§ 2. Проблемы. Новые горизонты

1. Проблемы. В сложных процессах демократическо­го развития стран, вставших на путь перехода к цивили­зациям последовательно демократического, либерально­го типа (и в не меньшей степени стран, остающихся в условиях традиционных цивилизаций), возникли новые нелегкие проблемы.

Первая и, думается, весьма острая среди них — это обескровливание, размывание прав человека в политичес­кой жизни, в науке, в общественном мнении и, увы, в правовых, законодательных документах. Основанием для такого "размывания", как это нередко бывает, стали реальные процессы, происходившие в XIX—XX вв. в че­ловеческом обществе в связи с нарастающей модерниза­цией общества в условиях экономических и политических свобод, гигантским научно-техническим, общественным прогрессом, что потребовало совершенствования либе­ральных воззрений, в том числе углубления представле­ний о правах человека.

Как это ни покажется неожиданным, а на деле в пол­ном согласии с марксистской тактикой "перехвата идей", решение указанного вопроса было дано в контексте марксистской доктрины, причем в ее большевистской, сталинской интерпретации. В советской Конституции

648

Часть III. Философско-правовые проблемы

1936 г.,. призванной по замыслу ее отцов-разработчиков (сначала Бухарина, затем Сталина) возвестить о торже­стве "социалистической демократии7', были закреплены "великие социально-экономические права трудящихся": "право на труд", "право на отдых", "право на образова­ние", "право на социальное обеспечение" и т. д.

Эти социально-экономические права были сразу же объявлены коммунистической пропагандой "социалисти­ческими", намного превосходящими формальные буржу­азные права, некие абстрактные права человека, слу­жащие интересам эксплуататорских классов (хотя и они частично были закреплены в сталинской Конституции, но в марксистской обработке — как второстепенные и в своем применении непременно увязываемые с "интере­сами социализма"). И вот именно эти социально-экономи­ческие права долгое время, вплоть до крушения комму­низма в России, служили, а порой служат и сейчас свое­го рода знаменем побед социализма, показателем неви­данных преимуществ социалистической демократии.

Между тем такого рода социально-экономические права со строго юридической стороны представляют со­бой не субъективные права, имеющие непосредственно юридическое значение, действие и охрану, а идеолого-политические категории, которые в лучшем случае пред­ставляют собой идеалы, намерения, лозунги-задачи и которые в их реальном значении в условиях демократи­ческого общества могут обозначаться как принципы дея­тельности государства, выступающего в качестве инсти­тута "общественного служения" ("социального государ­ства")1.

1 В отношении граждан они под известным углом зрения могут быть обозначены (впрочем, и это не бесспорно) как "общие публичные пра­ва" (О категории публичных прав см.: Кистяковский Б. А. Социальные науки и право. Очерки по методологии социальных наук и общей тео­рии права. М., 1916. С. 579—581. Характерно, что Кистяковский прида­вал категории публичных прав социалистический характер.) — права именно в политическом ракурсе, т. е. возможности требовать от госу­дарства через политико-правовые институты его действий в области "общественного служения".

649

Глава 15. Права человека

Но для того, чтобы такое общественное служение могло приобрести реальное значение, необходим ряд ус­ловий, в том числе перевод общих принципов на уровень конкретных юридических прав и обязанностей, да и само общество должно достигнуть достаточно высокого уров­ня материального и духовного развития, богатства.

Этих условий, особенно в обстановке конца 30-х гг., в Советском Союзе не существовало. Реальность здесь была негативная, со знаком минус. К тому же лишь на очень ограниченных участках жизни они были переведены на уровень конкретных прав и обязанностей (например, при приеме на работу беременных женщин). И потому ука­занные широковещательные "права" в социалистическом обществе не только не работали в их действительном значении (т. е. как принципы, идеалы и даже как полити­ческие права), но по сути дела представляли собой ха­рактерные для "общества социализма" демагогию, мифы, грубую мистификацию. Словом, то, что плоть от плоти марксистской революционной идеологии, постулатов ком­мунистического права.

А дальше с категорией социально-экономических прав случилось нечто странное, с гуманитарной и юридичес­кой сторон до сих пор ни в науке, ни в общественном мнении до конца, на мой взгляд, достаточно не поня­тое, не оцененное. С конца 40-х гг. гордость социализ­ма — социально-экономические права внезапно превра­тились в "неотъемлемые права человека", их "второе поколение" во Всеобщую декларацию прав человека 1948 г. К счастью, отдельно от основных прав в ряде последующих ооновских документов в состав прав чело­века были включены — с известными коррективами, без ограничительных записей "социалистического" порядка и с большими, нежели в советской Конституции, акцен­тами юридического свойства (насколько это оказалось возможным) — социально-экономические права, кото­рые и были обозначены правами человека "второго" по­коления (что как по цепочке повлекло за собой декла-

650

Часть III. Философско-правовые проблемы

Глава 15. Права человека

651

рирование "прав человека" "третьего" и даже "четвер­того" поколений1).

Такого рода нарастающий процесс "обогащения" и расширения категории неотъемлемых прав человека вы­зывает серьезную тревогу.

Главное здесь — соображения принципиального по­рядка, относящиеся к самой сути прав человека, их ис­конной природе. Ведь по исторически исходному значе­нию, первородной сути неотъемлемые права человека призваны утверждать самоценность человека, его высо­кое достоинство и свободу, его центральное место в жиз­ни общества, основополагающие духовные и нравствен­ные начала личности и в этом отношении защищать человека от произвола и насилия, прежде всего от произ­вола самой могущественной силы в обществе — власти, ее стремления господствовать над личностью.

Те же социально-экономические и иные "права", которые относятся ко "второму" и "третьему" поколени-

1 Мало кто при этом принял во внимание то обстоятельство, что по­добное расширение общепризнанной гуманитарной категории имело политизированный характер, произошло в ООН в результате прямого и настойчивого идеологического и дипломатического воздействия со­ветского государства, руководящие инстанции которого преследовали цель лишить категорию прав человека "буржуазной" трактовки и, на­против, сообщить ей "социалистический" характер, "обогатить" ее до­стижениями сталинской Конституции, постулатами марксистской иде­ологии.

В обстановке почтительной эйфории, которая была характерна для отношения к Советскому Союзу после его победы над гитлеровским фашизмом в первые послевоенные годы (а также настойчивости и ухищ­рений советских дипломатов и идеологов, перетянувших на свою сто­рону многих представителей стран "третьего мира"), и возникли пред­посылки, на основе которых наряду с причинами объективного поряд­ка и было достигнуто включение в состав неотъемлемых прав челове­ка при записи соответствующих положений в ооновских документах социально-экономических прав "второго", а потом и "третьего" поколе­ний. (К правам "третьего" поколения обычно относят коллективные и солидарные права — права народов (право на мир, на здоровую окру­жающую среду, право на коммуникацию и др.), а также, по мнению отдельных авторов, такие экстравагантные "права человека", как право не быть убитым во время войны, право на сон, право на самообразо­вание и т. д. В литературе даже высказано предположение о возмож­ности "четвертой волны" в понимании прав человека, когда этой кате­горией могут быть охвачены права, связанные с запретом абортов, и право на эвтаназию.)

ям, во многих случаях ставят человека не только в зави­симость от уровня развития общества, его богатства, но и в зависимость от власти, от ее состояния и усмотрения чиновников.

Так что, казалось бы, благое дело — расширение каталога прав человека, на деле обескровливает эту ос­новополагающую гуманитарную категорию. Приводит, если угодно, к устойчивому настроению по дискредитации са­мой категории прав человека — процессу, происходяще­му в результате включения в нее с помощью междуна­родно-правовых документов и научных деклараций все новых "поколений", вплоть до "права на самообразова-

ние", "права на сон".

Между тем проблемы углубления представлений о неотъемлемых (фундаментальных) правах человека со временем в клубке разворачивающихся многотрудных процессов перехода к цивилизациям последовательно де­мократического, либерального типа не только не утра­тили своего значения, но еще более обострились.

И дело не только в сложности этих процессов (усу­губляемых живучестью, жесткой, порой агрессивной "са­мосопротивляемостью" традиционных, архаичных поряд­ков и традиций, основанных на приоритете власти), но и в не меньшей степени в том, что обретение свободы, раскрепощение личности, всплеск ее активности и свя­занная с этим взрывная модернизация общества, зигзаги капиталистического развития, магия потребительства — все это, как оказалось, сопровождается также и нега­тивными явлениями, вызывает к жизни новые социальные трудности и беды.

С особой силой эти трудности и беды обрушились на людей в XX в., обернулись жестокими истребительными мировыми и "малыми" войнами, глобальными экономи­ческими потрясениями, кровавыми тоталитарными режи­мами, вакханалиями насилия и террора, особо острыми на почве идеологических догм, этнических страстей, рас­пада империй, жажды присвоения власти и собственнос­ти, изощренных потребительских благ. В такой обстанов-

652

Часть III. Философско-правовые проблемы

Глава 15, Права человека

653

ке произошло "новое" (после режимов традиционных об­ществ) возвеличение государственной власти, повсемест­ная ориентировка на "реальные политические интересы", на всемогущество власти, а отсюда — на некое "оправда­ние" ущемления статуса и прав личности, подспудная, а подчас открытая смена приоритетов в шкале социальных ценностей, все больший расчет на самоценность полити­ческих институтов как таковых, "крепкую государствен­ность", "державность".

В этой обстановке, переходящей в XXI в., в новое тысячелетие христианской эры, оказалось в высшей сте­пени важным не только восстановление и сохранение категорий неотъемлемых прав человека в их исконном, истинном, первородном значении (и не только, надо до­бавить, их развитие и конкретизация именно в таком исконном значении), но и углубление самого их понима­ния, раскрытие и утверждение новых граней в представ­лениях и практической деятельности, и прежде всего в плоскости соотношения фундаментальных прав чело­века с политической властью.

2. Идеи диктует сама жизнь. И вот тут, в условиях XX—XXI вв., процесс углубления самой трактовки прав человека пошел и идет в основном не по тому пути, кото­рый был проложен в эпоху Просвещения и Великой Фран­цузской революции. То есть не по пути, как это было в годы Просвещения и последующих демократических ре­волюций, сначала теоретической и публицистической раз­работки соответствующих категорий и принципов, а уж затем их практической реализации, внедрения в консти­туции, политические декларации, законы, судебную прак­тику (как это, например, случилось с идеями Ш. Монтес­кье о разделении властей, буква в букву воплощенными в Конституции США 1789 г.).

Главным путем углубленного понимания прав чело­века (во многом утонченного, с высвечиванием принципи­ально новых граней) оказался в условиях XX—XXI вв. путь самой жизни, реальной практики. Более того, страшные беды XX в. — гибель и немыслимые страдания миллионов

людей, происшедшие в результате истребительных ми­ровых и "малых" войн, всеобщих репрессий в обстановке тоталитарных режимов, экономических потрясений, эт­нических чисток и государственного терроризма, — не­редко прикрывались некими общими формулами (таки­ми, как формула "правовое государство", использован­ная фашистской Германией, или "открытые процессы" в годы большого террора — кровавых вакханалий сталинс­кого режима).

В такой обстановке реальное углубление представле­ний о правах человека происходит в основном в виде фак­тических преобразований в государственно-правовых от­ношениях и институтах демократических обществ, кото­рые социально выстраданы, оказались неизбежны­ми в силу тяжкой и горькой практики, жестокой прозы бытия людей, и притом так, что действительные преоб­разования непосредственно связываются с решением кон­кретных юридических проблем.

Впечатляющим подтверждением именного такого развития представлений о правах человека могут, пожа­луй, служить примеры конституционного развития евро­пейских стран, переживших в 20—40-е гг. ужасы фашис­тских режимов, — Германии, Испании, Италии. Именно в этих странах в отличие от всех других государств с, казалось бы, предельно совершенными, устоявшимися де­мократическими порядками сразу же после крушения тоталитарных фашистских режимов в первых же после­военных конституциях были выделены в качестве реша­ющей и действенной гарантии против тоталитаризма "ос­новные права человека". И главное — основные права человека были в конституционных текстах указанных стран поставлены на первое место (внимание! — впереди об­щих деклараций и положений о государстве!), что при­дало этим исходным гуманитарным нормам основопо­лагающее значение в построении и в функционировании всей государственно-правовой системы.

Критическим временем, когда со всей строгостью определились итоги такого "реального развития" идей-

654

Часть III. Философско-правовые проблемы

Глава 15. Права человека

655

ных основ прав человека, стали 50—60-е гг. — годы "вто­рой революции" в праве ("первая", напомню, — это ко­ренное преобразование права в соответствии с принципа­ми и идеалами Великой Французской революции), порож­денной очевидной для всего человечества нетерпимостью дальнейшего существования государственно-правовых по­рядков фашистского, коммунно-репрессивного типа и же­сткой необходимостью надежных гарантий против тота­литарных режимов. Гарантий, которые по горькому опы­ту государственно-правовой жизни XIX—XX вв. не име­ли иных альтернатив и иных решений, кроме утвержде­ния в качестве твердой юридической реальности системы фундаментальных прав человека. Прав в том их качестве и значении, которые оказались выстраданными челове­чеством к концу второго тысячелетия христианской эры, т. е. как основы всего государственно-правового строя стра­ны, претендующей на то, чтобы реально иметь статус "демократического" и "правового" государства.

3. Феномен И. А. Покровского. А вот сейчас уместно на какое-то время прервать характеристику "реального развития" практики и представлений о правах человека в XX и наступившем XXI в. и сказать о том, что в эту же пору все же происходило известное развитие научных знаний по данной проблематике. И не только в тех в ос­новном тупиковых представлениях, базирующихся на ком­мунистической идеологии, с выработкой новых "поколе­ний" прав человека, но и по ряду существенных вопро­сов государственно-правового развития, в том числе по вопросам правозаконности, деятельности правоохрани­тельных учреждений.

Именно здесь, по данной группе вопросов, представ­ляется важным привлечь внимание к философско-право-вым разработкам, которые выдвинуты в начале XX в. русским правоведом-мыслителем, цивилистом Иосифом Алексеевичем Покровским.

Почему эти разработки достойны повышенного вни­мания? Да потому, что перед нами поистине   феномен,

на первый взгляд трудно объяснимый прорыв мысли в такие глубины понимания проблемы, которые только сей­час, спустя почти столетие, начинают в силу требований жизни пробивать себе дорогу. И плюс к тому автор — цивилист, юрист, по устоявшемуся мнению, узкой спе­циализации. Большинство современных гуманитариев, философов и социологов, с великой охотой воспроизводя­щих высказывания дореволюционных правоведов (П. Нов-городцева, Б. Кистяковского, С. Гессена) с одними и теми же перекочевывающими из публикации в публикацию цитатами из их трудов, об Иосифе Алексеевиче даже не упоминают.

Между тем И. А. Покровский в начале XX в., в усло­виях, когда само понятие "неотъемлемые права челове­ка" признавалось большинством гуманитариев с извест­ной осторожностью (сам автор выражение "неотъемле­мые права" нередко заключает в кавычки), выдвинул на основе конкретных юридических данных, связанных с гражданским правом, ряд основательных взаимосвязан­ных соображений. Да к тому же таких, которые заложи­ли, по моему убеждению, важнейшие блоки философс­ких основ современной теории неотъемлемых прав чело­века, отвечающих передовым демократическим пред­ставлениям нынешнего периода — времени конца XX — начала XXI е. и в полной мере раскрывающих свою науч­ную и практическую значимость именно сейчас, в наши дни.

Причины же такого рода "феномена" кроются в той кажущейся парадоксальности, что И. А. Покровский — не только крупный ученый-правовед (во многом прево­сходящий, в том числе по уровню либеральных воззре­ний, обычно цитируемых дореволюционных российских философов и правоведов), но и специалист, основатель­но владевший самой обширной и социально значимой сфе­рой юридических знаний — гражданским правом, циви­листикой. Именно той сферой, которая ближайшим обра­зом касается статуса и прав человека в реальной, практи­ческой жизни и которая в силу этого подводит, при-

656

Часть III. Философско-правовые проблемы

том с опережением, к передовым идеям в трактовке этой темы.

Есть тут и другое основание: Россия — и это с пре­дельной очевидностью обнажилось как раз к 1917 г., когда был издан основной труд И. А. Покровского "Основные проблемы гражданского права", — всей своей историей и в особенности событиями кануна большевистского пере­ворота уже выстрадала правовой путь развития (то, что случилось с рядом европейских стран десятилетия спустя в качестве горького "итога" господства фашистских дик­татур), а отсюда необходимость утверждения в россий­ском обществе права в его высоком гуманистическом зна­чении.

О каких же идеях по проблематике прав человека, выдвинутых И. А. Покровским, идет речь?

Три научных положения русского правоведа-мысли­теля представляются наиболее существенными.

Первое. Это мысль И. А. Покровского о соотнесе­нии неотъемлемых прав человека не с теми или иными "органами власти", а с государством в целом. Отметив, что "абсолютизм отжил свой век, и в естественном праве взяло верх то течение, которое провозгласило верхов­ным сувереном волю народа... а системе правительствен­ной опеки противопоставило декларацию свобод, декла­рацию прав человека и гражданина", И. А. Покровский вместе с тем замечает, что это вовсе не означало, что государственная власть при таких декларациях "...п ринципиально в чем-либо ограничена", "Все декларации прав, — пишет автор, — были направлены против органов власти, но не против самой власти, не против власти народа; все они имели своей целью гарантировать свободу политическую, а не свобо­ду индивидуальную"1. И тут же, отстаивая последователь­но взгляд о верховенстве личности в обществе, он фор­мулирует общий вывод: "...есть такие "неотъемлемые права человека", которые никаким законом уничтожены быть

Покровский И. А. Указ. соч. С. 81.

657

Глава 15. Права человека

не могут, которые даже для государства в целом недося­гаемы. Если всякое субъективное право, — продолжа­ет правовед, — обеспечивает личность от произвола в л а с т е й, то идея "неотъемлемых прав" направляется против государства как таковог о". "Самоутверждение личности, — пишет И. А. Покровс­кий, — достигает здесь в юридическом отношении своего кульминационного пункта. Некогда безгласная овца в че­ловеческом стаде, она заявляет теперь претензию на роль равноправной с государством державы с правом сувере­нитета на некоторой собственной территории"1.

Такое понимание неотъемлемых прав человека даже в передовом европейском и североамериканском полити­ческом и правовом мышлении стало утверждаться толь­ко после чудовищных потрясений, вызванных Второй мировой войной, гитлеровской и коммунистической тира­ническими диктатурами, в 50—60-х гг. Да и то с такой определенностью, как это сделано русским правоведом в 1917 г., соответствующие положения нигде и никем не сформулированы2.

1              Покровский И. А. Указ. соч. С. 309—310.

2              С этой точки зрения становятся понятными те основания, которые

приводят к отрицанию некоторыми режимами и деятелями универсаль­

ного характера самой категории неотъемлемых прав человека. Сюда

можно отнести настойчивые усилия деятелей ряда стран, особенно

восточных, представить категорию прав человека в качестве явлений

сугубо "западных цивилизаций". Прискорбно, хотя и в чем-то знаме­

нательно, что подобные утверждения начинают звучать и в России,

когда отвергается абсолютный характер прав и свобод человека и на

первое место среди социальных ценностей, будто бы согласующихся с

российской историей и культурой, выдвигаются идеи "государственно­

сти", "державности".

В практической же жизни таких стран, как Россия, подобный под­ход, пробивавший себе дорогу при подготовке проекта Конституции, вновь уступил "государственническим" и "державным" тенденциям, а категории неотъемлемых прав человека в связи с этим остались в ос­новном уделом неких, будто бы второстепенных законодательных фор­мул, пропагандистских штампов и академических рассуждений. И если порой на практике возникает вопрос о правах человека, то по боль­шей части он связывается не с общим положением личности, "равно­правной с государством державы", а со взаимоотношением отдельного человека, во многом остающегося "безгласной овцой в человеческом стаде", с отдельными "органами власти", которые "кое-где", "порой" "нарушают".

658

Часть III. Философско-правовые проблемы

Глава 15. Права человека

659

Второе. Выраженный в позиции И. А. Покровско­го основательный подход к правам человека, выводящий правовое положение личности на уровень ее взаимоотно­шений с государством в целом, взаимоувязан с другой существенной проблемой. С тем, что неотъемлемые пра­ва человека потому и касаются "государства как тако­вого" и потому ограждают личность от произвола вла­сти, что они по своему источнику и важнейшей стороне своей сути обращены к человеку как духовной личности и в этом отношении затрагивают не только политику (и не только "политические права", как замечает автор), а прежде всего духовные, нравственные начала людей1.

Такая, обоснованная И. А. Покровским точка зрения на неотъемлемые права человека исключительно важна потому, что она позволяет при всей существенной остро­те проблематики политики и власти тем не менее выде­лить во всей сумме прав человека центральное, опреде­ляющее звено, если угодно, их духовную сущность, от­носящуюся к свободе духа, началам высокой нравствен­ности, основополагающим моральным принципам, свобо­де мысли и слова. А это, в свою очередь, открывает путь к тому, чтобы увидеть в развитом праве, где доминантой

1 И. А. Покровский обращает внимание на то, что тот соответствующий духу Просвещения вариант естественного права, который "отрицает неограниченность государства по отношению к индивиду", зародился "прежде всего в борьбе за религиозную независимость, и первым пра­вом, которое стали провозглашать неотъемлемым, было право на сво­боду религиозного исповедания" (см.: Покровский И. А. Указ. соч. С. 80—81). А отсюда: "...первое отчетливое формулирование идеи о пределах государственного вмешательства произошло на почве вопро­са о свободе религиозного исповедания, т. е. именно в той области, которая является центром всего духовного бытия человеческой личности" (там же. С. 83). Лишь потом, замечает автор, к этому был присоединен и вопрос о неприкосновенности собственности, а ныне — к государству в целом.

При этом автор отмечает, что "...в огромном споре между личнос­тью и обществом, думается, надо резко различать две совершенно несродные части спорной территории: с одной стороны, внутреннюю, духовную жизнь человека, имеющую своим кульминационным пунктом его религиозное исповедание, а с другой стороны — отноше­ния внешнего, главным образом экономического порядка. Первые, ду­ховные интересы составляют самое содержание, самую сущность че­ловеческой личности..." (там же. С. 84).

становятся неотъемлемые права человека, явление выс­шего духовного порядка, истоки которого — не только в природе, но и во внечувственных, в трансцендентных сущностях мироздания. В этой связи хотелось бы сослать­ся на слова И. А. Покровского о том, что "нравственный прогресс может быть только делом индивидуальной сво­боды, и высшим назначением права может быть лишь создание такого социального порядка, в котором эта твор­ческая свобода находила бы себе наилучшие условия для своего осуществления"1.

Т р е т ь е. По мнению И. А. Покровского, гуманитар­ные воззрения, основанные на возрожденческой культу­ре и признании приоритета за автономной личностью, "персоной" вообще могут достигнуть более высокой сту­пени развития. И тогда наряду с преобразованием объек­тивного права, призванного давать надлежащее удовлет­ворение "среднему, типичному человеку", на таких "бо­лее высоких ступенях развития усиливается сознание самобытности и особенности каждой отдельной личности и вместе с тем начинает чувствоваться потребность в п р а в е на эту самобытность, в праве на индивидуальност ь"2. Вот это право каждого человека на свою всегда уникальную, неповторимую инди­видуальность, на признание и защиту своей неповтори­мой самобытности и представляет собой то наиболее своеобразное, что вносит русский мыслитель в теорию, да и в само понимание прав человека.

В связи с этим автор отмечает "целый ряд явлений, знаменующих собой дальнейший рост признания челове­ческой личности именно там, где так или иначе затраги­ваются ее духовные, нравственные интересы. Ставится на новую почву охрана прав личности, получает призна­ние право на индивидуальность, право на защиту конк­ретных особенностей человеческой личности"3.

1              Покровский И. А. Указ. соч. С. 78.

2              Там же. С. 121.

3              Там же. С. 120—121.

660

Часть III. Философско-правовые проблемы

Глава 15. Права человека

661

Приходится высказать сожаление в связи с тем, что эта идея русского правоведа — сторонника последователь­но демократических, персоноцентристских воззрений не привлекла внимания ни науки, ни практики, озабочен­ных проблемами прав человека (и никто, насколько мне известно, не высказал таких или аналогичных по содер­жанию идей).