпадают, можно утверждать, что обе они написаны одним человеком. Подобная двусторонняя однозначная логическая связь обычно устанавливается лишь в итоге специального исследования. В процессе же построения выводов из доказательств эквивалентные акты доказывания встречаются редко.

Значительно чаще, особенно при анализе и оценке косвенных доказательств, приходится сталкиваться с другими типами актов

' В силлогистической логике подобные общие правила формулируются с помощью общих суждений, включающих показатель общности (квантор) в виде слов «всегда», «все» и т. и,

453

доказывания — условными    многозначными    и    сопут-ственными'(эквивалентными многозначными). Рассмотрим следующий пример.

1.  Если человек совершил взлом, то он был на месте происшествия.

2.  Н. был на месте происшествия.

3.  Правдоподобно, что Н. совершил взлом.

Отличие этого акта доказывания от рассмотренных выше условных сразу бросается в глаза. Здесь вывод построен от наличия логического следствия («был на месте происшествия») к наличию основания '.

Эти умозаключения, дающие правдоподобные, а не однозначные (формально достоверные) выводы, традиционной логикой исключаются из рассмотрения.

Между тем такие и им подобные (многозначные) акты доказывания играют большую роль в практике судебного доказывания. При косвенном доказывании они преобладают, без них практически невозможно было бы осуществлять доказывание по большинству дел. Само собой разумеется, что правдоподобные акты доказывания нуждаются во взаимном подкреплении и других процедурах, обеспечивающих достоверный вывод из их совокупности (эти процедуры описываются ниже)2.

Свойства правдоподобных умозаключений исследуются особой отраслью логики — логикой правдоподобных умозаключений 3.

Такой же многозначностью отличается и негативный условный акт доказывания, в котором вывод обосновывается отрицанием логического основания.

Таким образом, в многозначных условных актах доказывания оба вывода — как позитивный, так и негативный — являются правдоподобными.

Особенно широко в процессе доказывания используются многозначные эквивалентные (сопутственные) акты.

1  Не следует смешивать логическое основание с причиной или условием, а логическое следствие — с результатом этой причины. Иногда основание совпадает с «полной причиной»  (если воду нагреть до 100° при атмосферном   давлении,   она   закипит).   Иногда   же   логическое   основание может совпадать и с результатом, как в примере с коротким замыканием. В  последнем  примере  логическим  следствием  является  необходимое,  но недостаточное условие («был на месте происшествия»).

2  В современной науке термин «вероятность» приобрел вполне строгое значение  количественной  меры возможности  события,  выражаемой  определенным числом  (дробью от 0 до 1). Именно поэтому, чтобы не вводить двусмысленности в язык теории, здесь и в дальнейшем для качественной (а   не   количественной)   характеристики   таких   выводов,   которые   не   являются формально  достоверными,  а лишь  приближаются  к достоверным в    большей    или    меньшей    степени,    используется    понятие    правдоподобия

3  См, Д. Пой а, Математика и правдоподобные рассуждения, М., 1957.

454

Они отличаются от однозначных эквивалентных тем, что все выводы в обоих направлениях, как позитивные, так и негативные, являются многозначными (правдоподобными).

Начиная анализ любого уголовного дела, обычно прежде всего обращают внимание на исходные аргументы: показания свидетелей, потерпевших и обвиняемого, на документы и заключения экспертов. Именно в них заключена информация о событиях и действиях, отправляясь от которой можно логически «восстановить» картину совершенного преступления.

Если свидетель показывает, что он видел, как подозреваемый ударил потерпевшего, мы рассматриваем эти показания как доказательство — один из наиболее типичных, часто встречающихся коммуникативных аргументов. Структура акта доказывания в этом случае такова: «Если свидетель говорит, что подозреваемый ударил потерпевшего, то правдоподобно, что и в действительности подозреваемый ударил потерпевшего».

Вывод правдоподобен (многозначен) потому, что с помощью одного этого доказательства нельзя исключить возможность ошибки свидетеля или ложного свидетельства.

Понятно, что это логический вывод, подчиняющийся определенным правилам, который и надлежит рассмотреть более подробно. Но прежде отметим, что в любом деле можно встретить еще множество актов доказывания такой же структуры, связанных4 либо с так называемыми прямыми доказательствами (как в приведенном примере), либо с типичными косвенными. Например, высказывание угрозы косвенно доказывает причастность угрожавшего к убийству, а обнаружение краденой вещи — причастность к краже.

Так же, как и в случае условной связи, на основе сопутствен-ных связей строятся акты доказывания.

Характерной особенностью многозначных условных актов доказывания, в которых выводы строятся от наличия логического следствия или от отсутствия логического основания, равно как и всех сопутственных актов доказывания', является правдоподобный (многозначный) характер получаемого вывода. В таком выводе нечто утверждается (произошло короткое замыкание, подозреваемый совершил взлом и т. д.), но утверждается как правдоподобное, так что полностью не исключается возможность и другого вывода (был на месте происшествия, но попал туда случайно, не в связи со взломом).

1 Отличие условной связи от сопутственной (многозначной эквивалентной) заключается в том, что в условном умозаключении вывод в одном направлении однозначен (если взламывал, то непременно был на месте происшествия), а в противоположном — многозначен (если был, то правдоподобно, что взламывал). При сопутственной связи выводы обоих направлений многозначны (если угрожал, то правдоподобно, что убил; если убил, то правдоподобно, что перед этим угрожал).

455

Такого рода выводы не являются произвольными. Они также основаны на наличии объективной связи между фактами, но связи особого рода, отражающейся в мышлении особой, специфической формой логической связи. Эта последняя в виде правил формулируется в соответствующих связывающих суждениях.

Какой является эта связь в рассмотренных выше примерах?

Очевидно, что, основываясь на опыте, можно сформулировать следующее обобщение: «Во многих случаях тот, у кого обнаружена краденая вещь, оказывается вором», или «в большинстве случаев то, что показывает свидетель, произошло в действительности», или «часто бывает, что тот, кто находился на месте преступления, оказывается его виновником» (многозначная условная связь).

Это — закономерность особая, охватывающая не все случаи данного рода, а лишь некоторые, заранее допускающая исключения. Из самой ее формулировки видно, что встречаются случаи, когда человек, у которого найдена краденая вещь, не является похитителем, а нашел ее, купил по случаю и т. п.

Это такая связь (причинная или иная), которая, соединяя явления, выступает не одна, не в «чистом» виде, а в сложном переплетении с бесконечным множеством других явлений. Действительно, на то, как именно передаст свидетель свои наблюдения, оказывает действие множество фактов — состояние зрения, слуха, внимание и память, отношение к происшествию (заинтересованность, незаинтересованность в исходе дела), эмоции и т. д. Именно поэтому наблюдаются наряду с правдивыми показаниями ложные, наряду с точными и полными — неточные и неполные. И хотя в подавляющем числе случаев мы в нашей практике встречаемся с показаниями правдивыми, а с ложью или ошибкой — гораздо реже, вывод от показаний о факте к самому факту с формальной стороны может быть только правдоподобным.

Если бы удалось точно подсчитать, как часто обнаружение краденого действительно связано с причастностью лица к краже, мы получили бы статистическую закономерность. Поскольку же таких количественных данных нет, назовем эту закономерность приблизительной, чтобы отличить ее от строгих, однозначных закономерностей 1.

Наряду с линейными (условными, эквивалентными и сопут-ственными) при построении выводов из доказательств широко используются альтернативные  акты доказывания. Типичным

1 Суждение, в котором выражена мысль не о всех, а о некоторых случаях данного рода, называется в логике частным. Если делается уточнение: во многих случаях, в большинстве и т. д., то суждение называют определенным частным.

Рассматриваемый аспект оценки доказательств тесно связан с вопросом о презумпциях в доказывании (гл.гл. III, V).

456

примером альтернативного акта доказывания является вывод о непричастности лица к преступлению, основанный на алиби'.

В этом и подобных случаях от позитивного аргумента делается негативный, отрицательный вывод (Н. был в другом городе, следовательно, он не был на месте происшествия) либо от негативного аргумента — позитивный вывод (если данная вещь не куплена, то правдоподобно, что она украдена).

В объективной действительности встречаются такие явления и события, которые несовместимы, исключают друг друга. Если предмет находится в одном месте пространства, он не может быть в то же самое время в другом, если явление произошло в данный момент, это же самое явление не могло произойти в другой. Одна и та же причина не вызывает двух противоположных результатов, а один и тот же результат не может произойти от двух противоположных причин. Такую объективную связь можно назвать исключающей.

Мысль о ряде исключающих друг друга событий выражается строго разделительным суждением («одно, либо другое, либо третье, но не вместе»).

В разделительном позитивном акте доказывания связывающим является разделительное суждение, а аргументом — утверждение о существовании одного из фактов, например:

1.  Любое лицо в такое-то время могло находиться дома, либо на месте происшествия, либо... и т. д.

2.  Данное лицо в момент происшествия находилось дома.

3.  Это лицо в указанное время не было на месте происшествия.

Полученный вывод является однозначным. Сам этот акт доказывания полностью соответствует разделительно-категорическому умозаключению традиционной логики.

Однако при построении и проверке выводов из доказательств столь же часто приходится использовать негативные разделительные акты доказывания, выводы из которых носят правдоподобный характер.

Обратимся к тому же примеру, но в качестве аргумента примем отрицательный факт: данное лицо в момент происшествия не было дома.

Так как в большинстве случаев в подобных ситуациях число возможных альтернатив больше двух (лицо могло быть и на работе и на прогулке), а иногда вообще неопределенно — следует вывод:   правдоподобно,  что  лицо  было  на  месте  происшествия.

J

1 В линейном акте положительному аргументу соответствует положительный (утвердительный) тезис, а отрицательному аргументу — отрицательный тезис (если не был на месте, то не взламывал). В альтернативных актах из отрицательного аргумента следует положительный тезис, а цз положительного аргумента — отрицательный тезис,

457

Неоднозначность вывода вытекает из того, что лицо могло быть не только дома или на месте происшествия, но и еще где-то.

Следует отметить, что многозначные доказательства, опровергающие предположение о чем-либо, требуют всесторонней проверки и подтверждения другими, положительными доказательствами. Оба метода построения выводов (линейный и альтернативный) дополняют, а не противостоят друг другу.

Но нельзя согласиться и с точкой зрения А. И. Трусова, рассматривающего обоснование тезиса о виновности и опровержение противоположного тезиса как самостоятельные и равно возможные пути установления виновности с помощью косвенных доказательств '. В действительности речь должна идти о том, что исключение версий, противоположных данной, — необходимое (но не достаточное) условие признания ее правильной. «Поскольку одно из двух противоречащих суждений оказывается ложным, то другое суждение при этом всегда должно быть истинным», — пишет А. И. Трусов, не учитывая, что в процессе доказывания по уголовному делу нельзя априорно установить, что выдвинутыми версиями исчерпывается возможный их круг. Поэтому опровержение всех принятых версий, кроме одной, еще не означает, что именно она правильна.

Наконец, встречается и такая связь явлений, когда они не исключают друг друга, а «конкурируют» между собой.

Типичным примером конкурентной связи может служить «конкуренция причин» какого-либо события. Причинами опрокидывания автомобиля могут быть превышение скорости на повороте, занос вследствие резкого торможения, неправильное расположение груза и т. п. Каждая из этих причин достаточна для наступления результата, каждая в отдельности может вызвать аварию. Говоря о возможных причинах аварии, мы вправе перечислить их: «или превышение скорости, или резкое торможение...» и т. п. Но хорошо известно, что эти причины могут сочетаться, действовать вместе: слишком бо'лыпая скорость на повороте и одновременно резкое торможение также вызовут аварию.

Следовательно, союз «или» здесь понимается не в исключающем смысле.

Мысль о конкурирующей связи явлений выражают соединительно-разделительным суждением.

В соответствующем акте доказывания из позитивного аргумента (установлено, что тормоза были неисправны) делается правдоподобный вывод об отсутствии доказываемого факта (другой причины, например превышения скорости), а из негативного аргумента — правдоподобный вывод о наличии доказываемого факта.

1 А. И. Трусов, Основы  теории судебных доказательств, М.,  1960, стр. 149—154.

45§

Понятно, что связывающие суждения в обоих рассмотренных случаях фиксируют не однозначную связь явлений, а многозначную, встречающуюся не во всех случаях без исключения, а лишь во многих или в большинстве случаев.

Эти формы элементарных актов доказывания так же, как многозначные условные и сопутственные, относятся к области логики правдоподобных умозаключений.

Вследствие этого проверка несовместимых или конкурирующих версий обязательно сочетается с «положительным» доказыванием оставшейся версии методом накопления улик, так как даже после проверки всей совокупности несовместимых (конкурирующих) событий, которые можно обозначить как «естественные» (не был дома, на работе, в гостях и т. д.), вывод «значит, был на месте преступления», строго говоря, не является однозначным '.

К числу фактов, противоречащих версии, часто относятся: отсутствие мотивов для совершения преступления, недостаточность времени, которым мог располагать обвиняемый для совершения преступления, затруднительность для обвиняемого добыть орудие, которым совершено преступление, и т. д. Оправдательным косвенным доказательством служат, например, показания о том, что лицо, обвиняемое в хищениях, ведет скромный образ жизни, опровергающие предположение, что это лицо живет не по средствам. Подобно этому оправдательными косвенными доказательствами будут: заключение эксперта о том, что след ноги, обнаруженный на месте происшествия, оставлен не обувью обвиняемого; отрицательные результаты обыска, предпринятого с целью найти у обвиняемого поличное или орудие совершения преступления, и т. д.

Надо иметь в виду, что доказывание «отрицательных» фактов вовсе не может рассматриваться как способ собирания только оправдательных  косвенных доказательств.  С  таким  же успехом

1 В реальном процессе доказывания никто не ведет проверку и исключение несовместимых фактов бесконечно. Тактический план в подобной ситуации строится в расчете на проверку и исключение конечного, ограниченного числа обстоятельств из тех, которые представляются возможными с точки зрения конкретной обстановки расследуемого события. Г. Н. Мудыогин, рассматривая этот вопрос, подчеркивает, в частности, что должны быть опровергнуты все остальные «возможные в конкретных условиях данного дела версии». Очевидно, что под «возможными версиями» здесь имеется в виду конечное число предположений, вероятных в данной ситуации (А. Н. Васильев, Г. Н. М у д_ь ю г и н, Н. А. Якубович, Планирование расследования преступлений, М., 1957, стр. 81). Поскольку же нельзя утверждать, что круг опровергнутых версий был исчерпывающе полон, постольку, как уже отмечалось, результаты проверки несовместимых (конкурирующих) фактов только дополняют собой систему накопления, а не представляют самостоятельной системы косвенного доказывания.

459

Доказывание отрицательных фактов может быть использовано и для обоснования обвинения.

Несмотря на все разнообразие связей и взаимозависимостей между конкретными фактами, используемыми в качестве доказательств, все они в конечном счете в силу внутренне присущего им единообразия могут быть сведены к немногим основным формам. Поэтому ограниченно также число форм логических умозаключений, на основании которых делаются выводы от наличия одних фактов к наличию или отсутствию других, т. е. осуществляется доказывание.

Все основные формы элементарных актов доказывания рассмотрены выше'. Теперь нужно обратиться к следующему уровню оценки логической правильности системы доказательств — к анализу и оценке комплексов доказательств.

В работах по теории доказательств всегда подчеркивалась важность рассмотрения доказательств (и в частности, косвенных) в их связи и взаимозависимости. Правильность этого утверждения тем более очевидна, что, как было показано выше, в практике доказывания большое, даже преобладающее место занимают такие доказательства, которые в отдельности обосновывают доказываемое обстоятельство не однозначно, а лишь правдоподобно.

Для получения достоверных конечных выводов из таких доказательств они должны объединяться в подсистемы и далее в системы таким образом, чтобы выводы взаимно подкрепляли и усиливали друг друга2.

Рассматриваемые ниже комплексы представляют такого рода подсистемы, образующие как бы среднее звено всей системы или совокупности доказательств по конкретному делу.

Как было показано в параграфе о классификации доказательств, наряду с предметными доказательствами, содержание которых определяет содержание доказываемого обстоятельства, существуют вспомогательные (субсидиарные) доказательства, влияющие только на надежность основного вывода.

Если, например, доказательством служит показание свидетеля, что он в таких-то обстоятельствах слышал голоса ссорящихся людей, то этот коммуникативный аргумент обосновывает вывод, что и на самом деле происходила ссора каких-то людей.

1  За исключением некоторых  частных вариантов  и вспомогательных логических операций, таких, например, как соединение неполных аргументов   (соединение утверждения одного лица, что у него пропала вещь, и факта обнаружения аналогичной вещи у другого лица), и некоторых дру-гих, рассмотрение которых здесь опущено.

2  В. Я. Колдин говорит в этой же связи о формировании частных систем (подсистем) доказательств, составляющих в своей совокупности общую систему доказательств по делу   («Комплексные исследования в судебном доказывании», «Советское государство и право» 1971 г. № 7, стр. НО).

460

Наряду с этим предметным доказательством, устанавливающим факт ссоры, могут быть другие доказательства, устанавливающие незаинтересованность свидетеля в исходе дела, подтверждающие, что с того места, где он находился, действительно можно слышать голоса людей, что свидетель обладает нормальным слухом и т. п. Из этих доказательств непосредственно нельзя сделать вывод, имела место ссора и крики или нет. Они служат основанием лишь для суждения о том, соответствуют данные показания свидетеля действительности или этим показаниям нельзя доверять.

Субсидиарную роль могут играть некоторые условия, сопровождающие причину события, когда строится вывод от результата к причине. Так, из факта опрокидывания автомобиля следует правдоподобный вывод о превышении скорости. Если, кроме того, установлено, что дорога была скользкой, то первый вывод становится правдоподобнее, его надежность увеличивается.

Оценка доказательств по существу невозможна без учета влияния вспомогательных фактов, причем в так называемых «уликовых делах» доказательства, устанавливающие эти факты, практически занимают значительную долю объема доказательственного материала.

Напомним, что многозначность выводов в некоторых актах доказывания обусловливается тем, что связывающее суждение в них представляет не однозначную закономерность («всегда», «во всех случаях»), а приблизительное обобщение, статистическую закономерность.

Но очевидно, что во всей массе наблюдаемых случаев незаинтересованный свидетель чаще дает правдивые показания, а превышение скорости чаще приводит к опрокидыванию автомобиля при неблагоприятных дорожных условиях.

Субсидиарные доказательства дают возможность перейти от менее определенного связывающего суждения («свидетель вообще», «превышение скорости вообще» и т. п.) к более определенному («незаинтересованный свидетель», «свидетель, находившийся вблизи от места происшествия», «превышение скорости на скользкой дороге» и т. п.). Сказанное относится и к альтернативным актам доказывания. Если из того факта, что Н. не ночевал дома, делается правдоподобный вывод, что в это время он совершил кражу в магазине, то дополнительное установление субсидиарного факта — «обычно Н. ночует дома» — усиливает правдоподобие первого вывода.

Замена в акте доказывания менее определенной связи более определенной повышает надежность вывода, увеличивает его правдоподобие1. Такие комплексы можно назвать вспомогательными или проверочными.

1 Разумеется, возможны случаи, когда обнаруживаются такие субсидиарные доказательства, которые снижают надежность вывода (например свидетель страдает дефектом слуха или подвержен галлюцинациям).

461

Еще более важную роль в увеличении надежности выводов играют комплексы, объединяющие предметные доказательства, т.е.  «накопительные» комплексы1.

При оценке логической структуры доказательств по любому уголовному делу, независимо от того, преобладают среди них прямые или косвенные доказательства, встречаются накопительные комплексы, играющие главную роль в формировании конечных достоверных выводов.

Простейшим примером накопительного комплекса служит совпадение по содержанию показаний нескольких свидетелей (разумеется,  при условии,  что  они не  сговорились между собой).

Если один свидетель говорит, что слышал звук выстрела, то мы делаем вывод: «правдоподобно, что на самом деле прозвучал выстрел». Точно такой же вывод будет сделан на основании показаний второго, третьего и т. д. свидетелей.

Все эти правдоподобные выводы одинаковы по содержанию, и это их совпадение истолковывается как довод в пользу большего доверия к показаниям.

В приведенном примере каждое доказательство было предметным. Общим у них было то, что во всех образованных ими актах доказывания был один и тот же вывод: «на самом деле прозвучал выстрел». Наличие одинакового вывода часто наблюдается и тогда, когда независимые предметные доказательства не однородны, как в примере со свидетелями, а разнородны. По делу могут фугурировать такие, например, улики: 1) Н. угрожал убийством потерпевшему; 2) у Н. обнаружены вещи, раньше принадлежавшие потерпевшему; 3) Н. находился на месте преступления в период, когда последнее было совершено; 4) на одежде Н. найдены пятна человеческой крови.

Каждая из них независима от других и может служить аргументом для какого-либо правдоподобного акта доказывания («если угрожал, то правдоподобно, что убил», «если был на месте преступления, то правдоподобно, что убил» и т. д.).

При этом выводом каждый раз будет утверждение «правдоподобно, что убил».

Так же, как и в примере с совпадающими показаниями нескольких свидетелей, такое совпадение выводов истолковывается как довод в пользу большей обоснованности этого общего вывода.

Общий вывод могут давать не только линейные, но и альтернативные доказательства. Простейший пример: несколько доказательств, устанавливающих отсутствие человека в ряде мест. Положим, установлено, что Н. в определенное время не был дома,

1 В. Я. Колдин (упомяя. статья, стр. 111) считает, что каждая частная система доказательств обосновывает вывод только об одном из исследуемых обстоятельств. Это не вполне точно: она может устанавливать и группу непосредственно взаимосвязанных обстоятельств.

462

не был на работе, не был в гостях и т. д. Из каждого отдельного доказательства следует вывод, общий для всех: «не был дома, следовательно, правдоподобно, что был на месте преступления», «не был в гостях, следовательно, правдоподобно, что был на месте преступления» и т. д.

Ясно, что с каждым таким новым доказательством надежность обоснования общего вывода увеличивается.

Совпадению выводов из многих доказательств можно дать два истолкования — случайное и необходимое, как это показано в таблице.

Доказательства (аргументы)

Истолкование необходимое

Истолкование случайное

1.  Н.   угрожал   убийством

2.  У Н.  найдены вещи погибшего

3.  Н.    находился    на месте   происшествия в момент убийства

4.  На одежде Н. найдены пятна крови

1.  Убийство шил Н.

2.  Убийство шил Н.

3.  Убийство шил Н.

4.  Убийство шил Н.

совер-

совер-

совер-

совер-

1.  Н. угрожал в шутку

2.  Эти  вещи  раньше погибший подарил Н.

3.  Н. попал на место происшествия    случайно, во время прогулки

4.  Н.    случайно    запачкал одежду кровью

С точки зрения здравого смысла случайное истолкование каждого отдельного доказательства' вполне допустимо. Но совпадение даже этих четырех, не говоря уже о множестве других подобных доказательств, делает их случайное истолкование неправдоподобным, все более бессмысленным по мере их накопления.

Судебная и следственная практика дает множество примеров использования логической операции накопления доказательств, прежде всего косвенных, по приведенной схеме. С этой точки зрения может представлять интерес дело об убийстве А. Из квартиры потерпевшей были похищены носильные вещи, деньги, облигации. В совершении преступления был заподозрен Ц., знакомый семьи А., вернувшийся после отбытия наказания, проживающий в том же районе, что и А. Основанием для этого послужили свидетельские показания о появлении у Ц. после убийства значительной суммы денег. При обыске у Ц. были изъяты мужской костюм, полушубок, две пары ботинок, часы, белье, 150 руб. Изъятые вещи были предъявлены мужу убитой, который по характерным признакам опознал их как принадлежавшие ему и его жене.

Обвиняемый дал свои объяснения по поводу каждого из перечисленных выше обстоятельств.

По показаниям Ц., он знал А., но о ее убийстве ничего не слы-щал. Вещи А. он купил у вора по кличке «Фараон» в 21 час в

Ш

день убийства, уплатив за них 200 руб. Он знал, что вещи ворованные, но купил их с целью заработать на перепродаже. Ночь он провел у своей знакомой. Деньги, которые были израсходованы на покупку вещей, как и найденные при обыске, он привез с собой с Севера.

Нетрудно убедиться, что каждое из обстоятельств — получение вещей, наличие денег, место ночевки — обвиняемый Ц. истолковывал как независимое, случайно совпавшее по времени и месту с другими обстоятельствами.

Дальнейшие действия следователя состояли в проверке этих объяснений и в построении соответствующих проверочных логических комплексов, в результате которых объяснения обвиняемого были либо опровергнуты, либо поставлены под сомнение («ослаблены» ).

По обстоятельствам дела в 21 час в день убийства Ц. никак не мог купить вещи А., так как убийство было совершено около 23 час. Чтобы купить вещи, Ц. должен был иметь, по его собственным показаниям, 200 руб. Были ли они у него? По утверждению Ц., деньги он привез с Севера. Ц. заявил, что прятал их на шкафу, стоявшем в коридоре квартиры его бывшей жены. Однако осмотром шкафа было установлено, что этого сделать было нельзя, так как пространство от верхнего края шкафа до потолка плотно забито досками. Все лица, знавшие Ц., единодушно подтвердили факт отсутствия у него денег до дня убийства. Их показаниями был установлен ряд весьма характерных подробностей: Ц., не имея никаких средств, продал после приезда в Москву плащ и пальто; даже папиросы покупала ему его бывшая жена; долг соседке он отдал после дня убийства, объяснив, что «получил пенсию» (которую в действительности не получал).

Совокупность всех установленных фактов неопровержимо доказывала отсутствие у Ц. средств до дня убийства. Отсюда следовал вывод, что Ц. не мог купить вещи убитой. Факт ночевки Ц. у знакомой не доказывал его алиби и не имел вообще значения противодоказательства, так как убийство было совершено не ночью, а около 23 час. 28 октября, а в 23 час. 30 мин. Ц., как было установлено, уже принес вещи на квартиру и оттуда пошел к знакомой.

Итак, версия Ц. была опровергнута; наоборот, объективно подтверждалась версия о том, что вещи были добыты Ц. путем преступления.

Одновременно следователь собирал новые косвенные доказательства, увеличивая и углубляя систему накопления.

Убийство было совершено одним человеком, причем знакомым А.: из показаний соседей было установлено, что вечером к А. пришел знакомый и сквозь дверь некоторое время слышался разговор. В пепельнице в комнате А. были обнаружены окурки папирос той марки, которую курил Ц.  («Север»), в то время как

муж убитой курил папиросы «Волга». По показаниям соседей, весь день до прихода убийцы других гостей у А. не было. Эксперт дал заключение о совпадении групповой принадлежности слюны Ц. и слюны на мундштуке окурков, обнаруженных в пепельнице на квартире А.

Таким образом, складывалась система доказательств по конкретному делу.

Каждое из этих доказательств порознь можно было истолковать «нейтральным» для Ц. образом. Окурок на месте происшествия мог бросить другой человек, чья слюна обладала такими же признаками, что и слюна Ц., вещи потерпевшей Ц. мог найти, купить, украсть, а ложные объяснения дать из боязни ответственности и т. п. Взятые же в совокупности, эти обстоятельства подкрепляли и дополняли друг друга, взаимно уничтожали имеющиеся пробелы в указании на виновника преступления, опровергали все предположения, кроме одного, и обосновывали его с большей убедительностью. По делу был вынесен обвинительный приговор, причем обвиняемый, так и не признавший себя виновным, его не обжаловал.

С точки зрения логической формы накопление представляет особый вид индуктивного умозаключения.

Индуктивное умозаключение представляет обобщающий вывод из множества отдельных утверждений меньшей общности и в этом отношении противоположно дедуктивному. Индукция играет очень большую роль в формировании знаний во всех областях теоретического мышления и практики, и сфера доказывания в уголовном процессе, естественно, не составляет в этом отношении исключения.

Важнейшей особенностью индуктивного вывода является принципиально неограниченная возможность увеличения его надежности до любого, сколь угодно высокого уровня. Это обеспечивается построением вспомогательных комплексов, в которых уже обнаруживается переход дедуктивного элементарного акта доказывания в развернутую индуктивную систему, и, далее, индуктивных систем накопления предметных доказательств.

Факт сочетания, соединения нескольких направленных к одному выводу аргументов сам по себе представляет не просто «сумму» этих аргументов, а нечто новое, как бы новый дополнительный аргумент к сумме предыдущих. Это рассуждение применимо к каждому последующему доказательству, присоединяющемуся к предыдущим, так что в некоторый момент единственным правильным выводом из совокупности улик становится только один; именно тот, что все улики представляют не случайное собрание разрозненных фактов, связанных с «нейтральными» событиями, а систему накопления, в которой доказываемый факт (тезис) представляет как бы узловую точку связей всех доказательств,

465

Представление о том, что каждая отдельная улика, входящая в систему, не может быть оттуда удалена без разрушения всей «цепи», неприменимо к системе накопления. Если при окончательной проверке доказательств, образующих систему накопления, окажется, что одно из них (например, данные о приготовительных действиях) не относится к делу, т. е. связано не с доказываемым фактом, а с «нейтральным» (приобрел ружье для охоты), то в целом система не разрушается, а лишь ослабляется. Это ослабление, как уже отмечалось выше, может быть компенсировано другой уликой.

Таким образом, со стороны своей логической структуры совокупность доказательств и выводов из них по конкретному уголовному делу представляет собой определенную внутренне взаимосвязанную упорядоченную систему.

Фактический базис этой системы составляют доказательства — личные и вещественные, содержащие данные, закрепленные и введенные в состав материалов дела в предусмотренной законом форме.

Каждое предметное доказательство является началом последовательной цепочки выводов, заканчивающихся выводами о фактах и обстоятельствах, входящих в предмет доказывания.

В процессуальной литературе часто упоминается понятие цепь доказательств. Нужно, однако, учитывать условность этого термина. Если изолировать такую систему от других связей, то можно усмотреть, что в ней из одного промежуточного факта логически выводится второй, из второго — третий и т. д., так что они — звено за звеном — образуют как бы цепочку выводов. Так, при соответствующих исходных данных из факта приобретения дорогой вещи заключают о внезапном получении крупной суммы денег, а от последнего делают вывод о получении взятки.

Роль последовательных систем заключается в том, что именно с их помощью обеспечивается «сквозное» развитие аргументации от исходных данных к конечному выводу.

Однако надежность последующих выводов не возрастает автоматически с увеличением их числа. Возрастание надежности обеспечивается иным сочетанием доказательств — вспомогательными и параллельными комплексами. Отдельные выводы представляют элементарные акты доказывания. Подкрепление этих актов вспомогательными доказательствами приводит к образованию вспомогательных комплексов, увеличивающих надежность выводов, а объединение их путем накопления образует подсистемы, обосновывающие более общие выводы, касающиеся целых эпизодов, событий или сторон преступления.

Эти накопительные комплексы или подсистемы, охватывающие несколько последовательных цепочек, построены из доказательств, причем часть из нескольких дублирующих друг друга (устанавливающих один и тот же факт) доказательств имеет

Щ

как бы двойную и тройную «толщину», «запас прочности». Поэтому опровержение одной улики, выпадение ее из системы собранных по делу доказательств (в отличие от того, что имело бы место в отношении изолированной «цепи» косвенных доказательств в буквальном смысле этого слова) отнюдь не всегда влечет за собой распадение всей системы доказательств и утрату возможности обосновать ею вывод об устанавливаемом факте '.

Наконец, и эти более общие выводы объединяются с помощью тех же логических операций в конечное утверждение о событии преступления, о его виновнике и других обстоятельствах, в совокупности исчерпывающих предмет доказывания  по делу.

В обоснованном обвинительном заключении или в приговоре эта система доказательств и выводов из них должна найти свое отображение с достаточной полнотой и последовательностью, поскольку этого прямо требует закон (ст. ст. 205, 301, 303 УПК РСФСР).

Оценка логической правильности системы доказательств охватывает все звенья этой системы в отдельности и систему в целом. Суждение о формальной правильности облегчается тем, что на основе наличной совокупности собранных доказательств по конкретному делу может быть построена только одна логически правильная система выводов2. С точки зрения формальной правильности должны быть проверены отдельные акты доказывания, разграничены однозначные и многозначные выводы; в отношении последних проверено — использованы ли вспомогательные комплексы при их построении.

Необходимо убедиться, нет ли ■ пропусков, выпадения промежуточных рассуждений в последовательных цепочках выводов и все ли они опираются на доказательства, зафиксированные в деле.

В работах по теории доказательств в уголовном процессе иногда делается попытка выделить косвенные доказательства, имеющие «решающее» значение. В качестве примера приводится обнаружение отпечатка пальцев на месте происшествия. Между тем   наличие    следа    пальца    определенного    лица    на    месте

1  На  это правильно указывают М.  П. Шаламов   («Теория улик»,  М., 1960, стр. 96) и М. А. Чельцов  («Советский уголовный процесс», М., 1962, стр. 140).

2  В зависимости от обстоятельств, в том числе и от индивидуальных качеств   следователя,   его   «профессионального   почерка»,   по   делу  может быть собрана та или иная совокупность исходных доказательств с преобладанием тех или иных.  Этим  определяется  особенность  исходного  фактического базиса, а следовательно, и особенности всей системы выводов. Но  коль   скоро   процесс   собирания   доказательств   завершен   и   конечная совокупность доказательств задана, на ее основе строится одна и только одна система выводов.

467

происшествия, несмотря на кажущуюся неопровержимость его уличающего значения, может быть легко объяснено тем, что данное лицо находилось на месте происшествия до или после события и по причинам, с ним не связанным. Только в сочетании с другими доказательствами, позволяющими проверить различные возможности появления этого следа, будет выяснено его действительное значение по делу.

В некоторых работах столь же необоснованно в качестве улик, «определяющих исход дела и приговор суда», фигурируют следы зубов обвиняемого на месте происшествия ', заключение эксперта о совпадении группы крови (например, крови потерпевшего и крови, обнаруженной на обвиняемом) или" даже видовой принадлежности крови 2 и т. д.

В связи с этим характерны ошибки, допускаемые на практике при оценке значения поличного, недостачи по делу о хищении, незаконных служебных действий по делу о взяточничестве и т. д. Нередко из них сразу же делается вывод о виновности обвиняемого. Другими словами, игнорируется предположительный характер первоначального вывода об объективной связи такого рода фактов и виновности лица, необходимость проверки этого вывода, так как за связь здесь может быть принято случайное совпадение.

Подобно этому доказательства, устанавливающие факт инсценировки кражи материально ответственным лицом, нередко рассматриваются как достаточные для вывода о совершении растраты, хотя по отношению к последнему факту инсценировка кражи может рассматриваться только как один из этапов ее установления (инсценировка кражи может быть связана с недостачей, возникшей не в результате растраты, может сочетаться с действительной кражей и т. д.). Надлежит проверить, правильно ли объединены в комплексы накопления доказательства и промежуточные аргументы, имея в виду, что условием такого объединения является тождество выводов из объединяемых аргументов.

Логическая (формальная) правильность построения системы доказательств и выводов из них входит в оценку доказательств, но не исчерпывает ее.

Истинность и достоверность знания, получаемого в выводах, зависит не только от соблюдения правил вывода, но также от истинности исходных данных, проверка которой выходит за пределы компетенции логического анализа. Она зависит также от оценки по внутреннему убеждению относимости фактических данных, которая предшествует признанию того или иного факта ар-

1 А М. Гамбург, Судебно-медицинская экспертиза обвиняемого, Киев, 1948, стр 68

2М М. Гродзиаский, Улики в советском уголовном процессе, М., 1944, стр. 94.

46$

гументом в доказывании, а также оценки Допустимости доказательств.

Иными словами, логическая правильность системы — это необходимое условие истинности выводов, но недостаточное само по себе, взятое вне других аспектов содержательной оценки доказательств.

Как отмечалось, оценка логической правильности доказательств и выводов из них предполагает использование для этих целей средств и методов формальной логики.

В ряде специальных работ, посвященных дальнейшей формализации этого метода, используются аппараты символической (математической) логики и логического моделирования, позволяющие представить описанные логические операции (элементарные акты доказывания, вспомогательные и накопительные комплексы) в виде логических формул либо в виде всевозможных условных схем и изображений.

В работах по теории доказательств последних лет для анализа процесса доказывания, помимо логики, используются также средства теории информации и математической теории   вероят ноете й.

С теоретико-информационной точки зрения процедура доказывания состоит в устранении неопределенности знания (энтропии) в отношении каких-либо событий или явлений. Доказательства несут в себе ту информацию о неизвестных событиях, которая необходима для выводов о существовании последних. С этих позиций рассматривается понятие источника информации, кодирования, переработки информации и т. д. '.

В частности, интересная аналогия усматривается между структурой системы исключения, с одной стороны, и исходным понятием теории информации — понятием об энтропии опыта — с другой.

Напомним, что в случае, когда с доказываемым тезисом (например, подозреваемый был на месте преступления) конкурируют другие, несовместимые с первым события (был дома, на работе и т. д.), до начала проверки этих фактов существует неопределенность: заранее нельзя сказать, какое из несовместимых событий произошло в действительности. Эта неопределенность тем больше, чем больше может быть выдвинуто в данных условиях конкурирующих событий. Неопределенность достигает наибольшей величины тогда, когда сами определяющие ее события равновероятны.

С чисто формальной стороны ряд несовместимых или конкурирующих  событий представляется бесконечным.  В  практических

1 См. А И Трусов, Судебное доказывание в свете идей кибернетики «Вопросы кибернетики и право», М., 1967, стр. 20.

469

же условиях в этот ряд включают конечное число событий, подлежащих проверке, причем в первую очередь проверке подлежат события, исход которых наиболее неопределенен, труднее всего поддается предвидению. Именно эти события несут на себе основное бремя неопределенности ситуации, с которой первоначально столкнулся следователь и суд. Смысл их деятельности для устранения неопределенности по существу вытекает из указанного положения теории информации. Отличие состоит в том, что и здесь оперируют не точными количественными значениями вероятностей, а оценками в терминах «редко», «часто» и т. п.

Следующим шагом в этом направлении явились опыты использования математического аппарата теории информации для описания процесса доказывания. Количественно информация является величиной, обратной мере неопределенности некоторого сложного события. Неопределенность же события исчисляется на основе вероятностей составляющих его более простых фактов, явлений и т. п. Таким образом, теоретико-информационный подход на этом уровне непосредственно соприкасается с использованием средств математической теории вероятностей.

Попытки применить математическую теорию вероятностей для оценки доказательств предпринимались и раньше. Такого рода идеи высказывались как математиками и философами (Лейбниц, Лаплас, Пуассон), так и юристами (Бентам, Уильз и др.). Для правильного отношения к этим исследованиям нужно иметь в виду следующие соображения. Как было показано выше, очень часто выводы из доказательств действительно опираются не на однозначные закономерности, а на приблизительные обобщения (фактические презумпции), имеющие статистическую природу. Надежность этих выводов зависит от того, насколько часто в действительности наблюдается связь между доказательством и доказываемым обстоятельством. В этом нетрудно усмотреть явную аналогию с вероятностно-статистической оценкой существования любых событий (как прошлого, так и будущего). Еще более определенно эта аналогия выступает при индуктивном накоплении многих предметных доказательств. Ранее было показано, что «случайное» истолкование совпадения многих доказательств одного и того же обстоятельства тем больше противоречит здравому смыслу, чем больше собрано этих доказательств и чем «сильнее» каждое из них. Но вместо ссылки на опыт и здравый смысл, для подтверждения того же вывода о неприемлемости случайного объяснения такого совпадения можно обратиться к умножению вероятностей1. Если известно, что какое-либо событие (например, выпадение герба при подбрасывании монеты) имеет вероятность

1 В. В. Г н е д е н к о, А. Я. X и н ч и н, Элементарное введение в теорию вероятностей, М., 1961, стр. 28.

470

0,5 (т. е. при многократном повторении происходит в 50% опытов), то одновременная реализация нескольких таких событий будет происходить значительно реже (так вероятность одновременного выпадения десяти монет гербом вверх равна произведению вероятностей этих десяти событий, т. е. около 0,001).

Так как вероятность рассматриваемых событий всегда меньше единицы, то произведение вероятностей (т. е. произведение правильных дробей) представляет убывающую величину, тем быстрее стремящуюся к нулю, чем меньше вероятность отдельных событий п чем больше число перемножаемых величин.

Как видим, и здесь усматривается явная аналогия с рассуждением, с помощью которого оценивается совокупность многозначных доказательств.

Аналогия между точкой зрения здравого смысла на оценку многозначных доказательств и их систем и математическими операциями умножения вероятностей отражает не только их внешнее сходство, но и более глубокое единообразие методов познания. Именно это обстоятельство и наталкивало многих исследователей на поиски способов математической интерпретации процедуры доказывания. Однако все попытки непосредственного, прямого использования математических методов в оценке доказательств оказывались безрезультатными либо подменялись научно-несостоятельными упрощениями, произвольными шкалами оценки доказательств в баллах и т. п. суррогатами'. Объясняется это тем, что для применения точных математических методов необходимы точные количественные характеристики исходных данных, выраженные определенными числами вероятностей всех доказательств, а этих характеристик в распоряжении исследователей не было и нет.

Можно ли получить эти данные, в частности, с учетом современного состояния науки и вычислительной техники?

Получение таких количественных оценок предполагает статистическое исследование самых разнообразных явлений, действий, поступков, которые могут служить доказательствами. Перечень таких фактов чрезвычайно велик, если не бесконечен. Как было показано выше (стр. 461), определенность доказательства растет с его конкретизацией. Поэтому речь идет не о явлениях, событиях и т. д. «вообще», а по возможности о более конкретных, узких группах событий, явлений.

1 Более серьезный подход к проблеме можно найти в работе русского юриста и общественного деятеля А. М. Вобрищева-Пушкина. Он пытался в свое время учесть и выразить математически повторяемость различных доказательств в уголовных делах и на этой базе исчислить вероятность осуждения и оправдания, доверия и недоверия к отдельным доказательствам, вероятность их использования при разрешении уголовных дел (А. М. Б о б р и щ е в - П у ш к и н, Эмпирические законы деятельности русского суда присяжных, М., 1896),

471

Для установления статистических закономерностей необходимо изучить не одно или несколько явлений данного рода (например, как часто угроза сопровождается убийством), а большое их число.

Из сказанного следует, что объем статистических исследований для получения количественных характеристик ценности доказательств очень велик. Не приходится рассчитывать на его практическое осуществление ни в настоящее время, ни в близком будущем.

Следовательно, количественный пример, который приводился выше, может служить не более чем иллюстрацией логического механизма, который используется при оценке отдельных доказательств и их комплексов.

Количественные оценки событиям и явлениям человек дает не только с помощью точных измерений и цифр, но и с помощью «полуколичественных» понятий: много, мало, больше, рано, достаточно и т. п.

Таким же образом на основе «несчитанной статистики» он сопоставляет вероятность событий, оценивает меру их возможности,  невозможности,  правдоподобия.

Эти извлеченные из опыта и наблюдений отдельные «полуколичественные» статистические оценки улик служат исходным материалом для столь же быстрого и эффективного «полуколичественного вычисления» их комплексов при накоплении'.

Ни психология, ни физиология высшей нервной деятельности пока еще не в состоянии подробно и точно описать механизм этой оценочной деятельности. Но нет оснований сомневаться в том, что он весьма близок по своей структуре с той количественной моделью, которая приведена выше. Он протекает чрезвычайно быстро, какими-то путями сокращая длинные рассуждения и вычисления, и тем не менее достаточно точен и эффективен.

Следует отметить, что доказывание в уголовном процессе далеко не единственная область, в которой действует описанный путь решения логических задач на основе оперирования правдоподобными умозаключениями и оценочными «полуколичественными» понятиями. Напротив, он чрезвычайно распространен, и большая часть научной и практической деятельности врача, инженера, экономиста, биолога протекает именно в таких логических формах.

Таким образом, количественная модель накопления доказательств может служить не более чем наглядной и упрощенной

1 О роли «несчитанной статистики» и «полуколичественных» оценок см. А. А. С т а р ч е н к о, Логика в судебном исследовании, М., 1958, стр. 54; А. А. Эйсман, Некоторые вопросы оценки как количественной характеристики достоверности доказательств, «Вопросы кибернетики и право», М., 1967, стр 176,

473

моделью того, несомненно, весьма сложного процесса, который протекает в мозгу человека в ходе оценки доказательств 1.

Наконец, важно предостеречь против неправильного, антинаучного использования понятия вероятности в сфере судебного доказывания в целях снижения требований к обоснованности выводов суда и оправдания произвола. Как правильно отмечалось в литературе, многие буржуазные юристы, стремясь развязать руки реакционной юстиции в борьбе с прогрессивными элементами, доказывали, что человеческое познание вообще, а в судебном процессе в особенности не может достоверно устанавливать факты, что оно принципиально ограничено лишь предположительными выводами и большего от него требовать нельзя. Разумеется, это неверно. В таких рассуждениях строгое научное понятие вероятности подменяется обывательским, вульгарным его истолкованием в смысле: «Может быть так, а может быть и наоборот».

Математическая теория вероятностей дает полную возможность описать процесс последовательного перерастания вероятного знания в достоверное. Достоверным событием эта теория признает такое, вероятность которого равна 1. В ходе доказывания в уголовном процессе происходит такое же последовательное увеличение надежности выводов — сначала предположительных и правдоподобных, а затем на завершающей стадии процесса — достоверных. Никаких теоретических, научных препятствий к этому нет.

Традиция обыденного языка связывает термины вероятности и достоверности с разными уровнями надежности и обоснованности утверждений. Нет никакой необходимости отказываться от такого привычного словоупотребления, поскольку оно не противоречит представлению о переходе вероятного, правдоподобного знания в достоверное.

С философской стороны постепенное возрастание вероятности выводов, основанное на проверке и накоплении аргументов, представляет количественное возрастание надежности знания, которое при достижении известного уровня переходит в новое качество — достоверное знание.

В дедуктивной логике, а также в некоторых других строго формализованных, абстрактных, главным образом математических, науках пользуются понятием достоверности в особом, формальном смысле. Отвлекаясь от источников сведений, от точности й способов измерения, от всевозможных привходящих обстоятельств, осуществляют над «очищенными» таким образом данными

1 Интересно отметить, что еще Уильз специально подчеркивал особые условия использования понятия вероятности в области, где невозможно применение статистических данных. Он говорил, что в этих случаях вероятность событий понимают как «перевес» шансов, не получающий точной числовой оценки   («Опыт теории косвенных улик», М., 1864, стр. 7).

473

по строгим правилам определенные операции и получают строго однозначный, «автоматически» следующий вывод. Такой вывод появляется сразу, его надежность не возрастает постепенно и не меняется по ходу исследования. Вне пределов названных систем понятие формальной достоверности лишено смысла.

Напротив, в сфере естественных наук, техники, равно как и в сфере доказывания в уголовном процессе, обоснованность выводов имеет иную, содержательную природу. Эти выводы, основанные на всестороннем исследовании предмета, на учете и сопоставлении всех исходных данных, их источников и результатов проверки, — содержательно достоверны.