§ 2. Третейские процессуальные правоотношения

 Правовая природа и признаки третейских процессуальных правоотношений

 Существование процессуальных правоотношений обусловлено тем, что материальные охранительные правоотношения требуют для своей реализации наличия особого круга норм в структуре права - процессуальных норм. Е.Г. Лукьянова определяет процессуальное правовое отношение как возникающую на основе норм процессуального права правовую связь субъектов процессуального права (связь субъективного права и юридической обязанности), взятую в единстве с их фактическим поведением *(87). Следует подчеркнуть, что третейские правоотношения процессуального характера возникают не только в силу наличия норм, но и вследствие сочетания норм права, юридических фактов и правосубъектности, поскольку, как отмечала Н.А. Чечина, нормы процессуального права связывают с наличием или отсутствием материально-правовых отношений лишь необходимость или возможность совершения определенных действий, но не возникновение процессуальных отношений *(88).

 С учетом выделенных Н.А. Чечиной особенностей гражданских процессуальных отношений *(89) можно отметить, что правоотношения, возникающие в связи с реализацией материального охранительного правоотношения третейским судом, в свою очередь также обладают некоторыми особенностями, а именно:

 1) формируются между третейским судом и лицами, участвующими в процессе третейского разбирательства;

 2) возникают и развиваются в период рассмотрения и разрешения дела третейским судом;

 3) облекаются в особую процессуальную правовую форму;

 4) юридически оформляют действия управомоченного и обязанного субъектов третейского разбирательства, но, в отличие от гражданских процессуальных правоотношений, не в связи с осуществлением правосудия, а в связи с разрешением спора третейским судом;

 5) регулируются специальными правовыми нормами процессуального характера.

 Отмеченные особенности позволяют сделать вывод, во-первых, о процессуальном характере этих правоотношений, а во-вторых, рассматривать их в качестве разновидности гражданских процессуальных правоотношений (в широком смысле). Так, гражданские процессуальные отношения рассматриваются в науке как регулируемые нормами гражданского процессуального права общественные отношения, возникающие в сфере гражданского судопроизводства, содержанием которых являются процессуальные действия его участников, а формой - субъективные гражданские процессуальные права и обязанности, в рамках которых они осуществляются *(90). Полагаем, что здесь также будет уместно привести позицию И.Н. Полякова, который отмечал, что сходство всех видов гражданско-процессуальных правоотношений предопределяет существование общего метода гражданского процессуального регулирования, а наличие специфических особенностей процессуальных правоотношений является фактором, определяющим существование частных методов гражданско-процессуального регулирования. Под общими методами он имел в виду способы, с помощью которых через нормы права государство устанавливает определенное единообразие в регулировании отношений, возникающих между участниками гражданского процесса в суде и общественных юрисдикционных органах. Это выражается в том, что общий метод гражданского процессуального правового регулирования:

 а) устанавливает властное положение любого юрисдикционного органа и подчиненное ему положение остальных субъектов гражданско-процессуальных правоотношений;

 б) определяет процессуальную форму, в которой осуществляется защита гражданских прав;

 в) наделяет субъектов гражданско-процессуальных правоотношений правом совершать процессуальные действия;

 г) предусматривает специфические процессуальные санкции *(91).

 Отмеченное единообразие в регулировании позволяет использовать выделенные Н.А. Чечиной признаки гражданских процессуальных правоотношений *(92), которые, по ее мнению, могут служить основанием для рассмотрения их как самостоятельной группы, для выявления системы признаков, свойственных третейским процессуальным правоотношениям.

 Третейские процессуальные отношения существуют всегда в особой правовой форме. Они охватывают строго определенное соотношение прав и обязанностей между третейским судом и одним из участников процесса.

 Третейские процессуальные отношения возникают только между двумя неравными субъектами, одним из которых всегда является третейский суд (обязательный субъект), и носят характер власти и подчинения. Равноправное положение субъектов не может рассматриваться как надежное основание для разрешения правового конфликта. Только возможность требовать от субъектов исполнения их процессуальных обязанностей и гарантировать соблюдение их процессуальных прав может послужить рассмотрению и разрешению спора сторон. Правоприменительные отношения, как отмечал Ю.К. Осипов, будучи по своей природе отношениями по принуждению участников общественных отношений к соблюдению правовых предписаний, содержащихся прежде всего в нормах материального права, обусловливают использование таких методов, для которых характерным является доминирующее положение юрисдикционных органов над другими участниками процесса, властный характер их процессуальных полномочий, особое место процессуальных действий этих органов в системе юридических фактов, влекущих возникновение, изменение и прекращение процессуальных правоотношений, и другие особенности *(93).

 Властные полномочия третейского суда обусловлены его ролью в правоприменительном процессе и предоставляются с целью обеспечения правильного рассмотрения и разрешения спора, гарантий прав сторон и других участников третейского разбирательства. Таким образом, третейские процессуальные отношения, как и гражданские процессуальные отношения, являются властеотношениями, их субъекты находятся в отношениях власти и подчинения. На властный характер функций третейских судов обращали внимание В.Н. Щеглов *(94), В.Н. Тарасов *(95) и другие ученые. В то же время в науке существует точка зрения, что третейский суд не обладает властной природой, а отношения между ним и сторонами не могут быть отношениями субординации. В договорной теории правовой природы арбитража отношения приобретают равноправный характер, что неизбежно приводит к признанию третейских судей представителями сторон, заключающими новый договор в форме арбитражного решения. Представляется, что такой вывод не основан на принятой в Российской Федерации концепции правового регулирования деятельности третейских судов и их места в системе урегулирования правовых конфликтов.

 Сравнение характера деятельности государственных *(96) и третейских судов позволяет сделать вывод, что властное положение третейского суда проявляется следующим образом.

 1. Третейский суд в лице председательствующего (главного арбитра, суперарбитра) руководит ходом процесса, определяет порядок исследования доказательств, направляет процессуальные действия лиц, участвующих в деле, обеспечивает присущими ему способами реализацию их процессуальных прав и обязанностей.

 2. Совокупный объем прав и обязанностей третейского суда соответствует объему прав и обязанностей всех иных субъектов процессуальных правоотношений, вместе взятых, и, соответственно, превышает объем прав и обязанностей любого конкретного субъекта. Объем компетенции третейского суда по отношению к каждому субъекту процессуальных отношений определяется нормами третейского права процессуального характера.

 3. Третейский суд вправе выносить постановления, имеющие властный характер, разрешающие спор сторон в целом и отдельные вопросы, возникающие в процессе третейского разбирательства. При соблюдении определенных законом условий постановления третейского суда обеспечиваются государственным принуждением.

 4. Несмотря на то что третейский суд не является государственным органом, его обязанности перед сторонами по рассмотрению и разрешению дела являются одновременно публично-правовыми обязанностями перед государством. В этом качестве третейский суд выполняет важные публичные функции - разрешает в установленных законом пределах споры участников гражданского оборота, применяет правовые нормы, защищает права и законные интересы сторон, чем способствует снижению конфликтности, восстановлению нарушенных прав, устранению препятствий для нормального развития экономических отношений, обеспечению соблюдения субъектами гражданских отношений правовых норм.

 5. Третейский суд вправе применять меры процессуальной ответственности к участникам третейского разбирательства в пределах, ограниченных соглашением сторон, законодательством о третейских судах, локальными нормативными актами.

 Властные полномочия третейских судов основаны на нормах закона, наделяющих эти особые органы компетенцией по разрешению гражданских дел, и арбитражном соглашении, в котором выражена воля сторон и их согласие подчиниться юрисдикции третейского суда и вынесенному им решению. Арбитражное соглашение выступает как юридический факт, приводящий в каждом конкретном случае в действие нормы законодательства, посредством которых государство наделяет третейский суд властными полномочиями. Власть третейского суда основана на добровольном отчуждении сторонами части своей свободы, самоограничении в целях разрешения возникшего спора.

 Таким образом, через самоограничение стороны спора и государство наделяют третейский суд компетенцией. Властный характер третейских процессуальных правоотношений определяет особенности правового положения их субъектов, а также позволяет выделить в качестве самостоятельного объекта исследования проблему компетенции третейских судов.

 Как и любые другие процессуальные отношения, третейские правоотношения находятся в постоянном движении и развитии, предопределяя своим существованием возникновение, изменение, прекращение других элементарных процессуальных правоотношений. Эту особенность процессуальных отношений отмечают многие ученые *(97). Совокупность процессуальных отношений диалектически предопределяет возникновение процессуальных отношений нового уровня, возникновение нового правоприменительного цикла. Так, например, совокупность процессуальных отношений, формирующихся при производстве в третейском суде первой инстанции, предопределяет возникновение правоотношений по оспариванию арбитражного решения в компетентном суде, обращению за выдачей исполнительного листа в государственный суд. Как отмечает В.В. Ярков, совершенные процессуальные действия создают предпосылки для осуществления последующих, а сами переходят в категорию юридических условий. Само гражданское судопроизводство представляет собой динамический процесс постепенного накопления юридических фактов *(98). Таким образом, элементарные третейские процессуальные отношения, возникающие в связи с рассмотрением конкретного дела в третейском суде, образуют целостную систему, основанную на единстве предмета деятельности третейского суда по разрешению гражданского дела.

 Субъекты третейских процессуальных отношений

 Всякое правовое отношение всегда существует как отношение между конкретными лицами. В связи с этим необходимо рассмотреть вопросы, связанные с правовым положением субъектов третейских процессуальных отношений, чей властный характер влияет на построение структуры связей их субъектов.

 Возникновение, развитие, изменение и прекращение любых третейских процессуальных отношений обусловлено осуществлением третейским судом процессуальных действий, которые являются обязательным элементом юридического состава. Отношения, складывающиеся в процессе деятельности по рассмотрению дела в третейском суде между отдельными участниками (помимо третейского суда), либо вообще носят неправовой характер, либо являются материально-правовыми по своему содержанию. Участники процессуальной деятельности не имеют по отношению друг к другу процессуальных прав и обязанностей, что неоднократно отмечали ученые, занимавшиеся исследованием проблем процессуальных правоотношений (А.Ф. Клейнман, А.Ф. Козлов и др.). Н.А. Чечина обращала внимание на то, что все процессуальные права и обязанности, носителями которых являются участники процессуальной деятельности, корреспондируют только правам и обязанностям суда *(99). В.Н. Протасов справедливо полагал, что один из субъектов охранительного правоотношения - это всегда компетентный (обычно государственный) орган *(100). Высказанные точки зрения приводят к выводу, что третейский суд является основным и обязательным субъектом третейских процессуальных отношений.

 В процессуальной науке подобная позиция не является единственной. Сторонники существования единого процессуального правоотношения признают существование правовых связей процессуального характера между его отдельными субъектами без обязательного субъекта в лице суда. Более того, некоторые современные авторы даже заявляют о существовании новой группы процессуальных правоотношений не публично-правового, а договорного характера *(101). Сторонами такого договорного процессуального правоотношения являются стороны процесса. Очевидно, что данная позиция не выдерживает никакой критики.

 В процессе рассмотрения и разрешения дел третейский суд вступает в отношения с другими участниками процесса. О.Ю. Скворцов для характеристики их правового положения вводит понятие "субъективной арбитрабельности", под которой подразумевает способность лица быть субъектом третейского соглашения, т.е. иметь право заключать соглашение о передаче гражданско-правового спора на разрешение третейского суда. Основу субъективной арбитрабельности, по его мнению, составляет общая правосубъектность лица, которая, в свою очередь, предполагает материальную правосубъектность (т.е. возможность и способность совершать гражданско-правовые сделки) и процессуальную правосубъектность (т.е. возможность и способность своими действиями защищать свои материальные права в процессуальном режиме). Субъективная арбитрабельность суть порождение как материальной, так и процессуальной правосубъектности лица *(102). Учитывая познавательное значение этой концепции, следует отметить, что для признания лица субъектом третейских процессуальных правоотношений необходимо установление следующих обстоятельств:

 1) наличие нормы процессуального права, определяющей возможность участия в правоотношении определенного лица;

 2) совершение этим лицом действия (бездействия), с которым нормы третейского права процессуального характера связывают возникновение, изменение или прекращение правовых отношений, т.е. действия, которое может рассматриваться в качестве юридического факта (в том числе и в части, касающейся арбитражного соглашения);

 3) наличие процессуальной правосубъектности.

 Правосубъектность - это способность к обладанию и самостоятельному осуществлению прав и обязанностей при наличии дееспособности или способность к их осуществлению через иных лиц при отсутствии дееспособности *(103). Критерием правосубъектности для лиц, защищающих в третейском суде свои субъективные права и законные интересы, является присоединение к арбитражному соглашению в той или иной форме. Субъектами арбитражного соглашения являются стороны основного материального правоотношения, изъявившие свое согласие на передачу спора для рассмотрения в третейский суд. Совершенно логичный вывод о том, что арбитражное соглашение распространяет свое действие только на его стороны, постоянно ставится под сомнение, что вынуждает третейские суды давать соответствующие разъяснения. Так, например, в одном из решений Международного коммерческого арбитражного суда при Торгово-промышленной палате РФ было отмечено, что арбитражная оговорка, содержащаяся в учредительных документах юридического лица, не распространяется на споры с его участием *(104), а применяется только для споров между самими учредителями. На практике у судов возникает много проблем с определением субъектов арбитражного соглашения, особенно в случаях, когда само соглашение в форме отсылочных положений содержится в разных документах, регламентирующих взаимоотношения сторон. Неоднозначно решается и вопрос о форме участия третьих лиц в соглашении о передаче спора на разрешение третейского суда. Таким образом, субъектами третейских процессуальных отношений являются лица, которые, обладая процессуальными правами и обязанностями, могут вступать с третейским судом в отношения, регулируемые нормами третейского процессуального права.

 Традиционно субъектов процессуальных отношений разделяют на три группы *(105).

 1. Лица, защищающие в процессе свои субъективные права (стороны, третьи лица), т.е. субъекты предполагаемых спорных материально-правовых отношений.

 2. Лица, участвующие в процессе в целях защиты общественных и государственных интересов: прокурор, органы государственного и муниципального управления и т.д. Субъектами третейских процессуальных отношений эти лица быть не могут, поскольку законодательство не предусматривает их участия в процессе рассмотрения дела третейским судом. Эти субъекты не могут заключать арбитражное соглашение в силу ограниченности их компетенции.

 3. Лица, привлекаемые в процесс для содействия осуществлению правосудия, но не защищающие в деле ни субъективного, ни общественного интереса (свидетели, эксперты, переводчики).

 О правовом положении сторон как субъектов третейских процессуальных отношений прямо сказано в законе (ст. 2, 27 и др. статьи Закона о третейских судах, ст. 1, 18 Закона о международном арбитраже). Гораздо сложнее решается вопрос об участии в третейском разбирательстве третьих лиц, их возможности быть субъектами третейских процессуальных отношений, хотя в процессе рассмотрения и разрешения дела в третейском суде может возникнуть угроза нарушения их прав и законных интересов. Сложности, возникающие в связи с участием третьих лиц в третейском разбирательстве, отмечаются зарубежным и отечественными учеными в качестве серьезного недостатка третейской формы защиты нарушенных или оспариваемых прав *(106). При этом, как отмечается, неэффективность обусловлена, помимо прочего, во-первых, отсутствием теоретического обоснования проблемы и, во-вторых, отсутствием надлежащего правового регулирования *(107).

 Имеется ли адекватный правовой механизм, учитывающий это обстоятельство? Высказанное в литературе А.П. Вершининым мнение, что в исключительных случаях третьи лица без их согласия могут быть привлечены к участию в деле, рассматриваемом третейским судом *(108), была подвергнута критике О.Ю. Скворцовым, который обратил внимание на то, что принудительное вовлечение третьего лица в сферу третейского разбирательства невозможно ни с точки зрения смысла существования третейского судопроизводства, ни с точки зрения обеспеченности правовыми механизмами *(109). Он справедливо отметил, что у третейского суда отсутствуют юридические рычаги, при помощи которых можно воздействовать на третье лицо, отказывающееся от участия в третейском процессе *(110). М.А. Попов в своей работе также обратил внимание на то, что третейское разбирательство основано на договоре и не может быть распространено на стороны, которые не выражали согласия на свое участие в рассмотрении дела третейским судом. Третьи лица также не имеют права принять участие в третейском разбирательстве без воли сторон, согласившихся на разрешение спора между ними в третейском суде *(111).

 Таким образом, третейские суды не обладают полномочиями по привлечению к участию в деле как третьих лиц без самостоятельных требований, так и третьих лиц, заявляющих самостоятельные требования на предмет спора, без их согласия, поскольку они наделяются правом рассматривать только споры сторон, прямо выразивших свое согласие на подчинение юрисдикции третейского суда в арбитражном соглашении. Весьма негативно относится к возможности включения в законодательство норм, предоставляющих третьему лицу право вступать в дело, рассматриваемое третейским судом, и М.А. Попов *(112). Участие в третейском разбирательстве третьих лиц, как заметил В.Н. Тарасов, возможно, и для вступления в процесс требуется лишь письменное согласие их самих и сторон спора *(113). Условием такого участия является их присоединение с согласия сторон к арбитражному соглашению (основному), поскольку изменение первоначального арбитражного соглашения может поставить под сомнение легитимность самого третейского суда. Очевидно, что при этом третьи лица уже не могут участвовать в выборе арбитров, согласовании кандидатур, поскольку их привлечение осуществляется уже в рамках начавшегося процесса, когда состав третейского суда уже сформирован. Третьи лица не могут также принять участие в согласовании правил третейского разбирательства, возможность изменения которых сторонами допускается в силу диспозитивного характера некоторых норм третейского законодательства. В случае если третье лицо отказывается от вступления в уже начавшийся процесс рассмотрения дела в третейском суде, целесообразно поставить перед сторонами на обсуждение вопрос о прекращении разбирательства дела и передаче его на рассмотрение компетентного государственного суда.

 Таким образом, несмотря на то что законодательного запрета на участие третьих лиц в процессе нет, присоединение их к уже начавшемуся процессу в третейском суде представляется нецелесообразным в силу ограниченности их правового статуса, что требует применения дифференцированного подхода к решению вопроса об участии этой категории субъектов в рамках конкретного процесса. Правовой статус третьих лиц как возможных участников третейского разбирательства существенно ущемлен.

 В мировой практике третейского разбирательства вопрос об участии третьих лиц решается неоднозначно. Так, например, ст. 30 Декрета Колумбии об арбитраже (1989) содержит норму о недействительности арбитражного соглашения двух сторон в случаях, когда возникший спор может затронуть интересы третьей стороны. В этом случае третье лицо, не желающее рассмотрения дела в третейском суде, может заявить о недействительности арбитражного соглашения под тем предлогом, что в будущем исполнение арбитражного решения затронет его права и обязанности. Французское законодательство такой возможности третьему лицу не предоставляет. Статья 1045 Акта об арбитраже Нидерландов (1986) содержит правило, что третье лицо при желании может просить арбитров допустить его к участию в процессе.

 На сегодняшний день одной из основных проблем, касающихся субъектов арбитражного соглашения, является также проблема участия государства и иных публично-правовых образований в третейском разбирательстве в качестве стороны. П. Сандерс отмечает, что национальное законодательство большинства стран мира в основном не запрещает государственным образованиям быть субъектами третейских процессуальных отношений, однако имеются и исключения. Например, во Франции государство и публично-правовые образования (etablissements publics) по общему правилу не могут заключать арбитражные соглашения, хотя некоторые из них наделены таким правом специальным законом *(114). Эти нормы применяются только по отношению к внутреннему третейскому разбирательству, на участие же этих субъектов в разбирательстве дела международным коммерческим арбитражем запрет не распространятся. Статья 1676 (2) Гражданского процессуального кодекса Бельгии запрещает юридическим лицам публичного права заключать арбитражные соглашения, но этот запрет также распространяется только на внутригосударственный арбитраж.

 По мнению Е.Ю. Новикова, отсутствуют основания для исключения государства из числа возможных субъектов третейского разбирательства. Правом на судебную защиту в третейском суде и соответственно правом на заключение третейской записи обладают любые физические и юридические лица, а также государство - участник гражданских правоотношений *(115). При этом стоит согласиться с мнением О.Ю. Скворцова о необходимости четкого разграничения характера правоотношений, которые передаются на разрешение третейского суда. По его мнению, публичная власть в лице создаваемых ею органов может выступать в частноправовых (гражданско-правовых) отношениях, и в этом случае нет сомнений в допустимости передачи возникающих из таких отношений споров на рассмотрение и разрешение третейского суда. В то же время передача споров из публичных правоотношений в юрисдикцию третейских судов недопустима. По своей сути такая передача будет означать делегирование осуществления властных полномочий, реализуемых частным органом в отношении публичного органа *(116). Очевидно, что процессуальная правоспособность органов в подобном случае оказывается вторичной по отношению к их гражданской правосубъектности. Процессуальная правоспособность служит юридическим механизмом реализации материальных прав, если они оказываются нарушенными. Этот тезис становится основанием и для вывода о том, что публичные образования могут выступать в третейском разбирательстве посредством действий их органов, реализующих материальные права и обладающих, соответственно, процессуальными рычагами защиты субъективных гражданских прав *(117).

 В то же время сегодня многими исследователями в качестве общемировой тенденции отмечается постепенное расширение правоспособности публично-правовых образований на участие в международном коммерческом арбитраже и последовательное сужение их правоспособности на участие во внутреннем третейском разбирательстве. В российской судебной практике такой подход последовательно реализуется и становится основанием для закрепления правила о том, что правоспособность публичных образований на участие во внутреннем третейском разбирательстве ограничена *(118) (участие государства в рассмотрении дела международным коммерческим арбитражем не ограничивается).

 Свидетели могут стать субъектами третейских процессуальных отношений при наличии их согласия на вызов в суд и на дачу показаний. Как правило, свидетельские показания необходимы сторонам для обоснования своей правовой позиции, поэтому они самостоятельно должны обеспечить явку свидетелей в суд. Могут ли свидетели отказаться от явки и дачи показаний? Ответить на этот вопрос следует утвердительно, поскольку третейский суд не наделен полномочиями по принудительному приводу свидетелей. Уголовный кодекс содержит нормы об ответственности за отказ от дачи показаний и дачу заведомо ложных показаний в разделе о преступлениях против правосудия, а деятельность третейских судов, как уже было сказано ранее, правосудием не является. Следовательно, нельзя сделать вывод и о существовании юридического механизма привлечения к ответственности за отказ от дачи показаний и дачу заведомо ложных показаний в третейском суде. Это обстоятельство существенно снижает доказательственную силу свидетельских показаний.

 Эксперты и переводчики могут быть субъектами с учетом оговорок, которые были сделаны в отношении свидетелей. Правовое регулирование участия этих субъектов в мировой практике не отличается от российского. Так, например, в Австрии арбитры не могут привести к присяге стороны третейского разбирательства, свидетелей и экспертов, не могут применять меры принудительного воздействия и наказания как в отношении сторон, так и в отношении других лиц (ст. 588 гл. 4 ГПК Австрии). Привлечение к участию в процессе экспертов и переводчиков, в отличие от свидетелей, осуществляется на началах возмездности.

 Хотя некоторыми учеными *(119) отстаивается позиция, что судебные представители не являются субъектами гражданских процессуальных правоотношений, поскольку они допускаются в процесс лишь для восполнения, замены или дополнения дееспособности представляемых ими лиц, следует согласиться с высказанным С.А. Халатовым мнением, что процессуального представителя следует отнести к лицам, участвующим в деле, так как он имеет самостоятельный юридический интерес в процессе (материальный, общественный), выражает свою волю и наделяется определенными правами *(120). Участие представителей в качестве субъектов третейских процессуальных правоотношений также имеет ряд особенностей. Так, Н.В. Немчинов отмечает, что представительство в третейском суде имеет специфический характер и отличается от представительства в общегражданском и арбитражном процессах по нормативной базе, регулирующей вопросы представительства при рассмотрении дел в третейском суде, кругу лиц, которые могут выступать в качестве представителей, способам оформления полномочий представителя *(121). По его мнению, необходимой предпосылкой для участия в процессе представителя стороны выступает регламент суда. Таким образом, нормы локальных правовых актов наряду с нормами законодательства являются правовым основанием участия представителя в процессе рассмотрения дела третейским судом. Предпосылками его участия является наличие процессуальной правоспособности у представляемого и самого представителя. Кроме того, представительство в третейском суде невозможно без доверенности. Используя выработанное С.А. Халатовым определение доверенности в гражданском процессе, можно дать следующее определение доверенности на представление интересов лица в третейском суде: доверенностью является документ, выдаваемый одним лицом (представляемым) другому (представителю) и закрепляющий полномочия последнего для представительства перед третейским судом.

 В целом исследование правового положения субъектов третейских процессуальных правоотношений имеет важное значение для дальнейшего анализа проблем компетенции и подведомственности дел третейским судам.

 Особенности возникновения, изменения и прекращения третейских процессуальных правоотношений

 Возникновение третейских процессуальных отношений имеет определенную специфику, связанную со смешанной природой третейского разбирательства, а также с особенностями юридических фактов, порождающих третейские процессуальные правоотношения. Прежде всего, необходимо определить момент, с которого начинается производство по делу в третейском суде, возникают третейские процессуальные правоотношения. Он имеет принципиальное значение для всей процессуальной деятельности, для исчисления процессуальных сроков, а также для материально-правовых отношений (например, для определения того, пропущен ли срок исковой давности). По этому поводу высказано несколько позиций.

 Некоторые ученые связывают возбуждение производства в арбитраже с заключением арбитражного соглашения. Так, например, Н.Н. Толпакова и А.Н. Бойко полагают, что добровольность принципиально отличает возбуждение третейского разбирательства от односторонней исковой процедуры возбуждения дела в государственном суде *(122). В принципе позиция Н.Н. Толпаковой и А.Н.Бойко в некотором смысле вписывается в теорию договорной природы арбитража, поскольку в ее рамках разрешение спора как гражданско-правовое отношение происходит при помощи арбитров - представителей сторон с согласия самих спорящих субъектов. Передача спора возможна только с согласия сторон, и с этого момента третейская процедура становится частью материального правоотношения. Но даже при таком толковании она не выдерживает критики, поскольку временной фактор и фактор риска возникновения процесса ставят под сомнение все выводы. Третейское соглашение, будучи уже заключенным, может и не стать основанием для передачи спора в третейский суд. Связывать же возбуждение производства по делу с волеизъявлением будущего ответчика опасно, поскольку в таком случае велик риск, что процесс не начнется и права пострадавшей стороны не будут защищены вообще.

 М.А. Дубровина связывает возбуждение третейского производства не с заключением арбитражного соглашения, а с особым процессуальным актом, и в качестве отличительного признака арбитражного разбирательства, по сравнению с рассмотрением гражданских дел в судах, отмечает предъявление истцом иска уже в начавшемся процессе, т.е. после назначения арбитров и формирования арбитражного суда *(123).

 Несколько иную позицию занимает Е.В. Брунцева, которая полагает, что арбитраж начинается с направления одной стороной заявления или иного требования об арбитраже в адрес другой стороны или в арбитражное учреждение, предусмотренное соглашением сторон *(124). С некоторыми уточнениями можно признать, что эта точка зрении основана на ст. 21 Закона о международном арбитраже. Аналогичные правила содержатся и в законодательстве других стран, в том числе воспринявших Типовой закон ЮНСИТРАЛ. Так, например, согласно ст. 19 Закона Швеции об арбитраже (1999) арбитражное разбирательство начинается с момента получения одной из сторон просьбы об арбитраже, составленной в письменной форме.

 О.Ю. Скворцов отмечает, что в третейском судопроизводстве подача искового заявления не всегда является исходной точкой процесса *(125), а лишь юридическим фактом, являющимся основанием для возбуждения третейского процесса, рассматривающего третейское соглашение, что, по его мнению, весьма существенно отличает третейское разбирательство от гражданского (арбитражного) процесса *(126).

 При анализе приведенных позиций обращает на себя внимание то обстоятельство, что многие авторы стараются учесть процедуру формирования состава третейского суда при определении момента начала процессуальной деятельности. Так, по мнению М.А. Дубровиной, существенным отличием третейского разбирательства от разбирательства дел в порядке гражданского судопроизводства является особая процедура, предшествующая рассмотрению дела по существу, в результате которой возникает правовая связь между сторонами спора и лицами, выбранными в качестве арбитров *(127). М.Э. Морозовым отмечается, что в отличие от государственных судов, где судебный процесс всегда начинается с подачи искового заявления, в третейских судах процедуры могут начинаться не с подачи искового заявления, а с выбора сторонами третейских судей *(128).

 Е.В. Брунцева, определяя момент начала производства, тут же замечает, что никаких процессуальных действий не может быть произведено до того, как будет сформирован состав арбитража *(129).

 Можно предположить, что это не случайно и связано с тем, что процессуальные отношения возникают с момента предъявления иска. Г.Л. Осокина отмечает, что именно обращение в суд с просьбой о защите является тем юридическим фактом, с которым процессуальный закон связывает возникновение гражданского процессуального отношения *(130).

 В третейском суде это возможно только с того момента, когда третейский суд как юрисдикционный орган уже создан, определен состав арбитров (для третейского суда ad hoc). До этого момента любое требование иском не является (не может быть обращено к несуществующему юрисдикционному органу), поскольку иск как институт процессуального права является требованием заинтересованного лица, вытекающим из спорного материального правоотношения, о защите своего или чужого права либо законного интереса, подлежащим рассмотрению и разрешению в установленном законом порядке *(131), требованием о защите права (интереса), всегда адресованным суду, а не ответчику.

 Что же дает нам возможность рассматривать процесс разрешения спора в третейском суде в качестве искового? В научной литературе выделены признаки иска и исковой формы процесса *(132), выявление которых в третейском разбирательстве дает основание утвердительно ответить на поставленный вопрос. Во-первых, иск как требование о защите всегда связан со спором о праве или законном интересе. Исковая форма является формой любого процесса по рассмотрению и разрешению споров о правах и интересах граждан, организаций и государства *(133). Во-вторых, наличие спора предполагает наличие спорящих субъектов с противоположными юридическими интересами, т.е. сторон. В-третьих, в качестве признака рассматривается существование третьего, беспристрастного лица, призванного рассудить спорящих. Иск возможен там и тогда, где и когда орган, обязанный разрешить спор о субъективном праве или интересе, независим от спорящих сторон и не связан ни с одной из них какими-либо отношениями, кроме процессуальных. Г.Л. Осокина особо отмечает, что таким субъектом по законодательству России являются суд общей юрисдикции, арбитражный, а также третейский суд *(134). И наконец, четвертым признаком исковой формы процесса является состязательность, и всякая состязательная форма процесса есть форма исковая. Очевидно, что все названные признаки присутствуют в третейском разбирательстве и нашли свое законодательное закрепление.

 Особо стоит рассмотреть вопрос о порядке возбуждения третейского производства в постоянно действующем третейском суде. Он немногим отличается от возбуждения дела в государственном суде, поскольку юрисдикционный орган уже существует, и сторонам остается лишь согласовать кандидатуры арбитров. В этом случае истец обращается за защитой к конкретному третейскому суду, и с этого момента возникают процессуальные отношения по рассмотрению дела. Деятельность по согласованию кандидатур третейских судей не меняет своего материально-правового характера от того, что происходит уже в начавшемся процессе. Таким образом, возбуждение дела в постоянно действующем третейском суде и суде, созданном для рассмотрения конкретного дела, имеет свои особенности, которые необходимо учитывать в правоприменительной деятельности. Поскольку обращение к ненадлежащему юрисдикционному органу не прерывает течения срока исковой давности, целесообразно также рассмотреть вопрос о взаимосвязи возбуждения производства по делу и решения третейским судом вопроса о своей компетенции рассматривать спор сторон. Решение этого вопроса возможно при принятии искового заявления (возбуждения производства по делу), при подготовке дела к рассмотрению, в процессе рассмотрения и разрешения дела, а также при проверке решения государственным судом.

 Правило о начале арбитражного разбирательства с момента, когда просьба была получена ответчиком (ст. 21 Закона о международном арбитраже), с нашей точки зрения, может рассматриваться в качестве юридической фикции. Очевидно, что просьба об арбитраже, направленная ответчику, не является иском. Появление такой фикции обусловлено практическими потребностями и направлено на обеспечение прав и законных интересов добросовестных сторон третейского разбирательства, позволяет учесть различные национальные правовые режимы.

 В мировой арбитражной практике вопрос о начале арбитражного разбирательства решается по-разному, во многом в зависимости от вида третейского суда (постоянно действующего или ad hoc). В Международном коммерческом арбитражном суде (МКАС) при Торгово-промышленной палате РФ арбитражное разбирательство начинается с момента предъявления иска (п. 14 Регламента МКАС). Началом арбитражного разбирательства в арбитраже при Международной торговой палате (МТП) считается день получения Секретариатом МТП заявления о рассмотрении спора в арбитраже, содержащего изложение существа дела и имена арбитров (ст. 4 Регламента МТП). В ICSID (Международный центр по разрешению инвестиционных споров), напротив, арбитражное производство считается начатым с момента извещения Генеральным секретарем сторон о согласии арбитров принять свои назначения (п. 6(2) Правил рассмотрения споров).

 В процессе рассмотрения дела в третейском суде происходит изменение процессуальных правоотношений при наступлении определенных нормами третейского права юридических фактов, а иногда и юридических составов. Развитие третейских процессуальных правоотношений происходит в рамках логически завершенных стадий процесса и прекращается в связи с наступлением следующих обстоятельств:

 - вынесения третейским судом решения, разрешающего спор сторон по существу (ст. 32 Закона о третейских судах, ч. 1 ст. 32 Закона о международном арбитраже);

 - вынесения третейским судом решения об утверждении мирового соглашения (ч. 3 ст. 32, п. 4 ч. 1 ст. 38 Закона о третейских судах, ч. 1 ст. 30 Закона о международном арбитраже). Вызывает удивление тот факт, что законодатель требует от третейского суда вынесения определения о прекращении третейского разбирательства в дополнение к вынесенному решению об утверждении мирового соглашения. Очевидно, что в таком определении смысла уже не имеется, поэтому, руководствуясь принципом процессуальной экономии, можно предложить исключить соответствующую норму из Закона о третейских судах;

 - отказа истца от своего требования и вынесения третейским судом определения о прекращении третейского разбирательства (п. 1 ч. 1 ст. 38 Закона о третейских судах, ч. 2 ст. 32 Закона о международном арбитраже). И вновь законодатель вразрез с принципом диспозитивности ставит прекращение разбирательства в зависимость от возражений ответчика по поводу продолжения процесса. Каждое лицо вправе самостоятельно решать вопрос о формах и способах защиты своего права, поэтому недопустимо отказывать истцу в прекращении третейского разбирательства. В случаях если ответчик имеет законный интерес в разрешении спора по существу, он может обратиться за его защитой с самостоятельным иском по подведомственности;

 - достижения сторонами соглашения о прекращении третейского разбирательства (п. 2 ч. 1 ст. 38 Закона о третейских судах, ч. 2 ст. 32 Закона о международном арбитраже), которое фактически направлено на расторжение основного арбитражного соглашения в части рассмотрения конкретного спора в третейском суде, не подлежит проверке и оформляется как определение о прекращении производства по делу. Таким же соглашением оформляется взаимный отказ спорящих сторон от третейской формы защиты права и передача дела на рассмотрение государственного суда;

 - установления третейским судом факта отсутствия компетенции рассматривать спор сторон, оформляемого так же, как определение о прекращении разбирательства (п. 3 ч. 1 ст. 38 Закона о третейских судах);

 - ликвидации юридического лица, смерти, объявления умершим или признания безвестно отсутствующим гражданина, являющихся сторонами третейского разбирательства (п. 5 и 6 ч. 1 ст. 38 Закона о третейских судах);

 - установления факта наличия вступившего в законную силу решения по тождественному иску суда общей юрисдикции, арбитражного или третейского суда (п. 7 ч. 1 ст. 38 Закона о третейских судах);

 - изменения подведомственности дела по спору, в отношении которого имеется арбитражное соглашение (например, в результате возбуждения в государственном арбитражном суде дела о несостоятельности (банкротстве) ответчика *(135)).

 Кроме того, третейский суд выносит постановление о прекращении арбитражного разбирательства, когда находит, что его продолжение стало по каким-либо причинам ненужным или невозможным (ч. 2 ст. 32 Закона о международном арбитраже).

 Прекращение элементарных третейских процессуальных отношений в рамках определенных стадий процессуальной деятельности происходит с завершением этих стадий при движении дела и оформляется в виде определения о прекращении процессуальной деятельности на соответствующей стадии.

 Возникновение, изменение и прекращение третейских процессуальных правоотношений также связано с особенностями юридических фактов. Основной особенностью таких фактов является то, что многие из них имеют дуалистический характер. Арбитражное соглашение являет собой такой пример юридических фактов особого рода, что выявлено В.В. Ярковым *(136): они имеют одновременно материальное и процессуальное значение. Правообразующее значение арбитражного соглашения проявляется в том, что оно является основанием для возникновения субъективного права на обращение в третейский суд за защитой и изменения подведомственности дела. Для отношений, возникающих при рассмотрении дела в государственном суде, арбитражное соглашение имеет правопрекращающее значение, поскольку с его заключением процессуальное законодательство связывает прекращение гражданских процессуальных отношений и передачу его в третейский суд. На это обстоятельство обращают внимание и государственные суды *(137).

 Арбитражное соглашение не является основанием для отказа в принятии искового заявления и возбуждения процесса *(138). При его наличии в соответствии со ст. 222 ГПК РФ, ст. 148 АПК РФ государственный суд должен оставить исковое заявление без рассмотрения. Как юридический факт оно также выполняет функцию предварительного воздействия на поведение субъектов. Пассивно-предупредительное предварительное воздействие проявляется в форме несовершения стороной спора действий по обращению в государственный суд, а активно-стимулирующая форма проявляется в виде действий по возбуждению дела в третейском суде. Кроме того, арбитражное соглашение выступает и как юридический факт в рамках развернутого фактического состава при возбуждении дела в третейском суде, возбуждении и рассмотрении дела об оспаривании решения третейского суда, дела о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда, является юридическим условием и критерием при определении подведомственности дел третейским судам.

 Арбитражное решение как юридический факт можно рассматривать в двух аспектах. Традиционно вступившее в законную силу судебное решение рассматривается как юридический факт, в силу которого прекращаются процессуальные правоотношения между судом и различными участниками дела, возникшие в связи с производством дела в суде первой инстанции *(139). Поэтому в первом аспекте арбитражное решение является юридическим фактом - процессуальным действием третейского суда, с совершением которого закон связывает прекращение процессуальных правоотношений в третейском суде. Во втором аспекте арбитражное решение выступает в качестве процессуальной предпосылки для возникновения процессуальных отношений по его оспариванию в компетентном государственном суде и отношений, возникающих в связи с обращением за выдачей исполнительного листа на его принудительное исполнение.

 Кроме того, арбитражное решение является юридическим фактом, с установлением которого процессуальное законодательство связывает прекращение производства по делу в государственном суде (ч. 5 ст. 220 ГПК РФ, п.п. 3 п.1 ст. 150 АПК РФ). Именно поэтому нуждается в корректировке позиция А.Г. Светланова, считающего, что в отличие от решений государственных судов решение третейского суда может лишь при определенных обстоятельствах служить основанием для прекращения производства по делу в государственном суде *(140).

 Таким образом, уже на основе анализа юридических фактов нельзя не отметить глубокую интеграцию третейского разбирательства в систему органов гражданской юрисдикции, тенденцию увеличения числа взаимно признаваемых процессуальных действий и актов. Со многими фактами закон связывает возникновение, изменение и прекращение правовых отношений в рамках межотраслевых институтов, выводя тем самым их значение за пределы собственно третейского разбирательства. Вместе с тем особенности юридических фактов необходимо учитывать как при составлении процессуальных регламентов деятельности третейских судов (правотворческой деятельности), так и в процессе применения норм, регулирующих третейское разбирательство.

 Содержание и объект третейских процессуальных правоотношений

 Проблема содержания правоотношения не имеет однозначного разрешения в науке процессуального права. Одна группа ученых (В.Н. Щеглов, М.А. Гурвич, П.П. Гуреев, М.М. Агарков, Ю.И. Гревцов *(141) и др.) рассматривает процессуальные действия суда и участников процесса как содержание процессуального правоотношения. В этом их позиция перекликается с позицией С.С. Алексеева, полагающего, что материальным содержанием правоотношения являются фактическое поведение (действие и бездействие), которое управомоченный может, а правообязанный должен совершить *(142). В.Н. Щеглов писал о том, что содержание гражданского процессуального правоотношения, как и всякого правового отношения, составляет фактическое поведение его субъектов, осуществляемое на основе их прав и обязанностей *(143), содержание охватывает не только процессуальные действия, т.е. активные волевые акты, но и пассивное поведение, воздержание от активных действий, если оно предусмотрено законом. По мнению Ю.К. Осипова, главное содержание гражданских процессуальных отношений составляет деятельность суда по применению норм материального права *(144).

 Вторая группа ученых отстаивает точку зрения, что юридическое содержание гражданских процессуальных правоотношений есть совокупность процессуальных правомочий и обязанностей суда и лиц, участвующих в процессе, которыми они могут обладать в соответствии с предписаниями норм процессуального права. Так, например, Н.А. Чечина отмечает, что совокупность процессуальных правомочий и обязанностей субъектов полностью исчерпывает юридическое содержание гражданских процессуальных правоотношений *(145). Н.Б. Зейдер единственно правильной считал позицию, согласно которой содержание гражданского процессуального правоотношения составляют процессуальные права и процессуальные обязанности субъектов этого правоотношения *(146). Е.Ю. Новиков содержанием правоотношений, возникающих в рамках третейского разбирательства, считает реализацию права на судебную защиту *(147).

 В этих условиях целесообразно присоединиться к третьей группе авторов, рассматривающих в качестве особенности процессуальных отношений то, что действия сторон одновременно выступают и в качестве объекта, и в качестве материального содержания правоотношения. Процессуальные действия выступают как объективированный результат реализации процессуальных прав и обязанностей. Таким образом, юридическим содержанием третейских процессуальных отношений является совокупность процессуальных прав и обязанностей третейского суда и других субъектов третейского процесса, которыми они наделены согласно нормам третейского права процессуального характера. Материальное содержание элементарных третейских процессуальных правоотношений складывается из дозволенного поведения управомоченного и должного поведения обязанного лица. Дозволенное поведение управомоченного, как отмечал С.С. Алексеев, в любом правоотношении выражается в требовании исполнения обязанности *(148). Дозволенное поведение ограничивается в той мере, в какой это необходимо для обеспечения прав и законных интересов других лиц. Эта мера дозволенного поведения и является субъективным правом. Субъективное право состоит из конкретных юридических возможностей - правомочий, которые могут быть трех видов.

 Прежде всего это право требования, т.е. возможность требовать исполнения или соблюдения юридической обязанности. Так, например, третейский суд вправе требовать от сторон и иных лиц, участвующих в процессе рассмотрения дела, исполнения активных юридических обязанностей (т.е. совершения тех или иных процессуальных действий - направить отзыв, копию искового заявления и т.д.), а также соблюдения пассивных обязанностей (воздерживаться от нарушения прав управомоченного).

 Правомочие может существовать в виде права на собственные положительные действия, и наиболее ярко оно проявляется в принципе диспозитивности. Управомоченные лица могут своими действиями, объективированными в процессуальных актах, распоряжаться принадлежащими им материальными и процессуальными правами. Право на собственные положительные действия реализуется и в форме процессуальной деятельности третейского суда, будь то вынесение процессуальных актов (определений, решений), руководство процессом рассмотрения дела и т.д.

 Притязание традиционно понимается как возможность привести в действие аппарат государственного принуждения против обязанного лица *(149). Учитывая существование нескольких теорий правовой природы третейского суда, необходимо сделать следующие замечания. Бесспорно, нормы третейского процессуального права охраняются государством и обеспечиваются государственным принуждением наряду с нормами любого другого права. Особенностью именно третейских процессуальных отношений является то, что правовое принуждение может быть реализовано через государственные механизмы, а также через специальный орган (третейский суд), наделяемый законом компетенцией рассматривать дела и выносить решения, которые могут быть принудительно исполнены в предусмотренном законом порядке. Так, например, третейский суд может признать доказанным определенный факт в случаях, если сторона скрывает находящееся у нее доказательство. Это признание является санкцией за совершение третейского процессуального правонарушения - отказ в предоставлении третейскому суду доказательств. Налицо применение правового принуждения.

 Третейский суд должен при рассмотрении дела следить за соблюдением участниками процесса своих обязанностей, и управомоченное лицо, полагающее, что его право нарушается или оспаривается, может привести в действие аппарат государственного принуждения, частью которого, пусть и с некоторыми оговорками и ограничениями, может быть признан третейский суд.

 Должное поведение обязанного лица подразделяется на три вида. Во-первых, это положительные действия, совершаемые обязанным лицом. Так, например, ответчик обязан направить отзыв на исковое заявление, третейский суд обязан рассмотреть вопрос об утверждении мирового соглашения, достигнутого сторонами. Большая часть процессуально-правовых обязанностей реализуется в форме положительных действий. Третейский суд (управомоченный субъект) вправе требовать от сторон исполнения обязанностей, возложенных на них нормами третейского процессуального права. Во-вторых, это воздержание от действий (например, воздержание от обращения в государственный суд при наличии третейского соглашения). И наконец, должное поведение реализуется в форме претерпевания (например, претерпевание ответчиком последствий применения обеспечительных мер на имущество (ст. 25 Закона о третейских судах, ст. 17 Закона о международном арбитраже).

 Юридическое содержание правоотношения образуют права и обязанности его субъектов, а юридическим объектом правоотношения будет то, на что эти права и обязанности направлены. В процессуальной науке нет единого подхода к тому, что же является объектом процессуальных правоотношений. Объектом признается само гражданское дело (А.Ф. Козлов), спор о праве (Н.Б. Зейдер), процессуальные действия (К.С. Юдельсон, В.П. Мозолин), материальное правоотношение, лежащее в основе спора, защищаемые субъективные материальные права (В.Н. Щеглов *(150)), предусмотренные законом результаты процессуальных действий (Д.Р. Джалилов *(151)), система материально-правовых отношений истца и ответчика, развитие которой было приостановлено в связи с обращением в суд (Т.И. Евстифеева *(152)). Субъективное право, предоставленное управомоченному, определяет меру дозволенного поведения. Направлено же оно на то поведение обязанного лица, на которое вправе притязать управомоченный. То же самое поведение выступает и в качестве объекта, на который направляется обязанность. Следовательно, поведение обязанного лица является объектом субъективных прав и обязанностей, а значит, и объектом правоотношения *(153). Таким образом, объектом третейских процессуальных отношений являются процессуальные действия, совершаемые участниками третейского разбирательства в процессе реализации процессуальных обязанностей.

 Третейские процессуальные правоотношения всегда существуют в рамках определенной системы, находятся во взаимной и обязательной связи друг с другом. Как отмечает Н.А. Чечина, ни одно процессуальное правоотношение не может существовать и развиваться совершенно обособленно, само по себе, без последующих, обязательно возникающих после него отношений и без наличия отношений, предшествующих ему по времени *(154). Системность процессуальных отношений, их зависимость друг от друга, обусловленность возникновения одного другим, как и невозможность обособленного существования, представляют собой характерную черту, специфичную для гражданских процессуальных правоотношений *(155) и для третейских процессуальных правоотношений как их разновидности в широком смысле. Предмет деятельности третейского суда - спорное материальное правоотношение - выступает основой, связывающей все процессуальные правоотношения друг с другом и между собой. В этой системе, как отмечала Н.А. Чечина, именно отношение "истец - суд" является цементирующим началом, на котором строится вся система процессуальных правоотношений *(156). Таким образом, все процессуальные отношения вне зависимости от конкретного субъектного состава непосредственно или опосредованно связаны с первичным процессуальным правоотношением, возникающим между истцом и третейским судом.

 Следует отметить, что третейские процессуальные правоотношения представляют собой систему урегулированных нормами третейского права отношений, складывающихся между третейским судом и иными участниками третейского разбирательства в процессе рассмотрения и разрешения гражданского дела, переданного сторонами в третейский суд, и закрепляющих взаимное поведение субъектов отношений, их процессуальные права и обязанности.