§ 2. Категории (принципы) чистого права

1.             Постановка вопроса. По той же самой причине,

по какой в философско-правовой мысли до настоящего

времени так и не утвердилось само понятие "чистое пра­

во" (т. е. по причине сведения права к экономике, к поли­

тике, к другим явлениям "внеюридического" или "мета-

юридического" порядка), в юридической науке не было

проведено и сколько-нибудь обстоятельных исследований

о категориях, в которых — как можно предположить —

выражается чистое право.

Что это за категории?

Здесь вновь приходится обратиться к Канту, к его разработкам о "всеобщем правовом законе".

2.             "Всеобщий правовой закон". Этот закон непосред­

ственно, надо полагать, вытекает из кантовского катего­

рического императива, притом в его стандартной форму­

ле. Если сообразно этой формуле необходимо поступать

только по такой максиме, относительно которой ты в

то же время можегиь желать, чтобы она во всякое время

стала всеобщим законом1, то спрашивается: какие выво­

ды применительно к праву следуют из такого этического

по своей основе требования к поведению людей?

В самом деле, что означает ключевая часть формулы категорического императива — "желать, чтобы максима поведения", которой, притом "во всякое время", руко­водствуется человек, — "была всеобщим законом"? Об­ратим внимание — "всеобщим законом" и "во всякое вре­мя"!

Конечно, нужно иметь в виду, что "закон", "законо­датель", "законодательство" — понятия, которые имеют несколько значений, и что они часто употреблялись в

кантовские времена в значении моральных категорий           

в "том широком смысле, который был характерен для политической литературы XVII—XVIII вв."1 А у Канта к тому же — в смысле категорий духовного мира, находя­щихся по "ту сторону" представлений о природе, когда человек делает известные требования для себя "всеоб­щим законодательством". И понятно, в области морали пожелание того, чтобы данная максима поведения была всеобщим законом, относится к людям как к субъектам морали.

С сугубо же юридической стороны из кантовского категорического императива с непреложностью следует что в юридическом плане в области внешних, практичес­ких отношений общий (всеобщий) закон должен строить­ся так, чтобы он был одинаков для всех, равно, на сораз­мерных началах, на началах равновесия отмерял каждо­му меру его свободы поведения.

Правовая ориентация категорического императива с высокой степенью очевидности и наглядности раскрыва­ется в его "юридическом продолжении" — том главном требовании к праву, которое Кант называет напрямую "всеобщим правовым законом", — поступай внешне так, чтобы свободное проявление твоего произвола было со-вместимо со свободой каждого, сообразно со всеобщим га-коном2. Здесь представлен уже "полный набор" свойств и особенностей права — и строгое определение адресатов

См.; Кант И. Указ. соч. Т. 3. С. 143.

хСа/ювьев Э. Ю. И. Кант: взаимодополнительность морали и права. С. 108 2 Кант И. Соч. Т. 4. Ч. 2. С. 140.

18   Восхождение к праву

542

Часть III. Философско-правовые проблемы

Глава 13. Чистое право

543

требований ("каждый"1), и скоординированность, равно­весность позиций субъектов, характерных для права ("было совместимо"), и связанные с этим выраженные в праве начала "меры" и "своего".

При этом Кант и прямо формулирует ряд конкрети­зированных положений, вытекающих из категорического императива. Наиболее существенными из них являются следующие два.

Первое положение названо философом "всеоб­щим правовым законом" (и, пожалуй, такое терминоло­гическое обозначение для данного случая предпочтитель­нее других), или категорическим императивом чистого практического разума: "...поступай внешне так, чтобы свободное проявление твоего произвола было совмести­мо со свободой каждого, сообразно со всеобщим зако­ном"2.

Второе положение выражено в такой формуле: "Право есть ограничение свободы каждого условием со­гласия ее с такой же свободой каждого другого, насколь­ко это возможно по всеобщему закону"3.

Смысл всех этих высказываний в принципе один — свобода каждого человека должна быть совместимой или, что то же самое,  находиться в согласии (в соразмерном

1              Категорический императив, полагает Э. Ю. Соловьев, "должен был

появиться на свет прежде всего в значении   принципа а&тоиомии"

(см.:   Соловьев Э. Ю. Указ. соч. С. 99). Жаль только, что это верное

замечание автор связывает с идеей "самозаконности", тогда как — и

судя по другим публикациям, такой же позиции придерживается и

Э. Ю. Соловьев — начала автономии, раскрываемые через личность,

— характерная особенность именно права как объективного феномена

социальной действительности.

2              Кант И. Соч. Т. 4. Ч. 2. С. 140.

3Эта выдержка из кантовской работы "О поговорке..." дана в переводе Э. Ю. Соловьева (см.: Соловьев Э. Ю. Указ. соч. С. 171). По справедливому мнению автора, содержащийся в ряде изданий русский перевод этого текста не вполне точен (например, IV. Ч. 2. С. 78).

При этом автор замечает: "Это один из великих девизов классичес­кой философии права, и если бы меня попросили привести одно и только одно высказывание, выражающее общий смысл цивилизован­ного новоевропейского правопонимания, я привел бы именно эти сло­ва" (Там же. С. 171—172).

состоянии) со свободой каждого другого человека, граж­данина, быть в этом отношении одинаковой — "такой же".

Взяв на заметку, что Кант — и это весьма примеча­тельно — говорит о необходимости совмещать свободу данного лица со свободой отдельного, автономного чело­века — "каждого" (именно "каждого"!), обратим внима­ние на то, что во всех случаях философ связывает такое ограничение или совмещение свободы не с чем иным, как с категорией, имеющей в оптимальном выражении юридический характер, — со всеобщим законом ("всеоб­щий закон" — это уже, надо полагать, если не изна­чально, то по крайней мере по существенным своим чер­там или по оптимальным своим характеристикам, касаю­щимся области внешних отношений, — фундаментальная правовая категория). Значит, здесь выражаются, находят себе реальную жизнь принципиальные особенности пра­ва; причем, наряду^ с качеством "всеобщности", также, надо добавить, и качество "равновесности". Дает о себе знать здесь и признак "своего": совместимость свободы данного лица со свободой каждого другого с юридичес­кой стороны находит выражение в реализации начала "каждому свое".

К тому же в данном случае Кант видит во всеобщем законе, а также в качестве "равновесности" особенности права как самостоятельного явления, обладающего (при­том как "форма") своей спецификой, особыми свойства­ми, своей самобытной природой, если угодно, характе­ром. И потому, возвышая всеобщий закон, Кант как бы оговаривается — да, "совместимость", "согласие", но все же — "насколько это возможно по всеобщему закону".

Как существенна эта оговорка!

Тут отчетливо различимо то обстоятельство, что всеобщий закон, выступая своего рода продолжением на почве права категорического императива, должен в ре­альной жизни сообразовываться с логикой права, особен­ностями его догмы, всей системы правовых средств, и в этом отношении становится результатом интеллекту-

544

Часть III. Философско-правовые проблемы

альной деятельности, стало быть, — продуктом ра­зума.

Помимо всего иного, указанная оговорка (во всяком случае, в области внешних отношений, сугубо юридичес­ких категорий) — свидетельство признания того, что за­кон, объективное право обладают своими жесткими осо­бенностями, своей неподвластной любому произволу при­родой, своей логикой, неподатливыми свойствами, с ко­торыми следует считаться даже творцу тех или иных все­общих законов — законодателю, выразителю всеобщей воли.

Есть здесь проблема высокой общественной, полити­ческой значимости. Требование свободы (и чем "шире", чем "больше" — тем лучше) всегда было неизменным ло­зунгом кардинальных преобразователей, революционеров. Но жизнь свидетельствует: если реализация такого тре­бования (больше свободы!) не сопровождается формиро­ванием прочного правового устройства, в котором так или иначе реализуется "всеобщий правовой закон", то в обществе под лозунгами свободы воцаряются либо бес­контрольная вольница, анархия, либо тирания,якобинс­кий разгул, большевистские порядки.

Какое реальное, практическое значение, кроме от­меченных моментов, имеет только что рассмотренный общий принцип чистого права, названный Кантом "все­общим правовым законом", — с этой стороной проблемы еще предстоит разобраться в последующем. А сейчас та­кой вопрос: исчерпываются ли приведенными положения­ми те принципы, начала, которые могут быть отнесены к числу общих, т. е. распространяющихся на право в це­лом?

И вот здесь хотелось бы в постановочном порядке высказать предположение о том, что, возможно, есть основания для того, чтобы пополнить положения о "все­общем правовом законе" (который действительно a priori продиктован разумом) некоторыми другими общими прин­ципами и категориями, тоже базирующимися на главных

545

Глава 13. Чистое право

устоях человеческого бытия — разуме и неразрывно свя­занной с ним свободе, но уже в какой-то мере напря­мую, в самой юридической материи соприкасающимися с правом, с его исконным содержанием.

Не претендуя на бесспорность и исчерпывающие ха­рактеристики, представляется возможным высказать мне­ние о том, что к числу таких общих принципов (катего­рий) относятся, прежде всего, следующие:

во-первых, принципы частного и публичного права;

во-вторых, начала, выражающие две главные моде­ли юридического регулирования, два типа построения правового материала — диспозитивный и обязывающий.

Ранее (во второй части книги) и то и другое рас­сматривалось в качестве логики права. При более же вни­мательном анализе на основе основательных философ­ских данных оказывается, что указанные категории — да и сама логика права — представляют собой категории чистого права.

3. Принципы частного и публичного права. Сначала несколько общих соображений о частном и публичном праве — в дополнение к тем, которые были изложены в первых частях книги.

Формальные критерии границ этих двух правовых сфер — порой весьма зыбких, подвижных, стертых ре­альной жизнью, законодательством и юридической прак­тикой — обрисованы аналитической юриспруденцией до­вольно основательно и убедительно (о них уже говори­лось: "власть-подчинение" и "субординация" для публич­ного права; "юридическое равенство" и "координация" для частного права1).

Самое же существенное заключается в том, что рас­сматриваемое разграничение имеет фундаментальное для права значение, выражает глубокие, исходные его нача­ла, а отсюда — принципиальные (чистые) его особеннос­ти. Какие особенности?

1 Обзор литературы и разработку проблем публичного и частного пра­ва см.: Черепахип Б. Б. К вопросу о частном и публичном праве. Ир­кутск, 1926.

546

Часть III. Философско-правовые проблемы

История права свидетельствует о том, что долгие века юридические системы древнего мира имели прими­тивный, неразвитый характер, и это, помимо иных мо­ментов, выражалось как раз в том, что они отличались аморфностью своего содержания, нерасчлененностью по сферам, — тем, что юридические установления были представлены в юридических документах и практике как нечто одинаковое, качественно неразличимое с правовой стороны. Правовой прогресс, и довольно интенсивный, исторически начался, в сущности, лишь тогда, когда про­изошло за несколько веков до христианской эры струк­турное и понятийное обособление в национальных юри­дических системах частного и публичного права (особо впечатляющее в правовой системе Древнего Рима).

Именно с той поры правовые институты как бы вык­ристаллизовались в "чистом" виде, и в таком виде выр­вались на пусть собственного развития, своей истории. Что, надо полагать, и позволило в полной мере раскрыть потенции, заложенные в праве, прежде всего потенциал частного права — обстоятельство, свидетельствующее, помимо всего иного, о том, что не только в науке, но и в реальных жизненных отношениях "чистые" явления и предметы с наибольшей полнотой обнаруживают свою спе­цифику и возможности1.

1 И другой пример, уже близкий нашему времени. Ущербность юриди­ческой системы, существовавшей в советском обществе, состояла не только в ее заидеологизированном и репрессивном характере, но еще и в том, что в ней сообразно коммунно-болыпевистской догме существо­вала нацеленность на изничтожение, полное искоренение частного пра­ва в основных областях общественной жизни (напомню ленинские слова: "мы ничего частного в хозяйстве не признаем"). Благодаря этому совет­ское право приобрело однобоко публичные содержание и направлен­ность, и это стало характерным даже для такой, казалось бы, искон­ной обители частного права, как гражданское право, цивилистика. Час­тные же начала (частное право в своем чистом виде) сохранились в советских условиях, и то ограниченно, только в области бытовых отно­шений, а в основном они были загнаны в теневую, во многом крими­нальную экономику, где утратили цивилизованно юридический харак­тер, превратившись в обыкновения дикого, криминального рынка-база­ра (такого рода обыкновения во многом продолжают господствовать в России и после 1992 г. в условиях будто бы созданной, а в чем-то и действительно созданной "современной рыночной экономики").

547

Глава 13. Чистое право

И вот здесь, обращаясь к философской значимости деления права на публичное и частное, оправданно выс­казать предположение о том, что именно в нем, этом делении, скрыты и реализуются сами основы и принципы права как института цивилизации, приуготовленного ис­торией ("провидением", "замыслом природы") для "либе­ральной жизни" людей •— в идеале, в историческом изме­рении — для последовательно демократической, либераль­ной эпохи. По мнению В. А. Бублика, именно выделение публичного и частного права в их чистом виде позволяет охарактеризовать их как "глобальные активные правопо-рядки, индуцирующие свое влияние на любые право­вые отрасли..."1. А исходный пункт такой трактовки пра­ва, его расчлененности — это раскрываемый через част­ное и публичное право потенциал рациональной органи­зации жизни людей. Такой организации, в которой реали­зуются высокие начала разума2.

Частное право с этой точки зрения — это та сфера объективного права (права, органически единого с пуб­личным законом), в которой непосредственно, ближай­шим образом воплощается в системе юридических инсти­тутов, а через них в области внешних отношений есте­ственное "право свободы". Причем — таких институтов, которые представляют собой искусные и отработанные правовые построения в сфере собственности, гражданс­кого оборота, свободы договора, гражданско-правовых мер защиты и т. д.

1              Бублик В. А. Публично- и частноправовые начала в гражданско-пра­

вовом регулировании внешнеэкономической деятельности. Автореф.

дисс. ... докт. юрид. наук. Екатеринбург, 2000. С. 12.

2              Представляется важным еще раз сослаться на слова И. А. Покровско­

го о том, что юриспруденция "инстинктивно чувствует" в различении

публичного и частного права "...глубоко принципиальное; она смутно

улавливает глубокую разницу в самом духе права публичного и

частного..." (см.: Покровский И. А. Указ. соч. С. 38). Знаменательно, что

при этом замечательный русский правовед отмечает, характеризуя осо­

бенности частного права в отличие от публичного: "Ведь государствен­

ная власть принципиально не может допустить в этих областях рядом

с собой никакой другой воли, ничьей другой инициативы".

548

Часть III. Философско-правовые проблемы

Глава 13. Чистое право

549

Поэтому именно в цивилистике, в гражданском пра­ве прежде всего и особенно в гражданском праве Древ­него Рима в пору его расцвета в II—III вв. христианской эры (когда в юриспруденции было сильно влияние выда­ющихся юристов), стали складываться, кристаллизовать­ся, притом как будто бы спонтанно, как будто в силу одних требований практической жизни, а в действитель­ности — в силу могущества разума выраженные в мате­рии права начала, относящиеся к "равновесности" юри­дических позиций субъектов, их автономии, преимуще­ства договорных начал в юридическом регулировании (дис-позитивность) и др. Не случайно поэтому позже, в сред­невековую пору, римское частное право было восприня­то как обитель разума, и его разработка глоссаторами в европейских университетах долгое время рассматривалась как "право университетов".

Публичное право с рассматриваемых позиций — это вообще-то другой юридический мир, иная "юридическая галактика", и по мирозданческим меркам — сфера (пуб­личной власти, государственности) не менее значимая, чем само по себе право. По своей сути оно представляет собой продолжение только что указанного высокозначи­мого социального феномена — государства, публичной власти со всеми ее позитивными и негативными потенци­ями, также находящими выражение в достоинствах пра­ва, хотя и иного "качества" — публичного. Эти достоин­ства в результате демократизации общества реализуют­ся в принципах подчиненности власти закону, юридичес­ких процедурах ее осуществления, а в более широком плане — в принципах разделения властей, республикан­ской форме правления, и наконец, — в государственном обеспечении прав человека. Словом, в категориях право­вого государства. Таким путем формы и институты из другой "юридической галактики" как бы втягиваются в единую юридическую систему демократического общества, становятся совместимыми с частным правом и начинают

выступать в нем в качестве однопорядковых и взаимо­действующих подсистем1.

Так что, по всем данным, необходимо рассматривать правовую культуру и правовой прогресс в обществе рас-члененно, дифференцированно. При известной общности культуры и прогресса в сферах публичного и частного права все же основные тенденции и ценности, важные для общества и права, их развития и будущего, изна­чально складываются и реализуются отдельно, по ука­занным фундаментальным сферам. В публичном праве это такие категории и ценности, как "компетенция", "дис­циплина", "подчиненность", "ответственность"; в частном праве — "договор", "диспозитивность", "защита", "рес­титуция". В то же время взаимное проникновение этих категорий и ценностей из одной сферы в другую (напри­мер, конструирование в частном праве категории "ответ­ственность" штрафного характера или применение в пуб­личном праве конструкции "договор") не должно засло­нять того решающего обстоятельства, что каждая из них имеет свою первородную обитель, по своим исходным свойствам коренится либо в естественном "праве свобо­ды" индивида, либо во властно-государственных нача­лах, и именно там, в "своей сфере", в полной мере раз­вертывается, получает адекватное и интенсивное разви­тие, и потому с учетом особенностей своей первородной

1 Хотелось бы обратить внимание на такой момент, который в отноше­нии частного права подробнее будет рассмотрен в последующем. При всей близости понятий "частное право" и "гражданское право" (так же, как и близости понятий "публичное право" и "административное право") между ними, как мы увидим, нельзя ставить знак равенства. Если частное и публичное право выражают начала права, связанные с разумом, его смысл, то гражданское право (так же, как право ад­министративное, трудовое, социального обеспечения и т. д. ) — это уже отрасль национальной юридической системы. Отрасли же пози­тивного права могут по-разному выражать те или иные исходные пра­вовые начала. Например, гражданское право — как это было в совет­ском обществе — имело в основном опубличенный характер. Но и при последовательном выражении частноправовых начал в гражданском праве всегда наличествуют известные публично-правовые элементы, а порой и целые институты (например, институты опеки, регистрации юридических лиц и т. п.).

550

Часть III. Философско-правовые проблемы

Глава 13. Чистое право

551

обители и одновременно — новых условий должна рас­сматриваться наукой1, воплощаться в законодательстве и применяться в юридической практике2.

После приведенной краткой характеристики частно­го и публичного права обратимся к тем чистым началам, которые выражены в этих сферах права. Сферах, кото­рые — скажу еще раз — выражают не столько класси­фикационные критерии и в этой связи — не столько же­стко формально разъединенные участки правовых сис­тем, сколько разные, в чем-то полярные "юридические миры", отличающиеся друг от друга, в первую очередь, как раз исходными правовыми началами.

Что это за начала, принципы? Самым общим обра­зом на этот вопрос можно ответить так.

Частноправовые начала, являющиеся основой част­ноправовой культуры, по своей сути сводятся к такому юридическому порядку, в соответстеии с которым от-

1              Здесь уместно и такое еще замечание. В отношении научных разра­

боток, совершенных правоведами в условиях советского общества (в

них, как уже отмечалось, немало позитивного, вполне соответствую­

щего мировому уровню науки), нужно постоянно иметь в виду, что

они -— даже в позитивных своих гранях — сориентированы все же на

публично-правовую культуру. Эти разработки, особенно обобщающе­

го характера, зачастую не принимают во внимание данные и ценнос­

ти частноправовой культуры, которые по многим фундаментальным

проблемам правовой теории (например, договорной формы юридичес­

кого регулирования) призваны служить отправным пунктом научного

анализа.

2              Выскажу здесь в постановочном порядке общетеоретическое сообра­

жение на возможную и, не исключено, конструктивную перспективу

разработки проблемы.

Краткая характеристика частного и публичного права позволяет, думается, наметить контуры сложного многозвенного пути движения природно-социальных процессов от природных предпосылок к праву. Это движение от природных предпосылок, которые выражены, с од­ной стороны, в обособлении отдельных особей из "социально-биологи­ческого целого", а с другой — в поддержании иерархической системы подчинения, через появление соответствующих объективных требова­ний формирования "своего" закрепления и гарантирования за каждой особью, к образованию частного и публичного права, которые стано­вятся результатом уже разумного восприятия и осмысления указан­ных требований людьми (и потому выступают под данным углом зре­ния в качестве продукта разума).

дельное, частное лицо вправе самостоятельно, автономно, по своей воле, независимо от усмотрения го­сударственной власти о п р е д е л я т ь юридически значимые условия своего поведения, а учреждения госу­дарственной власти — как это ни парадоксально — обя­заны признавать, конституировать и принудительной си­лой поддерживать эту юридическую значимость и обеспе­чивать решение всех спорных вопросов независимым судом.

Отсюда вытекают и все другие принципы, характер­ные для частного права, которые выражаются в граж­данском законодательстве (в российском гражданском за­конодательстве — ст. 1 ГК): юридическое равенство субъектов, их однопорядковое правовое положение, до­минирование в их взаимных отношениях свободы догово­ра, недопустимость вмешательства кого-либо, и в первую очередь — власти, в юридически значимую автономию субъектов.

Нетрудно заметить, что частное право — это бли­жайшее выражение того, что применительно к объек­тивному праву может быть отнесено к чистому праву в целом, в том числе и с точки зрения категорического императива практического разума — "всеобщего право­вого закона". При последовательно демократическом общественном строе эти чистые начала — пусть на практике при необходимости в сочетании с властно-императивным порядком — представляют собой необхо­димый и важнейший элемент организации жизни людей, которая имеет характер "правового гражданского обще­ства".

В отношении же фактов истории нельзя вновь не сказать об удивительном феномене римского частного права, которое в незапамятные времена — два тысяче­летия тому назад, в преддверии и в самом начале хрис­тианской эры, уже по многим своим характеристикам "явило собой" как раз чистое право, что и предопре­делило  столь  мощное  его  влияние  на  все последу-

552

Часть III. Философско-правовые проблемы

ющее мировое правовое развитие, на весь правовой про­гресс1.

Иные исходные начала характерны для публичного права, для свойственного ему пласта правовой культуры. Это, обобщенно говоря, порядок "власти—подчине­ния", т. е. порядок, в соответствии с которым лица, об­ладающие властью, вправе односторонне и непосредственно, в принципе без каких-либо дополнительных решений иных инстанций определятгьь поведение других лиц (подвластных, подданных), и сообразно этому вся система властно-принудительных уч­реждений обязана силой принуждения обеспечивать пол­ную и точную реализацию приказов и команд власти, а "все другие" лица безусловно им подчиняться.

Отсюда вытекают и все другие принципы публично­го права: различие, разнопорядковость правового стату­са лиц, иерархичность положения и разный объем власт­ных правомочий у властвующих лиц, наличие своей, "ве­домственной" юрисдикции, отсутствие ориентации на решение спорных вопросов независимым судом. По мере развития демократии, как уже говорилось ранее, эти принципы обогащаются институтами высокого демокра­тического порядка (гарантиями для граждан, демократи­ческими процедурами и др.), становятся совместимыми со всеми другими подразделениями гуманистического права, но это не меняет самой сути, самой природы пуб­лично-правовых начал.

1 О. Шпенглер, характеризуя римское частное право, говорит о необ­ходимости "знания античного права, причем не как образца значимых ныне понятий, но как блестящего примера права из чисто практи­ческой жизни эпохи" (см.: Шпенглер О. Закат Европы. Очерки мифоло­гии мировой истории. М.: Мысль, 1998. Т. 2. С. 86). Это мнение неспра­ведливо. Римское право "блестящий пример", неповторимый и исто­рический, прежде всего возникновения и кристаллизации чистой мысли, в особенности по пониманию логики права, закладываемой в понятийный аппарат и юридические конструкции.

Не скрою, несколько странное впечатление производит мнение О. Шпенглера (ранее уже упомянутое), когда он во имя обосновывае­мого им мнения в отношении римского частного права с одной лишь ссылкой на то, что "классические юристы (160—200) Папаниан, Уль-пиан и Павел были арамеями", относит выработанные ими теоретичес­кие конструкции к... арабскому праву (Там же. С. 73).

553

Глава 13. Чистое право

А теперь один из самых непростых для обоснования (и кажется, понимания) пунктов в рассматриваемом воп­росе, о котором в общей форме уже говорилось. Не сле­дует смешивать, отождествлять частное и публичное право как "чистые" категории, с одной стороны, а с дру­гой — отрасли объективного права, даже такие близкие к указанным категориям, как гражданское и админист­ративное право. В настоящее время по данному кругу проблем в литературе приведены новые, весьма суще­ственные соображения, в соответствии с которыми пуб­личное и частное право — с одной стороны, а с другой — административное и гражданское право представляют со­бой "парные" явления, не совмещающиеся в полной мере друг с другом1.

Так, скажем, административное право наряду с го­сударственным правом в традиционно-юридическом зна­чении представляет собой ближайшее и прямое вопло­щение публично-правовых начал, их адекватное претво­рение в материи объективного права. Но одновременно:

а)             административное право в известной мере отра­

жает в ткани юридического регулирования также и осо­

бенности "предмета" — построение органов администра­

тивного управления, своеобразие их соподчинения, оп­

ределяемое законом и т. д.;

б)            по мере развития демократии в данном обществе

административное право (а еще более государственное

право в традиционном его понимании, т. е. по нынешней

юридической лексике — конституционное право) исполь­

зует определенные положения, как это ни покажется

странным, частного права. Внимание — не цивилистики,

не гражданского права, а именно частного права, когда

в соответствии с требованиями развивающейся демокра­

тии оказывается необходимым обогатить и порядки "вла­

сти—подчинения" такими методами, формами, которые

своим источником имеют объективированные начала сво-

Бублик В, А. Указ. соч. С. 12.

554

Часть III. Философско-правовые проблемы

Глава 13. Чистое право

555

боды личности, других субъектов. В связи с этим и скла­дываются в административном праве институты, в чем-то сходные с институтами гражданского права, — ин­ституты административного договора, процессуальных га­рантий и даже подведомственность некоторых админист­ративных споров независимому суду.

Весьма сложные вопросы возникают при рассмотре­нии с указанных позиций такой фундаментальной отрас­ли объективного права, как гражданское право. Об этих вопросах, а также о причинах, обосновывающих неиз­бежность разграничения публичного и частного права, с одной стороны, а с другой указанных фундаментальных отраслей, — в следующем пункте данного параграфа гла­вы.

4. Диспозитивное и обязывающее построение пра­вового материала. Здесь перед нами такие категории, которые во многом основываются на частном и публич­ном праве и даже воспроизводят их существенные чер­ты, но которые всё же имеют самостоятельное значе­ние, представляя собой две особых модели построения правовой материи. Именно самой правовой материи, ибо в данном случае речь идет о "чистых" ка­тегориях сугубо юридического характера, о двух типи­ческих разновидностях, двух общих моделях построения правового материала, различаемых в зависимости от того, что лежит в основании такой модели — является ли ее центром субъективное право или же юридическая обя­занность.

Поразительно, но в данном случае логика права, выраженная в правовом регулировании [II. 8. 2], полнос­тью совпала с категориями чистого права и — что не менее существенно — связывается здесь с их определя­ющими началами — принципами частного и публичного права.

Ведь одна из таких моделей (дозволительное и дис­позитивное построение правового материала: его схе­ма — субъективное право + юридические гарантии) ос­новывается на частном праве. Ее суть в предоставлении

лицу возможности самому, своей волей определять свое поведение, что открывает простор для действий лица по своему усмотрению, по своей воле и своему интересу.

Характерно, что с рассматриваемых позиций и об­щедозволительный тип правового регулирования ("дозво­лено все, кроме запрещенного законом"), который так­же выражает своеобразную логику права, представляет собой особую разновидность дозволительного регулиро­вания. Разновидность, специфика которого заключается в том, что лицо имеет не просто субъективное право, а общее право.

Такого же рода суждения могут быть сделаны и в отношении другой модели (обязывающего, императивно­го построения правового материала: его схема — юриди­ческая обязанность + юридическая ответственность). В ее основе публичное право, и ее суть в обеспечении органи­зованности, строгого порядка в жизни общества, во вза­имоотношениях людей, в обеспечении необходимой обще­ственной дисциплины. Здесь также есть особая разновид­ность, синхронно в зеркальном соотношении переклика­ющаяся с общедозволительным регулированием, — раз­решительный тип, находящий выражение в другой общеизвестной формуле: "запрещено все, кроме прямо разрешенного законом".

Указанные две модели построения правового мате­риала, и в особенности общедозволительный и разреши­тельный типы регулирования (и то и другое обрисовано в этой книге в самых общих чертах) представляют собой в юридическом отношении еще более "чистые формы", нежели частное и публичное право. Они, по-видимому, в меньшей степени отражают природно-естественную основу права; но зато они затрагивают само юридическое суще­ство правового регулирования, его логику, имеют уни­версальное значение для всех отраслей права.

5. Отраслевые начала. О следующей группе принци­пов, относящихся к категориям чистого права, можно, пожалуй, говорить только в сугубо постановочном порядке.

556

Часть III. Философско-правовые проблемы

Глава 13. Чистое право

557

Суть вопроса здесь вот в чем. Рассмотренные ранее принципы имеют общий характер, то есть, как можно предположить, распространяются на право в целом. Но возникает предположение: нет ли подобных принципов на отраслевом уровне — таких, которые распространяются только на ту или иную отрасль права или группу отрас­лей?

Известные предпосылки для возможно положитель­ного ответа на это предположение содержатся в разра­ботках правоведов, предпринятых — вновь перед нами уже ранее отмеченный парадокс! — в советском обще­стве. Неудовлетворенность немалого числа советских пра­воведов тем, что по официальной догме все особенности права должны находить объяснение в "предмете", нахо­дила выход в том, что их научный поиск все более сосре­доточивался на анализе своеобразия "юридической фор­мы", обозначаемой в большинстве случаев в качестве осо­бого "метода" регулирования — второго, как было при­нято считать, после "предмета" критерия той или иной отрасли. И этот поиск приводил не только к тому, что происходило возвращение — пусть и в эзоповском сло­весном обличье — к идеям частного и публичного права (это касается в основном гражданского и административ­ного права), но и к тому, что в рамках указанных и дру­гих отраслей обнаруживались и подвергались научному осмыслению их отраслевые юридические особенности.

К сожалению, этот уникальный научный поиск (по­иск, не имеющий в мировой науке аналогов и до сего времени по достоинству не оцененный) не был завершен. Начавшиеся в советском обществе демократические и ры­ночные преобразования, как это, на первый взгляд, ни странно, захлестнули ростки передовых научных взгля­дов по данной группе вопросов иными тенденциями — политическими страстями, стремлением некоторых пра­воведов сохранить "доброе марксистское старое", а дру­гих правоведов — скорее-скорее избавить от "всего ста­рого" и уподобиться западной юриспруденции, отличаю­щейся в немалой степени жесткой коммерциализацией,

узкой практической специализацией и скепсисом в оправ­данности абстрактных теоретических разработок.

Между тем исследования по вопросам "юридической формы", проведенные советскими правоведами, в том числе в отношении отдельных отраслей права, явились не только своего рода отдушиной для ученых в обстанов­ке тяжелой идеологической марксистской, ленинско-ста-линской идеологической тирании, но, как видно теперь, объективно оказались такими по своей сути и в перспек­тиве, что в немалой степени сообразуются с некоторыми гранями передовых и конструктивных философских пред­ставлений о праве, его месте и роли в судьбе и будущем человечества. В особенности с тем блоком передовых пред­ставлений, которые были намечены Кантом в его идее чистого права.

С наибольшей выразительностью приведенные сооб­ражения могут быть, пожалуй, продемонстрированы на примере разработок специалистов по гражданскому пра­ву — обители исходной фактической основы указанных исследований, "юридической догматики". Именно в по­добных разработках были проведены исследования по, казалось бы, идеологически нейтральным проблемам, ко­торые привели к осмыслению таких чистых (по своей ис­ходной основе) цивилистических категорий и принципов, как "юридическое равенство", "диспозитивность", "авто­номия" и др., а суммарно — к пониманию юридической специфики метода гражданско-правового регулирования1. Определенные шаги по нахождению своего "особого ме­тода" были сделаны в сфере трудового права, семейного права, других отраслей. Они шаг за шагом подводили к мысли, что каждая реально обособившаяся в правовой системе отрасль права обладает неким специфическим юридическим режимом регулирования, который, судя по всему, и состоит из "чистых" отраслевых категорий и принципов.

1 См.: Яковлев В. Ф. Гражданско-правовой метод регулирования обще­ственных отношений- Свердловск, 1972; его лее. Россия: экономика, граж­данское право. М., 2000. С. 49 и ел.

558

Часть III. Философско-правовые проблемы

Глава 13. Чистое право

559

Пока обо всем этом приходится говорить в сугубо постановочном порядке. Вместе с тем нужно твердо знать, что как раз на данном пути научных исследований, и при­том в условиях, когда оказывается возможным использо­вать научный потенциал теорий частного права и уже не требуется "оглядываться" на тотально господствующую систему коммунистических догм, могут открыться значи­тельные, еще не использованные резервы правоведения как одной из высокозначимых гуманитарных наук. И, сле­довательно, именно здесь кроется важнейший потенциал правоведения, перспектива использования его данных для решения проблем, относящихся и к углубленной прора­ботке острых современных проблем, и к более широкому кругу вопросов о судьбе человеческого общества, его будущего.