§ 2. ВОПРОСЫ  СУБЪЕКТА   И  СУБЪЕКТИВНОЙ СТОРОНЫ  ПРЕСТУПЛЕНИЯ   В   СВЯЗИ С РАЗВИТШЕМ НАУКИ  И ТЕХНИКИ

1. Научно-техническая революция, влияющая на совершенствование человеческой личности, позволяющая человеку, с одной стороны, овладеть комплексом новых знаний и стать высококвалифицированным специалистом в какой-то одной области науки или производства, ставит, с другой стороны, отдельных лиц, «не успевающих» за темпами развития общественных отношений и производства, в довольно затруднительное

1 Более подробно см. К а р п е ц И. И. Наказание. Социальные, правовые и криминологические проблемы, М., «Юридическая литература», 1973.

176

положение. Причем не только с точки зрения «приспособляемости» к новым требованиям на производстве и в жизни, связанным с необходимостью обогащения знаниями, но и с точки зрения психологической приспособляемости к этим новым условиям, что, кстати, иногда связано с так называемой формулой «протестующего» поведения, а значит, и с нарушением установленных правил, норм общежития и даже законов.

Условия развития науки и техники ставят в связи с этим в порядок дня ряд вопросов, касающихся как общих положений уголовного права, так и конкретных, относящихся к Особенной части, конкретным видам преступлений.

Один из них — проблема возраста уголовной ответственности.

Мы полагаем, что в действующем законодательстве и теории уголовного права этот вопрос решен не очень последовательно, пожалуй, слишком категорично.

Что мы имеем в виду, говоря это? Прежде всего то, что правило, согласно которому уголовная ответственность за преступления возникает с 16 лет, а за ряд преступлений, перечисленных в законе,— с 14 лет, и сейчас не является точным. За целый ряд преступлений, например за злоупотребление властью или служеб- j ным положением, лица, достигшие 16 лет, не мо- \ гут нести ответственности, так как практически они не \ занимают должности, где бы они могли «злоупо- -А треблять» своим положением. Если бы такой человек и был назначен на такую должность (представим себе это), то привлекать его к ответственности нецелесообразно, ибо он ни жизни, ни производства не знает. И «начинать» свою жизнь и трудовую деятельность с привлечения к уголовной ответственности не должен. Сейчас мы находим выход из этого несоответствия между жизнью и положением закона в том, что в учебниках, комментариях и научных статьях указываем, что за такое-то преступление ответственность наступает, скажем, с 18 лет. Но ведь это вольное толкование закона, а точнее неправильное. Да и в судебной практике мы по вполне понятным причинам фактически не находим случаев привлечения к уголовной ответственности за такие преступления лиц моложе 18—20 лет. И эт< конечно, правильно.

Насыщение народного хозяйства новейшей техникой

12   Заказ  7061

177

с очевидностью требует того, чтобы этой техникой управляли достаточно подготовленные люди. Более того, ненадлежащее обращение с техникой чревато тяжкими последствиями как для самой техники (она может быть выведена из строя, даже совсем испорчена, будучи очень дорогой), так и для людей, соприкасающихся с ней или зависящих от нее. Поэтому управлять ею должны не просто специалисты, а специалисты высококвалифицированные. Таковыми же люди не могут стать в 16, а часто и в 18 лет. Кстати, в этом плане имеется противоречие между уголовным законодательством и законодательством о труде. В ст. 75 Основ законодательства Союза ССР и союзных республик о труде запрещается применение труда лиц моложе 18 лет на работах, связанных с вредными или опасными условиями труда.

Очевидно, что привлечение 16-летних к уголовной ответственности за преступления, связанные с новой техникой или источником повышенной опасности, противоречило бы и достижениям современной науки, и здравому смыслу. Очевидно также, что нормы уголовного закона должны быть приведены в соответствие с другими нормами советского права, в частности трудового. Они должны отражать достижения научной мысли, идти с ними в ногу.

Мы не будем перечислять все уголовно-правовые нормы, в которых уже сегодня имеется фактическое отступление от общих положений о возрасте уголовной ответственности, укажем лишь в качестве примера ст.ст. 84 и 85, 211 и 214 УК РСФСР. Отметим также, что возраст уголовной ответственности должен быть уточнен и повышен не только в случаях, когда человек имеет дело с новой техникой, но и тогда, когда речь идет о ряде должностных преступлений, преступлений против правосудия, преступлений государственных и некоторых других. Если предположить возможность выделения преступлений в области управления народным хозяйством в самостоятельную группу, то очевидно, что за совершение этих преступлений ответственность не может наступать с 16 лет.

Таким образом, можно определенно сказать, что вопрос о возрасте уголовной ответственности в условиях научно-технической революции нуждается в определенном пересмотре с учетом практики применения соот-

178

ветствующих  статей  Особенной части  Уголовного  кодекса.

Говоря о возрасте уголовной ответственности, нельзя не сказать и о некоторых других сторонах проблемы, касающейся характеристики субъекта преступления.

В условиях научно-технической революции для выполнения многих производственных функций требуется не только достижение возраста более зрелого, чем 16 лет, а в некоторых случаях и 18 лет, но и обладание определенными качествами — духовными и физическими. Некоторые авторы в этой связи ставят вопрос о введении понятия специальной вменяемости1.

Человек представляет собой совокупность духовных и физических качеств. Именно они создают возможность для занятия тем или иным видом труда, для проявления социального существа человека. Эти качества различны у разных людей. Они составляют то, что называется способностями человека. И хотя способности у разных людей различны, однако у гармонически развитой личности духовные и физические качества дополняют друг друга. В то же время у некоторых людей могут быть богаче духовные качества при ограниченных физических возможностях, у других — более развиты физические качества. Очевидно, что они не могут выполнять одинаковую работу. В уголовно-правовом смысле это имеет существенное значение, особенно при оценке поведения и индивидуализации ответственности.

В условиях научно-технической революции способность человека к выполнению той или иной работы, особенно при управлении различными техническими системами, приобретает особенно важное значение. Не подготовленный к большим физическим перегрузкам человек может при управлении сложной машиной и напряженном темпе работы допустить непоправимую ошибку. И наоборот, допущенный к управлению системой человек, не обладающий необходимой суммой теоретических знаний, может принести не меньший вред. Вот почему с особой остротой встает вопрос о профессиональной пригодности людей, работающих с техникой,

1 См., например, Гринберг М. С. Преступления против общественной безопасности в сфере взаимодействия человека и техники, автореф. докт. дисс., Свердловск, 1973, с. 25—26.

12*

179

вопрос  о  так называемых  операторах технических си-

Гстем.    В    уголовно-правовом    смысле    это — проблема

(специального    субъекта    преступления,    кото-

j рая   сейчас  в науке рассматривается довольно ограни-

/_ченно.

Причем здесь возникают вопросы вины и ответственности не только самих непосредственно имеющих дело с техникой субъектов, но и тех должностных лиц, которые допустили к работе с техническими системами недостаточно подготовленных людей. Здесь же встает и проблема субъективного отношения операторов: осознание ими лично, могут они браться за тот или иной вид работы или нет. Она тесно связана с вопросом о формах вины вообще, о котором мы скажем ниже.

Мы уже отмечали, что ряд авторов ставит вопрос о специальной вменяемости, возникающей в условиях нервно-психических перегрузок. М. С. Гринберг полагает, что человек, вменяемый в обычных условиях, может стать невменяемым в условиях нервно-психических перегрузок1.

Верно, что нервно-психические перегрузки могут вызвать невменяемость человека, его психически болезненное состояние, которое одновременно не дает ему возможности руководить своими поступками. Однако, по нашему мнению, это будет не какая-то «специальная» невменяемость, как полагает М. С. Гринберг, а просто невменяемость. Ведь каждая психическая болезнь когда-то начинается и чем-то вызывается. И коль скоро человек психически болен, не все ли равно для уголовной ответственности, заболел он шизофренией вследствие каких-либо причин бытового характера, либо органических поражений организма, либо вследствие нервно-психических перегрузок, возникших на почве ситуации «машина—человек»? Дело в том, что в этих случаях человек теряет способность к ориентации и руководству своими действиями.

Но М. С. Гринберг прав, на наш взгляд, когда считает необходимым иметь «полное и детальное описание в нормативных актах качеств, характеризующих психофизиологические возможности человека и обеспечивающих успешное отправление функций операторов технических систем»2.

1          Указ, соч., с. 28.

2          Т а м  ж е, с. 28.

180

Однако психофизиологические возможности человека для работы оператором технических систем на том этапе, когда человек подготавливается для этой работы и начинает работать, могут вполне соответствовать предъявляемым требованиям. Несоответствие психофизиологических качеств будет означать, что человек подобран для работы неудачно. Невменяемым же вследствие психофизических перегрузок с одинаковой степенью1 вероятности может стать как неподготовленный, так и подготовленный человек. Поэтому, по нашему мнению, нет надобности конструировать понятие специальной вменяемости, ибо сама по себе неподготовленность оператора к работе и его «растерянность» в критических ситуациях не равнозначны понятию невменяемости.

В связи со сказанным можно сделать такое общее замечание. На наш взгляд, сейчас сложилось довольно своеобразное положение с определением невменяемости человека. Вероятно, устоявшиеся критерии этого понятия требуют уточнения. И не столько со стороны юристов, сколько со стороны психиатров.

Мы сталкиваемся сейчас в практике с такими ситуациями, когда человек вроде бы никаких сомнений в умственной полноценности не вызывает, однако его преступные действия не укладываются в обычные схемы. Это, в частности, наблюдается у лиц, совершающих преступления против личности, особенно половые преступления.

Аналогичные вопросы возникают в случаях, когда человек без видимой к тому причины убивает сразу несколько людей. И здесь есть, вероятно, отклонения в психике. Однако никакого вразумительного ответа медицина пока не дает. Обвиняемые, как правило, признаются вменяемыми. Может быть, это и верно. Но нет ли здесь временного помутнения сознания, кратковременного психического расстройства, как его оценивать, каковы его причины и природа? Если оно действительно имело место, то правоведам нужно будет решать вопросы, каковы юридические последствия таких состояний, нуждается ли человек в лечении, каком, как долго. Эти и подобные им вопросы пока остаются без ответа.

Нет ответа и на вопросы, к какой группе людей относить умственно недоразвитых (дебильных) подростков, как они должны отвечать за свои поступки, будет ли дей-

181

ственным в отношении их уголовное наказание, или оно абсолютно бесполезно, и если это так, то что может взамен предложить медицина?

Все это не праздные вопросы, ибо изучение малолетних правонарушителей показывает, что такие подростки есть. Правовая наука и практика не могут действовать с необходимым эффектом без ответа на эти вопросы со стороны медицинской н^уки. И не пробельностью ли этих проблем вызваны попытки со стороны юристов конструировать понятие специальной вменяемости? Вероятно, да, ибо жизнь и судебная практика выдвигают эти сложные вопросы.

Приведенные факты свидетельствуют, что в условиях научно-технической революции решение возникающих в жизни общества проблем, в том числе уголовно-правового плана, зависит от уровня развития других наук. Ясно видно, что вопросы уголовной ответственности, признания тех или иных действий преступными, а лиц, их совершивших, подлежащими наказанию не могут быть решены лишь уголовно-правовыми средствами. Поэтому, вероятно, и возникают неверные представления и о понятии преступного, и о роли наказания, и о том, кого следует привлекать к уголовной ответственности.

2. Из ряда проблем Общей части уголовного права в связи с научно-техническим прогрессом внимание ученых привлек в последнее время вопрос о неосторожности как форме вины1.

При оценке данной формы вины в преступлениях, которые, условно говоря, можно назвать связанными с использованием техники, механизмов и технических устройств, новых по своему существу, требующих специальных знаний и тренировки (например, управление пультом и отдельными агрегатами атомной электростанции), а также определенных психофизиологических

1 См. Ш а р г о р о д с к и и М. Д. Научный прогресс и уголовное право. — «Сов. государство и право», 1969, № 12; Пионтков-ский А. А. Уголовный закон в борьбе с отрицательными последствиями научно-технического прогресса. — «Сов. государство и право», 1972, № 4; Гринберг М. С. Проблема производственного риска в уголовном праве, М., Госюриздат, 1963; Квашис В. Е. Научно-технический прогресс и ответственность за неосторожность.— В кн.: Основные направления борьбы с преступностью, М., «Юридическая литература», 1975.

182

качеств оператора системы необходимо, вероятно, пересмотреть некоторые устоявшиеся взгляды на эту форму вины. Всегда ли можно ответить на все вопросы, если руководствоваться формулой, характерной для преступной небрежности, согласно которой лицо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий своего действия или бездействия, хотя должно было и могло их предвидеть, или для преступной самонадеянности — предвидело возможность наступления указанных последствий, но легкомысленно надеялось предотвратить их.

В общей форме психическое отношение виновного к действиям и их результату при неосторожности определяется характером и объемом предвидения (при самонадеянности), степенью беззаботности, невнимательности, приведших к преступному результату (при небрежности), а также тем, почему лицо не предвидело наступления вредных последствий, если оно должно было и могло их предвидеть.

Характер предвидения часто зависит от того, кто, какое лицо совершает преступление. Если это, скажем, человек, который в силу своего служебного положения призван организовывать и осуществлять контроль за правильным расходованием денежных средств и который совершает преступление, связанное с использованием своего служебного положения, то его действия представляют повышенную общественную опасность не только объектива^ но и субъективно, так как свидетельствуют об определенной направленности умысла виновного.

Но лицо может совершить преступление вследствие того, что должность, которую оно занимает, для него нова, и преступные действия этого лица являются следствием его недостаточной опытности.

Некоторые юристы ставят под сомнение положение о том, что в определенных случаях психическое отношение лица к самим действиям может быть умышленным, а к последствиям — неосторожным (так называемая смешанная-форма вины). Между тем сейчас при совершении преступлений, связанных с использованием техники, такие случаи вполне вероятны. Иное, более упрощенное понимание неосторожной вины вряд ли сейчас отвечает усложнившимся отношениям людей в процессе производства.

183

Еще более ясно вопрос о смешанной форме вины встает при экспериментировании. В этих случаях деяние всегда умышленно, экспериментатор, совершая какое-либо действие, действует умышленно, часто идя на риск, он желает наступления благоприятных последствий, но в то же время допускает возможность наступления вредных последствий, надеясь предотвратить их. Иными словами, здесь отчетливо виден весьма сложный комплекс психофизических особенностей и мышления человека, его поступков, его отношения (часто творческого, новаторского) к своим действиям, риска по отношению к последствиям и стремления, даже предвидя возможную неудачу, избежать ее. В то же время при таком экспериментировании нет преступного умысла. Если человек идет на все умышленно, то он должен отвечать за умышленное преступление в полном объеме (за исключением случаев, когда экспериментирование производится над самим собой).

В общей форме самонадеянность по степени общественной опасности отличается от небрежности, и мера наказания при прочих равных условиях за преступление, совершенное по самонадеянности, должна быть выше, чем за преступление, совершенное в форме небрежности. Однако и внутри этих форм вины возможны различные оттенки, учитываемые при назначении наказания. Небрежность, например, может быть более или менее грубой, что нельзя игнорировать.

Небрежность может быть настолько незначительной, что назначение уголовного наказания вообще становится ненужным. Однако в новых условиях, когда речь идет об управлении сложными техническими системами, последствия даже незначительной небрежности могут; быть очень тяжкими. Возникает проблема: как должен отвечать человек за такие последствия? Некоторые юристы полагают, что в условиях научно-технической революции вообще можно отойти от вины и перейти к объективному вменению, карать за самое поставле-ние в опасность и сконструировать соответствующую статью в уголовном законодательстве1.

1 См. об этом Шаргородский М. Д. Научный прогресс и уголовное право.—«Сов. государство и право», 1969, № 12, с. 90. Такую же позицию занимает грузинский профессор Т. В. Церетели, сделавшая по этому вопросу доклад на IX Конгрессе Международной ассоциации уголовного права (Рим, 1969 г).

184

С этой позицией согласиться нельзя, ибо отказ от индивидуальной вины, в том числе неосторожной, есть прямой путь к произволу в области уголовного права, причем как в сторону безнаказанности, так и в сторону привлечения человека к ответственности при полном отсутствии к тому оснований.

Между прочим, проблема различного понимания неосторожной вины возникала и ранее, в частности в связи с вопросом об ответственности врачей, чья профессия, может быть, раньше и более других связана и с экспериментированием, и с применением новых методов и средств лечения.

Еще в 1926 году в советской литературе высказывалась точка зрения, что врачи за профессиональные ошибки не должны нести уголовную ответственность на общих основаниях. Так, акушерско-гинекологическое Общество выпустило «Манифест» по этому поводу, подвергшийся справедливой и резкой критике и со стороны врачей, и со стороны юристов1. Исключение из-под действия уголовного закона всех случаев врачебной небрежности и самонадеянности противоречит принципам советского уголовного права, не признающего привилегированных профессий в случаях ответственности за общественно опасные деяния. Более того, в условиях научно-технической революции, захватывающей в свою сферу все большее число людей, ответственность лиц, в руках которых находятся судьбы и здоровье людей, должна повышаться даже при неосторожной вине.

Интересы представителей таких профессий, в том числе и врачей, заключаются не в установлении безнаказанности, например при неправильном лечении, а в уточнении понятия «неправильное лечение» и в более верном разграничении «неправильности» и случайности. Во всех случаях необходимо установить, где кончается несчастный случай, объективная невозможность предотвратить вредный результат и где начинается преступная неосторожность.

Врачебная ошибка возможна: а) из-за случая, независящих от врача обстоятельств, б) из-за невежества врача, в) из-за неосторожности при лечении.

Бывают ошибки, которые может допустить самый квалифицированный представитель медицинской про-

1 «Судебная  ответственность  врачей»,  Л.—М.,   1926.

185

фессии. Например, вследствие неправильного диагноза, который был поставлен несмотря на тщательное исследование, происходит неправильное лечение. Отсюда не следует, что врач совершил преступление, если он сделал все, чтобы избежать ошибки.

При наличии врачебной ошибки суд должен ставить перед экспертами вопрос, мог ли врач, следящий за развитием науки, допустить подобную ошибку при современных достижениях медицины. Поэтому должна возрастать роль научно-технической экспертизы для решения комплекса сложных уголовно-правовых вопросов.

Правильно задуманное врачебное действие может быть выполнено с несоблюдением необходимых мер предосторожности. Налицо ошибка по неосторожности.

Г. Дембо предлагал включить в Уголовный кодекс понятие профессиональной неосторожности1. Под это понятие он подводил деяния людей, связанных с работой на предприятиях с повышенной опасностью, и врачей. Такое «приравнивание», конечно, не выдерживает критики. Кроме того, отвлеченное понятие «профессиональная неосторожность» тоже мало что проясняет в проблеме виновности и ответственности не только врачей, но и вообще людей, имеющих отношение к новой и сложной технике.

Иными словами, понятие неосторожной вины нуждается в серьезном осмысливании2.

А. А. Пионтковский и М. Д. Шаргородский обращали внимание на опасность разрыва между объективными обязанностями и субъективными возможностями людей в условиях современного развития науки и техники. Однако проблему понимания небрежности они решали по-разному. А. А. Пионтковский полагал, что в основу определения преступной небрежности необходимо класть два критерия — объективный и субъективный, а М. Д. Шаргородский — лишь объективный.

Прав, по нашему мнению, М. С. Гринберг, заметивший, что преодоление этого разрыва не может основываться на предположении об абсолютной способ-

1          «Судебная ответственность врачей», с. 66.

2          См.: Да гель П. С. Классификация мотивов преступления и

ее криминологическое значение.— В кн.: Некоторые вопросы социо

логии права, Иркутск, 1967.

186

ности вменяемого лица предвидеть и предотвратить любые общественно опасные последствия своего поведения. Человеческие знания относительны, в связи с чем объективно вредное поведение может оцениваться человеком, в соответствии с заблуждениями его времени, как полезное и социально ценное1.

По нашему мнению, усложнение технических процессов не отменяет и не может отменить принципа индивидуальной вины и введения ответственности лишь за последствия. Но зато значительно возрастают требования к подготовке людей для исполнения тех или иных профессиональных функций, связанных с новой, сложной техникой.