IV. ОСНОВНЫЕ (КОНСТИТУЦИОННЫЕ) ПРАВА ЧЕЛОВЕКА

Право на жизнь

Галина Терешенок

Скрипка*

Концлагерь Дахау заключенные называли адом. Но и в этом аду было место, могущее испугать самого Данте.

Территория, обнесенная колючей проволокой. Концлагерь в концлагере. Здесь располагалась «медицинская» лаборатория, где проводились жестокие опыты на людях во славу «третьего рейха». В основном на молодежи как более ценном «биологическом» материале. Людей заживо замораживали, заражали различными болезнями. Но самыми страшными считались уколы доктора Мюллера. От этих уколов человек умирал постепенно: сначала отмирали пальцы, затем ступни ног, голени… И все это сопровождалось дикой болью. Медленная казнь иногда длилась в течение месяца, а так называемые медики внимательно следили за ходом «эксперимента», тщательно фиксируя его на бумаге.

Летом 1943 года сюда одновременно были привезены пятнадцатилетняя девочка Рахель и шестнадцатилетний Вацек. Малолетние узники-скелетики девочки и мальчики содержались вместе в неотапливаемом бараке. «Доблестные» служители Фатерлянда не заботились об удобствах узников. По меткому замечанию помощника начальника концлагеря Пауля Цога, незачем излишне тратиться на мертвецов. Цог был весьма своеобразной личностью — это был сентиментальный садист. Обожал музыку, особенно классику. В те дни, когда проходила общелагерная чистка «биологического» материала и из труб крематория валил особенно густой и черный дым, из лагерного репродуктора гремела музыка Берлиоза.

Была у Цога еще одна страсть — скрипка. Очень часто, выпив изрядную долю шнапса, по вечерам Цог давал концерты заключенным. Измученные люди часами стояли навытяжку и слушали обезумевшего от спиртного и вседозволенности «музыканта». После каждой сыгранной пьески или фуги Цог требовал аплодисментов и не отпускал людей в бараки до тех пор, пока не был удовлетворен приветственными овациями за «высокое» искусство игры на скрипке. Узников, падавших в изнеможении прямо на плац, Цог обвинял в личном к нему неуважении и отправлял или в крематорий, или в медицинскую лабораторию, которая находилась в его ведении.

Услышав впервые игру Цога на скрипке, Вацек заплакал. К его счастью, Цог не заметил слез подростка. Мальчика закрыла от глаз коменданта большеглазая девчонка. Так он познакомился с Рахель. Знакомство переросло в дружбу. Их топчаны в бараке стояли рядом, и ребята, обессиленные от бесконечной сдачи крови для раненых солдат «доблестной армии вермахта», часто шепотом переговаривались, рассказывая друг другу о днях мирной довоенной жизни, о родителях, друзьях, детских проказах. Все эти воспоминания были покрыты как бы покрывалом зыбкой нереальности и представлялись далеким счастливым сном.

Рахель узнала, отчего ее друг плакал, услышав игру помощника начальника на скрипке. Вацек обладал абсолютным слухом и, несмотря на малолетство, до войны обучался в Краковской консерватории по классу скрипки. Он относился к скрипке как к живому существу, трепетно и нежно. И услышав, как Цог терзает хрупкий инструмент, извлекая из него дикие, стонущие звуки, не смог сдержать слез. Как-то раз Вацек вспомнил про обычай кровного братания. Рахель с радостью согласилась, и, сделав небольшие надрезы на руках, смешав свою кровь, они стали братом и сестрой. Вацек подарил своей Рахель оловянный крестик с распятым Иисусом Христом — единственную вещь, которую сохранил от мирной жизни. Рахель протянула ему маленький кусочек маццы, еврейской пасхи, бережно ею хранимый. «Перед лицом Господа нашего эти дети отдали тебе, Боже, все, что могли», — пробормотал все видевший бывший православный батюшка.

Постепенно названные брат с сестрой ослабели так, что едва могли стоять на плацу во время переклички. И Мюллер на очередном отборе для экспериментального барака указал на Рахель и Вацека. Это было равносильно такой смерти, что и врагу не пожелаешь. Вацек тихо сказал:

— Матка Бозка, как же я устал. Сделай так, чтобы я скорее умер. Только молю тебя, дай мне последний раз сыграть на скрипке.

Рахель, неожиданно сильно пожав руку мальчика, вышла из строя и на глазах у изумленной охраны пошла к Цогу. Два дюжих капо попытались было ее остановить, но, увидев лицо девочки, замерли.

Лицо маленькой еврейки Рахель в это мгновение было прекрасным. Огромные бездонные глаза светились всепрощающей любовью. И все, кто видел Рахель тогда, впоследствии клялись, что сама Пресвятая Дева Мария спустилась в эти скорбные минуты на землю концлагеря.

— Господин комендант, смертники всегда имели право на исполнение последнего желания.

Такая дерзость со стороны заключенной была впервые для Пауля Цога. И он, не успев прийти в себя от изумления, сказал:

— Маленькая иудейская свинья, за твой поступок ты будешь гнить заживо долго-долго.

Рахель посмотрела на Цога черными глазищами, огромными на лице ходячего скелета, туго обтянутого кожей, и негромко произнесла:

— Что такое два месяца мук перед Вечностью.

— И какова же твоя последняя просьба? — немного погодя поинтересовался Цог.

Глаза всех присутствующих на плацу были прикованы к Рахель.

— Этот мальчик, герр комендант, хочет сыграть на скрипке.

Цог задумался, вокруг стояла мертвая тишина. И когда Пауль Цог заговорил громко и отчетливо, все вздрогнули.

— Хорошо, я дам ему сыграть на скрипке. Но ты сейчас умрешь. Согласна?

Рахель кивнула.

— Эй, там, принесите скрипку, — властно скомандовал Цог, одновременно вытаскивая из кобуры «вальтер».

— Ты, маленькая еврейская дрянь, оказалась смелее мужчин и сумела задать поистине философский вопрос. За это ты не будешь гнить заживо.

Цог нажал на курок. Рахель упала.

Взмахом руки подозвав Вацека, фашист сунул ему в руки скрипку и приказал играть. Вацек взмахнул смычком. Он забыл про концлагерь, про Цога, Мюллера, про собак, разрывающих людей на потеху охране. Он видел перед собой два родных лица: с голубыми глазами — матери и с черными — Рахели. Он играл, и скрипка пела о любви и ненависти, о счастье и потерях. По свидетельству оставшихся в живых очевидцев, это была неземная, волшебная музыка.

Очнулся Вацек через две недели в солдатском лазарете, куда поместил его Цог. Едва выздоровев, мальчик был отправлен на кухню чистить котлы. По мере продвижения союзных войск Цог все чаще напивался, вызывал к себе Вацека, давал тому скрипку и слушал музыку, что-то пьяно выкрикивая. Во время апрельского восстания узников концлагеря в 1945 году Цог был убит, а пришедшие затем войска союзников освободили пленных.

Впоследствии Вацек стал известным музыкантом и играл в лучших симфонических оркестрах мира. Где бы он ни был на гастролях, куда бы ни ехал, рядом с концертной скрипкой всегда лежит футляр с неприметной скрипкой Цога, а на шее у знаменитого музыканта висит медальон с маленьким кусочком сухой маццы, когда-то подаренной ему сестрой Рахель.

– Как вы думаете, почему палач Цог пощадил маленького музыканта?

– Согласны ли вы, что право на жизнь есть самое первое, базовое из естественных прав человека?

 

А. Лаврин

Последняя ночь*

«Кристиан Ранусси провел в тюрьме 783 ночи в ожидании смертной казни за якобы совершенное убийство. На семьсот восемьдесят четвертую за ним пришли для исполнения приговора. Перед отделением для приговоренных к смерти старший надзиратель властным жестом потребовал полной тишины. Затем он шепотом попросил присутствующих встать в две шеренги по обе стороны решетки камеры. Заместитель прокурора Талле едва слышно приказал адвокатам:

— Войдите вслед за мной.

Кристиан спал на соломенном матрасе, свернувшись клубочком, лицом к стене — он всегда ложился так, отворачиваясь от слепящего света электрической лампочки .

Двое надзирателей осторожно открыли решетку и кинулись на него.

«Он закричал дважды, как дикий зверь, — рассказал мэтр Фратиселли. — Крики были пронзительные. Я не забуду их никогда. Кто-то крепко сжал мою руку. Это был председатель Антона».

Последняя короткая схватка. Кристиан с силой ударился о стену. Надзиратели сумели надеть на него наручники. Он закричал:

— Я буду жаловаться адвокатам!

Кто-то ответил:

— Здесь они, ваши адвокаты… Поль Ламбар вышел вперед:

— Да, мы здесь, дорогой…

Заместитель прокурора произнес ритуальную фразу:

— Ваше прошение о помиловании было отклонено. Мужайтесь…

— Что там наплели про меня Жискару д'Эстену? — крикнул Кристиан.

Он стоял всклокоченный, с окровавленным носом, в полосатой тюремной одежде, непонимающе глядя на толпу людей, вырвавших его из сна.

Одного из адвокатов, Жан-Франсуа Лефорсоне, охватил жгучий стыд: «Мы уверяли, что суд не вынесет смертного приговора, а он его вынес. Мы ему говорили, что Кассационный суд отменит приговор, а тот его утвердил. Мы ему сказали, что придет помилование, а его отклонили. Что теперь оставалось — сказать, что казнь не состоится? Он все понял. Это конец. Мы поцеловали его. Он держался с большим достоинством».

Процессия спустилась в подземелье.

Кристиан шел впереди босиком, держа скованные наручниками руки за спиной. Его поддерживали под локти двое надзирателей. Другой адвокат, Поль Ламбар, шел рядом.

«Ломбар вел себя потрясающе, — рассказывал позже Фратиселли. — Он опьянял его словами. Он окружил его стеной из слов. Когда Ломбар выдохся, мы с Лефорсоне сменили его».

Вдоль стен подземного коридора стояли чаны с водой. Два-три раза надзиратели останавливали осужденного и ополаскивали ему лицо. Из носа по-прежнему шла кровь. Поль Ламбар вытер ему своим платком губы.

«В этот момент мы впервые назвали его на «ты», — вспоминал метр Лефорсоне. — Кристиан беспрерывно повторял, что он не виновен. От этого у меня внутри все переворачивалось. «Вы-то знаете, что я не виновен». Я сказал ему: «Даже если тебя не будет, ничего не изменится — мы будем продолжать борьбу. Ты будешь реабилитирован. Обещаю тебе. Ты будешь реабилитирован».

В холле Кристиану предложили переодеться. Он отказался.

Процессия остановилась перед столом, застланным грязной простыней. Это был алтарь. Перед ним табурет. Сбоку виднелась маленькая закрытая дверь.

Посреди коридора стоял человек, наблюдая за Кристианом. Фратиселли узнал старика, который суетился в зале. Это был палач.

Он глядел на Кристиана оценивающе, как лошадник, сощурясь и как бы прикидывая. Мне это показалось отвратительным. Рядом с ним стояли двое здоровенных парней в синих спецовках. Меня поразило, что лица и шеи у всех были багровые.

Кристиана усадили на табурет спиной к двери и сняли наручники. Подошел тюремный священник.

— Ранусси, — начал он, – я часто приходил к вам…

Но Кристиан прервал его решительным жестом:

— Отставить!

Священник удалился.

Жан-Франсуа Лефорсоне прочитал ему открытку, присланную матерью. Она начиналась следующими словами: «Дорогой мой сыночек Кристиан! Я пишу тебе открытку, которую адвокаты вручат тебе, если прошение о помиловании будет отклонено». Далее Элоиза говорила, что он был хорошим сыном, что он принес ей счастье, на которое она надеялась в тот день, когда родила его. Адвокат спросил, хочет ли он ответить. Кристиан отрицательно мотнул головой. Он по-прежнему твердил о своей невиновности.

Надзиратель протянул ему рюмку водки. Кристиан решительно отказался. Жан-Франсуа Лефорсоне предложил сигарету. Он дважды жадно затянулся и бросил окурок на пол.

Палач выступил вперед:

— Можно забирать?

… Помощники двинулись к Кристиану с уверенностью людей, знающих свое дело. Двумя щелчками ножниц один отрезал воротник, а второй оттянул на плечи куртку. Потом они остригли ему волосы на затылке. Ноги и руки связали упаковочным шпагатом. Узлы завязывали короткими резкими движениями. Шпагат оттягивал плечи назад.

Жан-Франсуа Лефорсоне и Поль Ламбар держались за руки. Андре Фратиселли, словно завороженный, не смог оторвать глаз от шеи Кристиана.

Когда помощники подняли его с табурета, он повернулся к Полю Ломбару и произнес:

— Реабилитируйте меня!

Лефорсоне машинально двинулся за ним.

«Я где-то читал, что гильотина скрыта за занавесом. Ничего подобного. Когда открыли маленькую дверь, сразу открылся эшафот. При виде гильотины я отшатнулся. У меня не хватило духу смотреть на казнь. Я повернулся и отошел вглубь коридора».

Бледный, осунувшийся Поль Ламбар прислонился к стене. Андре Фратиселли увидел, как Кристиана прислонили к вертикально стоявшей доске, которая медленно опустилась в горизонтальное положение. Палач застегнул привязные ремни. Помощник ребром ладони стукнул Кристиана по затылку. Палач нажал кнопку, и косой нож упал вниз. Было четыре часа тринадцать минут.

Отрубленная голова откатилась прочь.

Через год на суде было доказано, что Кристиан Ранусси не был виновен в преступлении, за которое его казнили.

– Как вы думаете, где выше вероятность судебной ошибки – во Франции или в России? Почему вы так считаете?

– Можно ли в принципе исключить вероятность ошибки суда?

– Как вы думаете, почему большинство россиян против отмены смертной казни?

– Считаете ли вы, что смертная казнь является сдерживающим фактором для преступника?

 

Георгий Рожнов

Самосуд*

…Я рискую восстановить против себя множество достойных людей, ратующих за отмену смертной казни, — милые вы мои гуманисты, российские убийцы вашего сострадания не заслуживают. Я знаю дела, настолько очевидные полностью доказанными кошмарами, я знаю убийц, столь омерзительных своими поистине вампирскими утехами, что все доводы о бесценности человеческой жизни, о невозможности цивилизованного государства эту жизнь отбирать ни разум, ни душа уже не воспринимают всерьез. Не спорьте, не возмущайтесь, иначе мне придется в деталях, подробно рассказывать о нелюде, убившем и порезавшем на кусочки девятнадцать детишек, мальчиков и девочек. Выродок эту кровавую бойню несколько лет кряду вершил в Новокузнецке, мне омерзительно поминать его имя и фамилию. Мне начинать? Говорить, как эта дылда приводила к себе в дом детей, как не спеша, по очереди, колола их ножом, полосовала лезвием по горлу, выворачивала внутренности. Продолжать? Вы до конца дослушаете? Не сойдете с ума и горькую не запьете? В отличие от вас убийца спокойно дрыхнет на нарах Кемеровского СИЗО, жрет свою баланду и костерит демократию вкупе с реформами — ему известно, что его оставят в живых, мораторий у нас нынче на смертную казнь.

Хорошо, предположим, что письма наших интеллигентов меня доконают и убедят, и я тоже затребую милость к падшим. Но тут же спрошу их защитников: а дальше что прикажете делать с теми выродками, которых не расстреляли? Держать за решеткой пожизненно? А где? В двух зонах на всю Россию? Так это же ад при жизни будет, какой же тут к чертям гуманизм? Надеюсь, одна только цифра опустит вас с заоблачных высот прекраснодушных мечтаний на грешную землю. Вот она: по подсчетам весьма компетентных людей, к 2000 году число заключенных с пожизненным сроком может достигнуть ПЯТИ ТЫСЯЧ человек. Еще раз любопытствую: их где прикажете содержать? Строить новые зоны и новые тюрьмы?

…Да и сам мораторий видится мне более чем странным юридическим казусом — Уголовный кодекс России, введенный в действие совсем недавно, с 1 января нынешнего года смертную казнь узаконил, суды не только вправе, но и обязаны применять ее в крайних, исключительных случаях и — не отваживаются. Поверьте, Совет Европы, который потребовал от нас немедленно стать милосердными, отлично знает о разгуле в России преступности, многие его документы просто стенают об угрозе нашенской мафии отнюдь не дальнему зарубежью. Да и Страсбургский суд, рассматривающий дела о военных преступлениях на Балканах, открыто грозит смертью и Караджичу, и Младичу — наиболее одиозным фигурам многотысячной бойни. Так почему же вытребованный от России мораторий чохом милует всех, кто лишил жизни ни в чем не повинного человека? А ведь как просто и справедливо было не распространять его хотя бы на убийц детей — кто бы осудил нас за это?

– В чем вы согласны с автором статьи? А что можно было бы возразить?

 

Уголовно-исполнительный кодекс Российской Федерации*

(Принят Государственной Думой 18 декабря 1996 года)

извлечение

Раздел III. Исполнение наказания в виде смертной казни.

Ст. 186. Порядок исполнения смертной казни.

1. Смертная казнь исполняется не публично путем расстрела. Исполнение смертной казни в отношении нескольких осужденных производится отдельно в отношении каждого и в отсутствии остальных.

2. При исполнении смертной казни присутствуют прокурор, представитель учреждения, в котором исполняется смертная казнь, и врач.

4. Администрация учреждения, в котором исполнена смертная казнь, обязана поставить в известность суд, вынесший приговор, а также одного из близких родственников осужденного, тело для захоронения не выдается, и о месте его захоронения не сообщается.

 

Георгий Рожнов

«все книги     «к разделу      «содержание      Глав: 57      Главы: <   7.  8.  9.  10.  11.  12.  13.  14.  15.  16.  17. >