III. ЕСТЕСТВЕННЫЕ И ПОЗИТИВНЫЕ ПРАВА ЧЕЛОВЕКА

Великая хартия вольностей

(Magna Charta). 1215 г.

(извлечение)

1. Во-первых, дали мы перед Богом свое согласие и настоящей хартией нашей подтвердили за нас и за наслед­ников наших на вечные времена, чтобы английская церковь была свободна и владела своими правами в целости и свои­ми вольностями неприкосновенными...

Пожаловали мы также всем свободным людям королевства нашего за нас и за наследников наших на веч­ные времена все нижеписанные вольности, чтобы имели их и владели ими они и их наследники от нас и от наследников наших.

2. Если кто из графов или баронов или других держателей, держащих от нас непосредственно за военную повинность, умрет и в момент его кончины наследник его будет совершеннолетним и обязан будет платить рельеф, то он (наследник) должен получить свое наследство после уп­латы старинного рельефа...

9. Ни мы, ни наши чиновники не будем захваты­вать ни земли, ни дохода с нее за долг, пока движимости должника достаточно для уплаты долга; и поручители само­го должника не будут принуждаемы (к уплате его долга), пока сам главный должник будет в состоянии уплатить долг; и если главный должник окажется не в состоянии уп­латить долг, не имея откуда заплатить, поручители отвечают за долг; и если пожелают, могут получить земли и доходы должника и владеть ими до тех пор, пока не получат возме­щения долга, который они перед этим за него уплатили...

12. Ни щитовые деньги, ни пособие не должны взиматься в королевстве нашем иначе, как по общему со­вету королевства нашего, если это не для выкупа нашего из плена и не для возведения в рыцари первородного сына нашего, и не для выдачи первым браком замуж до­чери нашей первородной; и для этого должно выдавать лишь умеренное пособие; подобным же образом надле­жит поступить и относительно пособий с города Лон­дона.

13. И город Лондон должен иметь все древние вольности и свободные свои обычаи как на суше, так и на воде. Кроме того, мы желаем и соизволяем, чтобы все дру­гие города и бурги, и местечки, и порты имели все вольно­сти и свободные свои обычаи.

14. А для того, чтобы иметь общий совет коро­левства при обложении пособием в других случаях, кроме трех вышеназванных, или для обложения щитовыми день­гами, мы повелим позвать архиепископов, епископов, абба­тов, графов и старших баронов нашими письмами за наши­ми печатями; и, кроме того, повелим позвать огулом через шерифов и бейлифов наших всех тех, которые держат от нас непосредственно (повелим позвать мы всех их) к определенному дню, то есть по меньшей мере за сорок дней до срока, и в определенное место; и во всех этих призывных письмах объясним причину приглашения; и когда будут таким образом разосланы приглашения, в назначенный день будет приступлено к делу при участии и совете тех, кото­рые окажутся налицо, хотя бы и не все приглашенные яви­лись.

15. Мы не позволим впредь никому брать посо­бие со своих свободных людей, кроме как для выкупа его из плена и для возведения в рыцари его первородного сы­на, и для выдачи замуж первым браком его первородной дочери; и для этого надлежит брать лишь умеренное по­собие.

16. Никто не должен быть принуждаем к не­сению большей службы за свой рыцарский лен или за другое свободное держание, чем та, какая следует с него.

17. Общие тяжбы не должны следовать за нашей курией, но должны разбираться в каком-нибудь определен­ном месте.

18. Расследование о новом захвате, о смерти предшественника и о последнем представлении на приход должно производиться только в своих графствах... Мы или наш юстициарий будет посылать двух судей в каждое граф­ство четыре раза в год, которые вместе с четырьмя рыцарями каждого графства, избранными графством, должны будут разбирать в графстве в установленный день и на определен­ном месте графства вышеназванные ассизы…

20. Свободный человек будет штрафоваться за малый проступок только сообразно роду проступка, а за большой проступок будет штрафоваться сообразно важности проступка, причем должно оставаться неприкосновен­ным его основное имущество; таким же образом (будет штрафоваться) и купец, и его товар останется неприкосно­венным; и виллан таким же образом будет штрафоваться и у него останется неприкосновенным его инвентарь, если они подвергнутся штрафу с нашей стороны; и никакой из наз­ванных выше штрафов не будет наложен иначе, как на ос­новании клятвенных показаний честных людей из соседей (обвиняемых).

21. Графы и бароны будут штрафоваться не ина­че, как при посредстве равных себе, и не иначе, как сообраз­но роду проступка…

34. Приказ, называемый Praecipe, впредь не дол­жен выдаваться кому бы то ни было о каком-либо держа­нии, вследствие чего свободный человек мог бы потерять свою курию…

36. Ничего впредь не следует давать и брать за приказ о расследовании о жизни и членах, но он должен выдаваться даром и в нем не должно быть отказа…

39. Ни один свободный человек не будет аресто­ван или заключен в тюрьму, или лишен владения, или ка­ким-либо (иным) способом обездолен, и мы не пойдем на него и не пошлем на него иначе, как по законному пригово­ру равных его и по закону страны.

40. Никому не будем продавать права и справед­ливости, не будем никому отказывать в них или замедлять их.

41. Все купцы должны иметь право свободно и безопасно выезжать из Англии и въезжать в Англию, и пре­бывать, и ездить по Англии как по суше, так и по воде, для того чтобы покупать и продавать без всяких незаконных пошлин, уплачивая лишь старинные и справедливые, обычаем установленные пошлины, за исключением военного времени, и если они будут из земли, воюющей против нас, и если та­кие окажутся на нашей земле в начале войны, они должны быть задержаны без ущерба для их тела и имущества, пока мы или великий юстициарий наш не узнаем, как обращают­ся с купцами нашей земли, находящимися тогда в земле, во­юющей против нас; и если наши там в безопасности, то и те другие должны быть в безопасности в нашей земле.

42. Каждому пусть впредь будет позволено выез­жать из нашего королевства и возвращаться в полной безо­пасности по суше и по воде, лишь сохраняя верность нам;

изъятие делается в интересах общей пользы королевства только для некоторого короткого времени в военное время;

исключаются сидящие в заключении и поставленные соглас­но закону королевства вне закона, а также люди из земли, воюющей с нами, и купцы, с которыми надлежит поступать так, как сказано выше…

61. После же того, как мы для Бога и для улучше­ния королевства нашего и для более успешного умиротворе­ния раздора, родившегося между нами и баронами нашими, все это вышеназванное пожаловали, желая, чтобы они поль­зовались прочно этим и нерушимо на вечные времена, соз­даем и жалуем им нижеписанную гарантию, именно: чтобы бароны избрали двадцать пять баронов из королевства, кого пожелают, которые должны всеми силами блюсти и охра­нять и заставлять блюсти мир и вольности, какие мы им по­жаловали и этой настоящей Хартией нашей подтвердили...

И если мы не исправим нарушения или, если мы будем за пределами королевства, юстициарий наш не испра­вит (его) в течение сорока дней, считая с того времени, ког­да было указано это нарушение, нам или юстициарию наше­му, если мы находились за пределами королевства, то выше­названные четыре барона докладывают это дело остальным из двадцати пяти баронов и те двадцать пять баронов совместно с общиною всей земли будут принуждать и теснить нас всеми способами, какими только могут, то есть путем захва­та замков, земель, владений и всеми другими способами, ка­кими могут, пока не будет исправлено (нарушение) согласно их решению; неприкосновенной остаются (при этом) наша личность и личность королевы нашей и детей наших; а ког­да исправление будет сделано, они опять будут повиновать­ся нам, как делали прежде.

...И мы ничего ни от кого не будем домогаться как сами, так и через кого-либо другого, благодаря чему ка­кая-либо из этих уступок и вольностей могла бы быть отме­нена или уменьшена; и если что-либо такое будет достигну­то, пусть оно считается недействительным и не имеющим значения, и мы никогда не воспользуемся им ни сами, ни че­рез посредство кого-либо другого.

Декларация прав человека и гражданина 1789 года*

Представители французского народа, образовав Национальное собрание и полагая, что невежество, забвение прав человека или пренебрежение ими являются единственной причиной общественных бедствий и испорченности правительств, приняли решение изложить в торжественной Декларации естественные, неотчуждаемые и священные права человека, чтобы эта Декларация, неизменно пребывая перед взором всех членов общественного союза, постоянно напоминала им их права и обязанности, чтобы действия законодательной и исполнительной властей, которые в любое время можно было бы сравнить с целью каждого политического института, встречали большее уважение; чтобы требования граждан, основанные отныне на простых и неоспоримых принципах, устремлялись к соблюдению Конституции и всеобщему благу. Соответственно, Национальное собрание признает и провозглашает перед лицом и под покровительством Верховного существа следующие права человека и гражданина.

Статья 1

Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах. Общественные различия могут основываться лишь на общей пользе.

Статья 2

Цель всякого политического союза – обеспечение естественных и неотъемлемых прав человека. Таковые – свобода, собственность, безопасность и сопротивление угнетению.

Статья 3

Источником суверенной власти является нация. Никакие учреждения, ни один индивид не могут обладать властью, которая не исходит явно от нации.

Статья 4

Свобода состоит в возможности делать все, что не наносит вреда другому: таким образом, осуществление естественных прав каждого человека ограничено лишь теми пределами, которые обеспечивают другим членам общества пользование теми же правами. Пределы эти могут быть определены только законом.

Статья 5

Закон имеет право запрещать лишь действия, вредные для общества. Все, что не запрещено законом, то дозволено, и никто не может быть принужден делать то, что не предписано законом.

Статья 6

Закон есть выражение общей воли. Все граждане имеют право участвовать лично или через своих представителей в его создании. Он должен быть единым для всех, охраняет он или карает. Все граждане равны перед ним и поэтому имеют равный доступ ко всем постам, публичным должностям и занятиям сообразно их способностям и без каких-либо иных различий, кроме тех, что обусловлены их добродетелями и способностями.

Статья 7

Никто не может подвергаться обвинению, задержанию или заключению иначе, как в случаях, предусмотренных законом и в предписанных им формах. Тот, кто испрашивает, отдает, исполняет или заставляет исполнять основанные на произволе приказы, подлежит наказанию; но каждый гражданин, вызванный или задержанный в силу закона, должен беспрекословно повиноваться: в случае сопротивления он несет ответственность.

Статья 8

Закон должен устанавливать наказания лишь строго и бесспорно необходимые; никто не может быть наказан иначе, как в силу закона, принятого и обнародованного до совершения правонарушения и надлежаще примененного.

Статья 9

Поскольку каждый считается невиновным, пока его вина не установлена, то в случаях, когда признается нужным арест лица, любые излишне суровые меры, не являющиеся необходимыми, должны строжайше пресекаться законом.

Статья 10

Никто не должен быть притесняем за свои взгляды, даже религиозные, при условии, что их выражение не нарушает общественный порядок, установленный законом.

Статья 11

Свободное выражение мыслей и мнений есть одно из драгоценнейших прав человека; каждый гражданин поэтому может свободно высказываться, писать, печатать, отвечая лишь за злоупотребление этой свободой в случаях, предусмотренных законом.

Статья 12

Для гарантии прав человека и гражданина необходима государственная сила; она создается в интересах всех, а не для личной пользы тех, кому она вверена.

Статья 13

На содержание вооруженной силы и на расходы по управлению необходимы общие взносы; они должны быть равномерно распределены между всеми гражданами сообразно их возможностям.

Статья 14

Все граждане имеют право устанавливать сами или через своих представителей необходимость государственного обложения, добровольно соглашаться на его взимание, следить за его расходованием и определять его долевой размер, основание, порядок и продолжительность взимания.

Статья 15

Общество имеет право требовать у любого должностного лица отчета о его деятельности.

Статья 16

Общество, где не обеспечена гарантия прав и нет разделения властей, не имеет Конституции.

Статья 17

Так как собственность есть право неприкосновенное и священное, никто не может быть лишен ее иначе, как в случае установленной законом явной общественной необходимости и при условии справедливого и предварительного возмещения.

Билль о правах (1789-1791 гг.)

(первые 10 поправок к Конституции)*

Дополняющие статьи и поправки к Конституции Соединен­ных Штатов Америки, предложенные Конгрессом и ратифици­рованные Законодательными собраниями различных штатов, в соответствии с V статьей Конституции.

Поправка I

Конгресс не будет издавать законов, относящихся к установ­лению какой-либо религии или запрещающих ее свободное ис­поведание; или ограничивающих свободу слова или печати; или право народа мирно собираться и обращаться к Правительству с петициями об исправлении злоупотреблений.

Поправка II

Так как для безопасности свободного государства необходи­ма хорошо устроенная милиция, то право народа хранить и но­сить оружие не будет ограничиваться.

Поправка III

В мирное время ни один солдат не будет помещаться в какой-либо дом без согласия его хозяина; во время же войны это может делаться только в порядке, установленном законом.

Поправка IV

Право народа на охрану личности, жилища, бумаг и имуще­ства от необоснованных обысков или арестов не будет нарушать­ся, и ордера на обыск или арест будут выдаваться лишь по осно­вательным (правдоподобным) причинам, подтвержденным при­сягой или торжественным обещанием; эти ордера должны со­держать подробное описание места, где должен быть произведен обыск, и лиц или вещей, подлежащих аресту.

Поправка V

Никто не может быть привлечен к ответственности за тяжкое уголовное или иное порочащее преступление иначе как по почи­ну или обвинению, исходящему от Большого жюри, за исклю­чением случаев, когда дело возникает в среде сухопутных и мор­ских сил или милиции, когда она во время войны или во время угрожающей обществу опасности находится на действительной службе; никто не будет дважды отвечать за одно и то же преступ­ление жизнью или телесной неприкосновенностью; никто не будет принуждаться в каком-нибудь уголовном деле свидетельст­вовать против самого себя, не будет лишен жизни, свободы или имущества без законного судебного разбирательства, никакая частная собственность не будет отбираться для общественного пользования без справедливого вознаграждения.

Поправка VI

При всяком уголовном преследовании обвиняемый будет иметь право на скорый и публичный суд беспристрастных присяж­ных из штата и округа, заранее установленного законом, где совер­шено преступление; обвиняемый будет иметь право требовать, чтобы ему дали очную ставку со свидетелями, показывающими против него, обвиняемый может требовать свидетелей со своей стороны и пользоваться помощью адвоката для своей защиты.

Поправка VII

В тяжбах общего права, где цена иска превышает 20 долла­ров, будет сохраняться право требовать разбора судом присяж­ных, и никакой факт, бывший на рассмотрении присяжных, не будет подвергаться вторичному пересмотру каким-либо судом Соединенных Штатов иначе как по положению общего права.

Поправка VIII

Не будут требоваться чрезмерные залоги, взыскиваться чрез­мерные штрафы, не будут налагаться жестокие и необычные на­казания.

Поправка IX

Перечисление в Конституции известных прав не должно тол­коваться как отрицание или умаление других прав, сохраняемых за народом.

Поправка Х

Те полномочия, которые не переданы Соединенным Штатам настоящей Конституцией и пользование которыми не возбране­но ею отдельными штатами, остаются соответственно за штатами или народом.

– Сравните между собой три исторических документа. В каком документе полнее раскрыты права и свободы человека? Почему?

– Проследите по документам, как идея прав человека развивалась в историческом времени?

– Какие из содержащихся в этих документах прав и свобод вошли в российскую Конституцию, а какие – нет?

Справедливость и равенство

Марек Новицкий

Свобода и равенство: три точки зрения*

Из понятия человеческого достоинства выводятся два основных понятия: свобода и равенство. И опять появляются проблемы. Включаете вы телевизор, и там появляется какой-то политик и говорит, что он любит равенство, он – за равенство. Тогда нужно посмотреть, какой партийный билет у него в кармане, потому что от этого зависит то, о чем он говорит вообще. Если этот политик – коммунист, то он представляет мышление, которым было переполнено польское телевидение лет 15-20 тому назад. Это была такая толстая баба, которая часто выступала и говорила: «Ведь у всех те же самые желудки, все должны получать одно и то же. Равенство – условие жизни».

Если о равенстве говорит социалист (я имею в виду социалистов Западной Европы), он думает, что у людей должны быть равные шансы, одинаковые возможности. Потом один будет много работать, заработает много денег и займет высокий пост. Другой не сможет, и жить ему будет хуже. Но вначале нужно дать одинаковые возможности всем. Это равенство с точки зрения социалиста. Но нельзя забывать, что если зайти слишком далеко, могут начаться проблемы. В начале двадцатого века европейские социалисты пришли к выводу, что не нужны законы о наследстве. Если ваш отец был способный, много работал, получал большие деньги, а мой ленился и работать не хотел, то получается, что у вас, как его наследника – много денег, а у меня нет. Почему вам должно быть легче? Может быть, надо выбросить законы о наследстве? Но мы чувствуем сразу, что зашли слишком далеко.

И есть третий тип понимания равенства. Это либеральный тип. Для либералов равенство – это равенство законов и равенство первенства. Равенство законов – это понятие, очень близкое к запретам дискриминации. Это буквально то же самое.

Равенство как запрет дискриминации

Что такое запрет дискриминации? Это запрет биологически необоснованного разделения людей. Пример: закон, который говорит, что татарин или блондинка не могут водить машину, – это дискриминация татар и прекрасных блондинок. Но закон, который говорит, что слепой не может водить машину, – это не дискриминация, потому что имеется сильное физиологическое обоснование этого закона. И разные документы по правам человека, разные международные конвенции о правах человека перечисляют разные черты, по которым не позволяется различать людей по национальностям, религиям и прочее, и прочее.

В коммунистических конституциях никогда не появляется запрет дискриминации по поводу политических взглядов. Потому что система была такого типа, что этого запрета внести было нельзя. Я не буду развивать эту проблему. Если законодательство запрещает дискриминацию, там не будет таких слов как мужчина, женщина, татарин, русский, поляк, православный, католик и т.д. Если появляются в законах слова такого типа, то уже включается звонок: «Очень вероятно, что такой закон – дискриминация». Едва ли можно оправдать введение в законодательство таких слов.

В Польше у нас есть целая куча проблем с дискриминацией. Возьмем самый простой пример: мужчина-женщина. Я не знаю, как в других странах, а у нас есть такой закон, что женщина может уйти на пенсию, когда ей исполнится 60, а мужчина, когда 65. Это вообще непонятно. Женщины не только более хорошие и правильные, чем мужики, но они и живут дольше, они более здоровые. И почему они уходят на пенсию раньше – непонятно. Во-вторых, в Польше молодой человек может жениться, когда ему исполнится 21 год, а девушка может выйти замуж в 18. Откуда эта разница? Я посмотрел, что говорилось в нашем парламенте для принятия этого закона. Оправдание было такое, что представители армии говорили, что у них есть проблемы с женатыми молодыми людьми, идущими в армию. Они очень хотят вернуться домой. Значит, нужно поднять возраст, в котором молодые люди могут жениться, и проблемы не будет. В нашем законодательстве есть и совсем дурные запреты: женщина в Польше не может водить автобус, а только трамвай. Несколько лет назад, когда начиналась война в Персидском заливе, я поехал на какую-то конференцию по правам человека. Там местные жители организовали манифестацию у американского посольства, чтобы эти ужасные американцы не беспокоили прекрасного Хусейна. Я пошел посмотреть (я люблю смотреть на такие авантюры) и увидел, как норвежская полиция разгоняет эту манифестацию. Это были такие большие лошади, у них были пластиковые прозрачные шлемы на головах. На лошадях восседали полицейские в таких же шлемах. Это были как мужчины, так и женщины. Вы бы видели, как эти дамы работали дубинками! Прелесть! В Польше в это время в подобных подразделениях полиции женщин не было. Видно было, что это чистейшая ерунда. Справляются великолепно. Я мог бы продолжать, но я думаю, что даже закон, который говорит, что женщина, родившая ребенка, имеет право на какой-то дополнительный отпуск, если формулировать его так, что любой человек, который родил ребенка, имеет право на дополнительный отпуск, не стал бы от этого хуже.

Итак, я говорил о равенстве прав с точки зрения либералов.

Есть другой вопрос – равенство перед законом. Чтобы суд, чиновник относились одинаково ко всем людям. И этого не получается. Нигде в мире не получилось организовать такой системы, чтобы и богатый, и бедный человек, если их поставят перед судом, имели равные возможности. У богатого всегда адвокаты будут получше. Можно применять разные способы, чтобы уменьшить эту проблему, но до сих пор никому в мире не удалось полностью ее решить.

Это было несколько слов о проблеме равенства, о трех типах понимания равенства: равные желудки, равные возможности и равные законы.

Что же такое «свобода»

Второе понятие, которое непосредственно вытекает из понятия человеческого достоинства, это понятие свободы. И здесь опять появляются проблемы. Потому что слово «свобода» для разных людей может означать совсем разные вещи. Это имеет исторические корни. Просто в конце XVIII столетия, когда в самом деле начинаются разговоры о правах человека, в Америке была такая обстановка, что люди шли на Запад, где было сколько угодно свободной земли (если, конечно, не вспоминать об индейцах). И зачем людям было нужно государство? Государство нужно было для того, чтобы, во-первых, оно защищало от внешнего врага – значит, организовало бы армию, во-вторых, чтобы оно защищало от внутреннего врага (преступников) – организовало бы шерифа, который будет меня защищать от бандита. И, в-третьих, нужно было организовать судебную систему, чтобы судья осудил, повесил этого бандита. И ничего больше. Любые более широкие действия государства только ограничили бы возможности людей развиваться в то время. Чем меньше прав у государства, тем лучше я могу развиваться, тем лучше мне будет жить. Здесь вплетается проблема счастья. В Декларации Независимости США уже появляется право стремиться к счастью. Но стремиться к счастью, не мешая другому.

В это же время обстановка в Европе совсем другая. Нет свободной земли. Люди работают на земле, которая принадлежит другим лицам, люди подчинены экономической, а иногда и судебной власти. И люди думают: «Эх, если бы царь-батюшка знал, что эти сволочи со мной делают, он бы пришел и дал мне свободу». И появляется ожидание того, что государство даст мне свободу, что свобода не от государства, а через государство. Что самая безухая (????) власть придет и даст мне свободу от тех, кто угнетает меня непосредственно. Это совсем другое понимание свободы. И если посмотреть на законы Французской революции, с этим связан совершенно другой подход к счастью. Право на счастье. Не право стремиться к счастью, а право на счастье. Это значит, что государство должно сделать меня счастливым. Но уже потом историки узнали, что несколько раз власть приходила к выводу, что она знает, что нужно сделать, и даже пыталась сделать счастливыми людей. Каждый раз получалось что-то не очень хорошее.

Итак, если мы говорим о правах человека, мы употребляем понятия свободы и равенства с либеральной точки зрения.

– Как вы думаете, какое понимание свободы и равенства больше соответствует российскому менталитету?

– Какие исторические условия способствовали формированию специфического понимания свободы и равенства?

– Приведите примеры дискриминации в российском законодательстве.

Вячеслав Рыбаков

Различие понятий «свободы» и «воли»*

Слово «свобода» мы начали трепать лет двести на­зад всего лишь, и, как правило, синонимично исконно­му своему слову «воля».

Однако!

То, что называется свободой, стало возможным лишь тогда, когда один-единственный человек стал самостоя­тельным и самодостаточным вне племени, клана, общи­ны, семьи, цеха или иного объединения. Свобода — это возможность действовать согласно индивидуальным по­буждениям при обязательной индивидуальной же ответственности. Поэтому свобода индивидуума не нарушает свободы других индивидуумов, а коли нарушает — вот тебе и ответственность: сам виноват, суд идет. Поэтому же свобода — состояние, дающее душевный комфорт и уверенность в будущем. Это состояние нормальное и при нормальных условиях — неотъемлемое. И оно со­вершенно не противоречит религиозной идее посмерт­ного спасения, что во времена формирования представ­лений о свободе было крайне ценным. Да и по сей день сильно облегчает пользование свободой.

Воля же — это возможность действовать согласно своим желаниям вопреки установкам того объединения, в которое человек влит как его ЛИЧНО НЕСАМОСТО­ЯТЕЛЬНЫЙ фрагмент. Воля — это всегда предатель­ство, совершенное по отношению к своему коллективу, всегда восстание против него. Она по самой природе своей направлена против иных индивидуумов того же коллектива. И следовательно, она — безответственность за свои действия. Поэтому она всегда конечна, и за нее всегда ожидается расплата. Поэтому состояние воли все­гда сопряжено с чувствами вины и страха, которые кого ограничивают в привольном безумии, а кого, напротив, окончательно приводят в мрачный экстаз. Эх, погуляю напоследок — а после хоть в острог, хоть на плаху! Про­сти, народ православный! Год воли — а потом, если жив остался, десятилетия в схиме, в замаливании греха и в исступленной благотворительности. И даже если удастся протянуть волю до физической смерти — все равно ощу­щается неизбежность расплаты за гробом. Поэтому даже во время самой невозбранной воли откуда ни возьмись возникают судорожные пароксизмы покаяния, доброты, милосердия. Но отсюда же и невероятные зверства, волю сопровождающие: все равно терять уже нечего, оста­ется лишь куражиться напоследок. Воля — состояние внутренне противоречивое и потому неизбежно истери­ческое.

Свободы мы никогда не хотели и до сих пор не зна­ем, что это за зверь и с чем его едят. Дальше мечтаний о воле мы не ушли. И поэтому, когда подавляющее большинство населения буквально свихнулось на стрем­лении к воле, лопнули все объединяющие структуры.

Свобода и организация ДОПОЛНЯЮТ друг друга, воля и организация ИСКЛЮЧАЮТ друг друга.

— Согласны ли вы с предложенным разделением понятий «свобода» и «воля»?

— Какое понятие ближе российской цивилизации?

—

Приведите примеры из отечественной и мировой истории, иллюстрирующие проявления свободы и воли.

Священник Георгий Чистяков, Сергей Петрухин

Я могу тебе помочь, потому что ты можешь помочь мне*

К инвалидам можно относиться по-разному. Можно в них видеть людей, которых надо изолировать от общества. Их можно жалеть, платить им пособия, организовывать кон­церты, издавать литературу особую. Им, наконец, можно вну­шать, что они ничем не отлича­ются от нас, ничем не хуже нас.

На деле ни первый — жесткий и жестокий путь, ни второй — казалось бы, пронизан­ный христианской моралью, ни третий — связанный с воспита­нием упорства и достоинства, — ни один из этих вариантов сегодня не работает.

Многих, я думаю, поражало при чтении Евангелия, сколько там инвалидов. Мы знаем, что таких людей и в нашем обществе много, но мы их отчего-то не замечаем или замечаем крайне редко.

Почему так, что за оптический эффект?

Здесь проблема нашей слепоты — мы в упор не видим чего-то очень важного в жизни. Евангелие нас возвращает к реально­сти. Надо, наверное, попытаться понять: чего хочет от инвалида Христос? Он хочет человека, страдающего тем или иным не­дугом, исцелить. Замечательно само слово — в Евангелии ведь ни разу не сказано «выздоравливает» или «вылечивается». «Ис­целяется» — от слова «целый». То есть человеку возвращается целостность, от него уходит страшная разбитость на фраг­менты, куски, расколотость личности.

Мы не можем исцелить — да­же физически — больного, пото­му что слишком слабы. Между тем не только сам Христос, но и многие святые исцеляли и даже воскрешали. Да и сейчас есть люди с таким даром. И мы мо­жем кому-то из наших стражду­щих близких сказать: «А попро­буй позвонить вот по этому теле­фону, вдруг там тебе помогут». Но мы не можем сказать: «Гос­поди! Сделай так, чтобы все, что я могу в этой ситуации, я де­лал!». Не можем, потому что не знаем, а что это такое — «все, что я могу».

Прежде всего мы должны увидеть в таком человеке не то­го, кто страдает и поэтому нуждается в помощи, а того, кто ста­нет нашим другом. Того, кому я могу помочь, потому что он может помочь мне. Мне сейчас пришел на память вот такой пример (хотя можно привести их много). Одна моя прихожанка в течение нескольких лет была абсолютно неподвижной. Всем было ясно — об этом говорили врачи, — что она уже не встанет. Но так случилось, что несколько прихожанок — девочки-школьницы, студентки и взрослые женщины – стали навещать ее и установили дежурство, которое несли круглосуточно, сменяя одна другую. Дом Тамары Алексеевны, так звали эту больную, вскоре стал удивительным центром встреч. У людей, приходящих в этот дом, сложились необыкновенные отношения. Когда я к ней приходил, часто говорил: «Вы стали президентом настоящей маленькой республики». Бог ей не дал здоровья — но Он ей дал возможность соединять людей. И представьте себе, как ее это служение поддерживало.

Кто-то может возразить: такова специфика моей работы, моего служения. Но к такому пониманию отношений с инвалидами, «аутсайдерами», как иногда говорят, может прийти каждый, и очень разными путями. В последние годы мы получили воз­можность смотреть зарубежные фильмы почти сразу после их выхода на экран. И вспомните, что тема, на которую мы гово­рим, — один из лейтмотивов американского кинематографа 80-90-х годов. Лучшие актеры сыграли роли слепых, безногих, парализованных, умственно от­сталых, психически больных. И вот что замечательно: в любом из этих фильмов инвалид — как раз тот, кто помогает. Эти филь­мы не призыв: «Помогите убого­му!», а рассказ о том, насколько нуждаемся в помощи мы — здо­ровые физически, но искалечен­ные нравственно и духовно. И финал каждого из фильмов показывает нам чудо исцеления того, кто призван на помощь.

Мы ходим по улицам и на каждом шагу встречаем просящих подаяние. Это те же инвалиды или старушки, или семьи беженцев. Их очень много, быть может, именно потому, что в советские времена их приравнивали к преступникам и даже объявляли вообще несуществующими, говорили, что нищенство у нас искоренено как социальная язва «проклятого прошлого». А теперь эта язва у нас перед глазами. Что нам делать? Делиться. Хотя бы из сознания: то, что случилось с ними, мо­жет случиться с каждым из нас. Другое дело, что людям, выходящим на улицу просить милостыню, тоже необходимо подума­ть: а что они могут дать нам? Ведь и у них тоже есть такая возможность — что-то дать нам взамен скромного нашего подаяния!

Как-то в метро я встретил старушку, которую нельзя было заподозрить в «профессиональном нищенстве», — она пришла сюда, потому что больше идти было некуда. Но она не стояла просто так с протянутой рукой — продавала маленькие сал­фетки, которыми можно хватать горячую сковородку или каст­рюльку. Они были сшиты из ка­ких-то старых тряпочек и укра­шены аппликациями в виде кле­новых листьев, и просила она за них какие-то копейки. Люди ос­танавливались и покупали у нее эти салфеточки, причем мно­гие — за большие деньги. Каж­дый момент, когда человек под­ходил к ней купить эту вещицу, был моментом встречи — о кото­рой она, быть может, забудет, но для того, кто купил, встреча бу­дет очень долго продолжаться, ведь такая вещь всегда в ходу.

Для меня та мимолетная встреча стала настоящим чудом. Оказалось, что очень старый, очень больной и очень бедный человек может помочь многим-многим людям, и мне в их числе, притом, что я даже не знаю ее имени и вообще с нею больше не встречусь.

Мы устраиваем Олимпийские игры инвалидов, строим для них санатории, помогаем поехать компанией на отдых. Мы ко все­му этому относимся как к свиде­тельству нашей цивилизованности, гуманизма. Но ведь это страшно — когда хромые обща­ются лишь с хромыми, а глухоне­мые — с глухонемыми. Меня смущает сама идея санатория для инвалидов или Общества слепых. Потому что здесь чело­век замыкается в кругу людей, страдающих тем же недугом.

Общество должно созидаться на паритетных началах: 50 про­центов зрячих — 50 незрячих, 50 процентов людей в инвалидных колясках — 50 процентов людей, у которых этих проблем нет, но есть другие, не менее серьез­ные. Общество, в котором все мы жили еще недавно, провозгла­шало себя здоровым — и сколько замечательных, одаренных лич­ностей было оттеснено на обочи­ну, спрятано с глаз подальше!..

В мире нет здоровых и инва­лидов — мы все, сколько нас ни есть на земле, в чем-то здоровые и в чем-то инвалиды. Один слеп, а другой страдает неразличени­ем добра и зла. Мы все одновре­менно и опекающие, и опекае­мые. Никто не знает, кто он в данную минуту — врач или больной.

Только когда мы перестанем делить мир на врачей и пациен­тов, что-то начнет у нас полу­чаться.

– Как вы думаете, должны ли инвалиды обладать особыми правами? Если да, то какими?

– Как мы можем помочь инвалидам? А в чем они могут помочь нам?

Анна Фенько

Лица детской национальности*

Постсоветская Россия — страна, далекая от идеалов межнациональной дружбы. Всеобщая этническая мобилизация сформировала новое поколение россиян. Как воспринимают нынешние подростки собственную национальность, как они относятся к другим народам? На эти вопросы отвечает исследование, проведенное Центром социологии образования РАО.

В странах с межэтнической напряженностью отмечает­ся более раннее формиро­вание этнического созна­ния у детей, принадлежащих к на­циональным меньшинствам. Так, британские психологи установи­ли, что дети пакистанских эмигрантов в Шотландии получают представление об этнических группах раньше, чем дети шотлан­дцев. Последние могут не обладать знаниями о чужой культуре, даже имея соседей-пакистанцев, поскольку общение с ними проис­ходит в контексте доминирова­ния норм и ценностей шотлан­дской культуры.

В многочисленных исследова­ниях, проводившихся в США, Ве­ликобритании и Новой Зеландии, дошкольникам показывали набор кукол, изображающих представи­телей различных рас, и просили выбрать тех, которые больше на них похожи. Чернокожие дети часто выбирали «неправильных» белых кукол. Белые дети никогда черных кукол не выбирали. Значит, уже в дошкольном возрасте дети осознают социальный статус раз­ных этнических групп и стремятся принадлежать к доминирующей группе.

У подростков формируются различ­ные стратегии реагирования на негатив­ные суждения о своей этнической груп­пе. Например, для выходцев из стран Северной Африки во Франции характерно формирование так называемой негатив­ной идентичности: «Пусть мы плохие, но это действительно мы».

Другая стратегия состоит в попытке сменить группу, то есть принять язык, нормы, обычаи, верования этнической группы, обладающей более высоким статусом.

Третья стратегия состоит в том, что­бы провести психологическую границу между собой и членами своей этничес­кой группы. Это характерно для детей из межэтнических семей. Они либо формируют у себя биэтническую идентичность, осознавая свою общность с куль­турами обоих родителей, либо становятся маргиналами, для которых чужды обе культуры.

В постсоветской России наблюда­ется небывалый рост этнической идентичности у всех народов. В исследовании, выполненном сот­рудниками Центра социологии образования РАО Владимиром Собкиным и Анастасией Граче­вой, предпринята попытка проа­нализировать, как в этих услови­ях происходит формирование эт­нического сознания подростков. В исследовании приняли участие старшеклассники пяти нацио­нальностей: русские, евреи, ту­винцы, татары и башкиры, про­живающие в Москве, Туве и Пер­мской области.

РЕЛИГИОЗНАЯ ГРАНИЦА

Подростки отвечали на две груп­пы вопросов: о том или ином на­роде в целом и о типичном его представителе. Испытуемые оценивали народы в целом по множеству характерис­тик: спокойный, открытый, отста­лый, воинственный, гостеприим­ный, сильный, мудрый, расчетли­вый и т.д. Оценки по большин­ству параметров у испытуемых совпадали, что позволило исследователям выделить два главных качества, на основании которых проис­ходит дифференциация народов в созна­нии большинства детей. Это открытость и сила. В понятие «открытость» подрос­тки включают такие качества, как гостеп­риимство, спокойствие, мудрость. Сила у большинства национальных групп ассоциируется с выносливостью, свободолю­бием, расчетливостью и сплоченностью.

Понятию «сила» у всех национальных групп противопоставляются покорность и отсталость, а понятию «открытость» — враждебность и воинственность. Только для русских подростков воинственность является синонимом силы.

И только русские подростки выделя­ют в отдельную характеристику религиозность. Для всех остальных религиоз­ность — синоним открытости. В сознании русских подростков именно религиозность позволяет противопоставлять группы «мы» и «они». Народы, испо­ведующие нехристианские религии (ев­реи, татары), оцениваются русскими подростками как враждебные, а наро­ды, принадлежащие к разным христианским конфессиям,— как открытые для контактов. То есть религия выступает ос­новным фактором этнического самооп­ределения и границей взаимопонима­ния между народами.

Представители каждой националь­ности считают свой народ самым от­крытым. Однако «силовыми» характе­ристиками своих народов гордятся только татары и евреи. Русские подростки свой собственный народ особенно сильным не считают. У тувинцев наблю­дается наибольшее расхождение между образом собственного народа и пред­ставлением о «народе, достойном вос­хищения». Наиболее достойной чертой народа тувинские подростки считают сплоченность, при этом их собствен­ный народ набрал по этой позиции минимальное количество баллов.

ТИПИЧНЫЙ ГРЕК

Типичные представители разных народов характеризуются подростками по трем основным признакам: альтруизм-эгоизм, расчетливость-нерасчетливость и активность-пассивность.

У представителей различных этнических групп выявлены разные представления о том, какие характеристики считать положительными, какие — отри­цательными. Все подростки без исключе­ния считают положительной характе­ристикой альтруизм и активность. Что касается расчетливости, то для русских и татар она выступает как положительное качество, а для тувинцев и евреев — как отрицательное. Тувинцы отличаются от всех остальных народов еще и тем, что противопоставляют ум и хитрость, счи­тая ум положительной чертой и синони­мом силы, а хитрость и расчетливость — признаком эгоизма.

Татары и башкиры считают хитрость синонимом силы и противопоставляют ее слабости и зависимости. Подростки остальных национальностей понимают зависимость по-другому. У русских и ев­реев она является синонимом пассив­ности (лень, слабоволие), а тувинские подростки противопоставляют зависи­мость интеллекту.

При сравнении оценок, данных под­ростками разным народам, обнаружена следующая закономерность: чем меньше они знают о представителях той или иной группы, тем четче и однозначнее ее оценка. Так, русские воспринимаются всеми остальными группами наиболее расплывчато. А наиболее определенную оценку подростки дали грекам, с которы­ми у большинства испытуемых отсут­ствуют какие бы то ни было контакты, то есть определенность оценки выражает стереотипные представления о типич­ном греке.

При сравнении национальных стереотипов различных народов с соответствующими им религиозными стереоти­пами оказалось, что у подростков иных этнических групп образ русского никак не связан с образом христианина, а образ тувинца — с образом буддиста. Христиа­нин и буддист оцениваются сами по себе, а русский и тувинец — сами по себе. Иная закономерность наблюдается в отноше­нии евреев и татар. Между понятиями «еврей» и «иудаист» у подростков других национальностей нет практически ника­ких различий. Та же тождественность наблюдается при оценке стереотипов «татарин» и «мусульманин».

ЕВРЕЙ КАК РУССКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИДЕАЛ

Наиболее интересные результаты были получены при сравнении оценок, дан­ных подростками собственному народу.

Во всех группах испытуемых образ собственного народа, своей религии и идеала расположен на полюсе «альтруизм». Однако в отношении такой характерис­тики, как расчетливость, наблюдаются существенные расхождения.

Так, в сознании русских подростков образ типичного русского предстает как бескорыстный и нерасчетливый, а их идеал, напротив, характеризуется расчетливостью. У еврейских подростков, наоборот, еврей расположен на полюсе «расчетливость», а личностный идеал — на противоположном полюсе. То есть у русских и еврейских подростков поня­тие личностного идеала и образ соб­ственного народа расходятся, причем в противоположные стороны. Идеал еврейских подростков оказывается ближе к христианскому понятию об идеале, а идеал русских — ближе к их представле­нию о еврее.

Более гармоничные отношения между личным идеалом и образом своего народа наблюдаются у юных татар и башкир.

ЧЕТЫРЕ ПОРТРЕТА

Вот как будут выглядеть условные портреты подростков разных национальнос­тей, если несколько упростить результа­ты исследования.

Русские классифицируют представи­телей других народов с точки зрения их открытости, силы и религиозности. Силу они отождествляют с воинственностью, ценят альтруизм, расчетливость и активность, свой собственный народ характе­ризуют как альтруистичный, нерасчет­ливый и пассивный.

Татары и башкиры описывают наро­ды с точки зрения открытости и силы. Они отождествляют силу с хитростью, а религиозность считают признаком открытости, ценят альтруизм, расчетливость и активность и считают свой народ соответствующим всем этим качествам.

Еврейские подростки также классифицируют народы на основании откры­тости и силы, но при этом отождествля­ют силу с активностью и противопостав­ляют ее лени. Свой народ они считают альтруистичным, расчетливым и актив­ным, но сами при этом хотели бы быть нерасчетливыми.

Тувинские подростки описывают народы с точки зрения открытости и си­лы, и сила в их сознании отождествляет­ся со сплоченностью. Они противопос­тавляют ум и хитрость, считая ум приз­наком силы, а хитрость — признаком эгоизма. Они считают свой народ вопло­щением лишь одного из высоко оцени­ваемых ими качеств — альтруизма, в то время как сплоченность и сила соб­ственного народа оцениваются ими как крайне низкие.

— Подумайте, как формируются этнические предрассудки и стереотипы, как с ними бороться?

— О чем говорит расхождение идеала и образа собственного народа у русских и еврейских подростков?

Сидни Шелдон

Узы крови*

Самым первым воспоминанием Сэмюэля Роффа, чита­ла Элизабет, была смерть матери в 1855 году во время погрома, когда Сэмюэлю исполнилось пять лет. Самого его спрятали в подвале деревянного дома, который Роффы занимали вместе с другими семьями в краковском гетто. Когда после бесконечно медленно тянувшихся часов, бес­чинства наконец кончились и единственным звуком, раз­дававшимся на улицах, был безутешный плач по погиб­шим, Сэмюэль вылез из своего укрытия и пошел искать на улицах гетто свою маму. Мальчику казалось, что весь мир объят огнем. Небо покраснело от горящих вокруг деревян­ных построек. То там, то сям огонь мешался с клубами густого черного дыма. Оставшиеся в живых мужчины и женщины, обезумев от пережитого ужаса, искали среди пожарищ своих родных и близких или пытались спасти остатки своих домов и лавок, вынести из огня хоть малую толику своих жалких пожитков. Краков середины XIX века мог похвастать своей пожарной командой, но евреям запрещалось пользоваться ее услугами. Здесь, в гетто, на окраине города, им приходилось вручную бо­роться с огнем, воду ведрами таскали из колодцев и, пере­давая по цепочке, опрокидывали в пламя. Вокруг себя маленький Сэмюэль видел смерть и разорение, искалечен­ные мертвые тела брошенных на произвол судьбы мужчин и женщин, словно они были поломанные и никому не нужные куклы, голых и изнасилованных женщин, плачу­щих и зовущих на помощь детей.

Он нашел свою мать. Она лежала прямо на мостовой, лицо ее было в крови, она едва дышала. Мальчик присел на корточки рядом с ней с бьющимся от страха сердечком.

— Мама!

Она открыла глаза и попыталась что-то сказать, и Сэмюэль понял, что она умирает. Он страстно хотел спасти ее, но не знал, как это сделать, и когда стал вытирать кровь с ее лица, она умерла.

Позже Сэмюэль видел, как рабочие погребальной кон­торы осторожно выкапывали землю из-под тела матери. Земля была сплошь пропитана кровью, а согласно Торе человек должен явиться своему Господу целым.

Эти события и заронили в Сэмюэле желание стать док­тором.

Семья Роффов жила вместе с восемью другими семьями в узком трехэтажном деревянном доме. Сэмюэль оби­тал вместе с отцом, матерью и тетушкой Рахиль в малень­кой комнатушке и за всю свою короткую жизнь ни разу не спал и не ел один. Рядом обязательно раздавались чьи-либо голоса. Но Сэмюэль и не стремился к уединению, так как понятия не имел, что это такое. Вокруг него всегда кипела жизнь, и это было в порядке вещей.

Каждый вечер Сэмюэля, его родственников, друзей и всех других евреев иноверцы загоняли на ночь в гетто, как те загоняют своих коз, коров и цыплят.

Когда садилось солнце, огромные деревянные дву­створчатые ворота запирались на замок. На восходе во­рота отпирались огромным железным ключом, и еврей­ским лавочникам позволялось идти в Краков торговать с иноверцами, но на закате дня они обязаны были вернуться назад.

Отец Сэмюэля, выходец из России, спасаясь от погро­ма, бежал из Киева в Польшу. В Кракове он и встретил свою будущую жену. С вечно согбенной спиной, седыми клочьями волос и изможденным лицом, отец был уличным торговцем, возившим по узким и кривым улочкам гетто на ручной тележке свои незамысловатые товары: нитки, бу­лавки, дешевые брелки и мелкую посуду. Мальчиком Сэ­мюэль любил бродить по забитым толпами народа, шум­ным булыжным мостовым. Он с удовольствием вдыхал запах свежеиспеченного хлеба, смешанный с ароматами вялившейся на солнце рыбы, сыра, зрелых фруктов, опи­лок и выделанной кожи. Он любил слушать певучие голоса уличных торговцев, предлагавших свои товары, и резкие гортанные выкрики домохозяек, бранившихся с ними за каждую копейку. Поражало разнообразие предлагаемых коробейниками товаров: ткани и кружева, тик и пряжа, кожи и мясо, и овощи, и иглы, и туалетное мыло, ощипан­ные цыплята, сладости, пуговицы, напитки и обувь.

В день, когда Сэмюэлю исполнилось двенадцать лет, отец впервые взял его с собой в Краков. Мысль о том, что он выйдет за запретные ворота и своими глазами увидит город иноверцев, уже сама по себе заставляла его сердце биться сильнее.

В шесть часов утра Сэмюэль, одетый в единственный выходной костюм, стоял в темноте рядом со своим отцом перед огромными запертыми воротами, окруженный глухо гудящей толпой мужчин с грубо сколоченными тележками, тачками, возками. Было холодно и сыро, и Сэмюэль зябко кутался в поношенное пальто из овечьей шерсти, накинутое поверх костюма.

После, казалось, нескончаемо томительных часов ожи­дания на востоке наконец показался ярко-оранжевый кра­ешек солнца, и толпа радостно встрепенулась. Прошло еще несколько мгновений, и огромные деревянные створки ворот медленно распахнулись, и, словно трудолюбивые муравьи, хлынули сквозь них к городу потоки уличных торговцев.

Чем ближе подходили они к чудесному страшному го­роду, тем сильнее билось сердце Сэмюэля. Впереди над Вистулой маячили крепостные валы. Сэмюэль на ходу крепко прижался к отцу. Он был в самом Кракове, окру­женный ужасными «гоим», иноверцами, теми, кто каждую ночь запирал их в гетто. Он исподтишка бросал быстрые взгляды на прохожих и дивился, как сильно они отлича­лись от них. У них не было пейсов, никто из них не носил бекеши, и лица мужчин были выбриты. Сэмюэль с отцом шли вдоль Планты, направляясь к рынку, прошли мимо огромного здания суконной мануфактуры и костела Св. Марии со сдвоенными башенками. Такого ве­ликолепия Сэмюэлю никогда еще не доводилось видеть. Новый мир был наполнен чудесами. Прежде всего его переполняло возбуждающее чувство свободы и огромности пространства, отчего у него перехватывало дыхание. Каж­дый дом на улице стоял отдельно, а не впритык к другому, как в гетто, и перед многими из них зеленели небольшие садики. В Кракове, думал Сэмюэль, все, очевидно, милли­онеры.

Вместе с отцом Сэмюэль обходил поставщиков, у кото­рых отец покупал товары, и бросал их в тележку. Когда тележка наполнилась, они повернули в сторону гетто.

— Давай еще немного побудем здесь, — попросил Сэ­мюэль.

— Нет, сынок. Мы должны идти домой.

Но Сэмюэль не хотел идти домой. Впервые в жизни он вышел за ворота гетто, и переполнявший его восторг будо­ражил сердце и кружил голову. Чтобы люди могли вот так, свободно, ходить куда и где им вздумается... Почему он родился не здесь, а там, за воротами? Но минуту спустя он уже стыдился этих своих предательских, кощунственных мыслей.

В ту ночь Сэмюэль долго не мог заснуть, все думал о Кракове, вспоминая его красивые дома с цветочками и садиками перед их фасадами. Надо найти способ стать свободным. Ему хотелось поговорить об этом с кем-ни­будь, кто бы понял его, но такого человека среди его знакомых не было.

Элизабет отложила Книгу и, закрыв глаза, ясно пред­ставила себе и одиночество Сэмюэля, и его восторг, и его разочарование.

Вот тогда-то к ней и пришло ощущение сопричастно­сти, она почувствовала себя частицей Сэмюэля, а он был частицей ее. В ее жилах текла его кровь. От счастья и переполнявшего ее восторга у нее кружилась голова.

Элизабет услышала, как по подъездной аллее прошур­шали шины, вернулся отец, и она быстро убрала Книгу на место. Ей так и не удалось дочитать ее на вилле, но когда она возвратилась в Нью-Йорк, Книга была при ней, на­дежно спрятанная на дне чемодана.

После теплых солнечных дней на Сардинии зимний Нью-Йорк показался настоящей Сибирью. Улицы были завалены снегом, перемешанным с грязью, с Ист-Ривер дул холодный, пронизывающий ветер, но Элизабет всего этого не замечала. Она жила в Польше, в другом столетии, и вместе с прапрадедушкой переживала все его приключе­ния. Вернувшись из школы, Элизабет стремглав неслась к себе в комнату, запиралась изнутри и доставала Книгу. Сначала она хотела расспросить отца о том, что читала, но боялась, что он отберет у нее Книгу.

Чудесным, неожиданным образом именно старый Сэмюэль вселил в нее мужество и поддержал ее в самые трудные для нее минуты. Элизабет казалось, что судьбы их очень схожи. Как и она, он был одинок, и ему не с кем было поделиться своими мыслями. И так как они были одного возраста — хотя их и разделяло целое столетие, — она полностью отождествляла себя с ним.

Сэмюэль хотел стать доктором.

Только трем врачам разрешалось лечить тысячи людей, согнанных в антисанитарную, эпидемически опас­ную, скученную среду гетто; и из всех трех самым преус­певающим был доктор Зено Уал. Его дом возвышался над более бедными соседями, как замок над трущобами. Дом был в три этажа, на окнах висели белые крахмальные кружевные занавески, и сквозь них иногда просвечива­ла стоявшая в комнатах полированная мебель. Сэмюэль представлял себе, как внутри дома доктор консультирует пациентов, лечит их недуги, всячески помогает им выздороветь, другими словами, делает то, о чем Сэмюэль мог только мечтать. Конечно, наивно, думал он, если доктор Уал обратит на него внимание, он, несомненно, поможет ему тоже стать врачом. Но для Сэмюэля доктор Уал был так же недосягаем, как и иноверцы, жившие за запретной стеной в Кракове.

– Как вы думаете, почему в ХIХ веке в Кракове евреи жили в гетто?

– Возможны ли в наше время еврейские погромы? А чеченские?

Елена Кудрявцева