§ 3. Правоведение в структуре права

1. Правоведение как юридическая реальность. Свое­образие правовых идей дает основание для того, чтобы с новых позиций подойти к определению места и назначе­ния юридической науки и правоведов в правовой и соци­альной жизни общества, да и некоторых граней самого понимания права.

Коль скоро правовые идеи в истинном своем значе­нии (а не просто общефилософские или, хуже того, спе­кулятивные, умозрительные суждения и фантазии гума­нитариев "по поводу" права) проникают непосредственно в материю этого социального образования и являются одним из выражений его специфики и черт, то отсюда следует, что и наука, концентрирующая такого рода идеи, — юридическая наука находится в тесном взаимо­действии (и даже — внимание! — во взаимопроникнове­нии) с позитивным правом, с самим его "телом", с право­вой материей.

Это взаимодействие и — что особо существенно — взаимопроникновение (как показывают данные, относя­щиеся к различным юридическим системам) являются настолько значительными, что в реальной действитель­ности и в исторических оценках та или иная национальная юридическая система во многом предстает в том виде, в каком она "выглядит" в разработках и суждениях пра­воведов. И это не иллюзорная (во всяком случае не толь­ко и по большей части, пожалуй, даже не столько ил­люзорная, сколько идеологизированная) видимость су­ществующих юридических реалий, сама по себе юриди­ческая реальность, от которой в немалой мере зависит действие права, его применение, судебная практика. Здесь, надо полагать, научная мысль раскрывает и пред­ставляет те не очень-то наглядно, не очень-то зримо выраженные черты и особенности правовой материи, ко­торые без соответствующих правовых идей так бы и ос­тавались "спрятанными" в ее глубинах.

618

Часть III. Философско-правовые проблемы

Глава 14. Право — бытие разума

619

Первая же в истории развитая юриспруденция, ко­торая к тому же приобрела наднациональное значе­ние, — юриспруденция Древнего Рима — "представила" действующее римское право не в его сугубо реалисти­ческом виде необозримого конгломерата бесчисленных прецедентов, преторских эдиктов, разрозненных законо­дательных установлений (хотя нередко именуемых "ко­дексами", "конституциями"), а в том упорядоченном, ло­гически стройном облике, какой придали ему в своих мно­гочисленных и обширных трудах разработки римских пра­воведов. В особенности в "золотой век" римской юриспру­денции, когда суждения ведущих римских юристов через институт jus respondendi приобретали непосредственно нормативное значение1. Такой облик стройной, упорядо­ченной нормативной системы (хотя уже главным образом под углом зрения исторических оценок) еще в большей мере "развернулся" через кодификацию Юстиниана, рас­крывшую спонтанно сложившийся строго системный ха­рактер римского частного права.

Нечто подобное произошло и с современным общим, прецедентным правом, когда в Англии разработки Блэк-стона позволили преодолеть представление о действую­щем английском праве как о "хаосе прецедентов", а в США — во многом через официозные сборники (прежде всего через Единообразный торговый кодекс) — создать даже видимость известного кодификационного единства всей системы права.

И там, и здесь научная мысль, доктринальные раз­работки в какой-то мере проникли, "вжились" в право­вую материю, придали ей в восприятии людей тот облик, который как будто бы не следовал из сугубо внешних о

1 Как показал И. А. Покровский, "мало-помалу не только такие фор­мально данные responsa, но и иным образом высказанные мнения (sententiae opimones) юристов cum jure respondendi пробрели большое влияние на практику, в особенностий если мнения разных юристов сходились. Вследствие этого таким мнениям приписывается также сила "как бы закона" (legis vicem), а самые эти юристы в глазах последую­щего времени представлялись подлинными "создателями права" — conditores juris.." (см.: Покровский И. А. История римского права. СПб., 1998. С. 197).

ней впечатлений, но который на самом деле отражал дей­ствительные системные характеристики указанных юри­дических систем как объективированных институционных образований.

2. Правоведы в системе юридической регуляции. Специально следует отметить те исторически своеобраз­ные случаи в мире права, когда действие юридической системы как регулирующего фактора проявляется непос­редственно через юридическую пауку, через суждения и выводы правоведов.

Наиболее показательно в этом отношении исламское право — совокупность норм, которые следуют из боже­ственных откровений, открытых людям Аллахом через пророка Мухаммеда. Ведь его основной источник — Ко­ран — представляет собой собрание заповедей, религи­озных изречений пророка Мухаммеда общего религиоз­ного порядка. То же самое характерно и для сунн — второго по значимости источника исламского права. И сунны являются собранием изречений и деяний, кото­рые мусульманская священная традиция приписывает про­року и его ученикам. То и другое, и Коран и сунны, яв­ляясь источниками права, неизменно остаются носителя­ми божественных откровений; они не кодексы в строго юридическом значении, отличающиеся в идеале по всем нормативным положениям точностью и конкретностью юридических норм. И потому своего рода "перевод" боже­ственных откровений, которым обязан следовать верую­щий, в конкретные и детализированные юридические нормы, распространяющиеся на те или иные жизненные ситуации, оказался уделом правоведов, которые — надо еще раз это оттенить — призваны сообразно безусловно действующей доктрине не "создавать некое новое пра­во", а раскрывать применительно к тем или иным жиз­ненным ситуациям и формулировать в виде конкретных норм право, дарованное Аллахом и содержащееся в Ко­ране и суннах.

Отсюда "повышенное7' социальное и юридическое значение правоведения и правоведов в области исламско-

620

Часть III. Философско-правовые проблемы

Глава 14. Право — бытие разума

621

го права, их интерпретаций (далеко не всегда точно со­гласующихся с современным мировым уровнем правовой культуры, что и служит почвой неблагоприятных, порой жестко отрицательных оценок). И отсюда же следует, что вполне оправданно здесь, в области исламского права, значение источника права, вслед за Кораном и суннами, получила иджма — "единое мнение всей исламской об­щины, неспециалистов и юристов, по какому-либо воп­росу исламского учения об обязанностях правоверных"1. Причем решающее значение в соответствующих случаях придается согласованному, единому мнению ученых; имен­но оно в конечном счете определяет, какое положение Корана или сунны непосредственно либо по аналогии сле­дует применять в качестве действующего права. И вмес­те с тем уже начиная с IX в. возобладало мнение, что юристам нельзя принимать самостоятельные решения по какому-либо правовому вопросу, основываясь непосред­ственно на Коране и сунне. Их деятельность по большей части ограничивается толкованием и разъяснением пра­вовых книг, которые отдельными школами были призна­ны как авторитетные источники2.

Иначе сложилась миссия юридической науки в пра­вовой системе из иного времени и юридического ареала, но также отличающейся глубоко идеологизированным характером (по византийскому образцу), — в системе со­ветского права.

Здесь главным назначением науки, в особенности ее официальных и официозных подразделений, непосред­ственно представляющих ортодоксальную коммунистичес-

1А в связи с этим существенное значение приобрел принцип суждения по аналогии кыяс, "то есть — как разъясняется в литературе, приме­нение соответствующих норм, сформулированных в Коране, сунне или иджме, к новым аналогичным случаям". Более позднее и более гибкое понимание этого принципа таково: "В качестве нормы права стали при­знавать единое мнение, достигнутое в определенный период времени учеными всех школ или даже какой-либо отдельной школы. Этот прин­цип имеет в историческом плане что-то общее с древнеримским communis opinio prudentium (единое мнение ученых-специалистов)" (см.: Цвайгерт К., Кётц X. Указ. соч. Т. 1. С. 453). 2 Там же. С. 543—454.

кую доктрину (в обстановке сталинизма, сталинской ти­рании), стала идеология мистификации, изображение советского права в качестве "самого передового", "само­го лучшего и образцового в мире и во все времена". Это­му способствовали некоторые позитивные элементы, и в особенности формулы, включенные в советские законы, иные нормативные акты (такие, как записи о "воле тру­дящихся", на которой будто бы строятся законы), ряд нормативных установлений социального порядка, также рекламируемых в качестве таких, которые "служат тру­дящемуся народу" (тем более с учетом того, что советс­кое социальное законодательство действительно имело известные достижения, неведомые другим странам). Увы, восхваление такого рода записей и установлений служи­ло не столько отражением некоторых позитивных эле­ментов, сколько декоративным прикрытием реального репрессивного коммунистического режима, который стро­ился на насилии, догмах и практике диктатуры пролета­риата, революционного правосознания, по сути дела, фи­лософски модернизированных постулатах "византийства".

Но тут могут быть отмечены и явления парадоксаль­ного характера.

Советская юридическая система (правда, в тех обла­стях, которые не относятся к самому коммунистическо­му строю, его институтам, его силовому стержню) порой становилась заложницей проповедуемых в науке идей. В ряде случаев при решении трудовых споров, дел по социальному обеспечению и даже уголовных (не полити­ческих) дел, как и при решении подобных же процессу­альных вопросов учреждения советской юстиции стреми­лись продемонстрировать строгость и последовательность "социалистических завоеваний трудящихся" и рассмат­ривали юридические дела с опорой на упомянутые запи­си и установления в интересах граждан, защиты их прав.

3. Практикующие юристы. Наиболее яркий, выра­зительный феномен, демонстрирующий влияние юриди­ческой науки на мир права, проявился в тех вариантах исторического государственного и правового развития,

622

Часть III. Философско-правовые проблемы

Глава 14. Право — бытие разума

623

когда в области юриспруденции решающее значение при­обретали практикующие юристы, образующие влиятель­ные слои общества, особые сословия.

Именно с такими направлениями государственного и правового развития, вызвавшего формирование влиятель­ного сословия правоведов-практиков, во многом связано само "появление на свет" общего, прецедентного права. Прежде всего в том его классическом, "чистом" виде, как это произошло в Англии (а затем в США, в других странах англо-американской группы). Появление в Анг­лии в XII—XIII вв. королевской юстиции с общей импера­тивной юрисдикцией, осуществляемой профессиональными судьями, как раз и положило начало тому процессу, ко­торый в последующие столетия привел к утверждению в жизни общества мощной юридической системы, имеющей по отношению к местным обычаям единый, унифициро­ванный характер (что и обусловило само наименование действующего права как "общего").

Нередко при освещении своеобразия общего, преце­дентного права подспудно проскальзывает мысль, что здесь в отличие от права континентальной Европы (в особенности германского права) юридическая наука оста­лась в стороне от правового развития. Да, английская юридическая система не испытала того прямого влия­ния, которое на континенте оказали на развитие пози­тивного права, в особенности на кодификационные про­цессы Франции, Австрии, Германии, Швейцарии, дру­гих стран, философия просветителей, теория естествен­ного права, пандектистика.

Но в Англии произошло явление не менее значи­тельное. Еще в средневековую эпоху в ней в связи с фор­мулярным процессом — как тысячелетие ранее в Древ­нем Риме — начало складываться и развиваться, так ска­зать, первородное юридическое мышление, выраженное в ориентировке на строгие юридические конструкции, соответствующие правовые идеи и концентрируемое в устойчивых представлениях сословия юристов. Правда, оно, это своеобразное юридическое мышление, не полу-

чило такого же, как в культуре римского права, "теоре-тизированного выражения" в логических суждениях юри­стов-классиков "золотого века" римской юриспруденции, а затем уже в средневековье в разработках глоссаторов, в пандектистике.

Но здесь, на английской земле, в самом ходе право­вого развития произошло не менее значимое явление. Здесь оказались как бы кристаллизованными, заложен­ными в саму органику правовой жизни первородные ос­новы истинного правоведения, которое в силу самой по себе юридической логики неизбежно выводит на фунда­ментальные юридические идеалы и ценности. И надо ви­деть, что это тоже юридическая наука, притом в самом строгом ее значении, что впоследствии оказало столь внушительное позитивное влияние на демократическое развитие Великобритании, других стран.

Нужно дополнительно к сказанному отметить еще и то, что английская юридическая культура, в особенности в ходе начавшихся в XVI—XVII вв. известных демокра­тических преобразований, находилась все же не только в общем потоке мирового правового развития, но и в поле общего европейского просветительского движения, вза­имодействия и взаимовлияния правоведения на Европей­ском континенте. А это обусловливает принципиальную идентичность результатов правового развития и в нема­лой степени, на мой взгляд, коренится в единстве исто­рических греко-римских корней континентального права и аналогичных процессов становления права в Англии — всего того, что образует современную западноевропейс­кую правовую культуру.

4. Правоведы в системе общего, прецедентного пра­ва США. Особенности развития общего, прецедентного права в США, так же как и в Англии, во многом связаны с сословием юристов, с тем типом юридического мышле­ния и правопонимания, которые сопряжены с деятельно­стью юристов-практиков. И здесь, по словам Макса Вебе-ра, наблюдается та закономерность правового развития, в соответствии с которой правовой стиль какого-либо оп-

624

Часть III. Философско-правовые проблемы

ределенного общества отчетливо проявляется в профес­сиональном образовании и деятельности, в сословных орга­низациях и экономических интересах юристов, именуе­мых Вебером юристами высокого ранга (Rechtshonora-tioren)1.

Вместе с тем представляется весьма важным учиты­вать своеобразие влияния правоведения и правоведов на американскую юридическую систему, которое в свою оче­редь решающим образом обусловлено рядом особеннос­тей самой этой системы. Тем прежде всего, что она как система общего, прецедентного права, воспринятая пе­реселенцами при формировании североамериканской го­сударственности уже в "готовом", и притом сугубо праг­матическом виде, не несла в себе сформировавших ее исторических традиций, трудной судьбы и ценностей об­щеевропейской значимости. И плюс к тому еще отторгала всякого рода "юридическую казуистику", пандектисти-ку, ее "премудрости", относимые по настроениям аме­риканских революционеров к европейской феодальной схоластике и реакционным порядкам.

С другой стороны, воспринятое в своеобразных севе­роамериканских условиях общее, прецедентное право в его прагматической значимости сразу же получило опо­ру в ведущем источнике писаного права — в Конститу­ции 1779 г., которая, наряду с передовыми институтами демократической государственности, закрепила основные, фундаментальные права и свободы человека, имеющие

1 Weber M. Wirtschaft und Gesellshaft. 1956. S. 457 ff. По утверждению М. Вебера, такого рода особенности профессионального образования и деятельности юристов-практиков, наиболее выразительно проявивши­еся в английской юридической элите, связаны с процессом обучения в средневековых школах-гильдиях: "Этот способ обучения естественным образом приводит к формализму в обращении с правом, основанным на прецедентах и аналогиях. Практика применения права требует... не его систематизации, а создания списка типовых контрактов и исковых формуляров, пригодных для практических потребностей и ориентиро­ванных на постоянно повторяющиеся виды тяжб. Поэтому воспроизво­дится то, что взросло на почве римского права под названием "кауте-ларная юриспруденция" (Kautelarjurisprudenz)" (см.; Цвайгерт Я., Кётц X. Указ. соч. Т. 1. С. 292).

625

Глава 14. Право — бытие разума

высокое гуманистическое содержание. И потому корпус американских юристов, в первую очередь служители Фемиды — судьи, взамен "догматической схоластики" получил в качестве главного ориентира своей профессио­нальной деятельности и образа юридической мысли выс­шие духовные, гуманитарные ценности.

Все это позволило американскому правоведению по ряду позиций "вырваться вперед" в мировом правовом развитии; и одновременно, к сожалению, по сути дела игнорировать или прямо отторгать "юридическую догма­тику", все то, что в действительности относится к самим основам юридической культуры как глобальному явлению. Последний из указанных моментов к тому же совпал как с особенностями исповедуемых большинством переселен­цев социально-культурных ценностей, не имеющих для переселенцев собственных корней на Американском кон­тиненте, так и со своеобразием американского капита­лизма с его жесткой направленностью на сугубо прагма­тические результаты рыночной экономики, первоначаль­но — как, увы, везде — выступившей в виде "разбойни­чьего рынка".

Отсюда с достаточной отчетливостью можно видеть как несомненные достоинства американской юриспруден­ции, ее непреклонность в утверждении прав и свобод че­ловека и придания приоритета в юридической области правосудию, так и, с другой стороны, ограниченность и однобокость юридических подходов и образа мысли, ха­рактерные для них тенденции отторжения собственно юридических ценностей, склонность к замене их катего­риями чисто экономико-прагматического, узкосоциального и даже личностно-психологического характера.

Именно с этим сопряжено доминирование в амери­канской юриспруденции узкосоциологических, "реалис­тических" интерпретаций права, и сообразно этому — придание значения общезначимых постулатов таким сен­тенциям американских правоведов (подчас высказывае­мых попутно, в публицистическом жанре), как "право су­ществует вне логики: оно основано на опыте" и само оно,

626

Часть III. Философско-правовые проблемы

Глава 14. Право — бытие разума

627

право, — явление "простого пророчества, которое суды претворяют в жизнь" (Холмс), или сентенциям, согласно которым то, как "судьи решают споры, и есть само пра­во" (Н. Люэллин).

Такого рода процессы в американской юриспруден­ции, связанные с утратой правовых идей, ценностей ми­ровой юридической культуры1, место которых во многом заняли требования "прагматического реализма"2, стали наряду с отмеченными ранее достоинствами определяю­щими в правовой жизни.

Здесь, разумеется, есть позитивные элементы, важ­ные для практики и правопонимания акценты (в том чис­ле, например, для определения места и значения в сфе­ре права категории "жизненная ситуация", учета при решении таких ситуаций экономических, политических, нравственных и даже психологических факторов). И оп­ределенные элементы реалистического подхода к право­вым явлениям получили известное признание в европей-

1              По мнению Паунда (которое, как и мнение М. Вебера, воспроизводит­

ся по книге К. Цвайгерта и X. Кётца), "современный преподаватель

права должен изучать социологию, экономику и политику. Он должен

знать не только судебные решения и принципы, лежащие в основе их

принятия, но в той же мере обстоятельства и условия, социальные и

экономические, в которых эти принципы должны применяться, а так­

же состояние умов и чаяния населения, составляющие среду, в кото­

рой эти принципы будут практически реализованы. "Юридические

монахи", которые проводят свою жизнь в атмосфере чистого права,

безжизненной и лишенной живого человеческого слова, не могут сфор­

мулировать практические принципы, применяемые в беспрестанно

меняющемся мире из крови и плоти. Наиболее логичные и блестяще

обоснованные нормы могут уничтожать право при практическом приме­

нении, так как не приспособлены к среде, в которой они должны прово­

диться в жизнь" (см.: Цвайгерт К., Кёгпц X. Указ. соч. Т. 1. С. 368—369).

2              Как отмечается в современной научной литературе: "... "Реалисты"

видели свою важнейшую задачу в том, чтобы разыскивать и анализи­

ровать фактический материал, на основе которого "слуги закона" при­

нимают определенное решение для данного конкретного случая, и ни­

какое другое. Исходным пунктом при этом служит убеждение, что

традиционная правовая догматика не имеет большого значения для

решения дел и часто лишь дает материал, который помогает судье

дополнительно отшлифовать решение, уже найденное им ранее дру­

гим способом. По мнению "реалистов", даже связанность прецедентом

более не гарантирует стабильности права и предсказуемости будущих

судебных решений, что является основным постулатом ортодоксаль­

ных учений" (см.: Цвайгерт К., Кётц X. Указ. соч. Т. 1. С. 369—370).

ской юриспруденции, в том числе во Франции и в Герма­нии. Но в отличие от Германии и Франции идеи Паунда и "реалистов" стали доминантой в правовой жизни Соеди­ненных Штатов. "Правовые проблемы, введен­ные в научный оборот под названием "юридический реа­лизм", справедливо отмечено в литературе... определяли развитие правовой мысли в США на протяжении жизни прошлого поколения и фактически стали "общим местом"1.

Некоторые весьма неблагоприятные, по мнению ав­тора этих строк, тенденции в развитии юридической сис­темы США в немалой степени сопряжены как раз со слож­ной, противоречивой судьбой правовых идей и всего пра­воведения в их взаимосвязи с развитием американской экономики и политики.

5. Теоретики права. Наряду с той значительной ро­лью, которую играют в мире права юристы-практики (при­том, что наиболее существенно, через сферу юридичес­кого мышления, правовых идей) необходимо отдать дол­жное также и тому направлению развития правоведения, стержнем которого являются научные обобщения высо­кого уровня — теория права.

Недооценка этого направления в современном право­ведении и практической юриспруденции, проскальзыва­ющая в суждениях и оценках немалого числа философов и правоведов (таких, как суждения об "онаученном" пра­ве или "профессорском" праве), обусловлена не только упрощенно понимаемыми потребностями в живом праве, столь необходимом в нашу прагматическую эпоху. Такая недооценка обусловлена, по всей видимости, и тем влия­нием, которое по ряду геополитических причин и факти­ческих реалий оказывает американская юриспруденция, овеянная неким ореолом ультрасовременности, на умы политических деятелей и правоведов других стран. Тем более в обстановке будто бы происходящего "заката Ев­ропы".

1 Yntema. American Legal Realism in Retrospect, 14 Vand. L. Rev. 317 (1960). Цит. по: Цвайгерт К., Кётц X. Указ. соч. Т. 1. С. 370).

628

Часть III. Философско-правовые проблемы

Глава 14. Право — бытие разума

629

Между тем категории и разработки, относимые под­час с ноткой пренебрежения к "профессорскому" или "она­ученному" праву (или даже, сообразно американскому научному стилю, к неким изыскам, по словам Паун-да, "юридических монахов", проводящих "свою жизнь в атмосфере чистого права"), достойны, несмотря на име­ющиеся крайности, совсем другой оценки. Эти категории и разработки, базируясь на уникальных достижениях римско-правовой мысли, основополагающих категориях мировой юридической культуры, призваны выражать в системе обобщений высокого уровня удивительное свое­образие правовой материи, ее специфическую логику и способствовать выходу права на фундаментальные цен­ности человеческого бытия, его настоящего и будущего, его судьбы. Что в свою очередь предопределяет отноше­ние в данном обществе к праву и к правоведению в насто­ящее время и в перспективе.

Вот почему, как уже отмечалось, есть серьезные основания для того, чтобы придавать процессу "онаучи­вания" права, начавшемуся в Европе с XVIII—XIX вв., не негативный оттенок, как это заметно в суждениях и оценках ряда специалистов в области сравнительного пра­воведения последнего времени, а значение явления круп­номасштабного положительного порядка, притом не толь­ко в отношении обогащения регулятивного потенциала современного права, но и в отношении развертывания его интеллектуально-гуманистического содержания, а также соответствующих тенденций и перспектив его раз­вития.

Под этим углом зрения можно отметить по крайней мере два направления влияния теоретических разрабо­ток, осуществляемых в юридической науке, на правовую жизнь общества.

Во-первых, это более углубленное понимание своеобразной материи права, которое в силу самой юри­дической логики "выводит" на важнейшие общечелове­ческие идеалы и ценности.

Конечно, понимание "глубин" юридической материи требует хотя бы адекватного восприятия самого феноме­на права, а отсюда непростых специальных юридических знаний, стремления проникнуть в существо, казалось бы, простейших юридических понятий — "субъект", "объект", "правомочие", "притязание" и т. д. Но стоит только встать на путь основательной научной проработки даже такого простейшего правового материала, как оказывается, что в юридической материи обнаруживается своя "высшая математика" — своеобразные свойства, сложные и тон­кие связи и соотношения, для которых характерна осо­бая юридическая логика. Эта логика, базирующаяся на сочетании "должного" и "сущего", на ряде других уже отмеченных в предшествующем изложении оснований, состоит, в частности, в том, что особенности права, ха­рактерные для него связи и соотношения неизбежно стя­гиваются (даже в неблагоприятной для права социальной среде) к своему центральному звену — к субъективным юридическим правам, как бы по самой юридической ло­гике требуя в том или ином виде и значении свободы для субъектов, исключения произвола, насилия. И она, эта юридическая логика, в силу своих оснований и особенно­стей уже несет в себе необходимые предпосылки и перс­пективу движения человечества к более высоким ступе­ням цивилизационного развития.

Понятно, такого рода предпосылки и перспективу в конце концов "схватывают" и юристы-практики, овладев­шие, пусть во многом и спонтанно, интуитивно тайнами юридической материи. Но путем юридической теории (коль скоро она не соскальзывает в наукоподобные спекуля­ции, формалистические крайности) эта "высшая матема­тика" права может быть раскрыта во всей своей полноте, многогранности, привлекательности. И тогда под "луча­ми" такой углубленной теории, под внешним, сугубо праг­матическим, регулятивным слоем юридической материи раскрывается, расцвечиваясь многоцветием культуры и свободы, ее истинный смысл и назначение в жизни лю­дей. Те ее качества, которые в ходе развития человечес-

630

Часть III. Философско-правовые проблемы

Глава 14, Право — бытие разума

631

кой цивилизации воплощаются в праве современного граж­данского общества.

Во-вторых, существенное направление влия­ния теоретических разработок, осуществляемых в юри­дической науке, на правовую жизнь общества выражено в выводах правовой теории о структуре права, его сис­теме.

Ведь материя права — это и есть "структура" ("внут­ренняя форма") в ее широком понимании, юридическая организация экономического, политического, духовного, иного фактического материала. В соответствии с этим позитивное право как жесткий организм (институцион­ное образование) отличается объективно существующей структурированностью, тем, что в ходе правового раз­вития в нем спонтанно, естественным путем складывают­ся как юридические конструкции разной сложности, так и известные общности — отрасли, институты, иные под­разделения. Но эти подразделения далеко не всегда на­ходят внешне строгое, четко объективированное выра­жение (в особенности в виде отраслевых кодифицирован­ных актов, кодексов)1, и это весьма отрицательно сказы­вается на восприятии права, толковании, практическом применении.

И вот тут на помощь позитивному праву приходит правовая теория. В ряде случаев — и это характерно прежде всего для юридических систем, построенных на прецедентах (т. е. в настоящее время главным образом для права англо-американской группы) — для придания пра­ву относительной системности, точнее для ее раскрытия или формального констатирования, оказываются доста­точными сами по себе теоретические разработки (как это

1 Вряд ли верен во всех отношениях распространенный в литературе взгляд, в соответствии с которым общее, прецедентное право в силу самой своей природы хаотично, не обладает "достаточной способнос­тью к самоструктурированию" и не может служить основой для раци­ональной систематизации. Другой вопрос, что эта структурированность как бы спрятана в необозримом множестве прецедентов и отдельных законодательных установлений и потому не находит (и сама по себе не может находить) строгого внешнего выражения.

случилось в отношении английского права еще в середи­не XVII в. благодаря труду У. Блэкстона "Комментарии к английским законам") или неофициальная либо полуофи­циальная, официозная систематизация действующего права (как это реализовалось в отношении частного, "ком­мерческого" права США).

По большей же части — и это характерно главным образом для романо-германского права — решающую роль играют здесь теоретические обобщения высокого уровня и правовые идеи, которые (обобщения, идеи) становятся "правовыми реальностями" путем кодификации. Кодек­сы, таким образом, выступают в данном случае преиму­щественно не в виде "формы систематизации" (как это принято считать), а в виде высшей, пожалуй, даже со­вершенной формы законотворчества и способа формиро­вания четко структурированной юридической системы с высоким уровнем нормативных обобщений и, стало быть, интеллектуального содержания. Как отмечалось в пред­шествующем изложении, наиболее ярким образцом тако­го кодифицированного акта стало Германское гражданс­кое уложение, Гражданский кодекс России, другие рос­сийские кодифицированные законы.

Вместе с тем и для правовых систем романо-герман-ской группы, в том числе и для российского права, су­щественное значение сохраняют и научные разработки по системе права как таковые, независимо от того, реа­лизованы они или нет в законодательстве. В тех или иных научных разработках могут неодинаково, с разными ак­центами отражаться те или иные элементы и тенденции, связанные с системой права. И это соответствующим об­разом влияет на то, как "выглядит" и функционирует дей­ствующее право, как и в каких направлениях вырисовы­вается его развитие.

Характерный пример тому — ожесточенные дискус­сии, которые в 30—40-х гг. проходили в условиях советс­кого общества по проблемам системы права. Прежде все­го по проблеме о месте гражданского права в "правовой системе социализма", о том, не следует ли его   "заме-

632

Часть III. Философско-правовые проблемы

нить", как настаивали правоведы ортодоксальной марк­систской ориентации, хозяйственным правом, при­званным утверждать плановые начала экономики, при­оритет государственной собственности, другие принципы социализма. Несмотря на то, что доминирующую роль в советском правоведении того времени играли последова­тельные марксисты-ортодоксы, цивилистическая наука сохранила свои позиции, в том числе и по вопросу о фун­даментальном значении в правовой системе гражданско­го права. И это объясняется не только научным потенци­алом этой базовой науки, но также и тем, что и в совет­ской, в целом по марксистским канонам опубличенной юридической системе, пусть и подспудно, реально в са­мом тексте действующего ГК существовали частноправо­вые элементы, и они определенным образом "давали знать" о своей перспективности, о том, что рано или поздно придет и их "время".

6. Правоведы в жизни общества. Думается, с учетом изложенного выше материала есть основания утверждать, что в связи с особенностями права (как "явления разу­ма") правоведение и правоведы призваны занимать высо­кое место в социальной иерархии общества. И не только потому, что они имеют ближайшее отношение к ключе­вым звеньям общества, прежде всего к политической вла­сти и к собственности, нередко напрямую включаясь в соответствующие политические и коммерческие струк­туры. Но и потому как раз, что состояние действующего права, выступающего наряду с другими характеристика­ми в качестве явления интеллектуального порядка, су­щественным, а нередко и решающим образом зависит от состояния науки, творческой активности правоведов: и юристов-практиков, и юристов-теоретиков.

С этой точки зрения имеются весомые основания по­лагать, что именно в области юриспруденции науке и специалистам-профессионалам уготовано особое, если угодно, "повышенно значимое" место, ничуть не уступа­ющее, а в чем-то превосходящее значение науки и про-

633

Глава 14. Право — бытие разума

фессиональной деятельности в иных социальных сферах (включая экономику, управление).

Конечно, подобная оценка оправданна, во-первых, поскольку само общество развивается в демократичес­ком направлении, утверждая идеалы и ценности совре­менного гражданского общества, а во-вторых, поскольку имеется в виду действительная независимая наука, испо­ведующая высокие идеалы истины, приверженности к общечеловеческим ценностям, служения людям. И тут в сфере правоведения есть проблемы, связанные с тем, что деятельность юристов во многих случаях (даже в об­ществах, объявивших себя демократическими) "замкну­та" на обслуживании интересов государственного аппа­рата, а порой, в особенности при доминировании автори­тарной власти и тоталитарных режимов, напрямую носит "придворный" характер, строится по принципу "чего из­волите" и, к несчастью, подчас утрачивает даже подобие правовой деятельности в ее истинном значении.

Но, как бы то ни было, в праве, даже при самых неблагоприятных условиях, имеются гуманитарные на­чала. А наука всегда есть наука, в ней изначально зало­жен "кодекс научной чести и научного подвижничества", и во все времена в правоведении, как по своей проблема­тике и в иных отраслях знаний, служили истине, ценно­стям и идеалам права крупные ученые-правоведы, вели­кие умы, такие, как Р. Иеринг, Л. Дюги, Г. Кельзен, Л. Петражицкий, И, Покровский, Э. Рабель и др. Всегда, даже в самых тяжелых политических и социальных ус­ловиях, в практической юриспруденции наряду со всем негативным и в противовес ему достойное место занима­ли юристы-профессионалы, стремящиеся утвердить в жизни — пусть и сообразно условиям и времени — идеа­лы и ценности права.

Такого рода оценка правоведения и правоведов нахо­дит подтверждение даже в таких крайне неблагоприят­ных условиях, в которых работали ученые и юристы-прак­тики в обстановке советского тоталитарного режима, в сложных посттоталитарных условиях. При всех пороках и

634

Часть III. Философско-правовые проблемы

Глава 14. Право — бытие разума

635

негативах советской юриспруденции и в- то время, порой исподволь и вместе с тем целеустремленно, шла работа по развитию глубоких правовых принципов. Один из при­меров такой работы уже отмечен в предшествующем из­ложении.

Здесь есть предпосылки и для более основательных выводов. Надеюсь не будет преувеличением утверждать, что именно истинное положение правоведения и правове­дов в том или ином обществе является показателем дей­ствительного состояния права и законности в данной стра­не. Стремится государственная власть "приручить" право­ведов, втянуть их в свою машину властвования и сформи­ровать податливую и щедро облагодетельствованную вла­стью "придворную" юриспруденцию (первый вариант) или же государственная власть (второй вариант) поддержива­ет самостоятельность и независимость отечественного пра­воведения, поддерживает его как суверенную сферу соци­альной жизни, "терпит" любые его основательные разра­ботки и неизменно считается с ним в практической жиз­ни — именно это является безошибочным "индикато­ром" фактического положения в области права данной страны, его действительных возможностей и судьбы.