Основные черты теории политической модернизации и современность

К 80-м годам в общественном мнении реальный социализм стал качественно уступать наиболее развитым странам западной цивилизации. Тем странам, которые стали демонстрировать преимущества не только в производстве и потреблении товаров, в политической демократии, но и в развитии системы социальной защиты населения, которая всегда считалась “коньком” социалистического строя. Доктор исторических наук В. Согрин в работе “Политическая история современной России. 1985–1994: от Горбачева до Ельцина” пишет: “Анализ источников, отразивших состояние общественного мнения России 1980-х годов, свидетельствует, что ее либерально-демократический выбор носил добровольный характер и имел под собой объективную основу”.

С точки зрения историка по образованию, это, видимо, действительно, справедливо. Но если проанализировать весь комплекс современных общественно-политических процессов, то, вероятно, все окажется сложнее. Действительно, выбор носил добровольный характер, но... вопрос заключается в том, кто и зачем этот скоропостижный выбор навязывал. Да, либерально-демократическая модель предпочтительна, но как реально ее достичь, какой ценой, с какими потерями? Вторую часть вопроса вольно или невольно скрыли от доверчивого населения, предполагая облегченный путь.

Но так или иначе, по мере развития процесса гласности и демократизации под массированным воздействием средств массовой информации, миллионы наших соотечественников стали “западниками”, высказывая желание жить как в США или Швеции (правда, забывая, что наша страна заселена не шведами, да и вообще, соответствовало ли это желание реальным возможностям советского общества?).

Особенно привлекательным показался американский опыт (видимо, не в последнюю очередь благодаря американской кино- и видеопродукции, да и “радиоголосам”). Американские социальные механизмы и институты стали объектом почитания для многих и многих отечественных журналистов, скороиспеченных политиков, части творческой интеллигенции и, надо сказать, определенной части научной интеллигенции, в основном работающей в области естественных наук и экономики (Г. Попов, Л. Пияшева, Ю. Афанасьев, С. Станкевич, Ю. Черниченко, А. Мурашов и др.). К американским социальным моделям, американской политической практике апеллировали демократические, либеральные члены законодательных, исполнительных и судебных органов власти.

Американские модели рассматривали в качестве эталонов телевидение, пресса, политические движения и партии. И надо сказать, что массовым сознанием овладела рыночная идея. Общественное мнение уже не воспринимало предостережения не только консерваторов (например, Е. Лигачева – члена Политбюро ЦК КПСС, Нины Андреевой с известной статьей “Не могу поступиться принципами”), но и диссидентов – эмигрантов, всю жизнь боровшихся с коммунистическим режимом (А. Солженицына, В. Максимова, А. Зиновьева и др.)

Здесь, видимо, уместно упомянуть статью А. Солженицына “Как нам обустроить Россию”, почти не замеченную изданиями, называющими себя демократическими, опубликованную в 1990 г. В данной статье автор справедливо предупреждает о гибельности бездумного копирования зарубежного опыта, о том, что механическое заимствование чужеземных моделей неизбежно приведет к колониальному порабощению России. В этой связи, на наш взгляд, необходимо вспомнить традицию русского народа, которую можно, видимо, условно обозначить цепочкой “община – коллективистское сознание – коллективизм” в противовес западному мироощущению, основанному больше на индивидуализме, на приоритете прав отдельной личности, а не сообщества, группы.

Тем не менее, выбор российским обществом либерально-демократической модели, как пишет В. Согрин в работе “Политическая история современной России”, может быть прояснен не идеей “заговора” или “иностранного влияния”, а теорией модернизации, широко принятой в мировом обществознании. Теория эта насчитывает несколько типов, причем классической считается ранняя модернизация, которая реализовалась в XVIII–XIX вв. в странах западного региона и которая стала в той или иной степени образцом для других типов и стран “догоняющего развития”.

Об идее модернизации можно говорить в трех значениях. В первом, наиболее общем значении, модернизация означает прогрессивные социальные изменения, когда общество движется вперед в соответствии с принятой шкалой улучшений.

Во втором значении понятие “модернизация” тождественно понятию “современность” и означает комплекс социальных, политических, экономических, культурных и интеллектуальных трансформаций, происходивших на Западе с XVI в. и достигших своего апогея в XIX–XX вв. В данном значении “модернизация” означает достижение современности, процесс превращения традиционного общества в общество, для которого характерна машинная технология. Классические социологические работы по модернизации в этом значении принадлежат Конту, Спенсеру, Марксу, Веберу, Дюркгейму, Теннису.

В третьем значении термин “модернизация” относится только к отсталым или слаборазвитым обществам и интерпретирует их усилия, направленные на то, чтобы догнать развитые страны, существующие с ними в одном историческом времени, в рамках единого глобального общества. “Ряд специфических подходов к социальным изменениям, – пишет П. Штомпка, – известных как теории модернизации, неомодернизации и конвергенции, оперирует термином “модернизация” именно в этом узком смысле”. В российской философской и социологической литературе используются также понятия “запаздывающая модернизация”, “запоздалая модернизация” или “модернизация вдогонку”.

Среди типов “запоздалой модернизации” выделяются “защитная модернизация” (предпринималась правящими режимами Германии, Японии, России во второй половине XIX – начале XX вв. и включала умеренные либеральные реформы “сверху”), модернизация ряда стран третьего мира во второй половине XX в., наконец, посткоммунистическая модернизация, которая задала тон, как считается, и современному историческому процессу в России и которую мы и будем брать за основу в данном исследовании. Все типы “запоздалой модернизации” так или иначе включают в себя процесс “вестернизации”, в связи с чем возникает острый вопрос о том, насколько модернизация совместима с сохранением национальных основ вступающих на ее путь цивилизаций, в том числе и российской.

Современная западная литература по проблемам развития России в постперестроечный период, несмотря на ее разнообразие, в основном написана в русле концепции модернизации либо тем или иным образом связана с ней. Сложно назвать какого-либо западного россиеведа, в работах которого не ощущалось бы влияние данной концепции. Видно стремление сторонников модернизации вывести или хотя бы очертить закон всемирно-исторического развития. Но правомерна ли такая точка зрения?

Основная суть концепции модернизации заключается в том, что, по мнению ее разработчиков, все народы рано или поздно должны пройти все стадии европейского прогресса. То есть своеобразие исторического пути западной Европы вводится в закон социального развития всего человечества. А специфика какой-либо неевропейской национальной традиции трактуется как отставание.

Россия изучается, как правило, с евроцентристской точки зрения. И данное положение свойственно не только сторонникам концепции модернизации, но почти всем зарубежным авторам.

В современной отечественной научной мысли разными обществоведами даются различные трактовки процесса модернизации. Об этом свидетельствуют, в частности, дискуссии по проблеме “Российская модернизация”, развернувшиеся в 1993 г. на “круглом столе”, материалы которого были опубликованы журналом “Вопросы философии”. Перед тем, как подытожить разные взгляды на данную проблему, попробуем проследить условия, в которых развивались теории модернизации.

Теории модернизации бурно развиваются после Второй мировой войны. Это эпоха разделения государств на три группы. Первая группа – это развитые индустриальные общества, включая Западную Европу и США. Вторая группа – это страны социализма во главе с Советским Союзом. Третья группа – постколониальные общества, многие из которых задержались в своем развитии на доиндустриальной стадии. Классические теории модернизации сосредоточили свое внимание на контрасте между первой и третьей группами. В свою очередь, теория конвергенции анализирует соотношение между первой и второй группами.

Наиболее популярны и теории модернизации, и теория конвергенции были в 50-е – середине 60-х гг. По теории модернизации можно отметить работы М. Леви, Э. Хаген, Т. Парсонса, Н. Смелзера, Д. Лернера, Д. Аптера, Ш. Айзенштадта. В период 70-х – середины 80-х гг. теория модернизации была подвергнута жесткой критике, которая нередко переходила в ее полное отрицание. Хотя в конце 80-х гг. отмечается некоторое оживление теории модернизации, появляются ее разновидности под названием “неомодернизация” и “постмодернизация”.

И все же, представители теории модернизации полагали, что изменения являются однолинейными, и поэтому менее развитые страны должны пройти тот же путь, по которому идут более развитые государства. Они также считали, что изменения необратимы и неизбежно ведут процесс развития к определенному финалу – модернизации. По их мнению, изменения имеют постепенный, накопительный и мирный характер. Они также полагали, что процессы изменения проходят строго последовательные стадии, и ни одна из них не может быть пропущена, и т.д.

Если рассматривать понятие модернизации в весьма широком плане, то можно констатировать следующее. Модернизация сама по себе – явление цивилизационного масштаба, т.е. она по своей сути – форма, сторона перехода от традиционной цивилизации к либеральной, от общества, нацеленного на воспроизводство на основе некоего статичного идеала, к обществу, рассматривающему повышение эффективности форм деятельности, развитие способности личности к собственному саморазвитию как основу общественной динамики.

Некоторые ученые считают модернизацию своего рода великой революцией и, возможно, главной из тех, что пережило человечество. Даже если не разделять таких восторженных оценок, все равно нельзя отрицать того, что модернизация – это глобальный феномен мировой истории.

Материальными предпосылками модернизации следует считать успешное развитие европейского города, включая широкое производство товаров, заинтересованность в торговле, сфера которой все расширялась. Великие географические открытия XV–XVI вв., предпосылкой которых было, в частности, усовершенствование кораблестроения и средств навигации, привели к расцвету мирового рынка и мировой торговли, что, в свою очередь, дало мощный толчок для обновления европейской структуры, для появления новой модификации рыночно-частнособственнических отношений, капитализма в Европе и колониализма вне ее пределов, прежде всего на Востоке. Капитализм и колониализм, бывшие опорой международной торговли и складывавшегося мирового рынка, с неизбежностью вели к насильственному втягиванию всего неевропейского мира в рамки уже сложившегося европейского рыночного частнособственнического стандарта. Это и есть материальная сторона глобального процесса модернизации мира, включавшего вынужденную трансформацию неевропейских обществ. Этот процесс, как считается, затянувшийся на ряд веков, имеет свои этапы и варианты и не может считаться завершенным даже и в наши дни. Но как бы то ни было, описываемый процесс – великая реальность развития человечества на протяжении, по меньшей мере, пяти последних веков его существования.

Кроме материальных, у всемирной модернизации были и духовные предпосылки. Речь должна идти прежде всего о Ренессансе, суть которого – возрождение норм и принципов античности. После длительного господства средневекового феодализма с явственно задававшими тон элементами восточной структуры на передний план стали выходить, опять-таки в модернизированной форме, институты рыночно-частнособственнического общества античного типа. Ренессанс был духовным мотором описываемого процесса. Этот мотор, иссякнув, включил другой – церковную Реформацию, тот самый протестантизм, пуританская этика которого во многом способствовала выходу на передний план энергии и инициативы капиталистического предпринимателя.

Таким образом, материальные и духовно-институциональные процессы вызвали к жизни феномен глобальной модернизации человечества. Неевропейский мир, который в ту пору не был еще подготовлен к трансформации ни материально, ни духовно, продолжал находиться в объятиях традиционной командно-административной (восточно-деспотической) структуры. Однако, именно в силу того, что процесс модернизации был глобальным, этот мир не мог долго оставаться в стороне от него. Колониализм европейцев и складывавшийся их усилиями мировой рынок неизбежно должен был рано или поздно взорвать изнутри бастионы традиционного Востока.

Суть модернизации, как считает целый ряд ученых, – это приспособление лишенной потенций для динамичного саморазвития неевропейской командно-административной структуры к вызову изменившейся эпохи. Этот вызов в XIX–XX вв. обрел четкие очертания западной рыночно-частнособственнической структуры со всем свойственным ей шлейфом цивилизационных характеристик и институциональных норм. Конкретно дело сводилось к тому, что неевропейский мир во имя выживания должен был принять и признать всесилие рынка, частной собственности и экономических свобод, а также значимость тесно связанных с ними иных институтов гражданского общества и правового государства.

На западное происхождение основных элементов модернизированного общества указывали многие зарубежные авторы. Так, Р. Бендикс считает, что модернизация означает осознанное копирование западных обществ, выступающих в качестве “стран-образцов”. Т. Фон Лауэ анализирует все незападные модернизации как способ адаптации к западным влияниям через их рецепцию. В работе Т. Парсонса “Система современных обществ” обосновывается тезис о возникновении современного типа общества в единственной эволюционной зоне – на Западе.

Некоторая часть обществоведов склонна считать, что реалии нашего века породили два варианта модернизации: истинный и ложный (второй вариант – это марксистская псевдомодернизация). Не будем вдаваться в спор по данному вопросу, выделим лишь ряд критериев модернизации в различных областях общественной жизни, которые могут прояснить ситуацию:

– в социальной области – разделение функциональных ролей, выполняемых разными индивидами в обществе, в особенности, разделение между обязанностями в общественном производстве, в политике и семье, разделение сфер частной и общественной жизни, вытеснение отношений личной зависимости между людьми отношениями их личной независимости, основанной на эквивалентном обмене вещами (на вещной зависимости);

– в экономике – применение технологии, основанной на использовании научного (рационального) знания, появление вторичного (индустрия, торговля) и третичного (услуги) спектров хозяйства, углубление общественного и технического разделения труда, развитие рынков товаров, денег и труда;

– в политической области – образование централизованных государств и в то же время разделение властей, включение широких масс населения в политический процесс (хотя бы посредством выборов), установление политической демократии или, по крайней мере, популистского правления, формирование осознанных интересов различных общественных групп;

– в духовной области – дифференция культурных систем и ценностных ориентаций, секуляризация образования и распространение грамотности, многообразие течений в философии и науке, религиозный иморализм, развитие средств распространения информации, приобщение крупных групп населения к достижениям культуры.

Традиции, ценностные установки, менталитет – вот то, что определяет успех трансформации и модернизации в первую очередь. Более того, в последние годы в западных исследованиях начинает ставиться ключевой вопрос: “Является ли западная модель обязательной и неизбежной?” И тезис о том, что западная модель является неизбежной для всего мира, подвергается серьезному сомнению. Данный тезис о неизбежности западной модели наиболее подвержен заблуждениям этноцентризма.

В широком смысле слова, модернизация есть переход от традиционного общества к современному, от аграрного – к индустриальному. Хотя то, что принято называть традиционным обществом, составляет большинство человечества. Модернизированное общество, по сравнению с традиционным обществом, обладает рядом принципиально иных качественных параметров. Валовый национальный продукт на душу населения оставляет в нем порядка 8–10 тыс. долларов, что в десятки раз выше соответствующего традиционного уровня; доля индустриального сектора – 70% и более (против 5–8%); налоги формируют от четверти до половины ВНП (против 5%); на накопление расходуется от 1/6 до 1/4 ВНП (против 1–2%). Разница в доходах высших и низших групп составляет 5–6 : 1 (против 15–20 : 1). Продолжительность жизни – 70–75 лет (против 25–50). Аналогичны другие показатели: охват населения средним (80–100%) и высшим (30%) образованием, медицинским обслуживанием, средствами массовой информации и т.п., которые несоизмеримы с уровнем доиндустриальных обществ.

Модернизация – это комплексный процесс. Она захватывает все сферы общественной жизни – экономическую, социальную, правовую, политическую, культурную. Изменения в этих сферах связаны между собой и коррелируют друг друга. Если же между ними происходит расстыковка, то и результаты модернизации оказываются частичными, ограниченными. Например, рыночные структуры не будут эффективно работать без соответствующего культурного сдвига, появления определенного типа личности, а политическая демократия – без институтов гражданского общества.

Некоторые теоретики модернизации предупреждали и о социальных конфликтах, которые неизбежно возникают в ходе модернизации.

Признавая особенности неевропейских обществ, теория модернизации 50-х – начала 70-х гг. в целом разрабатывалась в рамках универсалистской традиции западного либерализма, исходя из предположения, что все страны и народы в своем развитии проходят одни и те же этапы. Соответственно, и модернизация рассматривалась как универсальный, всеобщий процесс. Но позже, в 80-е гг., многие западные ученые фактически отказались от универсализма в понимании социально-экономического и политического развития, подчеркивая важную роль социально-культурных аспектов общества в модернизации стран Азии, Африки и даже Латинской Америки.

Такое понимание проблем общественного развития для нас важно, оно является принципиальным положением нашего исследования.

Попытки немалого числа западных обществоведов и большого числа отечественных теоретиков (правда, их число в последние годы стало заметно снижаться) представить дело так, будто модернизация начинается с преобразований техники и технологии производства, с перемен в экономических отношениях, а затем уже охватывает социальную сферу, политику, право, культуру, идеологию, не соответствуют действительности. Они не учитывают того значения, которое имеет развитие человека и его деятельности для общественного обновления. Модернизация не обезличенный процесс. Ей всегда предшествовало появление ее социального субъекта. Так было и в тех странах, где она была органичной, т.е. вытекала из предыдущего развития общества и почти одновременно охватывала все сферы общественной жизни, и там, где она была неорганичной, т.е. обусловленной скорее внешними факторами, чем внутренними импульсами развития, а перемены в экономике, культуре, политике и социальных отношениях порой не соответствовали друг другу. Что подтверждает, в первую очередь, опыт модернизаций в странах Запада – странах первого эшелона капиталистического развития.

Первый эшелон капитализма, от которого импульсы модернизации распространились по всему миру, составляют, как принято считать, страны Западной Европы и Северной Америки (США и Канада). В них модернизация фактически представляла собой непрерывный процесс, который начался в эпоху Возрождения и продолжался до наших дней, хотя его развитие отмечено зигзагами типа правления Гитлера и Муссолини. Но это лишь общая схема осуществления модернизации. Ее конкретные особенности определяются историческими условиями, в которых она протекает, прежде всего, его социально-технологическим типом, тем, как изменяется место человека в процессе труда и какова вообще его роль в модернизации.

К странам второго эшелона капиталистического развития относятся Япония, Бразилия, Аргентина, Чили (наиболее развитые государства Латинской Америки), Турция, Греция и другие страны Восточной и Юго-Восточной Европы, Португалия и, конечно же, Россия. У них были собственные экономические и культурные предпосылки развития капитализма и индустриального производства. Но в силу целого ряда обстоятельств, в первую очередь сохранения отношений личной зависимости, эти страны отстали от стран первого эшелона. Несмотря на внутренние предпосылки, капитализм в них развивался не столько в результате их внутренней эволюции, сколько под влиянием извне, со стороны центров капитала, путем неорганичной (догоняющей) модернизации.

Третий эшелон – развивающиеся страны Азии, Африки и Латинской Америки. Неорганичная модернизация предполагает, что одни элементы общества “убежали” вперед, более или менее соответствуют развитию в передовых странах, а другие еще не “вызрели”, отстают в своем развитии или вовсе отсутствуют. Модернизация для стран “догоняющего” развития превращается в проблему внесения в содержание своей культуры важнейших элементов культуры иных стран и народов. Возникает проблема возможности соответствующей культуры освоить образцы, идущие из стран, уже вставших на путь либерального развития. Вполне обоснованно предположение, что судьба модернизации в каждом обществе зависит от способности так интерпретировать ее ценности, чтобы они, с одной стороны, сохранили предметную сущность, содержание модернизации, а с другой, не разрушили бы специфику, самобытность национальной культуры. Если не произойдет первого, не будет модернизации. Не будет второго – возможно отторжение модернизации от культуры. Отторжение может приобретать различные формы, вплоть до антимодернизаторского взрыва. Здесь мы подходим к проблеме возможности различных механизмов осуществления модернизации. Исторически модернизация проходила как стихийно, так и путем сознательных усилий отдельных групп и элит. И в том, и в другом случае успех модернизации во многом зависел от того, насколько процесс изменений протекал органично, т.е. вписывался в национальные институты, воспринимался обществом или хотя бы его достаточно значительной частью как естественный и поддерживался ими.

Одной из важных проблем “догоняющей модернизации” является формирование модернизаторской элиты, которая в странах второго и третьего эшелонов играет в процессе модернизации куда более весомую роль, чем политическая, предпринимательская и интеллектуальная элита в модернизации стран органичного развития.

Сторонники теории модернизации считали, что процесс модернизации начинается и контролируется “сверху” интеллектуальной и политической элитой, которая осуществляет модернизацию с помощью планируемых, целенаправленных сознательных действий.

Между этими полюсами существует бесконечное поле возможностей. Например, если рассматривать переход к рынку как необходимый элемент модернизации, то нельзя не увидеть в то же время, что множество людей интерпретируют модернизацию в чисто потребительском духе. В этом случае она не рассматривается как результат собственной деятельности работника, перехода на более высокий уровень квалификации труда, воспроизводства. Существует и иная интерпретация, сводящая ценности модернизации к возможности превращать все элементы окружающего мира – вещные, финансовые, человеческие – в бесконечный набор реальных и потенциальных средств. Вся либеральная культура при этом низводится к утилитарному умению, к узко понятому научно-техническому аспекту. Возможно и иное рассмотрение модернизации в различных социокультурных группах. В исторических дефинициях модернизация рассматривается как синоним вестернизации или американизации и оценивается как движение к существующим на конкретной территории и в конкретное время обществам. Попытка общества встать на путь модернизации как раз может столкнуться с тем, что эти принципиально различные формы интерпретации модернизации найдут своих приверженцев в разных социокультурных группах. Между ними может не сложиться диалог, возникнуть конфликт, что, в свою очередь, выхолостит из модернизации ее реальное содержание. Последствия этого конфликта чреваты многими опасностями, вплоть до гражданской войны.

В политической сфере модернизация означает переход от авторитета вождя племени к системе избирательного права, представительства, политических партий и демократического правления.

Выделим основные пункты, по которым теория модернизации подвергается критике, начиная с конца 60-х и до 70-х гг.

Во-первых, попытки модернизировать общество чаще всего не приводят к обещанным результатам: а) нищету в отсталых странах преодолеть не удалось, более того, ее масштабы даже увеличились; б) не только не исчезли, но и широко распространились авторитарные и диктаторские режимы; в) войны и гражданские волнения стали обычным явлением; г) возникли новые формы религиозного фундаментализма, национализма, сепаратизма.

Во-вторых, наблюдаются многочисленные негативные побочные эффекты модернизации: а) уничтожение традиционных институтов и жизненных укладов нередко влечет за собой социальную дезорганизацию и хаос; б) растут масштабы девиантного поведения и преступности; в) разбалансированность в экономике ведет к неэффективным расходам, чрезмерным пустым тратам в ущерб общественным интересам.

В-третьих, признаются неприемлемыми и теоретические обоснования идеи модернизации. Прежде всего, подчеркивается возможность многолинейного развития.

В-четвертых, указывается на ошибочность прямого противопоставления традиции и современности, приводятся примеры преимуществ традиционализма в некоторых областях.

В-пятых, отмечается, что традиционные формы лидерства могут оказаться важной частью ценностной системы, на которой основывается модернизация.

В-шестых, поставлена под сомнение и строгая последовательность стадий модернизации.

Различают такие стадии, как осознание цели, консолидация модернизаторски настроенной элиты, период трансформации и, наконец, интеграция общества на новой основе (С. Блэк). Иногда это разграничение проще: этап ограниченной модернизации и затем ее омассовление (Ш. Айзенштадт). Представление о строгой последовательности стадий, которые должны пройти все общества, по всей видимости, ошибочно.

В-седьмых; была поставлена под сомнение и этноцентристская, ориентированная на Запад, концепция целей модернизации, поскольку многие новые современные государства успешно развиваются не по пути европейских обществ.

Вследствие данной критики теория модернизации была отвергнута, по крайней мере, на определенное время.

Таким образом, исторический опыт, особенно в странах запоздалого развития, показывает, что модернизация – это не только прогресс, но и проблематичное, рискованное предприятие, содержащее различные общественные противоречия, опасности и ловушки. Наиболее типичными из них являются анклавность современного сектора в обществе, верхушечных черт модернизации; раскол между модернизирующими и традиционалистски настроенными слоями; диспропорции между городом и деревней; отрыв реформаторской политической элиты от масс и т.п. Поэтому история модернизации знает периодические срывы, застои и попятные движения, например, в России начала XX в., в Японии 30–40-х гг., в Иране 70–80-х гг. XX в. и других странах. Громадной ловушкой для модернизации в XX в. стал тоталитаризм. Он явился порождением незрелого индустриализма “угля и стали”, массового стандартизированного производства и т.д.

В этой связи все актуальнее звучит вопрос о совместимости демократии и либерально-плюралистических ценностей, утвердившихся в западном мире, с менталитетом традиционного восточного общества. В развернувшейся по этому поводу полемике в США главным оппонентом идеи универсальной применимости западных ценностей выступает лидер Сингапура Ли Кван Ю, бывший до 1990 г. премьер-министром этой страны.

Суть взглядов Ли Кван Ю и его сторонников, в том числе и в самих США, мы могли бы свести к следующим основным положениям:

1) успехи Сингапура и других стран азиатско-тихоокеанского региона приписываются разумной этатистской политике, отвергающей принципы “общества вседозволенности”;

2) отвергается как совершенно неприемлемый целый ряд элементов американской системы и связанные с ними побочные явления (распространение огнестрельного оружия, наркотиков, преступность, бродяжничество, непристойное общественное поведение и т.п.);

3) расширение прав индивидуума, по мнению вышеназванных оппонентов, до такой степени, что он волен вести себя так, как ему вздумается, нанесло ущерб порядку в западном обществе;

4) главной целью общества должно быть обеспечение порядка;

5) недопустимо поощрять альтернативы нормальному устройству семьи и отказываться от испытанной нормы – семейной ячейки, так как именно на ней строится общество;

6) заказные средства массовой информации, по мнению оппонентов, и активисты движения за права человека навязывают общественному мнению абстрактные концепции без учета уникальных культурных, социальных, экономических и политических особенностей той или иной страны.

Таким образом, отвергается универсальный характер западных ценностей.

Можно выделить основные черты традиционного общества, которые сводятся к следующим:

– общинная традиция;

– "мозаичность", то есть выстроенность такого общества на базе бесчисленных локальных групп патронажно-клиентарного, кланового, сектового и кастового типа;

– отсутствие открытой, публичной борьбы мнений, столь характерной для западного общества.

Фундаментальные элементы менталитета традиционного общества восходят к глубокой древности, но впоследствии они были закреплены установками религии. И правильно, на наш взгляд, утверждает Г.И. Мирский в работе “Авторитаризм и демократия: две модели”: “Авторитарные и антилиберальные по существу, эти традиционные черты менталитета прочно укрепились в обществе... и было бы неразумно трактовать их как нечто, свидетельствующее о “недозрелости”, “недоразвитости” восточных обществ”.

Все-таки приходится признать, что существуют глубокие культурно-цивилизационные различия между Западом и Востоком. Данные различия не обязательно должны вести к их конфронтации, но они определяют те особые, во многом не совпадающие пути, по которым идут Запад и Восток.

По мнению Г.И. Мирского, унифицировать мир не удастся, и такие “понятия, как “имитационная модель” или “догоняющее развитие”, не могут указать перспективу развития человеческих обществ”.

Но все-таки, в положениях, претендующих доказать исключительное своеобразие “восточной модели”, отвергающей “западные ценности”, есть много преувеличений.

С 80-х гг., в период возрождения теории модернизации, она сосредоточилась (с 1989 г.) на рассмотрении попыток посткоммунистических обществ “войти” в современный западноевропейский мир. “Реанимированная и пересмотренная теория модернизации учла опыт посткоммунистического мира и действительно видоизменила, смягчила свои ключевые положения”.

Были предложены проекты “теории неомодернизации” и “теории постмодернизма”. В целом, можно сделать следующий вывод: в настоящее время нельзя игнорировать понятие модернизации, но и ставить ее в центр внимания при изучении социальных процессов было бы не вполне корректно.

Тем более нет полноценных оснований объявлять концепцию модернизации, как это делают некоторые отечественные авторы, достаточным методологическим основанием для исследования меняющейся социальной реальности в советском или российском обществе ХХ вв.

Думается, прав П. Штомпка, который утверждает: “...необходимо серьезно продумать новую концепцию современности и теорию модернизации”. И такие усилия, действительно, в настоящее время предпринимаются. В частности, пересматриваются следующие основные положения.

1. В качестве движущей силы модернизации уже не рассматривается сугубо политическая элита, действующая “сверху”. Главными агентами модернизации в настоящее время признаются спонтанные общественные движения и харизматические лидеры.

2. Модернизация уже не трактуется как решение, принятое образованной элитой и навязанное сопротивляющемуся населению, цепляющемуся за традиционные ценности. Речь идет о массовом стремлении граждан изменить условия жизнедеятельности в соответствии с западными стандартами под влиянием средств массовой коммуникации.

3. На смену акцентирования эндогенных имманентных факторов модернизации приходит осознание роли экзогенных факторов, включая мировую геополитическую расстановку сил.

4. Признается, что западная модель развития не единственный образец, которому нужно подражать во всем.

5. Унифицированный процесс модернизации заменяется ее более разнообразным, многоликим процессом.

6. В целом, картина модернизации становится менее оптимистичной, при этом прослеживается стремление избежать наивного волюнтаризма некоторых ранних теорий.

7. Если раньше эффективность модернизации выводилась почти исключительно из экономического роста, то теперь признается важная роль моральных ценностей, культурных кодов и т.д.

8. Признается, что местные традиции могут таить в себе важные модернизационные потенции.

9. Продолжает решаться дискуссионный вопрос, поставленный сторонниками “большого скачка” (Сакс, Аслунд, Бальцерович) и сторонниками “постепенности”.

10. Признается наличие идеологического кризиса в “обществах-моделях” развитого Запада. На теоретическом уровне все более модным становится “постмодернизм”.

Таким образом, современный взгляд на различные аспекты теории политической модернизации позволяет выделить как бесспорные, подтвержденные жизнью, самой практикой, ее черты, так и спорные, неподтвержденные практикой, ее особенности и сделать определенные выводы о траектории развития того или иного модернизируемого общества.

Головин Ю.А., кандидат исторических наук

Ярославский государственный университет им. П.Г. Демидова

Янкевич П.Ф., доктор исторических наук, профессор

Международная академия информатизации

Приоритеты политики национальной безопасности России

в современных условиях

В последние годы в России большое значение уделяется проблеме обеспечения национальной безопасности. Термин "национальная безопасность" в настоящее время активно используется в законотворческой деятельности, официальных государственных документах, выступлениях высших должностных лиц России, а также представителей, пожалуй, всех политических партий и движений.

Вместе с тем, складывается впечатление, что, используя выражение "национальная безопасность", российские официальные лица и наши известные политические деятели зачастую вкладывают в него различный смысл.

Начало активного изучения проблемы национальной безопасности в современных условиях можно отнести к 1990 г., когда в рамках Комитета Верховного Совета СССР по обороне и госбезопасности был создан Фонд национальной и международной безопасности, а также ряд инициативных групп.

В настоящее время в России существуют мощные структуры по научно-исследовательской и аналитической разработке проблем национальной безопасности, а также по выработке и реализации политики национальной безопасности. Среди них аппарат помощника Президента РФ по национальной безопасности, соответствующие подразделения Совета безопасности РФ, палат Совета Федерации и Государственной Думы РФ, ряд крупных научно-исследовательских центров.

Тем не менее, можно предположить, что авторы некоторых публикаций по проблеме национальной безопасности России вольно или невольно копируют подходы американских политологов. Считается, что впервые в политическом лексиконе понятие "национальная безопасность" было употреблено в 1904 г. в послании Президента США Т. Рузвельта Конгрессу, где он обосновал присоединение зоны Панамского канала интересами "национальной безопасности". В последние годы эта проблема стала стержневой в исследованиях американских политологов школы "стратегического анализа". Наиболее известными авторами работ по проблеме национальной безопасности являются Б. Броуди, М. Гальперин, Г. Кант, Г. Киссинджер, Г. Ласвелл, Г. Моргентау, Дж. Шлессинджер и др.

Национальная безопасность как категория политической науки отражает связь безопасности с нацией, т.е. с определенной территориально-государственной общностью, основанной на устойчивых социально-политических, экономических, культурных и иных связях. При этом нация может включать множество национальностей, представляющих собой этническую общность людей со своими традициями, нравами и культурой.

Таким образом, национальная безопасность характеризует состояние нации как целостную систему, включающую общественные отношения и общественное сознание, институты государства и общества, их деятельность, способствующие или препятствующие реализации национальных интересов в конкретной исторически сложившейся обстановке.

Суть национальных интересов состоит в противодействии и компенсации любых деструктивных возмущений, формируемых внутри общества или за его пределами, которые препятствуют потребностям жизнедеятельности и развития личности и общества. Вместе с тем, термины "национальная безопасность", "национально-государственная безопасность" и "безопасность государства" зачастую используются как тождественные.

В мае 1996 г. "Независимая газета" опубликовала два документа: "Политика национальной безопасности Российской Федерации (1996–2000 гг.)" и "Стратегия национальной безопасности США", что дает возможность ознакомиться с концептуальным основами этой проблемы.

Защита национальной безопасности – народа, территории и образа жизни – провозглашается главной задачей и конституционной особенностью администрации США, которые объявляются главной мировой державой.

Главными целями и основными компонентами национальной безопасности США для новых исторических условий признаются:

– укрепление собственной безопасности за счет поддержания мощного оборонного потенциала и использования активной дипломатии для развития сотрудничества с другими странами в области безопасности;

– деятельность, направленная на открытие иностранных рынков и ускорение глобального экономического роста;

– поддержка демократии за рубежом.

Однако, как следует из документа, третья по счету цель стратегии национальной безопасности США занимает далеко не последнее место в приоритетах политики американской администрации. Подчеркнутая краткость формулировки этой цели дает возможность довольно широкого и произвольного толкования угрозы демократии за рубежом, в том числе и в России.

Так, в документе достаточно прагматично отмечается, что поддержка демократических реформ и перехода к рыночной экономике в бывших советских республиках обеспечивает стабильность и процветание в регионе, который станет обширным рынком для США и создаст новые рабочие места для американцев (выделено авт.). Стабильность и процветание каждый из нас уже ощутил, а что касается рынка сбыта и новых рабочих мест для Америки, то эта задача решается довольно успешно.

Стратегия национальной безопасности США распространяется на политическую, военную и экономическую сферы. Большой интерес представляют подходы по применению вооруженных сил США. Предполагается применять вооруженные силы на территории США и за ее пределами для противодействия следующим видам угроз: распространению оружия массового поражения, региональной агрессии, а также опасности дестабилизации обстановки в некоторых государствах (выделено авт.).

Очевидно, что Россия имеет большие шансы соответствовать любому из названных видов угроз и стать объектом применения вооруженных сил США. Причем решение о том, стоит ли использовать военную силу и когда это целесообразно делать, определяется прежде всего национальными интересами США.

В особых случаях, говорится в документе, когда на карту поставлены жизненно важные интересы и вопросы выживания Америки, применение силы будет решительным и, если это будет необходимо, односторонним.

Другими словами, в случаях, "особость" которых будет определять сама администрация США, вооруженные силы могут быть задействованы в любом регионе без соблюдения каких-либо международных приличий.

Привлекает внимание раздел "Содействие развитию демократии". По мнению авторов, политика по отношению к новым демократическим государствам, направленная на сохранение их как демократий, приверженных идеям рыночной экономики и соблюдению прав человека, является важнейшей частью стратегии национальной безопасности. Подчеркивается, что России принадлежит ключевая роль в этом смысле. Вместе с тем, бесцеремонно объявляется о своем праве вмешаться в такие сферы нашей внутренней жизни, как укрепление основ гражданского общества, совершенствование рыночных механизмов и структур, преодоление политической нестабильности, налаживание эффективной работы правительства.

Документ откровенно и четко отвечает на вопросы: где и какие политические, военные и экономические выгоды собирается получить Америка, а также какие силы и средства будут использованы для их достижения. Здесь нет и намека на благотворительность, бескорыстную братскую помощь или "широту американской души".

Таким образом, понятие "национальной безопасности" по-американски – это состояние безопасности личности, общества и государства, а также усилия по ее укреплению с помощью мощных вооруженных сил и активной внешней политики, деятельность по ускорению глобального экономического роста США и поддержка демократии за рубежом.

На этом фоне неадекватным представляется понимание национальной безопасности России, изложенное в документе под названием: "Политика национальной безопасности Российской Федерации (1996–2000 гг.)".

В названном документе отмечается, что России нужна четкая концепция национальной безопасности, исходящая из принципа интеллекта, нравственности, духовности. Подчеркивается, что россияне должны мобилизовать государственные структуры, общественность, семью и школу на формирование личности неагрессивного типа, безопасного общества и государства. Обеспечение национальной безопасности, по мнению авторов, – это деятельность государства и всего общества, направленная на осуществление общенациональной идеи, защиту национальных ценностей и интересов.

Задачей политики национальной безопасности на 1996–2000 гг. провозглашается обеспечение безопасности и защита граждан, общества, укрепление российской государственности, удержание в переходный период нынешних геополитических рубежей и обеспечение достойной роли и места России в мирной политике. Причем общенациональной целью на 1996–2000 гг. считается обеспечение каждому человеку и каждой семье достойного уровня жизни, а в качестве национального интереса выдвигается всемерное укрепление государства как организующего начала, призванного обеспечить территориальную целостность и внешнюю безопасность, выработать адекватные формы осуществления различных национально-этнических, религиозных и культурных общностей.

Следует отметить детальный анализ внутренних и внешних угроз национальной безопасности, четко сформулированные направления внутренней, внешней и военной политики Российской Федерации. Добротный материал содержится в приложениях, где конкретизируются общетеоретические положения и рассматривается механизм реализации политики национальной безопасности РФ.

К сожалению, наряду с объективной оценкой внутриполитической и международной обстановки, в документе имеют место определенные противоречия, призрачные надежды и благие пожелания. Это касается и ожидаемых в ближайшее время заметных положительных сдвигов в экономике, и значительного снижения потенциальной угрозы развязывания крупномасштабной агрессии против России. Весьма спорной представляется в свете американских воззрений позиция России, которая не рассматривает ни одно государство в качестве военного противника.

В документе доминирует американский подход, при котором понятия "национальная безопасность" и "безопасность государства" тождественны. Вместе с тем, в современных условиях с этим трудно согласиться.

Безопасность России, понимаемая как состояние защищенности жизненно важных интересов личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз, относится к региональному уровню международной безопасности. С понятием "национальная безопасность России" дело обстоит иначе. Есть все основания считать, что речь в данном случае идет о глобальной опасности для выживания нации, уникальной древней цивилизации восточных славян, т.е. о возможности трагедии, сравнимой с трагедией крушения цивилизации коренных народов американского континента. Именно в этом, на наш взгляд, главная особенность рассматриваемой проблемы.

Понятие "национальная безопасность" должно отражать и особенности национально-государственного устройства России, наличие национальных автономий, тенденций роста национализма и сепаратистских настроений. Наиболее рельефно это проявляется в Чеченской республике. К этому надо добавить наличие "русского вопроса", т.е. реальной опасности для выживания русских как этноса, возрастание их политической, экономической и духовной деградации и дискриминации в России и особенно за рубежом.

Национальный кризис в СССР, возникший во второй половине 80-х гг., обусловлен как внутренними причинами, так и, в значительной степени, инспирирован извне. Это, кстати, не скрывают и сами "победители". Надо, также признать, что Беловежское соглашение (декабрь 1991 г.) не устранило причины национального кризиса, а его практическая реализация все более приобретает антинациональный характер.

Нынешние кризисные явления в национальных отношениях являются следствием национальной катастрофы СССР, а также просчетов внутренней политики нынешнего руководства РФ. Следовательно, объектами национальной безопасности России можно назвать:

– личность – это, прежде всего, личная безопасность гражданина РФ в стране и за рубежом, защита русскоязычного населения в бывших советских республиках, сохранение национальных традиций, обычаев и языка, среды обитания, обеспечение достойного жизненного уровня;

– общество – это, в первую очередь, достижение национального согласия, преодоление кризиса и раскола в национальной элите, уважение истории и культуры России, защита духовного и интеллектуального здоровья нации, забота о подрастающем поколении, бережное отношение к опыту и знаниям старших, противодействие идеологической, духовной и культурной агрессии извне;

– государство – это совершенствование национально-государственного устройства, создание системы парламентского и общественного контроля за деятельностью всех уровней государственной власти, борьба с коррупцией среди государственных служащих и организованной преступностью, защита национальных интересов в международных и внешнеэкономических отношениях, последовательная национально ориентированная политика в области обороны, военного строительства, разведки и контрразведки.

Таким образом, национальная безопасность России в современных условиях как важнейшая задача государственной деятельности – это необходимость осознания всей глубины национального кризиса, а также выработка и реализация комплекса мероприятий по защите жизненно важных национальных интересов личности, общества и государства.

Думается, что обсуждение проблем, поднятых в статье, будет способствовать преодолению последствий национального кризиса в России, обеспечению ее национальной безопасности.

Колесова М.А., Московский автомеханический институт

Ефимова О.К., кандидат философских наук

Ярославский государственный университет