Глава 3. Понятие экологических преступлений, их видовой состав и классификация

_ 1. Объект экологических преступлений

Понятия экологических преступлений в действующем Уголовном кодексе, как и в УК РСФСР 1960 г., не дается. Между тем формулирование его значимо для достижения многих важных целей.

Научный анализ этого понятия является исходным моментом решения по существу всех вопросов уголовной ответственности в сфере охраны природы.

Представление о совокупной общественной опасности экологически вредных деяний необходимо для правильного определения их круга, выделения правонарушений, которые следует признать преступными. Отсюда - правильное понимание экологического преступления служит методологической базой нормотворческого процесса.

Вне правильного представления о сущности общественно опасного деяния невозможно построение санкций, определение целей действия уголовно-правовой нормы, объема и задач профилактической работы. Оценка эффективности уголовной ответственности и применяемых уголовно-правовых мер неизбежно связана с анализом противоправного поведения, с четким уяснением его модели.

Общее понятие экологического преступления есть не что иное, как его родовое понятие, включающее в себя ряд родовых признаков. В литературе встречаются определения данных посягательств в соответствии с общими признаками преступления, указанными в уголовном законе. Как правило, они связаны либо вытекают из определения объекта преступного воздействия и строятся по схеме: "Преступлением в сфере охраны природы признается деяние, посягающее на такие-то отношения (следует их изложение)", многие авторы считают, что этого достаточно.

Поскольку среди ученых мнения по поводу объекта преступления против природы весьма различны, неодинаковы и их определения. Одни считают объектом отношения собственности на природные ресурсы*(66).

Исходя из названия главы УК РСФСР, ("Хозяйственные преступления"), в которой главным образом были сосредоточены статьи о преступлениях экологического характера, ряд ученых считали объектом отношения по хозяйственному использованию природных ресурсов*(67). Соответственно, они относили эти посягательства к хозяйственным.

Можно встретить утверждения, что объектом являются сами природные богатства*(68), интересы народного хозяйства в сфере рыболовства, охоты и других пользований*(69), порядок использования природных богатств*(70), конституционное право граждан на благоприятную окружающую среду*(71). Н.В. Свердюков высказал позицию, что им является "сложившееся равновесие (баланс), способность окружающей среды к самовосстановлению, природоресурсный потенциал, а также гарантированное ст. 42 Конституции РФ право каждого на благоприятную окружающую среду"*(72).

Дело в том, что проблема объекта преступления - одна из самых сложных и неоднозначно решаемых в теории уголовного права. Общепринято положение, что объектом преступления являются общественные отношения, охраняемые уголовным законом. Однако общий постулат ничуть не мешает исследователям давать самую разнообразную характеристику его структуры и содержания, считать, что родовой и непосредственный или родовой и видовой объекты могут совпадать, а при определении непосредственного объекта понятие "общественное отношение" подменять понятиями "имущество", интерес" и др., т.е. отождествлять их. Обосновываются понятия межродового, межвидового и других видов объектов. Причиной разногласий является, в частности, неоднозначное решение в социологической литературе вопроса о внутреннем строении общественного отношения и содержании его элементов. До сих пор не сформировалось в литературе общепринятого определения общественного отношения.

Отношения в сфере экологии также представляют собой сложное и, кроме того, недостаточно изученное явление. Вопрос о их содержании и элементах до середины 70-х годов вообще не ставился в уголовно-правовой литературе. Не исследовался он и в теории государства и права. Впервые в определенной степени объект экологических преступлений подвергся исследованию в докторской диссертации Ю.И. Ляпунова "Уголовно-правовая охрана природы органами внутренних дел" (М., 1974), а затем более детально анализировался в работах автора настоящей книги.

Рассмотрение изложенных в науке позиций позволяет сделать выводы:

а) в уголовно-правовой науке отсутствует единое, последовательное, отвечающее потребностям теории и практики определение объекта экологических преступлений. Отдельные определения объекта противоречат друг другу, в них обнаруживается тавтология, различное понимание содержания общественного отношения и соотношения его элементов;

б) в указанных работах, как правило, выводы об объекте рассматриваемых преступлений предлагаются декларативно либо, в лучшем случае, приводятся самые общие аргументы в пользу того или иного решения. Отсутствуют попытки исследовать внутреннюю структуру и содержание отношений, выступающих объектом экологических преступлений, определить их соотношение со смежными группами общественных отношений;

в) многие выводы базируются на УК 1960 г., в котором нормы об охране природы не были систематизированы. При таком положении попытки определить объект преступления, исходя из места тех или иных норм об охране природы в Уголовном кодексе, не могут привести к единообразному его пониманию;

г) отсутствие единообразия в понимании сущности объекта не позволяет решить важный вопрос о соотношении родового, видового и непосредственного объектов экологических преступлений. Непосредственный объект как конкретное общественное отношение подменяется иными по содержанию понятиями - "интерес", "природный ресурс", "порядок использования" и прочими, что требует выяснения сущности данных понятий, их соотношения и значения.

Данные позиции, на наш взгляд, не отражают сущности экологических преступлений и не соответствуют действующему законодательству. В самом общем виде возражения сводятся к следующему*(73).

Концепция экологических преступлений предполагает в первую очередь освещение понятия экологических отношений. Они образуют единство трех направлений человеческой деятельности: по консервативной охране природы; рациональному использованию ее богатств как одному из способов охраны; сохранению и восстановлению надлежащих качественных природных условий жизнедеятельности человека (защита от загрязнения, отравления окружающей среды, шумового, вибрационного, теплового воздействия и т.п.), включая обеспечение экологической безопасности, улучшение и воспроизводство природной среды и ее ресурсов.

Попытка рассматривать экологические преступления как разновидность экономических не позволяет в должной мере вскрыть специфику преступлений в сфере охраны окружающей среды, переносит центр тяжести с отношений экологических на материальные, стоимостные, что совершенно недостаточно с точки зрения современных представлений о взаимодействии общества и природы.

Кроме того, в собственности могут находиться лишь те элементы природы, которые обладают определенной вещественной формой и могут находиться во власти людей. Однако уголовное право охраняет и такие элементы природной среды, которые не могут находиться в чьей-либо собственности вообще, например атмосферу, воды открытого моря, фауну и флору Антарктики. Международными соглашениями ограничивается право распоряжения государства в отношении определенных особо охраняемых видов птиц и зверей.

Не включает преступления в области охраны природы в круг преступлений против собственности и законодатель, иначе он поместил бы нормы экологического характера в раздел "Преступления в сфере экономики".

Конституцией РФ (ст. 9), Законом РФ "О собственности в РФ" (ст. 6), Земельным кодексом РФ (глава 3), в гражданском праве и ряде других нормативных актов устанавливаются на природные ресурсы различные виды собственности. Но из этого вовсе не следует, что отношения собственности являются объектом экологических преступлений, Как известно, собственность рассматривается как экономическая категория и как юридическое понятие, как право собственности. В экономическом смысле собственность - это исторически обусловленная форма присвоения предметов природы, в которой выражены общественные отношения между людьми в процессе производства, обмена, распределения и потребления материальных благ. То есть собственность представляет собой прежде всего важное производственное социально-экономическое отношение.

Не трудно убедиться, что отношения в сфере экологии отнюдь не сводятся к производственным отношениям.

Собственность же как юридическая категория (субъективное право) предполагает наличие у собственника полномочий использовать принадлежащее ему имущество по своему усмотрению и в своих интересах; выражает состояние присвоенности, принадлежности средств производства и продуктов труда. Таким образом, право собственности закрепляет субъекта, которому принадлежит право пользования, владения и распоряжения теми природными ресурсами, которые объективно могут кому-либо принадлежать.

В интересах общества права собственности на определенные виды природных ресурсов ограничиваются.

Отношения же в сфере экологии имеют иное содержание и участником их может быть не только собственник того или иного элемента природной среды.

Нельзя утверждать, что экологическое преступление посягает на отношения собственности и потому, что объект преступления определяется исходя не только из экономической сущности предмета посягательства, но из содержания, сущности общественных отношений по поводу этого предмета с учетом его социальной роли в данном отношении. Можно привести много примеров, когда взаимодействие осуществляется на одинаковые по своей экономической сущности предметы, но при этом затрагиваются совершенно различные общественные отношения, охраняемые законом. Так, оружие, яды, наркотики являются имуществом. Однако нарушение правил обращения с этими предметами, хищение их образуют составы преступлений не против собственности, а против общественной безопасности и здоровья населения (ст. 222, 223, 225, 226 УК РФ).

Говоря об отличии экологических преступлений от хозяйственных, следует отметить, что в большинстве норм УК РФ об охране природы речь об использовании природных ресурсов вообще не идет. Ответственность они предусматривают за нарушение правил охраны природы от неблагоприятного воздействия: уничтожения, повреждения, отравления, загрязнения (ст. 246-254; 257; 259; 261; 262).

Конечно, с экономической точки зрения природа является сырьевой базой хозяйствования, но акцент при анализе экологических преступлений надо делать на то, что природные ресурсы в своей совокупности образуют среду обитания человека и иных живых существ. Должен учитываться не только и не столько экономический ущерб, но главным образом - ущерб экологического характера: сдвиги в экологической системе, нарушение радиационного, теплового, энергетического баланса, влияние на здоровье людей, исчезновение растений и животных и т.д.

Кроме того, не охватываются хозяйственными отношениями такие, например, виды человеческой деятельности, связанной с использованием природных ресурсов, как научная, оздоровительно-спортивная, медицинская. Так, не все виды дикой фауны имеют значение для хозяйственной деятельности. Многие из них представляют интерес только с точки зрения науки, как, например, генетический фонд. Другие служат учебным, культурным, спортивным, медицинским, эстетическим потребностям. Определенные виды животных и растений полностью исключены из хозяйственного оборота. Исключены из хозяйственной деятельности и некоторые территории, например заповедников, а в заказниках и национальных парках хозяйственная деятельность ограничивается. Существуют даже относительно вредные для человека виды животных и растений, не включенных в такую деятельность. Однако они тоже охраняются законом с учетом указанных выше целей.

Позиция, что объектом преступлений против природы являются хозяйственные, экономические отношения, не учитывает, что центром всех экологических проблем в настоящее время стала разработка такой природоохранной практики, которая обеспечила бы выживание человека как биологического вида. Говоря же о хозяйственном использовании природных ресурсов, сторонники этой позиции выдвигают на первый план экономический, потребительский интерес. Поэтому предложения рассматривать охрану природы лишь как форму использования ее ресурсов представляются неприемлемыми. Стержень экологической проблемы - это все же своего рода "консервирование" природной среды, защита ее от уничтожения, повреждения, загрязнения и т.п. Рациональное природоиспользование рассматривается в экологическом праве лишь как составная часть, одно из средств охраны природы. Однако не следует считать его единственной формой такой охраны.

Нельзя согласиться с мнением считать объектом рассматриваемых посягательств порядок использования природных богатств. Под ним необходимо понимать определенным образом организованный и юридически оформленный режим эксплуатации ресурсов природы. Иными словами, порядок использования - это не сама общественно-практическая деятельность, а ее отражение в определенных юридических актах, правилах, устанавливающих этот режим. Следовательно, порядок использования не может быть отношением по поводу природных богатств, он лишь закрепляет, упорядочивает отношения использования. Помимо этого данное определение слишком узко, из него не ясно, какие социальные ценности несут ущерб при совершении деяний против природы, какие блага и интересы обеспечиваются этим порядком. В юридической литературе указанная позиция справедливо подвергалась критике и за то, что по сути она отражает нормативистский подход в определении объекта*(74).

Неосновательна и позиция тех авторов, которые считают объектом экологических преступлений природные ресурсы (лес, воду, воздух, недра, рыбу, зверей), поскольку в этом случае не проводится никаких различий между объектом и предметом посягательства.

Позиция, что объект - это природный баланс, природоресурсный потенциал и т.д., не выдерживает критики, поскольку:

а) противоречит пониманию объекта в науке уголовного права;

б) смешивает естественнонаучные понятия и правовые категории (баланс, потенциал и права граждан).

В литературе высказана точка зрения, что экологическим преступлением следует считать "предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние (действие, бездействие), посягающее на окружающую среду и ее компоненты, рациональное использование и охрана которых обеспечивают оптимальную жизнедеятельность человека, и состоящее в непосредственном использовании природных объектов как социальной ценности и приводящее к негативным их изменениям"*(75).

В данном определении предпринята попытка отразить социальную сущность экологических преступлений, но оно не конкретно и не точно. Не ясно, что понимать под оптимальной жизнедеятельностью человека. В качестве объекта преступного воздействия называется предмет преступления, а не охраняемые уголовным законом общественные отношения в сфере экологии.

Преступление по объективным признакам необоснованно ограничивается непосредственным использованием природных ресурсов, тогда как рациональное природопользование, как говорилось, - лишь одна из форм охраны природы. Не соответствует эта позиция как ранее имевшемуся, так и действующему законодательству. Как указывалось, в нем предусмотрена ответственность за целый ряд экологических преступлений, не связанных с потреблением природных богатств.

Статья 85 Закона РСФСР "Об охране окружающей природной среды" от 19 декабря 1991 г. определяла экологические преступления как "общественно опасные деяния, посягающие на установленный в РФ экологический правопорядок, экологическую безопасность общества и причиняющие вред окружающей среде и здоровью человека"*(76). Под экологическим правопорядком авторами проекта данной статьи понимается "порядок, установившийся в результате действия природоохранительных правоотношений"*(77). То есть объектом преступления объявляются не сами общественные отношения, а их следствие как результат действия права, что противоречит общепринятой концепции объекта.

Нецелесообразно, на наш взгляд, и разграничение вреда, причиняемого природной среде и здоровью граждан, ибо последний при совершении экологических преступлений может быть причинен только путем ухудшения качества природной среды. Правильнее делать акцент на подрыве биологической основы здоровья населения.

Данное определение представляет интерес в плане методологического подхода к решению проблемы, но можно предложить и иное, более точно, на наш взгляд, отражающее сущность экологического преступления.

Экологические преступления безусловно причиняют вред конституционному праву граждан России на проживание в экологически благоприятных для жизни и здоровья населения условиях. Однако они не направлены непосредственно на причинение вреда этим отношениям. Они могут выступать в качестве дополнительного непосредственного объекта, так же как отношения по охране жизни и здоровья граждан. В экологических преступлениях вред причиняется прежде всего отношениям по охране природы. Иные же отношения он затрагивает косвенно, опосредовано, и таких отношений может быть много, ибо вся жизнь и деятельность человека связаны в конечном счете с природной средой, т.е. экологичны.

С позиций изложенного, родовым объектом экологических преступлений являются отношения в области обеспечения общественной безопасности и здоровья населения, поскольку глава 26 "Экологические преступления" помещена в УК РФ в раздел IX "Преступления против общественной безопасности и общественного порядка"*(78).

Видовым объектом, который следует выделять как один из элементов кодификации Особенной части нового УК, следует считать охраняемые уголовным законом комплексные общественные отношения по рациональному использованию природных ресурсов, сохранению качественно благоприятной для человека и иных живых существ природной среды и обеспечению экологической безопасности населения.

Непосредственными объектами являются конкретные общественные отношения по охране отдельных видов природных богатств, их рациональному использованию и обеспечению экологической безопасности населения. Например, объектом незаконной охоты являются отношения по охране и рациональному использованию диких зверей, птиц и иных животных, а объектом загрязнения водоемов и воздуха - отношения по охране вод и атмосферы и обеспечению экологической безопасности населения.

_ 2. Предмет экологических преступлений

Второй отличительный признак экологических преступлений - особый предмет посягательства. Предметом экологических преступлений в широком смысле слова выступает природная среда в целом, поскольку все ее составные части находятся между собой во взаимодействии и во взаимосвязи и составляют единую экосистему, а в пределах конкретных участков суши или водоемов образуют единую общность организмов, растительности и т.п. - биоценоз. Причинение вреда одной из частей экосистемы немедленно отражается на состоянии других.

В более узком смысле предметом конкретных преступлений являются природные ресурсы: земля, ее недра, атмосфера, внутренние воды и воды открытого моря, животные, растительность.

В отдельных случаях в качестве предмета преступного воздействия предусматриваются редкие и достопримечательные ресурсы живой и неживой "природы: природные ландшафты, урочища, ущелья либо единичные объекты природы - скалы, деревья, водоемы и др. (ст. 248 УК РФ).

При конструировании законодателем норм общего характера (ст. 245, 247 УК РФ, например) предмет в законе не конкретизируется.

Предмет преступления - это признак состава, который чаще всего используется для определения объекта экологического преступления. С установления предмета обычно начинается процесс выяснения характера посягательства и способов его воздействия на определенный объект. Однако, поскольку одни и те же элементы природной среды могут быть вовлечены в орбиту различных общественных отношений, необходимо выяснить социальную роль предмета посягательства.

Так, по-разному будет квалифицирован незаконный вылов рыбы в реке и в товарном прудовом хозяйстве. В первом случае это будет незаконная добыча водных животных или попросту рыбное браконьерство (ст. 256 УК), во втором - хищение. Поэтому в экологических преступлениях предмет посягательства всегда следует рассматривать в связи с объектом и наряду с ним. Изолированный анализ предмета не позволяет уяснить то отношение, которому наносится ущерб, порождает ошибки, путаницу в квалификации преступления.

Особое значение имеет решение этого вопроса для отграничения экологических преступлений от посягательств на собственность. "Вещи, - подчеркивает В.Г. Афанасьев, - как компоненты социального целого, суть тела, предметы, вовлеченные в орбиту общественной жизни. Как социальные феномены... они не могут быть поняты сами по себе, вне человеческой деятельности. Они - продукт конкретного труда, потребительские стоимости и как таковые имеют природную основу"*(79). При этом "природное качество вещи проявляется в том материале, из которого вещь состоит, а социальное - в том, что она вводится в орбиту общественных отношений"*(80).

Таким образом, чтобы определить, в орбиту каких отношений - природоохранительных, собственности или иных попадает природный ресурс, надо установить момент, с которого он теряет свойства естественного элемента природы и превращается в вещь, в товар.

Определяя в общей форме этот момент на основе положений современной экономической теории, можно сказать, что любому природному ресурсу качество товара придает общественно необходимый труд. Эта общая посылка, определяющая методологию подхода к оценке экономической сущности предмета посягательства, является господствующей не только в учебной, но и в монографической литературе.

Охрана природы невозможна в настоящее время без приложения человеческого труда. Специальными органами государственной исполнительной власти осуществляется охрана воздуха, вод, лесов, животного мира. Проводится работа по размножению и акклиматизации животных, разведению лесов.

Все это - убедительное доказательство того, что мы находимся на этапе "очеловечивания" всей природной среды. Остается очень мало природных компонентов, к которым бы не прикасались разум и руки человека.

Результатами труда, затраченного на сохранение и возобновление природных ресурсов, нельзя, как правило, воспользоваться сразу. Они проявляются порой через десятки лет, и трудовое воздействие на природу может быть оценено лишь последующими поколениями.

Иначе говоря, среди потребительских стоимостей, созданных природой без участия человека, растворяется стоимость тех, которые созданы его трудом.

Изложенное послужило основанием для утверждений, что критерий, по которому мы делаем попытку отличить общественно опасное деяние в сфере экологии от преступлений против собственности - наличие или отсутствие вложенного в предмет посягательства общественно полезного труда, - исчезает, а в ряде случаев уже исчез*(81).

Однако при более глубоком изучении вопроса выясняется, как справедливо отмечает Ю.И.Ляпунов, что "трудовое опосредование предмета посягательства, понимаемое как аккумуляция им известного количества общественно необходимого труда, далеко не предопределяет отнесение его к категории товарно-материальных ценностей (имущества)"*(82).

Что же придает природному ресурсу товарно-денежную форму, превращает его в имущество? Материалистическая экономическая теория дает на этот вопрос исчерпывающий ответ: труд, вырвавший тот или иной элемент природы из естественной природной среды и переместивший его из области господства сил природы в сферу, регулируемую экономическими законами общественного производства. С этого момента элементы природной среды становятся имуществом, товаром. Такова, например, продукция рыбного, охотничьего и других добывающих промыслов.

Отсюда следует очень важный в методологическом и практическом плане вывод, что при решении вопроса о разграничении имущества (товара) и естественного элемента природной среды имеется в виду не вообще весь предшествовавший труд, затраченный ранее обществом и аккумулированный в природных богатствах, а конкретный труд, которым вполне определенный ресурс извлекается из природы, которым разрываются его связи с природной средой.

Следовательно, чтобы природный ресурс мог быть признан имуществом, товаром (а значит и предметом преступлений против собственности), он должен, во-первых, овеществлять в себе известное количество конкретного общественно необходимого труда человека и, во-вторых, быть извлеченным полностью или иным образом обособленным от окружающей природной среды (например, находиться в ловушке, загоне, капкане, сетях и т.п.).

Сегодня ясно, что рано или поздно биосфера в еще большей степени будет преобразована в биотехносферу. Вместе с тем ясно и то, что человечество не сможет существовать, если не останется хотя бы и преобразованная в какой-то мере трудом человека природная среда, выполняющая экологические функции, т.е. функции обеспечения жизнедеятельности человеческого общества.

Невозможно полностью преобразовать в товар воду морей и рек, ледники, горы, почву, атмосферный воздух и ряд других компонентов природной среды.

Останутся (и количество их увеличивается) территории заповедников, заказников и национальных парков, в которых полностью запрещена или ограничена хозяйственная деятельность. Они призваны выполнять чисто экологические, научные и оздоровительные функции.

Разводя леса, диких животных, птиц и рыбу, очищая воду и воздух, человечество своим трудом восстанавливает утраченные природные ресурсы, восстановление которых еще возможно, или пытается привести их в первоначальное качественное состояние, формируя тем самым экологические условия своего существования.

Экологическое право, относя к экологическим отношения, возникшие в связи с возобновлением, восстановлением и улучшением природного вещества, тем самым признает, что искусственно выращенные и выпущенные в природу рыбы, звери, птицы, насаженные леса, очищенные воды и воздух есть предметы этих отношений. Отсюда следует, что они могут быть и предметом экологического преступления.

Таким образом, те элементы природной среды, к которым приложен человеческий труд и которые вносятся, внедряются, "растворяются" в ней для выполнения природных (биологических и иных) функций, также выпадают из понятия "имущество, "товар", приобретают иное (экологическое) социальное значение, попадая в сферу экологических отношений.

Изложенное находит свое подтверждение в какой-то мере и в судебной практике высших судебных органов. Так, в разъяснениях Пленума Верховного суда СССР неоднократно проводилась мысль, что предметом хищения может быть только то, что отнесено к товару, имеет цену и числится в государственных или иных фондах*(83).

На практике и в теории неоднозначно решался вопрос о квалификации незаконной порубки защитных и озеленительных насаждений в городах и других населенных пунктах, на полосах отвода автомобильных, железных дорог, каналов и т.п. Пленум Верховного суда СССР в постановлении (п. 8) "О практике применения судами законодательства об охране природы" от 7 июля 1983 г. разъяснил, что эти действия следует квалифицировать по ст. 169 УК РСФСР и соответствующим статьям УК других республик СССР, т.е. отнес эти деяния к экологическим преступлениям.

Аналогичные (только более точные) разъяснения даны и в п. 11 постановления Пленума Верховного Суда РФ N 14 "О практике применения судами законодательства об ответственности за экологические правонарушения" от 5 ноября 1998 г.*(84)

В юридической литературе было высказано мнение, что незаконная порубка леса, незаконная охота, браконьерские методы ведения рыбного промысла являются способами последующего хищения имущества, представляя отдельные составы преступлений, и квалифицировать указанные деяния необходимо по совокупности: по статьям об ответственности за посягательство на отношения по охране природы и как хищение имущества*(85).

Данная позиция представляется несостоятельной, так как она не учитывает различий по социально-экономическим свойствам между имуществом и элементами природной среды как естественными природными образованиями. Кроме того, если, например, незаконная охота является способом хищения имущества, то нет нужды квалифицировать ее еще и как браконьерство, так как все возможные способы хищений указаны в законе.

Не получил в юридической литературе окончательного разрешения вопрос о квалификации завладения такими природными ресурсами, на воспроизводство или добычу которых затрачен общественно необходимый труд, но которые еще не отторгнуты полностью от естественной природной среды.

Было высказано мнение, что при этом следует опираться на требования закона стоимости и учитывать цели материальных затрат. Если общество затрачивает средства на улучшение, сохранение и преобразование природы, то такие природные ресурсы "растворяются" в ней, не учитываются ни как основные, ни как оборотные средства и подлежат списанию в качестве безвозвратных. Реализация же цели непосредственного получения за счет экономического видоизменения природных богатств разнообразных продуктов для удовлетворения потребностей общества приводит к тому, что элементы природы становятся продуктом товарного производства, обладающим меновой стоимостью, продукцией незавершенного цикла производства*(86).

Имеются в виду рыбы, выращиваемые в прудовых хозяйствах, посевы сельхозкультур, драгоценные металлы и драгоценные камни на территории, разрабатываемой горным предприятием, или находящиеся в отвалах, и т.п.

Эта позиция представляется правильной, хотя она описывает не столько принципиальное различие экологических преступлений и преступлений против собственности, сколько механизм перехода предметов одних отношений (потенциальных предметов преступлений) в другие. Вопрос об отграничении нет нужды обосновывать рассмотрением порядка реализации материальных средств, затрачиваемых на воспроизводство тех или иных ресурсов природы. Он решается на основе общих положений о моменте перехода элементов природы в категорию товарно-материальных ценностей, имущества.

Указанные элементы природы, хотя и не отторгнуты еще полностью трудом из естественной природной среды, но обособлены, выделены им из непосредственной связи с природой. Они включены в производственный цикл, а не экологический, выступают в качестве предметов производственных отношений, а не экологических и перешли в категорию имущества. Посягательство на эти ресурсы, следовательно, квалифицируется как преступление против собственности.

Обобщая сказанное, необходимо сделать вывод, что предметом экологических преступлений следует считать различные компоненты природной среды, не отторгнутые и не обособленные человеческим трудом от естественных природных условий, либо аккумулирующие в себе определенное количество труда предшествующих и настоящего поколений людей, но остающиеся в природной среде, или внесенные в нее для выполнения своих биологических и иных природных функций.

_ 3. Объективная сторона экологических преступлений

С объективной стороны рассматриваемые преступления выражаются в нарушении путем действия или бездействия общеобязательных правил природопользования и охраны окружающей природной среды. Диспозиции норм, описывающих такие преступления, являются бланкетными. Поэтому для установления конкретных признаков состава преступления необходимо обратиться к соответствующим законам и иным нормативным актам по охране природы и использованию ее ресурсов, принимаемым на уровне РФ, ее субъектов, органов местного самоуправления, министерств и ведомств.

Большинство составов экологических преступлений относятся к категории так называемых материальных (ст. 246, 248, 249, 254 УК РФ, например). Составы, не содержащие указания на последствия преступления как на его обязательный признак (ст. 252, 253, 260, например), относятся к формальным. Имеются и такие составы, которые предусматривают ответственность только в случае возникновения реальной угрозы причинения вреда ("составы угрозы"). Их логично отнести к формальным (ч. 1 ст. 247 УК, например). Статьи 256 (незаконная добыча водных животных и растений) и 258 (незаконная охота) содержат разновидности преступлений и с материальным (в случае причинения преступлением крупного ущерба), и с формальным составами.

Материальными являются ряд квалифицированных составов преступлений (ст. 250, 251, 252, например).

Некоторые авторы утверждают, что лишь два самостоятельных состава преступления, сформулированных в ч. 1 и 2 ст. 253 УК, сконструированы как формальные*(87). Излагая содержание конкретных составов, они относят к таковым уже и составы, предусмотренные ст. 256, 258 УК и др.*(88)

Анализируя объективную сторону составов экологических преступлений, следует иметь в виду следующее.

Преступное экологически значимое деяние

Сущность экологического преступления проявляется в признаках того же порядка, что и сущность экологически значимого поведения вообще, так как преступление - часть его. Но это касается лишь их общего, стержневого признака - экологичности. Социальная же значимость и юридическая оценка поведения различны.

Экологически значимое поведение - более широкое понятие, чем экологическое преступление. Его можно определить как совокупность социально обусловленных, волевых действий (бездействия) отдельных людей и их коллективов, которые, воздействуя на окружающую среду, вызывают в ней изменения, затрагивающие общественные интересы по сохранению качественно благоприятной для человека среды обитания.

Рассмотрение экологически значимого поведения вне социальных связей не позволяет различить экологическое правонарушение (преступление) и непреступное воздействие на природную среду. Так, разрешенные лов рыбы, охота, рубка леса, разработка недр и даже загрязнение водоемов и воздуха, рассматриваемые в общем плане, вне их социальной сущности, не отличаются по внешним признакам от преступлений того же порядка.

Следовательно, необходимо учитывать, что экологически значимое поведение может быть как социально полезным, так и социально вредным, как законным, так и противоправным, в том числе преступным, и может оцениваться лишь с социальных позиций. Преступное поведение всегда асоциально, общественно опасно и противоправно. Оно, образно говоря, - экологически значимое поведение со знаком "минус". Экологичность преступного поведения выражается в таком незаконном природопользовании или ином негативном воздействии на окружающую среду (отравление, загрязнение, повреждение природных ресурсов), которое, исходя из существующих отношений в обществе, признается опасным. С позиций же природы всякое (законное, незаконное) воздействие на нее, причиняющее вред, ущербно.

Анализ уголовно-правовых норм об охране природы показывает, что в законодательстве используются различные технико-юридические приемы описания общественно опасного действия или бездействия. Иногда перечень и характер общественно опасных деяний точно и исчерпывающим образом указан в самом тексте закона. Например, в ст. 261 УК указывается на уничтожение или повреждение лесных массивов путем неосторожного обращения с огнем или поджога, либо иными общественно опасными способами, либо путем загрязнения.

Пределы судейского усмотрения в этих случаях ограничены уже самим законом. Процесс квалификации упрощается и состоит в сопоставлении фактических обстоятельств дела с признаками состава преступления, предусмотренными законодательной конструкцией нормы.

Но особенность объективной стороны экологических преступлений выражается в том, что все они совершаются путем нарушения специальных правил, а диспозиции статей, описывающих такие преступления, являются бланкетными. Закон указывает лишь на нарушение установленных правовых актов не уголовно-правового характера, описывает форму преступления и его признаки. Содержание же их, т.е. вид и характер нарушения этих правил, не раскрывается. Это обстоятельство очень важно иметь в виду при квалификации, так как законодательная конструкция ряда составов (например, незаконной охоты, незаконной добычи водных животных и растений, загрязнения водоемов, атмосферного воздуха) остается неизменной на протяжении длительного времени, тогда как содержание их периодически меняется вследствие обновления подзаконных нормативных актов.

Такого рода диспозиции можно разделить на "чисто" бланкетные и "описательно-бланкетные". В "чисто" бланкетных диспозициях не раскрывается содержание нарушенных правил. Так, в ст. 257 УК преступление определяется как "производство лесосплава, строительство мостов, дамб, транспортировка древесины, осуществление взрывных и иных работ с нарушением правил охраны рыбных запасов...".

В "описательно-бланкетных" диспозициях законодатель указывает не только на вид тех или иных правил, которые нарушаются, но и устанавливает дополнительные признаки, характеризующие преступление. Так, ст. 258 УК указывает на размер ущерба, место, способ, орудия, приемы незаконной охоты. Статья 260 УК перечисляет виды лесов, в которых осуществляется преступная незаконная порубка деревьев и кустарников, размер ущерба как условие уголовной ответственности. По такому же принципу сконструирована объективная сторона и некоторых других составов преступлений.

При квалификации деяний, предусмотренных нормами, имеющими такие переменные признаки, следует проанализировать не только содержание самой уголовно-правовой нормы, но и ряд других источников нормативного и научно-практического характера, которые помогут составить правильное представление о терминах и понятиях, заключенных в диспозиции закона.

В бланкетных диспозициях законодатель предопределяет тот нормативный источник, который надлежит использовать для раскрытия вида и содержания общественно опасного деяния. Использование его является обязательным. Однако в законе название этого источника не конкретизируется, а устанавливается лишь вид тех или иных правил. Например, ч. 2 ст. 249 УК предусматривает ответственность за нарушение правил, установленных для борьбы с болезнями и вредителями растений. Такие правила содержатся в ряде постановлений Правительства Российской Федерации, инструкциях и методических указаниях службы лесного хозяйства, Министерства природных ресурсов РФ, Министерства сельского хозяйства РФ, Министерства здравоохранения РФ, решениях местных органов власти и других нормативных актах.

При такой конструкции уголовно-правовой нормы, как полагают некоторые ученые, не все признаки состава преступления указаны в самом законе*(89).

Вряд ли можно согласиться с тем, что в нормативных актах не уголовно-правового характера, к которым отсылают бланкетные диспозиции, определены именно признаки состава преступления. Это противоречит ст. 1 УК РФ, отразившей принцип "нет преступления без указания на то в законе".

В данном случае в законе указаны признаки преступления в общей форме. Полное же описание их в статье УК невозможно и нецелесообразно. Но это не означает, что бланкетные диспозиции не содержат признаков состава преступления.

Нормативные акты не уголовно-правового характера лишь конкретизируют уголовный закон, но не определяют признаков состава преступления. Такие акты самостоятельны и возникли независимо от статей уголовного закона. Принятие их было вызвано необходимостью регулировать отношения в области охраны и рационального использования природных ресурсов, а не целью разъяснения содержания уголовно-правовых природоохранительных норм. Наоборот, их наличие позволяет законодателю при установлении уголовно-правового запрета ссылаться на них, поскольку информации, заложенной в этом запрете, недостаточно для правильного восприятия его содержания. Вряд ли можно усвоить существо запрета нарушать правила охоты, например, без изучения этих правил.

Эффективность уголовно-правовых природоохранительных норм, предусматривающих ответственность за действие или бездействие, нарушающее природоохранительные правила, в большей степени зависит от качества правового регулирования конкретных общественных отношений, от качества норм, к которым отсылают бланкетные диспозиции. Так, установление уголовной ответственности за загрязнение атмосферного воздуха предполагает наличие нормативных актов, содержащих такие правила, которые объективно отражают отношения, связанные с деятельностью предприятий, охватывают все существенные связи этих отношений, не противоречат друг другу, указывают научно обоснованные нормы предельно допустимых концентраций загрязняющих веществ в воздухе, содержат ясно сформулированные и четко определенные обязанности, подкрепленные соответствующими полномочиями. При соблюдении этих требований можно полагать, что допущенные лицом нарушения являются результатом именно его недисциплинированности, а не просчетов регулирования.

Однако имеют место просчеты как в правовом регулировании, так и в практике применения закона.

Множественность подзаконных нормативных актов, описывающих содержание преступных нарушений охраны природы, не способствует их усвоению, правильному толкованию и применению.

Так, суд по делу С. определил размер ущерба за порубку 34 деревьев, исходя из цены реализации дров, тогда как его следовало исчислить в соответствии со специальными таксами*(90).

Опрос следователей показал, что у многих из них никогда не возникал вопрос о необходимости проверки юридической силы нормативных актов не уголовно-правового характера, на которые они ссылаются при квалификации преступлений (33%); другие считают, что эти акты необходимо проверять, но практически никогда этого не делают (20%); третьи заявили, что они обычно пользуются правилами, инструкциями, другими изданиями пятилетней, а то и десятилетней давности (47%).

Конкретные социально-психологические исследования степени знания природоохранительного законодательства, проведенные в свое время С.Н. Кравченко*(91), дали похожие результаты (табл. 1).

Таблица 1

———————————————————————————————————————————————————————————————————————

|————————————————|————————————————|—————————————————|———————————————————|

|Хозяйственные | 21,0 | 55,2 | 23,8 |

|работники | 4,1 | 8,2 | 87,7 |

|специальных | 8,1 | 44,8 | 47,1 |

|охранительных | 50,0 | 50,0 | 0 |

|доохранительной | 36,6 | 36,5 | 27,0 |

|Рабочие | 24,2 | 72,6 | 3,2 |

|общественных | 5,3 | 94,7 | 0 |

|Итого (в| 18,6 | 49,4 | 32,0 |

Из таблицы видно, что знание нормативных актов об охране природы даже среди лиц, специально их изучающих по роду своей деятельности, находится на низком уровне. Следовательно, необходимо сделать более конкретными и понятными сами уголовно-правовые нормы. Однако полностью избежать использования бланкетных диспозиций при конструировании уголовно-правовых природоохранительных норм нет возможности.

В противном случае содержание этих норм будет чрезвычайно широким. Например, в ст. 251 УК необходимо описать более чем 500 нормативов ПДК загрязняющих веществ. Кроме того, в ряде случаев это сделать невозможно технически. Нельзя, например, в норме об ответственности за незаконную охоту перечислить все запретные для охоты места, сроки и животных, запрещенных к отстрелу, не только потому, что велик их перечень, но и потому, что они разные в разных регионах России.

В связи с этим представляется неприемлемым предложение В.А. Лопатина заменить все бланкетные диспозиции описательными и давать в тексте статьи легальное описание содержания уголовно-правового запрета*(92).

Другой крайностью является создание норм об охране природы общего характера, где не конкретизируется даже вид нарушенных правил. Ученый предлагает проект статьи, диспозиция которой предполагает ответственность за "злостное" нарушение законодательства об охране окружающей среды или неисполнение требований органов природоохранительного контроля"*(93). Подобный подход наблюдался и при конструировании норм об охране природы в проекте нового УК. На наш взгляд, такое решение нельзя признать удачным. Содержание преступления в этом случае неопределенно. Не ясно его соотношение с другими преступлениями в сфере охраны природы и с административно наказуемыми правонарушениями. Применение подобных норм на практике не может исключить случаев произвольного их толкования и ошибок.

Известно, что форма уголовно-правовых предписаний как способ их формулирования, не произвольна, а социально обусловлена. Факторы, ее определяющие, те же, что взывают к жизни сам закон*(94). С учетом этого представляется более перспективным направление, использующее при описании деяния социально-криминологический подход: выявление и учет наиболее общественно опасных, типичных видов, приемов и способов нарушения соответствующих правил, конкретизация видов этих нарушений, по возможности четкое формулирование последствий преступления либо описание примерного содержания.

Для этого следует шире использовать описательно-бланкетные диспозиции, конкретизируя, насколько возможно, содержание уголовно-правовых норм и снижая тем самым их уровень бланкетности.

Последствия экологических преступлений

Последствия в материальных составах законодатель предусматривает как в качестве признаков основного состава (ст. 246, 247, 248, 249 и др.), так и в качестве квалифицирующих обстоятельств (ст. 251, 252 УК, например).

От конструкции состава зависит, в частности, объем криминализации общественно опасных деяний. Конструируя состав преступления как материальный, законодатель тем самым в значительной степени сужает пределы уголовной ответственности за отдельные деяния в области охраны природы.

Относительно понятия последствий в науке уголовного права нет единства.

Представляется, что преступное последствие - объективное выражение общественной опасности деяния; оно присуще любому преступлению, хотя не всегда указывается в законе.

Конкретное деяние всегда причиняет ущерб определенным общественным отношениям. В общем виде этот ущерб может быть определен как разрыв деянием системы общественных отношений, в которой оно находится и неприкосновенность которой охраняется уголовным законом. То есть преступное последствие представляет собой наступление вредных изменений в объекте посягательства.

Ущерб, причиняемый объекту преступления, всегда реален, т.е. существует в объективной действительности, но не материален. Поскольку общественные отношения не обладают предметной материальностью, непосредственное определение характера причиняемого им ущерба исключается. О характере и размере ущерба, причиненного объекту, судят по характеру деяния и тем изменениям, которые оно производит во внешнем мире.

Можно говорить о последствиях в широком смысле слова (ущерб объекту, независимо от того, предусмотрен он в законе или нет) и о последствиях в узком смысле слова - материальном, физическом, политическом, моральном и ином вреде, который причиняется участникам общественных отношений (гражданам, общественным организациям, государству, юридическим лицам) и который учитывается законодателем при конструировании материальных составов преступлений.

Только в таком смысле можно признать правильным утверждение, что необходимо различать ущерб объекту преступления и вред "участникам общественных отношений и тем специальным (материальным и идеологическим) ценностям, по поводу которых устанавливаются эти отношения"*(95).

Под "специальными ценностями" понимается не что иное, как предмет общественного отношения. Но причинение вреда предмету и субъектам общественного отношения, охраняемого уголовным законом, и есть причинение вреда объекту преступления.

Рассматривать ущерб, причиняемый элементам общественного отношения, на наш взгляд, целесообразно в плане выявления механизма причинения вреда объекту преступления, а не в плане противопоставления ущерба объекту и его составным частям.

В теории уголовного права утвердилось мнение, что в качестве последствий при квалификации преступлений с материальным составом следует рассматривать только строго определенный в количественном отношении ущерб, который указан в диспозиции соответствующей нормы. Н.Д. Дурманов писал, в частности, что "из бесконечного количества изменений, которое вызывает определенное человеческое поведение, уголовное право интересуют не последствия "вообще", не последствия в "широком" смысле слова, а лишь те, которые соответствуют описанным в законе признакам конкретного преступления"*(96). Этот тезис имеет очень важное значение для оценки последствий преступных деяний в области охраны природы, так как все компоненты природной среды взаимосвязаны между собой и изменения в каком-то одном ее звене немедленно сказываются на состоянии других. Например, загрязнение атмосферного воздуха может привести к усыханию лесов, что в свою очередь влечет нарушение водного баланса, эрозию почв, изменение местных климатических условий и т.п. Загрязнение может вызвать кислотные дожди, сказаться на сельскохозяйственной деятельности, на здоровье людей.

Действующее законодательство не предусматривает ущерб в виде упущенной выгоды, затрат на восстановление природной среды или ее ресурсов и поддержания их качественного состояния, последствий на генетическом уровне (утрата генофонда растений и животных, изменения в организме генетического характера).

Последствия экологических преступлений, указанные в законе, можно назвать основным или первичным, а все иные последствия - дополнительными или вторичными. Основным последствием будет, например, ущерб, указанный в денежной форме в статье об ответственности за незаконную порубку леса (ст. 260 УК). Все же остальные последствия сведения древесно-кустарниковой растительности, как например, ухудшение состояние воздуха и почв, изменение климатических условий, потери урожайности сельхозкультур, потери животного мира, насекомых и других обитателей лесов и т.п., будут дополнительными, вторичными.

Причинение конкретного вреда конкретным элементам природы - это видимая часть рассматриваемых преступлений, вторичные же и последующие изменения в системе окружающей среды не всегда поддаются учету, измерению и количественной оценке. Ряд последствий преступной человеческой деятельности, очевидно, способны будут оценить лишь последующие поколения, как нынешнее отмечает последствия деятельности предыдущих.

Согласно действующему закону только основное последствие (в некоторых случаях и возможность его наступления - ч. 1 ст. 247 УК) является признаком объективной стороны состава. Если оно не наступило, уголовная ответственность за оконченное преступление исключается.

Следовательно, при квалификации преступлений в области охраны окружающей среды нужно отказаться от попыток вменить весь объективно возможный объем вреда (зачастую его просто невозможно установить)*(97), а учитывать основные, ближайшие последствия, указанные в законе. Несоблюдение этого правила может привести к необоснованному осуждению лица. Так, при массовой гибели рыбы (ч. 1 ст. 256 УК) некоторые авторы рекомендуют учитывать не только ее количество, но и площадь, на которой произошла гибель; число живых, но изменивших свои свойства рыб; количество погубленной икры, кормовых организмов; число выведенных из строя нерестилищ, нагульных площадей, зимовальных ям и других рыбохозяйственных угодий*(98).

Представляется, что столь широкое понимание последствий в этом случае недопустимо. В законе говорится только о массовой гибели рыбы, т.е. гибели ее в больших количествах, а не об икре, кормовых организмах, нагульных площадях и т.п. Сегодня уже возможно учесть и эти последствия. Разработаны специальные методики подсчета ущерба при загрязнении вод. Но речь здесь не может идти о вменении этих последствий виновному.

Если при поджоге леса погибли многие животные, такие последствия также нельзя вменить субъекту при квалификации по ст. 261 УК, так как они не охватываются ею. Не предусмотрено на этот счет ответственности и какой-либо другой нормой. Однако в таких случаях вполне правомерно вести речь о пробельности закона. Законодательное описание последствий экологических преступлений в уголовно-правовых нормах необходимо по возможности привести в соответствие с фактически наступающим вредом.

Таким образом, вторичные последствия уголовно-правового значения не имеют. Однако коль они реально существуют, в целях правильной квалификации и оценки степени общественной опасности преступления их необходимо отличать от первичных последствий.

Вторичные последствия могут явиться основанием для рассмотрения вопроса об изменении или о дополнении уголовного закона.

Преступными последствиями не исчерпывается весь социальный вред, причиняемый экологическими преступлениями. Поэтому в литературе обоснованно предлагается различать еще экономические последствия - все расходы, которые повлекло за собой совершенное преступление*(99). В частности, определение вторичных последствий служит основанием для предъявления требования о возмещении вреда в порядке гражданского судопроизводства.

Экономический вред причиняется материальным интересам природопользователя. Такой вред может быть причинен, в частности, рыбному, лесному, сельскому хозяйству.

Экологический вред причиняется отношениям по охране природы и обеспечению экологической безопасности. Он проявляется в загрязнении, истощении природной среды, разрушении ее экологических связей. Прямым следствием этих процессов является вред жизни и здоровью человека, что выражается в росте заболеваний, смертности, появлении неполноценного в физическом и умственном смысле потомства, снижении сопротивления организма к заболеваниям, снижении и утрате трудоспособности, формировании негативных наследственных качеств последующих поколений (вред на генетическом уровне). УК РФ 1996 г. в отличии от УК РСФСР 1960 г. учитывает такой вред в большинстве составов преступлений.

Рассмотрение взаимодействия экономического и экологического аспектов последствий экологических преступлений не должно создавать ложного представления о растворении экологических интересов в производственно-хозяйственной деятельности. Попытки сведения экологического вреда к простой разновидности имущественного ущерба, встречающиеся, как указывалось, в литературе (особенно экономической), не могут выразить сущности экологических преступлений. Таксы, введенные для возмещения ущерба, - всего лишь условная единица измерения вреда и существуют лишь как часть механизма ее возмещения.

Следует помнить, что материальная сущность природной среды как экологической системы - это лишь одна видимая ее часть. Другая же, животворящая все на земле, обеспечивающая экологические связи и подчас недоступные прямому восприятию процессы в экосистеме, вряд ли может быть выражена экономическими категориями, как нельзя оценить в деньгах жизнь (способ существования белковых тел) или природные силы, заставляющие планеты двигаться определенным образом.

Иными словами, нельзя оценить в деньгах связи экосистемы (к тому же еще не познанные до конца), творящие и поддерживающие существование всего живого. Причинение же ущерба этим связям, как показывает практика, безусловно возможно, и это в еще большей степени должно учитываться законодателем. Акцент при конструировании уголовно-правовых норм необходимо делать на причинении вреда природной среде, здоровью людей, экологической безопасности населения.

Факультативные признаки объективной стороны экологических преступлений

Для квалификации экологических преступлений большое значение имеет установление обстановки, времени, места, способа, орудий совершения преступления. Так, в статьях о незаконной добыче водных животных и растений (ст. 256 УК), незаконной охоте (ст. 258 УК) незаконность этих действий состоит в том, что они совершаются в запрещенных местах, запрещенными способами и орудиями, в запретное время.

Под местом совершения преступления принято понимать пространство, на котором оно осуществлено.

В качестве же признака состава преступления место рассматривается прежде всего как социальная категория, как "социальное пространство", а не физическое.

"Социальное пространство" можно определить как территорию, на которой происходят социальные события, социальные взаимодействия, т.е. на которую распространяются общественные связи.

Так, в ст. 270 УК термин "море" употребляется как понятие чисто географическое, показывающее, что описываемые в статье события происходят не на суше. Содержащееся же в ч. 2 ст. 256 УК понятие "открытое море" в дополнение к географическому содержит указание на правовой статус территории.

Аналогично раскрывается содержание терминов "исключительная экономическая зона" и "континентальный шельф" в ст. 253 УК.

Социальным содержанием наполнены понятия "зона экологического бедствия" (ст. 247 УК), "заповедник", "заказник", "леса первой группы" (ст. 260 УК) и т.д. Эти понятия содержат более широкую информацию, чем территория в единицах площади. В целом в составах экологических преступлений место определяется указанием на:

1) его социально-политическую и административно-территориальную принадлежность (например, ст. 253 - континентальный шельф, исключительная экономическая зона);

2) географические, топографические признаки (например, ст. 261 - лесные массивы, 250 - поверхностные и подземные воды).

3) Здесь определяющим пространство свойством являются такие его внешние признаки, которые могут быть зафиксированы на местности;

особый правовой режим (например, ст. 262 - заповедники, заказники, национальные парки и др.).

Чаще всего один и тот же признак состава охватывает несколько состояний, обстоятельств. К примеру, "открытое море" определяется и географическим, и социально-политическим, и административно-территориальным содержанием и имеет особый правовой режим в отличие от территориальных вод.

В действительности даже на уровне обыденного сознания эти понятия не ассоциируются с квадратными метрами, гектарами и иными единицами измерения площадей, а наполнены социальным содержанием. Сложно порой из-за недостаточно четкого смыслового изложения закона понять различие между местом и предметом экологического преступления. И предмет, и место совершения преступления описываются одними и теми же словами. Так, слово "леса" (ст. 260, 261 УК) указывает и на место, в котором совершается преступление, и на предмет его, как совокупность деревьев, на уничтожение или повреждение которых направлено деяние; "море" в ст. 259 УК в случае его загрязнения - это и место преступления, и его предмет в смысле "морская вода". В названии ст. 250 УК и в ее диспозиции говорится о загрязнении вод, тогда как на самом деле речь идет о загрязнении вод водоемов.

В ст. 255 речь идет об использовании недр. Под недрами следует понимать в широком смысле земную кору, мантию и ядро Земли, а в узком - верхнюю часть земной коры, в пределах которой возможна добыча полезных ископаемых. Таким образом, недра - это место преступления, а полезные ископаемые - его предмет.

Служебная роль рассматриваемых признаков выявляется с помощью логического и грамматического толкования уголовного закона, уяснения их социального содержания и правового значения.

В принципе, если мыслимое в понятии, используемом законодателем, отвечает на вопрос "что" - речь идет о предмете преступления, а на вопрос "где" - его месте.

Выше было показано, что социальное свойство естественного ресурса природы зависит от того, в орбиту каких общественных отношений он вводится. Место может дать информацию об этом. Так, если в рыборазводном водоеме хозяйства ведутся работы по выращиванию товарной рыбы, то ясно, что эта рыба является предметом труда, а не естественным ресурсом природы. Это также подтверждает, что незаконный вылов ее образует состав хищения, а не браконьерства.

Однако в конечном счете преступления в области охраны окружающей среды и хищения следует различать не по месту их совершения, а по предмету и объекту. Место разведения и содержания животных, выращивания древесно-кустарниковой растительности и т.п. не может само по себе раскрыть содержание внутренней экономической сущности предмета и не определяет ее, оно свидетельствует лишь о приложении труда человека к ресурсам природы, помещенным в это место. Но преобразующую роль по отношению к предмету играет именно труд, а не место, в котором это происходит.

В ряде случаев преступления по месту различить вообще невозможно. Например, в случаях присвоения рыбы или зверя, добытых в естественной природной среде. При определенных условиях (А. похитил добытых животных у Б.) - это будет хищение, в другом случае и в том же месте (А. или Б. сами незаконно отловили животных) - браконьерство.

Таким образом, место совершения преступления без учета социально-экономической сущности предмета преступления и субъективных признаков не может служить критерием разграничения экологических преступлений и хищений, но установление его зачастую помогает определить без дополнительных исследований экономическое содержание предмета и правильно квалифицировать деяние.

Понятия "место", "время", "способ", с одной стороны, и "обстановка" совершения преступления - с другой, на наш взгляд, характеризуются соотношением частей и целого. В русском языке обстановка означает совокупность условий, обстоятельств, определенное положение*(100). Обстановка должна быть определена во времени и пространстве. Способ также влияет на обстановку. В дополнение к ним обстановка характеризуется наличием прочих условий, оказывающих влияние на характер и степень общественной опасности преступления. Так, обстановку характеризует случайность совершения преступления, наличие угрозы, организация преступления (расстановка сил, использование технических средств и т.п.), использование условий бедственного положения животных, общеопасных методов, способов, средств и приемов, вызывающих массовую гибель животных, и т.д. Не только способ, но и обстановку характеризуют, например, такие приемы незаконной охоты, как "охота из-под фар", загон по насту, преследование на автомобиле.

Охота в заповеднике характеризует и место, и обстановку такой охоты, т.е. как проводящуюся в природных условиях, рассматриваемых в качестве эталона окружающей среды.

Иными словами, обстановку характеризуют любые обстоятельства реальной действительности, в которых осуществляется преступление. Эти обстоятельства могут быть описаны в законе, а могут и не входить в число признаков состава преступления, ибо не все объективные обстоятельства, характеризующие обстановку, законодатель учитывает.

Он учитывает их, когда они существенно повышают общественную опасность деяния. "Не только степень тяжести преступления, но зачастую и само бытие преступления зависит от места и обстановки совершения деяний", - писал Н.Д. Дурманов*(101).

Совокупность ситуативных особенностей совершения преступления характеризует обстановку вообще, обстановку в широком смысле слова, а совокупность обстоятельств, указанных в законе, - в узком смысле. Так, создание вокруг сооружений и иных установок на континентальном шельфе без разрешения зон безопасности (ст. 253 УК) характеризует не только действие (создание) и место (шельф), но и обстановку в целом (без разрешения; в зоне безопасности, а не в ином месте; вокруг сооружений). Здесь обстановка более-менее конкретизирована. С большей степенью неопределенности она выражена в словах "леса первой группы", "особо защитные участки лесов всех групп" - ст. 260 УК). Но ее анализ позволяет сделать вывод, что уголовная ответственность за порубку леса возможна только тогда, когда порубка осуществляется при определенных условиях (без разрешения, в неотведенном месте, не тех пород деревьев, которые разрешено рубить, и т.д.) и в лесах с определенным режимом пользования (охранные зоны городов, леса курортов, леса определенных категорий, особо охраняемые леса и т.п.).

В целом обстановку можно определить как внешнее окружение, среду, совокупность обстоятельств, условий, в которых совершается преступление.

Как факультативные признаки состава экологического преступления место, время, способ, орудия, средства и методы его совершения могут иметь такое же значение, как и последствия. Кроме того, некоторые из них, например способ и место, могут выступать в качестве обстоятельств, отягчающих ответственность.

_ 4. Субъективная сторона экологических преступлений

Вина в экологических преступлениях

Проблема определения субъективных признаков экологических преступлений - одна из актуальных задач, имеющая большое значение для правильного применения уголовного закона.

Теория уголовного права, уголовное законодательство и судебная практика исходят из принципа, что уголовная ответственность возможна лишь при наличии вины лица, совершившего преступление. Никто не может быть признан виновным в его совершении, а также подвергнут уголовному наказанию иначе как по приговору суда в соответствии с законом (ст. 49 Конституции Российской Федерации). Однако, соблюдая этот принцип, суды в приговорах по делам об экологических преступлениях зачастую избегают исследовать конкретное содержание субъективной стороны, указывать форму и вид вины. Так, из 250 взятых нами выборочно уголовных дел о браконьерстве (ст. 256, 258, 260 УК) субъективная сторона преступления исследовалась лишь при рассмотрении 62 (25%).

Обусловлено это различными причинами.

Во-первых, процесс установления и доказывания признаков субъективной стороны, как правило, более сложен, чем процесс доказывания объективных обстоятельств.

Во-вторых, законодательное описание большинства экологических преступлений традиционно не содержит юридической характеристики субъективной стороны. Из 15 составов преступлений, содержавшихся ранее в УК РСФСР, которые можно было отнести к экологическим, всего три (20%) - содержали указание на форму вины, а в двух (1,4%) - упоминались мотив и цель. В УК РФ из 35 составов (17 статей) указание на неосторожную форму вины содержится в девяти (25,7%). Семь из девяти представляют квалифицированные составы, в которых в качестве последствий предусмотрена смерть человека. Такое положение не способствует единообразному пониманию психологического содержания данных преступлений в науке и среди практических работников.

В-третьих, со стороны ряда работников правоприменительных органов наблюдается недооценка значения субъективных признаков преступления как факторов, оказывающих влияние на его квалификацию и на назначение наказания.

В-четвертых, исследователи не раз указывали на несовершенство законодательных определений умысла и неосторожности. Отмечается, что они не охватывают всех возможных вариантов интеллектуально-волевых процессов, связанных с совершением преступления, и не всегда позволяют провести четкие границы между различными модификациями умышленной и неосторожной вины*(102).

Решение поставленной задачи базируется на общих представлениях о понятии и содержании субъективной стороны преступления. Поскольку проблема до сих пор остается дискуссионной, неоднозначно она решается и применительно к составам экологических преступлений. В частности, различия в понимании содержания вины обусловлены неодинаковыми позициями ученых по определению вины и ее места в субъективной стороне преступления, определению момента окончания экологических преступлений, конструкции их составов, отношения виновного к квалифицирующим признакам, а также по вопросу о включении осознания противоправности в содержание интеллектуального элемента умышленной вины.

На наш взгляд, с субъективной стороны ряд экологических преступлений характеризуется умышленной виной (ст. 256, 258 УК РФ). Некоторые могут быть совершены как умышленно, так и по неосторожности (ст. 250, 251, 257, 261 УК, например), другие - только по неосторожности (ст. 247, ч. 3, 248, ч. 2, 249, например).

Мотивы и цели умышленных экологических преступлений для квалификации значения не имеют, но учитываются при назначении наказания.

Если лицо имеет цель путем воздействия на природную среду причинить вред людям, то в зависимости от направленности и содержания умысла его действия следует рассматривать как более тяжкое преступление: против человечества (ст. 358 - экоцид), либо как диверсию (ст. 281 УК), или как преступление против жизни и здоровья граждан (глава 16 УК РФ).

Не исключена в этих случаях и совокупность преступлений. Например, поджог леса с целью уничтожения людей следует рассматривать как убийство (или покушение на него) и умышленное уничтожение или повреждение лесных массивов (ст. 261 УК).

Представляется, что в тех случаях, когда правила охраны природы нарушаются умышленно и само деяние является преступлением, а отношение к последствиям этих преступлений неосторожное, можно говорить о наличии двух форм вины при совершении преступления (ч. 3 ст. 251, ч. 3 ст. 252, например). Причем отношение к деянию (первому преступлению) у лица должно быть умышленным, а к его последствиям - только неосторожным.

В тех же случаях, когда законодатель специально не указывает на две формы вины, описывая преступление, вина определяется, исходя из отношения виновного к признаку состава, концентрирующему в себе общественную опасность преступления. В формальных составах - это деяние, в материальных - его последствия. Каково отношение к последствиям, такова и форма вины в целом при совершении данного преступления. Например, лицо умышленно производит сброс загрязняющих веществ в реку, рассчитывая, что такое количество загрязняющих веществ не может повлечь существенного вреда рыбным запасам или здоровью людей. Однако вследствие взаимодействия сбросов с другими загрязнителями в реке такие последствия наступили (ч. 2 ст. 250 УК, например).

Это преступление не с двумя формами вины, а неосторожное (имеет место преступное легкомыслие). Если же отношение виновного к последствиям умышленное - в целом и преступление следует считать умышленным.

В связи с этим вызывает возражение дефиниция ст. 27 УК, согласно которой преступления с двумя формами вины следует в целом считать умышленными. Она внутренне противоречива и не логична. Своеобразие указанных в ст. 27 УК РФ преступлений в том и состоит, что они совершаются при наличии двух форм вины. В противном случае выделение их в законе бессмысленно.

Поэтому они не могут быть в целом ни умышленными, ни неосторожными.

Конструируя ст. 27 УК, ее авторы исходили не из соответствия ее общей теории вины, а из того, как она будет соотноситься с другими статьями УК (ст. 18, 58 и др.). В самом деле, как иначе решать вопрос об исчислении рецидива, определении вида исправительного учреждения. На наш взгляд, следовало не ст. 27 УК "привязывать" по содержанию к ст. 18 и 58, а наоборот.

Исследования по вопросу о вине показывают неплодотворность попыток уйти от ее понимания как родового понятия умысла и неосторожности.

Вина как уголовно-правовая категория представляет собой психическое отношение, проявленное лицом в определенном преступлении*(103). Устанавливать такое отношение необходимо либо к деянию, либо к деянию и его последствиям (в зависимости от конструкции состава).

Поэтому определение вины как психического отношения лица к деянию и (а не "или") его последствиям, на наш взгляд, неточно отражает ее содержание в преступлениях с формальными составами.

С точки зрения законодательного описания вины она представляет собой сочетание нормативных, формально-определенных элементов с оценочными элементами. Формальное определение форм и видов вины в некоторых составах экологических преступлений тем самым предопределяет психическое отношение виновного ко всем тем обстоятельствам, которые отнесены законом к объекту и объективной стороне преступления.

Так, повреждение или порча объектов природы, взятых под охрану государством (ст. 245 УК), уничтожение или повреждение лесных массивов путем поджога (ч. 2 ст. 266 УК) могут быть совершены только умышленно, а уничтожение или повреждение лесных массивов в результате небрежного обращения с огнем или источниками повышенной опасности (ч. 1 ст. 261 УК) - только по неосторожности.

Как известно, вина делится на формы и виды в зависимости от содержания ее интеллектуального и волевого элементов. Основное, определяющее значение при этом имеет волевой элемент. Он содержит наиболее характерные, существенные признаки рассматриваемого явления, позволяющие отграничивать конкретные виды вины. Интеллектуальные же элементы обоих видов умысла между собой частично совпадают*(104). По сути форма вины определяется волевым отношением субъекта к тому признаку состава, в котором концентрируется общественная опасность преступления: в формальных составах - к деянию, в материальных - к его последствиям. Психическое отношение виновного к другим объективным признакам на форму вины не влияет, хотя та и входит в ее содержание. Поскольку закон предписывает установление психического отношения лица как к деянию, так и к его последствиям, а объективная сторона преступления с формальным составом исчерпывается единственным признаком - общественно опасным деянием, то и волевое содержание умысла должно определяться отношением именно к этому признаку.

Для лица сознательное деяние всегда желаемо, если только оно не совершается под влиянием принуждения или непреодолимой силы. Субъект не может, совершая деяние, "допускать" его совершения. Отсюда следует, что при совершении преступления с формальным составом содержание умысла охватывает сознание общественно опасного характера совершаемого деяния и желание это деяние совершить. Такие преступления не могут быть совершены с косвенным умыслом, ибо его волевое содержание в виде сознательного допущения последствий связано законом только с этими последствиями. Последствия же входят в объективную сторону лишь материальных составов. В преступлениях с формальными составами отношение виновного к последствиям на квалификацию деяния не влияет, а потому и устанавливать его нет нужды.

Если лицо понимает, что нарушает правила, производя, например, незаконную охоту, допускать это нарушение оно уже не может. Допускать можно то, что отдалено в будущее, что еще не совершено. Закон же говорит о действиях, т.е. о совершаемом, и необходимо установить волевое отношение лица к ним, а не к будущему поведению.

Таким образом, чтобы правильно определить содержание вины, подлежащей доказыванию, необходимо прежде всего установить вид состава по конструкции. Большинство экологических преступлений, как указывалось, имеют формальные составы.

Исходя из изложенного, можно сделать вывод, что умышленные преступления с формальным составом совершаются только с прямым умыслом.

Однако следует признать, что законодательная формулировка умышленной вины (ст. 25 УК) в отношении преступлений с формальным составом требует уточнения.

Сторонники мнения, что уголовно наказуемое браконьерство (ст. 256, 258, 260 УК), незаконная разработка недр (ст. 255 УК) и другие преступления, связанные с нарушением специальных правил, могут быть совершены по неосторожности, обычно ссылаются на такие обстоятельства, как незнание виновным того, что данное место либо орудие являются запретными или что он действует в запрещенное время. Это мнение представляется недостаточно обоснованным. В частности, не учитывается, что в большинстве норм об охране природы законодатель указывает на незаконный характер совершенных субъектом действий. Думается, что это сделано не случайно, однако среди ученых нет единой позиции по вопросу о необходимости осознания противоправности поведения виновным. Одни отождествляют осознание противоправности с осознанием общественной опасности деяния и считают противоправность элементом умысла, поскольку она есть юридическое выражение общественной опасности*(105). Другие возражают против включения этого понятия в содержание умысла*(106). Третьи допускают такой вариант лишь в тех случаях, когда указание на правовую сторону деяния включено в диспозицию конкретной нормы уголовного права*(107). Четвертые подходят к решению этого вопроса дифференцированно и связывают осознание противоправности с конструкцией состава. Если состав является формальным, то осознанные противоправные действия являются продуктом не только сознания, но и воли. Совершение заведомо незаконных действий указывает в этом случае на умышленную вину. В случае, если преступление имеет материальный состав, преднамеренное совершение незаконных действий не исключает неосторожной формы вины, поскольку форма вины определяется психическим отношением к указанным в диспозиции последствиям*(108).

Последняя точка зрения представляется наиболее правильной.

К сказанному можно добавить следующее. Известно, что противоправным может быть лишь общественно опасное деяние, но не всякое опасное деяние противоправно. Из этого следует, что осознание общественной опасности не тождественно осознанию его противоправности. Незнание закона не исключает возможности совершения умышленного преступления, поскольку в тех случаях, когда противоправность не включена в число признаков состава преступления, достаточно осознания лишь общественной опасности деяния. Не всем известно, например, об уголовной ответственности за ложный донос (ст. 306 УК). Однако это деяние не перестает быть умышленным и при отсутствии осознания виновным того, что оно предусмотрено в УК в качестве преступления.

Вместе с тем осознание противоправности свидетельствует о наличии умысла на совершение противозаконного деяния.

В уголовно-правовых нормах об охране природы противоправность выражена в законе различным путем: путем прямого указания на незаконный характер действий в диспозиции норм (ст. 246, 248, 249, 251, 253, 255 УК РФ), в их названии (ст. 256, 258, 260 УК). Она вытекает из определения преступления как нарушения специальных правил (ст. 262, 257, 254 УК). Сознает виновный противоправность действий и в том случае, когда до совершения преступления он специально извещался о незаконности соответствующего поведения, при применении мер административного воздействия за аналогичный преступлению проступок.

Содержание субъективной стороны определяется содержанием всех обстоятельств, которые включены в законодательную характеристику объекта и объективной стороны*(109). Если указание на противоправность содержится в законе, то интеллектуальный элемент психического отношения лица к содеянному включает также и осознание противоправности деяния. Однако это не означает требования обязательного осознания специальных правил об охране природы, достаточно, чтобы виновный знал об их наличии и что ему с ними необходимо ознакомиться. Порубка леса, например, будет считаться незаконной и общественно опасной, когда осуществляется не на том участке, который отведен, не в том количестве или не тех пород деревьев, которые разрешено рубить, и эти обстоятельства охватываются осознанием виновного, так как он о них оповещается при получении разрешения на порубку. Лицо понимает, что порубка является незаконной и в том случае, если разрешение не получено.

В юридической литературе есть позиция, что отношение виновного к таким признакам объективной стороны основного состава преступления, как место, способ, обстановка, орудия его совершения не охватывается интеллектуальным элементом умысла*(110).

Как справедливо отмечается, сторонники данной точки зрения упускают из виду, что эти признаки являются индивидуальными, имманентно присущими деянию признаками. В этом качестве их осознание является необходимым компонентом умысла и полностью охватывается понятием "осознание общественно опасного характера деяния"*(111).

Кроме того, существующие формы и методы природоохранительной пропаганды среди населения, ее масштаб, установленный порядок занятия рыбным и охотничьим промыслами, порядок разработки недр, рубки лесов и пользования ресурсами природы практически исключают в настоящее время возможность этих действий по таким причинам, как незнание сроков и мест охоты или рыбной ловли, мест извлечения драгоценных металлов и драгоценных камней и т.п. Они указываются лицу в лицензии или ином разрешительном документе. Члены обществ охотников и рыболовов, помимо этого, сдают обязательный минимум по знанию правил охоты, начал экологии, видов рыб и животных и т.п.

Нельзя не учитывать и того, в частности, что нормы об ответственности за браконьерство используются в борьбе с целенаправленным истреблением, а не случайным убоем или отловом птиц, рыб, зверей и иных животных.

Браконьерство, как правило, связано с предварительной подготовкой и использованием специально подобранных или изготовленных орудий: сетей, ружей, припасов, транспортных средств и т.д. Это также свидетельствует о предумышленном характере преступления. Лицо, не пожелавшее соблюдать установленные правила, сознательно идет на это нарушение, осознает противоправность своего поведения, поэтому оно не может нарушить правила по неосторожности.

Обязательное требование осведомленности нарушителя о содержании данных правил практически означало бы безнаказанность тех лиц, которые не пожелали ознакомиться с ними, хотя знали о их существовании. В этой связи можно сопоставить упомянутые преступления с нарушением правил о валютных операциях (ст. 191 УК РФ), менее известных населению. Ссылка виновного на незнание о том, что они существуют (не говоря уже о ссылке на незнание их содержания), в случае нарушения этих правил, не является основанием для признания данного деяния совершенным по неосторожности. И в юридической литературе, и в судебной практике принято считать, что оно может быть совершено только с прямым умыслом.

В исследуемых нами преступлениях надо исходить из того, что лицо обязано знать содержание правил, относящихся к охоте, рыбной ловле, рубке леса, разработке недр, если оно решило заниматься этим.

Поскольку лицо, знающее о существовании правил, предвидит возможность причинения вреда природной среде, оно не может совершить преступление по неосторожности.

Указанные правила нельзя нарушить и по легкомыслию, его содержание заключается в предвидении возможности наступления общественно опасных последствий и в легкомысленном расчете на их предотвращение (ст. 26 УК).

При формальных составах общественная опасность выступает как имманентное свойство деяния. "Поэтому содержание ее не оставляет места для какого-либо предположения, что при наличии определенных обстоятельств (на которые можно было бы рассчитывать в результативных преступлениях) фактическая сторона деяния в какой-то момент лишится своего неотъемлемого социального свойства"*(112).

Нарушитель правил не может рассчитывать на какие-то обстоятельства, дающие возможность предотвратить нарушение, если оно уже совершается. Оно либо есть, либо его нет. Соответственно, преступление либо осуществляется с нарушением правил, либо его нет, если они не нарушаются.

Наконец, при лове рыбы, добыче зверя, хотя деяние окончено с момента совершения самих действий независимо от достижения результата, эти действия не бесцельны. Они совершаются не ради их совершения, а для достижения цели получить рыбу, зверя. То есть лицо сознательно направляет свои действия, свою волю на достижение этого результата, действует с прямым умыслом.

Даже если представить абстрактную возможность того, что оно не знает о существовании специальных правил или о наличии запрещения производить указанные действия, о запретности места, орудий, способов осуществления этих действий, умысел на совершение преступления все равно будет иметь место, так как незнание этих обстоятельств характеризует в этом случае не отсутствие осознания деяния, а ошибку в праве или фактических обстоятельств содеянного. Лицо полагает, что деяние его не запрещено, что используемые орудия, средства и методы не запрещены, что не является запретным место, т.е. лицо умышленно совершает деяние, но не умышленно нарушает закон. Здесь сознание противоправности не охватывается его умыслом. Однако, как указывалось выше, незнание закона и условий его применения не освобождает лицо от ответственности. Непредвидение лицом того, что оно при совершении умышленных действий нарушает закон, хотя оно должно и могло это предвидеть, нельзя, на наш взгляд, распространять на само деяние, ибо это противоречит определению вины как психического отношения к деянию и к его последствиям. Иными словами, само по себе непредвидение противоправности еще не означает совершения преступления по неосторожности.

Если, избивая человека, виновный не сознает, что за нанесение легкого вреда здоровью или за побои установлена уголовная ответственность, то это не означает, что данное деяние совершается неосторожно. Нельзя сказать того же и об охоте, даже если лицо не знает регламентирующих ее правил и того, что за их нарушение установлена уголовная ответственность.

Не следует путать отношение лица к деянию с проявлением сознания и воли по отношению к закону.

Из сказанного можно сделать следующие выводы. При умышленном совершении экологических преступлений с формальным составом умысел может быть только прямым.

Осознание противоправности совершаемых действий подчеркивает наличие умышленной вины. Отсутствие осознания противоправности не типично, но и при этом наличие прямого умысла не исключается. Осознание противоправности не означает требования обязательного осознания содержания специальных правил; достаточно, что виновный знает о их существовании и сознает обязанность ознакомиться с ними.

В материальных составах экологических преступлений осознание виновным противоправности своих действий (бездействия) не исключает неосторожного отношения к последствиям. Поскольку в этом случае определяющим является отношение виновного к этим последствиям, в целом такие преступления могут быть совершены по неосторожности.

Сопоставительный анализ содержания ч. 2 ст. 24 УК и статей Особенной части УК позволяет сделать вывод, что если в статьях Особенной части отсутствует указание на то, что данное преступление может быть совершено только по неосторожности, оно может быть как умышленным, так и неосторожным, т.е. может быть совершено с любой формой вины.

Такой смысл закон приобрел после поправки, внесенной в ч. 2 ст. 24 УК в 1998 г. Вместе с тем ряд статей, предусматривающих ответственность за экологические преступления, в качестве последствий указывает на вред здоровью человека. Указание на форму вины при этом отсутствует (ч. 1 ст. 246, ч. 1 ст. 247, ч. 2 ст. 247, ч. 2 ст. 250 УК и др.).

Сопоставление санкций этих статей с санкциями статей об ответственности за умышленное причинение вреда здоровью человека (ст. 118, 112, 115 УК) выявляет существенное расхождение в наказуемости этих деяний. Законодателю следует внести изменения в статьи УК об экологических преступлениях, предусматривающие, что вред здоровью человека (как и в случае наступления смерти) может быть причинен только по неосторожности.

Следует, на наш взгляд, в этих статьях также дифференцировать ответственность за неосторожное причинение смерти в зависимости от количества погибших, как это сделано в ст. 109 УК (неосторожное причинение смерти).

Сложным и неоднозначно решаемым в теории уголовного права является вопрос о квалификации по субъективной стороне преступлений с квалифицирующими признаками. В составах экологических преступлений к таким обстоятельствам помимо указанного выше относятся: особые свойства предмета посягательства - животные, охотиться на которых полностью запрещено (ч. 1 ст. 259 УК), деревья и кустарники в определенных лесах (ч. 2 ст. 260 УК); последствия - крупный ущерб, существенный вред, тяжкие последствия (ст. 246, 247, 248, 249 и др.); место - заповедники, зоны экологического бедствия и чрезвычайной экологической ситуации, заказники (ст. 247, 250, 256, 258 и др.); способ - применение автотранспортных средств (например, ст. 258 УК); специальный субъект - лица, использующие свое служебное положение (ст. 256, 258, 260 УК). Отметим, что к квалифицирующим законодатель относит, как правило, объективные признаки состава, из которых, в свою очередь, наиболее часто встречаются последствия.

В литературе высказано мнение, что квалифицированные виды браконьерской добычи рыбы, зверей, птиц могут быть совершены по неосторожности. Обосновывается, что при этом лицо имеет ошибочное представление об отсутствии в действительности существующих квалифицирующих признаков*(113).

Есть позиция, что в случае, когда умыслом виновного не охватываются различные обстоятельства, отягчающие ответственность, например способ совершения преступления, отсутствие такого умысла лишает права инкриминировать эти обстоятельства преступнику*(114).

М.Г. Угрехелидзе считает, что в умышленных преступлениях неосторожная вина может быть только по отношению к последствиям, отягчающим ответственность, а иные квалифицирующие обстоятельства этих преступлений вменяются в вину только тогда, когда преступник заведомо знал о их наличии*(115).

Другие утверждают, что они как правило причиняются неосторожно*(116).

А.И. Рарог пишет, что "квалифицирующие последствия умышленного преступления охватываются составом этого преступления только при неосторожном отношении к ним, если они состоят в причинении вреда другому непосредственному объекту, а не тому, который является элементом основного состава данного преступления... Если же квалифицирующее последствие лежит в рамках того объекта, для защиты которого создана уголовно-правовая норма, то вопрос о двух формах вины не возникает, поскольку для квалификации не имеет значения, с какой формой вины причинены последствия"*(117).

Б.А. Куринов, исследуя этот вопрос, приходит к выводу, что "в умышленных преступлениях психическое отношение лица к квалифицирующим обстоятельствам, включенным законодателем в число признаков состава, может быть весьма разнообразным: в одних составах только умышленным, в других - только неосторожным, а в третьих - как умышленным, так и неосторожным"*(118).

Анализ изложенных позиций позволяет сделать вывод, что единой точки зрения относительно вины в преступлениях с квалифицирующими признаками в науке нет. Различные подходы ученых к исследуемой проблеме, обусловленные различным пониманием содержания и сущности вины, изменениями в законодательстве, которых не учитывают те или иные позиции; условность отнесения ряда квалифицирующих признаков к определенному виду; неучет некоторых из них, например предмета, при формулировании выводов и иные причины того же порядка вызывают необходимость конкретизировать и дополнительно обосновать применение общих положений теории вины к квалифицированным составам экологических преступлений.

Исходя из принципа субъективного вменения, свойственного уголовному праву, прежде всего следует признать, что содержание субъективной стороны охватывает не только объект и признаки объективной стороны основного состава, но и психическое отношение к квалифицирующим его признакам.

Не только теория уголовного права, но и высшие судебные органы строго придерживаются этого положения. В частности, в отношении последствий Пленум Верховного суда СССР в постановлении "О строгом соблюдении законов при рассмотрении судами уголовных дел" от 18 марта 1963 г. указал: "Вредные последствия, независимо от их тяжести, могут быть вменены лицу лишь в том случае, если оно действовало в отношении их умышленно или допустило их по неосторожности".

Думается, что это разъяснение актуально и для сегодняшнего дня и касается как последствий, предусмотренных в основном составе преступления, так и последствий, предусмотренных в качестве квалифицирующего признака.

Для правильного решения вопроса о содержании психического отношения виновного к квалифицирующим признакам составов экологических преступлений необходимо использовать идею дифференцированного подхода: а) установить отношение к ним в неосторожных и умышленных преступлениях; б) в случаях, когда преступление совершается умышленными действиями (бездействием), установить отдельно отношение виновного к квалифицирующим последствиям и иным квалифицирующим признакам.

Нет нужды доказывать, что применительно к последствиям, квалифицирующим неосторожное преступление, вопрос о психическом отношении виновного к этим последствиям сомнений не вызывает: оно может быть только неосторожным.

То же самое касается совершаемых по неосторожности преступлений, которые в принципе могут быть совершены как умышленно, так и по неосторожности (ст. 250 УК, например).

Отношение к признакам (как умышленных, так и неосторожных) преступлений, характеризующих субъекта преступления, устанавливать не нужно. Признаки специального субъекта характеризуют лишь круг лиц, могущих совершить деяние. Закон требует установить отношение этого лица не к своим качествам, а только к деянию и (или) к его последствиям. Например, незаконная порубка леса, произведенная лицом, указанным в ч. 2 ст. 260 УК, с использованием своего служебного положения, хотя и образует квалифицированный состав преступления, но служебное положение виновного лица к вопросу об установлении его психического отношения к содеянному и к его последствиям не относится.

К тем квалифицирующим признакам, которые относятся к самому деянию (действию или бездействию), являются его характерными чертами, свойством деяния, психическое отношение виновного остается тем же самым, что и к деянию без признаков (деянию в основном составе), ибо сущность его в квалифицированном составе не меняется, оно лишь получает дополнительную законодательную характеристику. Не меняется, а получает лишь более богатое содержание и сущность вины, ее интеллектуально-волевых признаков. К числу признаков, характеризующих деяние, мы относим способ, методы его осуществления, обстановку его совершения и орудия, которыми оно совершается.

Поскольку законодательное определение умысла характеризуется осознанием общественно опасного характера деяния, а характер - это качественная категория, включающая в себя все присущие данному деянию черты, то применительно к квалифицированным составам это требование означает необходимость осознания субъектом по крайней мере наличия признаков, связанных с деянием.

Эта позиция последовательно отстаивается в уголовном праве*(119). Ее нельзя не придерживаться, поскольку иное означало бы объективное вменение. Указанные признаки раскрывают содержание объективной стороны преступления через характеристику общественно опасного деяния, показывая способ, место, время, обстановку, орудия его совершения. Следовательно, отношение к этим дополнительным признакам не является определяющим, форма вины по отношению к ним не может быть отличной от форм отношения к самому деянию, ибо они только дополнительно характеризуют его совершение в условиях места, времени и т.д.

Однако мы полагаем, что требование вменения лицу квалифицирующих обстоятельств лишь в том случае, если ему было известно о их наличии, не означает, что лицо обязательно сознавало их социальную значимость и правовую оценку. Субъект может не сознавать, что общественная опасность деяния с квалифицирующими признаками по сравнению с деянием, указанным в основном составе, повысится. Он может не знать, что при данных обстоятельствах деяние считается квалифицированным, так как может вообще не знать закона и структуры той или иной статьи. Так, совершение незаконной охоты группой лиц по предварительному сговору (ч. 2 ст. 258 УК) предусматривается в законе в качестве квалифицирующих обстоятельств. Виновный не может сознавать этого, но он понимает, что совершает преступление в составе группы, и относиться к этому неосторожно не может.

Ученые, придерживающиеся позиции, что возможна неосторожность в случае ошибочного представления виновного об отсутствии имеющихся в действительности квалифицирующих признаков, смешивают отношение виновного к самому деянию с отношением к оценке законодателем обстоятельств, характеризующих это деяние. Однако закон не требует устанавливать такое отношение. Достаточно только обнаружить, что лицо сознает хотя бы в общем виде общественно опасный характер действия или бездействия и наличие характерных особенностей, отнесенных законом к квалифицирующим признакам состава(предмета, орудий, способов, методов, места совершения преступления). Изложенное находит подтверждение и на практике.

В тех случаях, когда вина при рассмотрении дел о браконьерстве в судах исследовалась (25% от всех дел), она выражалась в виде прямого умысла. Нами не обнаружено ни одного дела, когда бы суды признавали квалифицированную незаконную охоту и другие виды квалифицированного браконьерства (ст. 256, 258 УК) совершенными по неосторожности.

Представляется, что критикуемая позиция базируется на предпринятых в науке уголовного права попытках трактовать отношение виновного к квалифицирующим деяние признакам с позиций "смешанной" (двойной, сложной) формы вины как неоднородного отношения: с одной стороны, к деянию, с другой - к его последствиям либо к иным признакам состава, квалифицирующим основной состав.

Такие попытки, распространяемые на все преступления без учета индивидуальных особенностей структуры и содержания их составов, не могут быть плодотворными.

Идея раздельного анализа психического отношения к деянию и к квалифицирующим его последствиям применима, на наш взгляд, лишь тогда, когда это прямо вытекает из закона (умышленный тяжкий вред здоровью, повлекший смерть потерпевшего, - ч. 4 ст. 111 УК, умышленное производство аборта, повлекшее смерть потерпевшей или причинение ей тяжкого вреда здоровью, - ч. 3 ст. 123 УК, например).

В остальных же преступлениях, как указывалось, форма вины зависит от отношения к признаку, определяющему общественную опасность посягательства: деянию или его последствиям.

Если лицо относится к квалифицирующим преступление последствиям неосторожно, а в законе не содержится указаний о наличии двух форм вины, содеянное в целом следует считать неосторожным преступлением. Если, при тех же условиях, лицо относится к данным последствиям умышленно, то содеянное в целом следует считать умышленным.

Сказанное полностью распространяется на экологические преступления, связанные с причинением вреда природной среде и создающие угрозу экологической безопасности населения (ч. 2 ст. 250 УК, например).

Так, если лицо, производящее сброс загрязняющих веществ в реку, не предвидит, что это приведет к массовой гибели рыбы или заболеваниям людей, хотя должно и могло это предвидеть, имеет место преступная небрежность.

Если лицо предвидит возможность наступления таких последствий, предпринимает попытки предотвратить их (сбрасывает загрязняющие вещества небольшими, по его мнению, порциями, предпринимает попытки обеззараживания их и т.п.), но последствия все же наступают, преступление следует считать совершенным с преступной самонадеянностью.

Предмет, в составе экологического преступления, не является признаком, относящимся к действию виновного. Вменить предмет в качестве признака состава тоже можно лишь в случае, если субъект осознавал его наличие. Требование же осознания виновным правовой оценки предмета и здесь неприемлемо. Поскольку преступник может ошибаться и по поводу предмета, рассмотрим возможные ситуации.

Лицо не предполагает, что незаконно добывает птицу либо зверя, охотиться на которых полностью запрещено (редких и исчезающих видов), т.е. оно ошибается в содержании предмета (не различает редких и нередких видов животных, например). Здесь имеет место ошибка в фактических обстоятельствах дела (фактическая ошибка).

Виновный понимает, что зверь относится к тем, охотиться на которых полностью запрещено, но не знает, что такой предмет считается квалифицирующим преступление признаком (ч. 2 ст. 256 УК) - ошибка в праве. Однако в любом случае виновный совершает свои действия умышленно, так как стремится незаконно добыть предмет (может даже понимать его экологическую значимость). Отношение же лица к оценке предмета законодателем устанавливать не требуется.

Как указывалось, Пленум Верховного Суда РФ в п. 18 названного выше постановления от 5 ноября 1998 г. дал разъяснения относительно квалификации как хищения действий лиц, виновных в незаконных вылове рыбы, добыче водных и иных животных, выращиваемых различными предприятиями и организациями в специально устроенных или приспособленных водоемах, вольерах и т.п. В приведенном разъяснении не указывается, но очевидно подразумевается, что при этом виновному известно, понятно, что рыба, птица или иное животное не находятся в естественных природных условиях, а отторгнуты трудом человека от окружающей природной среды. Изложенное не исключает возможности наличия у виновного неконкретизированного умысла относительно предмета посягательства.

Из этого следует: если правонарушителю не известно, что выловленная им, например, рыба выращивается в специально сооруженных или приспособленных водоемах, тогда как она на самом деле является продукцией товарного производства, то имеет место ошибка в объекте преступления и содеянное необходимо квалифицировать как незаконное занятие водными добывающими промыслами. Неучет направленности умысла виновного в данной ситуации означает практически объективное вменение. Если же субъект осознает, что добытая им рыба выращивается в рыбопродуктовом хозяйстве, деяние квалифицируется как хищение.

Если виновный лишь допускает, что выловленная рыба является продукцией товарного рыбохозяйства, доподлинно не зная об этом, содеянное следует квалифицировать в зависимости от того, какому объекту фактически причинен вред, поскольку умысел лица имеет неопределенный характер и воля его проявляется в желании причинить вред любому из охраняемых объектов: отношениям собственности или отношениям в сфере экологии.

Приведенные примеры вместе с тем имеют больше теоретический характер, так как на практике сознанием виновного почти всегда охватывается, в каком месте он добывает природный ресурс и является ли оно, образно говоря, "цехом" по товарному производству продукции или естественным природным объектом - водоемом, лесом и т.д.

Выше было показано, что элементы природной среды, отторгнутые трудом человека от природной среды или в иной форме обособленные от нее, переходят в категорию имущества. Руководствуясь этим критерием, имуществом как предметом хищения должны признаваться и не извлеченные из орудий лова животные, например, рыба из сетей, пушной зверь из капкана, птица из силков, поскольку они фактически выделены, обособлены трудом добытчика из среды обитания. По этому пути идет и судебная практика. Например, П., работая рыбаком в колхозе, незаконно выловил двух осетров и из улова похитил 40 кг сазана. Он был осужден по ч. 2 ст. 163 УК РСФСР и по ч. 1 ст. 96 УК РСФСР за хищение по совокупности преступлений*(120).

Мотивы и цели преступного поведения в сфере экологии

Мотивы и цели экологических преступлений в законе не предусматриваются.

Целью любого преступления принято считать представление о его конечном результате.

По общему правилу, под мотивом преступления понимается обусловленное потребностями и интересами осознанное лицом внутреннее побуждение, которое вызывает у него решимость совершить преступление и руководит им при его осуществлении.

Мотив является эмоционально пережитой потребностью к действию, "двигателем" деяния, толчком в психологическом механизме человеческого поведения.

Осознанность побуждений предполагает социальную оценку их лицом, понимание им того, к чему приведет их осуществление. Иными словами, формирование мотива подразумевает постановку цели преступления и обусловливает поведение, направленное на ее достижение.

Мотив может быть охарактеризован следующими признаками: это внутреннее, субъективное побуждение; он социально обусловлен, т.е. порожден внешней средой; в основе его происхождения лежат потребности, интересы, чувства и другие явления; в мотиве отражено единство интеллектуальных, волевых и эмоциональных свойств личности, взаимодействующих с социальной средой.

Из этих общих постулатов следует исходить и при рассмотрении мотивов преступного поведения в сфере экологии, ибо без решения общих вопросов невозможно рассмотрение проблемы в прикладном смысле.

Мотивы поведения можно разделить на преступные мотивы умышленных преступлений и мотивы деяний, приведших к совершению неосторожных преступлений.

Мотив экологических преступлений, как и других, - это антисоциальное побуждение. Он продукт тех или иных противоречий, имеющихся в объективной действительности. Однако эти противоречия еще не ведут фатально к формированию антисоциальных мотивов у конкретного лица и тем более к такому воздействию на его сознание, следствием которого явилось бы совершение преступления. Преступление, будучи результатом волевого действия, происходит после того, как побуждение опосредовано осознанием действия и предвидением его последствий.

В сознании человека действительность отражается не зеркально, не пассивно, не беспристрастно. Объективные влияния, преломляясь через призму субъективного мира человека, приобретают различные личностно-смысловые значения. Например, охота на диких зверей и птиц давно перестала служить средством существования человека. Однако стремление к убийству животных по мотивам обогащения, "спортивного" азарта, обладания престижными ценностями все еще влечет многих людей и они порой не останавливаются даже перед совершением преступления. Атавизм зверя в человеке, назначенном природой потреблять иных живых существ для поддержания своего существования, не подавленный многовековой культурой, а порой, наоборот, возведенный в ранг искусства, также, на наш взгляд, одна из причин потребления животных и жестокого с ними обращения.

Разбирая механизм формирования преступного поведения в сфере экологии, нельзя обойти молчанием общий вопрос о соотношении объективного и субъективного. Он позволяет с философских позиций на более высоком уровне обобщения понятий разграничить объективные и субъективные признаки преступления, показать их диалектическую взаимосвязь.

Философия как наука к категории объективного относит то, что не зависит от человеческого сознания*(121). Однако противопоставлять материю и сознание можно только в рамках основного вопроса философии о том, что первично, а что вторично. Естественно, что в работах по философии материя и осознание, объективное и субъективное, как правило, противопоставляются. Философское понятие объективного охватывает все материальное вообще, а понятие субъективного - все, что лежит в сфере сознания.

В уголовном праве понятие объективного несколько иного уровня. Имеется в виду не объективное вообще, а лишь его частица, связанная с поведением виновного. В этом смысле понятие объективного более узкое (по объему). В другом же смысле (по содержанию) оно является более широким, так как определяется не по отношению к сознанию конкретного субъекта, а по отношению к сознанию вообще. Все, что лежит за пределами сознания данного субъекта, есть объективное, не зависящее от его воли, в том числе сознание других людей. Таким образом, объективная сторона преступления может включать и субъективное содержание - сознание других людей, но не сознание виновного, которое становится мерилом объективного и составляет субъективную сторону совершенного им преступления. Отсюда можно сделать вывод, что понятие "объективная реальность" относительно. По отношению к индивидууму - это все, что существует вне его сознания и отражается им. Но он сам со своим сознанием будет объективной реальностью по отношению к другим людям.

Это теоретическое положение имеет и определенное практическое значение для квалификации экологических преступлений. Так, Пленум Верховного суда СССР в п. 18 постановления "О практике применения судами законодательства об охране природы" от 7 июля 1983 г. разъяснил, что в случаях, когда должностные лица предприятий, учреждений и организаций отдают подчиненным по службе работникам незаконные распоряжения, выполнение которых связано с нарушением законодательства об охране природы, последние могут нести ответственность лишь в тех случаях, когда они осознавали незаконный характер отданного распоряжения и не приняли зависящих от них мер к предотвращению наступившего вреда*(122).

Здесь объективная сторона преступления, совершаемого должностным лицом, охватывает помимо собственных действий и действия подчиненного, и его сознание. Эти обстоятельства отражаются в сознании должностного лица, хотя в данном случае для него не имеет значения, сознает подчиненный незаконный характер отданного распоряжения, его побудительные причины и цель или нет.

В объективную сторону преступления, совершаемого подчиненным, входят только его действия (их последствия и иные признаки), а субъективная сторона охватывает только осознание своих действий, их побудительные причины и цель. При этом обязательно осознание незаконности отданного распоряжения как необходимого признака преступления.

Игнорирование указанных обстоятельств приводит к ошибкам и вольному или невольному поощрению безответственности. Так, Чернушинским районным народным судом Пермской области начальник свиноводческого комплекса Т. осужден по ч. 2 ст. 223 УК РСФСР за то, что он допустил сброс навозной жижи в большом количестве в реки Стреж и Танын, что повлекло массовую гибель рыбы и создало опасность заболевания людей. При рассмотрении судом дела было выявлено, что директор Чернушинского межхозяйственного предприятия К. неоднократно давал Т. указания производить сброс. Инспекцией рыбоохраны К. неоднократно предупреждался о недопустимости сбросов навоза, на него налагались штрафы. Однако никаких мер им не принималось. Вся техника для вывоза навоза находилась в распоряжении К., однако он, несмотря на неоднократные просьбы Т., технику ему не давал. Следствием вопрос о привлечении К. к уголовной ответственности не ставился. Народный суд исправил эту ошибку, вынеся определение о возбуждении против него уголовного дела*(123).

Механизм субъективного понимания, истолкования и избирательного восприятия объективных явлений и процессов сложен и мало изучен*(124). Но игнорирование или умаление роли субъективно-смысловых оценок в выборе варианта поведения ведет к упрощению действительного механизма преступного поведения, к неправильному пониманию действия объективных причин преступлений, их неправильной квалификации, неверной оценке степени общественной опасности деяния и личности преступника.

Однако, как указывалось, признаки субъективной стороны преступлений исследовались в судах лишь при рассмотрении 25% дел о браконьерстве.

В преступлениях, совершаемых с прямым умыслом, мотив всегда имеется.

При совершении преступлений, связанных с завладением ресурсами природы, потребности тяготеют к личному, к удовлетворению желаний (целей) правонарушителя, хотя не исключена мотивация поведения и ложно понятыми общественными интересами (незаконная порубка леса, например, объясняется необходимостью возведения хозяйственных построек, сооружений, прокладки трасс, дорог и т.п.).

Так, в структуре мотивов незаконной охоты в начале 90-х годов, по нашим данным, 53% занимала корысть, 38% - "спортивный азарт", 9% преступлений обусловливались нехваткой продуктов питания*(125). При незаконном занятии рыбным промыслом корыстные мотивы также преобладали - 51%. По данным социологических исследований, 63,4% работников природоохранительных органов корыстные побуждения считают основными мотивами совершения правонарушений в области охраны животного мира*(126).

Мотивами умышленных преступлений, выражающихся в уничтожении, повреждении, разрушении природных ресурсов частными лицами (ст. 245, 261, 261, 262 УК, например), могут быть месть, хулиганские побуждения, искаженные потребности самовыражения.

По содержанию психологи относят мотивы, тяготеющие к личному, к типу влечений (тенденция влечения)*(127). Цели в этом случае тоже относятся к личным. Примечательно, что в общей структуре преступлений мотивы и цели, обусловленные этим типом побуждений, также преобладают и составляют три четверти*(128).

Мотивы умышленного преступного поведения при осуществлении лицами хозяйственной деятельности с нарушением правил охраны природы, т.е. деятельности не личного, а общественного характера (например, при совершении преступлений, предусмотренных ст. 246, 257, 250, 261 УК), по своему содержанию относятся в большинстве к типу необходимости (тенденция долженствования). При этом считается, что влечение и необходимость - не только и не столько разные виды побуждений, сколько два противоречивых, но диалектически связанных момента мотивации, которые в зависимости от конкретных внутренних и внешних условий могут выступать и слитно, и самостоятельно*(129).

Действительно, например, мотивом осуществления забора воды с нарушением правил охраны рыбных запасов могут выступать личные интересы и потребности (стремление скрыть недостатки в работе, карьеристские побуждения, желание любой ценой выполнить задание, чтобы получить премию, и т.п.) и ложно понимаемые интересы коллектива (узковедомственный подход к решению хозяйственных вопросов, желание удовлетворить сиюминутные потребности хозяйства без учета потребностей завтрашнего дня и интересов других лиц или коллективов.

При совершении таких преступлений понимание долга является ограниченным, искаженным и поверхностным: неправильно понятые интересы службы и обязанности перед обществом, перед начальством, давление мнения определенной группы и др. Нередко эти преступления совершаются под прикрытием позитивных моментов, социально полезных целей и интересов. Здесь доминируют побуждения "тактического", а не стратегического характера. Они противоречат долговременным интересам членов общества, рассчитаны на сегодняшний день, на ближайшую ситуацию у себя на заводе, ферме, в колхозе, на быстрое и непосредственное удовлетворение ближайших целей, потребностей лица или коллектива без учета интересов всего общества.

Так, директор сахарного завода А. не принимал мер к расширению и наращиванию мощностей очистных сооружений, а дал указание произвести сброс с полей фильтрации в реку Коронец сточных вод. Река являлась источником водоснабжения. Кроме того, произошла массовая гибель рыбы. А. мотивировал свои действия производственной необходимостью. Однако расследование показало, что на предприятии имелось достаточное количество свободных емкостей.

Мотивы и цели учитываются при квалификации преступлений. Так, если нарушение ветеринарных правил или правил, установленных для борьбы с вредителями и болезнями растений (ст. 249 УК), осуществляется из побуждений подрыва или ослабления экономической безопасности России, то деяние следует квалифицировать по ст. 281 УК как диверсию.

Поскольку экологические преступления описаны таким образом, что мотив находится за пределами состава, следственные и судебные органы зачастую игнорируют его. Между тем степень общественной опасности личности преступника, совершившего преступление по различным мотивам, также различна даже при наличии одинаковых целей. Так, незаконная охота, совершенная по мотивам нуждаемости в продуктах питания, и совершенная из побуждений наживы отнюдь не равнозначны, что должно учитываться при решении вопросов ответственности и наказания виновных.

Ряд мотивов преступлений выступает в качестве общих смягчающих (ст. 61 УК) наказание обстоятельств. В ст. 61 УК указывается на совершение преступления по мотивам стечения тяжелых личных или семейных обстоятельств. Преступление против природы может быть совершено под влиянием угрозы или принуждения либо в силу материальной или служебной зависимости (п. "е" ч. 1 ст. 61 УК).

При решении вопроса о назначении наказания мотивы совершения преступления могут явиться основанием для применения ст. 64 УК, т.е. для назначения более мягкого наказания, чем предусмотрено санкцией конкретной природоохранительной нормы Особенной части УК, а также для решения вопроса об освобождении от уголовной ответственности с применением иных мер воздействия, либо условном осуждении, отсрочке исполнения приговора и иных мерах, не связанных с реальным отбыванием наказания.

Мотивы и цели преступлений связаны с причинами и условиями их совершения. Установление причин и условий позволяет вскрыть мотив и цель и наоборот - установление мотива и цели позволяет уяснить содержание и сущность причин и условий и, соответственно, - принять меры к их устранению.

По-разному решается в литературе вопрос о наличии мотивов и целей неосторожных преступлений. Думается, что, поскольку в неосторожных преступлениях наступившие последствия не охватываются желанием виновного и он не допускает даже их наступления, здесь следует выделить не мотив и цель преступления, а мотив и цель поведения, приведшего к наступлению общественно опасных последствий или к совершению общественно опасных деяний*(130) (например, при совершении по неосторожности преступлений, предусмотренных ст. 249, 250, 251 УК).

Мотивы и цели поведения, приведшего к совершению неосторожного преступления, не имеют уголовно-правового значения, но они могут приниматься во внимание при определении направления профилактической работы. Эти мотивы и цели характеризуют личность правонарушителя, помогают выявить ее специфические особенности.

Так, за узкой, ограниченной сферой побуждений могут скрываться такие черты личности, как отсутствие или недостаток жизненного опыта, наличие искаженных представлений, отсутствие жизненно важных перспектив, неумение прогнозировать будущее в поступках настоящего, неустойчивость, ситуативность и стихийность поведенческих актов. Ограничение соответствующей деятельности их "носителей" или устранение их от нее может предотвратить совершение общественно опасных поступков.

_ 5. Субъект экологических преступлений

Определение круга лиц, ответственных за преступления, посягающие на отношения по охране природы, рациональному использованию ее ресурсов и обеспечению экологической безопасности населения, имеет существенное значение для правильного применения закона на практике.

В нормах Особенной части УК РФ, устанавливающих ответственность за посягательства в сфере экологии, о субъекте преступления, как правило, не говорится.

С позиций действующего законодательства субъектом экологического преступления может быть только физическое, вменяемое лицо, достигшее 16-летнего возраста. В некоторых статьях предусмотрен специальный субъект. Так, субъектами незаконной добычи водных животных и растений (ч. 3 ст. 256 УК), незаконной охоты (ч. 2 ст. 258 УК), незаконной порубки леса (п. "б" ч. 2 ст. 260 УК) могут быть лица, использующие свое служебное положение.

В случаях, когда субъект преступления в законе не обозначен в качестве должностного, частного или иного лица, нельзя дать однозначного ответа на вопрос, какое из них может быть субъектом экологического преступления. Рассмотрение проблемы предполагает дифференцированный подход.

На практике субъектами экологических преступлений, связанных с незаконным природопользованием (завладением природными ресурсами), признаются должностные лица, лица, выполняющие управленческие функции в коммерческих и негосударственных учреждениях, предприятиях и организациях, а также граждане.

Изучение практики показывает, что в преступлениях, связанных с незаконным природопользованием (завладением природными ресурсами), таких, как браконьерство, незаконная порубка леса, незаконная разработка недр и др., доля лиц, использующих свое служебное положение при совершении преступления, существенно меньше доли иных лиц. Так, из 1094 лиц, совершивших незаконную охоту, 6% составили работники природоохранительных органов, 2,4% - работники милиции, 0,4% - представители других органов*(131).

В преступлениях, связанных с ухудшением качества природной среды (загрязнение водоемов и воздуха, загрязнение морской среды и др.), доля таких лиц, наоборот, существенно превышает долю частных. Например, по взятым для изучения делам о загрязнении водоемов и воздуха из 550 осужденных лица, использующие свое служебное положение, составили 94%, а по делам о нарушении правил лесосплава - 100% из 214 человек.

В юридической литературе все преступления, совершаемые работниками с использованием служебного положения, делятся на три группы: общие, специальные и альтернативные*(132).

Общие должностные преступления*(133) включены законодателем в главу 30 УК РФ, а совершенные работниками коммерческих и негосударственных структур с использованием своего служебного положения - в главу 23 УК.

Под специальными понимаются преступления, которые могут быть совершены указанными выше лицами не во всех, а лишь в отдельных сферах управленческой, хозяйственной и иной деятельности. Законодательно они не включены в главы 21 и 30 УК и являются разновидностью общих. Так, ч. 3 ст. 256 УК описывает по существу специальный вид преступления с использованием служебного положения (ст. 201 и 285 УК), тесно связанного с экологическим.

Вопрос о соотношении общих и специальных видов преступлений, совершаемых с использованием лицом своего служебного положения, решается по правилам о конкуренции уголовно-правовых норм: применению подлежит специальная норма, так как в ней с наибольшей полнотой описываются признаки содеянного. Поэтому, хотя деяние лица, совершившего браконьерство, и содержит признаки злоупотребления служебным положением, применению подлежит ч. 3 ст. 256 УК, а не ст. 201 или 285 УК РФ.

Из изложенного следует вывод: если норма описывает преступление, связанное с охраной природы, и предусматривает в качестве субъекта преступления лицо, использующее при его совершении свое служебное положение, а содеянное полностью охватывается ею, то описываемое этой нормой преступление является специальным видом преступления, предусмотренного ст. 201 или 285 УК, и квалификации по этим статьям не требуется.

К альтернативным по субъекту относятся преступления, которые при определенных условиях могут быть совершены благодаря занимаемому субъектом служебному положению. Название это условное. В случае совершения преступлений должностными лицами или "управленцами" коммерческих и негосударственных структур, в связи с занимаемой должностью, они приобретают черты специальных видов преступлений, предусмотренных главами 23 и 30 УК.

Экологические преступления, которые могут быть совершены как лицами, использующими при этом свое служебное положение, так и любыми иными, составляют группу альтернативных по субъекту преступлений.

Закон не предусматривает в таких случаях исключений в отношении субъекта, что и послужило, в частности, причиной разногласий по квалификации этих преступлений в теории уголовного права.

Не отличаются последовательностью и разъяснения высших судебных органов по вопросам квалификации экологических преступлений, совершаемых должностными и иными лицами с использованием служебного положения. Так, Пленум Верховного Суда СССР в постановлении "О практике применения судами законодательства об охране природы" от 7 июля 1983 г. указывал, в частности, что за загрязнение водоемов и воздуха в предусмотренных законом случаях ответственность несут как должностные, так и иные лица.

В п. 18 названного постановления говорится, что "в случаях, когда должностное лицо предприятия, учреждения, организации отдает подчиненным по службе работникам незаконное распоряжение, выполнение которого связано с нарушением законодательства об охране природы, действия такого должностного лица следует квалифицировать по соответствующим статьям УК, предусматривающим ответственность за указанные деяния, а при наличии к тому оснований - и за должностное преступление".

В постановлении же "О выполнении судами постановления Верховного Совета СССР от 3 июня 1985 г. "О соблюдении требований законодательства об охране природы и рациональном использовании природных ресурсов" от 16 января 1986 г. Пленум Верховного Суда СССР разъяснил, что должностные лица, по распоряжению которых произведена незаконная порубка леса сверх количества, указанного в лесорубочном билете (ордере), при лесозаготовках, а также при прокладке трасс для трубопроводов, линий электропередач, геологоразведочных, строительных и других работах, при наличии оснований, указанных в законе, несут ответственность по ст. 169 УК РСФСР и соответствующим статьям других республик"*(134). Это разъяснение противоречило предыдущему, однако действовали оба.

Новое постановление Пленума Верховного Суда РФ "О практике применения судами законодательства об ответственности за экологические правонарушения" от 5 ноября 1998 г. вообще обходит этот вопрос.

Как следствие, не отличается последовательностью и судебная практика.

Представляется, что квалификация альтернативных экологических преступлений прежде всего зависит от описания признаков конкретного состава преступления в Уголовном кодексе.

Когда лицо совершает с использованием служебного положения экологическое преступление, но этот признак прямо не указан в конкретной норме, имеется идеальная совокупность должностного преступления (или преступления в сфере управления коммерческими и негосударственными структурами) и посягательства в области охраны природы.

При идеальной совокупности, как справедливо отмечает В.Н. Кудрявцев, начавшись одним действием, преступление затем как бы расщепляется: это действие приводит к двум различным последствиям, не охватываемым одной статей Особенной части УК. Вред причиняется двум разным группам общественных отношений, двум объектам преступного посягательства. В итоге совершается не одно, а два преступления*(135).

Известное подтверждение этой позиции мы находим в юридической литературе, посвященной вопросам квалификации должностных и так называемых общеуголовных преступлений*(136), а также в судебной практике.

Например, загрязнение водоемов, совершенное должностным лицом с использованием служебного положения, при наличии признаков состава должностного преступления должно квалифицироваться по совокупности с должностным преступлением (ст. 285 УК или 293 УК), а не просто как экологическое (по ст. 250 УК). А должностные лица, отдающие распоряжения о незаконной порубке леса, должны отвечать за злоупотребление властью или должностными полномочиями (ст. 285 УК) и за соучастие (организацию) в незаконной порубке леса.

Представляется правильным осуждение Мичуринским городским судом Тамбовской области по ч. 2 ст. 223 (загрязнение вод) и ст. 172 (халатность) УК РСФСР начальника цеха К. за то, что он не обеспечил надлежащее хранение хромового ангидрида. Химикат уходил в сточные воды, затем в реку Лесной Воронеж, что привело к массовой гибели рыбы и утрате химиката*(137).

Квалифицируя деяния подобным образом, следует иметь в виду, что совокупность возможна только в том случае, если лицо при совершении экологических преступлений использует свое служебное положение. Кроме того, не всякое нарушение лицом, использующим свое служебное положение, правил охраны природы образует преступление. В связи с этим надо установить, есть ли признаки преступлений, входящих в совокупность, т.е. признаки преступления в сфере управления и признаки экологического преступления. Для ряда должностных преступлений есть обязательные субъективные признаки - корысть или иная личная заинтересованность (ст. 285, например) и объективные - существенный вред охраняемым законом интересам (ст. 285, 286, 293 УК) и нарушение обязанностей по службе. Отсутствие хотя бы одного из указанных в законе признаков означает отсутствие состава должностного преступления и соответственно совокупности его с экологическим.

Например, должностное лицо при осуществлении функций, связанных с охраной и использованием природных ресурсов, нарушает свои обязанности по службе, но его действиями ущерба отношениям по охране окружающей среды не причиняется, оно при наличии признаков должностного преступления несет ответственность только за это преступление. Так, при выдаче должностным лицом разрешения на охоту или добывание водных животных и растений гражданину, имеющему право на это, но с получением при этом вознаграждения (за лучшую лицензию, в выгодном районе, на лимитированные виды животных и т.п.), действия должностного лица следует расценивать как получение взятки, отношениям же в области охраны природы вреда в этом случае не причиняется.

Охотовед А. во время рейда задержал браконьера Л., но получив от него взятку, отпустил. А. правильно привлечен к ответственности по ст. 290 УК.

Если должностное лицо, наоборот, совершая посягательство против природы, не использует своего служебного положения и не действует вопреки интересам службы, совокупность должностного и экологического преступлений тоже исключается. Например, начальник цеха Нальчикского завода телемеханической аппаратуры П. занимался незаконным ловом рыбы ценных пород в рыбоходном канале. Он был обоснованно осужден по ч. 2 ст. 163 УК РСФСР*(138). В другом случае директор совхоза Х. в группе с другими браконьерами как частное лицо занимался незаконным ловом рыбы ценных пород во время нереста. Всего преступники выловили 9908 штук рыбы и изготовили 265 кг икры, причинив крупный ущерб. Приговором Северо-Эвенкийского суда Магаданской области Х. и другие были осуждены по ч. 2 ст. 163 УК РСФСР (ст. 256 УК РФ)*(139). Здесь преступные действия должностных лиц не связаны с их служебным положением. Занимаясь незаконным рыбным промыслом, эти лица действуют как частные, а совершенные ими преступления квалифицируются только по статье, предусматривающей ответственность за нарушение природоохранительного законодательства.

При совершении экологических и должностных преступлений несколькими действиями возможна и реальная совокупность. Реальная и идеальная совокупность преступлений содержится в действиях лесника А., разрешавшего за вознаграждение незаконную порубку леса на охраняемой территории, а также отпускавшего строевой лес, незаконно спиленный им самим, гражданам. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР обоснованно квалифицировала его действия по ст. 169, 170 и 173 УК РСФСР (ст. 260, 285, 290 УК РФ)*(140).

Отсутствие в деянии признаков должностного преступления или преступления в сфере деятельности коммерческих и негосударственных структур означает отсутствие состава данных преступлений, однако не исключает возможности применения иной нормы, описывающей совершенное деяние, где субъект преступления является общим. В таком случае преступление теряет характер должностного (служебного), но поскольку в деянии содержатся признаки иного преступления, оно не перестает быть общественно опасным и уголовно наказуемым. Иное решение, когда должностные лица не привлекались бы за совершенное деяние к ответственности, а иные - привлекались, противоречит принципу социальной справедливости в применении уголовного закона и принципу равенства всех граждан перед законом.

Известное подтверждение изложенной позиции по этому вопросу мы находим и в судебной практике.

Так, в случаях применения ядохимикатов для борьбы с вредителями и болезнями растений, повлекшего тяжкие последствия, виновные лица несут ответственность по ст. 249 УК, если такие действия не образуют состава должностного преступления либо преступления против жизни и здоровья граждан*(141).

Законодательством запрещен ввод в эксплуатацию новых и реконструированных предприятий, цехов и агрегатов, коммунальных, сельскохозяйственных и других объектов, не обеспечивающих эффективной очистки, обезвреживания, улавливания вредных отбросов, отходов и выбросов. Между тем в практике не было ясности, по какому уголовному закону должна наступать ответственность должностных лиц. Пленум Верховного Суда СССР в п. 5 постановления "О практике применения судами законодательства по делам об охране природы" от 7 июля 1983 г. разъяснил, что такие действия должностных лиц, допущенные в результате халатности или злоупотребления служебным положением, если этим причинен существенный вред государственным или общественным интересам (приостановление эксплуатации объекта, срыв выпуска продукции), квалифицируются по статьям о должностных преступлениях, а если это привело к загрязнению вод либо атмосферного воздуха - также по ст. 223 УК РСФСР. По существу, и здесь Пленумом проводилась мысль о наличии идеальной совокупности должностного и экологического преступления. Жаль, что подобных разъяснений не содержится в названном выше постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 5 ноября 1998 г., ибо постановление от 7 июля 1983 г. ныне им отменено.

Таким образом, формулируя понятие экологического преступления, основными отличительными признаками его следует считать объект, предмет посягательства, экологически значимое поведение субъекта и последствия, так как именно эти признаки характеризуются особым свойством всех преступлений в области охраны окружающей среды - экологичностью.

Субъект преступления сам по себе без учета его социальной роли и в отрыве от психологического и действенного поведения, учитываемого законом, не может служить критерием разграничения преступлений, а последних - отграничения от непреступных правонарушений. Исключение составляет специальный субъект, особенности которого учитываются в качестве дополнительных идентифицирующих преступление признаков и влияют на квалификацию.

Содержание субъективной стороны безусловно влияет на квалификацию преступления. Уяснение ее необходимо для определения общественной опасности преступления, решения ряда вопросов ответственности и наказания. Однако психологическая деятельность лица, не выражающаяся в его поступках, действиях, сама по себе не имеет уголовно-правового значения, поэтому признаки субъективной стороны в отрыве от объективных обстоятельств содеянного также не могут служить критериями разграничения экологических и иных преступлений. Вместе с тем, хотя признаки субъекта и субъективной стороны не являются основными, при определении понятия преступления их следует учитывать, ибо они постоянны и присущи каждому преступлению.

На основе анализа признаков экологических преступлений определение этих преступлений можно сформулировать следующим образом: экологическими преступлениями называются общественно опасные, виновные, предусмотренные уголовным законом, наказуемые деяния, посягающие на общественные отношения по сохранению качественно благоприятной природной среды, рациональному использованию ее ресурсов и обеспечению экологической безопасности населения.

Иные преступления, связанные с природными ресурсами, но не имеющие указанных выше признаков, нельзя назвать экологическими.

_ 6. Классификация экологических преступлений

Появление в УК РФ специальной главы "Экологические преступления" позволяет говорить о наличии законодательной системы этих преступлений. Вместе с тем, как отмечалось, нормы экологического характера содержатся и в других главах УК.

Классификация экологических преступлений в теории уголовного права не отличается единством. По-разному определяется как их круг, так и основания классификации.

Зачастую к экологическим относят все те преступления, которые так или иначе связаны с природной средой*(142). Объективно практически вся материальная деятельность человека, связанная с природной средой, экологична, ибо все, чем он пользуется, берется у природы. Но с позиции уголовного права экологически опасное деяние не всегда имеет своим объектом отношения в сфере экологии. Так, преступление, предусмотренное ст. 358 УК, хотя и связано с причинением вреда природной среде, но посягает, прежде всего, на отношения, обеспечивающие мир и безопасность человечества.

Нельзя отнести к экологическим такие деяния, как незаконное создание вокруг сооружений и установок на континентальном шельфе или в исключительной экономической зоне РФ зон безопасности, а равно нарушение правил строительства, эксплуатации, охраны, ликвидации возведенных сооружений и средств обеспечения безопасности морского судоходства (ч. 1 ст. 253), так как эти деяния посягают на отношения по обеспечению безопасности морского судоходства в зоне сооружений и установок на шельфе и в исключительной экономической зоне. Иные же посягательства, предусмотренные ч. 2 данной статьи, безусловно, затрагивают отношения экологического характера.

Жестокое обращение с животными (ст. 245 УК) посягает прежде всего на отношения в сфере общественной нравственности, воспитания несовершеннолетних.

В УК РФ есть нормы, в которых предмет и, соответственно, объект преступления предусмотрены альтернативно либо вовсе не конкретизируются. Таковы, например, нормы об ответственности за: нарушение правил охраны окружающей среды при производстве работ (ст. 246); нарушение правил обращения экологически опасных веществ и отходов (ст. 247); загрязнение вод (ст. 250); загрязнение атмосферы (ст. 251). Преступления, предусмотренные такими нормами, можно назвать преступлениями общего характера, подрывающими целостность природной среды.

Те же преступления, которые посягают на конкретно определенный в законе элемент природной среды и связанные с ним конкретные общественные отношения по его охране, логично обозначить как специальные по характеру экологические преступления.

Некоторые преступления, предусмотренные УК, объективно могут быть связаны с причинением вреда природной среде либо с обстоятельствами природного характера, а могут и не быть. Таковы, например, деяния, предусмотренные нормами о нарушении ветеринарных правил (ч. 1 ст. 249 УК) и правил, установленных для борьбы с болезнями и вредителями растений (ч. 2 ст. 249 УК). Сюда же следует отнести жестокое обращение с животными (ст. 245 УК).

Соответственно, в случаях причинения вреда природе ущерб терпят отношения в сфере экологии, а в иных случаях - отношения собственности, хозяйственные, в сфере общественной безопасности и иные. Нормы, описывающие названные посягательства, являются альтернативно-экологическими, а экологические преступления, предусмотренные такими нормами, относятся к той или иной разновидности специальных экологических преступлений.

Таким образом, структура действующих уголовно-правовых норм предполагает при создании системы экологических преступлений дифференцированный подход.

В связи с изложенным, прежде чем отвечать на вопрос, какой должна быть система экологических преступлений, необходимо определить круг этих преступлений, решить, какой критерий должен быть взят за основу создания системы и какой - положен в основу деления преступлений внутри системы. Таково общее логическое требование, предъявляемое к построению любой системы вообще.

Любая классификация может быть теоретически правильной и практически приемлемой, если за ее основу берется стабильный признак, выражающий качественное свойство и своеобразие классифицируемых явлений.

В теории уголовного права и в практике законотворчества закрепилась позиция, согласно которой в основу выделения из нормативного массива однородных общностей должен быть положен объект посягательства.

В самом деле, систематизация норм Особенной части по любому другому признаку (например, субъекту, характеру субъективной стороны, способам преступного посягательства) привела бы к объединению в одной главе совершенно различных по своей сущности преступлений.

Систематизация норм по родовому объекту есть систематизация их по признаку, определяющему социальную (политическую, экономическую, экологическую и иную) сущность преступления. Анализ признаков предмета, объективной, субъективной сторон и субъекта лишь способствует установлению этой сущности, но в основу построения системы они в данном случае положены быть не могут, поскольку только их совокупность дает полную характеристику преступления, сами же они, взятые в отдельности, не обладают необходимыми для этого интегрирующими качествами.

Последовательно отражается эта позиция и в действующем законодательстве, в основу кодификации Особенной части которого положен родовой объект посягательства. Все преступления, помещенные в главу 26 УК, объединены по видовому объекту посягательства.

Касаясь вопроса структуры общности, созданной по родовому и видовому объектам, необходимо иметь в виду, что любые посягательства только тогда образуют определенное единство, когда они находятся в отношениях и связях друг с другом. Свойства системы при этом оказываются не просто суммой свойств, составляющих систему отдельных посягательств. Наличие связи между составляющими системы определяет ее специфику, ее самостоятельное, обособленное существование.

Внутри системы классификация преступлений на группы может быть различной в зависимости от целей классификации: по предмету посягательства, форме вины, субъекту и т.д. Если мы хотим подчеркнуть социальную сущность деяний, сгруппированных в одну общность по видовому объекту, показать их виды, то логично взять в качестве основы систематизации непосредственный объект посягательства, который, как говорилось, в экологических преступлениях предпочтительно рассматривать в связи с предметом преступления. С этих позиций все экологические преступления, имеющиеся в новом уголовном законодательстве РФ, мы предлагаем группировать с учетом определенности степени объекта преступления и по способу совершения преступлений следующим образом:

I. Экологические преступления общего характера:

нарушение правил охраны окружающей среды при производстве работ (ст. 246);

нарушение правил обращения экологически опасных веществ и отходов (ст. 247);

нарушение правил безопасности при обращении с микробиологическими либо другими биологическими агентами или токсинами (ст. 248);

нарушение законодательства Российской Федерации о континентальном шельфе и об исключительной экономической зоне Российской Федерации (ст. 253);

нарушение режима особо охраняемых природных территорий и природных объектов (ст. 262).

Данные преступления посягают на отношения по обеспечению экологической безопасности, охране и рациональному использованию компонентов природной среды в их совокупности.

II. Экологические преступления специального характера.

В зависимости от содержания предмета и непосредственного объекта посягательства они делятся, в свою очередь, на подгруппы:

- преступления, посягающие на общественные отношения в области охраны и рационального использования земли и недр:

а) порча земли (ст. 254);

б) нарушение правил охраны и использования недр (ст. 255);

- преступления, посягающие на общественные отношения в области охраны и рационального использования животного мира (фауны):

а) незаконная добыча водных животных (ст. 256), - в части, касающейся охраны животного мира;

б) нарушение правил охраны рыбных запасов (ст. 257);

в) незаконная охота (ст. 258);

г) нарушение ветеринарных правил (ч. 1 ст. 249);

д) уничтожение критических местообитаний для организмов, занесенных в Красную книгу Российской Федерации (ст. 259) - в части, касающейся организмов животного происхождения;

- преступления, посягающие на общественные отношения по охране и рациональному использованию растительного мира (флоры):

а) незаконная порубка деревьев и кустарников (ст. 260);

б) уничтожение или повреждение лесов (ст. 261);

в) нарушение правил, установленных для борьбы с болезнями и вредителями растений (ч. 2 ст. 249);

г) незаконная добыча водных растений (ст. 256) - в части, касающейся охраны водной растительности;

д) уничтожение критических местообитаний для организмов, занесенных в Красную книгу Российской Федерации (ст. 259) - в части, касающейся организмов растительного происхождения;

- преступления, посягающие на общественные отношения по обеспечению экологической безопасности, охране и рациональному использованию вод и атмосферы:

а) загрязнение вод (ст. 250);

б) загрязнение морской среды (ст. 252);

в) загрязнение атмосферы (ст. 251).

По способу совершения экологические преступления можно разделить на два вида: 1) выразившиеся в причинении вреда природной среде; 2) состоящие в незаконном завладении природными ресурсами. Первую группу образуют, в частности, нарушение правил охраны окружающей среды при производстве работ (ст. 246), нарушение правил обращения экологически опасных веществ и отходов (ст. 247), нарушение правил безопасности при обращении с микробиологическими либо другими биологическими агентами или токсинами (ст. 248), нарушение ветеринарных правил и правил, установленных для борьбы с болезнями и вредителями растений (ст. 249), загрязнение вод, атмосферы и морской среды (ст. 250, 251, 252), порча земли (ст. 254) и др. Из нее можно выделить также подгруппу преступлений, выражающихся в уничтожении или повреждении природных ресурсов и объектов (ст. 257, 259, 261).

Ко второй группе относятся незаконная добыча водных животных и растений (ст. 256), незаконная охота (ст. 258), незаконная порубка деревьев и кустарников (ст. 260), нарушение правил использования недр (ст. 255 в этой части).

«все книги «к разделу «содержание Глав: 17 Главы: < 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. >

5rik.ru

Материалы для учебы и работы

Глава 3. Понятие экологических преступлений, их видовой состав и классификация