§ 2. Вина в механизме психической причинности
Действующее уголовное законодательство не содержит прямых указаний на причинную активность вины, хотя приведенные в законе признаки форм и видов вины свидетельствуют о ней. В науке уголовного права вина определяется как пассивная категория - в виде психического отношения виновного к совершенному им общественно опасному деянию и наступившим последствиям1. Отношение - не та характеристика, которую заслуживает вина, оно не отражает элемента активности, фактически содержащегося в вине. Отношение - это некоторое состояние, статика, лишь «момент взаимосвязи», но не сама связь2. Психика же человека, совершающего преступление, как и иной поступок, характеризуется не статикой, а динамикой, она постоянно сама себя приводит в соответствие с изменяющейся обстановкой, то есть протекает как деятельность, процесс. Всякий психический процесс есть деятельность, а именно деятельность мозга»3. Поэтому о субъективной стороне преступления, в том числе вине, следует говорить как о психической деятельности4. В Уголовном кодексе (ст.ст. 25, 26) в понятие вины включены отдельные признаки, характерные для психической деятельности, но они не исчерпывают всю эту деятельность и, следовательно, не показывают всей активности вины. Приведенные признаки представляют вину не более как форму психического отражения объективных обстоятельств совершаемого лицом преступления. Об отражательной и только отражательной сущности вины свидетельствуют такие используемые в законе категории, как осознание или неосознание лицом общественной опасности деяния, предвидение либо непредвидение им возможности наступления общественно опасных последствий, желание либо нежелание их
См. например: Российское уголовное право. Общая часть. М.: Спарк, 1997. С. 134. (Определяя вину, как отношение, авторы, тем не менее, именуют субъективную сторону психической деятельностью. См. там же. С. 132.)
2 Философский словарь. М.: Политиздат, 1987. С. 348.
3 Рубинштейн С.Л. Указ. раб. С.ЗЗ.
Определение субъективной стороны преступления через деятельность содержится, например, в источнике: Российская криминологическая энциклопедия. М., 2000. С. 677.
13 3079 385
наступления и другие. Все эти признаки правильные, действительно присущие вине, но они не показывают вину в динамике как психический процесс производства, порождения деяния, что на самом деле происходит при совершении преступления. Используемое определение вины пригодно для оценки психического состояния виновного на момент совершения преступления, как некоторый срез психической деятельности. Оценка эта построена примерно по той же схеме, что и вменяемость (ст. 21 УК), в части, касающейся ее интеллектуальной стороны - способности лица «во время совершения общественно опасного деяния... сознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия)».
Признаки вины по существу развивают эту базовую характеристику вменяемости - осознание характера и общественной опасности деяния -добавляя к нему элемент предвидения, который нельзя понять вне связи с осознанием. Оценка же всегда ограниченна, она вскрывает лишь одну какую-либо сторону того, что оценивается, выделяет лишь некоторый момент на самом деле более сложного, чем представлено в оценке, процесса. Следовательно, вопрос заключается в том, чтобы представить психический процесс, порождающий и сопровождающий преступное деяние, в большей полноте, учитывающей его причинные свойства, может быть, без использования понятия вины.
Следует, видимо, учесть в первую очередь те свойства психических процессов, которые отождествляют их с причинностью. Это, во-первых, объективность. Она проявляется в том, что психические процессы существуют реально и отражают объекты и явления объективной действительности. В литературе подчеркивается двойственный объективно-субъективный характер психических процессов. «Всякий психический факт - это и кусок реальной действительности и отражение действительности, не либо одно либо другое, а одно и другое; именно в этом и заключается своеобразие психического, что оно является и реальной стороной бытия и его отражением - единством реального и идеального»1. В сознании человека представлены два аспекта психического, существующие «в единстве и взаимопроникновении» - это «переживание и знание»2. Переживание первично, оно представляет собой проявление собственной жизни индивида. Знание -качество сознания; будучи представленным в сознании индивида, оно «является единством объективного и субъективного»3. Поскольку знание есть проявление отношения субъекта к внешнему миру, то и сознание его «не
1 Рубинштейн С.Л. Указ. раб. С. 10-11. " Там же. СП.
Там же. С. 13.
386
сводимо к голой субъективности, извне противостоящей всему объективному. Сознание - единство субъективного и объективного».
Субъективно-объективный характер психического широко используется в юридической деятельности. Собственно, благодаря ему существует возможность установить в процессе расследования уголовного дела психическое состояние субъекта в момент совершения преступления по установленным объективным данным. Поскольку это состояние реально имеет место, оно вступает во взаимодействие с окружающей действительностью и проявляется в ней в виде высказываний, поступков, письменных текстов, вызывающих соответствующие изменения как натурального характера (убийство, хищение, изнасилование и т.п.) так и производного в виде следов: либо материальных (отпечатки пальцев), либо идеальных (восприятие и запоминание событий свидетелями и потерпевшими).
Знание также выполняет функции причинности, влияя на поведение субъекта; субъект строит стратегию и тактику воздействия на объект в соответствии с имеющимися у него знаниями об этом объекте: избирает и изучает его с точки зрения возможности удовлетворения своих потребностей, определяет способы воздействия и распоряжения последствиями. Во-вторых, психическое по времени предшествует совершаемому деянию и порождает его. Всякий поступок имеет психическое начало в виде потребностей, чувств, интересов, установки, направленности, мотивации, решения и цели; ему предшествует модель предполагаемого поведения. Совершаемое впоследствии действие (бездействие) реализует эту модель, отражается в сознании и корректируется либо завершается, и оказывается, таким образом, продолжением психического, его порождением. В-третьих, психическое занимает в структуре преступного поведения доминирующее положение. Преступление, как единство объективного и субъективного, явление системное, а во всякой системе главную, доминирующую, определяющую роль играют внутренние связи. «Целостность, самостоятельность, относительная устойчивость предмета есть следствие определенного «перевеса»... внутренних связей над внешними»1.
Психические связи образуют основу и стержень всего преступления, придают ему целостность, определенность и направленность; указывают на единый источник всего деяния - виновника, и делают его ответственным за все объективно содеянное. Хотя объективные обстоятельства совершения преступления - объект, средства, орудия, место, время и другие обстоятельства существуют вне и как бы независимо от сознания субъекта, тем не
Лукьянов И.Ф. Сущность категории «свойство» (значение для исследования проблемы отражения). М.: Мысль, 1982. С. 125-126.
387
менее, они вовлекаются им в совершение преступления, он «овладевает», распоряжается ими. Тем самым эти обстоятельства субъективируются, в них, в той части, в которой субъект овладевает ими, реализуется его воля, они включаются в общий механизм причинения вреда, запускаемый волей виновного.
Как видим, традиционное понятие причинной связи в уголовном праве, как связи между деянием и наступившим последствием, отражает эту связь не в полной мере, оно упускает из виду психическую составляющую деяния, которая тоже должна быть включена в эту связь. В описании причинной связи должны указываться не только действие (бездействие), но и те психические процессы, которые производят их, ведут к общественно опасным последствиям.
Деяние и объективные обстоятельства по отношению к воле и сознанию человека это, по сути, то же, что орудие по отношению к деянию, они выступают в качестве средства, используя которые воля виновного творит, порождает общественно опасное последствие. Причинность имеет не сугубо объективный, а объективно-субъективный (лучше - субъективно-объективный) характер. Всегда действует «субъективная сторона причинности», причем утверждения о первичности и вторичности в этом взаимодействии субъективной и объективной сторон «весьма относительны»'.
В-четвертых, в характеристику причинности включается дифференциация ее по степени активности, по производящей способности источника причинения. Общественно опасные последствия различаются как по содержанию, так и объему в зависимости от силы воздействия. Если различающиеся по этим показателям общественно опасные последствия объясняются действием одной и той же по величине силы, то такое объяснение, скорее всего, ошибочное. Нельзя, например, называть причиной и смерти и вреда здоровью нанесение удара, это объяснение причины будет слишком широким, общим; фактически имеет место конкретный удар определенной силы и направленности: одного характера и величины - для убийства, другого - для причинения вреда здоровью.
Точно так же и психическое не может рассматриваться как причина деяния вообще, в целом. Разные деяния, разные последствия, следовательно, разной должна быть и сила психических процессов, психическая активность субъекта. В уголовном законе сила психического воздействия фактически дифференцируется путем разделения форм и видов вины, указания в отдельных составах преступлений в качестве факультативных признаков цели и мотива преступления, эмоционального состояния. Однако различ-
Черненко А.К. Указ. раб. С. 49. 388
ные по силе психические процессы связываются не с фактически наступившими последствиями. Последние могут быть одинаковыми и при прямом умысле, и при небрежности, и даже при невиновном причинении вреда. Показателем дифференциации является общественная опасность деяния, сила психических процессов влияет на характеристику общественной опасности, увеличивая либо снижая ее. Последняя, при одном и том же последствии, наиболее высокая - если человек действует с прямым умыслом, наиболее низкая - если вина выражается в небрежности, и вовсе отсутствует, если имеет место случайное причинение вреда. Соответственно в уголовном законе различается и мера ответственности: одно и то же деяние наказывается значительно строже при умышленном совершении, чем при неосторожной вине1. Однако основания виновной дифференциации не рассматриваются.
Порой дифференциация ответственности по формам вины объясняется свойствами субъекта. Мол, личность виновного, действующего умышленно, менее опасна по сравнению с тем, кто действует неосторожно и вообще нулевая - при казусе. Такой подход в какой-то мере оправдан тем, что вина -это производное от субъекта явление, она есть функция субъекта, поскольку речь идет о его психической деятельности. Однако предлагаемое объяснение недостаточно полное, не конкретизирует действительное основание виновной дифференциации ответственности, подменяет опасность деяния опасностью личности субъекта. Вина производна от личности, но также производно от нее и деяние, которое, тем не менее, отделяется от субъекта. Психическое - это компонент как раз деяния; хотя оно зарождается в субъекте, совершающем деяние, однако, зародившись, как бы перетекает в деяние, сопровождает его. Поэтому вина и определяется как психическое отношение к совершаемому деянию. Отсюда следует, что основанием виновной дифференциации ответственности нужно искать не в субъекте, а в его психической деятельности, точнее - в силе этой деятельности.
Степень опасности виновного действительно существует. Так, Пленум Верховного Суда РФ в одном из своих постановлений потребовал от судов при назначении наказания руководствоваться наряду с иными также и данными, «характеризующими степень общественной опасности личности виновного (наличие или отсутствие судимости, поведение в быту, отношение к учебе и т.п.». Однако, степень общественной опасности личности виновного характеризует лишь степень, но не характер общественной опасности
Российское уголовное право. Общая часть. Учебник. М: Спарк, 2000. С. 144.
389
преступления1 и, следовательно, влияет лишь на индивидуализацию наказания, а не на дифференциацию его.
Ответ на вопрос об основании виновной дифференциации уголовной ответственности становится возможным только благодаря признанию причинной активности компонентов субъективной стороны преступления, которые влияют на общественную опасность самого деяния и потому сами представляют общественную опасность.
Возникает вопрос, что именно в психическом процессе придает ему опасность и в зависимости от чего эта опасность приобретает ту или иную степень?
Опасность психического определяется активностью ранее рассмотренных свойств и состояний личности: волей, установкой, направленностью, мотивом, целью, вниманием и другими качествами. Последние различаются по глубине и устойчивости в разных преступлениях, вызывая разные по характеру и опасности деяния и последствия. В рамках одного и того же деяния и последствия опасность психического дифференцируется в зависимости от степени вероятности наступления общественно опасных последствий.
Разница в степени вероятности причинения вреда при совершении одинаковых по объективным данным деяний определяется формами и видами вины. Результат наступает с большей или меньшей степенью вероятности в зависимости от того, сознает или не осознает виновный опасность совершаемого деяния и возможность наступления последствий, желает или не желает он наступления вредного последствия, учитывает или не учитывает обстоятельства, препятствующие наступлению этого последствия, должно было или нет, могло или нет лицо предвидеть возможность наступления общественно опасного последствия.
Ведущим в этой цепи альтернатив является осознание (степень осознания) лицом общественной опасности совершаемого деяния и его воля. Психологически это объясняется тем, что «сознательное действие отличается от неосознанного в самом своем объективном обнаружении: его структура иная и иное его отношение к ситуации, в которой оно совершается; оно иначе протекает»2. Это различие сказывается в первую очередь в разной степени активности воздействия сознательного и неосознаваемого на совершаемое деяние, в разной (большей или меньшей) степени тесноты связи деяния с психикой действующего субъекта. При прямом умысле соз-
1 Сборник постановлений Пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР (Российской Федерации) но уголовным делам. М: Спарк, 1999. С. 508-509.
Рубинштейн С.Л. Указ. раб. С. 22.
390
нание и воля направлены на достижение прямого результата. Здесь срабатывает фактор высокой упорядоченности и организованности системы преступной деятельности субъекта, придающий ей устойчивость и повышенную функциональную эффективность. Происходит мобилизация, концентрация физических и психических сил, что создает высокую степень вероятности достижения поставленной цели.
При косвенном умысле такой конкретной направленности на получение преступного результата нет, лицо сознает возможность его наступления, но ничего не делает для его предотвращения, не прикладывает для этого ни физических, ни психических усилий, будучи готовым принять их как желаемые. На фактическое наступление последствия в большей мере, чем при прямом умысле, действуют случайные факторы, снижающие степень вероятности наступления данного последствия.
При легкомыслии степень вероятности причинения вреда еще больше снижается, поскольку лицо с большей или меньшей степенью эффективности (как потом выясняется - недостаточной) пытается предотвратить наступление вреда.
Небрежность почти всегда оставляет результат воле случая, и если он наступает, то связь может быть объяснена только нормативным средством -обязанностью предвидеть и предупредить последствие. Она переключается на отношение долженствования, невыполнение той или иной обязанности, создает некоторую долю вероятности наступления общественно опасного последствия.
Несчастный случай лишается и этой доли вероятности. Субъект полностью выпадает из системы отношений, предупреждающих наступление вредных последствий; хотя его действия и состоят в объективной связи с ними, однако они оказываются не более чем средством их причинения, находящимся под контролем иных сил, иной системы отношений, в другой причинной цепочке.
Все изложенное позволяет по-новому взглянуть на субъективную сторону преступления, признав в ней активное начало. Ее следует определить как психическую деятельность, выражающуюся в организации, контроле и направлении поведения на достижение цели, сопряженной с совершением общественно опасного деяния и (в материальных составах) причинением общественно опасных последствий. Вина, цель и мотив в обобщенном виде отражают механизм психического причинения. Детерминистический подход к субъективной стороне преступления обязывает более глубоко изучать психические процессы, предшествующие совершению преступления, что позволит выявлять условия формирования тех психических факторов, под непосредственным влиянием которых преступление совершается. Углуб-
391
ленный анализ, в частности, психологических установок и направленности личности поможет более точно индивидуализировать ответственность и наказание виновного.
Небезынтересно отметить, что уголовно-процессуальное законодательство рассматривает вину в ее детерминистическом смысле. Уголовно-процессуальные нормы должны опираться на базовые, материальные понятия уголовного права, по крайней мере, не противоречить им. Это касается и вины. В УПК РФ используется понятие вины, но одновременно и параллельно с ним говорится о виновности, причем не в уголовно-правовом, не в психологическом, а в детерминистическом смысле этого слова. Что, например, имеется в виду под терминами «виновность» и «невиновность» в ст. 14 УПК РФ, провозглашающей презумпцию невиновности? В ч. 1 этой статьи говорится: «обвиняемый считается невиновным, пока его виновность в совершении преступления не будет доказана...», а ч. 2 гласит, что «подозреваемый или обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность». Навряд ли кто станет толковать первое положение как виновность в совершении виновного деяния (ибо в понятии самого преступления уже содержится признак вины) и навряд ли кто будет настаивать на том, что презумпция невиновности посвящена доказыванию лишь вины как умысла или неосторожности (то вины в уголовно-правовом, психологическом смысле слова). Доказывается не только умысел или неосторожность, а подозреваемый и обвиняемый вправе не доказывать не только отсутствие в их действиях умысла либо неосторожности, но и все другие признаки состава преступления. Виновность в УПК характеризует основания уголовной ответственности в целом, в т.ч. субъективном, она отражает наличие связи между обвиняемым и совершенным общественно опасным деянием, указывает на то, что именно данный обвиняемый является автором, причиной общественно опасного деяний и наступивших последствий.
Наиболее рельефно понятия вины и виновности противопоставлены в ст. 73 УПК, раскрывающей обстоятельства, подлежащие доказыванию. Среди них названы «виновность лица в совершении преступления, форма его вины и мотивы» (п. 2 ч. 2 ст. 73 УПК). Очевидно, что если бы виновность признавалась тождественной вине, законодатель избрал для этого более подходящую грамматическую форму, например: «виновность лица в совершении преступления с указанием формы вины, а также мотива». В редакции же приведенной статьи виновность дана в одном перечне с виной, что свидетельствует о признании разницы между ними.
В УПК существует понятие «обвиняемый», под которым понимается тот, кому предъявлено обвинение, в отношении которого вынесено постановление о привлечении в качестве обвиняемого или вынесен обвинитель-
392
ный акт (ст. 47 УПК). Обвинить же значит указать в постановлении в качестве обвиняемого наряду с формальными атрибутами преступления, в совершении которого обвиняется данное лицо, и «описание преступления» (п. 4 ч. 2 ст. 171), то есть, по сути, констатировать факт совершения лицом преступления, его авторство в поступке, признаваемом преступлением, а вовсе не психическую деятельность в виде умысла либо только неосторожности.
Точно так же и ст. 308 УПК, описывающая резолютивную часть обвинительного приговора, указывает в п.п. 2 и 3 «решение о признании подсудимого виновным в совершении преступления», что означает констатацию факта совершения преступления данным подсудимым.
Уместно сослаться и на статью 307 УПК, раскрывающую описательно-мотивировочную часть обвинительного приговора. В п.1 этой статьи излагаются все компоненты преступления: преступное деяние, место, время, способ совершения преступления, форма вины, мотив, цель и последствия. Обвинять в вине, являющейся компонентом преступления, можно только при условии, что понятия вины и виновности не совпадают, нужно каждое из них использовать в строго определенном смысле: вина - в психологическом, а виновность - в детерминистическом.
УПК определил структуру преступления, что должно было быть сделано в материальном законе - УК, который практически ничего не дает для полного понимания преступления, кроме его внешних признаков - свойств: общественной опасности, уголовной противоправности, виновности и уголовной наказуемости. Не приведен даже в полном объеме состав преступления, который признан основанием уголовной ответственности (ст. 8 УК). Из признаков состава раскрыты только субъект преступления и вины в форме умысла или неосторожности. Об иных признаках состава преступления вынуждена свидетельствовать уголовно-правовая наука.
Примерно в таком же аспекте трактует предмет доказывания и уголовно-процессуальная теория. В частности, профессор А.С. Кобликов писан, что «закон, обязывая доказывать виновность обвиняемого в совершении преступления, подразумевает выяснение двух вопросов. Прежде всего, подлежит выяснению, кто совершил общественно опасное деяние, совершил ли его обвиняемый... Если доказано, что общественно опасное деяние совершил обвиняемый, то решается второй вопрос - о наличии и характере вины этого лица...»1. Как видим, понятие виновности включает и вину, и авторство, детерминированность, совершение деяния обвиняемым.
Учебник уголовного процесса. М.: Спарк. 1995. С. 66.
393
Виновность как авторство в чем- то, причина чего-то - категория не всегда упречная, это слово может относиться и к достойным поступкам. Например, говорится о виновнике торжества либо какого-либо иного положительного события. Наиболее употребимым это понятие в данном содержании было в старорусском языке. Так, Ю.В. Росциус в рассказе «Синдром Кассандры» приводит протокол допроса известного русского прорицателя монаха Авеля, составленный в марте 1796 года следователем Тайной экспедиции. В Херсоне, где Авель работал на строительстве кораблей, «открылась заразительная болезнь, от которой многие люди ... начали умирать, чему и он был подвержен». Авель дал Богу обещание, что, ежели ему, Богу, «угодно будет исцелить», то «пойдет вечно ему работать в преподобии и правде», «почему он и выздоровел». «По возвращении же в свой дом стал проситься у своего отца и матери в монастырь, сказав им вину желания своего»1. Как видим, здесь вина может быть понята только как причина, в дарщом случае, возникновения желания идти в монастырь. Ее нельзя даже интерпретировать как мотив - внутреннюю причину поступка, мотивом является само желание, а речь идет о причине более глубокого порядка -причине возникновения самого мотива, потребности стать монахом.
В уголовном праве термин «вина» стал использоваться в ином, психологическом смысле, образовался своеобразный уголовно-правовой жаргон — «вина», отражающий психическую деятельность человека, совершающего преступление. Если быть точным, то следует признать, что в самом Уголовном кодексе психологического определения понятия вины не содержится, такую трактовку данного понятия предложила уголовно-правовая наука. Например, утверждается, что «вина — это психическое отношение...», оно имеет «две формы... - умысел и неосторожность», что «признать лицо виновным - значит установить, что оно совершило преступление либо умышленно, либо неосторожно»2. Между тем, такие утверждения не согласуются с уголовным законом, хотя, надо признать, он создает для этого предпосылки своей противоречивостью, отождествлением понятий вины и виновности, как это сделано и в приведенном извлечении.
Так, название главы 5 УК «Вина» предполагает, что в ней, хотя бы в общем плане, должно быть раскрыто понятие вины, но законодатель этого не сделал, вместо вины закон говорит о виновности. В ч. 1 ст. 24 записано: «Виновным в преступлении признается лицо, совершившее деяние умышленно или по неосторожности». В этом положении четко изложена мысль о том, что виновность предполагает два компонента: а) совершение лицом
1 Невозможная цивилизация? М.: Знание, 1996. С. 330.
' Российское уголовное право. Общая часть. М: Спарк, 2000. С. 141.
394
деяния, б) наличие в этом деянии умысла либо неосторожности. И то и другое должно быть в единстве. Виновный это в первую очередь тот, кто совершил деяние, является его автором, его причиной, и потом только добавляется, что он действовал умышленно или неосторожно.
Виновность, таким образом, - это единство объективного (причинности) и субъективного (психического отношения в виде умысла либо неосторожности). Умысел или неосторожность - это не виновность, а в некотором смысле - компонент виновности, они, конечно, должны быть как-то выделены, обозначены каким-то самостоятельным понятием. Этим понятием в теории признана вина, и с этим следует согласиться, но, соглашаясь, ни в косм случае не отождествлять вину с виновностью - понятием более широким по сравнению с виной, включающей вину наряду с причинностью.
Из-за того, что в УК допущено отождествление терминов «вина» и «виновность», необходимо каждый раз уточнять логически содержание, действительный смысл нормы. Так, ч. 1 ст. 14 характеризует преступление как виновно совершенное общественно опасное деяние. Здесь термин «виновно» обозначает вину в смысле умысла или неосторожности, поскольку он относится к совершению деяния, то есть ко второму компоненту виновности, который уже признан, выделен в определении преступления. Точно так же следует понимать ч. 1 ст. 28, в которой говорится о деянии, «совершенном невиновно». Поскольку один, причинный компонент виновности (совершение деяния) уже указан, следовательно, термин «невиновно» нужно понимать только как отсутствие умысла либо неосторожности, то есть вины.
Во всех тех случаях, когда термин «виновность» используется для характеристики деяния либо лица, его совершившего, он должен трактоваться в широком смысле - как вина и как причинность в единстве. В таком смысле следует, например, понимать формулировку принципа виновности (ч.1 ст. 5), согласно которому «лицо подлежит ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие) и наступившие общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина». Здесь термин «вина» предполагает и наличие факта совершения деяния и наличие соответствующего психического сопровождения. Так же следует расшифровывать выражения: «лицо, признанное виновным в совершении преступления», (ч. 1 ст. 60), «личность виновного» (ч. 3 ст. 60), «несовершеннолетие виновного» (п. «б» ч. 1 ст. 61) и т.п.
Таким образом, существующую в уголовно-правовой науке идею о тождестве понятий «вина» и «виновность» следует признать несостоятельной, уголовное и уголовно-процессуальное законодательство допускает и
395
то и другое, как различающиеся категории. Вина - это психическая деятельность, порождающая и сопровождающая преступное деяние, а виновность - оценка содеянного, утверждение об авторстве лица в совершении преступления: его вине и существовании причинной связи между виной и деянием, между деянием и общественно опасным последствием.
Вопрос о соотношении категорий вины и виновности ранее активно дискутировался в науке советского уголовного права. Предметом спора была оценочная теория вины, основные идеи которой были сформулированы Б.С. Утевским. «Автора обвиняли в заимствовании им оценочных теорий вины, выдвинутых буржуазными учеными-юристами... Однако в дальнейшем резкое неприятие оценочного понимания вины в советском уголовном праве было преодолено, а принцип виновной ответственности (то есть признание вины основанием уголовной ответственности) теперь законодательно сформулирован в новом УК РФ (ст. 5)»1.
Мы не ставим своей задачей вновь поднимать вопрос об оценочной теории вины. Вместе с тем, в связи с рассматриваемыми вопросами о соотношении вины и виновности, отдельные моменты следует уточнить. В идее Б.С. Утевского в отношении оценочное™ вины нет ничего противоречащего закону, он лишь сказал вслух то, что написано в законе, имея в виду упомянутую выше неоднозначность употребления в нем понятия вины. Он пишет, что вина это то, что заслуживает по убеждению суда «отрицательной общественной (морально-политической) оценки от имени государства»". То, что заслуживает, совпадает с тем, что является основанием уголовной ответственности, то есть содеянное в целом. Автор отмечает, что кроме понимания вины как умысла и неосторожности, «уголовное право знает более широкое понимание вины как основания уголовной ответственности»3. В то же время он, как видим, признавал вину и как субъективную сторону преступления, выраженную в форме умысла или неосторожности4. Следовательно, имеет место признание автором двойственного содержания понятия вины: как психической реальности и как оценки этой реальности в совокупности с реальностью объективной, причинной — того, что есть на самом деле в уголовном законе.
Выводы о наличии в уголовном законе психической причинности, о праве этой категории на научное и практическое существование сделан на-
Наумов А.В. Уголовное право. Общая часть. Курс лекций. М: БР.К. 1966. С. 207.
" Утсвский Б.С. Вина в советском уголовном праве. М., 1950. С. 103. ' Там же. С. 59. 4 Там же. С. 103.
396
ми на основании контекстуального анализа отдельных норм уголовного закона. Однако в УК РФ содержится положение, прямо формулирующее психическую причинность, требующую устанавливать ее по отдельным категориям дел. Речь идет о причинной связи между отклонениями в психике человека и совершенным им общественно опасным деянием. Это вопрос, относящийся к невменяемости (ст. 21), уголовной ответственности лиц с психическим расстройством, не исключающим вменяемости (ст. 22) и уголовной ответственности несовершеннолетнего, страдающего отставанием в психическом развитии.
В соответствии со ст. 21 лицо признается невменяемым и не подлежит в связи с этим уголовной ответственности, если оно во время совершения общественно опасного деяния «не могло осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими вследствие хронического психического расстройства, временного психического расстройства, слабоумия либо иного болезненного состояния психики». Как видно из текста, законодатель требует для признания невменяемости установления причинной связи между болезненным состоянием психики и отсутствием у лица соответствующих интеллектуальных и волевых способностей. Это значит, что лицо может страдать каким-либо психическим заболеванием, но признаваться при этом вменяемым, способным осознавать преступный характер совершаемого деяния и руководить своими действиями. При этом, как отмечает Р.И. Михеев, психическое заболевание может быть не только «пограничным», но и хроническим, типа шизофрении, эпилепсии и т.п.1. По его данным, 48,8% лиц, подвергнутых су-дебно-психиатрическому освидетельствованию, имея различные психические расстройства, при этом были признаны вменяемыми и привлечены к уголовной ответственности. Это значит, что далеко не всякое болезненное состояние психики вызывает состояние невменяемости и нужно устанавливать, что именно данное заболевание было причиной психических отклонений, то есть причинную связь между психическими по своей природе явлениями.
Такими же являются требования ст. 22 относительно установления причинной связи между неспособностью лица в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими и имеющимся у него расстройством, не исключающим вменяемости, а также ч. 3 ст. 20, согласно которой неспособность несовершеннолетнего в полной мере осознавать фактический харак-
См. Михеев Р.И. Проблемы вменяемости и невменяемости в советском уголовном праве. Владивосток. 1983. С. 84.
397
тер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими должны быть следствием отставания в психическом развитии, не связанном с психическим расстройством.
В этих положениях речь идет вроде бы о причинности сугубо психической, когда психическое заболевание вызывает опять же психическое расстройство в интеллектуальной и волевой сфере; в них не ставится вопрос о связи психических явлений с деянием. Тем не менее в такой чисто психической причинной связи заложена идея и о психической причинной связи субъективно-объективного характера. Вменяемость и невменяемость - это не отвлеченные понятия, а конкретные, связанные с конкретным актом совершения общественно опасного деяния. Закон говорит об осознании деяния и способности руководить деянием. Следовательно, если утверждается о наличии причинной связи между психическим заболеванием и тем или иным отклонением в интеллектуальной или волевой сфере, значит, имеется в виду и наличие связи психического заболевания с совершенным деянием. Мы можем сказать, что человек совершил общественно опасное деяние, не осознавая этого, и добавить указание на причину неосознания - наличие соответствующего психического заболевания. Главным в этой двухслойной причине является именно заболевание, поскольку утверждение о том, что лицо совершило общественно опасное деяние в силу того, что не осознавало характера либо общественной опасности деяния, то есть признание неосознания причиной деяния, было бы опрометчиво, для этого, по крайней мере, надо быть уверенным в том, что данное лицо не совершило бы данное деяние будучи вменяемым.
Вместе с тем обращает на себя внимание терминологическая неувязка, содержащаяся в приведенной формулировке невменяемости. При ознакомлении с тестом ч. 1 ст. 21 возникает вопрос, что образует сущность невменяемости: неспособность лица осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия), и руководить ими либо наличие у лица болезненного состояния психики? Грамматическое толкование приводит к выводу о том, что главное в характеристике невменяемости первый, интеллектуально-волевой фактор - лицо не обладает соответствующими способностями осознавать характер совершаемого деяния или руководить им, без этого вопрос о невменяемости не ставится. Но поскольку закон ставит данное интеллектуально-волевое состояние в зависимость от наличия болезненного состояния психики и причинной связи с ним, то получается, что лицо, не обладающее соответствующими интеллектуально-волевыми способностями, может оказаться вменяемым, если у него нет болезненного состояния психики либо она есть, но отсутствует причинная связь с этим заболеванием и, значит, отсутствие указанных способностей не
398
есть главный показатель невменяемости. Кроме того, принятая формулировка допускает существование и каких-то других причин, кроме болезненного состояния психики, которые могут вызвать указанные отклонения в интеллектуально-волевой сфере.
Законодательная идея невменяемости состоит в том, чтобы выделить ситуации, когда лицо, страдающее болезненным состоянием психики, по причине этой болезни совершает общественно опасное деяние, предусмотренное уголовным законом. Эта идея могла бы быть выражена в следующей формулировке, исключающей названные выше неувязки:
«Не подлежит уголовной ответственности лицо, которое во время совершения общественно опасного деяния находилось в состоянии невменяемости, то есть вследствие хронического психического расстройства, временного психического расстройства, слабоумия либо иного болезненного состояния психики не могло осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими». Здесь указывается на единственную причину невменяемости - психическое заболевание и подчеркивается, что невменяемость может быть только следствием этой причины.
Таким образом, уголовное законодательство в явном либо скрытом виде содержит в себе положения о психической причинности, что обязывает ввести эту категорию в научную разработку, имея в виду, прежде всего, ее влияние на уголовную ответственность.
«все книги «к разделу «содержание Глав: 66 Главы: < 52. 53. 54. 55. 56. 57. 58. 59. 60. 61. 62. >