§ 4. Духовные начала права

1. Еще о тайне права. Специфическая логика права в основном своем значении (когда правовая материя как та­ковая "ведет" к субъективным правам), возможно, имеет и более глубокие основания, чем сам по себе Разум.

Как уже отмечалось, в духовном мире человека, су­тью и стержнем которого является Разум, немало слоев и сторон, также идущих от природы, чувственного вос­приятия действительности, "задатков животности чело­века как живого существа", импульсов зоологического характера. И это наряду со всем природно необходимым, чувственно приятным или патологически неотвратимым

может при известных условиях стать также и источни­ком пороков человека, негативных сторон его духовного мира, того, что Кант называл "пороками окультуренного разума".

Но есть в духовном мире человека грани, относящи­еся к началам "по ту сторону" категорий природы, за пределами непосредственно чувственного восприятия. Кант, который, по словам М. Мамардашвили, "выявил вневременной, то есть независимый от смены состояний, от прогресса, от знания, внемыслительный характер са­мой бытийной основы человеческого существования"1, связывал с такого рода началами трансцендентальные идеи чистого разума: свободы, бессмертия, Бога. После­дние, надо полагать, суть те же начала, которые опре­деляют и "замысел" природы (они, и об этом упомина­лось, могут быть сопряжены с "Богом", "информацион­ным полем", иными однопорядковыми категориями), но которые проявляются непосредственно, прямо в духов­ном мире человека. А отсюда и в праве.

2. "Свобода" и "произвол". Следует согласиться с высказанным в литературе мнением о том, что на пер­вое место среди категорий, находящихся "по ту сторо­ну" представлений о природе в самих глубинах духовно­го мира человека, выдвигается свобода человека. Свобода, как это ни странно прозвучит, даже в смысле своеоб­разно понимаемого произвола, т. е. свободы выбора, сво­боды воли, или способности ставить любые цели перед свободой человека2. Именно в таком ключе понимал Кант понятие произвола, когда в одном из определений права пишет: "Право — это совокупность условий, при кото­рых произвол одного (лица) совместим с произволом дру­гого с точки зрения всеобщего закона свободы". Или при определении личного права: "Владение произволом дру­гого как способность по законам природы определять этот произвол моим произволом к тому или иному действию"3.

1              Мамардашвили М. Кантианские вариации. С. 55.

2              См.: Кант И. Соч. В 6 т. Т. 4. Ч. 1. С. 464.

3              Там же. Т 4. Ч. 2. С. 184.

636

Часть III. Философско-правовые проблемы

Глава 14. Право — бытие разума

637

Примем во внимание во всяком случае, в данном месте и в других особо оговоренных местах книги, это кантовское понимание свободы — свободы в смысле про­извола. В то же время будем помнить и то, что оно рез­ко, и это тоже нужно принять во внимание, отличается от иной и к тому же широко распространенной и много­кратно используемой в этой книге трактовки "произво­ла" в негативном значении — значении, близком к рус­скому пониманию "вольницы" или даже просто "воли" (произвола, или "вольницы", как беспредельного усмот­рения, не связанного ничем анархического своеволия, не считающегося ни с моральными, ни с иными общече­ловеческими критериями поведения по вольному усмот­рению). Трактовка свободы в смысле "такого" произвола также представляется весьма важной при рассмотрении правовых вопросов.

Сначала вновь положение, которое является крайне существенным, ключевым для характеристики права в его соотнесении со свободой (произволом).

Это предельно четкое различение: а) свободы во вне­шних отношениях людей и б) свободы человека в его ду­ховном мире.

Отмечая основные черты права (поскольку его поня­тие "относится к соответствующей этому праву обязатель­ности"), Кант в качестве первой из таких черт отмечает, что право "касается лишь внешних, и притом практичес­ких, отношений между лицами, поскольку их поступки как действия могут иметь (непосредственное или опос­редствованное) влияние друг на друга"1. Право с этой точки зрения охватывает свободу (произвол в указанном выше своеобразном кантовском значении) людей именно в об­ласти внешних отношений.

1 Кант приведенную особенность права обозначает как его черту номер один ("во-первых") и добавляет сразу же: "Во-вторых, понятие права означает не отношение произвола к желанию (следовательно, к чистой потребности) другого (лица), как это имеет место в благодетельных или жестокосердных поступках, а лишь отношение к произволу друго­го (лица)" (см.: Кант И. Соч. В 6 т. Т. 4. Ч. 2. С. 139).

Итак, перед нами в высшей степени существенное положение, которое постоянно нужно иметь в виду при рассмотрении всех правовых вопросов, — территорией права является область внешних отношений, свобода в дей­ствиях людей, которые могут иметь влияние друга на друга.

А духовный мир человека? Его свобода в этой облас­ти? Здесь уже царство нравственного закона, который свободная моральная воля сама себе создает или добро­вольно принимает. Т. И. Ойзерман, сославшись на слова Канта о воле, подчиненной законам ("свободная воля и воля, подчиненная законам, это одно и то же"1), поясня­ет: "...разумеется, здесь имеются в виду законы нравствен­ности: лишь подчинение этим законам совместимо с дей­ствительной свободной волей"2. При этом, по словам Кан­та, "нельзя отрицать, что значение нравственного зако­на до такой степени широко, что он имеет силу не толь­ко для людей, но и для всех разумных существ вообще"3.

Конечно, мораль касается также внешних поступков, внешней свободы человека, но в основном все же в той степени, в какой во внешних действиях проявляется мо­раль человека, доминирование в его поведении мораль­ных принципов и идеалов. С этих позиций собственной, исконной территорией морали является внутренний мир человека, его свобода во внутренней духовной жизни4. Именно здесь формируется нравственная личность и имен­но здесь способность воспринимать уважение к мораль­ным принципам и идеалам выступает в качестве само по себе достаточного мотива поведения человека, а в связи с этим нравственных максим, императивов и личной от-

1              Кант И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 3. С. 179—181.

2              Ойзерман Т. И, К характеристике трансцендентального идеализма

И. Канта: метафизика свободы // Вопросы философии. 1996. № 6. С. 70.

3              Кант И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 3. С. 105.

4              По мнению А. К. Судакова, "даже так называемые обязанности перед

самим собою могут быть последовательно представлены лишь как обя­

занности перед той законодательной властью морального мира, силой

и действием которой достоинство нравственной свободы в человеке

поставлено выше всякой неразумной природы в мире" (см.:   Суда­

ков А. К. Любовь к жизни и запрет самоубийства в кантианской мета­

физике нравов // Вопросы философии. 1996. № 8. С. 54).

21 в.

!осхождение к праву

638

Часть III. Философско-правовые проблемы

Глава 14. Право — бытие разума

639

ветственности человека. Словом, как раз в данной облас­ти реализуется стремление Канта возвысить "человека над сами собой (как частью чувственно воспринимаемого мира)"1.

Два обстоятельства при этом достойны особого вни­мания.

Первое. Моральные принципы и идеалы во внут­реннем мире человека приобретают категорический ха­рактер. Вовсе не случайно поэтому мыслители прошлого времени при характеристике морали довольно часто ис­пользует термин "закон" и даже "законодательство". Это, в частности, следует иметь в виду, когда речь идет о широко известном и часто используемом кантовском по­ложении о том, что все "видели, что человек своим дол­гом привязан к законам, но не догадывались, что он под­чинен только своему собственному и однако же всеоб­щему законодательству и что он обязан действовать, толь­ко сообразуясь со своей собственной волей, всеобщеза-конодательной, однако, согласно цели природы"2. Надо заметить, что подчас этому положению неосновательно придается весьма широкое значение (распространяется и на "законодательство" в строгом юридическом значении), т. е. без учета его "территориальной" относимости только к духовному миру человека.

В т о р о е. В связи с тем, что многогранность духов­ного мира человека, выражается и в разнородности его моральных принципов и идеалов, представляется прин­ципиально важным особо выделить те из них, которые относятся к глубоким ("трансцендентным", внечувствен-ным) началам, высшим духовным идеалам, к свободе "по ту сторону" представлений о природе.

Философская позиция Канта по этому вопросу пред­стает во всей своей исключительной важности. Верно, конечно, что "если вы посмотрите рассуждения Канта о том, что первично в человеке, зло или добро, считать ли

1              Кант И. Соч. Т. 4. Ч. 1. С. 413.

2              Кант И, Сочинения на немецком и русском языках. Т. 3. С. 179—181.

человеческое существо по природе добрым или злым, то увидите, что Кант проходит по краю пропасти этой неразрешимой проблемы"1. Но эта проблема действитель­но неразрешима или даже, быть может, разрешима в пользу зла, если брать духовный мир современного че­ловека в полном виде, во всей его многогранности, когда основные его пласты непосредственно обусловлены при­родными ("биологическими", или, что то же самое, "зоо­логическими") факторами, сугубо чувственным восприя­тием окружающей действительности.

Но в плоскости трансцендентных (внечувственных) начал — начал чистого разума в духовном мире человека на первое место выступают такие духовные начала, как добро и совесть, а также, понятно, сокровенная светлая суть разума. Точно сказано: "Человек, поскольку он не только эмпирический индивидуум, но и трансценденталь­ный субъект, не подвержен необходимости и, следова­тельно, свободен. И лишь в этом качестве, т. е. в своей трансцендентальности, человек выступает как разумное, разумно действующее, нравственное, свободное суще­ство"2.

Мы в нашем постсоветском Отечестве, оглушенные "диалектическим материализмом", так до сих пор и не поняли, что без учета глубоких духовных основ нашей жизни, находящихся "по ту сторону" представлений о природе, ни о какой действительной свободе личности, свободе воли, прав человека, ответственности и личной вине не может быть и речи.

И если уж искать высокий, истинно человеческий смысл в религии, то его нужно видеть не в ритуальных церемониях и мифах, а в глубоких трансцендентных на­чалах нашего духовного мира, понять которые, возмож­но, является самой трудной и самой великой задачей фи-

; Мамардашвили М. Указ. соч. С. 86. И тут же автор замечает: "...как философы мы можем понять, что склонности к добру в натуральном смысле этого слова не может быть".

2 Ойзерман Т. И. К характеристике трансцендентального идеализма И. Канта: метафизика свободы // Вопросы философии. 1996. № 6. С. 67.

640

Часть III. Философско-правовые проблемы

Глава 14. Право — бытие разума

641

лософии. Впрочем, в то же время нужно не упускать из поля зрения и негативные стороны средневековых орто­доксально религиозных восприятий и трактовок "добра" и "совести", которые выступали в качестве основы па­терналистского сознания и образа жизни.

3. Высокие духовные начала права. А теперь вопрос: насколько все же кратко изложенные положения о глу­боких моральных основах духовного мира человека (по­ложения, несомненно, спорные, в любом случае требую­щие осмысления, отработки, не для всех приемлемые вообще) имеют значение для понимания права, в том чис­ле, для понимания права в современную эпоху? Ведь, что ни говори, удел (территория) права — это область внешних отношений, внешней свободы людей, которая по большей части только опосредованно связана с мо­ральной жизнью человека.

Прежде всего гипотеза, ранее уже упомянутая [II. 11. 2]. Допустимо предположить, что логика мысли по проблеме глубоких предпосылок права может пойти даль­ше признания его известных биосоциальных корней. Ведь свобода человека ("величайшая свобода"), конечно же, не только необходимое звено восходящего развития человеческого рода. Свобода и сама по себе самодоста­точная великая ценность, уходящая в область трансцен­дентного порядка, т. е. за пределы суровой прагматики, опыта, чувственного восприятия, словом, в область "сверхчувственного мира". Но признание этого одновре­менно означает пусть пока по статусу гипотезы, что и право по своей глубинной сути может быть отнесено не только к глубинно природным явлениям, но и к катего­риям трансцендентального характера. Впрочем, этот воп­рос требует особой и тщательной научной проработки.

В данной же работе — всего лишь некая заявка и намек ответа на поставленный выше вопрос, соображе­ние вот какого порядка.

В статье Т. И. Ойзермана, посвященной кантовским идеям о метафизике свободы, обращено внимание на то, что "отправным пунктом" философии права в кантовском

понимании истории человечества является "противопос­тавление свободной моральной воли, согласующейся с нравственным законом, т. е. с законом, который она сама создает (или добровольно принимает), и беззаконной, чуждой нравственной мотивации внешней свободы.."*. Вер­ное, основательное соображение. К этому надо бы доба­вить, пожалуй, лишь то, что "беззаконность" внешней свободы (по критериям нравственных законов) или "чуж­дость" ее к ним по своей мотивации требует по логике истории человечества того, чтобы в жизнь общества всту­пили положительные законы, или внешнее, т. е. позитив­ное, право, обладающее мощной социальной силой и в то же время глубоко разумными, истинно духовными, мо­ральными началами.

И вот здесь, отмечая качественное различие истори­ческой (мирозданческой) миссии права в плоскости "за­мысла" природы и в связи с духовным миром человека, надо вместе с тем видеть, что обе эти плоскости нахо­дятся в глубокой внутренней связи. И эта связь не сво­дится к одному лишь традиционно понимаемому взаимо­влиянию права и морали (чисто внешним и не всегда кор­ректным характеристикам) и даже к более основатель­ной стороне их функционирования — к их взаимодопол­нительности (философски глубокой и плодотворной харак­теристике).

Самое существенное, что в немалой степени опреде­ляет место и назначение права в жизни и судьбе челове­ческого рода, в том, что позитивное право способно дать опору для возвращения людям, притом в области внеш­ней свободы, на "земле", в нашем грешном мире, где теря­ется нравственная мотивация поступков, — тем не ме­нее способно дать опору для возвращения и сюда нравственных законов, обогащен­ных  Разумом.

Возвращения, надо обратить внимание, не в развер­нутом, содержательном виде, а в виде опоры в жестком

1 Ойзерман Т. И. К характеристике трансцендентального идеализма И. Канта: метафизика свободы // Вопросы философии. 1996. № 6. С. 67.

642

Часть III. Философско-правовые проблемы

Глава 15. Права человека

643

мире внешних отношений, но все же хотя бы таким пу­тем открывающей путь к такому возвращению.

Возможно, именно тут, в данной стороне соотноше­ния трансцендентных правовых начал и позитивного пра­ва, а также взаимосвязи морали и права, могут быть най­дены наиболее глубокие основания естественного права и отсюда те существенные стороны миссии позитивного права в обществе, которые относятся к действительной свободе человека1. Причем уже при таком восприятии и понимании "добра" и "совести", "подвижничества" и "вины", когда они в поле действия позитивного права уже не являются основой патерналистского отношения к лю­дям и их образа жизни.