§ 3. Уровень и особенности правового сознания преступников

Значение изучения правосознания отмечалось советскими авторами еще в 20-х годах. Предлагались программы его изучения и были проведены некоторые исследования D.

Широкие криминологические исследования правосознания начали проводиться со второй половины 60-х годов. Тогда же И. И. Карпецом и А. Р. Ратиновым было высказано мнение, что преступление прежде всего связано с дефектами в правовом сознании личности. Они конкретизировали эту связь, подчеркнув, что искажения правосознания являются «одной из конкретных ближайших и непосредственных причин, порождающих преступление и отличающих его от иных антиобщественных поступков»" .

Однако указанный выше подход разделялся не всеми авторами. Обосновывались утверждения другого рода: правосознание не играет самостоятельной регулирующей роли в преступном поведении. Так, А. Б. Сахаров писал, что правовой инфантилизм или негативизм — это определенная нравственная позиция личности и поэтому надо говорить об общих нравственно-психологических пороках, не придавая «правосознанию определяющее значение в объяснении причин индивидуального преступного поведения»27. Однако как ни велика роль нравственного сознания, нельзя все же недооценивать значение именно правовых предписаний в поведенческой ориентации личности. Принятие и знание индивидом норм морали еще не означает знания им норм права. Многие из моральных требований в праве конкретизируются, увязываются с определенной ситуацией. Правовые предписания подкрепляются указанием на санкции за их неисполнение. Нельзя игнорировать то обстоятельство, что моральные взгляды отдельных социальных групп и лиц не всегда соответствуют этим высоким нормам. Знание права способствует подтягиванию специфических моральных требований личности до уровня общепринятых, а также нейтрализует проявление дефектов нравственного сознания в конкретных ситуациях. Правильные правовые представления имеют самостоятельное значение и тогда, когда моральные и правовые требования еще не стали личными убеждениями, не сформирована установка всегда поступать нравственно и правомерно. Нельзя недооценивать роль правовых предписаний как внешних регуляторов поведения, отражаемых в сознании личности в качестве принудительной необходимости. Пусть при этом не достигается коренной перестройки взглядов личности, всей системы ее поступков, но главное состоит в том, что индивид уже не решается преступать закон. Опираясь на это,

347

необходимо далее воздействовать на личность в целом, изменить ее взгляды, сделать их общественно приемлемыми, добиться, чтобы лицо ни при каких условиях не совершало преступлений.

Правосознание способно оказывать и более широкие воздействия на личность, участвуя в формировании ее потребностей, интересов, ценностных ориентации и других характеристик. При этом важно иметь в виду не только познавательную, но и оценочную его сторону, учитывая, что по существу многие элементы правосознания (например, представления о справедливости) совпадают с ценностными ориентациями личности. Дефектность ценностных ориентации может заключаться, в частности, именно в том, что правовые ценности не имеют особого значения для этой личности; она отдает предпочтение иным, своеобразно понимаемым ею ценностям, которые сами по себе не имеют правового значения.

Криминологические исследования правосознания обусловили необходимость более точно сформулировать его понятие. Многими признается, что правосознание есть единство трех элементов: правовые знания; отношения к действующему праву и практике его применения; правовые требования28. Высказывается и другой взгляд, согласно которому правосознание трактуется как единство пяти элементов: знание права; правовые представления; отношение к действующему праву; требования, предъявляемые субъектом к

„29

праву; отношение к исполнению правовых предписании   .

Все исследователи отмечают необходимость выделения устойчивой системы правосознания — правовых установок, имеющих три уровня: а) воззренческий, где соответствующие правовые знания, представления, отношения, требования — результат только мыслительных операций; б) эмоциональный уровень, где налицо определенная «вовлеченность» лица в отношение к действительности, заинтересованность в нем; в) «поведенческий» уровень, содержание которого заключается в готовности практически действовать. При этом «поведенческий» уровень — это еще не поведение, а только готовность, так как лицо может практически поступить и по-другому под влиянием внешних обстоятельств или индивидуального состояния.

Вопрос о степени отличий правосознания преступников от правосознания лиц, соблюдающих закон, является дискуссионным. В литературе встречается отрицание указанной специфики и прежде всего на том основании, что встречающиеся у преступников негативные суждения имеют место и у тех, кто ведет себя правомерно. Однако в этом случае фактически не принимается во внимание необходимость анализа всех элементов правосознания во взаимосвязи, а также учета степени их сформированное™30.

Основываясь на анализе различных элементов правосознания, все авторы, проводившие криминологические исследования, отмечают существенную специфику лиц, совершавших преступления (Долгова А. И., Ефремова Г. X., Игошев К. Е., Носкова Н. А., Павилонис В. И., Ратинов А. Р. и др.). Они отмечают в континген-

348

те преступников дефекты в их правосознании, представлении о должном и недолжном, о требованиях общества. Действительно, некоторые из этих дефектов обнаруживались и в контрольных группах. Их наличие создавало возможность поведения, не соответствующего закону. Но применительно к лицам, совершающим преступления, такая возможность была намного более высокая, потому что во-первых, соответствующие дефекты взглядов и установок среди них более распространены; во-вторых, они носят более глубокий характер; в-третьих, достигают в некоторых случаях такой степени, которую вообще не приходилось наблюдать среди лиц, ведущих себя устойчиво правомерно; в-четвертых, пробелы и искажения правосознания у преступников взаимодействуют с иными личностными дефектами моральных взглядов, ценностных ориентации, установок и т. п. и с негативными факторами социальной среды, что способствует перерастанию предполагаемой возможности противоправного поведения в реальную.

Преступники не являются единственными носителями тех или иных негативных правовых взглядов, они усваивают то, что так или иначе проявляется в правовой психологии отдельных групп и слоев населения, в общественном мнении. Качественное своеобразие правосознания лиц, совершающих преступления, составляет не только отсутствие отдельных положительных и наличие ряда отрицательных моментов, сколько степень их сформированности, их сочетания. В частности, по данным А. Р. Ратинова и Г. X. Ефремовой, коэффициент включенности правовых ценностей и установки личности для преступников 18—21 лет—0,43, для непреступников того же возраста — 0,223'. При анализе всех оценок у несовершеннолетних преступников последовательно противоправная позиция встречалась в восемь раз чаще, чем в контрольной группе.

Обобщение результатов многолетних исследований разных авторов выявило ряд общих специфических характеристик правосознания различных категорий преступников. Во-первых, преступники, как правило, хуже тех, кто ведет себя устойчиво правомерно, осведомлены о государственно-правовых принципах устройства нашего общества, о социальной роли советского закона, о нормах разных отраслей права, регулирующих их поведение. Мнение о значительно лучшем знании правонарушителями, по сравнению с другими гражданами, уголовного закона, в значительной мере ошибочно. Во-первых, до совершения первого преступления и его раскрытия их правовая осведомленность мало отличалась от осведомленности ровесников. Во-вторых, полученные ими до и после преступления знания случайны, бессистемны и резко ограничены личным опытом либо же опытом тех, с кем эти лица находились в контакте. Таким образом, уголовный закон в этом случае не всегда играет должную предупредительную роль именно в отношении тех, кто особенно в этом нуждается.

На преступном поведении самым непосредственным образом сказываются дефекты той сферы правосознания, которая касается

349

именно уголовного, уголовно-процессуального и частично административного права . Вместе с тем нельзя забывать о производно-сти этих дефектов от общего отношения к праву в целом, уважения закона. Положение усугубляется в тех случаях, когда лица плохо осведомлены о структуре и функциях государственных органов, не знают, куда именно и в каком порядке им следует обращаться за защитой своих прав. В результате возникающие конфликты порой разрешаются в противоправных, даже преступных формах — избиение обидчика, нанесение оскорблений тому, кто ущемляет законные интересы; вступление в сделку со спекулянтами и расхитителями для приобретения предметов, распространяемых «из-под прилавка», на основе «взаимных услуг» и т. п.

Находясь в негативной среде, некоторые лица наблюдают допускаемые в ней разрушения закона, имеют возможность чаще, чем другие граждане, сталкиваться и с фактами, когда не все виновные выявляются и несут предусмотренное законом наказание. Такие факты преступники, как показывают исследования, склонны трактовать «в свою пользу», оценивать под углом зрения своих искаженных взглядов и установок, рассматривать как признак допустимости нарушения закона.

Если говорить об отношении преступников к закону в целом, то они не занимают какой-то особой, четко выраженной позиции. В принципе ими признается необходимость существования закона, осознается справедливость и гуманность социалистического права. Правда, они несколько иначе трактуют функции и социальную роль закона. Хотя, например, половина опрошенных подростков, совершавших преступления, указывала, что «законы нужны для охраны государства, нормальной жизни», но у них отсутствовали такие ответы, формулируемые их ровесниками с положительным поведением, как «законы нужны для охраны прав граждан».

Нельзя не отметить, что многие лица, вставшие на путь правонарушений, до этого не всегда осознавали то, что их интересы и права находятся под охраной закона. Например, их отцы-пьяницы и дебоширы не привлекались к ответственности, своевременно не выявлялись нарушения трудовых прав и интересов несовершеннолетних на производстве и т. п. Важно, чтобы разъяснение социальной роли и функции закона подкреплялось реальным обеспечением прав и законных интересов личности.

Часто правонарушители оправдывают те преступления, которые они совершают сами или их друзья и близкие, но в то же время в отношении других преступлений бывают нетерпимы. Например, осужденные за хулиганство и причинение тяжких телесных повреждений крайне неодобрительно относились к тем, кто злоупотребляет служебным положением, занимается спекуляцией.

Осужденные отнюдь не всегда полагают, что предусмотренные законом санкции следует смягчать. Ведь ряд санкций предусмотрен за деяния, от которых не хотят страдать и сами преступники. Например, при исследовании правосознания задавался вопрос:

350

«Как Вы относитесь к утверждению: «Чем суровее наказание, тем лучше соблюдаются законы?» Не согласны с этим утверждением были 38,7% опрошенных впервые осужденных и 25,3% рецидивистов; согласны — соответственно 10,3% и 13,2%; полагали, что это верно лишь для некоторых случаев, соответственно 20,6% и 27,4%; остальные написали, что затрудняются ответить. Правда, при этом различаются представления разных категорий осужденных о том, за какие именно деяния следует смягчать или усиливать ответственность.

Далее, у преступников наиболее искажен такой элемент правосознания, как отношение к исполнению правовых предписаний. Разумеется, чем положительнее отношение к самому закону, тем больше вероятность его соблюдения. Однако, как уже отмечалось, негативное отношение к исполнению закона не всегда является показателем негативного отношения к нему самому. Это как раз чаще всегда наблюдается у лиц, совершающих преступления. Им, конечно, известно, что такие действия, как кража, убийство, хулиганство запрещены законом; они не отрицают и необходимости установления за них уголовной ответственности. Однако все эти деяния ими считаются допустимыми и оправданными в конкретных случаях (скажем, в целях обеспечения личных интересов и увлечений, удовлетворение которых правомерным путем затруднено). Например, весьма распространено убеждение, что в отношении обидчика вполне оправдано физическое насилие. Задавали вопрос, как надо оценивать поведение молодого человека, которого оскорбил другой на танцах в присутствии девушек. Оскорбленный встретил обидчика после танцев и на улице и в присутствии многих людей так сильно избил, что тот долго лежал в больнице. Оправдали это поведение со ссылкой на сложившуюся ситуацию 66,5% впервые осужденных и 78,9% рецидивистов, хотя все они знали, что закон считает такие деяния преступными. Соответственно еще 20,2% и 18,4% считали, что это не преступление, а иное правонарушение. Таким образом, поступок почти был всеми оценен, как противоречащий закону. Что же касается мотивов оправдания, то они были такими: «за себя надо постоять», «не один он так бы поступил» и т. д.

Этот пример показывает взаимосвязь правовых знаний, представлений и отношения к исполнению закона. В частности, сам факт оправдания избиения обидчика в значительной мере был обусловлен нечетким представлением о законном способе защиты своего достоинства оскорбленным. На вопрос: «Предоставляет ли закон возможность защиты своих прав лицам, оказывающимся в положении оскорбленного?», ответили, что такой возможности закон не предоставляет, 25,7% рецидивистов и 24,3% впервые осужденных. Другие ответы распределялись соответственно следующим образом: в этом случае надо обратиться в товарищеский суд — 22,3% и 21,3%, в народный суд — 8,6% и 8,5%, в прокуратуру— 4,5% и 3,7%; по существу не дали ответа 11,8% и

20,5%.

351

При этом только 74,7% впервые осужденных и 68,1% рецидивистов считали, что публичное оскорбление человека по закону противоправно, а то, что это преступно, считали соответственно — 23,2% и 21,2%.

В контингенте несовершеннолетних, совершающих преступления, наиболее ярко обнаруживаются различия по отношению к нарушениям закона, допускаемым лично ими, родными либо знакомыми, и к нарушениям, которые совершаются другими посторонними людьми. Принципы равенства перед законом, справедливости для них чужды. В результате проявляется терпимость осужденных к правонарушениям, а порой и прямое одобрение последних, если они допускаются людьми из круга сотоварищей. Одновременно возникает обостренная реакция на те нарушения, жертвой которых становятся они сами либо их близкие. В таких случаях подростки готовы защищать свои интересы любой ценой, пусть даже путем причинения обидчику гораздо более тяжелого ущерба.

Нередко допускается и существенная переоценка значения мотива нарушения закона. Во всяком случае, мотив поступка корректирует, по представлению значительного числа преступников, правовую оценку деяния гораздо более существенно, чем фактически это делает закон. Это показал анализ решения парных казусов, содержавших описание одинаковых преступлений, но совершенных по разным мотивам. Например, в тесте говорилось о ношении холодного оружия, в одном случае, ради демонстрации своей «силы» и устрашения ровесников, в другом — ради того, чтобы похвастать оружием, имеющимся у отца. Во втором случае, по сравнению с первым, число неверных оценок (признание действий правомерным) возросло почти вдвое у несовершеннолетних преступников, осужденных за насильственные преступления, и на 50% — у совершивших корыстные деяния. Правда, на 35% число неверных ответов возросло и среди их ровесников, не совершивших никаких преступлений.

Дефектность правосознания лиц, совершающих преступления, наиболее отчетливо просматривается при избрании ими определенной линии поведения в конфликтных ситуациях. Здесь дает себя знать общее искажение иерархии ценностей, при котором, в частности, правовые ценности (и право как ценность) занимают не самые высокие места; предпочтение отдается возможности немедленно удовлетворить имеющиеся потребности и интересы.

Лица, совершающие преступления, в своем большинстве не считают для себя обязательным реагировать на становящиеся им известными правонарушения, если последние ощутимо не задевают их самих. Они отличаются от других граждан значительно более низким уровнем положительной социально-правовой активности.

По данным проведенного опроса, отказались бы дать правдивые показания о спекуляции 54,8% впервые осужденных и 48,3% рецидивистов; не рассказали бы об известном убийце соответственно 18,4% и 26,4%; не стали бы сообщать о преступных действиях со-

352

седа 38,6% и 31,5%. Понятно, что именно социально-правовая пассивность правонарушителей часто оборачивается прямым нарушением закона, ибо они чаще, чем другие граждане, наблюдают в своей среде факты совершения разного рода правонарушений, больше информированы о них.

Как показывают исследования, правовые взгляды у части преступников могут быть настолько искажены, что они даже не осознают степени отличия своих взглядов от общепринятых. Негативная микросреда убеждает их в «естественности» ее воззрений. Отсюда — открытое, иногда циничное высказывание подобных взглядов. Было бы неправильно, однако, полагать, что буквально у каждого лица, совершающего преступление, правосознание резко отличается от правосознания лиц, ведущих себя правомерно. Оно может иметь дефекты, вообще типичные для представителей той или иной социальной группы, к которой это лицо принадлежит, но характерные только для преступников. Дело в том, что и обыденное правосознание в сочетании с негативными моральными и иными личностными характеристиками, а также с неблагоприятными факторами среды способно в итоге порождать преступное поведение. Не так уже редко осужденные преступают закон, не ведая, где кончается только аморальное и начинается противоправное поведение со всеми вытекающими из этого последствиями.

Если низкая правовая культура, неумение применять полученные правовые знания на практике выливаются в неверные оценки чужого поведения у части граждан, то у преступников они чреваты опасностью ошибок в оценках своих собственных поступков. На это еще влияет готовность не ограничивать себя в способах действия какими-либо рамками.

Как показали исследования, применительно к разным категориям преступников преобладают те источники формирования правовых знаний, представлений и отношений, которые носят неофициальный характер. Первые места среди таких источников эти лица отводят собственному опыту и личным наблюдениям, разговорам с товарищами и знакомыми. В контрольной же группе лиц, соблюдавших закон, среди источников информации преобладают официальные: передачи радио и телевидения, материалы из книг и газет. Особенно важно при этом, что же представляет собой «личный опыт», каковы те товарищи и знакомые, с которыми обсуждаются правовые проблемы. У лиц, нарушающих закон, — это нередко люди, близкие им по своим нравственным и правовым характеристикам, поведению и взглядам. Официальная информация в ряде случаев плохо воспринимается и усваивается в результате наличия негативных по отношению к ней установок. Все это требует обращать внимание на такой аспект формирования правосознания лиц, совершающих преступления, как изменение неверных убеждений и установок, формирование новых, соответствующих социалистическому праву.

12  Зак   491           353