§ 1. Идея чистого права

1. Чистое право. После освещения основных направ­лений развития права и философско-правовой мысли в связи с идеями естественного права настало время вер­нуться к сути коренных проблем философии права. Ис­ходный пункт здесь — вслед за категорией естественного права — идея  чистого  права.

Идея "чистого права" привлекала внимание ряда крупных мыслителей, философов и правоведов. Весьма важно при этом, что характеристика права как таково­го у освобожденного от "всего иного", — одна из главных сторон собственной логики права и — что не менее важно — его истории, когда право в процессе своего функцио­нирования и развития все более выступает в своей соб­ственной плоти.

Вовсе не случайно в этой связи, что философские основы такого подхода к праву связаны с именем Кан­та — философа, который не только отрыл новую эпоху

философии (совершив в ней своего рода "коперниковс-кий" переворот), но отличается, как никто другой из философов, тонким и основательным пониманием особен­ностей правовой материи. К тому же и рассмотрение ана­литической юриспруденцией догмы права (именно догмы, а не чего-то иного) — это, пусть в каких-то моментах и зауженная, ограниченная, но все же рожденная самой жизнью, практикой концентрация внимания на собствен­ной материи права — того, что с философских позиций может быть определено в качестве внутренней фор­мы — юридической организации фактического содержа­ния права, его структурированности.

2. Одна из самых значительных идей во взглядах Канта на право. Рассуждения Канта о чистом праве не­редко вызывают предубеждение, а то и изначально — а priopi — неприятие1.

Может быть, и впрямь рассуждения Канта о чистом праве, в особенности в сопоставлении с его реалистичес­кими представлениями о праве как о явлении публично­го, принудительного порядка, всего лишь игра великого философского ума, никому не нужные заумные абстрак­ции, а то и повод для некоторых правоведов конструиро­вать свою "чистую теорию", действительно по многим позициям — как верно отмечено в литературе — ото-

1 Здесь прежде всего дает о себе знать наше укоренившееся, трудно­преодолимое ощущение чуждости, оторванности от живой жизни са­мого понятия "чистое" в отношении явлений социальной жизни, до сих пор воспринимаемое как нечто такое, что оторвано от нашего реального бытия, нужд людей, близкое, скажем, к идеологии "чисто­го искусства", так долго и с такой яростью проклинаемого в советском обществе.

И плюс к этому — широко распространенное, ранее уже упомянутое и тоже, пожалуй, прочно утвердившееся мнение о праве как сфере сугубо практического, прикладного порядка, да к тому же — во мно­гом приземленной, связанной с политическими интересами и полити­ческой идеологией, не самой престижной, обыденной прозой жизни. И с этой точки зрения представляется: что-что, но вот правовая мате­рия уж никак не может быть неким "чистым" фантомом. Во всяком случае — в реальных, практических делах. Тем более что право дей­ствительно пребывает в самой гуще общественной жизни и во многом обусловлено фактическими отношениями.

530

Часть III. Философско-правовые проблемы

Глава 13. Чистое право

531

рванную от нашего реального бытия?1 Не потому ли пра­воведы (да и в немалой мере — философы) по большей части оставляют в стороне, будто бы не замечают рас­суждения Канта о "чистом праве"? Или же — как это сделали ряд правоведов, приверженцев крайних сугубо позитивистских взглядов на право — связали с ними (лишь по терминологической схожести) свою "чистую теорию", крайние варианты юридического нормативизма?

Между тем есть серьезные основания утверждать, что положения Канта о чистом праве — это, вслед за категорией естественного права, ключевой пункт фило­софии гуманистического права, открывшего научную пер­спективу его основательного философского понимания, постижения наиболее "высоких"у решающих его харак­теристик — его смысла и назначения. Во всяком случае, думается, материал второй части этой книги — свиде­тельство того, что только право в "своей собственной плоти" (чистое право) в полной мере раскрывает свои осо­бенности, свою специфическую логику и что только тог­да оно отвечает требованиям Истории, раскрывает свою силу, цель и назначение в жизни людей.

Что же касается философских воззрений Канта, то примечателен вот какой момент. Если верны предположе­ния о том, что Кант — хотя бы поначалу — обратился к предмету своих "критик..." (чистому разуму, практичес­кому разуму, способности суждения) по той причине или поводу, что этого потребовала необходимость основатель­но разобраться со свободой в связи с правовыми вопроса­ми2, и с тем расчетом, чтобы затем к этим вопросам вер­нуться, то надо видеть, что именно тут, в идеях чисто-

1              См.: Туманов В. А. Буржуазная правовая идеология. М., 1971. С. 209

и ел.

2              Германский исследователь творчества Канта X. Оберер высказал со­

ображения о том, что сама проблема свободы возникла у Канта при

разработке вопросов права. Но как раз проблема свободы под углом

зрения антиномий дала толчок к разработке идей чистого разума, его

критики. Таким образом, полагает X. Оберер, именно кантовское уче­

ние о праве было исходным пунктом и конечной целью всей его кри­

тической философии (см.: ОЬегег Я. Zur Fruhgeschichte der Kantischen

Rechtslehre // Kant-Studien. B. 1973. Jg. 64.).

го права, кроется и исходный пункт и наиболее значи­мый, действительно внушительный эффект от подобного "зигзагообразного" пути в развитии кантовских взглядов.

Примечательно, что такой подход к юридическим воп­росам, когда решающим пунктом основательного их по­стижения является категория чистого права, прямо впи­сывается в контекст кантовской методологии критической философии, предполагающей исследование явлений в их собственной плоти, т. е. так, как это и требуется для того, чтобы вывести исследование в плоскость разработок так дорогих Канту "естествоиспытателей и геометров" — под­ход, который именно сейчас, на современной стадии раз­вития мировой науки точка в точку совпадает с возможно­стью и с реальной перспективой возвышения гуманисти­ческих (в особенности — правовых) знаний на современ­ный уровень естественных и технических наук, соответ­ствующий требованиям нынешнего времени.

В этой связи уместно в постановочном порядке выска­зать некоторые соображения по кантовской методологии. Прежде всего — критической методологии в отношении права. Но, возможно, соображения, по предположению ав­тора этих строк, имеющие и более широкое значение.

Понятие "чистое" в критической философии Канта обычно рассматривается применительно к "разуму" (в контексте его фундаментального труда "Критика чис­того разума") и под этим углом зрения понимается как разум, свободный от опыта1, чувственных побуждений, склонностей, эгоистических пристрастий, предубеждений (когда, кстати сказать, разум "оказывается обществен­ным сознанием, общественным разумом"2).

1              По мнению В. Хёсле: "Чтобы не возникло никаких ложных толкова­

ний, надо сразу же сказать: Кант не исключает, а как раз утвержда­

ет, что генетически всякое познание привязано к опыту. Но из этого

не следует, что в теоретическом плане всякое познание можно было

свести к опыту, — в этом строгом различении генетического и теоре­

тически значимого измерения заключается одно из важнейших ново­

введений Канта по сравнению с представителями метафизики раннего

этапа нового времени" (см.: Хёсле В. Гении философии нового времени.

М.,1992. С. 75).     '"   '■■■■■•--        -               --■■'■     -

2              Ойзерман Т. И. К характеристике трансцендентального идеализма

И. Канта: метафизика свободы // Вопросы философии. 1996. № 6, С. 69.

532

Часть III. Философско-правовые проблемы

Глава 13. Чистое право

533

Но что имеется в виду под понятием "чистое", когда оно употребляется в отношении права? Именно права? Может быть, в таком же значении, как и чистый разум, т. е. право, взятое независимо от чувственных побужде­ний, склонностей, опыта? В известном смысле — да, в таком значении, в особенности, если имеется в виду "чув­ственное'*, выраженное через интересы и волю в действиях власти, других лиц, от которых зависит право. Подобный взгляд уже высказывался в литературе1.

Дело же, однако, в том, что, по Канту, чистое пра­во — это право, рассматриваемое независимо не только от опыта, чувственных факторов, но также и от "цели", "материального принципа", "предмета", которые оказы­вают существенное влияние на содержание правовых установлений. В практической жизни, говорит Кант, при использовании потенциала права нужно начинать не с материального принципа, не с цели, не с поставленной задачи, а с формального принципа, относящегося к пра­ву2, т. е. права как такового, в его собственной плоти ("Цель

1              См.: Oberer H. Zur Fruhgeschichte der Kantischen Rechtslehre // Kant-

Studien. B. 1973. Jg. 64. H. 1. S. 48.

2              Здесь, допустимо предположить, перед нами такая сторона крити­

ческой философии Канта, которая порой в какой-то мере ускользает

из поля зрения. Дело тут вот в чем. Нередко чуть ли не вершиной

философского мышления при постижении явлений окружающего нас

мира выставляется (в недавнем прошлом, в обстановке тотального гос­

подства марксистско-ленинско-сталинских догм, выставлялся импера­

тивно) тезис о взаимосвязи и взаимообусловленности этих явлений.

Верный и очевидный сам по себе такого рода тезис, однако, имеет

ограниченное значение в отношении глубины познания. Взаимосвязь и

взаимообусловленность явлений приводят к тому, что каждое из них

получает как бы отпечаток от всех других, начинает нести на себе

следы других явлений, находящихся с ним во взаимосвязи, и это при

всей значимости такой взаимообусловленности становится одновремен­

ной преградой к пониманию своеобразия данного явления, его само­

бытной природы (что в конечном счете не дает возможности в полной

мере выявить специфику и существующих здесь взаимных отношений

и взаимообусловленностей). Поэтому есть основания полагать, что кри­

тический метод Канта — это способ мышления, в соответствии с кото­

рым то или иное явление не только берется независимо от опыта,

чувственных факторов, но и вообще предстает в своей собственной

плоти, в "чистом виде", вне тех отпечатков, следов, которые оставля­

ют на нем другие явления, предметы, процессы. И такое рассмотре­

ние явления в "чистом виде", в его собственной плоти, когда познава­

тельная мысль отвлекается от опутывающих и затеняющих его связей

же, — замечает в скобках Кант, — может быть какой угодно"1).

Очевидно, такой подход — единственный, позволяю­щий представить право в качестве самостоятельной сущ­ности (внутренней формы как таковой), независимой от всего того, что "примешивается", вызвано преходящими потребностями, интересами, волевыми решениями, по­литикой, идеологическими устремлениями, особенностя­ми предмета его регулятивного воздействия и т. д. и, ста­ло быть, не сводимой ни к чему иному (воле, интересам, политике, меняющейся практике повседневного бытия, идеологическим догмам, текущей конкретике материаль­ной жизни и т. д.).

Именно тогда, надо думать, оказывается возможным пересечь тот "узкий горизонт", который характерен для права, рассматриваемого в сугубо позитивистском пла­не, т. е. в единстве с законом (объективного права, отли­чающегося в целом публичным, принудительным харак­тером), — горизонт понимания права, во многом связан­ный с практикой, опытом, общественными интересами и потому замыкающийся на качестве права как регулято­ра, на его регулятивных свойствах, юридических особен­ностях правовой материи, изучаемых в основном юриди­ческим позитивизмом. И следовательно, оказывается воз-

и влияний, позволяет постигнуть его глубины, его определяющие сущ­ностные характеристики и определения, а затем уже понять все его связи и опосредования, решать другие мировоззренческие и приклад­ные проблемы (как это мы увидим в отношении права). Этот метод, надо полагать, имеет широкие, далеко еще не использованные нау­кой возможности. В том числе — и при рассмотрении коренных про­блем философии. Автор этих строк в свое время имел возможность убедиться в этом, когда при освещении ценности права попытался с предельной осторожностью (неизбежной при отсутствии философских претензий и в условиях всеохватного доминирования марксистского материализма) выйти за пределы жесткой диалектико-материалисти-ческой догмы "материя-сознание" и, продолжая придерживаться из­вестных социалистических догм, все же вычленить в качестве "чис­тых" сфер мироздания — "Космос" — "Жизнь" — "Разум" — "Обще­ство" — сфер или уровней, каждая из которых не сводима к другой и требует при обилии взаимосвязей особого научного подхода (см.: Алек­сеев С. С. Перед выбором. М., 1990. С. 39—50). 1 Кант И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 1. С. 449.

534

Часть III. Философско-правовые проблемы

Глава 13. Чистое право

535

можным выйти на тот рубеж, с которого открывается возможность истинно философского постижения права, его тайн, его глубокого смысла, его исторического пред­назначения, можно предположить, глубокой сокровенной роли в судьбе и будущем людского рода, человечества.

И как раз по творчеству Канта можно проследить следующий ход его мысли: зафиксировав и "отдав долж­ное" единству закона и права, его характеристике как наличного "сущего", он затем настойчиво обращает вни­мание на чистое право, что в результате последующего анализа и позволило охарактеризовать важнейшие осо­бенности права, его смысла и предназначения.

В этой связи, помимо всего прочего, следует еще раз сказать о том, что внешне, по ряду моментов схо­жая с кантовской концепцией "чистая теория" права Г. Кельзена и его сторонников, несмотря на терминологи­ческие совпадения и на все претензии на философский статус "кантианства" или "неокантианства", в действи­тельности очень далека от правовых воззрений знамени­того философа.

В отличие от такого рода "чистой теории" Кант при рассмотрении права отвлекается от фактических отноше­ний, чувственных факторов, моральных критериев пове­дения не для того, чтобы "замкнуться" на сугубо норма­тивно-правовой сфере, а для того, чтобы постигнуть "соб­ственную плоть" и отсюда глубокую духовную суть пра­ва, в том числе в соотнесении с тем нравственным "зако­ном", который находится в самых недрах, глубинах ду­ховной, трансцендентной природы человека. Все это по­зволяет на философском уровне реально увидеть идеаль­ный образ права. А отсюда определить и другие стороны истинно философского подхода к праву, прежде всего его характеристики как права человека и цели общества.

Наконец, в качестве известного резюме в отношении изложенного по рассматриваемому вопросу следует со всей определенностью сказать о том, что данный подход к праву — это не столько известные императивы крити­ческой философии, сколько непосредственные требова-

ния жизни (уже отраженные в самом понятии "догма пра­ва"). Ибо без такого подхода не только невозможно по­стигнуть смысл и предназначение права, его глубокие, сущностные грани, но и полно, во всех потенциях рас­крыть силу права, рассматриваемого в единстве с зако­ном, потенциальные возможности объективного права в нашей сегодняшней жизни, в будущем людского сообще­ства. И вовсе не случайно само развитие права в услови­ях развивающейся цивилизации состоит как раз в том, что (пусть и не сразу, с трудом, не до конца) право, обретая свою собственную плоть, "высвобождается" от всего того, что к нему "примешивается", в том числе — от морали и политической власти [П. 6. 3—4].

Весьма примечательно, что и Кант (вопреки доволь­но распространенным представлениям) отделяет "собствен­ную" характеристику права даже от этики, от требова­ний его знаменитого категорического императива ("по­желать, чтобы максима поведения", которой "во всякое время" руководствуется человек — "была всеобщим за­коном"). Здесь важно то обстоятельство, что при всех глубоких этических корнях категорического императива существенна его, так сказать, целеустремленность к пра­ву, и то, что категорический императив вместе с тем сам по себе не обусловливает, не предопределяет феномен права, его сильные и уникальные свойства. Моральные по своей содержательной основе положения категоричес­кого императива ("пожелай", "поступай только так", "что­бы было", даже положение о "всеобщем законе") — все это лишь требует права, но само по себе не выводит на "плоскость права" как особого социального образова­ния в области внешних отношений, не определяет свое­образие его свойств.

А это значит, что категории этики, даже такие фун­даментальные, которые относятся к кантовскому катего­рическому императиву, не способны что-то объяснить в феномене права как таковом. И значит, для того, чтобы понять право, объяснить суть и природу этого уникаль­ного институционного образования, нужно пока отвлечь-

536

Часть III. Философско-правовые проблемы

Глава 13. Чистое право

537

ся от морали, от категорического императива и рассмот­реть право как таковое, в его собственной плоти, т. е. в "чистом виде".

2. Требование логики права. Этот момент был уже упомянут, в самом начале главы упомянут. Но он достоин несколько более подробной характеристики — понима­ния того, что категория "чистого права" основывается не только на соображениях общефилософского, методологи­ческого порядка, но и на данных теории права.

Сама необходимость категории "правовые средства", а еще более особенности их становления и развития сви­детельствуют о том, что логика права такова, что право­вые средства олицетворяют собой собственную материю права. Ход исторического развития способов социального регулирования в условиях цивилизации таков, что сред­ства (механизмы, типы) регуляции все более высвобож­даются, отдифференцируются от моральных, корпоратив­ных, религиозных компонентов, все более обретают свою исконную ("юридическую") суть, что во многом и выра­жает "свою", собственную историю права.

Таковы и другие процессы в области позитивного права. В том числе — наблюдающиеся в настоящее время процессы конвергенции, интеграции различных юриди­ческих систем, одним из существенных моментов кото­рых является заложенная в правовой материи "заданность" на их оптимизацию. На то, чтобы при всех многообраз­ных связях права с иными формами социальной регуля­ции во все большей мере раскрывались собственные по­тенции права. Причем — так, чтобы происходил своего рода "сбор" оптимальных правовых средств, сложивших­ся и утвердившихся в различных юридических системах [III. 16.4].

Таким образом, и философские методологические соображения, и данные, относящиеся к функционирова­нию и истории права, дают основание — пусть и с извес­тными допусками условности и метафоричности — утвер­ждать, что в правовой материи наличествуют своего рода

импульсы, так сказать, к самоутверждению в своей соб­ственной плоти, т. е. в виде чистых юридических форм. Именно тогда в праве в полной мере раскрывается его собственный потенциал, его юридическая сила. И именно тогда, следует добавить, обнаруживаются наиболее оп­тимальные его связи с другими ("неюридическими") спо­собами социальной регуляции, в том числе формы взаи­модействия с моралью, религией, корпоративными спо­собами регулирования.

3. Форма в праве и чистое право. Одна из примеча­тельных, бросающихся в глаза особенностей идей Канта по правовым вопросам, предваряющим его подходы к категории "чистое право", состоит в том, что философ настойчиво, безапелляционно и резко отделяет в праве форму от содержания. При этом он пишет так, что будто бы бросает вызов общепринятым представлениям, явно вызывая "огонь на себя". И, надо сказать, преуспел в этом деле: за Кантом прочно закрепился ярлык формалиста, отрывающего право от "живой жизни" (и не только в марксистском советском правоведении, где в связи с ука­занной позицией философа его предавали разносной кри­тике). И это — увы — как раз и привело к тому, что в юридической науке, даже в разработках, казалось бы, философских последователей Канта по вопросам права, в сочинениях Г. Кельзена и его сторонников, иных анало­гичных течений, значительный интеллектуальный потен­циал, выраженный в идеях чистого права, в науке так и не был раскрыт.

При этом, когда Кант, например, говорит о том, что "право как выражение всеобщей воли может быть толь­ко одно и касается только формы права, а не его мате­рии или объекта, на который я имею право"1, причем "...независимо от блага или зла, которое может из этого возникнуть"2, имеется в виду позитивное право в целом. Здесь, стало быть, речь идет   не о внешней форме, его

1              Кант И. Указ. соч. Т. 1. С. 289.

2              Там же. С. 329.

538

Часть III. Философско-правовые проблемы

Глава 13. Чистое право

539

выражении в источниках права, а о внутренней форме, его структуре, и значит, вообще о праве в его собствен­ной плоти, собственном содержании,

И вот сила права как формы (по выражению М. Ма-мардашвили, "возможность структуры", "нечто относя­щееся к полноте" и др.) — это сила собственной материи права, ее собственного содержания [II. 5. 2]. И это, наряду с мыслью о высокой значимости формы вообще, выража­ет идею о собственной ценности права как особой объек­тивной (практической) реальности.

Приходится крепко пожалеть о том, что такой под­ход к явлениям правовой реальности1, открывающий для правоведения, в том числе и для философии права, ши­рокую и во многих отношениях плодотворную, дальнюю, заманчивую научную перспективу, не получил развития.

Напротив, под обаянием ряда модных послекантовс-ких философских и социологических учений, претендую­щих на универсальность, мысль исследователей нередко сразу же сосредоточивалась на духовных и политических высотах, "перескакивая" через рутинную и заскорузлую юридическую материю (догму права), оставляемую для юридической дисциплины весьма низкого, по сложивше­муся мнению, науковедческого уровня — юридического позитивизма, юридической догматики.

Между тем объективное право по отношению к пред­метам, процессам, задачам и целям, которые оно опос­редствует, конечно, может быть охарактеризовано как определенная форма. Но эту "форму" нельзя сводить — как это получается при общем, порой примитивном взгля­де на юридические реальности — к "внешней форме" — к одним лишь, да к тому же не очень-то нужным доку­ментам, формальным правилам, формальным актам, дру-

1 В. С. Нерсесянц, возражая Гегелю, утверждающему, что у Канта нет "материи закона", пишет: "...в кантовском практическом разуме как раз присутствует "материя", а именно — правовая "материя" (прин­цип правового равенства), адекватным выражением чего и является категорический императив" (см.: Нерсесянц В. С. Философия права: Учеб­ник для вузов. М., 1997. С. 490).

гим чуть ли не формально-канцелярским бюрократичес­ким вещам, в лучшем случае — просто к законам, к до­вольно простым требованиям и нормативам юридической техники.

Здесь есть основания и по данному вопросу отметить весьма конструктивные теоретические позиции, которые занимали русские правоведы в годы расцвета отечествен­ного правоведения кануна Октября 1917 г. В исследовани­ях ведущих русских правоведов (таких, как Б. А. Кистя-ковский, И. А. Покровский) довольно определенно — при­том, судя по всему, не под обаянием кантовских идей, а в силу самой логики права ("стихийного кантинианства"), давали себя знать идеи чистого права, значимости такого понимания права. Так, Б. А. Кистяковский писал, что для понимания истинной значимости права в обществе нужно обратиться не к социальному содержанию, а к "понятию права в его чистом виде". И тогда, продолжает правовед (логика мысли и сути дела здесь точь-в-точь как у Канта), выясняется, что действительное "право только там, где есть свобода личности. В этом смысле правовой порядок есть система отношений, при которой все лица данного общества обладают наибольшей свободой деятельности и самоопределения"1. Аналогичные суждения высказываются и в современной литературе.

Представляется необходимым со всей определеннос­тью сказать: собственная материя права как особая ре­альность в обществе (в том числе — догма права) •—• это значительное, многогранное, сложное по своей органике социальное богатство, без понимания и должной оценки которого все последующие научные философские характеристики лишаются своей основы и подчас по этой причине превращаются в одни лишь око­лонаучные спекуляции или в "философское переодева­ние" давно известных, порой тривиальных, сугубо аз­бучных положений.

1 Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. М.: Новости, 1990. С. 112.

540

Часть III. Философско-правовые проблемы

Глава 13. Чистое право

Итак, форма в отношении к праву в целом — катего­рия фундаментальная, существующая как практическая реальность и имеющая определяющее значение к факти­ческому содержанию явлений, предметов, процессов. И с этой точки зрения нужно видеть в праве как таковом (как "форме") своего рода самоценность, самостоятельные суть и смысл, высокозначимый социальный, точнее даже — природно-социальный институт, отличающийся значитель­ным юридическим богатством и — что не менее важ­но — способностью реализовать потенциал силы и богат­ства духовной, интеллектуальной культуры.