§ 1. Правовая природа арбитражного соглашения

 Природа арбитражного соглашения

 Несмотря на то что арбитражное соглашение традиционно находится в центре внимания исследователей третейского разбирательства, проблема его природы на сегодняшний день не имеет однозначного разрешения в науке. Высказано много позиций по вопросам о его роли и требованиях, предъявляемых законодательством к его форме и содержанию, приведены различные классификации.

 Довольно лаконичное легальное определение третейского соглашения как соглашения сторон о передаче спора на разрешение третейского суда содержится в ст. 2 Закона о третейских судах в Российской Федерации. В ч. 1. ст. 7 Закона о международном арбитраже арбитражное соглашение определяется как соглашение сторон о передаче в арбитраж всех или определенных споров, которые возникли или могут возникнуть между ними в связи с каким-либо конкретным правоотношением независимо от того, носило оно договорный характер или нет. Сходным образом понимает третейское соглашение Е.А. Виноградова, расценивая его как соглашение сторон о передаче на рассмотрение третейского суда конкретного спора, определенных споров или всех споров, которые уже возникли или могут возникнуть между сторонами в будущем в связи с каким-либо правоотношением независимо от того, носило ли оно договорный характер *(322).

 В научной литературе были предложены другие варианты определений понятия арбитражного соглашения, основанные на выделении отдельных черт, рассматриваемых авторами в качестве характерных. Во-первых, арбитражное соглашение рассматривается как основание для рассмотрения дела третейским судом и вынесения им решения по спору. Например, Л.П. Ануфриева под арбитражным понимает соглашение, выражающее согласованную волю сторон о передаче спора между ними в арбитраж, заключенное в письменной форме, являющееся обязательным для сторон, определяющее компетенцию арбитража; оно служит основой для вынесения и исполнения арбитражного решения *(323). Во-вторых, арбитражное соглашение рассматривается как основание для исключения компетенции государственного суда. Так, В.В. Комаров отмечал, что арбитражное соглашение - это соглашение о разрешении арбитражем определенного гражданско-правового спора, возникшего между сторонами, исключающее компетенцию государственного суда *(324). В-третьих, арбитражное соглашение заключается в отношении споров, возникающих из определенных гражданских правоотношений. В статье А.П. Вершинина содержится указание, что арбитражное соглашение представляет собой соглашение (отдельное или в виде оговорки) о передаче в арбитраж (третейский суд) всех или определенных споров, которые возникли или могут возникнуть в связи с каким-либо конкретным правоотношением сторон соглашения *(325).

 С других позиций подходит к определению арбитражного соглашения Е.Ю. Новиков, рассматривая соглашение о передаче спора на разрешение третейского суда как гражданский договор, имеющий производное публичное (в том числе и процессуальное) значение. Третейская запись, по его мнению, - это договор, призванный урегулировать охранительное правоотношение применительно к выбранной форме судебной защиты *(326).

 И наконец, многие авторы обращают внимание на то, что третейское соглашение - это всегда письменное соглашение (отдельное или в виде оговорки) о передаче спора на рассмотрение в третейский суд (арбитрам). Очевидно, что некоторые из приведенных положений касаются последствий его заключения, формы, но не сущности (природы) арбитражного соглашения как самостоятельного правового явления. Полагаем, что это вызвано потребностями анализа тех или иных аспектов этого правового феномена.

 Арбитражное соглашение является системообразующим элементом для третейского разбирательства, и в этом смысле его необходимо рассматривать как:

 1) правоотношение, и в этом качестве арбитражное соглашение является:

 - основанием для передачи спора в третейский суд для рассмотрения и вынесения решения (определяет права и обязанности сторон, обязательность и порядок совершения юридически значимых действий);

 - основанием компетенции третейского суда (в части самоограничения сторон, передачи юрисдикционному органу права совершать действия и принимать решения в отношении себя). Волей сторон, выраженной в соглашении, очерчиваются пределы, в которых правомочен принимать решения третейский суд;

 2) юридический факт, и в этом качестве арбитражное соглашение является:

 - основанием компетенции третейского суда (как основная часть юридического состава, охватываемого гипотезой правовой нормы, которой государство наделяет третейские суды полномочиями на рассмотрение и разрешение спора сторон);

 - элементом юридического состава, определяющим изменение подведомственности дела по спору сторон (в том числе как один из критериев подведомственности), а следовательно, и исключение спора из юрисдикции государственных судов (дерогационный эффект).

 Общественные отношения, возникающие в связи с заключением соглашения о передаче спора на рассмотрение третейского суда, урегулированные нормами специального законодательства, образуют особый вид правоотношений. Они основаны на равенстве сторон, автономии воли и являются по своему характеру регулятивными, материально-правовыми. Их объектом выступает деятельность сторон по передаче спора на рассмотрение специального юрисдикционного органа - третейского суда, а также деятельность по формированию состава третейского суда. По мнению Е.Ю. Новикова, предметом компромисса является выбор формы судебной защиты права (конкретизация охранительного правоотношения в части определения порядка принудительной реализации содержания материального субъективного правоотношения) *(327). А.П. Вершинин отмечает, что предмет третейского соглашения состоит в действиях, связанных с рассмотрением и разрешением споров участников гражданских правоотношений третейским судом *(328).

 Содержанием правоотношения, возникающего в связи с заключением сторонами арбитражного соглашения, являются права и обязанности сторон, установленные в целях обеспечения передачи дела на рассмотрение третейского суда, формирования его состава. Стороны, заключившие соглашение, принимают на себя обязательство передать возникший между ними спор на рассмотрение негосударственного юрисдикционного органа и приобретают право требовать от контрагента исполнения данных обязанностей. Именно поэтому исполнением арбитражного соглашения будет не процессуальная деятельность третейского суда по рассмотрению спора, а действия сторон, направленные на обеспечение возможности такого рассмотрения (в том числе мероприятия по формированию состава третейского суда).

 Заключая третейское соглашение, стороны приобретают определенные права и одновременно принимают на себя определенные обязанности. Совокупность этих прав и обязанностей сводится к подчинению юрисдикции негосударственного органа, каким является третейский суд при разрешении возникшего или могущего возникнуть между ними спора *(329). Следовательно, арбитражное соглашение выражает согласие сторон на подчинение юрисдикции арбитража, причем именно того, который в нем указан. Так, например, в ст. 1448 ГПК Франции содержится норма, что арбитражное соглашение утрачивает силу, если указанный в нем арбитр отказывается принять назначение. Таким образом, намечается определенный подход в решении проблемы действительности и исполнимости третейской оговорки, в которой указано несколько органов (в том числе третейских судов). Практика российских судов свидетельствует, что указание в третейском соглашении нескольких третейских судов на альтернативной основе в качестве органа, уполномоченного на рассмотрение спора, является основанием для признания третейского соглашения незаключенным *(330). В то же время сами третейские суды рассматривают такие оговорки как альтернативные и принимают к рассмотрению дела по спорам, в отношении которых такие соглашения заключаются *(331).

 Закон связывает с заключением сторонами арбитражного соглашения прекращение процессуальных правоотношений в государственном суде, изменение подведомственности дела, т.е. определенные процессуальные последствия. И в этом смысле арбитражное соглашение необходимо рассматривать не как самостоятельное правоотношение, а как юридический факт. О.Ю. Скворцов замечает, что парадоксальность в природе третейского соглашения состоит в том, что частные лица своим волеизъявлением по сути изменяют публично значимые нормы - нормы о подведомственности рассмотрения правовых споров (институт публичного права), устраняя при этом публичную власть в лице государственных судов от монопольного права на разрешение правового спора между частными субъектами гражданского оборота. Такая ситуация подвергает сомнению монополию государства на разрешение споров между частными лицами *(332).

 В целом арбитражное соглашение - это самостоятельное соглашение сторон материального правоотношения о реализации права на защиту путем передачи будущего или возникшего спора на разрешение третейского суда.

 Нормы, регулирующие общественные отношения, связанные с заключением и исполнением сторонами арбитражного соглашения, образуют правовой институт, устанавливающий общий правовой режим арбитражного соглашения. Вопрос об отраслевой принадлежности норм этого института решается в зависимости от избранной концепции правовой природы третейского суда. Проведенный анализ характера правоотношений, возникающих при рассмотрении и разрешении дела в третейском суде, и отношений, возникающих при заключении и исполнении сторонами арбитражного соглашения, дает возможность сделать вывод о материально-правовом характере рассматриваемого института.

 Однако при анализе практики применения законодательства об арбитражном соглашении приходится сталкиваться с разными подходами в оценке его правовой природы. Так, Федеральным арбитражным судом Северо-Западного округа в одном из постановлений было отмечено, что стороны, заключив третейское соглашение, распорядились своим правом на обращение в третейский суд, и на этом основании сделан вывод о процессуальном характере соглашения, а также о том, что третейское соглашение не является гражданско-правовой сделкой *(333). Федеральным арбитражным судом Дальневосточного округа обращено внимание на то, что вопрос о действительности третейского соглашения как процессуальной сделки должен быть разрешен арбитражным судом в соответствии с нормами АПК РФ и гражданского законодательства *(334). В то же время в одном из постановлений Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ признал арбитражное соглашение (оговорку) сторон о передаче спора в третейский суд недействительным, основываясь на положениях ст. 168 ГК РФ *(335).

 Очевидно, что единая позиция по этому вопросу судами еще не сформирована. В научной литературе высказываются различные мнения. Так, Е.Ю. Новиков настаивает на том, что процессуальная теория компромисса в разных ее вариантах искусственно наделяет третейскую запись не свойственным ей публичным процессуальным содержанием, соответственно исключая правовое регулирование отношений нормами гражданского права, но и не создавая при этом достаточной системы специального нормативного регулирования. По его мнению, непризнание за третейской записью ее гражданско-правовой природы оборачивается доктринальным уничтожением существа третейского разбирательства и утратой возможностей эффективного практического использования правового института. Компромисс не является ни публичным договором вообще, ни процессуальным договором в частности, поскольку не может породить публичное правоотношение и не направлен на процессуальные последствия (на замещение процессуального положения стороны и возбуждение третейского разбирательства) *(336). Все это дает Е.Ю. Новикову возможность сделать вывод, что допустимо рассмотрение судом (как государственным, так и третейским) самостоятельного иска о признании недействительной третейской записи *(337).

 Если арбитражное соглашение рассматривается в качестве гражданско-правовой сделки, вопрос о его действительности разрешается на общих основаниях, установленных для гражданско-правовых договоров *(338). В.В. Ярков, отмечая сложную правовую природу третейского соглашения, сочетающую в себе процессуальные и гражданско-правовые характеристики, утверждает, что "как гражданско-правовой договор третейское соглашение может быть признано недействительным по основаниям, установленным гражданским законодательством в § 2 гл. 9 ГК РФ. При этом недействительность третейского соглашения может быть установлена как отдельным судебным решением по иску о признании его недействительным, так и в производстве по оспариванию решения третейского суда" *(339). Е.Ю. Новиков отмечает, что третейская запись является гражданско-правовым договором, к которому применимы общие правила заключения, изменения и прекращения договора, содержащиеся в ГК РФ, с учетом норм специального законодательства о третейском разбирательстве *(340). Прямо противоположную позицию занимает О.Ю. Скворцов, по мнению которого третейское соглашение, будучи автономным независимым договором, не влечет ни возникновения, ни изменения, ни прекращения каких-либо гражданских прав и обязанностей, т.е. тех составляющих правоотношений, которые регулируются гражданским правом. В связи с этим О.Ю. Скворцов полагает, что эффект, производимый таким соглашением, не имеет никакого отношения к гражданскому праву; этот эффект сугубо процессуальный, поскольку порождает изменение подведомственности рассмотрения гражданского спора *(341).

 Из приведенной дискуссии можно сделать вывод, что арбитражное соглашение не является объектом регулирования собственно гражданского права; но к отношениям, возникающим в связи с признанием арбитражного соглашения недействительным, субсидиарно могут применяться нормы гражданского права в части, не урегулированной специальным законодательством о третейских судах, с учетом принципов третейского разбирательства вообще и специфических принципов института арбитражного соглашения в частности.

 Правовые последствия заключения арбитражного соглашения

 Традиционно правовые последствия заключения сторонами арбитражного соглашения рассматриваются в науке *(342) через призму разграничения его позитивного и негативного эффекта. Так, А.Г. Котельников в своей работе обращает внимание на то, что третейское соглашение, будучи заключенным, имеет два аспекта. С одной стороны, оно обязывает стороны при возникновении спора совершить определенные действия - обратиться за разрешением спора в третейский суд (позитивные последствия), а с другой - обязывает стороны воздержаться от определенных действий, не обращаться за разрешением спора в государственный суд (негативные последствия) *(343).

 В связи с этим нельзя не подвергнуть критике высказанную А.И. Минаковым мысль, что в гражданско-процессуальном аспекте арбитражное соглашение представляет собой акт, направленный на возбуждение деятельности по рассмотрению гражданско-правовых споров в третейском суде (позитивный эффект), а также на изъятие конкретного спора из подсудности государственного суда (негативный эффект) *(344). Как уже было отмечено ранее, арбитражное соглашение не может рассматриваться и в качестве основания для возбуждения дела в третейском суде, которым может быть только обращение одной из сторон соглашения к третейскому суду с требованием защитить нарушенное право или охраняемый законом интерес. Кроме того, третейское соглашение изменяет подведомственность, а не подсудность дела, о чем будет сказано далее.

 Следует отметить, что позитивный эффект арбитражного соглашения включает в себя два основных элемента. Во-первых, оно порождает обязательство сторон по передаче возникшего между ними спора, охватываемого этим соглашением, на рассмотрение третейского суда. Во-вторых, положительный эффект арбитражного соглашения проявляется в том, что оно является основой для осуществления третейским судом своих функций по рассмотрению и разрешению спора сторон.

 Обязательство сторон по передаче спора как элемент позитивного эффекта, кроме собственно обязательства, включает также и проблему реального исполнения арбитражного соглашения. Кроме того, не подвергается сомнению также и то, что рассматриваемое обязательство обладает приоритетом в отношении возможных судебных привилегий и иммунитетов, что особенно актуально для международного коммерческого арбитража.

 Само обязательство сторон по передаче споров является материально-правовым по своей природе и логически следует из применения принципа pacta sunt servanda (договоры должны соблюдаться). Однако его существование утрачивало бы всякий смысл в случаях, если бы не было законодательно закрепленной возможности требовать его реального исполнения. Не секрет, что иногда недобросовестной стороне проще понести ответственность в форме возмещения убытков контрагенту, чем передать дело на рассмотрение независимого третейского суда. В этой ситуации размер взысканных убытков не всегда может покрыть реальные потери, которые понесет сторона, желающая быстро и квалифицированно рассмотреть спор. Не может быть оценена в денежной форме и сама упущенная возможность рассмотрения дела в третейском суде. Самый яркий тому пример - споры, возникающие на биржах. За время рассмотрения дела в государственном суде котировки акций изменятся не один раз, что может поставить пострадавшую сторону в весьма затруднительное положение. Для предотвращения возникновения подобных ситуаций можно рекомендовать сторонам включать в арбитражное соглашение условие о взыскании неустойки за неисполнение обязательств по передаче дела на рассмотрение третейского суда.

 Неисполнение стороной своих обязательств может выражаться в необоснованном отказе от принятия предложения по передаче дела в третейский суд, указанный в соглашении, отказе от назначения арбитров для разрешения спора, несвоевременном назначении арбитров, неисполнении обязанности по внесению залога на покрытие расходов третейского суда на проведение процессуальных действий (в случаях, когда такая обязанность предусмотрена соглашением сторон или регламентом постоянно действующего третейского суда) и т.д. При этом недобросовестная сторона часто препятствует и возбуждению дела в государственном суде, стремясь затянуть разрешение спора. Для обеспечения прав добросовестной стороны в таких случаях в некоторых странах введено правило об утрате недобросовестной стороной права ссылаться на арбитражное соглашение как на обстоятельство, препятствующее рассмотрению спора государственным судом, т.е. основание для одностороннего расторжения третейского соглашения (см., например, ст. 6 Закона Швеции об арбитраже 1999 г. *(345)).

 Второй элемент позитивного эффекта арбитражного соглашения проявляется в регулировании вопросов о пределах компетенции третейского суда в отношении переданного сторонами спора и допустимости для самого третейского суда рассмотрения вопроса о своей компетенции (принцип "компетенции-компетенции").

 Раскрывая содержание негативного эффекта арбитражного соглашения, зарубежные авторы традиционно рассматривают вопросы, связанные с отсутствием у государственного суда юрисдикции на рассмотрение спора сторон, реального осуществления требований законодательства о запрещении принятия к рассмотрению и разрешения спора сторон, и пределы действия этих норм *(346). С.Н. Лебедев отмечал, что содержание негативного эффекта арбитражного соглашения состоит в запрещении государственным судам принимать к рассмотрению и разрешать по существу дела? по спорам, в отношении которых имеется действительное арбитражное соглашение *(347). Это свойство арбитражного соглашения также именуется дерогационным эффектом.

 Т.Н. Нешатаева и В.В. Старженецкий, соглашаясь с тем, что арбитражная оговорка обладает дерогационным эффектом, отмечают, что его действие является ограниченным, а не абсолютным *(348). Представляется, что в этом случае неоправданно смешиваются действие дерогационного эффекта и действительность арбитражного соглашения, поскольку ограниченность действия связывается авторами с последствиями, обусловленными пороками самого соглашения, позволяющими подвергать сомнению его действительность. В связи с этим представляется нецелесообразным вообще ставить вопрос о характере действия некоторых эффектов арбитражного соглашения.

 Действительность арбитражного соглашения

 Ключевой для компетенции третейского суда, определения подведомственности дела, оспаривания вынесенного решения является проблема действительности арбитражного соглашения. По общему правилу условия его действительности определяются законодательством.

 Специальное законодательство о третейском разбирательстве (международном коммерческом арбитраже) содержит требования, нарушение которых влечет недействительность арбитражного соглашения. Специальное законодательство в общем виде определяет круг дел, в отношении которых сторонами могут быть заключены арбитражные соглашения (ч. 2 ст. 1, ч. 2 ст. 5 Закона о третейских судах, ч. 2 ст. 1 Закона о международном арбитраже), момент, до которого может быть заключено арбитражное соглашение (ч. 4 ст. 5 Закона о третейских судах), его форму, а также судьбу арбитражной оговорки, включенной в текст основного договора (принцип автономности арбитражного соглашения).

 Гражданское законодательство содержит условия действительности арбитражного соглашения, производные от связи субъектов (сторон арбитражного соглашения) с основным спорным материальным правоотношением, их способности своими действиями создавать для себя права и обязанности, меры свободы в формировании своей воли и свободы в ее изъявлении (в части, касающейся передачи спора на рассмотрение иного юрисдикционного органа - третейского суда).

 Процессуальное законодательство определяет круг споров, которые могут быть рассмотрены третейскими судами путем формирования перечня дел, находящихся в исключительной подведомственности государственных судов.

 Кроме того, условия действительности арбитражных соглашений определяются нормами международных договоров (например, ст. II Нью-Йоркской конвенции 1958 г.). Они в целом аналогичны приведенным ранее требованиям национального законодательства, но не теряют от этого своего самостоятельного правового значения и применяются при рассмотрении вопроса о признании и принудительном исполнении иностранных арбитражных решений.

 В. Хвалей высказывал мнение, что арбитражное соглашение может быть признано недействительным в случаях, когда оно *(349):

 1) было заключено с пороком воли (под влиянием насилия, обмана, заблуждения);

 2) было заключено лицом, не обладающим необходимой правоспособностью или дееспособностью;

 3) совершено без соблюдения установленной законом формы;

 4) не содержит в себе все существенные условия, установленные для арбитражного соглашения, в том числе не содержит явно выраженного намерения передать спор на разрешение арбитража;

 5) противоречит императивным нормам применимого законодательства об арбитраже;

 6) заключено по вопросам, которые не могут являться предметом третейского разбирательства.

 Очевидно, что во всех этих случаях (кроме  п. 3 и  4) необходимо ставить вопрос о недействительности арбитражного соглашения со всеми вытекающими последствиями, однако в ряде случаев арбитражное соглашение должно рассматриваться как незаключенное:

 - если не указан третейский суд (арбитраж) или порядок его формирования. В одном из постановлений Президиума ВАС РФ обращено внимание на то, что в соглашении о передаче спора третейскому суду должны получить отражение сведения о том, какому конкретно постоянно действующему третейскому суду будет поручено третейское разбирательство, либо о том, что стороны самостоятельно создадут третейский суд для рассмотрения конкретного спора в установленном порядке. Поскольку стороны не представили доказательств того, что ими был согласован третейский суд в качестве органа, компетентного рассматривать споры между ними, или принимались меры по созданию такого суда, то нет оснований считать, что сторонами достигнуто соглашение о передаче дела третейскому суду *(350);

 - спор сторон, передаваемый на рассмотрение третейского суда, не подпадает под пределы арбитражного соглашения;

 - не соблюдена письменная форма арбитражного соглашения (ч. 1 ст. 7 Закона о третейских судах, ч. 2 ст. 7 Закона о международном арбитраже);

 - истек срок действия арбитражного соглашения, указанный сторонами.

 Арбитражное соглашение является неисполнимым в результате его неопределенности или неполноты, а равно наступления обстоятельств, при которых ранее достигнутое соглашение не может быть фактически исполнено (так, например, постоянно действующий третейский суд (институционный арбитраж), в который стороны решили передать спор, прекратил свое существование либо этот суд в силу специального характера своей компетенции, определенной положением, не может рассматривать дела определенной категории и т.д.).

 Необходимость государственного санкционирования возможности заключения (допустимость) и определения условий действительности соглашений о третейском суде объясняется, по мнению Е.А. Виноградовой, тем обстоятельством, что на рассмотрение третейского суда передается спор, который по общим правилам подведомствен судам государственным *(351). Допустимость рассмотрения спора третейским судом традиционно рассматривается как процессуальный аспект действительности арбитражного соглашения *(352).

 Кроме действительности, в науке сложился и особый институт признания арбитражного соглашения, в широком смысле означающий допустимость с точки зрения действующего права разрешения споров по соглашению сторон путем арбитража. В более узком смысле признание арбитражных соглашений заключается в том, что суд по отводу ответчика отклоняет в той или иной процессуальной форме рассмотрение по существу дела, подлежащего по соглашению сторон арбитражному разбирательству *(353).

 Принцип автономности арбитражного соглашения

 Несмотря на то что арбитражное соглашение тесно связано с основным правоотношением и распространяет свою силу только на споры, которые возникли или могут возникнуть в связи с ним, по своей юридической природе оно существенно отличается от основного материального правоотношения, а потому носит автономный характер. Даже если при рассмотрении дела основной договор будет признан недействительным, третейская оговорка, включенная в его текст вопреки общим положениям гражданского права, сохраняет свою силу, подчеркивая тем самым смешанный характер соглашения о разбирательстве дела в третейском суде. Е.А. Виноградова отмечает, что автономность третейского соглашения (третейской оговорки) - это положение, наделяющее согласно закону третейский суд компетенцией рассматривать и разрешать вопрос о действительности третейского соглашения отдельно (автономно) от вопроса о действительности договора, в который это соглашение (оговорка) включено или к которому оно относится *(354).

 В теории международного коммерческого арбитража автономность (отделимость) арбитражного соглашения (the autonomy of the arbitration agreement, the separatability of the arbitration clause, l'autonomie de la clause compromissoire) рассматривается в двух основных аспектах - автономности арбитражного соглашения от основного договора и автономности арбитражного соглашения от национального законодательства *(355).

 В большинстве стран доктрина автономности арбитражного соглашения первоначально появилась в судебной практике и лишь потом стала нормой закона *(356). Так, например, во Франции автономность арбитражного соглашения в отношениях, связанных с разрешением споров в международном коммерческом арбитраже, впервые была признана Верховным судом в 1963 г. В Нидерландах концепция автономности была закреплена в Акте об арбитраже 1986 г. (ст. 1053) после признания ее судами, равно как и в Швеции (ст. 3 Закона об арбитраже 1999 г.). В некоторых европейских странах концепция автономности арбитражного соглашения была включена в доктрину, но не признавалась судебной практикой до принятия законодательством соответствующих норм. В качестве примера можно привести Австрию и Норвегию. Доктрина автономности арбитражного соглашения неплохо прижилась и в странах Дальнего Востока (Япония, Южная Корея и др.). Практически во всех странах Латинской Америки после принятия Панамской конвенции 1975 г. концепция автономности арбитражного соглашения получила свое законодательное закрепление. В странах арабского мира отношение к автономности арбитражного соглашения неоднозначное: в одних она признается, в других же - отвергается. Так, например, в Саудовской Аравии специальное законодательство по этому вопросу отсутствует, а доктрина негативно относится к рассматриваемой концепции. Новейшее арбитражное законодательство некоторых арабских стран, учитывающее типовой закон ЮНСИТРАЛ, содержит нормы об автономности арбитражного соглашения [Египет (1994), Тунис (1993) и т.д.]. Заметим, что в настоящее время абсолютизация концепции автономности третейского соглашения вызывает сомнение у ряда ученых, более того, некоторыми авторами предлагается даже сам термин "автономность" заменить на более слабый - "отделимость" *(357).

 В законодательстве Российской Федерации также был воспринят принцип автономности арбитражного соглашения и последовательно реализован в ч. 1 ст. 17 Закона о третейских судах, п. 1 ст. 16 Закона о международном арбитраже (ст. 3 Временного положения о третейском суде для разрешения экономических споров, действовавшего до принятия закона, регулирующего деятельность третейских судов, также содержала аналогичную норму). Аналогичным образом судебная практика основывается на положении о том, что арбитражное соглашение, заключаемое в виде оговорки в договоре, должно рассматриваться как не зависящее от других его условий *(358).

 Для признания автономности арбитражного соглашения вводится юридическая фикция: фактически заключая один договор, стороны юридически заключают два - основной договор материально-правового характера и арбитражное соглашение. Такая фикция позволяет разрешить проблему действительности арбитражной оговорки *(359). Эта позиция была воспринята М.А. Поповым, который в своем исследовании сделал вывод о том, что автономность арбитражной оговорки как средство обеспечения принципа "компетенции-компетенции" арбитража является законодательно установленной фикцией *(360). В то же время в зарубежной науке отмечается, что автономность арбитражной оговорки - это правовая концепция, а не обязательное ее фактическое отделение от основного договора *(361). Таким образом, введение концепции автономности арбитражной оговорки во многом преследовало цель уравнять правовые режимы различных видов арбитражных соглашений.

 В ряде случаев третейская оговорка следует судьбе недействительного договора. Не может автономность быть критерием действительности тогда, когда договор подписывался неуполномоченным или недееспособным лицом, под влиянием обмана, заблуждения или угроз, с целью прикрыть другую сделку и т.д. По мнению М.А. Попова, пределы автономности арбитражной оговорки определяются основаниями недействительности сделок *(362). Представляется, что это не совсем верно, а при оценке действительности автономной арбитражной оговорки следует руководствоваться нормами специального третейского, гражданского (в части недействительности сделок) и процессуального законодательства (например, в части подведомственности).

 В законодательстве содержится правило, что третейское соглашение не зависит от условий основного договора. Распространяется ли это правило на условие договора о сроке его действия? Предположим, стороны договорились об арбитражном разбирательстве споров по конкретному договору в течение всего срока действия последнего, намереваясь прилагать все усилия для сохранения конфиденциальности и добрых деловых отношений. Однако арбитражные оговорки, как правило, составляются в общих фразах и отнюдь не исчерпывающим образом регулируют отношения сторон. Как в этом случае толковать условие о сроке действия арбитражного соглашения? Представляется, что в этом случае необходимо оценивать волеизъявление сторон в отношении оговорки и не препятствовать им в рассмотрении спора в государственном суде в случаях, когда третейское разбирательство более не служит интересам сторон, о чем они ясно и недвусмысленно выражаются. Формальный подход в такой ситуации не будет способствовать эффективной защите прав и законных интересов. Однако в качестве общего правила следует исходить из того, что арбитражное соглашение распространяет свое действие на неопределенный срок, в том числе и на период, когда основное правоотношение закончило свое действие, но споры по нему остались. В мировой практике этот вопрос решается аналогичным образом. Так, например, ст. 493 Гражданского процессуального закона Латвии содержит правило, что арбитражное соглашение остается в силе даже после истечения срока действия основного договора до тех пор, пока не прекращены правоотношения.

 Практическая значимость принципа автономности арбитражного соглашения определяется прямыми и косвенными его следствиями. К прямым следствиям автономности арбитражного соглашения традиционно относят *(363) следующие обстоятельства.

 Во-первых, действительность основного договора не влияет на действительность арбитражного соглашения. Арбитражная оговорка сохраняет свою силу в случаях, когда основной договор не вступил в силу, был расторгнут сторонами, признан недействительным, утратил силу в результате истечения срока своего действия, ненаступления условия, которое было согласовано сторонами как основание для его вступления в силу или исполнения, и т.д. Более того, по общему правилу новация основного обязательства не лишает арбитражную оговорку силы, кроме случаев, когда третейский суд, указанный в соглашении, не может рассматривать спор, возникающий из нового обязательства, в силу ограниченности собственной компетенции.

 Во-вторых, арбитражное соглашение может регулироваться нормами иного права, нежели основной договор, что имеет особую значимость для деятельности международного коммерческого арбитража.

 Основным косвенным следствием автономности арбитражного соглашения является принцип "компетенции-компетенции" *(364). На связь рассматриваемых правовых конструкций обращает внимание и М.А. Попов, подчеркивая, что смысл принципа автономности состоит в том, чтобы обосновать принцип "компетенции-компетенции" арбитража, т.е. дать возможность арбитражу самостоятельно определить, имеет ли он полномочия на рассмотрение конкретного дела *(365).

 Вторым следствием автономности являются применяемые в международном коммерческом арбитраже принцип действительности (validity) и правила, связанные с отказом от применения коллизионных норм, определяющих право, регулирующее отношения сторон.

 Толкование арбитражного соглашения

 Установление действительности арбитражного соглашения и определение его объема невозможно без уяснения его истинного смысла. Это вызывает необходимость в толковании, которое, к сожалению, в отечественной науке не рассматривается в качестве самостоятельной проблемы, требующей серьезного научного рассмотрения. А между тем, учитывая уровень юридической техники участников гражданско-правовых отношений, третейские суды постоянно сталкиваются с проблемой толкования арбитражных соглашений, особенно в части отнесения спора, в отношении которого они заключены, к своей компетенции *(366).

 Толкование арбитражного соглашения имеет свои особенности, связанные с особенностями самой его природы. По этой причине в практике выработаны определенные подходы к толкованию третейских соглашений. В российской судебной практике за основу принята позиция, в соответствии с которой третейскую оговорку следует толковать буквально *(367), а полномочия третейского суда ограничены третейским соглашением, которое не должно трактоваться расширительно *(368). Богатая мировая практика третейского разбирательства стала основой для выработки особого подхода к толкованию арбитражного соглашения, в рамках которого зарубежными авторами были выделены некоторые принципы его толкования *(369).

 Сущность принципа добросовестности заключается в том, что действительная воля (намерение) стороны всегда должна обладать приоритетом по отношению к воле, выраженной вовне, в случаях, когда воля и волеизъявление не совпадают. Этот достаточно широкий принцип распадается на отдельные принципы, среди которых традиционно выделяются следующие.

 Прежде всего воля сторон должна оцениваться в контексте существующих между ними отношений, а не изолированно. При толковании арбитражного соглашения и установлении истинных намерений сторон также необходимо учитывать отношения и поведение сторон с момента подписания договора до момента возникновения спора. Это правило иногда называют "практическим и квазиаутентичным толкованием", оно широко применяется к практике международного коммерческого арбитража. Это правило нашло свое применение и в практике российских судов *(370).

 И наконец, арбитражное соглашение должно толковаться в совокупности, как единое целое. Истинное содержание арбитражного соглашения можно установить только тогда, когда все его части оцениваются в совокупности и взаимообязательности. Это правило толкования совершенно необходимо для установления содержания арбитражного соглашения, содержащегося в нескольких связанных между собой контрактах, что далеко не редкость. Например, стороны могут заключить основное арбитражное соглашение, а впоследствии путем отсылки к нему положений других контрактов расширить его объем.

 Принцип эффективного толкования состоит в том, что в случаях, когда арбитражное соглашение может быть истолковано в двух различных направлениях, толкование, обосновывающее действительность соглашения, имеет приоритет по отношению к толкованию, влекущему недействительность соглашения. Принцип толкования contra proferentem заключается в том, что формулировки, содержащиеся в арбитражном соглашении, должны толковаться против стороны, заявившей спор в отношении содержания арбитражного соглашения.